Текст книги "Анонимная война. От аналитиков Изборского клуба"

Константин Анатольевич Черемных, Маринэ Варужановна Восканян, Андрей Борисович Кобяков
Анонимная война. От аналитиков Изборского клуба

© АНО «Изборский клуб», 2014

© Восканян М., Кобяков А., Черемных К., 2014

© ООО «Издательство Алгоритм», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Часть I
Анонимная война[1]1
  Авторы: Константин Черемных, Маринэ Восканян, Андрей Кобяков.


[Закрыть]
«Новый 1968 год»: мировоззренческое содержание и механизмы революций 2.0

Введение

Феноменом последних лет стал резкий рост массовых протестных выступлений в разных странах мира. На смену череде «оранжевых революций» пришли «революции 2.0», отличительная черта которых – ключевая роль Интернета и социальных сетей. «Арабская весна», “Occupy Wall Street”, Болотная площадь, лондонские погромы, Турция, Бразилия, Украина… – всюду мы видим на улицах молодежь и средний класс, требующий перемен. Одна из точек зрения на эти события – рост самосознания и желание молодых и активных участвовать в выборе пути развития своих стран и «демократический протест» против тирании и коррумпированных элит. При внимательном анализе политического, социального и культурного бэкграунда этих событий мы, тем не менее, видим иную картину.

Авторы данного доклада выдвигают идею того, что эти события не происходят «сами по себе», они происходят с активнейшим участием внешнего субъекта. Его задачи не ограничиваются сменой элит или ослаблением конкретных стран в рамках геополитической и геоэкономической борьбы. Это задачи смены цивилизационной парадигмы с помощью механизмов информационной войны.

Исходя из этой основной гипотезы, которой придерживаются авторы настоящего доклада и обосновать которую призван нижеследующий анализ, данный субъект имеет сложную структуру, причем отдельные составные части этого субъекта имеют как совпадающие общие, так и специфические цели и задачи.

И в «цветных» революциях 1.0, и в «революциях социальных сетей» 2.0 легко различается заинтересованность и прямое участие государственных ведомств (прежде всего США). Кампании, позиционируемые как «ненасильственные» (несмотря на то, что в ряде стран они переходят в гражданские войны), и по выбору мишеней, и по своему результату вполне соответствуют определению информационных боевых действий (information warfare), фигурирующему в целом ряде доктринальных документов США – директиве DODD 3600 Департамента обороны США от 21.12.1992, директиве Command & Control Warfare (1996), Объединенной доктрине информационных операций (1998), Стратегии национальной безопасности (2002), Национальной стратегия защиты критической инфраструктуры (2002), Национальной стратегия защиты киберпространства (2003), Национальной стратегии публичной дипломатии и стратегических коммуникаций (2007). Беспрецедентная утечка о программе PRISM Агентства национальной безопасности (АНБ) США, пролившая свет на постоянное партнерство ведомств и IT-корпораций, лишний раз указывает на заинтересованную сторону. То же можно сказать и об экономическом результате революций 2.0 – по меньшей мере по направлению бегства капитала из стран-мишеней.

Вместе с тем, немалую роль в инициировании революций 2.0 и методологическом управлении ими играют и ряд наднациональных параполитических структур, интеллектуальных групп влияния, университетские центры и международные НКО, спонсируемые определенной группировкой олигархических фондов при прямом содействии статусных международных институтов. С другой стороны, есть и очевидные бенефициары «революций 2.0» в определенных сегментах транснационального бизнеса.

В целом, по мнению авторов доклада, этот субъект можно охарактеризовать как «цивилизационное лобби», реализующее определенный глобальный проект.

Отметим, что:

1) Протестные движения имеют сходство как во внешних форматах, так и в идейных посылах.

2) Анализ этих идеологем выявляет их связь не только с актуальной политикой, но и с фундаментальными процессами смены цивилизационных ориентиров, начавшимися во второй половине XX века и касающимися вопросов моральных ценностей, культуры, религии и места человека в мире. Составные части мировоззренческого стереотипа протестных масс – анархизм, экологизм, пацифизм, защита гендерных меньшинств и примитивных культур, антиклерикализм, информационная прозрачность. Проповедуя эти рецепты полного освобождения от авторитетов (государственных, военных, религиозных), участники революций 2.0, хотя и считают себя освободителями народов, на практике реализуют программу узкого глобального круга экономических и культурных поработителей.

3) Ключевой механизм реализуемой мировой трансформации – Интернет и сетевые технологии. Интернет – и как инструмент, и как среда – формирует особый тип современного человека и влияет на его мировосприятие. Инфантильная идея переноса «сетевых правил игры» в реальную жизнь и политику – важнейшая часть новой протестной культуры.

4) «Двигатель перемен» – информационная сфера, где работают СМИ, НКО и разнообразные формы «горизонтальных» социальных связей. Часть из них напрямую связана с американскими или транснациональными курирующими институтами, часть возникает «снизу», но далее встраивается или используется профессиональными «игроками». Однако масса рядовых участников вовлечена в процесс бескорыстно и инициативно.

Исходя из этого, объектом исследования в данном докладе являются как сознательные акторы процесса (государственные структуры, наднациональные структуры, НКО), так и субстрат процесса (социальные группы, вовлеченные в эту активность с учетом их ценностей, жизненных и культурных ориентиров).

Это первая из главных особенностей доклада (своего рода научная новизна – если воспользоваться терминологией диссертационных научных советов): сопряженное, синтетическое рассмотрение содержания, методов, акторов современных информационных войн с глубокими изменениями, происходящими в социуме и в личности, в мировоззрении, в человеческой психике – в области мотиваций, восприятия, реакций, фобий, комплексов. Методы и технологии (компьютерные, сетевые, виртуальные) вызывают глубокие сдвиги в человеческой личности и в социуме. Эти трансформации учитываются акторами, которые постоянно совершенствуют средства и методы воздействия исходя из последовательного рефлексивного анализа их прямых результатов, косвенных последствий и степени эффективности; эти сдвиги в личности и социуме еще и сознательно программируются для целей манипулирования. Таким образом, субъекты и субстрат связывают постоянные связи взаимодействия, взаимной рефлексии, корректирующие воздействия.

Отсюда следует, что речь идет о высокотехнологичном современном управлении общественными процессами – не в лоб, не втупую, а с учетом сложных системных взаимодействий, прямых и обратных связей, нелинейного характера процессов.

Такой сопряженный подход к анализу исследуемого комплексного феномена, который авторы пытались реализовать в докладе, позволяет в практическом плане также поставить вопрос об адекватности ответов на актуальные вызовы, эффективности контрмер, их содержании, форме и степени технологичности. Во всяком случае, очевидно, что прямолинейные ответы, силовые решения, запретительный характер контрмер как минимум явно недостаточны, часто малоэффективны, а зачастую контрпродуктивны.

Далее. Как кибероперации, так и информационно-психологическая агрессия – лишь элемент непрерывно продолжающегося идеологического противоборства, в котором мишенями служат не только государства, но и цивилизации.

Речь идет о современном глобальном противоборстве. И две стороны этого противостояния не тождественны государствам (во всяком случае – не исчерпываются ими), и в то же время оно не сводится к борьбе сетей. Это скорее борьба двух начал – двух разных видений человека, его роли в мире, его будущего, в которой Русской цивилизации необходимо отстоять свои фундаментальные смыслы и ценности.

Это второй принципиальный пункт доклада, претендующий на раскрытие остающегося часто в тени важнейшего, на взгляд авторов, аспекта содержания современного этапа информационно-идеологических войн.

2 марта 2011 года госсекретарь США Хиллари Клинтон открыто заявила: «Мы ведем информационную войну». Признания такого рода позволяют уже не только выдвигать аргументированные гипотезы о новых срезах геополитического противостояния и новых форматах войны между странами, но и однозначно считать это доказанным фактом. Однако на наш взгляд неправомерно сужать сферу современной идеологической борьбы, сводя ее лишь к традиционному противоборству держав. Есть все основания говорить о еще более фундаментальном феномене, а именно – о войне цивилизационных моделей, предлагаемых человечеству. То есть настоящая борьба разворачивается в ценностно-смысловой плоскости в самой предельной постановке вопроса (критерии добра и зла, понимание роли человека в мире и образ будущего). Это борьба за навязывание обществу в глобальном масштабе «единственно верного» миропорядка.

То есть речь идет, по мнению авторов, о цивилизационной атаке.

Отметим некоторые особенности «революций 2.0».

Основной побудительный мотив массовых протестов на поверхности является социальным (в узком смысле, то есть социально-экономическим).

Однако среди важнейших составляющих:

1. Антиклерикальный пафос протестного движения, причем направленный против основных традиционных религий – основополагающих в отношении традиционных морально-нравственных стандартов человечества. (В то же время представители племенных меньшинств с языческими или колдовскими культами являлись желанными гостями протестных лагерей.)

2. Активная включенность гендерного (феминистского и связанного с секс-меньшинствами) движения в протестную массу сочетается с нападками на политиков и общественных деятелей, отстаивающих традиционную (основанную на заповедях авраамических религий) систему ценностей.

3. Культивирование и пафос во многом извращенной версии прав человека.

4. Воинствующий экологизм.

Отметим, что агрессии подвергаются не только страны-изгои и их общества и элиты, но и здоровые части обществ самих стран-агрессоров. Поэтому сопротивление навязываемой цивилизационной парадигме следует строить, на наш взгляд, не только в рамках национальных стратегий и тактик противодействия, но и в рамках активизации усилий в международном плане. Исходя из такого понимания идеологического противостяния, ответ, который следует искать, готовить и предъявлять, должен иметь не только мобилизующий национальный характер, но и всемирное значение, направленность. Он должен быть рассчитан на широкий международный отклик, быть наступательным, программным, а не рефлексивным, предъявить всему миру позитивную альтернативу, собственную модель ценностей и образа будущего.

Понимание исторического смысла и значения этой борьбы предполагает не только комплекс мер «оборонительного» отстаивания суверенитета, но и создание конкурирующего – всеобъемлющего и универсального – «полюса смысла». Применительно к России это означает, что наша страна может и должна стать своего рода «маяком ценностей» для всех тех, кто выступает против навязываемого глобализационного миропорядка и желает отстоять свою цивилизационную независимость, для всех здоровых сил, отстаивающих веками и тысячелетиями проверенные базисные, традиционные основы существования социума и самого человека.

Третий принципиальный тезис доклада связан с историческими параллелями.

На наш взгляд, многое роднит происходящее (нынешний всплеск протестных движений) с событиями 1968–1969 годов:

– массовое вовлечение в протестную активность молодежи;

– отсутствие четких политически ориентированных идеологем (серьезных проработанных политических программ);

– протест против традиционной морали с культивированием антиэстетики, эпатажем;

– направленность на снятие сексуальных табу, растабуирование общества;

– экологизм, культ якобы девственной дикой природной среды, и противопоставление ее парадигме использования и преобразования природы для удовлетворения нужд человечества). Причем два последних пункта странным образом постоянно оказываются взаимосвязанными, и характер этой взаимосвязи очевидно имеет не случайный, а закономерный характер: где появляются защитники леса, протестующие против его вырубки, – там жди представителей секс-меньшинств; и наоборот;

– «удивительное совпадение»: тогда с переломными событиями 1968–1969 годов «совпала» активная деятельность Римского клуба и его производных, продвигавших идеи ресурсных пределов развития. Джон Холдрен в 1969 году в совместной статье с Полом Эрлихом заявил о необходимости «немедленных мер контроля народонаселения», сегодня – климатическое лобби, «Гринпис» и проч. и проч., продвигающие идеи отказа от развития на основе малодоказуемых предлогов, связанных с климатическими изменениями, и муссирования темы загрязнения среды. И в том, и в другом случае навязывается комплекс вины человечеству как виду, и в том, и в другом случае обосновываются радикальные барьеры парадигмы развития – по сути неомальтузианские.

Учитывая эти параллели между нынешними событиями и событиями конца 60-х годов, можно смело утверждать, что последствия по своим масштабам могут быть сопоставимыми.

Тогда наивно-романтический спонтанный порыв и энергия молодежных бунтов были канализированы в построение потребительского общества, что в результате полностью изменило политическую повестку дня, а также идеологический и интеллектуальный ландшафт.

Но следует иметь в виду, что тогда этот слом происходил на фоне господства пусть и во многом подвергшегося эрозии, но все же еще цельного традиционно-консервативного мировоззрения большинства, господства нормальных ценностей и ориентиров развития, форм общежития, систем образования и культуры.

Однако прошедшие четыре десятилетия и смена поколений не прошли бесследно – общество уже в значительной степени изменено.

Четвертый принципиальный тезис нашего доклада – смена линии фронта в информационных и идеологических войнах.

В XX веке было модно противопоставлять концепты прогрессизма и традиционализма. Основания для этого противопоставления были – и значительные. В России это вылилось в «горячую» Гражданскую войну – общенациональную трагедию во всех смыслах. Это дает о себе знать и поныне – уже в качестве «холодной» гражданской войны, противостояния «красного» и «белого».

Сейчас, в начале XXI века, в рамках революций 2.0 вызов брошен и остаткам традиционализма (составляющим основу цивилизации, как мы ее знаем), и прогрессизму – ОДНОВРЕМЕННО.

В радикальной форме проповедуется отказ как от ценностей и норм, являющихся скрепами цивилизации и основой самой человеческой личности, так и от идей развития и прогресса.

Троянский конь продвигаемой концепции креативности и ее носителя – креативного класса (с его девиантными нормами, индивидуализмом и личностным эгоизмом, воинственным самопротивопоставлением традиционным ценностям, агрессивным противопоставлением себя большинству, культом успеха, а не истинных достижений) в действительности противостоит концепции созидания, остававшейся господствующей до сих пор, несмотря на тектонические пертурбации и социальные перевороты последних столетий.

А в социально-политическом и социально-экономическом плане постмодернистская, постиндустриальная идеология ведет к построению нового кастового общества – причем непосредственно в глобальном масштабе.

Поиск адекватных и активных ответов на данный девиационно-деградационный сценарий становится судьбоносной задачей.

Революции 2.0 вспыхивают все в новых и новых точках. В то же время с повестки дня не снимается, а лишь усугубляется фундаментальный кризис современной финансово-экономической парадигмы, который означает подрыв нынешней системы глобального господства, построенного на монополизации мирового долларового печатного станка и экспоненциального наращивания ничем не обеспеченной денежной массы и финансовых суррогатов для затыкания все углубляющихся долговых дыр. Банкротство этой системы неумолимо приближается. Поэтому есть все основания ожидать продолжения прежней практики в геополитике: произвольного провозглашения стран – непокорными (rogue), правительств – нелегитимными, политиков – тиранами, которые «должны уйти». Можно ожидать продолжения практики как информационно-технологических операций (кибервойны), так и информационно-психологических атак, и гражданских войн в случае «злостного неповиновения» – поскольку эта практика не встречает должного противодействия.

Что же мешает как правящим классам, так и населению государств, вовлекаемых в водоворот глобализационного передела, в игру без выигрыша, осознать тот факт, что навязываемая «единственно верная» мировая парадигма не несет миру ничего, кроме бедствий?

Мы усматриваем в этом парадоксе три причины. Во-первых, как кибероперации, так и информационно-психологическая агрессия (от единичных вбросов до массированных кампаний) – лишь элемент непрерывно продолжающегося идеологического противоборства, в котором мишенями служат не только государства, но и цивилизации. Это доказывается направленностью как перманентной пропаганды, так и атак (ударов): объектами «обработки» становятся политический класс, духовенство, научное сообщество, юстиция, пресса, профессиональные, социальные и этнические группы. Доминирование вышеназванных «единственно верных» формул создает эффект «критической массы лжи в пространстве», нарушающий способность отличать «свое» от «чужого». Во-вторых, так называемые общечеловеческие догмы лишь частично распознаются как вторжение в собственный мир (например, насаждение гендерных прав в православных и мусульманских странах), в то время как другие элементы той же догматики встречают позитивный отклик, поскольку созвучны ценностным установкам (свобода самовыражения, равенство, здоровье, комфорт). В-третьих, повсеместное распространение информационных технологий (интернетизация и «сетевизация»), особенно в «экономиках услуг», меняет не только потребительские стереотипы, но и само формирование и развитие человека.

Исходя из принципа «предупрежден – следовательно, вооружен», мы считаем необходимым: а) заполнить пробелы осмысления тех эпизодов истории ХХ века, когда постиндустриальная парадигма была внесена в мировую повестку дня, б) рассмотреть особенности и уязвимые места «общества сетевой культуры 2.0», в) внести важные дополнения в понимание субъекта и инструментария современного идеологического противоборства. Эта постановка задач соответствует подходу Изборского клуба (доклад «По ту сторону “красных” и “белых”»): описав борьбу двух идей в России, мы переходим к характеристике той системы взглядов, которым обе идеи противопоставлены; сделав вывод о необходимости единой концепции войны, мы переходим к детализации современного глобального противоборства – поскольку лишь получив представление о нем, мы сможем выстроить стратегию самозащиты и найти союзников в противостоянии врагу.

1. Феноменология нового бунта

«Эпидемия» протестных движений, начавшаяся в январе 2011 года так называемой «арабской весной», имела существенные отличия от цепи «цветных революций» 1999–2005 годов. Во-первых, возгорание массового бунта не было обязательно приурочено к выборам; во-вторых, символика была не индивидуальной, а единой; в-третьих, вожди «революции социальных сетей» не сменили свергнутых «тиранов», а стали «калифами на час». Еще одним отличием «эпидемии революций» стало распространение массовых протестов не только в другие регионы третьего мира, но и в страны Запада. Это усиливало впечатление в мировом, особенно молодежном общественном мнении, что новый бренд революций – это спонтанное, «анонимное» выражение протеста, а не продукт единого внешнего замысла.

По масштабу, политическим и экономическим последствиям протестные кампании неравнозначны. В тех странах Ближнего Востока, где рухнули прежние режимы и воцарилась либо старая оппозиция, либо вооруженные группировки и племена, новая власть неустойчива, прибыльные отрасли потеряли инвестиции, резко снизились доходы государств и вместе с ними – ранее планировавшиеся проекты развития, а «долговая петля» усугубила внешнюю политическую и экономическую зависимость. Бунты в Афинах, Лондоне, Дублине, затем серия массовых кампаний под логотипами Occupy (США, Великобритания, Ирландия, Израиль, Турция) или Indignados (Испания, Мексика) играют роль эффективного катализатора или модулятора легального политического процесса: на одних политиков оказывается давление, другие получают «фору». Наконец, те же социальные сети, через которые распространялись вышеназванные протесты, создают в странах ЕС «новорожденные» легальные партии, переписывающие политическую карту этих стран. В Италии эффект «палки в колесах», произведенный новоиспеченным движением «Пять звезд» комика Беппе Грильо, сопоставим по политическим и экономическим эффектам с кризисом 1992 года.

В то же время, при всей неоднородности масштаба и эффекта, все вышеназванные протестные движения имеют общие признаки:

а) преобладание безработной молодежи и фрустрированного кризисом среднего класса в протестной массе,

б) беспрецедентно быстрое распространение,

в) использование организаторами социальных сетей, г) отсутствие иерархии («революция без вождей»),

д) вовлечение интеллектуалов-гуманитариев, иногда в качестве «знаменосцев» (Алаа аль-Асвани в Египте, Майкл Мур и Наоми Кляйн в США и др.),

е) интернационализация революционных брендов.

Мобилизующие стимулы массовой активности также универсальны; в медиасреде воспроизводятся сходные мифологемы, рассчитанные на трансляцию простых эмоций:

а) социальной зависти – версии о несметных богатствах лидера-мишени, его семьи, окружения и (или) правящей политической структуры;

б) отвращения – о поведении лидера-мишени, несовместимом с декларируемыми убеждениями и бытовой моралью;

в) презрения – о недостойной личной зависимости от родственников, спонсоров, о позорном бегстве с награбленным, о постыдной болезни;

г) этнорелигиозного гнева – о скрываемом происхождении лидера-мишени, о его зависимости от исторически и культурно враждебной общности или государства;

д) ненависти к опорным институтам режима («машине репрессий»).

Общие признаки имеет и семантическая (знаковая) сторона протестных действий:

а) сквозные символы, внушающие противнику угрозу неопределенностью (анонимностью) наступающей стороны и непредсказуемостью ее действий: маска Гая Фокса, знак вопроса вместо лица);

б) сквозной образ раскрепощения ранее длительно подавленных побуждений (гражданских, экспрессивно-личностных, сексуальных) – распускающийся цветок, вьющаяся лента (strip), мажорные цвета и образы, ассоциируемые с весной, расцветом;

в) статические и динамические эпатажные образы вызывающего и оскорбительного характера, выражающие презрение и отказ от подчинения;

г) образная семантика, «славящая» инструменты возбуждения, радикализации и массовой активности – слово EGYPT, составленное из логотипов IT-компаний;

д) сквозная сигнальная семантика – наименование движений по датировке первого успешного выступления (с созданием ореола мучеников вокруг пострадавших), названия акций и ритм их чередования.

Главы государств и правительств, ставшие объектом нового бунта, угадывают в его организации роль спецслужб мировых держав. Действительно, связи организаторов с внешними или наднациональными центрами влияния повсеместны, и это еще одна общая черта описываемых событий. Однако предпринимаемые в ответ административные меры чаще дают незначительный и временный эффект, поскольку новый бунт – нечто большее, чем просто цепь подрывных операций. Ставки «революции 2.0» выше, чем в обычной конкуренции держав и ведомств; они бросают вызов не лицам и структурам, а ценностям и смыслам, составляющим фундаменты цивилизаций. И следовательно, адекватный ответ на него может быть только системным, смыслозащищающим и смыслостроительным.