Текст книги "Не книжный переплет"

Мария БРИКЕР
НЕ КНИЖНЫЙ ПЕРЕПЛЕТ

Пролог

Москва, 1983 год

– Ты кто? – спросил Володя, приподняв край одеяла. Рядом с ним, разметав по подушке темные вьющиеся волосы, лежала тощая обнаженная девица с размазанной по всему лицу косметикой.

– Ну ты даешь, – вяло возмутилась девушка. – Я Лена, мы вчера на дискотеке познакомились…

– Ах, Лена! Ленусь, ты уж меня «сорри», но тебе пора домой, предки скоро с дачи вернутся.

– Вчера ты был сиротой, – хмыкнула Лена, лениво потянулась, зевнула, потерла глаза и села на край кровати спиной к молодому человеку, пытаясь собрать в косицу свои спутанные пряди. Владимир посмотрел на нее и поморщился: сутулая, лопатки, как у курицы, цыплячья шея. Кажется, вчера ночью он долго искал у нее грудь, но так и не нашел. Сколько же он выпил? Мрак! – Ладно, я пойду, – сказала Лена и встала. – Мы еще увидимся?

– А то! – воскликнул Володя и подбодрил девушку хлопком ладони по голой попе.

Звонок в дверь расколол его голову на две половины: одна половина болела, другая – болела очень сильно.

– Че, правда, что ль, предки твои приперлись? – испугалась Лена и натянула на себя трусики, чулки и мятое платье. – Ща они порадуются – мы там такой «сранчас» оставили…

– Паш, открой! – крикнул Володя, превозмогая головную боль. В другой комнате послышалось какое-то шевеление, тяжелые шаги прошаркали в кухню, хлопнула дверца холодильника. Звонок в дверь повторился. – Ну открывай уже, урод! – повторил свою просьбу Володя.

– Да иду я, иду, – раздраженно сообщил друг и поспешил в прихожую. Щелкнули замки, и дверь со скрипом открылась. – Это к тебе, Вова. Телеграмма. Иди распишись.

– Какая еще, на фиг, телеграмма? От кого? – удивился Володя, вылезая из кровати и натягивая джинсы.

– Да идешь ты или нет?! – завопил из прихожей Павел.

– Здрасьте, – хмуро поздоровался Вова с почтальоншей, криво расписался, взял телеграмму, вырвал из рук Павла бутылку кефира, сделал пару глотков, удовлетворенно вздохнул и вслух прочитал текст: – «Любимый мой Володя! Прилетаю 18 июня. Рейсом 655 SU Лондон – Москва, в 16-00 по московскому времени. Встречай. Твоя Д».

– Кто это такая – Д? – заинтересованно спросил Павел.

– Какое сегодня число? – вместо ответа спросил Володя.

– 18 июня.

– А который сейчас час?

– Половина первого.

– Леночка! – льстиво позвал Володя.

– Ну ухожу я уже. Дай умыться хотя бы, – недовольно пробурчала Лена, выглядывая из ванной.

– Леночка, я тебя совсем не тороплю. Кофейку тебе сейчас сделаю. Только ты не могла бы остаться еще на полчасика…

Через два часа квартира сияла стерильной чистотой, в коридоре стояли два больших мешка с мусором, а также Лена, Павел и вышколенный, выглаженный и надушенный одеколоном «Шипр» Владимир.

– С тебя бутылка, – с энтузиазмом сообщил Павел, подмигнул ему, подхватил пакеты с мусором, обнял за талию притомившуюся Леночку и удалился.

Спустя еще два часа Владимир, сжимая в руках хилый букет гвоздик, купленный у спекулянтов недалеко от метро «Речной вокзал», разглядывал табло прилета в аэропорту Шереметьево-2. Рейс 655 SU задерживался на час. Это было хорошо. Владимиру необходимо было сосредоточиться. Вокруг него сновали люди с чемоданами – встречающие, провожающие, но он не замечал суеты. Память возвращала его на несколько месяцев назад, мелькали обрывки смутных картинок, как в калейдоскопе… Поездка в Лондон по программе обмена студентами, лекции на английском языке, дискотеки, пабы, море разливного пива, странного и очень необычного на вкус, новые знакомства, другая жизнь: хиппи, джинсы, кока-кола, «Битлы» и свободная любовь.

Он вернулся в хмурую серую Москву и неожиданно получил письмо. Некая Джулия Грин писала, что не может забыть его и с нетерпением ждет от него весточек. Кто такая Джулия Грин, он так и не вспомнил, но накатал этой загадочной Джулии трогательный ответ, где признался англичанке в любви и поклялся, что будет помнить ее вечно. В дальнейших строках он роптал на судьбу, что из-за наличия «железного занавеса» они никогда не смогут воссоединиться и стать мужем и женой. Учитывая все вышеизложенное, он умолял Джулию немедленно забыть его и не писать, так как любое напоминание о ней разрывает его сердце в клочья и мешает сосредоточиться на учебе. Джулия писать перестала, но спустя полгода…

Грудной голос дикторши аэропорта объявил о прилете рейса 655SU Лондон – Москва. Володе вдруг стало нехорошо, руки затряслись, гвоздики упали на пол. Черты лица девушки давно стерлись из памяти. Какая она, эта Джулия Грин? Он не знал.

Он понял, что это она, как только увидел ее. Немного утомленная перелетом, ни грамма косметики на лице, невысокая, но очень хорошо сложенная, со смешной рыжей челкой и дурацкой косичкой, в потертых джинсах и растянутом белом свитере – это была она, его Джулия.

Девушка огляделась, заметила Владимира и застенчиво улыбнулась. Он обратил внимание на то, что у нее – веснушки и милая ямочка на щеке, необыкновенные зеленые глаза и чувственные губы и что на нее смотрит какой-то холеный форинер, и… Володя уже ненавидит этого пижона.

Володя удивился: тогда, в студенческой общаге, на неудобной маленькой кровати, он так и не понял, как она хороша, и даже не встал с постели, чтобы ее проводить, бросив на прощанье стандартное – «увидимся». Еще он удивился, что до сих пор не убил этого нахала-форинера, который прожигает Джулию глазами, а сам он стоит как идиот и еще даже не поцеловал девушку и не сжал ее в своих объятьях. Джулия сориентировалась первой и, растолкав толпу и бросив свой чемодан, подбежала к Владимиру и повисла у него на шее. Он целовал ее рыжие волосы, пахнущие заграничным шампунем, ее влажные от слез щечки, ее ушки и шейку и никак не мог поймать ее губы, шептавшие нежные слова на английском.

Наконец ему повезло, и он почувствовал ее горячее дыхание, слегка холодящий вкус мятной жвачки… вкус любви…

Глава 1
Помойка и Диоген

Москва, 2003 год.

Верочка лежала на траве, закинув за голову руки, и смотрела попеременно то на одну свою стоптанную туфлю, то на другую, то поднимала глаза к небу, щедро усыпанному звездами. Сегодня ей было не по себе. Воображение рисовало маленький уютный домик на берегу морского побережья, огородик, скрытый от прохожих аккуратным забором, сад с роскошными плодовыми деревьями, усыпанными тяжелыми, налитыми соком плодами персиков, абрикосов, груш и инжира…

Вера занервничала и резко потрясла головой со спутанными, давно не стриженными волосами, стараясь отогнать от себя огородно-садовое видение.

«Наверное, уже близится старость», – решила сорокадвухлетняя женщина и тяжело вздохнула. Никогда прежде не возникало у нее желания осесть на одном месте. Бомжевать Веру заставили не только нужда, пристрастие к горячительным напиткам и серьезная жизненная трагедия, но и страстное увлечение греческой философией, в частности Диогеном. Начитавшись в юности до одури этого философа-киника, практикующего крайний аскетизм, она приняла это как свою собственную личную философию и общий принцип существования. Серьезный переворот в сознании Веры случился не сразу, а только после того, как она была выброшена на окраину жизни, лишившись буквально всего. И теперь, цитируя про себя своего кумира, Вера могла относительно легко пережить все, что с ней произошло. «Философия дала мне, по крайней мере, готовность ко всякому повороту судьбы», – говорил Диоген, и Верочка повторяла эту фразу, как заклинание, когда ей бывало особенно плохо. Но, тем не менее, свободная жизнь ей действительно нравилась. Лето она проводила под открытым небом, в парке, рядом с двумя мусорными баками, которые в нелегкой схватке, лишившей ее двух передних зубов, ей удалось отвоевать у своих конкурентов. Место обитания Веры считалось среди бомжей блатным, и, хотя располагалось оно на окраине столицы, было очень престижным и приносящим неплохой доход в период с марта по октябрь. Как только весеннее солнце начинало припекать продрогшую за зиму землю, уставшие от выхлопных газов и сидения в четырех стенах горожане устремлялись сюда вкушать радость общения с природой. А так как без пива в полной мере вкусить эту радость им было сложно, весь парк к вечеру заполнялся пьяными гражданами, сплошной матерщиной и – пустой тарой. Каждый рублик, заработанный от сдачи пустых бутылок, Верочка откладывала в специально созданный для этого тайник и берегла деньги к холодам, ограничивая себя во всем. Настроение Верочки было сродни термометру: падало при минусовой температуре и повышалось при отметке выше нуля. Уяснив для себя эту особенность собственной психики, Вера на период холодов, не скупясь в накопленных за лето средствах, снимала угол в одном из самых престижных и теплых подвалов Москвы и, забив его до отказа продовольственными запасами, водкой и книгами, переселялась туда, стараясь, по возможности, как можно реже совершать вылазки на улицу. В общем, своей жизнью Вера была вполне довольна.

– Что-то размечталась я сегодня не по делу, – недовольно пробурчала женщина, села, дурашливо показала язык звездам и Луне и потерла слипающиеся от усталости глаза. Засыпала Вера только после восхода солнца, а ночью, не смыкая глаз, ревностно охраняла свою территорию от нашествия местной бездомной братии, которая регулярно совершала набеги на ее владения и уничтожала недоеденные гуляющими в парке гражданами продукты питания, вываленные в помойку сотрудниками местного паркового кафе.

Верочка сглотнула набежавшую слюну – с минуты на минуту должен был состояться последний торжественный вынос помоев, оставшихся после ужина. «Возможно, кусочек шашлычка перепадет», – закатив глаза, мечтательно подумала она и с нетерпением заерзала на картонке, приспособленной ею в качестве подстилки.

Шум возле помойных баков усилил слюноотделение, но Вера не спешила выходить из своего укрытия. Недавняя ссора с толстой поварихой из-за деликатной просьбы Веры не смешивать между собой салат «Столичный» и винегрет, обернулась для Веры большой неприятностью. Надменная повариха, брезгливо сморщив свой прыщавый нос, начала нарочно портить еще пригодные для еды остатки: куски хлеба поливала компотом, обильно засыпала пищу солью… В общем, делала все возможное, чтобы отвадить Веру от помойки, будто та была крысой, а не человеком. Зачем повариха эта делала, Верочка не знала, но с каждым днем в ее душе росло раздражение на противную тетку. Если бы повариха не обладала великолепными кулинарными способностями, которые Вера уже успела оценить, перепробовав большую часть приготовленных ею блюд, Вера давно бы уже придумала способ заставить нахалку подать заявление об уходе. Пока же Верочка решила занять выжидательную позицию, рассчитывая на то, что ссора в ближайшее время все же закончится миром.

Возня возле помойки утихла. Вера осторожно выглянула из кустов и, к своему удивлению, заметила рядом с баком не надменную повариху, а какого-то незнакомого мужчину в длинном замусоленном плаще и несвежей кепке.

– А ну проваливай отсюда, козел безрогий! – возмущенно завопила Вера. – Вали, кому говорю! Это моя территория.

Мужчина застыл на месте, медленно достал из кармана грязного плаща кипенно-белый носовой платок, тщательно вытер руки и только после этого обернулся и посмотрел в сторону кустов, где ночевала Вера. Женщина вздрогнула, волосы зашевелились у нее на голове. Мужчина был в очках, но она почувствовала, что под мутными стеклами, скрывающими глаза, взгляд его приобрел злое, полное ненависти выражение. Не случайно он оказался около помойки, подумала Вера. И ботинки у него слишком дорогие для бездомного. Зачем ему понадобилось ковыряться среди ночи в мусорном баке, Вера предпочла не уточнять, но одно было очевидно – если она быстро не унесет отсюда ноги, в этой помойке сейчас окажется она сама. В виде трупа.

Мужчина, заметив ее испуганные глаза, неторопливо, вальяжно пошел в ее сторону.

– Эй, подруга! – весело обратился он к ней. – Я сейчас уйду, не волнуйся. Окурки искал. Курить хочется – сил нет. Может, угостишь сигареткой из сострадания к ближнему?

– Курить вредно, – тихо прошептала Вера, резво вскочила на ноги и, бросив прощальный, горестный взгляд на объемистую авоську, куда были сложены пустые бутылки, собранные ею за два дня, вприпрыжку поскакала в глубь лесопарковой зоны. В течение пятнадцати минут она, как заяц, зигзагообразно петляла по парку, изредка оглядываясь назад, пока не поняла, что ее никто не собирается преследовать. – Вот дура! – прошептала она самой себе и в изнеможении прислонилась спиной к дереву. – Напридумывала черт знает что. Подумаешь, белый платок. Мало ли, где он его взял? А ботинки… ботинки тоже мог стырить у кого-нибудь, не такая это уж и проблема.

Выровняв дыхание, Вера осмелела и решила вернуться на место своего обитания, чтобы осторожно выяснить: ушел незнакомец или нет. Мелкими перебежками она добралась до «своих» мусорных бачков и, прячась в кустах, огляделась – никаких посторонних субъектов в пределах видимости не наблюдалось. Вздохнув с облегчением, она вылезла из укрытия и поспешила провести ревизию своих владений. Вероятность того, что за время ее отсутствия в помойке появилось что-нибудь съестное, нельзя было исключать.

– А это что еще такое? – заинтересованно воскликнула женщина, заглянув в зловонное нутро помойки и заметив среди прочего мусора кусок ярко– голубого материала. – Неужели шмотки выкинули! – радостно воскликнула Вера. Женщина она была еще нестарая, поэтому просто обожала подобные находки. Тщательно простирнув очередную найденную вещицу в ближайшем фонтане, Верочка незамедлительно облачалась в нее, сражая своей «неземной» красотой местных алкашей. Несмотря на то, что Верочка придерживалась принципов аскетизма, в подобном «пижонстве» она себе отказать не могла, оправдывая его тем, что одежда для женщины – это не предмет роскоши, а самая настоящая необходимость.

В предвкушении удачи она потянула за материал, но ткань застряла. Вера осторожно подергала несколько раз, но потом, решив, что разорвет обновку, начала судорожно вываливать из помойки ее содержимое.

– А-а-а! – вскрикнула она, вдруг нащупав под мусором чье-то тело. – Труп!!! Помогите, спасите!!!

Ее никто не услышал, потому что кричала она шепотом, лишившись от потрясения звучности голосовых связок и вообще способности передвигаться. Ноги перестали слушаться ее, превратились в кусок пластилина, подогнулись, и она уселась на землю рядом с мусорным бачком. Но если тело повело себя неадекватно, мозг, напротив, заработал в полную силу. «Срочно исчезнуть», – стучало у нее в висках. Он вернется и убьет ее! Непременно вернется, потому что она видела его лицо, слышала его голос. Да, это был он – тот самый маньяк, за которым охотились больше года, задушивший уже шесть женщин, державший в напряжении весь город, наводящий ужас на молоденьких хорошеньких девушек. Вера читала про маньяка в газетах: он душил свои жертвы, а потом бросал в мусорные бачки их бездыханные тела. «Мусорщик» – так прозвали его журналисты. Никто никогда не видел его лица… никто, кроме нее, Веры! Куда же ей теперь бежать?! Не в милицию – это точно. После того, как менты часто отбирали у нее деньги, били просто ради удовольствия, всячески издевались – она лучше умрет, но не попросит у них помощи! Подвал? В подвал сейчас никак нельзя: ее арендодатель уехал отдыхать, а без его разрешения она рискует оказаться без головы за несанкционированное проникновение на чужую территорию. Остается одно: смотаться из города – в любом, неважно каком направлении, лишь бы оказаться подальше от этого места!

Вера усилием воли поднялась на ноги и собралась уже исчезнуть, как вдруг… из бака послышались стон, хрип и судорожный кашель.

– А-а-а! – пискнула Вера и… потеряла сознание.

Очнулась она оттого, что нечто вонючее, теплое и липкое вылилось ей на лицо. Вера с трудом разлепила глаза и заметила рядом с собой толстую повариху с ведром в руке.

– Ах ты, тварь подзаборная! – взвизгнула повариха, нависнув над Верой своим мощным телом. – Мало того, что я твое присутствие рядом со своим рестораном терплю, так ты еще и подругу сюда приволокла! Свиньи вонючие, обожрались до горла и аж в самую помойку влезли! Забирай свою подружку и уматывай отсюда – мое терпение лопнуло!

Вера вскочила на ноги и посмотрела на мусорный бачок. В нем с глазами, полными ужаса, стояла молоденькая рыжеволосая девушка, перепачканная с ног до головы, но очень хорошенькая… и вполне живая. Девушка держалась за горло рукой и пыталась что-то объяснить при помощи жестов.

– Тихо, тихо, – прошептала Вера, подбежав к ней. – Я все знаю, успокойся. Давай я помогу тебе, не обращай внимания на эту жирную корову! – Вера помогла девушке выбраться из бака, посадила ее на траву и обернулась к поварихе, гневно сверкнув глазами: – Вызови «Скорую», немедленно! Девушке срочно нужна медицинская помощь.

– Да пошла ты! Будешь мне еще указывать тут! – завопила баба.

– Сволочь, – теряя самообладание, сказала Вера, вырвала у поварихи ведро с помоями, которое та продолжала держать в руке, и надела это ведро вредине на голову, стукнув для порядка по дну со всей силы кулаком. Удовлетворенная местью, Верочка обернулась – девушка быстро бежала в глубь парка. – Эй! Ты куда это собралась?! Постой, тебе медицинская помощь нужна! Куда же ты побежала, глупая?! Постой! Ну точно от шока крышу сорвало, – тяжело вздохнула Вера и припустилась вслед за девушкой, посчитав своим долгом догнать несчастную и привести ее в чувство.

Беготня по парку продолжалась несколько минут, пока обе одновременно не выбились из сил и не рухнули на землю друг против друга.

– Ну что, набегалась? – пытаясь выровнять дыхание, спросила Вера. – Чего ты бежала-то?

– Не знаю, – тяжело вздохнув, ответила девушка.

– Тебе в больницу надо.

– Со мной все уже хорошо, – неуверенно возразила девушка.

– Тогда давай в милицию тебя отведу. Ты у нас теперь важный свидетель. Единственная из всех жертв маньяка-«мусорщика» в живых осталась! Считай, в рубашке родилась.

– Маньяка-«мусорщика»? – удивленно переспросила девушка, захлопала рыжими ресницами и вдруг истерически захохотала. Она просто давилась слезами, которые мощным потоком лились из ее глаз, и не могла успокоиться.

– Та-ак, все понятно: шок прошел, началась истерика. Сиди здесь, я тебе воды принесу, – устало сказала Вера и направилась в сторону фонтана, оставив хохочущую девушку.

Наполнив пустую бутылку водой, Верочка поспешила к пострадавшей, но вдруг боковым зрением уловила, что за деревьями промелькнула чья-то тень… Без сомнения, это был маньяк-«мусорщик»! Резко развернувшись, Вера побежала в обратном направлении, петляя между деревьями и размышляя про себя, что в ее уже немолодом возрасте подвергать себя столь активным физическим упражнениям может быть вредно для здоровья. Обежав по периметру парк, она с другой стороны вернулась к тому месту, где оставила девушку, и… увидела, что та лежит на земле, а над ней нависла фигура в плаще…

– Ну, это уже переходит всякие границы, – недовольно пробурчала Вера, решительно подошла к маньяку-«мусорщику» и треснула его со всей силы бутылкой по голове.

Мужчина медленно обернулся. От удара очки, закрывающие половину лица, свалились с его носа, он удивленно посмотрел на Веру, закатил глаза и рухнул ничком на землю.

– Спасибо, – прохрипела девушка и потеряла сознание.

– Блин, – расстроенно вздохнула Вера, кое-как подхватила безвольное тело и потащила его по направлению к шоссе.

Глава 2
Непонятый гений

Недалеко от парка, рядом с шоссе, жил страстный поклонник Веры, а по совместительству – алкоголик, Федор Мышкин. За свои сорок пять лет Федор ухитрился два раза побывать в психушке с диагнозом «белая горячка» и три раза развестись. Женитьбы и разводы значительно ухудшили его жилищные условия. Испытывая чувство вины перед своими женами, он с легкостью соглашался на самые невыгодные для себя условия размена квартиры. Первые две жены поочередно лишили его трехкомнатной квартиры в центре Москвы и двухкомнатной на окраине, и Федор переселился в коммуналку. Комнату в коммуналке обменивать уже было не на что, поэтому после третьего развода бывшая жена попросту выкинула Федю на улицу, вложив в его трясущуюся руку ключи от машины. Последняя супруга имела нрав свирепый, даже взрывоопасный. Несмотря на то, что за Федором сохранилась прописка, предъявлять претензии на законную жилплощадь он не посмел и переселился в свой старый «Москвич», где и проживал до последнего времени.

В редкие минуты трезвости Федор Мышкин, набравшись храбрости, захаживал к Верочке в кусты с предложением руки и сердца и слезно уговаривал ее переселиться с улицы на заднее сиденье его авто. Предложение было заманчивым, но Вера стойко отвечала отказом, мотивируя это тем, что еще не созрела для такого ответственного шага, как вступление в брак. Раздосадованный Федор вздыхал, застенчиво просил у нее денег в долг, посещал ближайший магазин и, разжившись там бутылкой дешевого портвейна, уединялся от мирской суеты в автомобиле, стараясь утопить свое горе в вине. Долги свои Федор Мышкин всегда отрабатывал сполна. Если выпадало счастье застать Федю в трезвом состоянии, Верочка использовала поклонника как тягловую силу, а его машину – как средство передвижения до пункта приема пустых бутылок.

В первый раз за сегодняшний день Вере повезло. Федор, абсолютно трезвый и гладко выбритый, сидел около своей таратайки, мечтательно взирал на звезды и с остервенением грыз уже наполовину съеденный карандаш. Периодически он вынимал огрызок изо рта и что-то торопливо записывал в замусоленную тетрадь, лежавшую у него на протертых до дыр коленях. Ни на какие внешние раздражители Федор не реагировал, так как в данный момент пребывал в астрале, пытаясь выудить из его глубин взаимно рифмующиеся слова. Федор Мышкин был поэтом и спился из-за того, что его гениальные стихотворные опусы никто не хотел принимать всерьез. Совсем недавно Вера узнала, что у Федора появилась новая идея, которая, по его словам, должна была вознести его на гребень славы – сразу после публикации в печати. Замысел поэта был в том, чтобы выдать миру стихотворный вариант романа Булгакова «Мастер и Маргарита» и этим утереть носы собратьям по перу. Свою работу Федор решил начать в день полной Луны, которая всегда возносила его на пик вдохновения. Начало романа Федор прочитал несколько раз еще днем и выучил его наизусть.

«Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках» – так писал Михаил Булгаков, Федор Мышкин же писал следующее:

 
Однажды жаркою весеннюю порою,
Как только солнце поспешило убежать за пруд,
В Москве два гражданина появились ниоткуда,
Один был толст и лыс,
Другой был худ.
У маленького толстого мужчины
Очки были одеты на носу.
Другой, вихрастый молодой детина,
Затылок прятал под клетча́тую кепу́….
 

Последняя фраза никак не выходила у Федора, душу его терзали подозрения, что слово «кепа́», возможно, будет неправильно истолковано читателем, и этим он нанесет непоправимый вред репутации своего любимого писателя.

Заметив наконец рядом с собой Веру, Федор покраснел, спрятал в карман тетрадку, смущенно улыбнулся и, протянув к ней руки, воскликнул:

– Что привело тебя, душа моя, ко мне? Неужто вновь я нужен стал тебе? О муза! Посмотри на небо! Там в небесах сияет лунный диск… лунный диск… м-м… Ну, да ладно. Кстати, Вера, почему от тебя так воняет? Могла бы и помыться перед свиданием, – перейдя от стихов к прозе, по-деловому спросил Федор и недовольно сморщил нос.

– Заводи свою колымагу, Федя. Девушку одну необходимо срочно доставить в больницу.

– Какую девушку? – кокетливо спросил поэт.

– Вот эту, – подняв с травы бесчувственное тело, объяснила Вера, открыла заднюю дверцу машины, затолкала девушку туда и уселась сама, раздраженно хлопнув дверью.

– О небо! – сокрушенно завопил поэт, запуская двигатель. – Вы обе определенно засрете весь мой только что отмытый автомобиль! Ты что, на помойке ее нашла?

– Угадал, прорицатель. Прошу тебя, Федя, – гони! Мы не должны ее потерять. Девчонка должна выжить, – взволнованно залепетала Вера.

– Ну, ты прям мать Тереза, блин, – заржал Федор, выжав до отказа педаль газа. – С чего это у тебя так душа за нее взволновалась? Небось обкололась подруга наркотой – мало, что ль, таких по всему парку валяется?

– Она не наркоманка, кретин безмозглый! Ее маньяк-«мусорщик» придушил, к счастью, не до конца, и в помойку выкинул, а я, как дура последняя, ему случайно на глаза попалась во время этого занятия. Теперь я и она – свидетели!

– О господи, Вера! – разволновался Федор. – Тебе угрожает смертельная опасность! Если ты действительно видела «мусорщика» в лицо и он об этом знает, он будет…

– Не будет, – задумчиво сказала Вера, – я его, кажется, убила. Бутылкой по голове шарахнула, когда он эту девочку второй раз пытался придушить.

– Как это – второй раз? – ошарашенно спросил Федор.

– Неважно. Но теперь, если девочка умрет и меня повяжут за убийство этого ублюдка, – никто никогда не поверит, что я сделала это, чтобы спасти ей жизнь.

– Почему тебя обязательно должны повязать? Даже если кто-то видел, как ты его по башке бутылкой ударила, то видел и то, что ударила ты его не просто так!

– В том-то все и дело, что никто ничего не видел, кроме этой девочки.

– Тогда я вообще не понимаю, почему ты так разнервничалась?

– Я его так сильно шарахнула, что бутылка от удара разбилась, а на осколках – мои отпечатки пальцев! Ментам особого труда не составит выяснить по картотеке, кому эти отпечатки принадлежат и, соответственно, кто убийца. А найти меня – вообще не проблема. В округе каждая собака знает, где обитает Верка по прозвищу Кошелка.

– Да, плохо дело. Но ты твердо уверена, что убила его? Может, еще оклемается? Хотя и это тоже плохо. Ну ты и вляпалась, подруга! Ладно, не унывай, что-нибудь придумаем, – заботливо сказал Федор, въезжая в ворота муниципальной больницы.

Вера вздохнула с облегчением. Осталось сдать девушку в приемное отделение, и за ее жизнь она будет относительно спокойна. Однако Федор на большой скорости просквозил мимо нужного входа и припарковал машину возле унылого кирпичного здания с массивной железной дверью.

– Ты что, офанарел?! – завопила Вера, с ужасом косясь на прикрученную к двери табличку с надписью «Морг». – Совсем мозги свои пропил?! Куда ты нас привез?!

– Да не ори ты. Друг у меня тут работает.

– И что?! Ты, между делом, решил его навестить, кретин безмозглый! Девочке врач нужен – срочно!

– Он и есть врач! А ты прекрати обзываться и сама мозгами своими пошевели. Нельзя девчонку в больницу сейчас везти. Если ты «мусорщика» не убила, то он, как только очухается, первым делом будет ее искать. И где, ты думаешь, он будет ее искать? В ближайшей больнице, естественно. Здесь же вы будете в безопасности. Пахомыч человек хороший, в помощи не откажет, приютит. У него и переночевать можно, и помыться. А я поеду обратно и постараюсь все выведать. Где, ты говоришь, его бутылкой-то прихлопнула?

– Недалеко от фонтана. Там есть еще дерево такое кривое… ну, у которого ты мне, когда ухаживать за мной начал, стихи свои читал.

– Понял. Очень романтично однако. Ну и корова ты, Вера, все-таки! Не могла другого места для расправы над «мусорщиком» подыскать, – недовольно пробурчал поэт и вышел из машины.

Пять минут спустя Федор, уладив все дела, вернулся, открыл дверь машины, за которой сидела бледная Вера, и галантно протянул руку, чтобы помочь ей выйти.

– Выходи, душа моя. Нам повезло – Пахомыч сегодня дежурит и с радостью примет вас к себе на ночлег.

– Не пойду, – тихо прошептала Вера побелевшими губами. – Я покойников боюсь – не пойду, даже не уговаривай.

– Вылезай и прекрати дурью маяться, – раздраженно сказал Федор. – Ну как девочка в самом деле! Надо не покойников бояться, а живых людей. Неужели ты до сих пор этого не поняла?

Вера неохотно подчинилась. Они вытащили девушку из машины, подхватили ее за руки и за ноги и понесли на осмотр. Федор был абсолютно прав. Живые были гораздо страшнее мертвых. Сколько раз непутевая жизнь Веры подвергалась опасности, сколько раз ее судьба ломалась из-за этих живых. Сколько раз били, просто так, ради того, чтобы развлечься, и на память об этих развлечениях у нее остались раны, которые со временем затянулись на теле, но так и остались кровоточить в ее измотанной душе…