Текст книги "Перфекционистка из Москвы"

Глава 5

Четверг, день, который изменил мою жизнь.

До встречи со Светой и её новой пассией в «Дантесе» остается час. Я решаю добраться до Мясницкой пешком: сначала по Садовому, потом свернуть на набережную и дальше пройти переулками. Заодно остыну, приду в себя.

«Не замечает очевидного, предпочитая скрываться от реальности в мечтах», – гудит у меня в голове. Глупость какая. Ненавистный листок! Пущу его сейчас по Москве-реке, и будто не было его. Я складываю из помятого листа бумаги кораблик. На соседней церкви поют колокола. «Предпочитает скрываться от реальности…» – голос не умолкает. Я замираю. Ни в чем не виноват этот листочек. Выкидывай его, не выкидывай – ничего не изменится.

Наверное, так люди решаются на самоубийство. Интересно, с этого моста уже кто-нибудь бросался в реку? В голове мелькают заголовки завтрашних газет: «Смерть из-за равнодушия. Молодая девушка упала в Москву-реку и утонула, потому что никто не обратил на нее внимания». Я даже не сомневаюсь, что никто не заметит. Тысячи людей проходит здесь, сотни машин проносятся, но всем не до тебя, у каждого есть свое важное дело. И пусть здесь человеку плохо, очень плохо, никто не обратит на тебя внимания.

– Девушка!

– Да, – отвечаю я неопрятно одетому молодому человеку со смуглой, давно не мытой кожей. Может быть ему не все равно?

– Дэвушка, у меня все деньги украли. Дайте на билет до дому.

Он хватает меня за сумку, я отмахиваюсь и в ужасе бегу к метро. Что это я выдумала? Не хватало еще в речку из-за перфекционизма бросаться. Да, и речка, надо сказать, совсем для этого неподходящая. Маленькая, грязная. Я понимаю – Волга. Это река с большой буквы! Недаром туда тянуло топиться столько литературных героев. Утонула в Волге – это звучит гордо! А в Москве-реке только пьяницы тонут. Нет, скорее бежать отсюда в «Дантес».

Внутри ресторана накурено и душно. Колонки у входа громыхают. Дорогу мне преграждает бармен в черных брюках, жилетке и белоснежной рубашке с широкими рукавами. Он испытывает новый способ заманить публику в ресторан. Бармен разъезжает по залу с тележкой, на которой в разноцветных тарелочках и многочисленных бутылках находятся ингредиенты для коктейлей. Посетители ресторана составляют их сами. Большинство полагаются на вкус бармена, деловито добавляя: «Побольше Бакарди», «Не надо мяты», «Двойной мартини».

– Что будете пить, милая девушка? – обращается ко мне бармен.

– Кровавую Мэри! – отвечаю я, не раздумывая, и прячусь за его широкими плечами от Светы, которая сидит в большой компании молодых людей и что-то громко рассказывает. Мне нужно обязательно зайти в туалет, чтобы привести себя в порядок. Как назло, столик Светы как раз на пути туда. – Пожалуйста, отвезите коктейль за тот столик, – говорю я официанту и показываю на Свету. – Я в туалет.

Чуть наклонившись, следую за ним. Официант понимающе скрывает меня за тележкой. До туалета остается пара метров, когда сзади меня кто-то толкает, и я оказываюсь на коленях.

– Александра! – кричит Света, вскакивает из-за стола и бежит ко мне. Я поднимаюсь, отряхиваюсь и пытаюсь натянуть на лицо подобие улыбки. – Это наша краса и гордость – Александра! Прошу любить и жаловать! – громко объявляет она и тянет меня за стол. – А это – Алексей!

Я поворачиваюсь и вижу молодого человека.

– Извините, я сегодня совершенно неловок. Всех толкаю! – он протягивает мне руку, чтобы поздороваться. Видимо, я сейчас похожа на старую деву или, того хуже, бесполое создание «гермафродит», если он приветствует меня таким образом. Дожили, молодой человек жмет мне руку! Я оглядываюсь по сторонам, чтобы оценить, что думают по этому поводу другие, но никто не обращает на нас внимания. Я возвращаюсь к руке Алексея. Она крепкая, сильная и мягкая. Мне хочется, чтобы он не отпускал мою руку и держал так вечность.

«А ты руки после метро вымыла?», – в голове вдруг появляется мамин голос.

«Господи, мама, уйди! Не до тебя сейчас!»

«Как же не сейчас! Если сейчас же не помыть, то глисты заведутся и у тебя, и у него! А потом и у ваших детей!»

«Какие дети, мама! Мы десять секунд знакомы!».

Какая мягкая и теплая рука… Широкая, добрая. Еще десять секунд… Только не выпускай! Прямо наваждение… Еще десять… Теперь я понимаю, почему мужчины друг друга так приветствуют. Мне ужасно нравится этакое крепкое рукопожатие. Конечно, немного странно ощущать мужское прикосновение без какого-либо эротического или интимного подтекста. Я смотрю на него, а он – на меня, и мне вдруг очень хочется, чтобы, если его, этого интимного подтекста, и не было, то он тут же возник.

– Приятно познакомиться, – говорит Алексей. – Извините, что я Вас толкнул.

– Ничего страшного, – отвечаю я, как завороженная. Толкайте еще, сколько Вам вздумается. Этого я, конечно, не сказала. Или сказала? Ничего не понимаю…

– Руку мою отпустите, пожалуйста, – он улыбается. – Какая Вы сильная!

Он трясёт рукой и дует на место, в которое я вцепилась.

– Простите, – я прячу руку в карман пальто. – Со мной еще никто так не здоровался. Крепко. По-мужски.

– Извините, – говорит он, смущаясь. – Я сейчас со встречи с коллегами иду. Не перестроился.

Мы оказываемся вместе за столом, я хватаюсь за «Кровавую Мэри», как за спасательный круг, делаю три больших глотка.

– Мне Света о Вас много рассказывала, – многозначительно замечает он.

У меня внутри всё сжимается. Света ему уже всё рассказала.

– Что же она обо мне рассказывала? – с трудом скрывая обиду, выдавливаю я.

– Полную характеристику! – Алексей загадочно улыбается.

– С собеседования?

– С какого собеседования?

– О приёме на работу.

– Нет, про него она ничего не говорила, но я с удовольствием послушаю, раз уж Вы упомянули.

Типун мне на язык!

– Нечего рассказывать!

– Думаю, есть о чем. Можете воспринимать меня, как вынужденного соседа по недолгому совместному путешествию. Такому можно всё поведать без утайки. Представьте, что мы в самолете, – продолжает Алексей голосом гипнотизера. – Вы сидите у окна. Подхожу я, молодой, красивый, складываю пожитки наверх, – он встает и демонстративно треплет куртку, висящую на спинке стула. – Теперь я сажусь рядом и пытаюсь познакомиться, влезть в доверие, чтобы провести время в приятном диалоге с интересной девушкой, а не со стаканом виски.

Я пребываю в некоторой прострации. От его голоса у меня внутри всё тает. Он удивительно располагает к себе: то ли вкрадчивой манерой говорить, то ли этой прямотой, то ли тем теплом от руки, которое я всё еще ощущаю на своей ладони.

– Я была сегодня на собеседовании, – говорю я, – проходила психологический тест, и компьютер выдал такие результаты, от которых я до сих пор опомниться не могу.

– Да что Вы! – участливо отвечает Алексей. – Покажите! И давайте перейдем на ты.

– Давайте. А что Вам показать? – удивляюсь я.

– Покажите, – он на секунду останавливается и тут же поправляется. – Покажи, что компьютер выдал.

– Вы думаете… Ты думаешь, я эту ерунду с собой таскаю?

– Конечно. Женщины обычно такие вещи не выбрасывают.

– Говорите как психолог.

– Будем считать, что я он и есть, – Алексей опять загадочно улыбается.

– Не люблю психологов… Особенно их тесты.

– Так что с тестом? – переспрашивает Алексей. – Покажешь?

– Только если ты угадаешь, что меня волнует в данный момент больше всего, – говорю я и прищуриваюсь.

«Какого чёрта ты с ним кокетничаешь? Иди, руки мой! И ему скажи, чтобы вымыл!» – слышу мамин голос, от которого я чуть не подпрыгиваю.

– Так что меня волнует больше всего сейчас? – спрашиваю я Алексея.

– Я предположу, – говорит он, затягивая паузу, как заправский шоумен, – что оторвавшаяся пуговица на твоей блузке.

Я опускаю взгляд, надеясь, что Алексей шутит.

– Господи, какой ужас! – я хватаюсь за обнажившееся место на груди, вскакиваю и хочу бежать, но Алексей преграждает мне путь. Я упираюсь лбом в его мускулистый торс и тут же отступаю, смутившись внезапно возникшей близости.

– Не волнуйся, – произносит он мягко. – Ты прекрасно выглядишь и с оторванной пуговицей. Дерзко. Сексуально! Круги от туши еще под глазами. Просто идеально!

– Ты издеваешься? Я поеду домой, – я снова встаю, и мое лицо опять оказывается у его груди. Я чувствую легкий запах его парфюма. Я вдыхала однажды такой аромат в магазине и не могла остановиться. Два часа стояла, нюхала, пока меня оттуда не попросили, и теперь не могу оторваться…

– Из-за такой мелочи – какой-то пуговички ты готова пожертвовать вечером в приятной компании? Для тебя главное, чтобы одежда была в порядке?

«Стремится к порядку…» – как колокольный звон гремят слова из теста. Откуда он это знает? Я медленно опускаюсь на стул.

– Хорошо, я останусь, – шепчу я, продолжая держать руку на груди.

– А тест?

– Какой тест?

– Ты обещала мне показать результаты, если я угадаю.

– Но ты не угадал! Я думала о другом!

– Но сейчас ты думаешь о пуговице!

– Действительно…

Я открываю сумку и достаю из него листок, пересеченный линиями сгиба от кораблика. Будь что будет.

– Уничтожить хотела, – он кивает на следы покушения. – Оригинальный оригамный способ уничтожения правды.

Он смеется, обнажая ряд ровных белых зубов. Я готова сквозь землю провалиться, и всё же не хочу уходить. Мне кажется странным, почему он проявляет ко мне такой интерес, да еще в присутствии Светы. Скорее всего, он и есть её новая пассия. Не тот же узкобородый слева! Хотя, если его побрить, подстричь, одеть прилично, научить сигарету держать по-мужски, то совсем неплохой вариант получится. Во всяком случае, мне очень этого хотелось бы…

– Перфекционистка! – кричит Алексей.

Я подпрыгиваю от неожиданности.

– Кто? – я делаю вид, что не понимаю, о чем он говорит.

– Да вот же она! – Алексей упорно смотрит на меня. – Неужели не замечаешь?

– Ты что, на меня намекаешь? – я морщусь, будто меня заподозрили в чём-то непристойном.

– Ну конечно! Чистый перфекционист! Мисс совершенство! – Алексей напевает песню Мадонны «Nobody is perfect».

– Как будто этот самый твой перфекционист может быть грязным… – бурчу я себе под нос.

– Конечно, перфекционист может быть грязным! Но он этого старается не допускать, иначе бы он не был перфекционистом. Вот, смотри. Как тебе кажется, этот стол чистый?

– В принципе, чистый, – бойко отвечаю я, внимательно оглядывая блестящий черный стол, за которым мы сидим. – Хотя, если внимательно присмотреться… Вот, крошки застряли в трещинке, вот несколько разводов от мокрой тряпки. Нет, стол откровенно грязный. У меня на кухне такого не бывает, – добавляю я с гордостью.

– А для обычного человека, которым, по-видимому, является наш официант, стол чистый, хотя если ты ему покажешь на грязь, он обязательно еще раз пройдется по нему тряпкой.

– И что, из-за того, что я лучше вижу, грязный стол или чистый, нужно меня в перфекционисты записывать?

– Перфекционистки, – поправляет Алексей. – Не волнуйся, таких много, но не каждый имеет мужество себе в этом признаться.

– Конечно, в болезнях никто признаваться не хочет…

– Это не болезнь, а особенность характера. Такая же, как сварливость, придирчивость или заносчивость.

– Не самые приятные черты…

Перфекционистка тут же материализуется в моей голове в виде склочной старухи с маминым голосом, которая вмешивается в дела всех и вся, поправляет на каждом шагу, знает, как можно сделать лучше, и никогда не довольна результатом. Я встряхиваю головой, чтобы прогнать каргу. Та, однако, цепляется золоченой клюкой за перемычку между большими полушариями и никак не хочет уходить. «Повезло попасть в компанию интересного, интеллигентного, начитанного молодого человека, – шамкает она сквозь белые вставные зубы. – А у тебя ногти не под цвет помады накрашены, прическа как у курицы, да еще и пуговица оторвалась. И пришло тебе в голову в такой момент ляпнуть про грязный стол. Можно было бы и сдержаться!».

– Кто-то критикует внутри? – слышу я вкрадчивый голос Алексея и вздрагиваю. Остатки «Кровавой Мэри» расползаются томатной лужицей по столу.

– Вот теперь стол действительно грязный, – смеется Алексей. Он неспешно достает пачку салфеток и бросает их на пятно. Вмиг подоспевший официант тщательно протирает стол и уносит салфетки.

– Неплохой способ добиться того, чтобы стол, наконец, сделали чистым, – улыбается Алексей. – Возьму на вооружение.

Я краснею, будто впитала в себя всю мякоть томатов из пролитого коктейля.

– Прости, пожалуйста. Это моя вина, – он кивает головой в сторону пустого стакана. – Я тебя напугал вопросом. Не волнуйся, я не умею читать мысли. Просто для перфекционистов это нормально – перемалывать себе косточки и критиковать за всё, что угодно.

Я облегченно выдыхаю – мне совсем не хочется оказаться в компании телепата в тот момент, когда за меня взялась мама. Сейчас она корит за разлитую «Кровавую Мэри».

– Ты это тоже делаешь? – я заговорщически наклоняюсь к его уху. – Себя критикуешь?

– Иногда, только если критика имеет положительный эффект. Если она помогает достичь более высокого результата, то она позволительна, – чеканит он. – Если она существует ради самой себя, то есть идет по привычке, по кругу, то такая критика мне не нужна.

– А её можно остановить?

– Можно. Главное при этом – понять, что она тебе не нужна.

– А от перфекционизма вылечиться можно?

– Можно скорректировать.

– Для этого нужно ходить к невропатологу? – мне почему-то казалось, что у невропатолога приятнее лечиться, чем у психиатра. Нервы у любого могут сдать.

– Нет. В этом случае достаточно нескольких негативных событий в жизни, которые заставляют задуматься и измениться, хорошей книжки или внимательного друга.

– Негативных событий в моей жизни было более чем достаточно в последнее время.

– Значит и внимательный друг появится, точнее, я надеюсь, уже появился.

– Кто же?

– Я.

Я поворачиваюсь к Свете, демонстративно хмурюсь и кричу ей через весь стол.

– Вы с ним сговорились?

– С кем? О чем? – Света недоумевающе смотрит на меня.

– С Алексеем? Он всё-таки психолог или нет?

– Он тебе в доктора и пациента играть предлагает? Это его хобби. Решай сама.

– Ну так как? – снова спрашивает Алексей.

– Я подумаю, – неуверенно отвечаю я. – Отвечу в следующий раз.

– Хорошо, я тоже.

– Как? Разве ты не согласен? Ты же сам предложил.

– Я привык начинать на равных.

Глава 6

Входную дверь закрыть на замок, ключ – на крючок, туфли – под струю воды в раковину и на приготовленную с утра газетку. И никакая я не перфекционистка! В голове продолжается диалог, длиной с дорогу в метро. Непрочитанные рекламные газеты лежат стопочкой на столе. Пол два дня не мыт. Не найдя других веских доказательств собственного несовершенства, я решаю проверить себя на прочность и лечь спать без традиционной уборки кухни, тем более, что мусорить там сегодня было некому. Красота!

Просыпаюсь на следующее утро необычайно рано, открываю глаза и первым делом обнаруживаю трещинки на потолке, расходящиеся во все стороны паутинкой. Думаю, дом не успеет развалиться до моего переезда в другой, но все-таки нужно будет напомнить владельцу квартиры о необходимости ремонта.

Дождь колотит по стеклу. Почему-то мне кажется, что он холодный. Наверное, из-за настроения, которое способно всё вокруг покрыть ледяной коркой. Первый раз за многие годы мне всё равно, что сегодня пятница, что впереди два выходных дня. Для меня теперь эта разница между днями недели никакой роли не играет. Понедельник можно назвать пятницей, а субботу превратить в среду. Рабочие дни стали нерабочими. Как сильно хотелось раньше прибавить к выходному еще один денек, так теперь щемит всё внутри от тоски по офису. Подумать только! Быть безработной – гораздо хуже, чем вставать рано на работу. Почему я раньше этого не понимала?

Заворачиваюсь в теплое одеяло, ныряю в лохматые тапочки и подхожу к термометру. Пять градусов… Действительно холодно. Я тут же возвращаюсь в постель, закрываю глаза и погружаюсь в полудрему.

Перед глазами предстаёт поле, женщина в фуфайке, белом платке, повязанном назад, капроновых колготках и резиновых сапогах, ступающая по колючей свежескошенной пшенице. Лица женщины не видно, но мне кажется, что это я. Откуда вся эта странная одежда? Фуфайка греет кое-как – под ней, очевидно, ничего нет. Я обхватываю себя руками вокруг пояса и вглядываюсь в белесую пелену. Так я смотрю несколько минут, пока не появляется лошадь. Ничуть не удивившись, я подхожу к ней, беру под уздцы, треплю гриву. Мне казалось, что мы знакомы сто лет, и что это совсем не лошадь, а мой лучший друг. Лошадь, очевидно, испытывает похожие чувства, прижимается, фыркает и радостно тычет носом в фуфайку. От тепла животного я согреваюсь и млею. Только ступни от соприкосновения с резиной совсем окоченели и ничего не чувствуют. Тут вдруг лошадь смотрит мне прямо в глаза и серьезно спрашивает: «Дашь ты мне хлеба или нет? Что ты решила?» Я вздрагиваю, принимаюсь шарить по карманам и, не найдя ничего, отвечаю: «Я подумаю. Отвечу в следующий раз».

Потом всё пропадает. Остаюсь только я, завернутая по самые уши в одеяло. Ноги торчат снаружи и порядком замерзли. В желудке урчит. Глупости какие-то снятся. Лошадь… Хлеб… Я подумаю… Отвечу в следующий раз. Потом мне вдруг разом становится всё ясно – весь смысл сна и причина слякотного настроения. Я набираю Свету и спрашиваю, сможем ли мы сегодня вместе пообедать. Та немного удивляется дневному приглашению – обычно мы встречались по вечерам или на выходных, но соглашается.

* * *

– Может у меня с внешностью что-то не так? – начинаю я, как только мы устраиваемся за столиком в японском ресторане в трехстах метрах от офиса Светы. Ещё неделю назад возможность пообедать в шикарной столовой ООО «Мобильные сети», где работает моя подруга, и куда не приняли меня, я приняла бы за дар богов, теперь же от одних очертаний громадины мне становится не по себе. История о моем тесте и поведении на проходной наверняка уже приняла одну из форм народной самодеятельности и обошла фирму. Стоит мне только появиться на пороге, как на меня начнут показывать пальцем. Поэтому я предложила встретиться в ресторане неподалеку.

– Что ты имеешь в виду? Что может быть в твоей внешности не так? – спрашивает Света, пробегаясь глазами по меню комплексного обеда. – Я буду суп-лапшу, гуляш со спагетти и морс, – бросает она официанту.

Я заказываю свежевыжатый апельсиновый сок, чтобы показать Свете всю серьезность моих намерений. Начать можно с небольшой диеты.

– Понимаешь, Вадим всегда восхищался девушками с обложек журналов. Топ-моделей он знал по имени и говорил о них так, будто с детства с ними знаком! Смотрим дома рекламу, а он мне: «Хайди Клум очень ловко заменила на подиуме немецкую топ-модель Клаудию Шиффер. Наоми Кэмпбелл сколько не скандалит, её всё равно снимают, Кейт Мосс никак не выходит из моды, несмотря на маленький рост…» Представляешь? А мне ни одного комплимента! Может, пришло время мне что-нибудь подправить? Говорят, это теперь делают в два счета! Приходишь в клинику с фотографией: «Сделайте из меня Дженнифер Лопес!» и выходишь через пару дней с изумительным носиком, пухлыми губками и огромными глазищами – можно сразу на «Мосфильм» резюме закидывать.

– Ты сошла с ума! – Света смотрит на меня, словно не веря, что такие идеи могли родиться в моей голове.

– Ну, конечно, можно и в Голливуд попытаться пробиться, если «Мосфильм» не нравится…

Заспанные глаза Светы становятся круглыми, будто домик у улитки. Видимо, ночь у нее была бурной. Когда я вчера уходила, все молодые люди еще оставались, в том числе и Алексей. Как же мне хочется спросить: «Как сегодня ночка прошла?» Не могу. Вульгарщина. Тогда так: «Кто тебя домой провожал вчера?» Или еще мягче: «Кто-нибудь тебя домой провожал вчера?» А если никто не пошел с ней? Получится, что я её вопросом обижу. Нет, лучше ничего не спрашивать. Буду ждать, пока она сама проговорится. Только вот разговор я веду совсем в другую сторону. Угораздило же ляпнуть про операцию! Можно было просто о диетах поговорить. Теперь её не остановить. Света разошлась не на шутку.

– Не хватало еще из-за первого неудачного опыта совместной жизни под нож ложиться! А если твоему будущему другу ты «обновленная» совсем не понравишься? Если ему другой тип женщин нравится? Деловой и строгий, а-ля Ангела Меркель? Снова к хирургу пойдешь? Это тебе не компьютер! Здесь нет кнопки «Backspace». Тут шрамы остаются! Это только девочки-дурочки-перфекционистки думают, что если снаружи хороша, то внутри появится душа, а за ней сразу все принцы в очередь выстроятся…

– Что ты сказала?

– Что?

– Про перфекционисток…

– Извини! Я забыла…

– Ничего. Так что там о них?

– Я читала недавно, что девушки, которые болезненно стремятся к совершенству, готовы ради этого самого совершенства ложиться под нож, питаются только жидкой пищей или, еще хуже, исторгают пищу после того, как её съели!

– Я не такая, – уверенно заявляю я и смело делаю глоток апельсинового сока.

Я – точно никакая не перфекционистка. На диетах я не сижу, просто иногда ограничиваю себя в употреблении сладкого, жирного, соленого и острого. Исключительно жидким не питаюсь. Супы ем, соки, йогурты, мюсли – мюсли-то они твердые. С молоком я их ем, когда разбухнут. Да и под нож никогда бы не легла. Я понимаю, если нос с горбинкой, лопоухая, талия больше 60, а без причины-то зачем?

Только вот незадача какая! Если я не перфекционистка, то повода для встреч у нас с Алексеем нет. А если просто так встречаться? Без повода? Так было бы даже гораздо приятнее. На равных начинать, как он сказал. Нужно срочно прояснить обстановку. На какой формулировке я остановилась? «Кто-нибудь тебя домой провожал вчера?» Не годится. Лучше «Я твою пассию вчера не спугнула?» Нет, тоже не годится. Она ответит: «Не спугнула», и я так и не узнаю, кто он – её пассия.

– И если твой Вадим такой падкий оказался на девочек-дурочек, так пусть и проваливает на все четыре стороны! Или ты еще надеешься, что он придет, упадет в ноги и будет просить прощения? Ты на это рассчитываешь? – строго спрашивает Света и тут же мягко добавляет. – Извини, если я так резко. У тебя, может быть, к нему еще чувства не остыли?

– Не остыли, – повторяю я.

Срочно настраиваю мысли на Вадима, пытаюсь выдавить слезу, но они будто застряли в многокилометровых трубах. Даже намека на них нет. Я думаю о семи миллионах брошенных российских девушек, о которых писали в Интернет, о Биме Черное ухо, о Бемби… Ничего не помогает!

– По-моему, я все слезы выплакала уже. Я приняла его решение. Теперь живу одна, переживаю, конечно, иногда.

– Возможно, он еще вернется…

Я брезгливо морщусь. Мне совсем не хочется, чтобы кто-нибудь нарушал спокойствие и красоту, царящие в моей квартире уже неделю. «Порядок становится самоцелью», – вдруг гудит в голове. Откуда это? Из результатов теста. Они теперь меня всю жизнь преследовать будут? Я же уже доказала теорему, что я не перфекционистка. Почему же эти фразы ползут, как надоедливые пчелы? Нужно успокоиться и забыть о них. Если их не подпитывать медом, то они сами улетят.

– А ты уверена, что это тот человек, который тебе нужен? – спрашивает Света, прихлебывая суп-лапшу.

– Может быть, конечно, я «несколько критична в отношении других», – с ужасом понимаю, что я цитирую результаты теста. – Меня многое в нём раздражает. Его неаккуратность, например.

– А Вадим как к этому относился?

– Сначала спокойно, даже великодушно, относя это к особенностям женской психики. Когда я решила его переучить, он воспротивился. Он спрашивал меня, в чем смысл уборки? Например, зачем заправлять утром кровать, если её вечером снова нужно расправлять, или зачем наливать в стакан воду, если можно пить из бутылки? Зачем гладить простыни, если они утром снова мятые? Зачем вечером смотреться в зеркало и надевать красивое белье? В темноте всё равно ничего не видно. Лишняя работа, по его мнению. Лучше его сразу снять и не доставлять никаких неудобств и препятствий мужчине. Он говорил, что пеньюары и длинные ночные сорочки только геологов и спелеологов возбуждают. А нормальных мужчин утруждают.

Мы хохочем.

– Понятно, типичный мужчина. Иногда мне кажется, что у меня мужской характер. Для меня свободное время дороже чистой плиты. И спать я люблю, – Света прикрывает рот рукой и заговорщически шепчет, – голой. А родителям ты рассказала?

– Пришлось. Мама увидела, что в шкафу нет его одежды, – я с содроганием вспоминаю наполненные ужасом глаза матери. «Старается соответствовать стандартам и ожиданиям других людей» – вспыхивает тест в голове. А ведь действительно! Я не хотела говорить родителям только по одной причине: не желала их разочаровывать. Я отчаянно стремилась быть такой, какой меня хотели видеть родители – счастливой, пристроенной, замужней. Я на секунду замираю. – Это ведь всё правда! Всё про меня…

– Что? – недоуменно спрашивает Света.

– Результаты теста. Каждое слово, каждое предложение! Еще вчера я думала, что произошла какая-то ошибка. Что мне подсунули результаты теста другого человека, что программа неправильная, что в компьютере произошел сбой, но сейчас поняла, что никакой ошибки не было. Это я. Господи, какой ужас! Это я – мелочная педантка, которая только и беспокоится о том, чтобы плита была чистой, а люди хорошо обо мне думали. Как ты со мной общалась всё это время? Наверное из жалости?! Это же абсолютно невозможно – общаться с таким человеком, как я!

Я поднимаюсь, чтобы облегчить наше расставание.

– Да что же такое они там написали? – Света хватает меня за руку и притягивает к себе.

– Вот, смотри, – я достаю из сумки конверт, вынимаю из него лист, опять сложенный корабликом, расправляю бумагу и протягиваю Свете. – Это Алексей вчера пошутил – сложил лист корабликом.

– А что у вас с ним? – спрашивает Света мимоходом.

Предательское тепло приливает к лицу и не только. Хорошо, что Света занята изучением моей характеристики. Я несколько раз глубоко вздыхаю животом. Краска немного отливает от щек.

– Алексей тоже сказал, что я перфекционистка.

– И он туда же?

– Но он говорит, что ничего страшного. Это просто черта характера, как склочность, буйность или истеричность. Главное, что это не шизофрения, – добавляю я. – И не маниакальный психоз. Волноваться совершенно не о чем. Это лечится.

– Не знаю, что тут лечить. Я тоже склочная, иногда буйная, бывает, истерю, и лечиться от этого не собираюсь! А стремление сделать всё как можно лучше – это просто твоя особенность, как бы она не называлась. Она мне, например, ничуть не мешает. У тебя есть другие качества, которые с лихвой компенсируют эти. Ты добрая, отзывчивая, на тебя можно положиться. Ты лучшая подруга… Я могу этот список продолжать бесконечно!

– К сожалению, работодателей эти качества не интересуют, – констатирую я.

Света качает головой и протягивает листок с тестом.

– Смотри, – она показывает на обратную сторону. – Здесь что-то карандашом написано. Телефон Алексея…

Чувствую, что к лицу по шее опять ползут предательские жирафьи пятна. Нужно что-то срочно делать! Сейчас Света обо всём догадается. О чем догадается? Что он держал меня за руку, и мне это понравилось? Что я не могла оторваться от него, чтобы сходить в туалет помыть руки и привести себя в порядок? Что я пригласила её сюда, чтобы спросить: он – её пассия или нет? Что мне делать? Ретироваться в туалет и ждать, пока нервная реакция пройдет, или рассказать всё как на духу? Ну почему я чувствую себя, как маленькая девочка, которую застали за чем-то непристойным? Почему Света задает мне эти вопросы? Причем очень настойчиво. Они наверняка встречаются. Тут даже спрашивать нечего.

– Да, мы хотели еще встретиться. Как психолог и клиент. Я не совсем его поняла. Если он и не психолог, но вопросы задаёт и отвечает, как настоящий врачеватель душ. Он сказал, что может мне помочь справиться с этим перфекционизмом. Думаешь, не стоит принимать его помощь?

– Ты сама должна решить. Я тебе в этом вопросе не советчик.

– Если ты из личных побуждений против, скажи, – настаиваю я. – Я не буду ему звонить.

– Почему же? Если хочешь в себе что-то изменить, то хороший наставник может сильно помочь. У меня тоже такие были. С некоторыми мы очень близко сошлись…

– Помогло?

– Можно и так сказать. Во всяком случае, не повредило. Даже в чем-то обогатило.

– Думаешь, Алексей подойдет на эту роль?

– Только ты можешь это определить.

– Как?

– Получишь сигнал, как-нибудь почувствуешь, – Света смотрит на часы, кладет на стол деньги за обед и машет официанту. – Прости, у меня совещание через десять минут начинается. Давай созвонимся потом?

– Подожди еще секунду.

– Да?

– Можно тебе задать личный вопрос?

Света замирает и отводит взгляд.

– Конечно! Мы же подруги.

Я смотрю, не отрываясь в окно, на ступеньки здания «Мобильные сети». Света терпеливо ждет.

– Ты тоже живешь с голосом внутри? – наконец выдавливаю из себя я.

– С каким голосом?

– Который тебя хвалит или критикует. Скажем, голосовое выражение твоего «я» или кого-то другого.

– Конечно. Внутренний голос у каждого есть.

– И тебе с ним комфортно?

– С голосом? Теперь комфортно.

– А были и другие времена?

– Да, когда этот голос высвобождался из кокона, в который он был завернут заботливыми родителями и мною в период взросления. Теперь этот голос действительно мой, поэтому мне с ним комфортно, – Света еще раз бросает встревоженный взгляд на часы.

– А ты уверена, что это твой голос? Другие не появляются время от времени?

– Нет, не замечала. Только один, мой.

– И постоянного беспокойства нет?

– Постоянного нет, а периодическое бывает, если я куда-нибудь опаздываю или deadline приближается, как сейчас, – Света улыбается и кладет руку мне на плечо.

– Ты иди, а я еще здесь посижу.

Я кладу свою долю в папочку с чеком и обнимаю Свету на прощание. Еще долго сижу и смотрю на лестницу офисного центра «Мобильные сети». Именно там я в первый раз встретила Алексея, а не в ресторане «Дантес». Меня осенило в тот момент, когда я уже набралась смелости спросить у Светы, он ли стал её новой пассией. Теперь и спрашивать нечего. Молодой человек в несуразной зелёной куртке, который нечаянно толкнул меня на лестнице… Алексей! Он был у Светы в офисе. Они встречаются. Он – её новая пассия.