Текст книги "Неудержимая. Моя жизнь"

Моя игра становилась зрелой – еще не совсем, но в лучшие дни это было хорошо видно. Обычно я играю на задней линии и встречаю мяч на подъеме, с криком отправляя его назад. У меня практически одинаковые удары как слева, так и справа, хотя я считаю, что мой форхенд слабоват. Я умею превращать любое движение своего тела в кинетическую энергию. Даже когда я была крохой, которую не пускали на американские горки, моя игра уже отличалась силой и глубиной. Над моей подачей надо было работать и работать, но она действительно улучшалась. Когда я выходила к сетке, то отбивала мяч с лета. У меня была не слишком высокая скорость, но я хорошо предвидела, куда полетит мяч, поэтому смотрелась быстрее, чем была на самом деле. Другими словами, я умела запутать противника. Но главным в моей игре, тем, из-за чего меня было сложно победить, было связано с психологией. Это были моя концентрация и готовность биться до конца. Я не отставала от своего противника удар за ударом, гейм за геймом, никогда не ослабляя напора и не теряя надежды, даже если проигрывала. И если оставался розыгрыш хоть одного очка, даже если я отставала на два брейка и играла против противника вдвое больше меня, я вела розыгрыш так, как будто подавала в гейме, в котором мне оставалось нанести победный удар. Я не знаю, откуда у меня это – то ли от мамы, то ли от папы, то ли это результат моего ненормального детства? А может быть, я просто была недостаточно умна. Может быть, в спорте надо быть достаточно тупым, чтобы верить, что шанс есть всегда. И память тоже должна быть плохой. Надо уметь забывать. Сделала невынужденную ошибку? Промазала по легкому мячу? Не зацикливайся. И мысленно не возвращайся к этому. Забудь, как будто этого никогда не было. Если ты попыталась что-то сделать и это не сработало, надо быть достаточно тупым, чтобы повторить это еще раз, когда представится шанс. И на этот раз это обязательно сработает! Надо быть достаточно тупым, чтобы не бояться. Каждый раз, выходя на корт, я верю в свою победу, независимо от того, с кем я играю и каковы мои шансы. Именно поэтому меня так трудно победить.

Эта игра, этот спорт, эта жизнь с переездами с турнира на турнир, напоминают ярморочную карусель – всегда одни и те же лошади и единороги, одна и та же скамья проигравших, и одни и те же лица девочек и тренеров, которые постоянно окружают тебя. Вспоминаю ли я свои ранние игры или турниры? Честно говоря, большинство из них уже давно скрылось в дымке прошлого, но время от времени какие-то лучики воспоминаний пробиваются сквозь нее. Идеальное очко, выигранное в идеальное утро, запах океана, заходящее солнце, приз в моих руках, его тяжесть, то, как я поднимаю его над головой – только длится все это какие-то мгновения, а потом дальше – к следующей тренировке, к следующему соревнованию. Я выигрывала, и это было самым главным. И дело было не только в том, что я выигрывала, но и в том, у кого я выигрывала: это были лучшие игроки в мире в моей возрастной группе, включая чудо-ребятишек Ника Боллетьери. Он выставлял их против меня, я разбиралась с ними и возвращала их ему. И скорее всего, это стало беспокоить Ника. Я хочу сказать, что хоть он и вышвырнул меня из академии, но не мог забыть меня или не мог идти дальше, потому что я никуда не делась и разрушала все его планы.

В конце концов, лучшим для Ника решением было вернуть меня в академию. Тогда каждая моя победа на турнире будет победа Боллетьери. Кроме того, он хорошо знал мою ситуацию – в мире сплетен, из которых соткан мир тенниса, все всё про всех знают. Он знал, что у меня нет тренера, что мне негде тренироваться, что мне негде жить. Для него ситуация тоже изменилась. Когда я впервые оказалась у его ворот, я была слишком юной, чтобы поступить в академию, и слишком маленькой, чтобы жить там. Теперь я повзрослела. Не знаю, действительно ли Ник верил, что в нашем появлении откуда ни возьмись было что-то нечисто, но это тоже изменилось. Теперь мы были святее папы римского. Просто банка с вареньем. И Ник предложил мне стипендию. Мои расходы академия брала на себя, я получала комнату, питание и все остальное. Но нам в любом случае нужны были деньги, и это значило, что Юрию необходимо найти работу. И это ему удалось. Более того, он вернулся в ту же команду по благоустройству но теперь был внимательнее к тому, что поднимает и как напрягается. Человек с поврежденной спиной смотрит на мир оценивающими глазами – ну, и каковы мои шансы?

Я переехала в общежитие, которое ненавидела. Но об этом я расскажу позже. Сейчас достаточно только сказать, что мои подозрения оправдались – я была «белой вороной», не похожей на других девочек, человеком из другой реальности. А пока Юрий продолжал жить у Кейна в Венисе, работал как собака и зарабатывал деньги. Раз в неделю я разговаривала с мамой по телефону и часто писала ей. Она все еще пыталась собрать документы, чтобы получить визу и присоединиться к нам во Флориде. Все это происходило мучительно долго. В те времена было почти невозможно собрать все необходимые документы. Жуткие очереди и коррупция, так что приходилось платить громадные деньги, а если не заплатишь нужную сумму правильному человеку, то можешь серьезно отодвинуться в очереди. И все-таки у нее стало что-то получаться. Когда у Юрия появлялась возможность, обычно это случалось в уик-энд, он приезжал и наблюдал за моей игрой. Из Вениса он добирался на автобусе. Когда он уезжал и я оставалась в комнате одна, мне становилось грустно. Он скучал по мне, я скучала по нему, а отсутствие мамы с каждым днем становилось все труднее и труднее переносить. Ведь я все еще была ребенком. И мне нужна была семья.

Лучшее всегда случается со мной на корте. Именно на корте я смогла привлечь необходимую мне помощь, которая позволила мне подняться на новый уровень. Я играла в турнире на побережье Мексиканского залива во Флориде. Там были все элитные игроки и тренеры. Вероятно, я была самой юной участницей турнира – мне было одиннадцать лет и я играла против девочек на два-три года старше меня. Большинство из них было выше и сильнее меня. Для своего возраста я была невысокой и худой, с вывернутыми внутрь коленями. Мои ноги были слишком большими для моего роста, непропорциональными. Я легко выиграла первые этапы соревнования. Каждый раз, когда я выигрывала очко, раздавались одобрительные восклицания. Аплодисменты на корте были тогда для меня в новинку. Я сидела на стуле во время смены сторон и смотрела на папу возле боковой линии корта. У него всегда было что сказать мне, какая-то информация для меня. Иногда он просто подносил к губам бутылку с водой и это значило: Пей, Маша, пей! Очень часто в пылу матча я забывала о воде и вспоминала об этом уже поздно днем, завязнув в третьем сете, когда тошнота подступает к губам, а все вокруг начинает крутиться. Уффф… Все места на открытых трибунах вокруг небольшого центрального корта были заняты. Это было обычное сборище родителей и родственников, разбавленное кое-где неизвестными теннисными болельщиками.

Среди них, совершенно мне неведомая, находилась женщина, которая изменит мою жизнь. Звали ее Бетси Нагельсен[16]16
  Теннисистка, игравшая в турнирах Большого шлема в 1977–1987 гг.


[Закрыть]. Тогда ей было между тридцатью и сорока, и она была симпатичной женщиной с короткими вьющимися каштановыми волосами, которая ушла из профессионального тенниса незадолго до этого. В 70—80-е годы она наладилась в верхней части рейтинга, дойдя до двадцать третьей строчки, и выиграла целую кучу призов в одиночном разряде и еще больше в парном. Мой стиль игры был похож на игру Нагельсен – она тоже предпочитала силовую игру на задней линии. Ее мама, которая жила в Венисе, увидела, как я играю там на местном корте, позвонила дочери и сказала:

– Ты должна увидеть эту русскую малышку. Она играет так же, как ты в ее годы. Как будто возвращаешься в прошлое.

Нагельсен работала комментатором в одной из крупнейших телевизионных компаний, поэтому видела больше игроков, игр и «талантов-которые-невозможно-пропустить», чем могла запомнить. Но тем не менее она приехала. Всю вторую половину дня она просидела на корте, наблюдая, как я разбираюсь с одним противником за другим.

Позже я узнала, что больше всего на нее произвела впечатление не схожесть нашей манеры игры, а моя настойчивость, то, с какой злостью я играла, как я боролась за каждый мяч, гоняя противниц по углам корта. В нескольких ключевых моментах моей жизни меня замечали и брали под свое крыло влиятельные женщины, которые играли до меня. И делали они это не из-за возможной выгоды. Более того, часто они делали это анонимно, и весь их интерес был в помощи девочке, которая может играть. Они делали это ради игры. Благодаря Навратиловой мы оказались в Америке. Благодаря Нагельсен в нашей жизни наступила стабильность.

Бетси Нагельсен была замужем за Марком Маккормаком, основателем и владельцем IMG[17]17
  International Management Group – крупнейшая в мире спорта маркетинговая организация.


[Закрыть]. IMG не только представляет интересы лучших мировых игроков в теннис, но и принимает активное участие в организации крупнейших теннисных турниров, включая Уимблдон. Постепенно IMG выпустила академию Боллетьери и другие академии и школы разных спортивных направлений, включая футбол и бейсбол. В наши дни IMG нет равных, и она представляет лучших спортсменов в мире.

Маккормак, который был на тридцать лет старше своей жены – когда я появилась на сцене ему было около семидесяти, – создал свое агентство с нуля. Оно выросло из дружбы двух великих людей. В шестидесятые годы Маккормак дружил с Арнольдом Палмером, игроком в гольф. В то время он был одним из величайших спортсменов, находился на пике своей формы, но, по ощущениям Маккормака, ему сильно недоплачивали. Маккормак, который сам был юристом и финансистом, помимо того, что он был повернут на спорте, обсудил это с Палмером. Он был уверен, что, используя известность последнего как некий рычаг, он сможет добиться для него настоящих денег. И вот эта простая мысль легла в основу IMG в первые годы ее существования. А Палмер, который здорово обогатился с помощью IMG, будет для нее лучшей рекламой. Увидев, что Маккормак смог сделать для Палмера, другие спортсмены стали обращаться к нему за подобной же помощью. И он подписывал с ними соглашения. Так IMG росла и росла, пока не превратилась в то, чем является сейчас. Штаб-квартира компании находилась в Кливленде, там же, где и основной офис Маккормака. И не важно, насколько велико стало его агентство, не важно, сколько у него было клиентов – основная, базовая идея оставалась все той же. Надо вкладываться в спортсменов, когда они молоды, ставить их твердо на ноги и позволять им расцвести. По мере того, как они будут достигать успеха, IMG будет процветать. Если один из десяти детей, которых они разыщут и с которыми подпишут контракт, добьется успеха, этого будет достаточно.

Нагельсен не стала встречаться со мной или говорить с Юрием после турнира. Вместо этого она вернулась домой и позвонила мужу.

– Во Флориде есть девочка, – сказала она, – крохотная русская – ты должен послать кого-нибудь, чтобы на нее посмотрели. Она будет звездой.

Маккормак связался в Гэвином Форбсом, теннисным гуру IMG, который был хорошим игроком и был известен своей способностью находить таланты. Он легко отличал больших игроков от тех, кто только казался таковыми, и мог сразу сказать у кого была та самая, не имеющая названия, черта, а у кого ее не было.

Я спрашивала Гэвина, помнит ли он первый телефонный разговор обо мне.

– Не только помню, – рассмеялся он. – У меня есть даже запись в дневнике.

Однажды мне неожиданно позвонила жена Марка Маккормака Бетси Нагельсен и сказала:

– Гэвин, во Флориде есть русская девочка, которая играет в теннис – она выигрывает практически у всех. Ты должен послать кого-нибудь, чтобы на нее посмотрели, прежде чем о ней заговорят. Она феноменальна. Будет выигрывать турниры Большого шлема.

– Бетси была игроком мирового уровня и знала о теннисе все, поэтому я очень серьезно отнесся к этому звонку, – продолжил свой рассказ Гэвин. – Честно говоря, я получаю десяток подобных звонков каждую неделю. Кто-то где-то вечно натыкается на еще одного великого игрока, который может это и обязательно сделает вот это. И мне приходится ехать и смотреть на них, потому что никогда не знаешь наверняка, но 98 % времени ты видишь просто милых детей и хороших игроков в теннис, может быть, даже очень хороших, но между очень хорошим и выдающимся – дистанция огромного размера.

Когда я попросил Бетси сообщить побольше информации, может быть, какие-нибудь детали, ее ответ меня удивил. Ситуация отличалась от той, которая была привычна для молодых девочек-теннисисток. Карьерой большинства из них занимались матери – теннисные мамочки. Но Бетси сказала, что с тобой работал твой отец, которого звали Юрий, и что вы вдвоем приехали из России, когда ты была совсем крошкой.

– А где мать? – спросил тогда Гэвин.

– Она все еще в России, – ответила Бетси. – Приезжай и посмотри девочку, – добавила она. – Не пожалеешь.

– Я устроил для тебя просмотр в академии Боллетьери, – объяснил Гэвин. – Сначала ты должна была обмениваться ударами с кем-то из инструкторов, а потом сыграть с другой девочкой, которую мы выбрали и которая была старше тебя. Первое, что я помню – это твой отец, который шел по тропинке на задворках академии. Я представился, и мы заговорили. Юрий все время называл меня «мистер Гэвин». А я все время поправлял его и говорил, что меня зовут «Гэвин». Просто «Гэвин».

– Юрий, – спросил я его, – как вы оказались здесь, так далеко от дома?

– Знаете, мистер Гэвин, – ответил он, – я вам расскажу. Когда моя дочь была очень маленькой – ей было может быть четыре-пять-шесть лет, я понял, что у нее есть дар и страсть, которые я не имею права игнорировать. Поэтому я бросил все и поехал вместе с ней за ее мечтой. Я переехал в Соединенные Штаты, и я хочу, чтобы она стала игроком в теннис. И не просто игроком, а самым великим игроком в мире.

Вот так все и началось.

– ОК, отлично, – сказал я, – а теперь пойдемте посмотрим, как играет ваша дочь.

Я стоял в тени возле решетки. На солнце было настоящее пекло. На корте уже стоял хиттер[18]18
  В теннисе – игрок, обладающий сильным ударом.


[Закрыть], и вот появилась маленькая девочка с длинными светлыми волосами и зелеными глазами. У тебя коленки были больше ног. Именно такой ты и была. Небольшие шишковатые коленки и тоненькие ноги. Но глаза! В них светился ум, и взгляд был очень острым. Ты была абсолютно готова. И это действительно бросалось в глаза. Ты вышла на корт и практически не пропустила ни одной подачи, ни одного мяча за первые пять-шесть минут. Ничего подобного я еще не видел. Пять-шесть минут? В теннисе это целая вечность. А ты все еще разыгрывала ту же подачу. И твои удары были абсолютно одинаковыми. Равными и сильными. Я стоял, смотрел на тебя и думал: Боже, это совершенно невероятно. Я следил за твоей игрой минут тридцать-сорок и был совершенно потрясен. И не тем, как ты отбивала мяч, а твоим пониманием игры, пониманием того, что происходит на корте. Ты думала на пять-шесть ударов вперед, готовя своего противника, двигая его по корту, который использовала как шахматную доску, и я не думаю, что подобному видению и подходу к игре можно научить. Ты или смотришь на игру именно так, или нет. Как я уже сказал – все было видно у тебя по глазам. Ты понимала все, что происходило на корте, все нюансы, все мелочи.

Потом мы ушли с корта и сели поговорить. И тогда я впервые полностью представился. Ты была очень вежливой, но немного смущалась. Но не слишком – ты меня понимаешь.

– Мария, – спросил я тебя, – что тебе хочется делать в жизни?

И ты посмотрела мне прямо в глаза.

– Я хочу быть лучшим игроком в теннис в мире, – ответила ты.

Гэвин Форбс вернулся в свой офис в Кливленде и провел совещание со своими коллегами по IMG. Он рассказал им обо мне, о том, что он собирается подписать со мной контракт, и о том, что им всем придется поддерживать меня. Некоторое время спустя IMG взяла на работу молодого спортивного агента и отправила его в Брейдентон для работы с группой элитных игроков. Звали его Макс Айзенбад. Он играл в теннис в первом студенческом дивизионе в Пурдье. Будучи не настолько хорош, чтобы перейти в профессионалы, он решил заняться теннисом с точки зрения бизнеса.

Макс Айзенбад станет одним из самых важных людей в моей жизни, той ее постоянной составляющей, на которую всегда можно положиться. А еще он один из ближайших поверенных Юрия, тот единственный человек – помимо членов семьи, – который был рядом, когда все было хорошо, и становился еще ближе, когда что-то не ладилось. Каждый хочет быть рядом, когда ты выигрываешь турниры Большого шлема, но кто согласится остаться рядом, когда, кажется, весь мир ополчился против тебя? Вот в чем вопрос.

Я помню, как впервые ощутила присутствие Макса. Он стоял за кортом. Просто стоял и наблюдал, как я играю. Моя игра произвела на него такое впечатление, какое, пожалуй, могла произвести только на теннисиста. Он мог отбросить все мелочи, мой пол и рост, цвет волос и возраст, и сосредоточиться на главном – на том, что двигало мной, на самой сути моей игры.

– Все дело было в концентрации, – говорил мне Макс. – В том, как ты фиксировала свое внимание на мяче, и оставалась сконцентрированной на главной задаче. Для тебя не существовало ничего, кроме этого мяча, этого удара и этой игры. Остальной мир исчезал. Даже во время смены сторон ты ни на что не отвлекалась. Ты садилась, чтобы отдохнуть, а твои ноги продолжали двигаться, и ты смотрела прямо перед собой. Если ты обладаешь талантом и таким уровнем концентрации, будучи еще ребенком… Агент может увидеть на корте подобного ребенка в твоем возрасте только раз в жизни, и то, если повезет.

Гэвин Форбс говорил о том же.

– Это то, что сразу бросалось в глаза, – рассказывал он. – Когда ты выходила на корт, ты была сконцентрирована на все 100 % и оставалось такой, пока не покидала его. Такая сосредоточенность в ребенке твоего возраста? Сколько тебе тогда было? Десять? Одиннадцать? Твоя концентрация была просто нереальна.

Макс сел и побеседовал со мной и отцом. И все сразу же встало на свои места. Юрий позвонил Гэвину в тот же вечер и сказал ему, что Макс – наш человек. Через несколько дней Макс посовещался со своими коллегами в IMG, и они приготовили свое предложение и план. А тем временем пошли слухи: IMG пытается подписать контракт с этой русской девочкой. И я мгновенно превратилась в лакомый кусочек. Агенты, которые ничего обо мне не знали, были готовы подписать со мной контракт. Даже если они сами не видели, как я играю, это видела IMG, и этого было достаточно. Так вращается живет мир. Мой отец, которого несколько месяцев назад вышвырнули из «Эль-Конкистадора» и послали куда подальше, теперь отвечал на телефонные звонки агентов и менеджеров со всех концов света.

Юрий слетал в Нью-Йорк, чтобы переговорить с известным агентом, которого звали Пол Теофанус. Он ничего с ним не подписал, но Теофанус был очень мил и дал моему отцу совет, благодаря которому мы смогли пережить наступающий бурный период нашей жизни. Его слова были вроде напутствия для Юрия на тот период, когда наши с ним отношения стали меняться.

– До сего дня были просто вы и Мария, – сказал Теофанус отцу. – Но сейчас это изменится. Если ваша дочь станет действительно большим игроком, вы не сможете делать все в одиночку. Вы не сможете дать ей всего, что ей будет нужно. Одному человеку невозможно, каким бы хорошим он ни был, обеспечить все необходимое. Вам придется отступить на шаг, немого ослабить вожжи и позволить другим помочь вам. На ваши отношения с дочерью это никак не повлияет. Это я вам обещаю. Они станут только крепче.

В конце концов, выслушав множество предложений, мы решили согласиться на предложение IMG, потому что они первыми обратили на нас внимание и потому что на тот момент их предложение было для нас лучшим. Как я уже говорила, агентство было основано Марком Маккормаком и Арнольдом Палмером, и атмосфера близкого партнерства, того, что можно охарактеризовать словами «мы делаем это вместе» никуда не делась. Детали в один из дней обсудили Гэвин Форбс и мой отец. Кажется, это произошло по телефону.

– Юрий, скажи мне, что тебе нужно? – спросил Гавин.

– Деньги, – ответил Юрий, – мне нужны деньги. Могу представить смету.

– А о какой сумме ты говоришь? – поинтересовался Гэвин. – Только подумай хорошенько. Ты должен реально смотреть на вещи и в то же время быть уверен, что сможешь прожить на эти деньги. Мне ведь надо будет идти к боссам, и я собираюсь рекомендовать им полностью поддержать Марию. Хотелось бы утрясти все с первого раза.

Юрий сказал, что ему надо будет около пятидесяти тысяч долларов. Он хотел купить машину, чтобы мы могли переезжать с турнира на турнир, хотел снять квартиру недалеко от академии.

– Я уже присмотрел местечко, – рассказал Юрий. – Мне кажется, что цена вполне адекватная.

Гэвин сказал, что денег ему понадобится больше. Придется платить за тренеров и инвентарь, за корты и переезды, за инструкторов и специалистов и так далее. В общем, сумма составила что-то около ста тысяч в год – эти деньги IMG должна была вернуть, когда я перейду в профессионалы.

* * *

Вскоре после того, как мы подписали контракт с IMG, меня вместе с несколькими другими игроками из академии пригласили в дом Марка Маккормака. Усадьба располагалась в Орландо. Работал он из Кливленда, но Флорида – это столица тенниса, поэтому его второй дом находился именно здесь. У Боба Кейн я впервые побывала в доме состоятельного человека. Что ж, теперь я впервые попала в дом действительно богатого человека. Я была потрясена, и у меня кружилась голова. Я все время смеялась. Размер комнат, гараж с множеством дверей, все эти громадные окна, собственная дорога через лес, да еще и дом для гостей? Это неслыханно. Еще один дом, рядом с главным, который сам по себе так велик, что это, по-хорошему, никому не нужно. Как будто один дом родил другой, а новорожденный решил откосить от колледжа и просто жить рядом с родителем.

Но самым главным, что случилось после того, как мы подписали контракт с IMG, было следующее: Гэвин устроил выставочный матч для Риккардо Коломбини и Криса Вермеерена, которые в то время были топ-менеджерами теннисного отделения компании «Найк». Матч состоялся на задних кортах гостиницы Ритц-Карлтон в Майами. Спустя несколько недель – а мне тогда было всего одиннадцать – я подписала свой первый контракт с фирмой «Найк» на сумму в пятьдесят тысяч долларов США плюс бонусы. В то время еще не понимала, насколько необычно это было – «Найк» инвестировал в одиннадцатилетнюю девочку. Но как Гэвин и Макс в IMG, так и «Найк» верили в мой талант. Они делали на меня ставку, хотя я была еще ребенком.

Контракт с IMG изменил всю нашу жизнь. Впервые в жизни нам не надо было беспокоиться о еде и крыше над головой. Если что-то происходило, мы могли обратиться к доктору. У нас было свое транспортное средство, чтобы добираться до турниров, так что я могла полностью сосредоточиться на теннисе. Эти деньги, которые стали поступать на наш счет – они кое-чему меня научили. Ощущение было таким, как будто проснувшись, я неожиданно поняла всю правду жизни. Впервые в жизни я вроде бы во всем разобралась. Теннис – это спорт, но не просто спорт. Это страсть, но не просто страсть. Это бизнес. Это деньги. Это стабильность для моей семьи. Теперь я это понимала. Вы можете подумать, что это меня расстроило или лишило иллюзий. Но произошло прямо противоположное. Я, наконец, поняла, для чего я делаю то, что я делаю. Я, наконец, поняла, что стоит на кону. И все, наконец, встало на свои места. С того момента моя задача предельно упростилась – просто иди и побеждай.

Это был конец целой эры. Мы с отцом жили будто во сне. Я и он против всего мира. Это по-особому сближало нас. Мы были людьми, у которых больше никого не было. Никого, кому мы могли бы доверять, никого, кого мы могли бы понять. Поэтому мы полагались только друг на друга. Это изменилось, когда в нашей жизни появились Макс и IMG. Теперь мы были не одиноки. Завершался первый важный период моей карьеры – её часть под названием «я-иЮрий-и-больше-никого» заканчивалась. Я была счастлива, но мне было и немного грустно. У нас случались тяжелые времена, но, оглядываясь назад, я видела, что некоторые из этих трудных периодов были лучшими в моей жизни. Они сформировали краеугольный камень, основу всего того, что придет позже. В первый период моей жизни я была одинока, но это меня закалило. И когда начали поступать деньги, этот период закончился. То, что казалось запутанным, стало понятным. То, что казалось кривым – выпрямилось. Юрий прекратил работать – больше не было необходимости подстригать лужайки или носить вазоны с цветами. Теперь его жизнь посвящена только теннису. Он начал учиться и действительно читает книги о теннисе. Он снял ту квартиру, о которой говорил Гэвину. Она расположена в том же комплексе, в котором мы жили у русской леди, но эта квартира принадлежит только нам. В ней две спальни, и она достаточно велика для всех нас – для меня, моего папы и моей мамы, которая, наконец-то, решила все свои проблемы с визой.