Текст книги "Викинги (сборник)"

7. Этельред, книжник

…Укрепи, Господи, дух мой, дай силу написать о дальнейшем, ибо глаза мои застилает туман, а перо падает из рук!

Я видел, как Элла, мой король, стоял в кругу поверженных тел, вращая вкруг себя меч. И как потом он упал и не мог больше подняться, и лишь тогда стал заметен его невысокий рост и мальчишеские тонкие руки… И сыновья Лодброка долго стояли над ним, вложив в ножны оружие. А потом одновременно шагнули вперёд, и я увидел, как они связали моего короля и повели его туда, где лежало тело их отца, чтобы мёртвый мог насладиться страданиями живого…

А битва ещё длилась, и вот уже рухнула моя дверь, высаженная ударом секиры, и я отшатнулся, потому что сквозь пролом на меня смотрело лицо Рагнара Лодброка. Только морщины старости ещё не покрывали его, и длинные усы были огненно-рыжими вместо седых.

И я заслонил собой свои книги, схватив костяной ножик, попавший мне под руку… Но викинг почему-то не тронул меня. Ты – Адальрад? – спросил он, опуская топор. Что тебе до того, отвечал я, делай то, зачем пришёл, убийца моего короля! Какая тебе разница, как меня звать?

Но он не двинулся с места. Меня называют Убе сыном Рагнара, сказал он. И не много чести прибавит мне расправа со стариком. Я дерусь с теми, кто этого стоит. А убивать подобных тебе – развлечение для трусов и рабов.

Тогда горе придало мне дерзости, и я крикнул: ну так и что же с того! Твой отец был немногим моложе меня!..

Он уже повернулся, чтобы уйти, но эти слова заставили его оглянуться. Да, пожалуй, ты прав, проговорил он медленно, пожалуй, отец был не моложе тебя.

Они поправили мою дверь и заперли её снаружи, чтобы я не мог выйти. И тогда я упал на колени и стал молиться о душе моего короля. Я не думал, что мне доведётся увидеть его ещё раз. Но под утро за моей спиной снова скрипнула дверь, и я увидел рыжего Убе. Идём со мной, Адальрад, сказал мне датчанин. Твой конунг был мужествен. Он заслуживает, чтобы ему дали умереть по законам его веры.

И я пошёл. Я не помню, как мы спускались по лестнице, как он вёл меня через двор – а там уже возводили погребальный костёр для его отца, – помню только, как я увидел моего мальчика… Я всё не верил, что он умирает, я уложил его голову к себе на колени, я всё хотел чем-нибудь ему помочь…

Отец мой, прошелестели его губы. Если останешься жив, отправляйся в Уэссекс, к юному Эльфреду. Может быть, ему удастся то, что не удалось мне… И я пообещал ему, и он успокоенно закрыл глаза, и я уже думал, что это конец.

А Убе стоял рядом с нами, и кто-то подошёл к нему спросить, не пора ли тащить предводителя англов – Ивар конунг хочет зажигать священный костёр… Убе велел воину убираться.

А мой мальчик открыл глаза ещё раз, чтобы взглянуть в рассветное небо, которое ветер на миг очистил от зловонного дыма пожаров. Он сказал мне: отец мой… я убил Рагнара, но победить его так и не смог… однако ты напиши в своей книге, что и я умер непобеждённым…

Я слышу имя Рагнара, проворчал Убе. Что он там говорит об отце, этот твой конунг? Я перевёл ему, и он скривил губы: победитель!.. Но потом Убе задумался и в конце концов сказал: а жалко, что мы с ним после смерти пойдём на разные небеса. Я бы вовсе не отказался сесть с ним в Вальхалле за один стол!..

А я посмотрел на моего короля и увидел, что душа его отлетела. Мой мальчик уснул, как всегда в детстве, положив голову на мои колени.

Убе дал мне беспрепятственно выйти из города… Я спросил его: для чего он приказал оставить мне жизнь? Какой смысл в ней теперь, после гибели моего короля?.. Убе выслушал и усмехнулся. Тебя называют мудрецом, Адальрад, сказал он. Но как я погляжу, кое-что тебе всё-таки недоступно.

…И вот мой посох и стоптанные сандалии шаг за шагом отмеряют пройденный путь. Передо мной лежит долгая, долгая дорога на юг: её завещал мне мой мальчик, мой король. Я постараюсь добраться к Эльфреду в Уэссекс. Я расскажу ему о жизни и смерти моего короля; пусть он задумается над этим рассказом. В минуту отчаяния Элла назвал ошибкой всю свою жизнь. Не мне судить, так ли это, – но если так, пусть Эльфред её не повторит.

Однако ему будет легче.

Ему не придётся сражаться с Лодброком.

Орлиная круча
Историческая повесть

Рассказ первый
Арни и Арнарбрекка

Арни знал, как рождаются плавучие горы… Далеко-далеко в Западном море есть острова, от берега до берега покрытые льдом. Люди верят, что это вовсе не острова, а макушки древних великанов, вколоченных в земную твердь молотом рыжебородого Тора. Не многие мореплаватели подходили к ним на кораблях. И ещё меньше вернулось, чтобы рассказать.

Лёд на островах копится веками. Его так много, что он расползается под собственной тяжестью, словно куча песка. Лёд достигает воды, и солёные волны принимаются грызть его снизу. Зелёные трещины уходят в белое тело ледника. Морские бури сотрясают его край. И наконец он не выдерживает. Всем телом вздрагивает поверженный исполин. В гуле и грохоте, в чудовищных волнах от побережья откалывается гора… Сперва она медленно оседает глубоко в воду. Потом так же медленно всплывает. И ещё долго раскачивается, выбирая, на каком боку плыть. Но наконец морское течение увлекает её с собой. Неторопливо движется ледяная гора, и нет силы, способной встать на её пути…

Арни ни разу не покидал родного фиорда. Он никогда не ходил в море на корабле, и далёкие острова не вырастали перед ним из тумана. О том, как рождаются ледяные горы, он слыхал от людей. А вот как они умирают возле берега, напоровшись на подводные скалы, Арни видел сам…

Это было его третье лето на верхних лугах. Верхние луга называются сетер; там много доброй травы, и морские ветры сдувают мух с коровьих боков. Скот проводит в горах целое лето, нагуливая жир. А чтобы не было стаду убытка от жадного зверя или человека, охочего до чужого добра, на сетере до самой зимы живут собаки и пастухи.

Горные луга не разгораживают заборами, потому что они принадлежат всем. Рога здесь встречаются с рогами и копыта с копытами – так гласит закон. Этот закон составили мудрые люди. Скот бродит где хочет, и никто не смеет прогнать чужую корову, приберегая лакомую траву для своей. Когда же до праздника Зимних Ночей остаётся всего месяц и приходит время возвращаться домой, то-то беспокойства прибавляется пастухам! И делается ясно, кто зря кормит свою собаку, а кто – не зря.

У Арни был пёс многим на зависть. Быстроногий, мохнатый и сущая погибель для волков. Арни называл его Свасуд – Ласковый, хотя люди считали, подобное имя мало ему подходило. Свасуд знал всех своих коров и без ошибки отбивал их в любой толкотне. Пастухи за него предлагали красивую крашеную одежду и даже серебро. Но Арни только смеялся.

Лето кончалось… Ещё несколько ночей, и снизу, со двора, придёт работник и скажет, что пришла пора гнать стадо домой.

Арни сидел без всякого дела и смотрел в море. Свасуд спал рядом на нагретых солнцем камнях. Просторное море до самого горизонта покрывали зелёные лепёшки шхер. Арни очень хотелось побывать на островах, а ещё лучше – там, дальше, куда с пастбища нельзя было и заглянуть. Может, где-нибудь там, в шхерах, стоял на якоре боевой корабль Свана Рыжего. В начале лета во двор заглянули люди от самого Хальвдана конунга и передали, будто кто-то видел в море его паруса и как бы не стряслось от этого большой беды. Хозяин двора тогда здорово перепугался и не мог скрыть свой страх, и люди рассказывали, будто Скьёльд Купец, живший у вершины фиорда, перепугался ещё сильней. Арни тогда сразу же захотелось, чтобы викинги действительно причалили где-нибудь поблизости и наделали переполоху ещё больше. Арни уж разыскал бы знаменитого Свана. Да и спросил его, берёт ли он к себе на корабль беглых рабов.

Потому что Арни родился рабом, а раб всю жизнь роется в грязи. Если, конечно, не сумеет выкупиться или убежать. Но выкупаются всегда кузнецы и другие мастеровитые люди, а Арни был пастухом. Вот и снился ему Сван Рыжий на боевом корабле. Однако в проливах здешних шхер уверенно плавал только тот, кто тут вырос и хорошо знал берега. Любой другой очень скоро оказался бы на камнях. И даже Сван.

А горное пастбище-сетер, где ходили коровы, обрывалось в море с такой высоты, что откос прозвали Арнарбреккой – Орлиной Кручей, и вовсе не из-за орлов. Арни нашёл бы о чём рассказать, если бы захотел. Два года назад, когда Свасуд ещё был пушистым и бестолковым щенком, этого щенка угораздило свалиться с Арнарбрекки вниз. Глупым часто бывает удача. Когда Арни подполз к краю обрыва, мокрый щенок еле слышно плакал далеко внизу, выкарабкавшись из воды на камень. Арни, успевший полюбить малыша, спустился за ним вниз. Завязал его в свою рубашку и взобрался назад… Опасный путь туда и обратно отнял полдня. Поединок с Арнарбреккой был подвигом даже для взрослого парня, не то что для мальчишки десяти зим от роду, но Арни никому не стал говорить. Потому что все эти полдня коровы на пастбище оставались без присмотра, и навряд ли следовало ждать за это похвал. К тому же он тогда изодрал себе все колени и локти и натерпелся такого страху, что стыдно было и вспомнить…

Обыкновенно Свасуд всё замечал раньше хозяина. Когда он вдруг проснулся и насторожил уши, Арни сразу схватил его за ошейник. В собачьей груди уже клокотало глухое рычание. Свасуд никогда не лаял, потому что его отцом был волк. Коровам и другому понятливому зверью вполне хватало такого вот рычания. Да ещё железного лязга зубов.

Свасуд долго тащил Арни через кусты. Эта часть луга была загромождена валунами, и пастух долго не мог понять, чей же запах достиг бдительного собачьего носа. Однако потом впереди послышались голоса. Арни остановился: чужие люди редко забредали на сетер, а если и забредали, то незачем было ждать от них добра. Но ему показалось, что те, впереди, говорили не о коровах. Он тихо велел Свасуду лечь, и тот лёг, хотя и не очень охотно. Шерсть у него на загривке по-прежнему стояла торчком. Дважды звать его не придётся.

Арни по-охотничьи крался на голоса, пока они не зазвучали совсем рядом. Тогда он опустился на колени и осторожно выглянул из-за скалы.

Людей было трое… Двоих сыновей Скьёльда Купца Арни сразу узнал. Скьёльдунги стояли к нему спиной. Один держал в руках меч, а другой – натянутый лук со стрелой на тетиве.

Третий, в синей рубашке, прижимался лопатками к скале. Он опирался одним коленом о камень, и сапог на той ноге был красным от крови. В правой руке у него тоже был меч, а левая стягивала на груди рубаху, и из-под ладони расползалось уродливое пятно. Однако было видно, что раны не скоро его повалят. И ещё: сыновья Скьёльда его боялись! Даже израненного и даже вдвоём.

Опасного зверя приканчивают издали – стрелой. Или ждут, чтобы он истёк кровью, и тогда уже наклоняются снимать с него шкуру. Братья Скьёльдунги переходили с места на место и громко переговаривались, выбирая, как поступить. Человек у скалы молчал и не шевелился, только меч в руке легонько подрагивал – вверх-вниз.

На глазах у Арни стрелок быстро прицелился и спустил тетиву. Незнакомец почти не глядя отмахнулся мечом. Головка стрелы стукнула о железо. Человек усмехнулся:

– Переломаешь все стрелы, сын Скьёльда. Придётся тебе бежать домой за другими, а мне скучать здесь, ожидая тебя!

На этом Арни решил, что видел достаточно. И хотел потихоньку скрыться за валунами. Но из-под ноги покатился голыш, и братья разом обернулись. Их отделял от Арни едва десяток шагов. Арни стоял на четвереньках и испуганно таращил глаза. Человек у скалы поудобнее поставил колено и проговорил:

– Не много надобно Скьёльдунгам, чтобы вздрогнуть от страха. Чего ещё ждать от сыновей такого отца!

Подобные насмешки могли взбесить хоть кого. Старший из братьев шагнул к Арни и топнул на него ногой, как на котёнка, подобравшегося к молоку:

– Пошёл!..

Так случается – человек с перепугу совершает поступки, которых и сам от себя не ждёт. Арни вскочил на ноги и запустил в старшего Скьёльдунга камнем. И кинулся наутёк.

Он не промахнулся, бросив свой камень, и эта глупость должна была кончиться худо: за спиной послышалась ругань, потом тяжёлый топот погони. Сын Купца определённо хотел сорвать на нём зло. Арни почему-то сразу понял, что убежать не сумеет. И вместо того чтобы запутать преследователя в скалах, помчался по открытой поляне. Топот становился отчётливее…

Арни не позвал на помощь собаку, но Свасуду не понадобилось приказа. С глухим рёвом он пролетел мимо Арни – чёрная пасть и белые зубы, перервавшие глотку не одному волку. Арни мгновенно испугался за него больше, чем за себя. Собачьи клыки – плохое оружие против меча. Он обернулся, и как раз вовремя, чтобы увидеть: преследователь, уже замахнувшийся на пса, вдруг судорожно изогнулся назад… потом упал на колени… и рухнул наземь лицом вниз!

Свасуд перелетел через упавшего. Он, конечно, сразу вернулся, схватил толстый суконный рукав и принялся трепать. Но больше для порядка. Ибо в спине лежавшего торчала стрела, всаженная по самые перья…

Арни закричал. Сгрёб Свасуда за шею и спрятался с ним за ближайший валун. Зубы громко стучали, хотелось заплакать. Вдобавок ко всему на сетере вдруг сделалось необыкновенно тихо: вместо трёх голосов теперь не раздавалось ни одного. Только уже по-осеннему лениво гудели жуки да мирно звенел поблизости колокольчик на шее коровы… Но стоило немного скосить глаза, и взгляд натыкался на вытянутую руку убитого Скьёльдунга, и подкатывала тошнота. И Свасуд продолжал тихо ворчать, не торопясь прятать клыки.

Арни долго не решался выглянуть из-за валуна, но сидеть так до бесконечности тоже было нельзя. В конце концов он всё-таки собрался с духом, осторожно высунул голову и посмотрел туда, откуда прилетела стрела. И тотчас юркнул обратно, а сердце заколотилось у горла.

Но потом он посмотрел снова. И на сей раз выпрямился во весь рост. Покрепче взял Свасуда за ошейник… И пошёл с ним назад, к той скале.

Человек в синей рубашке сидел на земле, неуклюже подвернув под себя перебитую ногу. Голова беспомощно свешивалась на грудь. Арни никогда не видел сражений, но случившееся здесь было понятно даже ему. Когда старший Скьёльдунг отвлёкся погоней, а младший замешкался – незнакомец сумел прыгнуть и дотянуться мечом. А потом поднять обронённый лук и свалить второго врага.

Шаги Арни и рычание собаки заставили его открыть глаза. У него были тёмно-медные волосы и такие же усы. И всё лицо в давно не бритой щетине. Он приподнял голову и посмотрел на Арни, словно собираясь что-то сказать, но вместо слов изо рта по подбородку потекла кровь. Человек закашлялся и медленно повалился на бок, уткнувшись лицом в траву.

Отскочивший было Арни подобрался к нему, думая про себя, как бы не пришлось заваливать камнями троих вместо двоих. Но на виске человека подрагивала тонкая жилка. Тогда Арни стянул с убитого лучника добротный кожаный плащ, перекатил на него раненого и покрепче ухватил плащ за два конца. Тащить было тяжело, Арни сберегал силы и часто останавливался передохнуть. Предстояло много дел, а до пещеры, где он жил летом, было далековато.

Арни родился рабом, и его редко спрашивали, что он думал о людях. Но такому человеку определённо следовало помочь!

Над шхерами неторопливо дотлевал закат. Синяя рубашка сушилась возле костра, натянутая на прутья. Арни выстирал её в ручье, пустив плыть по течению порядочно грязи. Высохнет, надо будет ещё зашить её, а то совсем изорвалась. Добрая рубашка, льняная. И вся вышитая по вороту. Видно, не с простого человека пришлось её снимать!

Арни вправил ему ногу и заключил её в самодельный лубок. Это было легко. Арни привык возиться с животными, а с ними ведь всякое приключалось. Зато с обломком стрелы, засевшим в правом боку, пришлось-таки повозиться. Стрела вошла глубоко и была к тому же обломана у самого тела. Арни долго пытался её подцепить, потом прижался лицом и ухватил скользкое дерево зубами. Человек застонал и сжал кулаки, но дышать сразу стал легче. И кровь изо рта больше не шла.

Арни уложил его и укрыл козьей шкурой, под которой обычно спал сам. Следовало позаботиться об убитых. Было страшно идти туда снова, но Арни знал, что иначе мертвецы могли повадиться вставать по ночам, а ему совсем не хотелось, чтобы коровы начали доиться кровью или падать вниз с Арнарбрекки. Он расстегнул на обоих Скьёльдунгах пояса и как мог перепортил оружие, прежде чем засыпать его камнями и землёй: вот теперь всё будет спокойно. Арни не позарился ни на одежду, ни даже на серебряные обручья. Ну их – пускай берёт тот, у кого есть охота беседовать с выходцами из могил… Арни не устоял только перед луком и колчаном со стрелами, потому что это было сокровищем. Меч, конечно, больше притягивает глаз. Но раба с мечом мало кто видел. И если подумать как следует, не много пользы в нём пастуху. Другое дело лук. Он защитит от врага, он и накормит… Арни долго колебался, брать или не брать, но в конце концов взял. Надо будет только поскорей выучиться метко стрелять. Тогда, может, знаменитый Сван вправду примет его когда-нибудь к себе на корабль…

Лицо у человека было не особенно молодое, но и не старое. Арни сказал бы, что он прожил на свете тридцать зим. Или тридцать пять. Роста он был не слишком высокого, но зато жилистый, словно весь сплетённый из моржовых ремней… Такого одной стрелой не убьёшь.

Что он станет рассказывать о себе, когда откроет глаза?.. Арни разглядывал медные усы незнакомца и думал, что навряд ли стоило приставать к нему с расспросами. Викинга узнаю́т по оружию и по дерзким речам. И ещё по ладоням: по каменной коросте мозолей, причинённых рукоятью весла. Арни слыхал от людей: на подобную ладонь можно уронить горящие стружки, и она не почувствует огня. Руки у незнакомца были именно такие. И меч под стать рукам. Арни не стал далеко прятать меч, положил так, чтобы викинг его увидел, как только откроет глаза. Потом принёс в пещеру лук и попробовал натянуть. Ничего не получилось. Обидевшись, Арни снял с лука тетиву и лёг спать.

За ночь костёр несколько раз погасал. Арни было холодно без одеяла. Он просыпался и раздувал угли. А под утро позвал Свасуда и обнял его, прижимаясь к горячему мохнатому боку. Но крепко заснуть так и не удалось. В конце концов Арни выбрался из пещеры, не дожидаясь рассвета. Мёрзнешь – грейся работой! Нет лучшего средства.

Предутренний воздух легонько покалывал ноздри, небо над горами еле серело, на вершинах лежали плотные облака. День будет неприветливым. Арни попрыгал на месте, спрятав руки под мышками. Несколько ночей назад в море отбушевал шторм, и за шхерами до сих пор глухо гудело. Острова заслоняли берег, и под Арнарбреккой никогда не случалось сильного прибоя. Только ветер порою бывал, как теперь, ощутимо солёным. Такой ветер станет хлестать по лицу, когда Сван Рыжий возьмёт его к себе на корабль. Ведь справится же он когда-нибудь с этим луком. И научится подшибать одну стрелу другой на лету!

В море было ещё совсем по-ночному черно. Зевая, Арни привычно оглядел горизонт… и неожиданно заметил яркий огонь, мерцавший вдали, на одном из островов. Приглядываясь, Арни прошёлся вдоль края откоса. Всё это явно было неспроста. Синяя рубашка – цвет мести, в синее одеваются убивать, и о том немало рассказывается. Недаром же говорят люди, что Бог войны Один приходит в синем плаще! Викинг кому-то мстил там, в глубине страны, а люди на острове надеялись его подобрать.

Обидно будет, если они прождут понапрасну несколько дней и уйдут опечаленные, думая, что их товарищ погиб…

Арни возвратился к пещере только после полудня, когда коровы напились из ручья и он укрыл их от дождя в загоне под нависавшей скалой. Нырнув под каменный кров, Арни сразу обнаружил, что викинг очнулся. Хлеб и сыр, оставленные возле костра, были съедены до крошки; при виде вошедшего он рывком приподнялся, рука метнулась к мечу. Но потом он узнал Арни и насмешливо сощурил глаза:

– Ты ещё здесь, трусишка! Я думал, ты давно уже дома и клянчишь у хозяина бляшку от моего ремня!..

– Я не трусишка, – сказал Арни. – И не бляшку я бы там получил, а хорошую затрещину за то, что бросил коров.

Викинг усмехнулся:

– Я вне закона от Вестфольда до Халогаланда, и многие не поскупятся на серебро, увидев мою голову отдельно от тела.

Арни покраснел так, что на глазах выступили слёзы:

– Как тебя объявляли вне закона, я не слыхал. А вот как ты застрелил того малого с мечом, это мне запомнилось. И ещё я думаю, что волосы у тебя подходящие, но Сван Рыжий на тебя совсем не похож.

– Это ещё почему?

У него были очень светлые глаза, серо-зелёные, умевшие без промаха послать смертную стрелу. Арни нипочём не отважился бы с ним спорить, если бы не знал, что в случае чего легко убежит. Он сказал:

– Свану не понадобилось бы помощи против тех двоих.

Викинг снова рванулся сесть, но боль в груди заставила откинуться обратно в сено. Он негромко засмеялся:

– Отстегать бы тебя, паршивца, да неохота вставать.

Арни дал ему кружку молока, поправил сползшее одеяло и побежал обратно под дождь. Мимо его стада сегодня должно было пройти другое, которое уже перегоняли домой. Любопытные телята увяжутся за чужими, если не проследить.

Вечером, когда Арни приготовил поесть, викинг сказал ему:

– Стемнеет, выйдешь наружу и поглядишь, что там в море.

Арни ответил:

– Если ты про костёр на острове, то я ведь так и подумал, что он горит для тебя. Его зажигают между скалами, и видно только отсюда… с Арнарбрекки.

– Арнарбрекка!.. – пробормотал викинг. – Орлиная Круча!

Он пошевелился и вздрогнул, сдвинув раненую ногу.

– Где здесь можно спуститься к воде?

Арни подумал и ответил:

– Нигде.

– Говори толком, пастушонок!..

– Я спускался один раз, – сказал Арни неохотно. – Две зимы назад. Но только это было днём и без дождя, и у меня не болела нога. Я лазил достать щенка…

Викинг сжал зубы и переложил больную ногу с места на место. Потом ещё раз. Арни посмотрел и подумал, что остановить такого и впрямь было нелегко.

– Мне нужно плыть на этот остров, – сказал викинг погодя. – Ты, пастушонок, покажешь мне, где слезал, и сделаешь костыль, чтобы я мог туда дойти. И шевелись, я хочу успеть до темноты!

Арни принёс ему всё тот же кожаный плащ:

– Не нужен тебе костыль… Свою ногу ты ещё достаточно обобьёшь, пока будешь спускаться!

Добравшись к обрыву, Арни оставил викинга разглядывать отвесные кручи, сам же вернулся в пещеру. И странное дело: сколько раз прежде он ночевал здесь один, но тут его каменный дом внезапно показался ему опустевшим…

У него хранилось несколько крепких верёвок – привязывать коров. Арни смотал их и сунул за пояс. Ещё в углу пещеры стоял бочонок, в нём были спрятаны от мышей лепёшки и сыр. Арни торопливо вытряхнул еду и тщательно заколотил круглую крышку. Немного поколебался – и привязал сверху своё козье одеяло. Пусть бочонок побережёт силы пловца, а тёплая шкура не даст ему застыть в холодной воде…

Викинг лежал на животе, подперев подбородок кулаками. Было видно, что хмурые скалы Арнарбрекки ничего хорошего ему не пообещали. Он обернулся к подошедшему Арни и, конечно, сразу понял, зачем понадобились бочонок и одеяло. Повозившись, он расстегнул свой тяжёлый кожаный пояс – весь в серебре. И протянул его Арни:

– Держи! Это тебе.

– Не надо, – сказал Арни и вздохнул. – А то никто не поверит, что ты разделался с теми двоими и ушёл.

Викинг помедлил, потом застегнул круглую пряжку и сказал:

– Когда-нибудь я ещё побываю в здешних местах.

И в это время на острове за проливом загорелся костёр.