Текст книги "Бумажная роза (сборник)"

Коля досадливо, локтем отмахнулся от Сергея. Низенький, юркий паренек с жаром доказывал:

– Поду-у-маешь, да я бы быстрее его залез на эту арку. И ветку бы точно не уронил!

Зинка с Машей и с еще несколькими девочками стояли поодаль от мальчишек. Зина насмешливо ответила низенькому:

– А Колька тоже не ронял ветку!

Она раздраженно вырвала у стоявшей рядом девочки газету и, ткнув в нее пальцем, пренебрежительно заметила:

– И все это враки! Не так это было!

Одна из девочек уверенно сказала:

– Ты что, Зинаида? Газете не веришь? Все, что печатают, – то правда.

– Ага, правда, – насмешливо парировала Зинка, – хочешь, скажу, как было дело? Так вот, Колька специально лазил за этой веткой, чтобы подарить ее Машке! – И она ткнула пальцем в сторону девочки, добавив: – Нашей тихоне! Поняла?

Дискуссию прервал звонок на урок.

После уроков Маша и Коля шли домой вместе, благо Зинаида опять отправилась к тетке. Молчали. Подходя к Машиному дому, замедлили шаги. Пришли, остановились. Заговорил Колька:

– Ну ты того… если кто обижает, скажи мне, не бойся! – Помолчав, спросил: – Как шишка, не отвалилась?

Маша, обрадованная – перешли на нейтральную тему, горячо заговорила:

– Нет, крепко держится! Она такая, такая… – закончила, совсем невпопад. – Моя.

Опять Машке захотелось погладить его по лицу. Но она только заглянула, уже без страха, ему в глаза и тихо произнесла:

– Ну, до завтра!

* * *

Со временем иголки с ветки осыпались, торчала только шишка на верхушке. Маше было грустно, будто с кем-то прощалась. Она попробовала взять в руку шишку, а та так и осталась в ее ладони, сама отделившись от ветки. Девочка вырвала из альбома лист папиросной бумаги, написала посредине «Колин подарок» и бережно завернула шишку. И Красную Шапочку тоже завернула и припрятала до следующих праздников… А потом долгие годы возила за собой эти два елочных украшения по городам и весям.

* * *

Как же дети любят наряжать елку! Они рассматривают игрушки, прежде чем повесить на ветку, спорят, сколько им лет… Спрашивают маму, где она покупала эту Красную Шапочку? А эта шишка – она похожа на ежика.

– Мама, а здесь написано «Колин подарок»! А мы и не видели раньше. А кто это – Коля?

Мария взяла в руки Красную Шапочку и шишку и повесила их рядом друг с дружкой на ветку высокой, под самый потолок квартиры, елки.

– Нет, ребята, это не ежик. Это шишка. Ее когда-то подарил мне мальчик, которого звали Коля. Лепестки у шишки от времени высохли, и она стала похожа на ежика. А Красную Шапочку я, когда ходила в школу, выиграла в викторине. Тогда у нее в лукошке и пирожки были, но потерялись.

Она замолчала, оглядела сверкающую под люстрой елку и озабоченно сказала детям:

– Вы сохраните эти украшения! Таких больше нигде нет.

Маленькая новогодняя история

На столе, под яркой люстрой, все сверкало – ножи, вилки, фужеры. В новогоднюю ночь как-то по-особому все сияет, брызжет радостью.

К этому празднику у нее особое отношение – он переносил ее в детство. Сколько себя помнит, искренне верила в Деда Мороза, во всемогущую волшебницу, добрых гномов. Гномики у нее ассоциировались с котятами, бегающими по двору в великом множестве, – в хозяйстве водилось две кошки.

В новогоднюю ночь она всех ждала к себе, и сказочные существа приходили. О чем долго потом рассказывала маме и бабушке: у волшебницы платье будто из тумана, а пояс похож на радугу; один гномик подарил ей колдовскую конфетку – вот фантик остался, – а после съеденной конфеты она ничего не боится. Пусть теперь Анька во дворе попробует ее обидеть или по-дразнить!

Проходили годы, уходила жизнь. Выросли дети, сын и дочь. Завели свои семьи, жили отдельно. Какое-то время дети и внуки приходили на Новый год к ним. Под большую елку клали подарки. Всякий раз она, стоя на стремянке, крепила на верхушку звезду. Муж страховал снизу – держал ее обеими руками за колени. Затем с утра варили холодец, готовили салат оливье. Все садились за праздничный стол, ели, смотрели по телевизору «Иронию судьбы»… Хорошо было!

А потом не стало того, кто поддерживал ее, когда крепилась на верхушку звезда. И… она больше не покупала елку. Зачем елка без звезды?

Дети звали ее к себе встречать Новый год. Сходила один раз, но не смогла ночью уснуть на новом месте, хотя была одна в комнате. А так надеялась, что именно в эту ночь ей во сне подскажут, как дальше жить.

Сегодня на старых счетах времени опять звонко щелкнет косточка – еще один год прошел. Надумала в этот раз купить маленькую еловую ветку с шишечкой вместо звезды и поставить ее в большую вазу. Может, на лесной дух явится кто-нибудь из этих, новогодних? Хорошо бы – волшебница…

А пока постарается жить, как прежде, будто ничего не случилось. Боль внутри притупилась. Сама она смирилась, подчинилась единственно незыблемому закону: никто еще не задержался в этом мире. Все уходят. В квартире все стоит на тех же местах, как и раньше. Вид из окон тот же. А разговаривать можно! Кто ей запретит? Да, знает, что разговаривать с собой – плохой признак. А лучше было, когда выла? Как собака, потерявшая щенков? Кажется, такой вой у Джека Лондона описан. Даже соседи в стенки стучали. Больше это не повторится. У нее все хорошо! С утра позвонила дочь – узнать, придет ли мама к ним.

Она, как могла беззаботно, ответила:

– Рыбка моя! В этот раз не поеду к вам. Мне столько приглашений поступило от бывших коллег. Выбираю, где будет веселее и ближе к дому. Так что извини! И Андрюше тоже передай. – Не удержалась, добавила: – Но позвоните все-таки, я буду ждать…

Дочь с облегчением простилась, заверив, что «им очень жаль, что мамы не будет с ними». Мама поверила…

Еще раз оглядела праздничный стол: посередине стояла небольшая плошка с ее когда-то коронным блюдом – холодцом. А почему когда-то? Теперь тоже! Ведь решила: будет все как прежде. У нее сегодня вечер на двоих.

– Милый, располагайся, садись! Я пошла в спальню переодеться.

Раньше он отвечал: «Да ты и так у меня красавица!» И сейчас она ответила, как раньше: «А буду еще краше!»

Она долго глядела в зеркало. Не на лицо, нет! Ей нравился наряд. Это платье, туфли… Сколько времени она их не обувала? А ведь неплохо!

Затем села за стол. Есть ничего не могла – лечебная диета. Взглянув на пустую тарелку и фужер напротив, поднялась. Вынула из шкафа мужской пиджак и повесила его на спинку стула. Так легче вести беседу.

– Ну, рассказывай, как тебе там? Ты не зови меня к себе, ладно? Дети еще не готовы. Дай им от тебя отойти. Я потихоньку приспосабливаюсь. Вот ветку сегодня купила. Шишка вместо звезды. Ну, давай проводим старый год!

Она наполнила фужеры красным вином и осторожно коснулась своим бокалом стоявшего напротив. Пить не стала, лишь пригубила, продолжая играть:

– Сейчас я тебе спою. Послушай, чего сочинила только что: «Кабы быстра реченька назад побежала, кабы можно было жить начать сначала…»

Пела по-деревенски, с надрывом. Он тогда любил такое пение. Оборвала себя на полуслове, поняв – не пошла песня. Ну надо думать: «…начать жить сначала…». Она, может, и пробует это уже сегодня. А он?! Вот то-то же!

– Извини, не подумала.

Какое-то время помолчала, потом оживленно продолжила:

– А ты помнишь, как мы с Воронковыми под Новый год застряли в лифте? Ты прижимал двумя руками миску с салатом, у Генки в пакете были бутылки, у меня – посуда, а Наташка держала завернутую в халат кастрюлю с горячей картошкой. Мы тогда на седьмой этаж к Насоновым подымались. Милый, ты только на минутку вспомни наши оторопелые лица! Тогда же мобильных не было. А я радовалась: дети находились у Насоновых, я их отвела раньше. Помнишь, мы стучали кулаками в стенки, в дверь лифта. А все уже сидели за столами, никто не слышал. Потом Генка от безнадеги открыл шампанское, и мы, глядя на наручные часы, ровно в двенадцать поздравили друг друга. Салат ты нам не дал, так и держал двумя руками, а Наталья дала по картошине. Через час нас все-таки выпустили. Долго потом на работе об этом вспоминали.

Закончив монолог, поднялась из-за стола, прошлась по комнате. Не получалось как прежде. Вообще никак не получалось! У соседей за стенкой слышались смех, громкие голоса – там уже давно провожали старый год. Что делать дальше, не знала. Устала она. От жизни устала. Жаль, не дает жизнь отпусков. Разве что увольняет, и то не по собственному желанию…

Телевизор включать боялась: вдруг идет «Ирония судьбы»? Она в одиночестве еще ни разу ее не смотрела…

Машинально обула сапоги, надела пальто. Затем нашла большой, разрисованный почему-то красной клубникой пакет, сунула в него ветку с шишкой и, прихватив телефон и ключи, вышла, закрыв дверь квартиры. Шла целенаправленно к помойным ящикам – выбросить ветку. Нечего на нее любоваться, раз не получается жить, как прежде!

Подойдя, положила пакет с веткой рядом с помойкой – не стала пачкать руки, открывая крышку. Между домами и вдоль улицы было пустынно, все сидели за столами, закусывали салатом оливье. У нее на столе тоже был салат. Готовила целый день. Зачем? Что имела в виду? Сама-то не ест. «Может, дети завтра заедут», – мелькнула мысль.

Домой идти не хотелось. До боя курантов еще много времени (впрочем, ей-то какая разница?), и она подошла к скамейке, присела. Сейчас в самый раз прогуляться, подышать воздухом. Не встретишь любопытных знакомых – все окунулись в праздники, которые будут длинными, аж до Нового года по-старому.

Сидя на скамейке, бездумно глядела на тихо падающие махровые снежинки, так и не решив, что предпринять дальше. Она так погрузилась в свои мысли, что не слышала, как подошел человек и сел на краешек скамьи. Вернул ее к действительности хриплый кашель мужчины.

Удивление было настолько сильным, что она даже не испугалась и не поднялась сразу уйти. А тот старательно заворачивал что-то в пакет, не обращая на нее внимания. Осознав, что ей ничего не грозит, она с интересом исподтишка наблюдала за человеком. На его заросшем лице явно виднелись следы тяжелой жизни. На голове спортивная, не по сезону, вязаная шапка. Большой лохматый помпон от шапки опускался почему-то на лоб, но мужчина, занятый своим делом, не обращал на это внимания.

В конце концов он справился с пакетом, бережно положив его на скамейку рядом с собой. Она взглянула на пакет, разрисованный красной клубникой. Из него виднелась еловая ветка с шишкой на верхушке, которую она выбросила на помойке. От мужчины несло грязной одеждой и немытым телом. Это отразилось у нее на лице, а мужчина, ни к кому не обращаясь, недовольным тоном жаловался:

– Обещали сегодня баню бесплатную открыть. Через весь город шел пешком – и напрасно. Закрыто.

Если бы от него несло алкоголем, она бы поднялась и ушла. Этого не было, поэтому так и сидела молча, наблюдая за ним. А он все сетовал в пространство, всем своим видом говоря, что уже не спешит – баня все равно закрыта. А больше ему спешить некуда.

– Думал, пойду в баню, и будет для меня настоящий Новый год, как в кино «С легким паром»! Не получается…

Мужчина безнадежно махнул рукой, заботливо поправил в пакете еловую ветку, особенно беспокоясь о шишке, и обратился к соседке по скамейке:

– Смотрите, какая красивая веточка! Нашел только что. Чем не Новый год? Особенно славная шишечка! Так что все хорошо!

Мужчина более внимательно взглянул на женщину, какое-то время помолчал и, будто на что-то решившись, неожиданно выпалил:

– А хотите, я вам ее подарю?

Потом добавил:

– И шишечку тоже!

Он живо поднялся со скамьи, как мог деликатно, склонив голову перед нею, протянул ветку. Затем, отбросив со лба грязно-серый помпон от шапки, произнес:

– Вот, берите!

Представился:

– Меня зовут Елисей!

Увидев ее изумленные глаза, добавил:

– Иванович. Елисей Иванович! Хотя всю жизнь меня зовут Иваном, потому что смеялись многие: вроде как «королевич Елисей». А в паспорте я записан – Елисей.

Неизвестно, сколько бы он еще говорил, но она вдруг порывисто встала и резко произнесла:

– Пойдемте! – и прошла мимо него.

Тот вслед переспросил: «Куда?», на что она так же резко ответила: «В баню».

Мужчина в растерянности поглядел ей вслед, затем покорно потопал за нею, зажав под мышкой ветку в пакете и бормоча про себя: «Перепутал адрес. Значит, баня на другой улице».

А она спешила. Чтобы не упустить это чувство – ей вдруг показалось, что она, живущая в последнее время по инерции и уже переставшая ощущать вкус к жизни, может кому-то что-то дать просто так. И этот кто-то испытает радость! Она ведь забыла, какая она – радость! И почти бежала, лишь бы не передумать. Раскрасневшаяся, остановилась перед подъездом своего дома, в нетерпении оглянулась. Мужик, запыхавшись, еле поспел за ней, оглядываясь вокруг, все еще надеясь увидеть вывеску бани. Но женщина открыла подъезд, посторонилась, пропуская его вперед.

Она говорила отрывисто, отдельными словами:

– Раздевайтесь здесь, в коридоре! В этот пакет – всю грязную одежду. Сейчас наберу воды в ванную!

Когда вышла из ванны, мужик стоял в углу около входной двери, ссутулившись, прикрыв двумя ладонями что-то похожее на трусы цвета асфальта. Она коротко бросила:

– Ванна полная, заходите, мойтесь! Дверь не закрывайте: я должна положить чистое белье.

Мужик шмыгнул в ванную, а она брезгливо подвинула ногой к двери пакет с его одеждой. В противоположном углу стоял пакет с еловой веткой, аккуратно прислоненный к стенке.

* * *

Женщина приготовила полный комплект одежды, начиная с нижнего белья и заканчивая пиджаком. Пиджак сняла со стула, с которым разговаривала. Сложила все стопочкой и сунула в ванную, приоткрыв дверь. Оттуда слышался плеск воды и довольное фырканье. Сама села у края стола, ожидая, когда мужик выйдет. Четкого представления, как поступить дальше, у нее не было. Видимо, поэтому вдруг поймала себя на мысли, что сегодня, вот сейчас, сделала непозволительную для ее жизненного опыта глупость. Это мягко говоря. Ведь эта особь выйдет сейчас из ванной и может в лучшем случае ее связать и забрать из квартиры все, что понравится! А если она попытается кричать – ее просто тюкнут по голове.

Между тем шум воды в ванной прекратился, слышны были сопение и шорох. Воображаемая детективная сцена оборвалась фразой:

– Ох, хозяйка, не знаю, как вас благодарить! Прям как заново на свет родился! Почаще бы так, во была бы житуха!

Она во все глаза глядела на совершенно преобразившегося человека. Он, оказывается, был светловолосым, с мелкой проседью. Одежда с чужого плеча ему подошла. Это она отметила с удовлетворением: не надо будет выносить на помойку – жалко. Пиджак в плечах в самый раз. Заросшее лицо не было отталкивающим – такая небритость сейчас даже в моде.

Потом поднялась со стула и неожиданно для себя, но так же отрывисто бросила:

– Садитесь, ешьте! – И как бы оправдываясь: – Вон сколько всего на столе. Дети вряд ли заедут.

Он был голоден, поэтому не стал ждать повторного приглашения, уселся на ближайший стул и начал есть. Сначала медленно, стесняясь, но затем, забывшись, набросился на холодец, как голодный пес на кость. Даже слышались звуки, похожие на урчание. Утолив первый голод, он спохватился и в замешательстве спросил:

– А вы что же не кушаете?

Затем вспомнив свое положение, смущенно проговорил:

– Ах да, забыл. Я уйду сейчас. Извиняюсь, пожадничал – весь холодец съел. Не оторваться было, такой вкусный!

Его взгляд скользнул по бутылке с вином и пугливо метнулся в сторону. Он поднялся из-за стола, вытерев ладонью рот, потом, увидев бумажную салфетку, взял ее и еще раз вытер губы. Смятую салфетку держал в руке, не осмеливаясь положить на стол. Женщина тоже поднялась, провожая его в коридор. По пути решала: «Может, предложить ему переночевать до утра? А то еще разморит на морозе – напарился в ванной, наелся. Грех большой будет на мне в случае чего… Правду говорят: не хочешь грешить – не делай добра, если не просят! Он же меня не просил! Ладно, пусть остается. Маленькая комната все равно пустует».

Ухмыльнулась про себя: все получается как в сериале. Не хватает только, чтобы ее гость оказался успешным бизнесменом, которому захотелось экстрима – вот и вырядился под бомжа.

В это время предполагаемый бизнесмен, держа в руках свою старую куртку, с удивлением разглядывал себя в зеркале, будто видел там незнакомца. «Завтра будет уходить – дам ему другую куртку. Висит в шкафу, место занимает. И ботинки тоже. Кажется, подойдут».

Она уже представляла себе, как он завтра будет выглядеть в чистой куртке и ботинках. Слава богу, что он оказался не тем, кого она в панике вообразила! А после мытья так и вовсе на порядочного человека стал похож. Может, и в гости потом будет заходить что-нибудь помочь. Мужские руки в доме ой как нужны! Сын загружен работой – некогда, зятю – тем более. А вешалка в коридоре еле-еле держится, того и гляди упадет!

Мысли ее устремились далеко вперед, и неизвестно, что бы еще она себе нафантазировала, но обладатель мужских рук (уже одетый) вернул ее к действительности:

– Хозяйка, если вы не хотите эту ветку, я ее заберу. Пойду сегодня к своей Танюхе, а с пустыми руками – неудобно. Может, примет меня обратно?

Он еще раз взглянул на себя в зеркало, поправив воротник безупречно чистой рубашки, и добавил:

– А вам – спасибо!

И заторопился. Зажав под мышкой еловую ветку и прихватив пакет с грязной одеждой, открыл дверь и вышел, повторив еще раз на ходу:

– Спасибо!

Дверь закрылась, щелкнул автоматический замок…

Она никогда еще не была так изумлена. У нее даже рот приоткрылся. А затем стала смеяться, искренне, от души! Как же давно она так не смеялась! Было ощущение, что вместе со смехом исчезает груз, давивший ее последнее время. И стало легко-легко!

Женщина проверила закрытую дверь, вернулась в комнату, включила телевизор. Хорошо еще, что не предложила (как его там? Евсей? а, Иванович!) этому Ивановичу ночевать! А он бы в ответ: «Нет, к Танюхе своей пойду!» Во стыдоба была бы!

Стрелка на циферблате подходила к двенадцати. За стенкой у соседей слышался веселый гомон, смех, крики: «С Новым годом!» Она взяла бокал с вином и немножко отпила. Затем, улыбаясь, громко произнесла: «С Новым годом!» В это время зазвонил телефон – дети спешили поздравить:

– Мамочка, с Новым годом! Мы тебя люби-и-м!..

Она их тоже очень любит. Живет для этого, чтобы любить.

Потом не спеша убирала все со стола. Мысли то и дело возвращались к сегодняшнему визитеру, всякий раз вызывая на лице улыбку. Ее охватило чувство удовлетворения: в новогоднюю ночь она принесла человеку пусть маленькую, но радость. Хотя это для нее «маленькую», а для него, может, вообще произойдет поворот в жизни! Может, примет его эта Настюха или как ее там?

Щелкнув какой-то канал, она увидела на экране героев «Иронии судьбы», Женю и Надю, пришедших к полному пониманию. Досмотрела до конца и легла спать, впервые не боясь бессонницы. Действительно, уснула сразу, не обращая внимания на шум за стенкой.

Утром проснулась в легком, светлом настроении, чего не было давно. Наконец увидела во сне всех своих новогодних сказочных существ, которых так давно ждала! Правда, гномики так и бегали, словно котята, по двору, пугая цыплят. А ее дядя Саша прямо перед ней переодевался в Деда Мороза. Еще и попросил, чтобы Катя (то есть она) потуже завязала ему кушак. Она завязала, а сама все выискивала глазами свою главную гостью – волшебницу. А та, оказывается, стояла совсем рядом с ней, в простой одежде. Только пояс был такой же, как всегда, – из радуги. Но волшебница почему-то держала его в руках.

Во сне женщине так хотелось дотронуться до нее, что она протянула обе руки… Но волшебница, улыбнувшись, взлетела вверх, успев крикнуть:

– Скоро ты получишь мой пояс!

Вскоре ее скрыло светлое облако, и все исчезло… А она проснулась, крепко зажав в руке конец пододеяльника.

Утром, пока умывалась и приводила себя в порядок, пыталась отгадать свой сон. Отгадать не получалось, но ничего плохого он вроде бы не предвещал! Уж больно радостно ей было, будто в детстве. Поэтому, убирая комнату, напевала: «Мне нравится, что вы больны не мной…» из вчерашнего фильма. В дверь позвонили. Она быстренько сняла фартук, пошла открывать, на ходу поправляя волосы – всегда старалась к приходу детей получше выглядеть. Какие молодцы: так рано приехали!

– Иду-иду, открыва-а-ю! Могли бы еще поспать!

Она открыла дверь и… Протянутая рука держала перед ней все ту же многострадальную, слегка потрепанную еловую ветку.

– Хозяйка, извиняюсь, я, наверное, слишком рано пришел. Но уж больно морозно на улице, продрог весь. Я чего зашел-то? Ветку обратно принес, не понадобилась. Я же вам первой ее подарил! Жаль только, шишечка отломалась. Но я не потерял ее – вот она, в кармане!

Шапка с помпоном у него сдвинулась набок и периодически закрывала глаз. Он стянул ее с головы и, сунув за пазуху, стоял у порога. На лестничной клетке щелкнул замок в двери напротив. Женщина поспешно втянула его за рукав в квартиру и проворно захлопнула дверь со словами:

– Быстрее заходите, а то еще соседи увидят!

Растерянный мужик переминался с ноги на ногу, потом, о чем-то вспомнив, с облегчением воскликнул:

– Шишечку приделаю! Я сейчас, мигом! Вот только нужны плоскогубцы, проволока у меня есть, приготовил!

Он присел на корточки и, положив на колени шишку, стал крепить к ней проволоку. Она открыла дверку шкафа с инструментом, взяв плоскогубцы, подала ему. «Быстрее уйдет!» – подумала про себя. На глаза попалась злополучная ветка, и она, не удержавшись, спросила:

– Вы же хотели отнести ветку своей женщине?

– Так меня в дом не впустили! У Танюхи уже другой муж имеется. Мне сказано не тревожить ее больше.

Мужик достал из кармана кусок замызганной тряпки и вытер оттаявшие в тепле усы и брови. От его куртки несло неприятной промозглостью.

«Надо отдать ему все, что вчера намечала. В шкафу станет свободнее. Может, попросить, пусть закрепит вешалку?» Она смотрела на его покрытые цыпками, красные после мороза руки и, думая о другом, продолжала спрашивать:

– А Танюха – ваша жена?

– Была когда-то. Потом разошлись, а короче – выгнала она меня!

Он с остервенением крутанул проволоку так, что она лопнула. Начал все по новой. Она в это время достала из шкафа куртку, кроличью шапку, почти что новую, и коробку с утепленными ботинками. Все это вынесла ему в коридор со словами:

– Это все наденете. Думаю, подойдет.

Потом вытащила из кладовки объемный использованный пакет для грязной одежды, как и вчера, добавив:

– Все грязное – на помойку.

Он в это время успел действительно прикрепить шишку к ветке. Полюбовавшись своей работой, опять протянул ветку женщине:

– Вот, берите! Даже и незаметно, что была отломана!

А на сложенную стопочку почти новых вещей боялся посмотреть, не понимая, за что ему столько добра? Не привык к такому. А что непривычно – опасно. Видимо, она это почувствовала, поэтому предложила:

– Вы за это поправите вешалку. Уже давно держится на честном слове. Боюсь, скоро упадет.

Он обрадовался так, будто ему предложили место компаньона в крупном банке!

– О, это мы мигом все починим!

И, быстро сняв с себя грязную куртку, свернул ее и сразу сунул в пакет. Шапка с помпоном пошла туда же, вслед за курткой. Начал было снимать кроссовки, но остановился, вспомнив о дырявых носках… Она принесла и носки и начала освобождать вешалку от одежды.

Спустя время из коридора послышался голос:

– Хозяйка, принимайте работу! Можете вешать побольше одежды – выдержит, ручаюсь!

Она вышла из кухни, взглянув на вешалку, бросила: «Спасибо» – и, будто сквозь зубы, пригласила:

– Идите, поешьте! И прекратите обращаться ко мне «хозяйка», будто я квартирантов держу! Меня зовут Катерина Ильинична, если что сказать хотите! В ванной полотенце на батарее висит – им вытрете руки!

Он каждое ее слово сопровождал согласным кивком головы и, когда она опять ушла на кухню, еще какое-то время с испуганными глазами постоял в коридоре.

Кушать старался медленно, хотя постоянно забывался. Она также чувствовала неловкость момента и, чтобы сгладить ситуацию, спросила:

– У вас дети есть?

– Да, дочь. Живет в другом городе. Уже и внуки взрослые есть. Я один раз всего видел.

– А живете вы все-таки где? В смысле – ночуете?

– Зимой открыт дом для таких, как я. На окраине города. Да вы слышали, наверное. У меня там место есть. Койка. Только я в эту ночь опоздал, место уже заняли. Ну я на стульчике подремал. Но тепло, хорошо. – Говоря это, он не забывал кушать. – Нормально все, жить можно.

Услышав слова «нормально» и «жить можно», она удивленно глядела на него, думая, что тот ерничает. Он в конце концов насытился, от этого осмелел и продолжил рассказ:

– Зато летом – красота! Приглашают на дачи, работы много, только успевай!

И хвастливо добавил:

– У меня уже сейчас есть заказы на лето.

С неким сожалением поднялся из-за стола и хотел по привычке сказать: «Спасибо, хоз…», потом, вспомнив, поправился:

– Катерина Ильинична, спасибо вам. Если что надо сделать – говорите. Все брошу и сразу к вам. А сейчас пойду, а то опять мою койку займут. Да и надоел я вам, извиняюсь.

Он ушел, прихватив пакет с грязной одеждой. Катерина Ильинична, закрыв за ним дверь, долго сидела безо всякого дела, думала. Ей сегодня приоткрылась еще одна сторона человеческой жизни. А она думала, что ей уже все известно… Как он сказал? «На стульчике подремал» и «хорошо было, тепло!». И еще добавил: «Нормально, жить можно!»

Катерина Ильинична самой себе задала вопрос: «А мне жить можно? Мне нормально?» И не знала, как на него ответить.

* * *

Праздники длились долго, аж до тринадцатого января. Катерина еще помнила: это время было когда-то самое интересное – колядки, ряженные ходили друг к другу в гости. Сейчас стало потише, но все равно праздновали. И даже некоторые обновляли елки, если старые осыпались. Ее ветка в вазе тоже вся осыпалась, торчала только шишка на самом верху. Она оставила шишку, а ветку выбросила.

Что-то в ее жизни изменилось после Нового года. Она пытливо всматривалась во все предметы в квартире, глядела в окно – ответа не находила. Иногда в коридоре с удовольствием дергала крючки вешалки – во как крепко держится, не то что раньше!

Сегодня дети опять позвонили, шутя поздравили со старым Новым годом… А дочка встревоженно спросила:

– Мам, какая-то ты не такая! Как ты себя чувствуешь? Тебе не хуже стало? Ты ходишь гулять?

– Нет, дочка, все в порядке. Наоборот, стало лучше. Не беспокойтесь! А гулять хожу.

И уже положив трубку, громко, для себя, сказала, делая между словами паузы:

– Тепло… хорошо… нормально… жить можно!

В дверь позвонили. Катерина Ильинична вздрогнула – к ней могли прийти только дети или внуки, но она минуту назад говорила с ними по телефону. По привычке поправив на голове волосы, пошла открывать.

Сначала перед глазами появилась рука, державшая ветку с несколькими шишками.

– Здравствуйте, Катерина Ильинична! Вот решил принесть свежую ветку. Та-то уже, наверное, осыпалась. И шишечек здесь больше. Прямо свежие-свежие. Я, признаться, из лесу ее привез. На электричку сел и за два часа обернулся. Но зато – свежая ветка, долго простоит.

Катерина Ильинична долго была в растерянности, потом спохватилась:

– Заходите побыстрее!

По всей квартире разнесся запах хвои. Пальцы Катерины Ильиничны слипались от смолы. Пока отмывала, судорожно пыталась вспомнить, как же его звать. Неудобно, он-то ее по имени-отчеству зовет. Решила не деликатничать и спросила:

– Как вас все-таки звать? Так много имен говорили, что не запомнить!

Он с готовностью поспешил ответить:

– Я по паспорту – Елисей Иванович! На корабле все звали Иваном, так быстрее, да и проще.

– На каком корабле? – удивленно спросила Катерина Ильинична.

– Так я в море ходил много лет. Старпомом.

Она не хотела больше ни о чем его расспрашивать. Ни к чему ей это. Какая ей разница, ходил он в море или еще куда-то? Сейчас-то, поди, никуда не ходит, кроме как… Понятно куда. Она узнала про это место за городом. «Дом призрения» его все называют. Пил, наверное, алкоголик. Вот и выгнала его эта Танюха. Правильно сделала. Тем не менее надо ему дать поесть. Хотя бы за ветку. Вез все-таки из-за города.

Он опять ел с большим аппетитом, что называется, уплетал за обе щеки. Поймала себя на мысли: ей приятно кормить, кстати, неважно кого. И ничего удивительного в этом нет – все женщины так. Покормить, пожалеть, потеплее одеть…

Поев, Елисей Иванович вытер губы бумажной салфеткой и безбоязненно положил ее рядом с тарелкой. Женщина, исподволь наблюдавшая за ним, отметила, что одежда на нем в порядке и даже щеки выбриты. Он поднялся из-за стола и прошел в коридор. Она, удивляясь его смелости, поспешила за ним.

– Прошлый раз дверца от шкафчика болталась, надо подправить. Если вы не против, Катерина Ильинична?

– Да подправляйте, мне-то что?

– Я еще что хотел сказать: может, вам помочь с ремонтом в квартире? Так я с удовольствием! Вы не бойтесь, Катерина Ильинична, я не выпиваю. Редко когда, и то мало – здоровье не позволяет. Отпил свое. Раньше злоупотреблял, да. Было дело.

Елисей Иванович ждал ответа и даже волновался. Она, застигнутая врасплох его предложением, ответила:

– Это надо подумать, с детьми посоветоваться. У меня и денег для ремонта нет.

– Это будет совсем недорого. Знаю дешевые магазины и сам все сделаю. Умею. Я же после списания на берегу работал в жилконторе.

Она дала ему с собой еды и выпроводила, напомнив, чтобы спешил, иначе займут койку.

* * *

Следующий Новый год был такой же морозный. Она крошила на кухне картофель и морковь для салата оливье. На плите варился холодец. Работа спорилась. Впервые она почувствовала себя в отпуске. Будто жизнь отпустила ее – мол, ладно, поживи спокойно. И она жила, тихонько наслаждаясь, боясь спугнуть.

Хлопнула входная дверь, женщина вышла в коридор.

– Катерина Ильинична, не знаю, понравится ли вам? Вот, смотрите.

И достал из бумажного мешка большую еловую ветку. Ветка была густой, зеленой, с одной шишкой на верхушке.

Она придирчиво осмотрела ее со всех сторон. Пока осматривала, он предупредительно поворачивал ветку. Наконец вынесла вердикт:

– Ну ладно… Пусть будет. А почему с одной шишкой? Что, не было выбора?

Он молчал, делая вид, что не расслышал, а она пошла на кухню, разговаривая на ходу:

– Сейчас поставлю на стол какой-нибудь еды, перекусим. А то до вечера долго еще ждать. Мойте руки, Елисей Иванович!

Он вымыл руки, зашел на кухню, смущенно глядя в сторону, произнес:

– Был выбор. Целая гора веток. Захотелось похожую, как в прошлом году, с одной шишкой… Помните, Катерина Ильинична?..