Текст книги "Запечатанная колыбель"

Стогов давал последнее напутствие перед боем:

– Убивайте всех. Население двух отсеков не может жить в одном. Пищепровод не выдержит двойной нагрузки. Тем более мы посылали к ним парламентера. Просили их сжалиться над нами и дать нам приют. Но они отказали нам. Они не знают милосердия, забудем о нем и мы. Ваши командиры знают, что делать, идите за ними. В отсеке Палау сейчас ночь, и это хорошо. Если бы мы после трех суток, проведенных в темноте, выползли на свет дня, мы были бы беспомощны, как кроты. Как только мы захватим пост охраны перед воротами, мы включим аварийное освещение. Помните – у вас зеленые комбинезоны, у палауцев – темно-синие. Все ясно?

Нестройный хор голосов ответил ему.

– А сейчас пришла пора открыть ворота, – произнес Доминик.

Он покосился на бабушку Ватю.

«Почему он так уверен, что они откроются?» – раздраженно подумала Кассандра.

Как и остальные руководители Тонга, она понимала, что ломать ворота нельзя. Состояние Обшивки стремительно ухудшалось. В последний раз, когда бригада Кассандры собирала там семена для будущего штурма Палау, Кассандра видела, что площадь мертвого пятна, обнаруженного Домиником, увеличилась. Она запретила своим людям приближаться к пятну. Все висело на волоске. Как только разъеденная старостью и коррозией Обшивка развалится, отсек Тонга разгерметизируется. Кассандра ясно чувствовала, что произойдет это в ближайшие часы. Починить сломанные ворота Палау они явно не успели бы. Жители Тонга должны были ворваться в Палау так, чтобы сохранить целостность и безопасность отсека, а не привести за собой холодную пустоту и погубить всех.

Бабушка Ватя хитро улыбнулась Доминику. Тот склонился в полупоклоне. Кассандру раздражало то, с каким пиететом Доминик относился к своей престарелой родственнице. Он даже добыл ей где-то джинсовый сарафан – немыслимая, по меркам Тонга, роскошь. Стогов уже был взрослым, самостоятельным мужчиной. Доминик, по разумению Кассандры, должен был полагаться только на себя, а не оглядываться все время на свою бабулю.

Ворота с легким скрипом открылись.

Кассандра изумленно уставилась в проем. Она до самого конца не верила, что это случится.

– Вперед, – сказал Доминик. – Ведите себя тихо.

Первый отряд, которым командовала Ингрид, канул в темноту. В ворота могли пройти только три человека одновременно. Ингрид ждала с той стороны, пока весь ее отряд соберется, прежде чем начать действовать. На освободившееся место подтягивался отряд Эйса.

– Как же тебе это удалось? – пробормотала Кассандра.

Она стояла рядом с Домиником.

– Что мне удалось? – переспросил он.

– Открыть ворота.

Стогов пожал плечами.

– Я знал, что в Палау не согласятся принять нас, – сказал он. – Но также я был уверен, что никому из этих тупиц и в голову не придет, что пожилая беспомощная леди может прицепить на шлюз и ворота отсека некий маленький и весьма забавный механизм.

Кассандра совсем по-другому взглянула на бабушку Ватю. Та подмигнула ей и почесала шею черной кошке, которая сидела на плече старушки и напряженно вглядывалась во мрак за воротами. От напряжения кошка чуть наклонила голову. «А ведь кошки видят в темноте, в отличие от нас», – вспомнила Кассандра.

Раздались хлопки выстрелов.

– Эйс, теперь ты, – сказал Доминик.

Приглядевшись к комбинезонам подошедших людей, Кассандра с удивлением увидела, что Эйса Штильнахта поставили во главе садовников. То есть тех людей, которыми она, Кассандра Шмидт, командовала последние три года.

– Разделяетесь на две группы и идете к соседним воротам, – напомнил план действий Доминик. – Свет сейчас включат, это на руку не только нам, но и врагам. Вы откроете ворота, чего бы вам это ни стоило.

– Я что-то не понимаю, – звенящим от ярости голосом перебила его Кассандра. – Что делает завхоз во главе моих людей?

Доминик поморщился.

– Ой, Касси, давай не будем меряться… ээээ… я хочу сказать, давайте не выяснять, кто здесь главнее и круче. Тебе нельзя идти, у тебя двое детей, и я подумал…

Кассандра резко ударила его по руке, в которой Доминик держал садовый пистолет. Доминик охнул, не столько от боли, сколько от неожиданности. В следующий момент Доминик обнаружил, что его собственный пистолет упирается ему в грудь.

– Меня зовут Кассандра Шмидт, – после ее голоса жидкий азот показался бы горячим чаем. – Запомните это, Стогов.

– Я все понял, – спокойно ответил Доминик. – Извините меня, Шмидт.

Кассандра подошла к садовникам. Эйс Штильнахт благоразумно посторонился.

– Пойдемте с нами, – сказала Кассандра. – Будете командовать второй частью моего отряда. Поведете их от ворот налево, и так мы захватим сразу двое ворот, а не одни.

– Благодарю за честь, – ответил мудрый Штильнахт и двинулся в конец колонны.

В Палау вспыхнул свет. От ворот на пол отсека упал яркий желтый прямоугольник. Отряд садовников вместе с Кассандрой и Эйсом промаршировал мимо Доминика и остальных начальников Тонга. Теперь из-за ворот доносились не только выстрелы, но стоны и крики. Воспользовавшись общим шумом, Игорь Волков сочувственно сказал Доминику:

– Ей не нужна твоя опека.

Доминик мрачно посмотрел на него.

– Попробуй понравиться Леону и Лукасу, – посоветовал Игорь. – Это будет куда вернее, хотя и сложнее.

– Мне кажется, это нечестно, – ответил Стогов. – Ну, когда женщина с тобой потому, что ты нравишься ее детям.

Игорь покачал головой.

– В любом случае, это еще никому не удавалось, – сообщил он. – Леон и Лукас сторожат свою мать надежнее, чем то двухголовое чудовище охраняло врата мира мертвых… Как бишь его…

– А что случилось с их отцом? – перебил Доминик.

– Несчастный случай на Обшивке, – пожал плечами Игорь. – Износ скафандра сверх положенных норм, нарушение правил техники безопасности… Меня тогда на три месяца перевели на половинную пайку. Хотя, честно тебе скажу, моей вины в том не было. Заявку на новые скафандры с обоснованием я отправил за два месяца до того, как скафандр Томаса Шмидта лопнул по швам от старости. Старшего Садовника уволили. Кассандру поставили на его место. Это ужасно, наверное, потерять любимого человека.

– Да, – сказал Доминик.

Шум за воротами все нарастал.

– Так, я пошел, – сказал Доминик. – Через полчаса начинайте заходить.

Игорь и его люди оставались в Тонга охранять детей, беременных женщин и нескольких старых рабочих, от которых в драке не было бы пользы.

– Давай, – сказал Игорь.

Отряд Стогова присоединился к остальным бойцам. Игорь с тревогой посмотрел в темную высь.

Роберт проснулся от грохота. По глазам резанул яркий свет. Но Роберт отчетливо ощущал, что еще слишком рано, что поспал он от силы часа два. Шатаясь, как лунатик, Роберт поднялся с постели, кое-как натянул комбинезон и вышел в коридор. Стал ясен источник звука – хозяин коттеджа, Бимсли, проворно тащил к дверям шкаф. Бимсли был крепкого сложения, но и шкаф был увесистым. Бимсли кряхтел от натуги.

– Что случилось? – пробормотал Роберт.

Снаружи доносились крики и звуки ударов.

– Кто это? – спросил Роберт, все сильнее удивляясь.

– Твои специалисты по внешним работам! – яростно рявкнул Бимсли.

В этот момент раздался хлопок. Шкаф осел на пол грудой деревянной трухи. Бимсли охнул и схватился за свой живот. Из-под пальцев сочилось красное. Роберт даже не успел испугаться. В проеме выбитой двери появилась женщина. На ней был комбинезон салатного цвета. В черных волосах женщины, коротких и взлохмаченных, как у мальчишки, выделялась длинная осветленная прядь на левом виске. В руках ее был пистолет. Роберт поднял руки, сдаваясь. Женщина как будто не заметила этого. Она наставила оружие на грудь Роберта, прищурила глаз… И увидела, что на Роберте оранжевый комбинезон.

– Так ты не из Палау? – спросила она.

– Нет, – сказал Роберт. – Я из Висконсина, техник-нервожил третьего класса.

Женщина задумчиво закусила губу. Затем подошла к Роберту и аккуратно ударила его пистолетом по голове. Для этого ей пришлось встать на цыпочки, но Роберт был настолько ошеломлен, что и не подумал сопротивляться. Оглушенный Роберт упал на пол. В проеме двери появился мужчина.

– Эйс, таких, в оранжевых комбинезонах, не трогать, – сказала женщина. – Они нам пригодятся.

– Хорошо, Кассандра, – ответил тот.

2

Существо было покрыто черной длинной шерстью. Оно сидело спокойно и с любопытством рассматривало Роберта. И оно было живым. Нервожил третьего уровня не мог ошибаться. Но оно не могло быть живым, и именно это повергло Роберта в ужас. Существо наклонило свою треугольную мордочку и обнюхало лицо Роберта. Колючие усы уткнулись в щеку. Видимо, существо осталось довольно результатом, поскольку легко запрыгнуло на грудь Ансона и устроилось там. Он ощутил его когти, крепкие и острые, сквозь ткань комбинезона, когда оно топталось на его груди, устраиваясь. Затем существо начало издавать негромкие, но угрожающие звуки.

– Ты ей понравился, – раздался голос от двери.

Захватчики из сектора Тонга разместили бригаду Роберта в одном из коттеджей. Его обитатели были безжалостно вырезаны. Кровь со стен и пола пришлось стирать Роберту и его людям.

Голос был незнакомым. Роберт перевел взгляд и увидел мужчину в светло-зеленом комбинезоне с желтым ромбиком на груди. «Кто это?» – вспомнился Роберту собственный крик среди всполохов и треска выстрелов. «Твои специалисты по внешним работам!» – рявкнул Бимсли ему тогда прямо в лицо. Ромбик означал, что мужчина, стоящий перед Робертом, действительно выходил на Обшивку, и не раз. Возможно, он был садовником Хрустального Сада. У мужчины были светлые волосы и глаза. Сейчас он улыбался, что придавало его жесткому лицу нечто инфернальное. Так могли улыбаться идолы землян, высеченные из камня.

Те из идолов, что изображали богов зла.

– Но он же рычит, – пробормотал Роберт.

– Она мурчит, – поправил его гость.

– Кто это? – спросил Роберт.

– Это кошка, и ее зовут Китти.

– Китти?

– Да. В любимой сказке моей бабушки так звали кошку, которая умела ходить в мир за зеркалом.

Он приблизился к койке Роберта и снял кошку с его груди. Затем небрежно отпустил Китти на пол. Кошка недовольно фыркнула. Мужчина прошелся цепким взглядом по груди Роберта. На оранжевом комбинезоне красовались три синих пятиугольника.

– Так ты действительно нервожил высокого класса.

– Да.

Мужчина внезапно засмеялся.

– Что же такое увидел, что ты знаешь, что попал сюда? – спросил он.

– Я не… – начал Роберт.

– Ты – да, – сказал гость. – Меня зовут Доминик Стогов. Когда-то очень давно я был садовником Хрустального Сада Вануату. А теперь я отщепенец, смутьян и чудовище. Вставай. Бабушка Ватя хочет тебя видеть.

Роберт поднялся.

– Имей в виду, – сказал Доминик, когда они спустились с крыльца. – Жизнь твоих людей зависит от тебя. Бабушка Ватя сделает тебе одно заманчивое предложение. Ты можешь отказаться. Но тогда все они, – он показал на людей из бригады Роберта, завтракавших за длинным столом, – умрут в муках. Ты умрешь последним. Ты будешь смотреть, как они мучаются. Из-за тебя.

Над столом завтракающих рабочих повисла тишина. Стало слышно мерное уханье, с которым через отсек ползла живая дорога. Роберт не разобрал слов Доминика. Ансон смотрел на тот груз, что дорога несла к Утилизатору. Это были тела людей, сваленные, словно обрезки мертвых ячеек. Тела жителей отсека Палау. Из груды тел торчали разбитые головы и посиневшие руки.

– Вы – джонситы, – медленно проговорил Роберт.

Хотя можно было уже и не спрашивать.

– Где-то я вас видел, – сказал Роберт.

– Да, я сюда недавно заходила, – кивнула бабушка Ватя. – Что ты так на меня смотришь?

– Вы пострадали при взрыве? – спросил Роберт.

– Что?

Роберт указал на ее лицо. Бабушка Ватя рассмеялась – звонко и молодо.

– Это морщины, милок. Кожа высыхает от старости. Да, такого у вас в центральных отсеках не увидишь… да и здесь тоже редко встретишь. Я родилась на планете, и умру на планете.

– А ваше платье…

Бабушка Ватя любовно погладила материю.

– Это мне Доми раздобыл, – сказала она. – Побаловал меня.

Лицо ее стало серьезным, только в глазах плясал лукавый огонек.

– Расскажи мне про наш мир, Роберт Ансон. Кто мы? Откуда мы? Куда мы идем?

– Мы летим на корабле «Новый Рассвет» к планете, которую мы назвали Надежда-Два, – собравшись с мыслями, произнес Роберт. – Нам пришлось покинуть нашу родную планету, Землю. Наша звезда, Солнце, исчерпала весь свой ресурс и умирала. Та планета, которую мы выбрали сначала, оказалась непригодной для жизни. Это стало известно шесть лет назад, когда «Рассвет» приблизился к ней. После чего Ареопаг выбрал новый курс. Путь туда продлится еще сорок лет. Некоторые смутьяны пытались поднять бунт и заставить нас высадиться на Надежде-Один. Они были сосланы в краевые отсеки. Зачем всю жизнь ходить в скафандрах и страдать от слишком большой силы тяжести, когда…

Улыбка бабушки Вати заставила его опомниться. Роберт замолчал.

– Первое, – сказала Ватя и почесала шею Китти, которая сидела у нее на коленях. – Мы покинули нашу Землю по решению Арбитражного Суда Союза обитаемых миров. На нашей планете была обнаружена цивилизация ящеров, которая предшествовала человеческой. Суд счел, что Земля принадлежит ящерам. Руководители Земли все были ставленниками инопланетян. Они все подписали это позорное соглашение. Все. Кроме одного. Его звали Крэк Джонс. Он и многие его последователи остались на Земле. Других поймали и насильно запихнули на Корабль. Мы с самого начала жили в краевых отсеках, милок. Нам дали самую опасную, хотя и прекрасную работу – ухаживать за Хрустальным Садом на Обшивке. Крэк Джонс взорвал нашу звезду, Солнце. Глупо, хотя и понять его можно. Теперь, когда Земли нет, она не принадлежит тем, кто украл ее у нас.

Роберт нервно засмеялся:

– Я вам не верю.

– Я знаю, – кивнула бабушка Ватя. – Но теперь, когда ты это знаешь, ты не сможешь вернуться в свой родной отсек. Кстати, почему тебя направили сюда? Ты, очевидно, вызывал какие-то подозрения в своей благонадежности у начальства.

– Меня отправили с ремонтной бригадой для смены функций Стены отсека Палау, – сухо ответил Роберт. – Я нервожил, как вы видите. Один из лучших в Американском секторе. Нужен был хороший специалист, который смог протянуть сюда нервы из еще живых стен Корабля. После падения метеорита и разгерметизации отсека Тонга…

Он опять замолчал.

– Да-да, – кивнула Ватя. – Стены Корабля умирают. И знаешь почему? Этот корабль нам дали, чтобы добраться сюда. Эти космические сапоги-скороходы были уже порядком поношены, когда человечество напялило их. Этот рейс должен был стать последним рейсом «Нового Рассвета». То есть добрались мы без проблем. Когда «Рассвет» шесть лет назад вышел на орбиту Надежды, все системы еще функционировали на полную мощность.

Бабушка Ватя резко наклонилась вперед, так, что седая длинная прядь, свесившись из-под платка, мазнула по щеке Роберта.

– А теперь Корабль умирает. Разваливается. Еще немного – и он уже не сможет выполнить свою последнюю программу.

Роберт открыл было рот, но осекся. Он понял, почему оказался в отсеке Палау.

– Нестандартные решения, – пробормотал он.

– Что? – переспросила Ватя.

– Я должен это увидеть, – сказал Роберт. – Сам. Если все, что вы говорите, правда, я помогу вам.

– Ты и так нам поможешь, – ответила она спокойно.

– Ватя, – произнес Роберт. – Вы хотите быть похороненной как полагается? Выбор за вами.

Китти проводила Доминика и Роберта до самых ворот, где уже был сооружен шлюз. Роберту помогли надеть скафандр. Кошка на прощанье потерлась об ноги Ансона. Стогов и Ансон вошли в сепарационную камеру, над которой бригада Роберта трудилась последние два дня, после захвата отсека Палау. Загудел насос, откачивающий воздух.

«Как она тебя любит, – телепатировал Доминик. – Обычно она терпеть не может чужих».

«Наверное, это потому, что я нервожил, – ответил Роберт. – Кстати, как она оказалась здесь? Ведь на борт Корабля брали только людей».

Доминик глухо рассмеялся.

«А еще есть такая штука – любовь, – передал он. – И настойчивость. Китти здесь не одна, у нее много родственников».

«Но… чем вы их кормите?» – спросил Роберт.

Доминик пожал плечами.

«Они едят все, – ответил он. – У нас людям-то особо выбирать не приходится».

Роберт знал, что качество питания сильно различается в зависимости от слоя, в котором находится отсек. Разумеется, и житель Центрального слоя отсеков, и обитатель Палау получали одинаковое количество калорий, витаминов и всего, что необходимо для нормального функционирования организма. Члены Ареопага любили упоминать об этом в своих речах, когда говорили о том, что только здесь, на «Новом Рассвете», человечеству удалось создать истинно справедливое и социальное государство. Однако житель Палау получал свои калории в виде омерзительного вида каши, которой Роберт был уже сыт по горло. А для жителей Центрального слоя пищепровод имитировал сочные, острые бифштексы, ароматные пирожки и наваристые супы.

Створки ворот разошлись. Доминик шагнул в темноту. Роберт поколебался, но последовал за ним. Скафандр налился приятным теплом, включаясь на обогрев. Свет далеких звезд, заглядывавших в пробоину в Обшивке, выхватывал из темноты часть отсека Тонга. Дыра в Обшивке занимала не меньше трети потолка сектора. В воздухе медленно и печально кружились тела людей. Белые, с черными пятнами кровоподтеков, скрюченные в болезненных позах, они двигались в своем последнем танце. Длинные распущенные волосы какой-то женщины тащились за ней, как рваный черный флаг.

«Вы забрали не всех?» – ужаснулся Роберт.

«Еще вчера ты возмущался, как мы вообще посмели нарушить границу между секторами», – сухо ответил Доминик.

«Но… Как ты мог… оставить их здесь?!» – все еще не мог прийти в себя Роберт.

«Это не мои люди, – сообщил Доминик. – Это охранники. Их прислали из одного из Центральных отсеков. Австрии, кажется. Они должны были помешать нам спастись. И они мешали, пока мы не убили их».

За разговором они дошли до живой дороги. Доминик встал на нее.

«Здесь же все отключено», – пробормотал Роберт.

В этот момент дорога дрогнула и тронулась с места. Доминик успел отъехать метров на пять, прежде чем Роберт поверил в происходящее. Он так испугался, что останется здесь один, что рванул вдогонку и чуть не упал. Бегать в скафандре оказалось очень неудобно. Специально утяжеленные подошвы, которые должны были прилипать к Обшивке, были очень тяжелыми. Роберт догнал дорогу, запрыгнул на нее и встал рядом с Домиником. Ансон тяжело дышал, от бега стекло его шлема запотело. Но Роберт чувствовал, что Стогов улыбается. Роберт испытывал огромное желание ударить тяжелой рукавицей по голове Доминика и заорать: «Ты хотел меня бросить!», – но сдержался.

Доминик мог действительно этого захотеть.

Дорога несла их мимо черных коттеджей с выдавленными окнами. Мимо промышленной части сектора, где из пола поднимались трубки разной толщины, причудливо изогнутые и переплетенные. Кристаллики замершего кислорода серебрились на них. «Лес, – вспомнил нужное слово Роберт. – Они похожи на ночной лес». Раньше в школе читали курс Забытых Слов. Роберт попал в последний класс, у которого этот курс еще был. Затем его отменили – «за нецелесообразностью». За счет освободившихся часов расширили курс физической подготовки и новейшей истории.

«Да, – согласился Доминик. – Они действительно похожи на ночной зимний лес».

Роберт не стал переспрашивать, что такое «зимний».

«Что производил отсек Тонга?» – спросил он.

«Инграйю», – ответил Доминик.

Так называлась подкормка для Корабля, которую пять лет назад изобрел Алексей Коренев, Куратор третьего внутреннего слоя отсеков – из-за которого, кстати, Роберт и оказался здесь. Благодаря этой подкормке произошло много положительных перемен. Пища стала более вкусной и разнообразной, одежда – легче и красивее. Формула инграйю держалась в секрете. Никто не знал, где ее производят. Части многоступенчатого цикла были разбросаны по разным отсекам.

Роберт уважительно кивнул. Но тут он увидел нечто такое, что невольно коснулся бегущей ленты перил, приказывая дороге остановиться. Лента мягко затормозила. Роберт перемахнул через перила и оказался совсем рядом с трубкой, что так заинтересовала его. На «Новом Рассвете» не находилось ничего такого, что могло бы принести вред самому Кораблю. Но нервожилам третьего класса были известны признаки отравления и разрушения биомеханической плоти. «Так, на всякий случай, – смущенно говорил им Наставник Эндрю, показывая слайды с искореженной, поврежденной плотью. – Чтобы вы знали». И труба, к которой устремился Роберт, выглядела прямо как тот слайд, который Наставник прокомментировал: «Тяжелая стадия интоксикации». Язва казалась темно-красной и расходилась во все стороны длинными колючими языками. Роберт замер над ней. В центре язвы находилась хрестоматийная область первичного поражения в виде черной запятой. Ансон повернулся и побрел обратно к дороге.

«Еще раз так сделаешь, – сообщил Стогов, когда дорога снова двинулась, – останешься здесь один».

«Прости, – неловко ответил Роберт. – Я увидел сегодня уже столько того, чего не может быть, что мне не стоило удивляться».

«Я подумал, что ты хочешь сбежать… А что ты увидел?»

«Язву Отравления, – ответил Роберт. – Получается, что инграйю отравляла собой даже те трубки, через которые вы перегоняли ее, или что вы там с ней делали. Но как же она потом могла улучшать работу Утилизатора?»

«Она отравляла не только трубки», – ответил Доминик.

Они приблизились к внешней стене отсека Тонга. Роберт уже видел сепарационную камеру, когда индикатор кислорода стал красным. Они явно не успели бы выйти наружу и вернуться в Палау на тех остатках кислорода, что у них еще имелись. Однако Доминик все предусмотрел. На посту около сепарационной камеры они нашли несколько запасных баллонов. Путники возобновили свои запасы кислорода. Доминик поставил опустевшие баллоны заряжаться. Воздуховод в Тонга все еще работал, как и дорога.

Ворота Внешнего шлюза захлопнулись за их спиной. Роберт никак не мог привыкнуть к полному отсутствию звуков. Теперь Стогов и Ансон крепко стояли на Обшивке. Доминик двинулся к краю огромной дыры. Ансон последовал за ним. Роберт знал, что подошвы скафандра прилипают к Обшивке и случайно улететь в пустоту он не сможет. Но все равно ощущения были странными. Только теперь он понял, что в мертвом отсеке сохранилось еще кое-что, кроме воздуховода и живой дороги. Там по-прежнему действовала сила притяжения, хотя и очень слабо. Снаружи ее уже не было. Тело стало совсем легким. Двигаться приходилось очень осторожно.

«Не вздумай сразу смотреть вверх, – проинструктировал его Доминик перед тем, как они вышли наружу. – Сначала погляди себе под ноги. Потом, как обвыкнешься, начинай смотреть по сторонам».

Роберт так и поступил. Они миновали заросли Хрустальных Цветов. Цветы улавливали и перерабатывали для нужд Корабля излучение звезд. Сейчас Цветы выглядели как россыпь алых огоньков, заключенных в прозрачные колбы. Огоньки трепетали и перемигивались. Роберту показалось, что он слышит тихий звон – Цветы переговаривались друг с другом. Как и любой опытный нервожил, чуткий к импульсам Корабля, Ансон воспринимал эхо этого информационного потока. Цветы закончились. Обшивка под ногами Роберта стала бледно-серой и рыхлой. Это была действительно очень старая, очень мертвая Стена, только очень толстая – все же это была внешняя стена Корабля. Но Цветы уже не могли расти здесь. Доминик остановился. Роберт увидел край дыры в Обшивке. Если бы ее пробил метеорит, как говорили в телепередаче, Стена должна была обуглиться и «стечь». И край отверстия был бы гладким и острым. Но край пролома был неровным, слоистым, как если бы Стена просыпалась вниз под собственной тяжестью.

«Готов?» – спросил Доминик.

Роберт кивнул.

«Давай», – скомандовал Стогов.

Роберт медленно поднял взгляд. У него перехватило дыхание. Огромная сфера, заключенная в шубу из белых облаков, висела в пустоте прямо перед Робертом. На какой-то миг облака разошлись, и Ансон увидел синеву океана и коричнево-зеленый край суши. Затем перед глазами у Роберта все перевернулось, и тьма обрушилась на него. Ансон обнаружил себя лежащим на Обшивке. Доминик сидел рядом и крепко держал его руки. Планета, величественная и прекрасная, висела над ними.

«Дыши! – мысленно заорал Доминик, увидев сквозь плексиглас шлема, что Роберт открыл глаза. – Дыши!»

Совет пришелся как нельзя кстати. Перед глазами Роберта уже опять начали плыть разноцветные пятна.

По официальной версии, корабль миновал Надежду-Один шесть лет назад. Теперь она должна была находиться слишком далеко, чтобы Роберт мог ее видеть. А приблизиться к Надежде-Два настолько, чтобы Роберт мог увидеть ее океаны, за это время звездные странники не могли. Планета над их головами означала одно. Последние шесть лет Корабль никуда не двигался.

«Хорошо, – передал Роберт. – Вы, джонситы, оказались правы. Вы всегда были правы. Теперь я с вами. Чего ты хочешь?»

«Нам нужен воздуховод на Обшивке, – ответил Доминик. – Его нужно начать из той жилы, что ты видел, и протянуть через три отсека. Я покажу куда».

Это было совсем не то, что ожидал услышать Роберт.

«Зачем?» – удивился он.

«Сейчас поймешь», – ответил Доминик.

Он помог Роберту подняться. Несколько минут они стояли молча. Роберт успел наглядеться на планету и начал уже недоумевать, чего же ждет Доминик. Стогов отошел от края пробоины, уселся на одной из кочек, которыми кишела поверхность Корабля, да так и застыл. Вряд ли он любовался планетой – он ее видел много раз. Стекло его шлема потемнело, когда Доминик оказался на освещенном участке Обшивки. Теперь Роберт не видел его лица. Стоять в бескрайней пустоте вместе с молчаливым спутником, вместо лица которого был черный овал, было верхом всего.

В Центральных отсеках детей учили многому, чего не преподавали в школах краевых отсеков. Но было одно, чему человек из Центра Корабля не мог обучиться в школе.

Одиночеству и пустоте.

В Центральных отсеках рядом с тобой всегда кто-нибудь был – на работе, на живой дороге, дома. На работе на расстоянии вытянутой руки сидел коллега; на живой дороге люди стояли по трое в ряд, вплотную друг к другу. Дома встречали родственники. Роберт, сдав экзамен на нервожила третьего уровня, получил отдельную жилую ячейку. Нервожилы должны были отдыхать от общества, иначе быстро сходили с катушек. Но первую неделю Роберту было жутко находиться в комфортабельной и просторной ячейке одному. Он нервно переходил из кухни в жилую комнату, оттуда в ванную и снова на кухню. Он никак не мог привыкнуть к мысли, что здесь, кроме него, никого нет. Тогда он и решил жениться на Сьюзан. Однако Ансон никогда не действовал сгоряча. Он хотел сделать предложение через неделю после переезда, чтобы мысль о свадьбе стала привычной для него самого. А через неделю Ансон привык – но не к мысли о браке, а к одиночеству. Заходя в гости к матери, он уже недоумевал, как он мог прожить двадцать четыре года в такой тесноте и непрерывном гаме братьев и сестер.

Доминик полжизни провел на Обшивке. И на Доминика, в отличие от Роберта, совсем не давил бескрайний океан пространства вокруг. Он, видимо, даже не понимал, как неуютно здесь Роберту. Ансон перевел взгляд на планету. Нет уж, он не будет просить этого мрачного джонсита увести его отсюда. Вид облаков помог Роберту подавить начинающуюся тошноту. На белом фоне облаков появилась сверкающая точка. Она все увеличивалась и засияла так, что было больно глазам. «Это же… Корабль! Только маленький», – понял потрясенный Роберт. Покинув атмосферу, крохотный кораблик устремился прямо к большому Кораблю. Он стремительно приближался. Роберту стали видны детали обшивки. Казалось, что корабль идет прямо на них. Но скоро стало ясно, что он скроется за могучим телом «Нового Рассвета» намного правее.

«Что это было?» – спросил Роберт у Доминика, когда кораблик исчез из поля зрения.

«Космический катер», – ответил Доминик.

Это было еще одно из Забытых Слов. Так называли приспособление, позволявшее перевозить людей и грузы через небольшие водные пространства. Роберт сообразил, что в данном случае имеется в виду не водное, а космическое пространство небольшой протяженности. Ансон опустился на кочку рядом с Домиником.

«Шесть лет назад, – телепатировал Стогов, – когда стало известно, что мы приблизились к Надежде, в нашем отсеке кинули клич – кто желает стать первопроходцем. Первым ступить на Надежду. Я и моя жена были добровольцами. Нас и еще других таких же наивных идиотов спустили на Надежду – на этом маленьком кораблике».

Роберт почувствовал, что пауза затянулась, и решил подбодрить собеседника:

«Так вот откуда ты знаешь слово «зимний».

«Да… У нас были схемы, инструменты. Не было только оружия. За два года мы построили там, внизу, чудесный город. А потом нас пригласили на стадион. На праздник по случаю завершения работы».

«Стадион?»

«Ээээ… рекреация».

«Понял!»

«Это было вечером, – продолжал Доминик. – И когда включились огромные фонари над стадионом, люди начали умирать. Каждый, на кого упал этот свет, был словно сожжен им. Но… изнутри… я не знаю, как тебе объяснить…»

«Я знаю», – ответил Роберт.

«Знаешь?»

«Да. Судя по тому, что ты говоришь, в фонарях были стволовые жилы Корабля. Небольшие кусочки. Эти жилы нельзя обнажать. Они очень мощные, в них суть и дух «Нового Рассвета». Из них растут, например, туннели с лифтами, которые соединяют отсеки. Каждый нервожил знает это, – ответил Роберт спокойно. – Но как же ты выжил?»

«Выжил не я один, – ответил Доминик. – На стадионе было несколько мест, куда прямой свет не попал. Нас было человек пятнадцать, обожженных и насмерть перепуганных. Мы бежали в лес. Среди нас был Эйс Штильнахт – это он устанавливал свет на стадионе. Во время проб Эйс случайно подставил руку под свет и понял, как он опасен».

«Я думаю!» – воскликнул Роберт.

Индикатор кислорода снова начал краснеть. Пора было возвращаться. Но Роберт не решился поторопить собеседника.

«Мы долго скитались… Некоторые умерли от ран и голода. В лесу можно добыть пищу, но мы сначала совершенно не знали как. На нас охотились. И однажды я понял, что мы все здесь умрем – по одному. Надо нападать, а не бежать. Мы захватили один из катеров и вернулись сюда, на Корабль. Тут я узнал, что мы, оказывается, уже три года летим к другой звезде», – закончил Доминик.

Роберт немного подумал.

«Значит, шлюз для катеров находится где-то рядом, – сказал он. – Но вам не дойти до него по Обшивке, не хватит воздуха. Вот зачем тебе нужен воздуховод. Подзаряжать баллоны с кислородом по пути».

«Да, – сказал Доминик. – Мы заберем все катера, всех джонситов, что живут в краевых секторах, и улетим отсюда. В город, который принадлежит нам!»