Текст книги "Шляпа что-то замышляпа"

Нерожденный

– Холодает, моя госпожа.

Элизабет недоуменно смотрит на слугу, Элизабет не понимает, что значит, холодает, что значит, вечереет, если Серж должен прийти…

Порыв ветра теребит осенний сад, срывает листья с легким шелестом.

– Вечереет, моя госпожа.

Элизабет не поворачивает головы, смотрит в темноту подступающей ночи.

– Моя госпожа, – повторяет слуга, – вечереет.

Элизабет поворачивается:

– Принеси мне манто.

Ждет.

Чу – клубится пыль по дороге, бьют копыта в мостовую, скрипят колеса. Элизабет настораживается – вот он, Серж. Нет, не Серж, это торговец рыбой гонит свою повозку. Хотя… а кто сказал, что Серж не может быть бедным торговцем, чего ради Элизабет ждала рыцаря на белом коне, ведь может появиться и менестрель, у которого нет крыши над головой, и торговец рыбой… Элизабет тихонько хихикает, представляет, как схватится за голову отец, да чтобы я, да чтобы ты, да дочь барона замуж за бедняка, да никогда, пока я жив…

Нет, торговец сворачивает в переулок к таверне.

Не он.

В книге написано, что Серж придет прямо сюда, в замок. Элизабет не понимает, как это – прямо сюда, в замок, как его пустят, неужели просто так возьмет и зайдет. Должн быть, и правда знатный человек будет этот Серж, приедет в карете со свитой, опустится на колени перед хозяином замка, господин барон, прошу руки вашей дочери…

В городе закрывают ворота.

Никто не придет.

Серж смотрит в окно, видит очертания маленького городка:

– Это и есть Таймбург?

Проводник подобострастно улыбается:

– Да, мы почти приехали.

– Отлично… а перекусить там есть где-нибудь?

– Разумеется.

Серж поеживается от осеннего холодка. Серж не завтракал, некогда было завтракать, надо было ни свет, ни заря ехать в замок.

Обещали замок.

И Элизабет.

Серж выходит на площади, оглядывает ряды повозок с лошадьми, извозчики бросаются к Сержу, куда вас довезти, совсем недорого…

Проводник кивает:

– До замка совсем недалеко.

Серж останавливается, чтобы купить немного еды, тут же спешит за остальными п дроге к замку…

Элизабет смотрит в темноту подступающей ночи.

Дорога пуста.

Приходи слуга, приносит манто, Элизабет кутается в мех, тут же отбрасывает дорогую накидку.

– Принеси… принеси мне книгу!

Слуга спешит.

Темнеет.

Поднимается над садом огрызок луны.

Серж останавливается у входа в замок, вынимает кошелек:

– Сколько за вход?

Человек у входа улыбается:

– Сколько вам будет угодно.

Серж отсчитывает монеты. Человек кивает:

– Благодарим вас.

Пожалуйста, моя госпожа.

Элизабет берет книгу, пролистывает страницу за страницей…

…от запретной любви Элизабет, дочери барона, и приезжего Сержа родится тот, кто спасет народы земли от звезды Полынь и конца света…

Элизабет вздрагивает, как она раньше не замечала этой строчки, или раньше этой строчки и не было, ведь книга постоянно меняется.

От запретной любви…

Сердце Элизабет сжимается в тревоге.

Серж поднимается в большую залу, разглядывает доспехи у входа, поднимает голову, чтобы увидеть причудливые своды.

Элизабет спускается с балкона в большую залу.

Никого нет.

– Он не придет сегодня, – шепчет Элизабет.

Может быть, завтра, моя госпожа, – говорит слуга.

– А это Элизабет, – говорит провожатый, – дочь барона.

Серж смотрит на Элизабет, чувствует, как ёкает сердце.

– Баронесса, значит?

– Не, баронесса, это жена барона. А дочь барона… – провожатый смущенно улыбается, – не знаю.

Элизабет видит Сержа.

На рисунке в книге пророчеств.

– Моя госпожа… – слуга осторожно показывает на страницу, – здесь появилась новая надпись… когда Серж прибудет в замок…

Серж вынимает смартфон, делает несколько снимков Элизабет. Снимки не получаются, как ни крути, а видно…

…Элизабет читает, – книга падает из рук, за книгой падает и её хозяйка, заливается слезами, светлые волосы извиваются на камнях пола…

…видно, что лицо восковое, а руки и вовсе пластиковые…

Серж замирает.

Смартфон падает на каменный пол, бегут трещины по стеклу.

Серж не замечет.

Люди уходят из замка, провожатый окликает Сержа, пойдемте, – Серж не слышит.

– Пойдемте… автобус ждет.

– А? Да-да, сейчас…

Серж бежит, второпях забывает смартфон, возвращается, подхватывает гаджет…

***

– Друг мой… вы не можете претендовать на наследство.

Меня передергивает. Так, началось. Осталось понять, что началось, происки Мердока или что похуже…

Откашливаюсь.

Спрашиваю как можно спокойнее:

– И… отчего же?

– Вы смотрели свою родословную?

– Да, я знаю её достаточно хорошо.

– А вы никогда не обращали внимания на годы рождения своих родителей?

Меня передергивает. Понимаю, что не помню. Вообще.

– А вы посмотрите… вот, – нотариус протягивает мне фамильное древо. Смотрю. Как можно спокойнее. Сейчас окажется, что покойный отец совратил покойную мать, когда ей не было и пятнадцати…

– Вот. Год рождения вашей матери. Тысяча пятьсот тридцать первый.

Вздрагиваю. Мне кажется, я ослышался.

– Год смерти вашей матери… да вы можете сами посмотреть…

Смотрю. Тысяча пятьсот семьдесят седьмой.

– А вы когда родились, друг мой? – спрашивает нотариус.

Начинаю вспоминать. Сейчас тысяча восемьсот тридцать девятый, мне двадцать три года, значит…

…в шестнадцатом году. Тысяча… восемьсот.

– И как же вы родились через много лет после смерти вашей дорогой матушки?

– Не могу знать, сэр… меня воспитывал дядя… он говорил, что моя мать умерла, когда мне было несколько месяцев от роду.

– И ваш дядя лгал. Что же, это еще не весь сюрприз. Посмотрите на дату рождения вашего почтенного отца.

– Тысяча де… черт побери, это еще что такое?

– Тысяча девятьсот восемьдесят пятый год. И год смерти, две тысячи шестьдесят седьмой.

– Этого не может быть.

– Вот и я о том же. Ваш почтенный отец еще не родился.

Говорю как можно спокойнее:

– Это ошибка.

– Ошибка? Во всех документах?

– Ну да.

– В документах, которые были созданы независимо друг от друга?

– М-м-м…

– Друг мой, я не могу позволить вам вступить в права наследования.

– Но…

– Более того, по идее я должен вас арестовать…

– За что арестовать? Нет такого закона, что человеку нельзя рождаться от родителей… мм-м… один из которых еще не родился, а другая давно умерла!

– Нет. Но случай беспрецедентный, и по закону я должен арестовать вас. К счастью, Мердок просил за вас…

– …я так и знал, что это его афера!

– Ах, по-вашему Мердок подделал записи в фамильном древе?

Понимаю, что мне нечего сказать. Совсем.

– Вы разочарованы, друг мой.

Смотрю на Мердока, еле сдерживаюсь, чтобы не ударить его здесь, сейчас, на улице под фонарями…

– Это вы всё…

– …думаете, я подстроил? Нет, всё так и было. Видите ли… мне пора открыть вам тайну вашего рождения… и вашего предназначения в книге пророчеств…

Он сердится.

Он.

У него даже имени своего нет. Его называют – звезда Полынь. И еще по-всякому.

Итак, он сердится.

Спрашивает у своего помощника (а у помощника тоже имени нет):

– Как это случилось? Почему?

– Не могу знать, мой господин.

Нет, они, конечно, не по-русски говорят, и вообще не по-человечески, но в переводе как-то так будет.

– Я развел их по разным эпохам… они не должны были встретиться… как они встретились? Как?

– Мой господин… Может… они не встречались…

– Тогда как он родился?

– Не могу знать… мой господин…

Он хочет разгневаться. Но не гневается.

– Ну, ничего, ничего… всё исправим… пророчество не сбудется…

Читаю пророчество.

Не верю.

Не понимаю.

Все это похоже на розыгрыш, какой-то дикий и неуместный…

Смотрю на Мердока.

В упор.

– Вы хотите, чтобы я поверил, что я рожден неведомо от кого, чтобы остановить космического захватчика, который прибудет на землю незнамо когда?

– Да. Именно так.

– И… каким образом я должен буду это сделать?

– Вы не сделаете этого. Никаким образом.

– Но…

– …сейчас я объясню вам, почему. Давайте поднимемся на башню…

Поднимаюсь на башню, думаю, убьет меня Мердок прямо сейчас, или задумал что-то другое.

– Вот… взгляните в телескоп, будьте добры.

Смотрю в телескоп, отчаянно пытаюсь понять, что за свечение я вижу возле Полярной звезды.

– Это и есть ваш враг. И он достигнет земли только через двести лет после вашего рождения.

Хочу спросить, что это значит. Тут же понимаю. Не спрашиваю.

– Значит… я не смогу остановить его?

– Это от вас зависит, сможете или нет…

Он сердится.

У него даже имени нет.

А всё равно сердится.

Показывает своему помощнику:

– Вот… смотри…

Помощник смотрит на газетную статью, где-то взял статью в открытом космосе…

15 февраля 2013 года на территорию Челябинской области упали обломки астероида, образовавшиеся в результате взрыва суперболида…

– Они убьют нас. Там, в будущем.

Помощник кивает.

– Убьют.

– Это он их предупредил? Он, да? Из прошлого?

– Похоже на то.

– Ну что, друг мой… – Мердок входит в комнату, смотрит на меня. Мердок… еще недавно называл его своим братом, теперь вообще не знаю, кто он мне. И кто я сам себе.

– Ну что, друг мой… вы победили его в будущем…

– …получилось?

– Получилось-то получилось… только не думайте, что все так просто… ему ничего не стоит убегать от вас по оси времени и дальше…

– …в будущее?

– Нет. Взгляните сами…

Смотрю на протянутую мне книгу пророчеств. Читаю.

…в тысяча двести сорок втором году от Рождества Христова было людям дивное видение: упала с неба звезда…

…книга в моих руках рассыпается…

…рассыпается в прах, Элизабет вскрикивает, хочет собрать пепел, не успевает…

…оторопело смотрю на Мердока, на пепел в моих руках…

– Книга?

– Он уничтожил её. Там, в прошлом. Её больше нет…

…не успевает, тает в воздухе, падает на пол пустое платье…

– Моя госпожа?

Прикидываю. Тысяча двести какой-то там год. С момента вторжения прошло шестьсот лет. Выросли поколения, которые уже не помнят, что значит быть свободными. Это плохо, это сложно, трудновато будет одолеть его, который в пророческой книге записан как звезда Полынь…

Грохот шагов там, на лестнице в башне.

Мердок бледнеет:

– Это они… его люди. За нами. Друг мой, вы сможете спуститься по плющу?

Распахиваю окно, хватаюсь за плющ, карабкаюсь вниз, – башня кажется бесконечной.

Кто-то подхватывает меня у самой земли – вы осторожнее, не ровен час, упадете – защелкивает наручники.

Он смотрит на меня. Он. Наконец-то вижу его вживую, – ледяное сияние, от которого хочется отвернуться.

Он спрашивает:

– Как вы живете?

Улыбаюсь:

– Спасибо, хорошо.

– Да нет… как вы существуете? Ваши родители разлучены в веках… да что разлучены, они вообще никогда не рождались! Как… как вы живете?

Улыбаюсь:

– Лучше всех.

Ничего… недолго вам осталось…

– Молчу.

Вспоминаю свое фамильное древо, вспоминаю два прочерка под своей фотографией: дату рождения и дату смерти.

Я знаю, что не умру.

Книга в степени бесконечность

Вежливо кланяюсь:

– Добрый день.

Он смотрит на меня, как будто только что вообще заметил, что я есть.

– А, это вы… у вас десять минут есть. Так что вы хотели?

Меня передергивает.

– Вообще-то это вы меня вызывали.

– Да? И по какому же… – он смотрит в ежедневник, ищет что-то.

Осторожно напоминаю:

– Я ищу книги. Редкие книги.

– Боюсь, у меня для вас ничего нет… а, постойте, я же вас вызывал…

Киваю:

– Вызывали.

– Ну что же, присаживайтесь… расскажите мне основные вехи в истории литературы.

Начинаю бормотать что-то про Илиаду и Одиссею, осекаюсь, понимаю, что от меня ждут другого ответа.

– Не знаете, – он смотрит на меня с презрением, – когда была написана первая книга?

Растерянно мотаю головой.

– Это и была первая веха. А когда была вторая веха? Не знаете. Когда написали книгу про книгу. Книгу во второй степени.

– Ага, читал что-то такое.

– Очень хорошо, значит, вы не совсем безнадёжны. Вот это и была вторая веха.

Начинаю догадываться:

– А третья веха, это когда написали книгу про другую книгу, которая была про третью книгу?

– А вы молодец… понимаете. Книга в третьей степени, да. Чем дальше, тем больше авторы запутывали сюжет. Были книги про книги про книги про книги про книги… Ну что вы на меня так смотрите? Вам интересно, ради чего я позвал вас сюда?

– Ну да…

– Как вы думаете, какой была последняя книга?

– М-м-м… книга в десятой степени какая-нибудь.

– Почти угадали. В тринадцатой. Но это официально. А неофициально кто-то уже додумался написать книгу в степени бесконечность.

Вежливо киваю:

– Интересно.

Он взрывается:

– Ах, вам интересно? А ничего, что из-за этой книги я сына своего потерял?

Осторожно спрашиваю:

– Убили, что ли, из-за книги-то?

– Типун вам на язык, убили… тут другое. Пойдемте… посмотрим.

Вхожу в неприметную комнату, вздрагиваю, когда вижу что-то, опутанное проводами, датчиками…

– Это книга его так извела?

– Ну… можете мне эту книжицу найти?

– Не понимаю.

– А где та книжица, которую он читал?

– Нету книжицы, то-то и оно. Захожу в комнату, он мертвый лежит, губы посиневшие… я всю прислугу на уши поднял, скорую… потом в комп ему заглянул, историю глянул… книга удалена в связи с жалобой правообладателя. Потом по отзывам посмотрел – книга в бесконечной степени оказалась.

– Хорошо. Я сделаю все возможное, чтобы её найти.

– Э нет, вы шустрый какой, найти, это полдела.

Холодеет спина.

– Про… читать?

– Ну. Сами туда погрузитесь. Сына моего найдете.

– Гхм…

– …оплачу, даже не сомневайтесь. В золоте купаться будете.

– Да нет, я…

– …и вы тоже струсите? До вас уже четверо хвосты поджали…

Вспыхиваю:

– А сами-то вы чего его не поищете?

– Да как вам сказать…

– Боитесь?

– Чего боюсь, я бы сам за него туда провалился… поссорились мы с ним, вот что. Крепко так поссорились. Он со мной и разговаривать теперь не захочет.

– Да ну, что вы, если бы я в такую заваруху попал, к бате бы вперед штанов кинулся, а тоже с ним уже год не разговариваем.

– Плохо вы моего наследника знаете. Он там убьется скорее, чем ко мне побежит… так что на вас вся надежда… на вас…

Осторожно говорю, сам пугаюсь своего голоса:

– Согласен.

Думаю, какого чёрта я только что сделал.

Росток войны

– А что делать-то будем?

– Увидите.

Вот терпеть таких не могу, которые ничего не объясняют. На работу взял, так хоть объяснить изволь, что делать, телефоны продавать или программное обеспечение ставить, или что…

Нет, разбаловали нас, конечно. В школе еще, когда все тебе на тарелочке подадут, за тебя прожуют и проглотят. Вот так вырастешь, уже борода пробивается, а все ждешь, что тебе кто-то что-то объяснять будет…

Мой новый хозяин разливает по бокалам вино. Мне так кажется, что вино. Хотя кто его знает. Мысленно киваю сам себе, ничего, нормальный мужик, выпьем за встречу, там и разговорится, что к чему…

Он поднимает бокал.

– Ну… за удачу.

Поднимаю.

– За удачу.

Пьем. Только сейчас понимаю, не вино это, и близко не вино, а вообще не пойми, что. Хочу поставить бокал на стол, хозяин толкает под локоть, пей до дна.

Делать нечего.

Пью до дна.

На глаза выступают слезы.

– Ну что? – хозяин прищуривается, – крепко?

Не успеваю ответить, пол выскакивает из-под ног, мир проваливается в бездну, еще успеваю подумать, вот так на органы нашего брата и режут…

…просыпаюсь.

– Лучше?

– Чего… чего налили-то…

– Уж не обессудь, что налил, то налил… ну вставай, что ли… работать пошли…

Встаю. Снова падаю, хозяин подхватывает меня под руки, держись, держись, да ты не спеши, сядь, посиди, что ли, потом пойдем…

Кое-как прихожу в себя.

Оглядываюсь.

– А… а зачем вы меня сюда… перенесли?

– Никто тебя сюда не переносил… сам перенесся.

– Это… это как?

– Это так… ну ладно… пошли давай…

Иду за ним. По пустоши. Легкий туман расступается перед нами, нехотя пропускает нас, снова смыкается за нашими спинами.

Снова спрашиваю, хоть уже и не надеюсь на ответ:

– Что делать-то будем?

– Копать.

– А серьезно?

– Серьезно копать. Землю-то рыть умеем?

– Умеем.

– Вот и будем рыть. Только ты смотри, это тебе не земля, эта штука порыхлее земли будет…

– Справимся.

– Ты погоди, ты сначала попробуй… там и говори…

Пробую. Земля, или что там, роется удивительно легко, даже сам не ожидал, что будет так просто.

– Чш, ты тихонько копай, так и разбить недолго…

– Что разбить?

– То, что мы ищем…

– А что мы…

– А что найдешь, то и давай сюда…

Ищу. Разрываю землю, то есть, не землю, не пойми, что. Нечто рассыпается под моими пальцами, хоть убей, ничего не нахожу. Смотрю, как хозяин вытаскивает что-то из пустоты – одно, другое, третье, н-да-а-а, у меня так не получается…

Натыкаюсь на что-то.

Догадываюсь, что здесь уже лопатой рыть нельзя, здесь надо аккуратно, метелочкой, метелочкой, вот так…

Вытаскиваю что-то, не сразу понимаю, что я держу в руках.

Вздрагиваю.

– Че…

– Чего там?

– Че… череп…

– Нашел? Молодец, давай его сюда…

Даю сюда. Рою. Натыкаюсь еще на один череп. И еще. И еще…

– Это что… кладбище?

– Это война была.

– А… кого с кем?

– А не все ли равно.

Не понимаю. Как может быть все равно. Война же… война.

– Глубже давай, копай… патроны ищи… стрелы… что у них там…

Ищу. Патроны. Стрелы. Что у них там. Волоку пустой патронташ, проржавленную винтовку, чей-то дырявый сапог, хозяин смотрит, мотает головой, не то, не то…

Хочу спросить хозяина, кого он потерял на этой войне, кого он ищет теперь.

Не спрашиваю.

Мало-помалу, чем глубже, тем меньше попадается оружия. И черепов. Сквозь просеянный песок проступают измятые, полуистлевшие листки бумаги.

Протягиваю хозяину.

– Это что? Ну, молодец… нашел…

– А что это?

– Это приказ о начале войны… вот что это такое…

– Мы нашли начало войны?

– Не… это еще не начало… Дальше давай ищи…

Ищу дальше. Натыкаюсь на какие-то документы, записи непонятно о чем, о каких-то неслыханных зверствах в соседнем государстве, которое нужно стереть с лица земли…

Хозяин бережно выкладывает записи по порядку. Кто кому что сказал, кто кому что ответил, кто какую ноту протеста послал…

…хватаю ртом воздух.

Не хватается.

Еще хочу крикнуть хозяину, что задыхаюсь. Не кричу, не могу кричать, воздух твердым комком застывает в горле…

…просыпаюсь.

Поднимаюсь с диванчика, вот черт, надо ж было на работе заснуть, хороший первый день, ничего не скажешь…

– Лучше?

Вздрагиваю. Смотрю на хозяина.

– Э-э-э… простите… закимарил я тут…

– Ничего, бывает…

Только сейчас замечаю меленький песок между пальцами.

– Так это… не сон?

– Ну… считай, что сон…

…память о коллективном бессознательном хранится довольно долгое время в месте, которое в научных кругах повелось называть коцит по имени ледяного озера в дантовском аду. Там в частности хранится память обо всех войнах, когда-либо пережитых человечеством. Мнения долго расходились: одни считали, что войны возникают по множеству не зависящих друг от друга причин. Другие были уверены, что у каждой войны есть некое начало – случайно оброненная фраза, настороженный взгляд, еще какой-то момент, когда люди забыли, что все они разные, что они должны уважать друг друга, свою непохожесть друг на друга…

– Ну что… жив?

Потираю голову.

– Вроде жив.

– Вроде или жив?

– Жив.

– Парень, ты смотри, мне тоже не надо, чтобы ты в обморок там свалился…

– Не свалюсь.

– Ну-ну… ладно… пошли уже…

Разливает что-то из бутыли.

Долго не решаюсь пить, наконец, опрокидываю в себя бокал.

Ничего не происходит.

Совсем.

– Но…

Не договариваю. Мир расступается, проваливается сам в себя.

– Вставай, вставай…

– А?

– Вставай, говорю.

– Да у меня голова раскалы…

– И чего? Так и будешь лежать?

Наконец, вспоминаю, кто я, и что я. И где я.

– Черт…

– Он самый.

Кое-как поднимаюсь, кое-как иду за хозяином.

– Спускайся.

– В котлован?

– Ну а то.

– А не обвалится он нам на головы-то?

– Да вроде не должен… не бойся…

Не боюсь.

Спускаюсь.

Вежливо расступается туман, пропускает меня и хозяина, вежливо осыпается земля, не земля, не пойми, что, окутывает, обволакивает, швыряет на дно…

– Ата-а-а-а-ас!

Колочу руками, пытаюсь выбраться, не могу, вертится в голове проклятое – вот она, смерть, вот оно как бывает, когда смерть.

Кричу, сам не слышу своего крика. Хватаюсь за воздух, за пустоту, не понимаю, за что, выбираюсь, выкарабкиваюсь…

Вспоминаю.

Хозяин.

Там.

Внизу.

Бросаюсь за хозяином, вниз-вниз-вниз, еще ловлю себя на мысли, черт возьми, что я делаю, еще не хватало, чтобы меня засыпало к черту… нащупываю что-то в песке, рука, да, рука, тащу руку, в моей руке оказывается кусок истлевшего скелета, чер-р-р-рр-т…

Сдавленный крик.

Там.

В тумане.

Бреду в ту сторону, проваливаюсь в песок, что я делаю, что делаю, еще не хватало завязнуть…

Что-то хватает меня за ногу, отбиваюсь от чего-то, спохватываюсь, это ж хозяин, хозяин, кому быть как не хозяину…

Карабкаемся из котлована, живее, живее, земля осыпается, или это не земля, или не знаю, что, но осыпается, увлекает в бездну…

Черт.

Выбираемся. Кое-как. Хозяин рассеянно пожимает мою руку, бормочет что-то про молоток и про кувалду.

Переводит дух.

– Нашел.

– Нашли?

– Да. Нашел, – он показывает мне черепок чего-то, не пойми чего, – вот… с этой вот хрени все войны начинаются.

– Ну да?

– Точно тебе говорю… Это же так просто… людям сказать, чтобы этой штуки как огня боялись, и дело с концом…

Киваю.

– А ты молодец, парень… далеко пойдешь… молоток… вырастешь, кувалдой будешь…

Хочу ответить что-нибудь вроде рад стараться. Не отвечаю.

– А что делать-то будем?

Новичок смотрит на меня в упор, спрашивает – резко, нетерпеливо. Хочу осадить юнца, спохватываюсь, что я и сам такой был.

– Увидишь… успеется…

Новичок идет за мной, бормочет что-то, хоть бы сказал, чего делать, землю копать или грузовик водить.

– Ну, не землю… но похоже.

Разливаю настойку по бокалам.

– Ну, давай, парень… за встречу.

Новенький смущается.

– А… это… а я перед работой не пью.

– Разрешаю.

– Да не, вы не поняли… у меня потом вообще башка не работает.

– И не нужна мне твоя башка. Работа такая, понимаешь? Выпить надо.

Чокаемся.

Юнец пьет, вздрагивает, тихонько толкаю его, пей до дна…

– Ну как?

– Это вы что мне нали…

Падает, пытаюсь подхватить его, сам проваливаюсь в бездну.

…просыпаюсь.

До сих пор привыкнуть не могу, вроде уже двадцать лет опускаюсь в бездны, привыкнуть не могу. Каждый раз кажется, что я умираю.

Встряхиваю парня.

– Вставай, что ли.

– А?

– Вставай… так… потихоньку…

– А… а вы куда меня занесли?

– Ты сам себя сюда занес… пошли.

– А как выбираться отсюда?

– Работу сделаем, там и выберешься… пошли давай… Не бойся, не оставлю тебя здесь. Сказок страшных обчитался? И каждый месяц злой торговец нанимал на работу прекрасного юношу, уводил его в дальние края, где несчастного сжирали грифы… а драгоценные камни злой торговец забирал себе… Да не боись… я не такой…

Идем по пустоши.

Вежливо расступается перед нами туман.

– Ну, вот… здесь копать будем…

– Это вот такими лопаточками крохотными копать будем?

– Ну а ты как хотел? Тут задача-то не яму вырыть, а землю разрыть… ну, не землю… что там… давай… осторожненько… как найдешь чего, мне показывай…

– Клад ищем?

– Не, парень, клада не будет…

– Это… типа археологии, да?

– Ну да… типа того…

– А что ищем-то? – спрашивает юнец. Молодец, соображает, что не просто так мы тут роемся.

– Да видишь… человек один умер.

– Умершего ищем?

– Не, ты погоди, какой шустрый… тут другое. Это память его… человеческая…

– Да ну?

– Ну да. Вот в памяти его и ищем… что его заставило руки на себя поднять.

– А версии вообще какие-то есть?

– Какие версии…

– Ну, там несчастная любовь, еще чего…

– Какая несчастная любовь, ему сто лет в обед!

– Да мало ли, любви все возрасты покорны. Или вот, сто лет в обед, так может, своей смертью умер?

– Ага, своей смертью… с пулей в голове, конечно своей… Ты, малец, не гадай, ты лучше землю рой…

Ужинаем.

Потрескивает огонек костра, единственный источник света в тумане мертвого сознания.

Ловлю себя на том, что тоже думаю, что заставило моего учителя умереть. И вроде не надо думать, искать надо, а вот, думаю, соображаю…

– Не надо ничего искать.

– А?

– Не надо искать… я знаю, в чем дело.

– И в чем же?

– А вы сами посмотрите. Вот запись от двадцатого года. Конференция. Раскрываю людям правду про скрытые конфликты. Вот запись от того же года… Нобелевка…

– И что? Думаешь, что Нобелевская премия его довела?

– Да нет… а дальше вон записи в коллективном посмотрите… снова скрытый раздор, потом открытый раздор, снова война… затишье… и опять по новой…

– Да нет, это было до открытия!

– Посмотрите на даты. Повнимательнее.

Смотрю на даты. Повнимательнее. Понимаю, что войны продолжаются. Даже после того, как люди узнали, откуда они берутся, войны эти.

– Вот черт…

– Теперь понимаете, почему он…

– Понимаю… – хочу добавить еще что-то, спохватываюсь, – назад давай… мы и так уже с тобой тут давно торчим…