Текст книги "Венок кентавра"

Глава 7
Комендант

Из машины Зотова вышла у ворот балетной школы, она хотела прогуляться и осмотреться. Яков Бурмистров встретил Елену Петровну здесь же. Высокий, подтянутый сорокапятилетний брюнет с военной выправкой и темными проницательными глазами производил благоприятное впечатление. Настоящий офицер, хоть и в отставке. Венечка ничего компрометирующего на Бурмистрова не нарыл. Зотова внимательно изучила досье бывшего сотрудника ФСБ и тоже не нашла в нем ничего криминального. Отличный послужной список. Воевал в горячих точках, награжден, характеристика положительная, уволился по собственному желанию год назад. За рублем погнался или с начальством разногласия возникли? Причины для ухода в деле указаны не были.

– Очень рад вас видеть, Елена Петровна, – с улыбкой сказал Бурмистров. По выражению его лица было понятно, что Яков Сергеевич ее знает. Зотова как ни силилась понять, где они пересекались, – не могла. Спрашивать было неловко, поэтому Елена Петровна сделала вид, что тоже очень рада встрече со знакомым. Впрочем, Бурмистров мог просто слышать о ней и решил, что они когда-то пересекались.

– Ну, показывайте свои владения, Яков Сергеевич, – попросила Зотова, оглядываясь по сторонам. Балетная школа внешне совершенно не напоминала казарму. Огороженное высоким кирпичным забором четырехэтажное здание в стиле усадеб девятнадцатого века тонуло в высоких елях. К зданию вела дорога, вдоль которой стояли гипсовые скульптуры. Напротив парадного входа располагался большой фонтан. «Жаль, что сейчас зима», – подумала Зотова. Фонтаны она обожала.

Внутри помещение тоже не напоминало казарму, а выглядело как дворец. Венецианские люстры, картины в тяжелых бронзовых рамах, мраморная лестница, покрытая ковровой дорожкой. Елена Петровна отчего-то представила дам в вечерних туалетах и мужчин во фраках, а не сопливых балерин в пачках.

– Вы озябли, наверное? – с улыбкой спросил Бурмистров, обивая снег с валенок в холле. Зотова сделала то же самое, с удивлением косясь на ноги отставного офицера. На фоне отделанного мрамором и венецианской штукатуркой холла валенки смотрелись довольно странно. Бурмистров уловил ее взгляд и улыбнулся. – Одолела болезнь аристократов, другую обувку не могу носить. Да и мраморные полы не слишком располагают к лаковым штиблетам.

Елена Петровна с пониманием кивнула. Она сама с удовольствием сменила бы сапоги на валенки. Ноги в последнее время совсем обнаглели, носили с трудом.

– Красиво у вас, – искренне похвалила Зотова.

– Василиса Андреевна любит роскошь. Пойдемте, я вас чайком угощу. У меня в кабинете, конечно, не так нарядно, но чай я вам гарантирую царский. Сам смеси делаю. Летом собираю травы и ягоды, сушу, комбинирую состав. Потом всю зиму наслаждаюсь ароматом лета.

– Звучит привлекательно, хотя я больше кофе люблю, – намекнула Зотова. Бурмистров намека не понял.

– Вы какой чаек предпочитаете? Бодрящий или расслабляющий?

– Бодрящий и пободрее, – пошутила Зотова. Яков Сергеевич шутку оценил, и смех коменданта эхом прокатился по длинным гулким коридорам здания.

Кабинет Бурмистрова в самом деле ничем примечательным не выделялся, но здесь было уютно и светло. Большой письменный стол, компьютер, кожаное кресло, книжный шкаф, сейф, небольшой диван и журнальный столик для посетителей. На паркетном полу – старомодный ковер. В углу – современная печка-буржуйка. Отдельный стол с чайными принадлежностями.

Яков Сергеевич усадил Елену Петровну на диван, подбросил в печь поленья, сверху поставил медный чайник.

– Комнаты девочек на втором и третьем этажах. Там теплее. На четвертом – залы для занятий и кабинеты для обучения. А на первом – парадный зал, столовая, рабочие кабинеты, – рассказывал Бурмистров, аккуратно расставляя на столике бумажные пакетики с заваркой. Яков Сергеевич вел себя так, словно уходил от главной темы разговора. Зотова мельком взглянула на часы. Засиживаться в гостях у Бурмистрова времени у нее не было.

– Перед смертью Вероника отправила матери эсэмэс, в котором сообщила, что не приедет, потому что каникулы проведет с неким Яшей, – сказала Зотова.

Бурмистров замер на мгновение, насыпал в пузатый чайник заварки и обернулся.

– Вы решили проверить, не я ли Яша? Польщен, – гоготнул Бурмистров. – Я бы не прочь с молоденькой балеринкой роман закрутить, да они от меня носики воротят. Старпер я для них. Вот что я вам скажу, уважаемая Елена Петровна: не было у нашей Веронички никакого Яши. Не до мальчиков ей было. Она была одержима балетом. С утра до вечера у станка. Доказать всем пыталась, что не зря Василиса Андреевна на нее ставку сделала. Честно говоря, особого таланта у Колесниченко не было, она трудолюбием и одержимостью Василису взяла.

Бурмистров снова отвернулся, налил в керамический чайник кипяток. Зотова слегка опешила:

– Василиса Андреевна другого мнения по поводу Колесниченко. Она считала девочку очень перспективной.

– Перспективная балерина и талантливая – разные вещи. Впрочем, какая уж теперь разница, – вздохнул комендант. – Веронику не вернешь. Я корю себя, что лично не посадил ее на поезд. Если бы я знал…

Комендант поставил на поднос чашки, чайник, вазочки с конфетами и пряниками и отнес на журнальный столик. Сам присел рядом. Нос защекотал чудесный аромат мелисcы, земляники и тархуна.

– Это вы на вокзал Колесниченко отвезли?

– Да, только не на вокзал. Я ее до Внукова довез, купил билет на экспресс, следующий на Киевский, и посадил в поезд. У меня обострение подагры в тот день случилось. Машину еще как-то вел, а ходить не мог.

– А во сколько это было, не помните?

– Как же не помню, помню, около пяти вечера. Экспресс до Киевского вокзала отходил в пять пятнадцать. Она как раз на семичасовой поезд успевала.

– До Киевского ехать минут сорок, сойти по дороге она не могла. Значит, Вероника приехала на вокзал в шесть.

– Да, она приехала на вокзал в шесть и позвонила мне. Отчиталась, что добралась нормально. Дурак я! Надо было ее до Киевского на машине везти, но снегопад был, я боялся в пробку попасть на въезде в Москву. Да и ноги у меня разболелись. Кто бы мог подумать, что такое случится! Вокзал ведь оживленное место, кругом люди, полиция. А Вероника девушкой серьезной была. По своей воле она с посторонним бы никуда не поехала. – Бурмистров покачал головой и сел рядом с Еленой Петровной. Он накрыл чайник полотенцем. – Сейчас заварится маленько… Чувствуете аромат?

– Да, аромат волшебный. Вы предполагаете, что Веронику заманил в ловушку кто-то из знакомых?

– А как иначе можно взрослую девушку в здравом уме из многолюдного места увезти? Я вот еще о чем подумал: вам не приходило в голову, что сообщение написал убийца?

– Который дал прямую наводку на вас, обозначив в сообщении ваше имя? – спросила Зотова. Бурмистров с интересом посмотрел на Елену Петровну. Зотова кивнула: – Да, мы такую версию рассматривали. Сообщения были отправлены в промежутке между четвертью седьмого и четвертью восьмого вечера.

– Приятно говорить с умной женщиной, – улыбнулся Бурмистров, разлил чай по чашкам и придвинул одну Елене Петровне. – Осталось понять – почему. Какой прок от этого убийце?

– А вам самому в голову никаких идей на этот счет не приходит? – уточнила Елена Петровна, отхлебнула чайку и почувствовала настоящее блаженство. Да, чай комендант делал божественный!

– Честно говоря – нет, – пожал плечами Бурмистров. – Вы прянички-то берите. Свежие.

– Спасибо. Нельзя исключать, что Колесниченко сама написала сообщения и с вокзала уехала сама, без принуждения. Предположим, к кому-то, с кем договорилась заранее. Имя Яша просто пришло Веронике в голову, потому что вы были последним, с кем она контактировала. Вы после Внукова вернулись в школу или домой поехали?

Зотова взяла пряник, откусила и положила на блюдце. К горлу подкатила липкая тошнота. Да что это с ней такое? Может, у нее анорексия началась?

– Я в школе живу постоянно. Квартиру бывшей жене и сыну отдал после развода. От Внукова до школы ехать пятнадцать минут. В половине шестого я уже был здесь. Может, чуть раньше. Не помню точно.

– Значит, вы утверждаете, что никаких связей с молодыми людьми у Вероники не было?

– Точно. Меня Василиса Андреевна для этого и наняла, чтобы я за девочками следил внимательно. Я им как мамаша-наседка, – усмехнулся Бурмистров. – Глаз с них не спускаю ни днем, ни ночью.

– Увлечения у Колесниченко какие-то были помимо балета? Хобби? – спросила Зотова, а сама подумала, что комендант слишком высокого о себе мнения: уследить за всем невозможно, потому что Интернет никто не отменял. Девочки вполне могут знакомиться и обольщать мальчиков в социальных сетях и на бесчисленных форумах. Исключение возможно, если комендант нарушает право девочек на частную жизнь и втихаря проверяет их переписку и общение в Интернете.

– Хобби у Вероники было. Она собирала репродукции картин художника Юлиана Дербеша.

– Что-то я о нем слышала… – кивнула Зотова. – Или репортаж видела. Вроде бы очень талантливый молодой художник.

– Не знаю, – пожал плечами Бурмистров. – Я в живописи не разбираюсь. Впрочем, уверен, не в таланте дело. Страдать по реальным мальчикам им не положено, вот они и ищут себе кумиров в среде знаменитостей. Кто-то от музыкантов тащится, кто-то от актеров, кто-то от балерунов. Это нормально в их ситуации.

– Думаю, что это не нормально, – возразила Зотова и сменила тему: – С кем Колесниченко была ближе всех из девочек? Не может же быть, что она совсем ни с кем не общалась.

– Общалась. Говорят, у Вероники была близкая подруга, но девочку отчислили. Колесниченко больше ни с кем не смогла наладить контакт.

– Вы про девочку, которую из-за беременности отчислили? Мне Василиса Андреевна эту историю рассказала, – уточнила Елена.

Бурмистров некоторое время молчал.

– Я не в курсе той истории, – неохотно поделился Яков Сергеевич. – В то время я еще здесь не работал. Да, из-за беременности. Василиса Андреевна говорила, что девочка была очень талантливая. Если бы не сглупила, то добилась бы невероятных высот.

– Мне бы ее данные узнать. Может, дело подруги Колесниченко осталось в архиве?

– Дело-то, конечно, осталось. Только у нас архивом секретарь заведует, Светлана Петровна. На каникулах она. Уехала к дочери в Самару. Позвоните после Нового года. Впрочем, зачем ждать? У Василисы Андреевны поинтересуетесь. Она должна знать имя этого ребенка.

– Спасибо, я так и сделаю.

– Возвращаясь к теме нашего разговора. Я думаю, Колесниченко не была сильно опечалена отчислением подруги. Девочка эта отчисленная, Юлей, кажется, ее звали, была фавориткой Василисы Андреевны. Когда ее выгнали, освободилось место для Вероники. Сомневаюсь, что они общались дальше. Наша школа – довольно закрытая система, и контакты с внешним миром ограничены. С другими девочками, как я говорил, дружба у Вероники не сложилась. Били ее даже пару раз.

– Кто?

– Всем миром, как говорится. В душевой зажали, и каждая свою лепту внесла. Благо, ничего не повредили, отделалась синяками и царапинами.

– Кто зачинщица избиений, выяснили?

– Танька Трушина, мелкая и злая, как волчонок. Как раз с ней у Колесниченко чаще всего стычки были. В основном на социальной почве.

– В каком смысле? – не поняла Зотова.

– Таня из богатой семьи. Ее отец, Георгий Владимирович Трушин, – известный ресторатор. Мама – в прошлом известная модель Кристина Петровская.

– Вроде знакомое имя.

– Вряд ли вы ее знаете. Она шестнадцать лет назад ушла из модельного бизнеса. Очень красивая женщина была. Впрочем, Кристина Витальевна и сейчас красавица. В кого Танька пошла – непонятно. Я рост имею в виду, – улыбнулся Бурмистров. – Родители в Тане души не чают и балуют. У нее есть все, о чем может мечтать любая девочка. Помимо всего прочего, отец Трушиной является главным спонсором школы. Танька королевой себя здесь считает и пытается всех строить. У Вероники другая материальная ситуация была. Плату за обучение у отчима каждый раз приходилось выколачивать. Колесниченко это знала и комплексовала сильно. Я уже не говорю о том, что денег на карманные расходы Веронике почти не давали. Не понимали они, что девочке разные мелочи нужны, косметика там, одежда модная, тот же мобильник. Мать ей присылала одежду и продукты, над которыми все девочки смеялись.

– Что за продукты? – не поняла Зотова. Она не могла представить, что продукты могут быть смешными.

– Разносолы всякие, варенье домашнее, сало.

– Что же в варенье и сале смешного?

– Шут их знает, дур бесполезных! Они же все на диетах сидят, чтобы задницы не выросли. С этим все строго. Никаких чипсов, пицц, гамбургеров, сладостей, газированных напитков и прочей муры, которую так любят подростки. Честно говоря, я на тайные походы девочек в магазин за сладостями и булочками закрываю глаза. Жалко мне их. Они злые, потому что голодные. Здоровую пищу, которую здесь для них готовят, есть невозможно. Все пресное, несоленое – мерзость. – Яков Сергеевич скривил лицо. Зотова изобразила на лице похожее выражение. – Эх… Я бы сейчас от сальца не отказался, – хлопнул себя по коленям Бурмистров. Зотова сглотнула слюну, отметив, что впервые после отравления у нее появился аппетит. Девочкам она искренне сочувствовала. Лишать подростков такого удовольствия, как нормальная пища, – кощунство. Комендант продолжил: – Василиса Андреевна выплачивала Колесниченко стипендию, чтобы девочка совсем уж ущербной себя не считала. Трушина про это прознала и стала травить Колесниченко тем, что если бы не спонсорские взносы ее отца, то Вероника бы на паперти с вытянутой рукой стояла. Трушина била в самую болезненную точку, она это умеет. Остальные подпевали. Колесниченко Трушину за это ненавидела. Отношения были настолько враждебными, что я бы не удивился, если бы мы нашли труп Трушиной. А вон как вышло…

– Значит, основная причина конфликта между девочками – личная обида. Трушина, уверенная в своей исключительности, не могла простить Веронике, что Василиса Берн выбрала фавориткой ее.

– Ну да. Вы все верно поняли. Вероника в свою очередь пыталась доказать, что способна стать звездой без богатеньких и любящих пап и мам, которые готовы ради своего чада на все.

– Координаты Трушиной не дадите?

– Координаты… Может, вы с Таней сейчас хотите поговорить?

– Трушина здесь? – удивилась Зотова. Нахождение «золотой» девочки во время каникул в школе никак не стыковалось у Елены Петровны в голове с любящими обеспеченными родителями.

– Здесь она. На пару дней уезжала и вернулась. Пытается Василисе Андреевне доказать, что она – трудолюбивая девочка и даже в каникулы занимается у станка. Прежде такого рвения за ней не наблюдалась.

– Готовится стать новой фавориткой госпожи Берн? – с усмешкой спросила Зотова, но в душе шевельнулось что-то неприятное. Бурмистров не ответил, но в его глазах читался ответ, что Елена Петровна думает правильно.

– Когда Трушина домой уезжала и когда вернулась?

– За день до отъезда Колесниченко Таню забрали родители. Девятнадцатого декабря это было, под вечер. Веронику я отвез на вокзал вечером двадцатого. Вернулась Трушина… – Бурмистров задумался. – Вернулась Таня двадцать второго. К вечеру.

– Как раз в тот день, когда тело Колесниченко нашли в Ульяновском лесопарке, – сказала Зотова. – Это место в двух километрах отсюда. Близко.

– Да, но не тратьте напрасно время. Таня непричастна к убийству. Не тот она человек.

Елена Петровна допила чай, отставила чашку в сторону и поднялась:

– Спасибо за чаек. Необыкновенно вкусно! Мне бы еще комнату Вероники посмотреть.

– Сейчас отсыплю вам заварки и провожу. Танька сейчас в зале должна быть. Пока вы будете осматривать комнату Колесниченко, я ее вызвоню, – засуетился комендант, резко поднялся и снова сел с гримасой боли.

– Да вы сидите! Объясните просто, как найти комнаты девочек. Я сама схожу, – забеспокоилась Зотова.

– Без проводника в наших пенатах только смерть можно найти, – рассмеялся Бурмистров. – Так и крутится в голове крылатое выражение из «Чародеев»: «Кто так строит! Ну кто так строит», – пошутил комендант. – Я в порядке, просто неудачно встал. А когда расхожусь, так вроде и ничего.

Комендант поднялся и поковылял к своему волшебному чайному столику.

Нагруженная ароматными чайными мешочками, Зотова вышла с Бурмистровым в коридор.

– Скажите, пожалуйста, Яков Сергеевич, а как отец Тани относился к тому, что, несмотря на спонсорство, фавориткой Василиса Андреевна сделала не его дочь?

– Ясное дело – недоволен был. Он товарищ серьезный, тоже любит, чтобы все по струнке ходили. Пытался наезжать, но разве против Василисы попрешь?! Она хоть и выглядит лебедем, в душе кремень. Как решила, так и будет. Плевать ей на всех. Трушину она прямо сказала, что талант от денег не зависит. Танька на самом деле тоже талантливая, но ленивая. Думаю, поэтому Василиса сделала Колесниченко, а не Трушину, своей фавориткой. На втором этаже у нас мелкие. Девочки постарше на третьем, – по ходу объяснял Бурмистров.

Они поднялись на третий этаж, вновь пошли по длинным узким коридорам с бесчисленными дверями. Яков Сергеевич не обманул, в балетной школе без проводника можно было легко заблудиться.

– А что потом стало с девочкой, которая забеременела?

– Я же вам объяснил, не работал я тогда здесь, – немного резко ответил Бурмистров, застонал и остановился. – Простите… Лекарство забыл принять, дурень. Теперь расплачиваюсь. Вот комната Вероники – двадцать шестая, – указал он рукой на нужную дверь и открыл ее ключом. – Проходите. Тут, правда, беспорядок. Коллеги ваши осмотр проводили. Я ничего не трогал после их ухода. Вдруг дополнительные улики понадобится найти. Как знал, – улыбнулся Яков Сергеевич. – А я с вашего позволения пойду. Дела… Таньку сейчас пришлю. Ее комната тридцатая. Она вас к выходу потом проводит. Звоните, если нужна будет информация. Всегда к вашим услугам. – Комендант поклонился, ясно дав понять, что аудиенция окончена.

– Идите, конечно, – с сочувствием сказала Зотова. Ей стало неловко, что она проволокла по лестницам и коридорам человека с больными ногами. У нее самой ноги гудели, она даже физически чувствовала, что стоять коменданту тяжело.

Бурмистров поцеловал Елене Петровне руку и поковылял обратно. Зотова задумчиво посмотрела ему вслед и вошла в комнату Вероники Колесниченко, в которой коллеги устроили настоящий бедлам. На полу, среди прочего хлама, валялся одинокий балетный пуант, и сердце в груди болезненно сжалось.

Елена Петровна подняла пуант, села на кровать и огляделась. В отличие от роскоши холлов комната выглядела довольно аскетично: белые стены, светлые занавески, минимум мебели. Только необходимое для жизни и учебы: письменный стол, лампа, стул, шкаф, книжная полка, кровать, тумбочка, умывальник. В прихожей – небольшая вешалка для верхней одежды, зеркало и полочка для обуви. Здесь, в этой маленькой скромной комнате, в каждой вещи жили мечты юной балерины о будущем, славе, успехе и счастье. Мечты превратились в хлам из-за какой-то паскуды, которая лишила девочку жизни.

Елена Петровна отложила пуант и подняла с пола тонкий глянцевый журнал. Это был каталог работ художника Юлиана Дербеша. На первой странице помещался фотопортрет самого художника. Увлечение Вероники Колесниченко стало понятно Зотовой. С глянцевой странички на нее смотрел приторный белокурый красавчик, с томным взором синих глаз. Для шестнадцатилетней девушки влюбиться в такого болвана вполне естественно. Зотова вздохнула, пролистнула странички и зашвырнула каталог на стол. Ничего выдающегося в работах Дербеша она не нашла. Возможно, потому, что, как и Бурмистров, в живописи была не сильна. В балете, впрочем, тоже. Из всех направлений искусства она любила классическую музыку Шопена и высокое художественное кино. Такое кино, которое снимал гад Варламов. Что он там снимает сейчас? Философскую драму «Крылья демона». Совпадение не слишком нравилось Елене Петровне, но философствовать с режиссером на эту тему Зотова была не готова. Ивана Аркадьевича она даже видеть не могла.

В комнату заглянула рыжеволосая девушка, упакованная в черное трико.

– Что вам от меня надо? – не слишком вежливо поинтересовалась она. Голос у нее был с хрипотцой. Характеристика, данная Бурмистровым, была точной: Таня Трушина была похожа на маленького злого волчонка. Ее зеленые глаза смотрели на мир с ненавистью и презрением, которые девушка даже не пыталась скрыть.

– Идите к себе. Через пару минут я к вам загляну, – попросила Елена Петровна. Трушина изобразила на лице недовольство, но спорить не стала и скрылась за дверью.