Текст книги "Я клянусь тебе в вечной верности"

Я обалдел.

Потом меня тёрли чем-то мягким, скользким, пенистым и вонючим. Всего, и волосы тоже. Всё это ужасно щипало глаза и было жутко на вкус, когда заливалось в рот. А горничные в унисон возмущались, что, дескать, притащил господин заморыша-грязнулю, чего, спрашивается, ради?

Я вот стал догадываться, чего ради. Зачем моют, зачем на волосы всякую дрянь льют, зачем потом маслом трут. Моют и снова трут. У нас рассказывали про такое шёпотом по вечерам, что есть среди лордов мерзавцы, которые, презрев заповеди Великих Отца и Матери, пользуют не девушек, а мальчиков. И ещё: чем моложе мальчик, тем для лорда слаще.

Я прокрутил в памяти лестницу, залитый светом холл, пустые коридоры и решил, что на бордель из рассказов других мальчишек дом не похож. Значит, Светлость у меня будет, хм, один. Уже хорошо. Понятно теперь, почему и лордом быть предлагал. Чистоплюй. С сироткой не хочет, значит. Ла-а-адно. Сбегу точно. Ночью же сбегу хоть в бездну.

Под конец, когда я наглотался этой мыльной пахучей дряни по самые уши, меня всё-таки вытащили, вытерли чем-то очень мягким и принялись одевать. Много чего надевать лишнего, странного и, на мой взгляд, абсолютно ненужного. Ну зачем штаны под штаны, спрашивается? Или рубашку на рубашку, а сверху какую-то яркую удавку, а потом кафтан, как у того лорда, тоже не блескучий, но стоящий наверняка больше всего нашего приюта. И на ноги сначала натянули что-то тонкое – не портянки, а тоньше. Наступишь – расползётся. И как я ходить буду? Но, оказывается, ещё обувь причиталась. Не сапоги, а короче, но тоже кожаные и очень удобные, мягкие. «Вот за них спасибо, – думал я, – мне бежать будет легче в такой обувке. А кафтан этот идиотский я, пожалуй, потом продам. Главное, не продешевить. И жить потом припеваючи, пока не обустроюсь».

Комната, в которой меня на какое-то время оставили, находилась как раз над каким-то длинным зданием – крышу его хорошо было видать – и имела достаточно широкое для меня окно. Мне после мытья стало лучше, и я уже начал примериваться, как отсюда вылезти. Даже план придумал – по крыше во‑о-он, к воротам. Вроде не высоко, если повезёт, даже не ушибусь… Но слишком долго возился с щеколдой – всё понять не мог, как эти чудные окна открываются, да и интересно было, почему стёкла стоят, а не вываливаются, ведь ни за что вроде не держатся. Меня так и застали повисшим на открытой створке. Естественно, отвесили оплеуху и отволокли в другую комнату – этажом ниже. Больше моей, ярко освещённую, с узорчатым деревянным полом, тремя цветастыми окнами, столом посредине и какими-то странными, но, как оказалось, удобными стульями. На один из таких стульев меня и впихнули – прямо напротив того лорда, что меня купил.

Лорд хмурился.

– Рэд, ты очень невежливо обращаешься с моим воспитанником, – сказал он лакею, всё ещё держащему меня за ухо.

– Простите, милорд. Но, кажется, он хотел сбежать.

Я, напрягшись, глянул на лорда, тот, прищурившись, ответил мне похожим взглядом.

– Сбежать – это плохо, – улыбнулся он наконец, ласково так, ну точно добрый дядюшка пред поркой племянника. – Сбежать у тебя, мальчик, не получится, – и махнул рукой, отпуская лакея.

В комнате мы были теперь одни. «Значит, сейчас начнётся», – решил я, торопливо озираясь.

Лорд с улыбкой наблюдал за мной. Я тоже на него глянул исподлобья и поймал ещё одну довольную улыбку. Потом смешок. Весело ему, сволочи…

Усмехаясь, лорд открыл круглую блестящую штуковину посреди стола, и меня обдало таким потрясающим ароматом, что живот свело от голода. Не спуская с меня глаз, лорд тем временем привстал – я вжался в стул, – взял лежащий рядом нож и принялся сноровисто чикать эту… это… Мясо чьё-то, зажаренное аж до корочки, пряное, с дольками чего-то вроде яблока… Великая Матерь!

Лорд поймал мой взгляд, довольно хмыкнул и щедро наложил с десяток мелких кусков на круглую плоскую штуковину у меня под носом.

– Ешь. Ты же наверняка голоден как волк.

Я покосился на мясо. На лорда. Снова на мясо. Как есть траванёт. Там, поди, травка из этих, тяжёленьких – наемся, потом двигаться не смогу, буду слюни пускать и блаженно щуриться, как уроды в Туманном притоне. Они уже и не люди давно, но за траву прибьют на месте, и неважно кого.

Но жрать-то как хотелось!

– Ешь, не бойся, – повторил лорд, улыбаясь.

И я не выдержал: накинулся на мясо, засовывая в рот сразу по два-три куска – сколько влезало. О вилках и ножах тогда, понятное дело, не знал. И о манерах – тоже.

Лорд знатно позабавился, глядя на меня. Хохотал до упаду.

– Запей, зверёныш! – и подвинул ко мне пузатый стакан, прозрачный, с золотой окантовкой – в руки взять страшно, видно же – хрупкий. А в стакане плещется что-то ароматное и густо-красное.

– Разбавленное вино, не бойся, – сообщил лорд, когда я от глотка закашлялся – загорелось что-то в груди не на шутку. Точно траванул, мерзавец. – Сильно разбавленное, тебе и глотка бы хватило, чтобы напиться, а ты мне пьяный не нужен.

Не нужен? Почему не нужен?

Я снова закашлялся.

– Горько? – хмыкнул лорд. – Ничего, привыкнешь.

Я с трудом, но половину выпил – мясо было солёным, да настолько вкусным, что я чуть язык не проглотил.

– Ну а теперь давай поговорим, – сказал лорд, отодвигая от меня плоскую круглую штуковину. – Для начала – моё имя Джереми де Креси, ты можешь звать меня «лорд Джереми» или «милорд». Это понятно?

– Да, милорд, – отозвался я.

– Хорошо. С завтрашнего дня, после того как тебя осмотрит врач, начнутся занятия. Тебя будут учить манерам, счёту, письму, танцам, езде верхом и фехтованию. Учиться будешь прилежно, если учителя на тебя пожалуются – накажу. Жить будешь здесь, в той комнате, где ты окно чуть не выломал, – да, я знаю, не удивляйся. Я знаю всё, что происходит в моём поместье, так что, если попытаешься сбежать, зверёныш, твоя шкурка будет расплачиваться. Это понятно?

– Да, милорд, – моргая, отозвался я. Ближайшая свеча капала воском на серебряную чашечку подсвечника и дрожала, притягивая взгляд.

– Очень хорошо. Вопросы есть?

– Да, милорд, – машинально отозвался я.

Повисла пауза.

– Ну? – нетерпеливо стукнул пальцами по столешнице лорд. – Задавай.

Я моргнул. Ещё одна мутная капля поползла вниз…

– Зачем я вам, милорд?

– Я ведь уже говорил, – явно начиная злиться, отозвался лорд. – Я буду делать из тебя человека, а не приютского заморыша. Лорда.

И, набычившись, уставился на меня.

– Да, милорд, – на всякий случай сказал я, пряча взгляд.

– Хорошо, – вздохнул лорд. – Тогда иди спать. Тебя отведут.

И позвонил в серебряный колокольчик, лежащий на столе у его руки. Тут же явился давешний лакей, схватил меня за плечи и подтолкнул к выходу.

Э-э-э…

Творилась какая-то чепуха, которой я не понимал, от этого было ещё страшнее. Меня не просто отвели в комнату и заперли – меня снова сдали на руки горничным, которые опять принялись меня вертеть и переодевать. Зачем? Чего ради новая одежда, просто для того, чтобы в ней спать? Лёжа в мягкой кровати на чистых (с ума сойти!) простынях, под тёплым одеялом и даже с подушками, я тоскливо проводил взглядом мой кафтан, который горничные унесли, подождал, когда комната перестанет вращаться, а туман перед глазами чуть рассеется. И на цыпочках, путаясь в длинной сорочке – как у девчонок, право же! – проверил дверь и окно. Ни то, ни другое оказались не заперты. Хм.

Дверь я оставил – очевидно, стоит выйти, и я тут же наткнусь на лакеев. Да и снаружи у меня было больше шансов, замок внутри я же совсем не знал. Так что я взялся за окно. На этот раз проблем с щеколдой не было – я заправил сорочку в пузырящиеся штаны, чтобы не мешалась, и, примерившись, прыгнул. Чуть-чуть не рассчитал, проехался задницей по черепице, порвал штаны. Ну и демон с ними! А в целом спустился без приключений.

Ну и трава тут – прямо будто специально выращивают, такая мягкая. Так, а ворота где? А калитки чёрного хода тут нет? Ага… Нет, там слуги вечно толкутся, мне не туда. К воротом, точно к воротам.

Я как раз изобретал способ просочиться сквозь кованую решётку створок, когда меня грубо схватили поперёк груди, перебросили через плечо и понесли обратно в дом.

Поняв, кто несёт и что сейчас будет, я так расшумелся, что не каждой девчонке впору. У меня хорошо получилось, громко, эффектно – я молотил лорда по груди и спине, вырывался, орал и сквернословил, в общем, делал всё, чтобы он вышел из себя да прибил меня поскорее и не мучил, раз уж всё равно убьёт (а что убьёт, я не сомневался).

Лорд, не обращая ровным счётом никакого внимания на мою истерику, разогнал сбежавшихся слуг, притащил меня в ту же комнату – с уже закрытым окном, – кинул на кровать и принялся расстёгивать ремень.

Я посмотрел на его спокойное лицо, на руки, тоже очень спокойно вынимающие ремень, и решил, что ни фига живым не дамся. И попытался слинять за дверь, которая, я видел, оставалась не заперта. Конечно, не успел и шагу ступить, как меня схватил кто-то из лакеев, и через пару мгновений я снова оказался на кровати среди взбитых подушек и скомканного одеяла.

– Я говорил про шкурку, зверёныш? – спокойно поинтересовался лорд Джереми, нависая надо мной.

Я вызверился на него и тут же получил первый удар.

– Считай, – спокойно приказал лорд, очень грамотно стегая меня ремнем.

По-моему, я потерял сознание ещё до того, как до лорда дошло, что считать я не умею.

После того раза я сбегал ещё раз десять. Пять – в первую же неделю и остальные пять – в первый месяц. Потом понял, что милорд, похоже, просто развлекается, пока меня ловит: меня по-прежнему не запирали, собак во двор ловчих и сторожевых не выпускали (хотя псарня у сэра Джереми была), даже комнату с удобной крышей под ней не поменяли.

Лорд Джереми за мной наблюдал. Я, конечно, не знал, но столицу тогда лихорадила шутка, сыгранная герцогом де Креси. На Совете Лучших Родо`в он ввязался в философский спор: можно ли воспитать из черни человека – то есть лорда? А так как вести долгие словесные споры милорд не умел, то с ходу пообещал привести убедительные доказательства и на следующий же день наведался в первый же приют, где я ему и попался. Эксперимент ему понравился, зверёныш вёл себя интересно – и меня дрессировали.

За те несколько лет, что провёл в замке, я излазил его вдоль и поперёк. Худенький, тогда ещё маленький, я легко ввинчивался в любую мало-мальски крупную щель, находил давно заброшенные ходы, пару раз чуть не утоп в выгребной яме, но Его Светлость каждый раз меня отыскивал, даже когда я умудрялся выбраться за ворота. Он относил меня в комнату, он и порол – каждый раз с выдумкой и никогда не оставляя следов.

Уверившись, что при нём сбежать не удастся, я решил дождаться счастливого случая, когда Его Светлость уедет из замка – должен же он когда-то уехать. Но лорд сидел у себя как сыч – даже гостей почти не принимал. Наверное, потом я всё-таки почти привык к местной жизни, тем более что она была не тяжелее приютской.

Врача мне привезли в первую же ночь – проснулся я уже в бинтах, примочках, компрессах, разбитый, точно всю ночь пахал. Но – живой.

И потом меня весь день никто не трогал. Только служанки приходили поить микстурами и менять повязки с компрессами. А ещё приносили еду. И даже давали её есть – правда, хихикали каждый раз, когда я лакал суп или пользовался негнущимися, забинтованными пальцами вместо столовых приборов.

Мне было плевать. Меня – Великая Матерь – кормили! И даже мясом. А одна из горничных принесла как-то сладкую вкусную штуковину, так я в ней чуть не по уши вывозился, снова доведя горничных до смеха и колик.

В общем, неплохо мне жилось, и если бы я не знал, что за каждую милость лорда надо платить сторицей, фиг бы сбегал.

Так первую неделю я всю и провалялся. А потом, когда вставать начал, меня стали учить. Я долго понять не мог – для чего? Зачем лорду такие жертвы? Преподаватели, привыкшие совсем к другим ученикам, никак не ожидали увидеть разговаривающего с «мусорным» акцентом мальчишку, не способного взять перо правильно. Да что там – я даже одеваться правильно не умел. И это с помощью горничных. Зато с лошадьми и оружием у меня, можно сказать, ладилось. С лошадьми вообще легче договориться, чем с людьми. А деревянный меч оказался не сложнее кулаков, где тоже тактику продумывать надо, если ты мелкий, щуплый, а твой противник напоминает больше шкаф, чем человека.

За всё это время я видел Его Светлость лишь пару раз на занятиях, да когда сбегал. Никто, кроме него, меня не бил (зато уж от него доставалось!), даже лакеи, даже учителя. И кормили всегда. В общем, сказка, а не жизнь. Я долго привыкал к громадным, застеклённым окнам, теплу, мытью каждый день, деревянным полам и деревянным панелям на стенах, таким, что сквозняки не пропускают. К картинам и вазам – теперь-то я знал, что это. Это был другой мир, в котором я появился только по прихоти Его Светлости, к которому не принадлежал и, я думал, не буду принадлежать никогда.

Спустя месяц в Пчелиную Заводь всё-таки наведались гости – нежданные. Оказывается, мой лорд был большой шишкой где-то аж при короле. И чудаком к тому же – хотя это новостью не стало. Так вот, на лорда, и так человека небедного (вот уж что есть, то есть), недавно свалилось очень богатое наследство – папаша у него, что ли, окочурился? Лорд разбогател, а так как семьёй не обзавёлся, значит, и наследниками – его ближайшие родственники стали задумываться, кому же всё это богатство опосля достанется. Самым вероятным наследником был, судя по всему, двадцатилетний племянник Его Светлости. Он уже и настроился, что в скором времени тоже обогатится, лорд Джереми действительно был военным, хоть и в отставке, но всё же в возрасте немолодом… Да и все знают, что Ворий забирает военных на Небеса пораньше.

Но чудак-лорд расстроил все планы и племянника, и остальной семейки, взяв из приюта (ужас-ужас, какой конфуз!) мальчишку. И хоть никакими правами наследования меня, конечно, не наделили, но племянник запереживал. И приехал в гости ознакомиться с ситуацией поближе. Думаю, моя физиономия его не впечатлила, потому что он прямо за ужином принялся увещевать дядю, что поступил тот неумно, что я – готовый висельник, что меня подворотня ждёт не дождётся, что у меня наследственность, короче, порченая, и если я лет через пять на плаху не угожу, то Небеса с бездной местами поменяются.

Его Светлость только вертел в руках бокал и улыбался. Я сражался с ножом и вилкой, пытаясь отколупать хоть кусочек мяса, и мне, честно говоря, было не до исходящего ядом белобрысого лордёнка-племянника, пыжащегося и плюющегося от несдерживаемой ярости. Короче, всё было вполне пристойно, пока племянник не стал распускать руки. Со словами: «Дядя, ну гляньте же, вы кого в дом притащили?!» – меня схватили за шею и сдавили так, что следы потом пару дней держались.

А у меня в руках был нож, и лордёнку повезло, что он оказался не наточен – столовый же, не кинжал из оружейной. Но крови было достаточно, и спешно вызванный врач матерился, спасая лордёнку руку. А я попробовал сбежать в последний раз, но, конечно, снова был схвачен, отведён в комнату, выпорот – впрочем, не сильнее, чем раньше.

А когда лордёнок через пару дней, уезжая, орал во дворе, что этого малолетнего убийцу (то бишь меня) надо прямо здесь и сейчас повесить, лорд Джереми спокойно (как он умел – так, что кровь стынет от страха) сообщил, что завёл себе интересного зверёныша и расставаться с ним не собирается. А виконту Валита, то есть лордёнку, нужно запомнить урок от дядюшки и подумать о будущем здраво, без иллюзий.

Больше в гости к Его Светлости не ездил никто.

А меня продолжали учить настойчиво, шаг за шагом крепко-накрепко вбивая аристократические манеры, правила и знания и, конечно, совершенно не интересуясь моим мнением.

Кому, в конце концов, интересно мнение зверёныша?

Я и сам себя чувствовал щенком, которого учат забавным трюкам. Только всё равно не понимал, чего ради? Блажь лорда рано или поздно закончится – и что?

Но такие, как я, привыкли жить одним днём. И пока меня вкусно и плотно кормили, одевали и давали спать в тепле, мне было весьма не плохо.

Глава 2
Принц. Из записок Элизы Северянки

Магианцы могут сколько угодно называть меня ледяной королевой и рассказывать сказки про то, что меня послали боги им в наказание. Но у меня была вполне обычная семья – по крайней мере, до пяти лет.

Я родилась в небольшой деревушке на севере Мальтии в семье кузнеца. Мой отец, овдовев, пошёл против воли старейшин, взяв в жёны чужеземку. У меня было две сводные сестры и три брата. Я совершенно их не помню – мы вряд ли много общались. Они не любили мачеху, и меня не любили тоже. Впрочем, не помню, чтобы я вообще с кем-то общалась, кроме родителей, – обычно я играла или у самого дома, или в любимом закутке за печкой, за что отец звал меня Сверчком.

Лицом я пошла в отца. От него у меня иссиня-чёрные волосы и яркие глаза. Разве что черты слишком тонкие – это от матери. У отца были грубее. Я помню его совсем мало – только лицо да удивительно мягкие губы, когда он сажал меня на колени и целовал в щёку перед сном. И прозвище – Сверчок. Да, и руки его помню – большие и мозолистые. С тех пор к мозолям на руках у меня слабость.

Моя мать была с Востока. Как она оказалась на Севере, я понятия не имею. Возможно, на родине узнали, кто она такая, и потому ей пришлось бежать. За всю свою жизнь она ни разу не призвала ту силу, которой наделён наш род, даже перед смертью, даже когда моя жизнь была в опасности. Когда меня уводили и она знала, куда и зачем, – она не сделала ровным счётом ничего, чтобы это остановить.

За это я не могу простить её до сих пор.

Она рассказывала мне волшебные сказки. Одну я любила особенно – в ней был добрый, храбрый спаситель-принц. Я мечтала о таком – как он увезёт меня в свой замок, как женится на мне, я стану его королевой, и мы будем жить долго и счастливо.

Мать грустно улыбалась, когда я рассказала ей о своей фантазии. «Ты самая красивая, ты самая умная, ты несравненная», – любила говорить она, когда, случалось, меня обижали соседские ребята или сёстры забирали мои игрушки.

Это и сказка о принце – всё, что мне осталось от матери.

Уж лучше бы она погибла, перебираясь через Туманные горы в Северную Мальтию, замёрзла в снежную бурю или стала добычей местных волколаков, чтобы я никогда не появилась на свет.

* * *

– Старый кретин, осёл коронованный, когда же ты уже сдохнешь?!

– Ваше Высочество, простите, но вы бы поаккуратнее, даже у стен есть…

Юный принц Валентин резко обернулся, взметнув полы серебристой парадной мантии.

– Что, уши? Уши, которые мы ещё не отрезали?! Я что, мало вам заплатил?! Так почему, бездна вас забери, вы не…

Сухонький мужчина, напоминающий крысу больше, чем человека, хмурясь, отступил к стене. А принц принялся мерить шагами залу.

– Ваше Высочество, вы, конечно, станете лучшим королём за всю историю Мальтии, и народ вас любит, вы умны, но…

– Да, вот только королём мне не стать, – раздражённо перебил Валентин. – Ладно, Марк, прости, я сорвался, – и уже тише добавил: – Не могу смотреть, как этот сбрендивший старик казнит мой народ толпами лишь потому, что ему всюду мерещатся шпионы южан. Как можно уничтожать руку, дающую тебе хлеб? Как, бездна забери, ими потом править?!

– Ваш отец никогда не был особенно щепетильным, – осторожно вставил доверенный советник Его Высочества граф Марк.

– А к старости ещё и свихнулся, – отозвался Валентин, падая в кресло и закрывая лицо руками. – Спаси нас, Великая Матерь!

Граф подошёл к нему.

– Но вы, Ваше Высочество, вы другое дело…

– О да, – хохотнул принц, опуская руки. – Вот только я младший сын и узурпировать корону у своего идиота-братца совершенно не желаю… Но, похоже, придётся, раз старый идиот на троне ясно сегодня дал понять, что корону он скорее расплавит, чем отдаст мне, хотя прекрасно знает, что Жермен править способен так же, как его драгоценный котик Пушистик-Усатик. И уж, конечно, понимает, что стоит моему братцу стать королём, за регентство вцепятся все десять Лучших Родо`в без исключения… Но после нас же хоть потоп!

Марк склонил голову, пряча улыбку. Сцепятся.

Жаль, что остальные рода не сдадутся без боя, а значит, победителю достанется разрушенная страна, в долгах по уши, а то и на коленях… Она и сейчас изрядно потрёпана.

Поэтому выгодней было встать у трона того, кто эту страну из бездны вытащит и в награду одарит помощников милостями в виде завоёванных земель и денег из пополнившейся казны. И желательно сейчас, когда ещё есть что вытаскивать. На данный момент это мог сделать только Валентин, и потому Марк за него держался. Оба – и принц, и граф – это отлично понимали.

– Ваше Высочество…

Валентин вскинул на него горящий взгляд.

– Вот только про армию больше не вспоминай! Ползать на коленях перед офицерами и слушать их «простите, Ваше Высочество, мы вам очень сочувствуем, но у нас присяга» я совершенно не хочу. Всё равно без толку.

Граф спокойно встретил его взгляд и улыбнулся.

– Есть кое-что ещё, Ваше Высочество, чего нет ни у Его Величества, ни у кронпринца.

Валентин недоверчиво усмехнулся.

– Правда? Что же?

Граф, не отводя взгляда, выдержал эффектную паузу.

– Чародей, Ваше Высочество.

Валентин подскочил, бросился к графу.

– Где?!

– На северной границе, Ваше Высочество, – в притворной печали склонил голову Марк.

Хотя почему в притворной? Живи чародей хотя бы на юге, граф бы его сам забрал. Но на север, к тамошним лордам, где шла гражданская война, соваться Марку после того, как он так удачно одалживал повстанцам… смерти подобно. А вот принцу, которого любят и местные князья, и те же восставшие, – другое дело.

Валентин закусил губу и снова принялся ходить из угла в угол.

– Зачем чародею поддерживать меня?

– Видите ли, Ваше Высочество, – осторожно начал Марк. Зачем – в этом и было слабое место. Принцы, как известно, не любят ждать, а ждать придётся. – Это девочка. И она ещё мала. Ребёнок. Пять лет, если верить моему осведомителю.

– То есть ещё лет пять-шесть, пока она дозреет, – задумчиво произнёс Валентин. – Ха! А ровно столько отец наверняка и протянет. Как думаешь, Марк?

Граф склонил голову.

– Согласно прогнозам врачей, Ваше Высочество, пять лет у короля ещё точно есть.

Валентин круто повернулся на каблуках и выдохнул:

– Так в чём же дело? Мы едем, едем на север! – и добавил, лукаво улыбаясь: – Я же должен лично вразумить бунтовщиков на благо короне, не так ли?

Граф растянул губы в улыбке.

– Совершенно верно, Ваше Высочество.

* * *

Деревня, где жила чародейка, находилась на самом отшибе. Валентину пришлось сначала объясняться с повстанцами, потом с князем Шебти, против которого и бунтовали неуёмные северяне, потом снова с повстанцами, чтобы крюк в Туманные горы был воспринят не как подозрительный поступок, а как блажь принца-спасителя. Но дело того стоило. А уж как хорошо принц смотрелся между атакующими армиями северян, когда повстанцы и княжеская дружина бросились друг на друга! И как горячо внушал им идеи о мире! Марк уважал младшего принца именно за это – тщательно обдуманную храбрость, быстроту ума, отличное воображение и выпестованное ораторское искусство.

Мальчику просто не повезло родиться вторым.

Сейчас принц заправски шутил с солдатами князя Шебти, жалуясь на холод и вспоминая развлекавшую вчера отряд красотку-танцовщицу. С простыми солдатами болтал о Девятерых, вот отчаянный юнец – столичный щеголь рядом с этими, больше похожими на зверей хмурыми северянами. И ведь умудряется находить общий язык!

Марк со вздохом закутался в тёплый плащ и только-только собрался немного вздремнуть в седле – красотка-танцовщица была действительно очень жаркой, когда на тракт, горяча коня, вылетел всадник в алом плаще гонца.

А спустя некоторое время, нужное, чтобы осадить лошадь, узнать принца и задыхающимся голосом сообщить послание, отряд уже нёсся к богами забытой деревушке, и сильнее всех понукал коня именно принц. Потому что на затерянное среди гор селение вдруг ни с того ни с сего напали люди короля Горлойса, и это могло означать лишь одно: умелые осведомители имелись не только у Марка, но и у короля Севера.

* * *

О конкурентах (а может, и об их цели) они, правда, ничего не знали. Поэтому не выставили приличный караул, а, вырезав селян, полезли «праздновать» и уже достаточно выпили забористого северного самогона, чтобы нормально сражаться. Иначе вряд ли бы так легко уступили небольшому отряду принца.

Валентин дрался вместе с остальными, а потом, приказав выставить караул, лично обшарил каждый дом, ища выживших. Их не было – до последней покосившейся хижины на отшибе. Здесь особо не зверствовали – ясно было, что несметных богатств в таком домишке не найти в отличие от хором старейшин, например, или купеческих. Детей – мальчишек чуть младше призывного возраста, как и девчонок, почти их ровесниц, – просто зарезали. Валентин хорошенько их осмотрел – как и остальных деревенских девочек. Но мёртвые не воскресают, даже чародеи.

Принц отдал приказ сжечь тела, дождался, когда солдаты выйдут, и кинул на Марка один-единственный отчаянный взгляд.

Граф прикусил губу, ещё раз осмотрел тёмную хижину и вдруг столкнулся взглядом с женщиной на полу. Крестьянка, наверное, мать несчастных детей, ещё дышала. Ясно было, что это ненадолго – со вспоротым животом можно мучиться ночь, иногда ещё день, если врач попадётся хороший.

Валентин тоже мазнул по ней взглядом. Женщина скребла ногтями пол и упрямо смотрела в тёмный угол за образами Девяти. А когда принц подошёл к ней, попыталась что-то сказать, но изо рта забулькала лишь кровь.

Валентин, обменявшись с Марком взглядом, встал. Глянул в угол, откинул рваную занавеску, провёл пальцем по опрокинутому сундуку. Заглянул за поленницу. И тут же, расплывшись в улыбке, заворковал:

– Малышка, ну-ну, не бойся. Всё уже закончилось. Ты можешь выйти. Не бойся, никто не причинит тебе вреда, я обещаю… Иди-ка сюда.

И, осторожно держа за грязную ручонку, вывел пятилетнюю чумазую девочку. Марк встал так, чтобы загородить женщину на полу, и с интересом вгляделся в большие синие-синие, как зимнее небо в солнечный день, глаза, сейчас заплаканные и полуприкрытые. Чудо из магианских сказок дрожала и смотрела почему-то только на Валентина, вставшего перед ней на колени.

– Не бойся, – повторял он, поглаживая чёрные спутанные волосы девочки, – я тебя не обижу…

– Ты принц?

Валентин замер.

– Что?

– Ты принц? – повторила девочка тихим, еле слышным голоском, внимательно глядя на него.

Валентин улыбнулся через силу, нервно покосившись на Марка.

– И ты пришёл, чтобы забрать меня?

Улыбка держалась на губах Валентина как приклеенная.

– Да, красавица.

Малышка нахмурилась, внимательно оглядывая его. Потом серьёзно кивнула.

– Да. Ты мой принц.

И прильнула к Валентину, спрятала лицо на его груди, тихо-тихо заплакала.

– Ну-ну, тише, моя милая, тише, – забормотал Валентин, аккуратно обнимая девочку. – Я отвезу тебя далеко отсюда, в красивый замок среди леса и скал и… и сделаю тебя моей принцессой. Хочешь? Ну вот… – и, кинув красноречивый взгляд на Марка, понёс девочку к выходу.

Марк дождался, когда хлопнет дверь. И только тогда наклонился к умирающей, скребущей обломанными ногтями пол женщине. Та, кусая губы, смотрела на него отчаянно и с мольбой.

– Не бойся, – отозвался Марк, доставая кинжал. – Он о ней позаботится. Он будущий король. Принц Валентин, ты не могла о нём не слышать. Он поселит её в красивом замке, оденет в лучшие наряды, даст прекрасное воспитание, а потом сделает королевой. Потому что она – редчайшая жемчужина, ради которой будут убивать друг друга короли всего мира. Понимаешь?

Женщина всхлипнула, стиснула кулаки и, когда кинжал прижался к её шее, собралась с силами и плюнула. Марк, стиснув кинжал, резко надавил и отвёл руку. Стёр кровавый плевок и, встав, пообещал себе забыть эту сцену и эту избушку поскорее.

* * *

Принц Валентин был интересным молодым человеком. Когда мы встретились, ему, наверное, было около двадцати. Красивый – светло-золотистые мягкие волосы крупными волнами, длинные, ниже плеч. Он собирал их в хвост по тогдашней моде, скреплял шёлковыми лентами. Я любила делать ему косы и вплетать атласные ленты от своих платьев. Потом мы вместе хохотали, глядя в зеркало. С венком из кос вокруг головы – наподобие короны – он смотрелся почти как девушка, настолько тонкими и изящными были его черты. Это и серо-голубые глаза да мягкие, красиво очерченные губы убеждали меня окончательно, что такой человек мог быть только принцем. В конце концов, его внешность воплощала все мои детские фантазии.

Наверное, слишком изящный для юноши. В народе его называли «красавчиком принцем Валентином». Не нужно говорить, что он пользовался потрясающим успехом у дам, но этого я тогда не знала. Я наивно считала себя единственной, на кого он смотрит, единственной, кому он улыбается. Это ведь была моя волшебная страна.

Его замок тоже соответствовал моим ожиданиям. Воздушный, лёгкий, с громадным садом – усыпанные золотистым гравием дорожки, разные диковинки со всего мира, которые я в своей деревне, конечно, никогда не видела. Запах роз.

Меня окружали служанки и няньки, я редко оставалась одна. Мне читали сказки – я их обожала. Меня одевали как принцессу – мой гардероб ломился от десятков разноцветных платьев. «Моя прекрасная Лизетта, – говорил принц, сажая меня себе на колени. – Мой драгоценный цветочек».

Валентин не жил в замке постоянно – я считала, что он уезжает на подвиги вроде битв с драконом. Иногда я начинала бояться, что он меня разлюбит и привезёт ещё одну принцессу. «Глупенькая Лизетта, – смеялся принц. – Ты единственная, моя малышка. Такой, как ты, больше нет». Ну конечно, я же была самая красивая, самая умная, несравненная.

Иногда у нас бывали гости – тот мрачный, похожий на крысу мужчина, которого я смутно помнила ещё с первой встречи с принцем. В его взгляде всегда сквозило что-то неприятное, оценивающее. Но он приезжал к принцу, и мы почти никогда не общались, так что моей сказки он не омрачал.

Так прошло пять лет, и я стала замечать, что Валентин становится взволнованным, о чём-то расспрашивает моих горничных. Мне он по-прежнему говорил, что я его единственная, что я прекрасна и мила, но я замечала в его взгляде странный огонёк. Только никак не могла понять, что он означает.

Валентин просто очень боялся, что я не чародейка – что настоящая чародейка была убита солдатами Горлойса. Если бы!

Интересно, что бы он делал, окажись это так?

* * *

– А потом ворон защёлкал клювом да молвил: «Неправы вы, не Ясноглазка это сделала. Это сестрицы её завидущие, их и покарайте».