Текст книги "Ты здесь чужой"

Ты здесь чужой
Елена Долгова
Мария Дит

Дизайнер обложки Данияр Альжапар

© Елена Долгова, 2023

© Мария Дит, 2023

© Данияр Альжапар, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0053-8540-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ 1. ТАЙНОЕ ПРИСУТСТВИЕ

Глава 1. Шантаж. Версия Дэна

Антропоцентризм – серьезная ошибка человечества

В тот день, когда все начиналось, я никого не трогал, всего лишь ремонтировал личного кибершпиона. С виду он был вылитый белый голубь мира и лежал на столе как убитый, а на самом деле просто поломанный. Пришлось раздвинуть перья, вскрыть брюшко и заменить горелую микросхему, после чего птичка сначала конвульсивно дернула крылом, потом встала на дрожащие лапки и наконец бессмысленно закружилась на месте. Я уже собирался приступить к дополнительному программированию голубя, когда он вдруг приободрился, перепрыгнул на подоконник и улетел, оставив меня ни с чем.

Программа, заложенная в фальшивого голубя, возвращала его к хозяину – когда-нибудь, но скорее раньше, чем позже. Убедив себя в этом, я быстро успокоился и решил скоротать время, просматривая ленту новостей – работы все равно не было.

До прошлой недели я через день аккуратно приходил на фабрику Габы, занимался там рутиной и был доволен, не выслушивая лишних вопросов. Черт возьми, откуда мне было знать, что по ночам там штампуют контрафактные чипы? Я сам пользовался фальшивыми чипами – простую подделку можно найти на черным рынке, но я их не делал для других, и Габа не держал меня в доверенных лицах! Когда нагрянула полиция, я не стал ждать развязки и выпрыгнул из окна, которое выходит на задний двор. Во дворе давно копилась груда пустых коробок из гофрокартона, я рухнул прямо на нее с высоты второго этажа. Коробки с треском сложились, а я приземлился безвредно, но в облаке бумажной трухи. В конце концов, к нелегальным делам Габы я не имел никакого отношения, и отвечать за них было глупо.

После такого героического побега я и поменял свой фальшивый чип на другой (такой же фальшивый) при помощи лезвия, обычной шелковой нитки и стальной иглы, прокипятив все это в кастрюле, а порез заклеил пластырем, потом переехал на новую квартиру так быстро, как только сумел. Очередное пристанище оказалось сносным – конура в высотке, а это чертовски мешает любопытным заглядывать в форточку. Однако, то ли с чипом я перемудрил, то ли дезинфекция оказалась недостаточной – зашитый порез на руке воспалился, и побагровевшая конечность едва пролезла в рукав. Я понял, что дела обстоят неважно, и выбрал врача наугад, просмотрев в сети бесконечные ленты рекламных объявлений.

Доктор Ливнев оказался уже немолодым добродушным циником, не вполне трезвым. Славный медик не спросил ни имени пациента, ни документов страховой компании, зато он охотно взял деньги вперед, после чего усадил меня в старое, покрытое мелкой сеточкой трещин пластиковое кресло. Потом медик пощупал распухшую руку, выдернул пинцетом нитку и сделал сокрушенное лицо.

– Самолечением занимались?

Я только кивнул, стараясь без необходимости не подавать голоса.

– Анестезию будем оплачивать?

– Не-а.

– Не больно? Врете ведь, голубчик.

Врач, конечно, был прав, но я не хотел, чтобы мне кололи наркотик. Ливнев, конечно, понял, что к чему, но ковырялся в моей руке совершенно спокойно, даже не потрудившись отказаться от сигареты. Рану он почистил и зашил, оставив в ней трубочку для дренажа, вынутый чип бросил в колбу с розовой жидкостью.

– Хорошая работа, – кивнул он. – Гостевая схема, особых прав не дает, зато, если не распознают подделку, вас не вышлют за нелегальную иммиграцию. Двадцать процентов к сумме сверху, и я зашью вам эту штуку под лопатку.

Я машинально кивнул и с отчаянием уставился на отрезок дренажной трубки, который торчал из моего предплечья. Отказаться от нее было нельзя. Оставить в ране – значит, явиться к Ливневу снова. Доктор докурил сигарету и пустил дым в сторону окна, излишне доверчиво повернувшись ко мне затылком.

– Вы, преступники, бесконечно нервные люди, – ласково произнес он.

Чуть позже он быстро, как автомат, пересчитал деньги и деловым тоном добавил:

– Придете через сутки на перевязку. Сами в ране не ковыряйтесь, а то доковыряетесь до сепсиса.

Домой я добирался как всегда в одиночестве. Вагон трясло и качало, рука горела, мое восприятие обострилось, Я ощущал настроения случайных попутчиков так, будто видел цвет – их бледно-серую усталость или насыщенно-красную агрессию.

На пересадочной станции ко мне подобрался потрепанный тип в теплом не по сезону пальто.

– На два слова, пожалуйста, – захныкал он.

В крысиных глазках нищего блестели нехорошие огоньки – мне он сразу не понравился. Я не чувствовал мыслей этого типа, словно этих мыслей не было вообще, не мог ни напугать, ни отвлечь его, а поэтому дал ему возможность отвести меня в закоулок между запертым на ночь киоском и огромным контейнером для мусора.

– Вы были у врачишки, – снова быстро забормотал он. – Мы с ним соседи. Если столкуемся, я не скажу, что слышал и видел через дырку в стене. Не вздумайте меня обидеть, я полицейский осведомитель.

Тут он показал мне свою руку, вздернув замызганный рукав. На запястье у этого типа чернел особый браслет. Такое устройство и в самом деле носят осведомители. Придави он кнопку – и мой чип просканирует ближняя контрольная арка.

– Сколько вы хотите?

Этот человек назвал внушительную сумму. При желании я смог бы ее наскрести, но одна-единственная уступка превратила бы меня в дойную корову шантажиста.

Поэтому я взял его за локоть и почти потащил за собой, так, чтобы роли поменялись. Этот человек привык к совершенно другому поведению жертв, поэтому от моей активности слегка растерялся.

– Куда мы идем?

– К банкомату. Вы же хотели денег.

Вместе, чуть ли не изображая приятелей, мы поднялись из подземки наверх и зашагали под ярким полуденным солнцем. Он – в потрепанном пальто бродяги, я – в слегка потертой куртке небогатого гражданина. Хорошая компания.

На выложенной плиткой площади топтались голуби – много голубей, среди них сизые, белые, рыжие и смешанных оттенков. Они обгадили не только саму площадь, но даже ограждение фонтана. Плитка вокруг него оказалась слегка влажной и довольно скользкой. Тянуть дальше не было смысла, и я делал то, что сделать собирался – толкнул противника в фонтан головой вперед. Шантажист инстинктивно прикрыл темя руками и окунулся верхней частью туловища в воду. Вода, скорее всего, замкнула микросхемы браслета. По крайней мере, я надеялся, что замкнула.

– Ах ты сволочь! – сообщил мне враг.

Я не стал медлить и бросился удирать.

– Стой! – закричал он насколько отчаянно, настолько и бесполезно.

…Преследователь оказался выносливым – он гнался за мною до края площади, а потом еще целый квартал, на нас уже начали оборачиваться. Я перебежал улицу, надеясь отвязаться.

Красный автомобиль скользнул мимо, водитель за стеклом беззвучно обронил грязное слово. Я был уже на противоположной стороне улицы, когда за спиной раздался скрип тормозов. Потом еще скрип и скрежет металла. Я уже почти ушел, но все же оглянулся…

Шантажист лежал на мостовой, свернувшись клубком, будто мертвый енот. Полосы на его потрепанном пальто довершали сходство. Движение остановилось, автомобили уже образовали затор. Такого варианта я не планировал, но что случилось, то случилось. Больше всего беспокоила камера слежения на соседнем столбе, но с нею я ничего поделать не мог. Оставалось только уйти поскорее.

…Дома я отыскал аптечку и вдогонку ввел себе транквилизатор. Боль в руке унялась. Дешевая голографическая установка нарисовала мне камин с легкими сполохами огня. Ненастоящие искры отлетали от дров, которых не существует, а я сидел в пластиковом кресле и думал, как теперь поступить. Напрямую связать смерть осведомителя с практикой доктора Ливнева не так уж легко. Камера, возможно, зафиксировала мое лицо, но в мимолетной записи это бледное пятно с неопределенными чертами.

* * *

Рассматривая огонь, я крутил надетое на указательный палец стальное кольцо – миниатюрный навигатор портала между мирами, один из немногих оставшихся у меня кэйтианских предметов.

Несколько лет назад, когда я еще не покинул отечество, Маркус, мой друг и император Кэйто, гостил в нашем родовом имении на западном побережье. На второй день непогашенный кем-то костер запалил сухую траву равнины, и за несколько часов она выгорела дотла так, что мертвое пространство коснулось горизонта. По ночам там всегда дул ветер, поэтому искры густой тучей летели в сторону дома. Я нервничал, слушая, как лают псы и звенят в темноте ведра – слуги пытались поливать водой резные колонны главного входа. Маркус, не прячась, стоял на балконе, и сполохи пожара отражались в светлых, почти прозрачных глазах императора.

– Не беспокойся, Д-Эн, – сказал он тогда. – Понимаешь, все дело в миссии. Пока я не достиг цели, ничего плохого не случится.

Он говорил с пафосом и настолько твердо, что я почти поверил. Теперь, по другую сторону звездной бездны, моя собственная миссия настолько далека от завершения, что, по этой логике, я сам почти неуязвим.

Конечно, на самый крайний случай у меня имелся план бегства, но я не хотел им пользоваться, потому что собирался дождаться приезда Макото Акэти. Его фото экране планшета выглядело качественным – движение едва наметилось и не успело смазать черты полуазиатского-полуевропейского лица. Правую руку Акэти стиснул в кулак. На указательном пальце он носил кольцо, вроде бы, очень похожее на мое, но в этом месте снимку не хватило резкости. Вторая интересующая меня фотография оказалась траурной – обведенный черным портрет молодой женщины в альпинистской куртке. Тонкое, загоревшее до золотистого цвета лицо, в выражении которого – лишь мне заметный страх. Заголовок в новостной ленте: «Несчастный случай в горах. Шокирующие подробности смерти подруги миллиардера»

…К этому типу трудно подобраться в Эламе, но еще труднее в Гонконге.. Полдесятка его резиденций разбросаны по всему миру. Акэти – темное пятно, моя проблема и головная боль.

Ладно, черт с ним, с этим типом. Я отбросил навязчивое «плохое предчувствие» и решил просто отлежаться. Над городом шел ливень с грозой, я устроился на узкой раскладной койке, разместил руку поудобнее и принялся слушать шум дождя и рассматривать потрескавшийся потолок. Мои соседи здесь были обычные городские отбросы, которые набились в дешевый дом-башню плотно, будто сельди в коробку. В ближней квартире, кажется, началось вечеринка – там сначала играла музыка, потом визжали женщины и ругались мужчины. В конце концов эти люди передрались между собой и кого-то с грохотом приложили о стену, смежную с моей комнатой. Полиция, по счастью, нас не потревожила.

Уже после полуночи, когда эти дураки, наконец, затихли, я сквозь сон ощутил резкий толчок, скорее ментальный, чем физический, открыл глаза и уставился в темный угол комнаты.

Призрачный, как все образы, проходящие сквозь границу миров, Даркин Рейнен уставился мне прямо в лицо. Его силуэт жутковато накладывался на голограмму огня. Суеверному существу этот человека показался бы дьяволом, но это был не дьявол, а только мой старый враг к тому же, в изображении.

– Здравствуй, Д-Эн Вильер.

Он назвал мое настоящее имя, и меня передернуло.

– Убирайся. Как ты сюда попал?

Я разглядывал бледное лицо с отвращением, хотя по меркам оставленного мною мира Дар – довольно симпатичный представитель высших кругов Кэйтианы, что не мешает ему быть сволочью.

– Обстоятельства переменились, я вернулся из ссылки, возглавил Супрему империи и пришлось снова браться за дело, – сообщил он вежливо, но с издевкой.

Эти слова не походили на пустой блеф, потому что затраты энергии на наш разговор получались просто чудовищные.

– Ложь. Император никогда не вернул бы тебя.

– Император Маркус, к несчастью, скончался. Это большая трагедия для народа Кэйто.

Хорошо, если граница миров мешала Рейнену правильно оценить степень моего отчаяния. Смерть Маркуса, естественная или насильственная, все равно, означала катастрофу.

– Как это произошло?

– Несчастный случай. Подробностей не знаю. Ты же понимаешь, меня давно не было в столице.

В этих словах сквозили намек и угроза.

– Что-то еще?

– Дядя покойного теперь у власти, он доверил мне разобраться с запутанными делами Супремы. В том числе и с проектом портала. Не отворачивайся, смотри мне в лицо.

– Разве что-нибудь переменилось?

– Разумеется. Игры, которые ты ведешь, больше не находят понимания. Нам нужны сообщники в Эламе и канал для вторжения. Действовать нужно жестче. Если через неделю результата не будет, мы пошлем через портал другого человека и дадим ему самые широкие полномочия. В том числе и на силовые действия в этом месте, На любые действия. Ты понимаешь?

– Угрожаешь?

Голограмма уже угасала. Дар сухо улыбнулся и молча растаял, исчез в сгустившейся темноте, а я лопатками ощутил неприятный холодок.

Глава 2. Мир Кэйто, 5 лет назад, версия Дэна

Пять лет назад я еще жил в родном мире, и там, возвращаясь с прогулки верхом, увидел природное явление, которое почему-то считалось у нас предвестником несчастья. Это был смерч, серая крутящаяся коронка, которая двигалась со стороны моря вглубь побережья, пока не закрыла часть неба и не прошла стороной, едва не задев меня.

Через неделю императорский курьер привез распоряжение явиться в Кэйтиану и предстать перед императором Тэлием.

В столицу отправились мой отец, я сам и моя младшая сестра Рене – мы с нею были погодки. Тэлий тогда еще не совсем сошел с ума, сохранял военную выправку и на приветствия аристократов отвечал благосклонно, но глаза Величайшего показались мне странными. Взгляд блуждал рассеянно, перескакивая с предмета на предмет, с человека на человека и никак не мог остановиться. Принц Маркус замер чуть поодаль, скрестив руки на груди и, казалось, с тревогой наблюдал за этой сценой.

Отец побеседовал с монархом, получил опечатанный гербовыми печатями толстый пакет, и, как только мы оказались в нашем особняке в Кэйтиане, заметил не без иронии:

– Мне придется заняться воплощением мечты Величайшего. И, возможно, ответить головой, если она окажется неосуществимой.

Тогда это прозвучал как шутка.

С «мечтой» я был знаком только в общих чертах, проект Тэлия не касался военного дела, а смахивал на нечто среднее между оккультизмом и наукой. Сестра же, напротив, испытывала к таким вещам сильный интерес и помогала отцу, подолгу изучая толстую пачку бумаг, оказавшуюся в пакете, я же провел лето в столице со своими приятелями, в казармах военной академии.

К середине осени Тэлий перестал показываться на публике, однако приказы из его канцелярии по-прежнему доходили до нас. Иногда нищих бродяг с окраины хватали и куда-то увозили. На месте ярмарочного пустыря теперь все быстрее рос скелет нового здания. Он походил на гигантский черный куб и быстро обрастал плотью глухих, без окон стен. С крыши фехтовального зала академии видно было, как суетятся на большой высоте рабочие. Издали они казались муравьями. Потом здание достроили, там была только одна дверь. Ходили слухи, будто увезенные люди входят в нее и больше никогда не возвращаются.

Мне на все это было наплевать.

В наше имение на побережье я попал только поздней осенью, кое-как выбравшись из академии на десять дней. Мы с отцом встретились, и я вдруг заметил, что его щека дергается от нервного тика.

– Ты зря приехал, – жестко заявил он. – Оставался бы в казармах.

Рене кивнула без радости, прижала к губам палец, а потом поманила меня жестом.

Я молча вышел вслед за нею в сад, деревья уже сбрасывали листву, она почему-то осталась неубранной, а потому шелестела под ногами.

– Что случилось? – спросил я, едва мы остались наедине.

– Все пошло не так, – сказала мне сестра, в ее манере держаться проглядывали одновременно испуг, гордость и упрямство.

– Не удалось сделать то, что он хотел? – переспросил я, подразумевая под «ним» императора.

– Может быть, слишком хорошо удалось. – Рене задумалась, поворошила листья носком ботинка, а потом покачала головой. – Нет, я передумала, не стану рассказывать. Ты ничего в этом не понимаешь.

Я был тогда довольно легкомысленным, поэтому только хмыкнул. Ситуация не казалась мне ни опасной, ни странной.

– Хорошо, – легко согласился я и вернулся в дом, чтобы поздороваться с матерью, которая хворала сезонной лихорадкой и не покидала своей комнаты.

Уже под вечер, когда мы вдвоем с сестрой стояли на веранде, я снова увидел серый клуб пыли, на этот раз он двигался со стороны равнины, но это оказался не смерч, а самая обычная пыль, поднятая грузовым фургоном.

Фургон приблизился и остановился. Это была крытая брезентом машина с просторной кабиной и кузовом для солдат. Солдаты один за другим выпрыгнули на выложенную плиткой землю двора и столпились возле фонтана, набирая воду во фляги.

Офицер, который ехал в кабине, равнодушно отвернулся, не отвечая на приветствие, прошел мимо меня и Рене – высокий, затянутый в мундир, с накинутым поверх черным плащом, он медленно, палец за пальцем, стаскивал перчатки из тонкой кожи. Почему-то я очень хорошо запомнил эти перчатки. Они были чистыми, без единого пятнышка. Вслед за этим, высоким, в дом скользнул его помощник – невыразительный белесый тип, который нес кейс, прикрепленный к запястью стальным браслетом. Оба гостя уже прошли мимо, но я все стоял в оцепенении, не чувствуя, как сестра теребит меня за рукав.

– Дар Рейнен, – тихо сказала она.

– Разве?

– Вон тот высокий офицер, глава Супремы, любимчик императора.

– Наверное, он сильно боится, раз не ездит без взвода охраны, – заметил я довольно громко, и Рене сильно ткнула меня кулаком в бок.

Солдаты, впрочем, не обращали на наш разговор никакого внимания, потому что с интересом наблюдали за потасовкой двух гончих. Когда я подошел поближе, гвардейцы Супремы перестали смеяться и отвели глаза. Отец появился на пороге, приветствовал Рейнена, они вдвоем ушли в кабинет и закрылись там.

– Заносчивый ублюдок, – пробормотал я сквозь зубы.

…Этот самый Рейнен убрался через два часа, когда уже смеркалось. Я не знал, о чем они говорили с отцом, но был рад, что жутковатый полковник не остался погостить, и мне не пришлось делить с ним стол и кров. Рокот мотора приземистого фургона Супремы в конце концов стих и сменился простым шумом ветра.

– Ну вот и все, – подытожила наша старшая служанка Лин, прежде чем отправиться в деревню ночевать. – Полковник Рейнен, сразу видно, благородный человек, и людей своих не распускает. Уехали мирно, уток не крали, к посудомойкам не лезли, ничего не поломали, и даже солдаты в фонтан не мочились.

Я промолчал и заглянул в комнату матери, которой все еще сильно нездоровилось. Женщина-врач в сером балахоне ордена целителей сидела возле постели, держа в своих широких ладонях худую руку пациентки. Она подняла на меня взгляд воспаленных глаз и только покачала головой…

Темнело стремительно, бриз дул со стороны моря, а потом сменился легким ветерком с суши. Пахло горькой полынью и солью. К этому запаху примешивался оттенок дыма, возможно, тлела трава в степи.

Я лег спать, долго ворочался, потом забылся и увидел странный сон – про то, как Рене, не глядя под ноги, идет по узкому брусу, переброшенному через ручей. В видении ветер шевелил тростник в ручье, но не мог тронуть ни волосинки в ее прическе, ни края ее плаща – они все время оставались неподвижными, как у призрака.

Я очнулся, попробовал встать, но не сумел и понял, что это не пробуждение, а сон, вложенный в другой сон. Волной накатывал страх. Виски ныли. Везде – в пощелкивании магнитных часов, в шорохе листьев за окном, в гудении ветра я различал близкую угрозу.

– Очнитесь, милорд.

Голос походил на голос женщины-врача, и я проснулся мгновенно, избавившись от иллюзии ложного пробуждения. Рядом не никого не оказалось, но во дворе хрипло лаяли собаки, и переругивались чужие голоса. В двери дома колотили прикладами. Через мгновение раздались выстрел и короткий визг – одного из псов пристрелили.

Я быстро оделся и, не зажигая света, выглянул оконный проем. Двор заполнили солдаты в форме Супремы. Высокой фигуры Рейнена среди них не оказалось, или я просто его не заметил. Грохнул еще один выстрел. В двери дома теперь уже не просто колотили – их выламывали. В шуме и гаме мне послышался пронзительный крик сестры.

– Рене! Мама! – заорал я.

В коридоре стояла тьма, потом раздался треск, створки дверей рухнули, в пустой проем хлынул красноватый свет факелов. У меня не было никакого оружия, если не считать почти бесполезной каминной кочерги. Очевидно, людям Супремы приказали взять меня живым, только поэтому мне сразу же не пустили пулю в голову.

Я не стал драться с десятком противников, вместо этого добрался до лестницы на галерею, захлопнул за собой еще толстую деревянную дверь и под носом у врагов задвинул засов. Эта преграда не могла надолго их задержать, но давала мне небольшую фору.

В темноте галереи шевельнулась неясно очерченная фигура. Сначала мне показалось, будто это сестра, но с близкого расстояния я разглядел фартук и шапочку горничной.

– Где моя мать?

– Леди Кирти на веранде, внизу, она очнулась захотела подышать воздухом. Я и Сира выкатили ее кресло… простите, милорд, пришли солдаты схватили Сиру и…

– Ты сбежала и бросила мою мать? Да? Оставила ее там?

– Простите… я испугалась.

В за окном снова полыхнуло, оранжевый отблеск осветил безумно вытаращенные глаза и мокрое лицо служанки. Она пыталась еще что-то сказать, но подавилась слезами. Едва ли она оплакивала нас, скорее, смертельно боялась за себя. В отчаянии я сжал плечи девушки и тряхнул посильнее.

– Где лорд Вильер?

– Его убили. Там во дворе. Я видела.

Горничная тряслась от страха и пыталась вырваться из моей хватки, а я все не разжимал руки.

– Дэн, оставь ее!

Вспыхнула лампа. Сестра шла по галерее, держа в одной руке фонарь, а в другой – пистолет. Ее лицо почти не изменилось, щеки не побледнели, наоборот, они горели ярким, почти противоестественным румянцем.

– Поздно что-то менять. Нам нужно добраться до Кэйтианы.

– Зачем? Там полным-полно солдат Супремы.

– Там есть одна вещь, которая поможет нам перебраться в безопасное место.

Я выпустил горничную и на миг задумался. Отец был мертв, помочь матери я не успел, но еще мог защитить сестру.

– Пошли.

Мы добежали до конца галереи, а потом по приставной лестнице вскарабкались на чердак. Круглое окно выходило на задний двор и на конюшни. Во дворе горел одинокий фонарь.

– Вон там солдат, чуть левее… – шепнула мне Рене.

В доме прогремели выстрелы – возможно, кто-то из наших охранников попытался драться. Я воспользовался этим шумом как прикрытием, забрал у Рене пистолет и пристрелил солдата, потом мы спустились вниз по веревке с узлами, которая хранилась на чердаке.

…В этот момент мы с сестрой едва не погибли – невысокий парень в мундире Супремы выскочил во двор и прицелился мне в голову, я увидел его за долю секунды до выстрела, попытался вильнуть в сторону, и пуля прошла по касательной, задев волосы чуть повыше виска. Вторым пистолетным выстрелом я уложил и этого человека. Он упал ничком, лицом в лужу и затих, а мы оседлали лошадей и уже через пять минут скакали верхом в сторону Кэйтианы.

Позади шумела моторами погоня. По счастью, не все места на пустоши удобны для машин и почти все годны для лошадей. Я подал сестре знак, мы развернулись в сторону моря, сделали крюк и оторвались от врагов. Ветер разогнал облака, показалась мертвенно-бледная луна. Наш след в довольно высокой траве становился заметен, и двигаться приходилось, выбирая каменистые участки пустоши.

Возможно, из-за этих метаний я и потерял направление. Равнина вдруг показалась мне незнакомой. В конце-концов кобыла сестры захромала. Мы убедились, что погоня отстала, и спешились. Я предлагал Рене взять моего жеребца, но она упрямилась и предлагала ехать вдвоем.

Я просил ее, ругал и дошел до того, что почти готов был побить. В конце концов она уступила, сверкнула в мою сторону гневным взглядом, вскочила в седло и, не прощаясь, ускакала. Я остался там, где был, и разыскал себе укрытие среди камней, но сначала прогнал хромую кобылу как можно дальше.

Ночью я валялся среди камней и разглядывал рисунок звезд. Наверное, к этой ночи относится пробуждение моих паранормальных способностей, пришедших от матери из рода Кирти.

Вначале был чужой внимательный взгляд. Поблизости затаился некрупный степной волк, и я вдруг ощутил, что легко понимаю несложные мысли хищника.

Кроме волка на пустошах находился еще кое-кто. Эта тварь не имела ни тела, ни определенного облика, однако, рассматривала меня с пренебрежительной насмешкой. Мое сознание корчилось в тревоге, не умея избавиться от наваждения, а невидимый и бестелесный насмешник продолжал висеть надо мной в пустоте.

Утром зверь исчез, не оставив следов. После мысленного контакта с волком и тем, другим, непонятным существом во тьме, меня слегка лихорадило, солнце почти не грело и так медленно ползло по горизонту, что казалось – вечер не наступит никогда.

…Я выждал сутки и вернулся в имение следующей ночью. В деревне рычали псы, под этот рык и в основном по запаху гари я разыскал остатки нашего дома…

Разломившаяся и изуродованная крыша придавила обломки стен. Камни в естественном состоянии не могут гореть, но их чем-то полили – воздух отдавал не только паленым, но и пронзительным запахом жидкого топлива. Я опустился на колени. На миг показалось, будто я нащупал в темноте чью-то мертвую руку, но это оказалась шелковая перчатка с оторванным пальцем.

Разобрать развалины в одиночку невозможно. Я почти свихнулся, но все же это понимал это, поэтому встал и ушел. Наверное, я так и добрел бы до Кэйтианы, но муж служанки Лин догнал меня и пригасил ночевать в свой деревенский домик. Позже я понял, что этот парень и его жена повели себя как настоящие смельчаки, но тогда я лишь равнодушно сказал им «спасибо».

Утром я одолжил у этих людей старую лошадь и ускакал на ней в Кэйтиану. Наш столичный дом стоял пустым, без следов обыска и взлома. Сестры в нем не оказалось. Я ждал ее три дня, готовый ко всему, но не дождался. Каждую ночь я думал, что за мною явится гвардия Супремы, и тогда хотя бы станет понятно, что случилось с Рене, но за мною так никто и не явился, как будто последнего выжившего Вильера специально оставили в покое…

Тела моих родителей из-под остатков рухнувшего дома откопали крестьяне. Останки матери так сильно обгорели, что я едва опознал покойную по кольцу на скрюченном пальце. И ее, и отца похоронили в семейном склепе, дворяне из соседний имений на траурную церемонию не явились. Впрочем, я их и не звал. Причин ненавидеть Рейнена у меня уже накопилось достаточно, но история и на этом не закончилась.

…Ровно через три месяца меня пригласили на опознание в главный морг столицы. Я думал, что увижу там сестру, но нашел лишь труп старшей служанки Лин. Мертвая и голая, эта женщина лежала навзничь на бетонной плите, на посиневшей ступне болталась бирка, а на скулах так и не высохли слезы. Это казалось невероятным, но они не исчезали очень долго.

– Несчастную убили бандиты, – объяснил мне сержант уголовной стражи. – Это их преступная работа. Тело нашли в канаве.

– А муж?

– По документам – рекрутирован в императорскую армию два месяца назад.

– А их дети?

– Не найдены, ничем не могу помочь.

…На кремации служанки снова присутствовал только я один. Ее незнатному праху места с склепе не полагалось, покойную поместили в длинный ящик без крышки, а сверху прикрыли черной пленкой. Эта конструкция совсем не торжественно съехала в топку…

Я много раз спрашивал себя – почему все это произошло? И никогда не находил ответа. Если отец и участвовал в каком-то заговоре, он скрывал его от меня очень тщательно. Сестра исчезла бесследно и унесла с собой тайну. Меня же не тронули, наверное, потому, что сочли легкомысленным ничтожеством.

Рейнен все же навестил меня в компании своих гвардейцев. Он не тратил слов, просто схватил меня за предплечье, и ткнул моей растопыренной рукой в раскрытую священную книгу и заставил повторить клятву верности императору Тэлию. Я пошел на свой первый компромисс – не бросился на врага, не дал повода себя убить, а просто повторил эту чертову клятву. Мне хотелось выжить и когда-нибудь плюнуть на его могилу.

Письма друзей и все бумаги в доме я уничтожил. Встреч со знакомыми избегал. Однажды мне прислала записку моя невеста, леди Кэн. Я прикинул, не сжечь ли и этот конверт, но все же явился в условленное место. Кэн стояла под навесом, дождь стекал по капюшону толстого плаща, по распрямившимся концам обычно кудрявых волос.

Кэн всегда была сентиментальна, поэтому принесла яд на двоих, маленькие белые гранулы в плоской коробочке, но я отказался от романтического самоубийства, отобрал у нее пилюли и выбросил их в темноту, чем сильно обидел девушку.

– Мы могли умереть вместе, – в ярости сказала она, – А теперь я умру одна, в бесчестье и горе.

Я промолчал и не поверил. Сцена была нелепая. Даже не знаю, кого я в тот миг ненавидел сильнее – императора или Рейнена, на мой взгляд, правитель Империи и его начальник Супремы стоили друг друга.

Однажды вечером мне под дверь сунули еще одну записку. Я прочитал ее и сжег. Пешком добрался до назначенного места. Это был имперский пантеон, ночью там редко кто появлялся. На пороге и в самом деле, тонким слоем лежал нетронутый снег. Внутри здания двумя рядами выстроились статуи давно мертвых правителей. Вскоре в отдалении затеплился зеленоватый свет фонаря, и в этом холодном ореоле и появился принц Маркус. Он сказал, что император болен и сошел с ума, что от его произвола страдают многие кэйтианцы. Принц меня ободрил и осторожно намекнул – скоро все изменится, но нужна поддержка, и я поклялся ему в верности – совершенно искренне и охотно. Маркус собирался сместить отца с трона, объявив его недееспособным безумцем. Вероятно, так бы и случилось, но вмешалась судьба, и мой друг получил власть после естественной смерти Тэлия. Прежний император, чей организм истощили наркотики и разврат, скончался прямо в главном зале дворца, тем самым избежав моей отложенной мести. Маркус взошел на трон и немедленно отстранил Рейнена от должности.

Я воспользовался этим и, в надежде отыскать свою сестру, мгновенно получил доступ к архивам Супремы.

Я почти не спал несколько дней, перелистал сотни томов и тысячи страниц, но не нашел ничего.

– Нужно допросить самого Рейнена, – сказал я, наконец, своему другу, двадцативосьмилетнему императору Кэйто.