Текст книги "Сакральный знак Маты Хари"

– В Париже так не принято. В парижских салонах на приемах заведено подавать как минимум две смены блюд, – настырно гнула Маргарета свою линию. – Мне необходимо позаботиться о десерте и, кроме того, дневной почтой придет парижское платье, так что будь добр, оставь побольше денег, я заплачу по счетам.

Взбешенный майор вскочил с ротангового кресла и, сверкая белыми глазами на побагровевшем лице, закричал:

– Опять Париж! И снова деньги! Ты можешь говорить о чем-нибудь другом? В конце концов, если тебе так нужен Париж, почему ты туда не уедешь? Проваливай ко всем чертям, а нас с детьми оставь в покое!

Сорвавшись с места, он кинулся прочь с террасы, чтобы вскочить на коня и умчаться на службу. А Маргарета, насмешливо дернув уголком большого рта, невозмутимо доела оладьи с сиропом, выпила кофе и отправилась за покупками. К детям она даже не заглянула. Проснувшись, малыш Норманн посмотрел на няню и капризно затянул:

– Хочу к мамочке!

– Тише, сестричку разбудишь, – прижав палец к губам, на ломаном английском проговорила Васанта. – Полежи, малыш, тихонько, я принесу теплого молочка. Когда проснется Нон, будем завтракать.

Невысокая и плотная, Васанта поднялась с циновки, одернула саронг и кабию[10]10
  Индонезийские юбка и блузка.


[Закрыть], поправила густые черные волосы, собранные в гладкую прическу. Выйдя из детской, она прошла через гостиную, сбежала по ступеням в сад и направилась к хозяйственным постройкам, где в погребе хранилось молоко. Няне показалось, что около сарая мелькнула чья-то тень, но девушка решила, что ошиблась. Однако стоило ей завернуть за угол, как кто-то схватил ее за руку. Васанта вздрогнула от испуга, увидев перед собой бледное лицо сжимавшей ее руку незнакомки. Незнакомка сделала ладонью выразительный успокаивающий жест и горячо зашептала:

– Васанта, это я, Сита! Помоги мне, сестричка! Умоляю! Спрячь меня, за мной гонятся!

Няня инстинктивно оглянулась по сторонам, опасаясь увидеть тех, кто гонится за Ситой, и, прежде чем успела что-либо сообразить, потянула сестру за собой, укрывая в сарае.

– Сюда, скорее, – Васанта отперла дверь и торопливо юркнула под крышу из пальмовых листьев, увлекая за собой сестру.

Девушки вбежали в темное помещение и захлопнули за собой дверь. Яркий дневной свет пробивался сквозь широкие щели в стенах сарая, кое-как сколоченного из неструганых досок. Сестры сели на перевернутые ведра, и Васанта тревожно спросила:

– Что случилось, Сита? Кто за тобой гонится и почему ты не в храме?

– Жрецы хотели меня убить, и я сбежала.

– За что убить? – Круглое лицо няни посуровело. – Ты провинилась?

– Поверь, сестренка, моя вина лишь в том, что я полюбила. Разве за это можно убивать? Жрецы принесли в жертву моего сына и хотели принести в жертву меня! Мне нужно немного денег, я уеду отсюда как можно дальше, и никто никогда меня не найдет!

Лицо сестры изменилось еще больше, словно окаменев. Она встала и жестко сказала:

– Да как ты смела, презренная! Ты предала Бога и навлекла проклятье на нашу семью! Мама лежит при смерти, мы все надеялись на помощь Шивы, а ты! Ты все испортила!

Васанта кинулась с кулаками на сестру и стала молотить ее по чему придется. Худенькая Сита закричала, пытаясь вырваться и закрыть руками голову, но была не в силах противостоять натиску более крепкой родственницы. Схватив висевшую на стене веревку, Васанта принялась скручивать сестре за спиной руки, приговаривая:

– Ты вернешься в храм, проклятая, уж я об этом позабочусь!

Связав беглянку и заткнув ей тряпкой рот, няня огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь подходящего, куда бы можно было спрятать взбунтовавшуюся девадаси. И тут взгляд ее упал на сундук, в котором хранили старое постельное белье и дырявые одеяла. Рачительный майор ничего не выбрасывал, полагая, что все, что отслужило свой срок, может пригодиться в хозяйстве. Если на время положить Ситу в сундук, ночью можно будет перенести ее в повозку и отвезти в храм. Вытряхнув тряпки на земляной пол, Васанта легко подхватила худенькую танцовщицу на руки и швырнула в сундук. И, обернувшись, увидела застывшего в дверях Норманна. Широко расставив пухлые ножки, мальчик стоял на пороге сарая и во все глаза смотрел на няню.

– Почему положила тетю в сундук? – прохныкал ребенок. – Тетя плохая, да?

– Норманн! Ты зачем здесь? – всполошилась Васанта, устремляясь к мальчику. – Что это у тебя в ручке? Где ты это взял?

Няня испуганно смотрела на знак девадаси, зажатый в кулачке мальчика.

– Отдай! – требовательно приказала Васанта.

– Не отдам, это мое! – скривил личико малыш. – Я нашел эти бусики около сарая и подарю мамочке!

Подхватив мальчика на руки, няня понесла ребенка в дом, судорожно соображая, что делать. О том, чтобы отпустить богоотступницу, не могло быть и речи. Необходимо вернуть ее в храм, чтобы свершилась жертва и проклятие не пало на весь их род. Значит, нужно уговорить мальчишку молчать. И во что бы то ни стало забрать у него тали, ведь девадаси без знака жены Шивы – не девадаси.

– А хочешь, я подарю тебе мой красивый камень на подставке, который тебе так нравится? – дорогой уговаривала Васанта малыша. – А ты мне пообещаешь молчать про тетю в сундуке и отдашь бусики.

– Не отдам, – капризно протянул мальчик. – Это мои. Я их нашел. Я их подарю маме и расскажу о тете в сундуке.

Васанта, закусив губу, искоса посмотрела на сына хозяев и кивнула головой, принимая решение. Пока она готовила завтрак, Норманн и Нон играли золотым медальоном. Несколько раз, отвлекая внимание, няня пыталась забрать у них тали, но Норманн проворно зажимал украшение в кулачке, выкрикивая, что это для мамочки и что он ей все расскажет про тетеньку в сундуке. Ситуация была безвыходная. Мальчик должен был умереть до того, как вернутся хозяева. Васанта сходила в свою комнату и принесла перетертые коренья, дарующие вечный покой. Насыпав белый порошок в молоко, няня внимательно проследила, чтобы малыш съел лепешку и выпил все, до последней капли.

Маргарета вернулись ближе к обеду. Она приехала в повозке, нагруженной покупками и корзинами со снедью, и застала Норманна в бреду. Мальчик лежал, крепко сжав в кулачке свое сокровище, никому не отдавая золотой медальон, подвешенный на длинный витой шнур.

– Бусики для мамочки, – шептал он, не открывая глаз. Время от времени маленькое тело его сотрясали спазмы, сопровождающие позывы рвоты. Но рвоты не было, ибо содержимое детского желудка изверглось на ковер еще раньше, сразу же после завтрака, и няня все убрала.

– Немедленно! Пошлите за доктором! – металась по детской Маргарета, понимая, что муж во всем случившемся обвинит ее. Перепуганная прачка побежала выполнять приказание. Утомившись ходить по комнате, женщина обреченно присела на край постели и стала ждать. Мальчик метался в бреду, повторяя про бусики и про тетеньку в сундуке, но Маргарета не слушала. Она придумывала, что скажет мужу. В прихожей затрещал звонок, и через несколько секунд в детскую вошел гарнизонный врач.

– Мадам МакЛеод, – лысый жизнерадостный толстяк шаркнул ножкой и припал к руке хозяйки. – Рад запечатлеть мое почтение. Ну, рассказывайте! Что у вас стряслось?

– У Норманна жар, – откликнулась Маргарета. – Боюсь, как бы с ним не приключилась тропическая лихорадка.

– Сейчас осмотрим молодого человека и успокоим маму, – кокетничал эскулап. – Скорее всего, это обыкновенная простуда, и вы, мадам МакЛеод, напрасно беспокоитесь.

Толстяк прошел через комнату, приблизился к кроватке и склонился над малышом. Внимательно осмотрел посеревшее личико, синие губы и резко выпрямился, мигом утратив игривый настрой.

– Ребенка отравили, – срывающимся голосом сообщил он.

Маргарета вздрогнула, как от удара. Стоя у окна, женщина видела, как ее супруг твердым шагом приближается к дому. В это время он, по обыкновению, возвращался на обед. Увидев в палисаднике повозку доктора, майор ускорил шаг и почти бегом взлетел на второй этаж, выкрикивая:

– Что случилось? Грит! Кому понадобился доктор?

Женщина оттолкнула сжавшуюся у дверей няню и решительно шагнула из детской навстречу мужу.

– Норманн заболел, – тихо проговорила она.

Лицо мужчины исказила болезненная гримаса. Нон он тоже любил, но Норманн! Норманн был для майора центром вселенной. Задев плечом жену, мужчина рванулся в комнату и упал на колени перед кроваткой сына.

– Ян Пик, малыш, – называл он мальчика именем любимого сказочного героя, о котором они вместе читали книжку. Слезы текли по гладко выбритым щекам майора и застревали в его усах. Сын был его продолжением, и майор невероятно радовался, замечая в нем интерес к военной музыке и строевой подготовке. – Мальчик мой, что же это?

МакЛеод перевел покрасневшие глаза на врача и требовательно проговорил:

– Я хочу знать, что с моим мальчиком!

– Боюсь, что ребенок отравлен, – смущенно повторил добродушный толстяк и с силой потер короткопалой рукой лиловый от пьянства нос. Несмотря на свою пагубную привычку к ежевечерним возлияниям, дело свое доктор знал хорошо. Долгие годы работы в колонии выработали в нем не только способность смотреть на пациента глазами врача, но и примерять болезнь к местным условиям. – Такие симптомы я наблюдал у одного шерпа, по ошибке выпившего раствор порошка из мертвого корня, которым индусы травят скорпионов, заливая состав в скорпионьи норы.

– Норманна можно спасти? – побелевшими губами едва слышно прошептал майор.

Доктор склонился к мальчику и осторожно взял короткими пальцами его тонкое запястье.

– Боюсь, что ваш сын умер, – пробормотал врач, отпуская безжизненную руку малыша. Маленькая ладошка разжалась, и на пол соскользнул витой шнур – тали, который все это время ребенок держал в руке. – Честно говоря, я сильно удивлен, что Норманн так долго продержался. Думаю, что порошок подмешали не в воду, где он мгновенно растворяется и обретает смертоносную силу, а в другую жидкость, которая отчасти нейтрализовала воздействие яда. Например, в молоко.

Врач красноречиво посмотрел на служанку. Майор вскочил на ноги и кинулся к няне. Размахнувшись, ударил ее по лицу. Васанта упала, тихонько заскулив. Выхватив из-за пояса пистолет, МакЛеод наставил дуло на девушку и, не раздумывая, спустил курок. Грянул выстрел. Няня дернулась и обмякла, и на желтой ткани кофты расплылись кровавые пятна. Размахивая пистолетом, майор накинулся на жену. Доктор устремился ему наперерез, опасаясь за жизнь мадам МакЛеод, но майор отпихнул толстяка с дороги, и врач больше не вмешивался в семейный скандал.

– Вот, Грит! Несчастье с Норманном случилось из-за твоих капризов и нежелания самой воспитывать детей! Я никогда не доверял этой цветной девке! – Майор ткнул трясущимся пальцем в бездыханную Васанту. – Знаешь, почему такое случилось? Потому, что я приказал высечь ее дружка из местных! Парень записался в гарнизон добровольцем, а сам и не думал подчиняться воинской дисциплине! Вот эта малайская тварь мне и отомстила.

– А я думаю, что Васанта отравила нашего мальчика потому, что ты слишком настойчиво ее домогался! – Маргарета дерзко вскинула голову, украшенную тяжелым узлом темных вьющихся волос, и с вызовом посмотрела на мужа. – Ты ведь и после нашей свадьбы не изменил своих холостяцких привычек и не перестал волочиться за каждой юбкой!

– И это говоришь ты! Это вокруг тебя, Грит, где бы ты ни появилась, вьется рой ухажеров! Ты строишь глазки всем и каждому, не пропускаешь ни одного бравого вояки, да еще надумала обвинить меня в смерти Норманна!

– Оставьте ее, Джонни! – подал голос доктор из своего угла. – Пойдемте, вам надо выпить, – применил он испытанный прием, никогда не дававший осечки. Сработало и на этот раз.

Майор склонился над маленьким тельцем, поцеловал сына в лоб, накрыл с головой тонким одеялом и, не глядя на жену, вышел из комнаты.

– Миссис МакЛеод, в доме есть старые тряпки? Ненужные одеяла? – торопливо проговорил врач, рассматривая кровавую лужицу, расползавшуюся из-под простреленного тела няни. – Приготовьте ветошь, я пришлю солдат, и они тут немного приберутся. А насчет Норманна… Может быть, вы хотите захоронить тело вашего сына на родине? Я мог бы забальзамировать его, чтобы избежать тлена.

– Не думаю, что стоит везти тело через океан, – поморщилась Маргарета. – Мы предадим малыша земле на военном кладбище.

– Как вам будет угодно, мадам МакЛеод, – учтиво кивнул врач и побежал вдогонку за майором, шаги которого все еще слышались на скрипучей лестнице, ведущей на первый этаж.

Через секунду каблуки доктора застучали по деревянным ступеням, хлопнула внизу входная дверь, и все стихло. Маргарета машинально подняла с пола украшение, покрутила в руках, прочитав на золотом медальоне загадочную фразу на малайском языке «Мата Хари», и, так и не поняв, откуда ее мальчик взял эту вещицу, прошла в свою спальню, убрала находку в шкатулку и вышла из комнаты. По дороге в сарай заглянула на кухню, где кухарка присматривала за маленькой Нон. Испуганная происшедшим, малайка держала девочку на руках, позволяя малышке играть столовыми приборами, что при обычных обстоятельствах было строжайше запрещено.

В сарае было душно и темно, и, откинув крышку сундука, Маргарета в первый момент не поняла, что за богато расшитый серебром оранжевый наряд лежит в его глубине. Женщина протянула руку и ухватилась за край бирюзового платка, который оказался концом пояса, обвивавшего стан покоящейся в сундуке девушки. Приглядевшись, мадам МакЛеод рассмотрела украшенную цветами маленькую головку и тонкие руки, унизанные браслетами. Побоявшись трогать находку, Маргарета выбежала из сарая и устремилась на веранду, дожидаться обещанных врачом солдат. К мужу она решила не обращаться, зная его манеру в тяжелых жизненных ситуациях уходить в запой. Два рядовых под руководством лейтенанта Джефферсона появились ближе к вечеру. Маргарета порывисто поднялась из плетеного кресла и кинулась навстречу.

– Мадам МакЛеод, сочувствую вашему горю, – скорбно поджал губы лейтенант, так же, как остальные офицеры гарнизона, оказывающий знаки внимания кокетливой жене майора.

– Потом, Ларри! Все потом! Идемте скорее со мной!

Подхватив лейтенанта под руку, Маргарета увлекла его к сараю. Распахнула дверь и указала на сундук.

– Взгляните, что там! – требовательно приказала она.

Стройный подтянутый лейтенант промаршировал в указанном направлении и, заглянув в сундук, отпрянул.

– Похоже, там местная девушка, – с недоумением проговорил он.

– Это я и без вас вижу, – огрызнулась хозяйка.

– И что она делает в вашем сундуке?

– Откуда мне знать! – Маргарета дернула плечом. – Ну что вы стоите? Посмотрите, что с ней!

Лейтенант взял изящную девичью руку за унизанное браслетами запястье, постоял, напряженно прислушиваясь, и сокрушенно покачал головой.

– Полагаю, девушка мертва. Задохнулась без воздуха. Кто-то слишком сильно вставил ей в рот кляп. И как же она попала в ваш сарай?

– Не знаю и знать не хочу! За один день три смерти! Это уже слишком! Ларри, вы слышите? Я не желаю здесь больше оставаться! Мне безразлично, поедет со мной муж или нет, я возвращаюсь в Голландию! Все равно я разведусь с МакЛеодом! Джонни невыносим! Он совсем не покупает мне платьев, должно быть, боится, что я стану слишком красивой! Разве я виновата, что нравлюсь мужчинам? Если хочет, пусть остается в этой малярийной жаре, а я уезжаю!

– Маргарета, поверьте, вам не о чем беспокоиться, – мягко проговорил лейтенант, успокаивающе поглаживая женщину по спине. – Похоже, смерть вашего мальчика сильно подкосила майора. Только что в офицерском клубе майор МакЛеод заявил, что подает прошение об отставке, забирает семью и первым же пароходом отплывает на родину.

Москва, наши дни

Самое трудное утром – это заставить себя подняться и отправиться на пробежку. Ты выныриваешь из сна под раздражающий звон будильника, мучительно отрываешь голову от подушки, но вдруг понимаешь, что спала ты всего-ничего, каких-то четыре часа, и у тебя есть лишний час, чтобы сладко понежиться под теплым одеялком, а не трусить по промозглой улице, как делаешь это каждое утро. И вот тогда наступает самый тяжелый момент – собрать волю в кулак, мысленно схватить себя за волосы и вытащить из кровати, ибо обещала Сирину день начинать с пробежки.

Это утро ничем не отличалось от остальных. Проделав огромную внутреннюю работу и преодолев сопротивление организма, я поднялась, торопливо умылась, натянула спортивный костюм, сунула ноги в кроссовки и двинулась на пробежку. Летнее солнце еще не жарило, как ненормальное, ласково припекая сквозь свежую листву, и меня охватила безудержная радость. Как все-таки здорово, что Олег не дал мне упасть на самое дно! Дни, проведенные в КПЗ, до сих пор казались страшным сном, и я лучше бы умерла, но ни за что на свете не вернулась бы туда снова. Я бежала по старому парку, а навстречу мне, улыбаясь, трусили другие бегуны, я узнавала их в лицо, ибо встречала каждый день, и тоже улыбалась. В голове мелькнула мысль, что еще немного, и скоро мы начнем друг с другом раскланиваться, приседая на бегу и делая книксен. После пробежки – контрастный душ, два яйца всмятку, черный ароматный кофе, немного косметики на лицо, и – вуаля! Я снова готова к полному приключений и неожиданностей дню.

Я не зря выбирала квартиру поближе к офису, стараясь сократить время на дорогу до минимума. Если добираться на машине, то до «Зурбагана» ехать совсем немного, всего лишь десять минут, если идти пешком – то уже полчаса. Поэтому я предпочитаю велосипед – нечто среднее между пешей прогулкой и машиной. Вариант беспроигрышный – экономишь бензин и совсем не устаешь. Впрочем, сегодня альтернативы велику все равно нет, ибо машину я оставила рядом с ночным клубом на Баррикадной, а идти пешком у меня банально нет сил. Оседлав стального коня, я покатила по парку в сторону виднеющихся на горизонте кумачовых крыш высотных строений жилого комплекса на берегу Москвы-реки.

Описала круг по площади Курчатова, выскочила на проезжую часть, пересекла Новощукинскую, проскакала по трамвайным рельсам и по Авиационной улице покатила вниз. Предъявив пропуск на КПП, я дождалась, когда поднимется шлагбаум, подпрыгнула на «лежачих полицейских» и покатила ко второму корпусу, где располагался наш офис. Пристегнув транспортное средство к стойке для велосипедов, бодро вошла в холл и, приветливо кивнув консьержу, поднялась на второй этаж. В лицо пахнуло теплой хлоркой – запах, характерный для бассейна. Бассейн с аквапарком находится прямо напротив нашего офиса, и соблазнительные визги так и манят присоединиться к весело резвящейся ребятне. Когда-нибудь я накоплю денег и куплю абонемент. Буду заглядывать после работы в это замечательное место и от души расслабляться, плавая, ныряя, скатываясь с водяных горок и шумно отфыркиваясь от хлорированной воды. Мечтая о предстоящих удовольствиях, заглянула в офис и помахала Лоле рукой.

– Привет-привет, Берта, – заговорщицки заулыбалась секретарша. – Мухой лети в кабинет шефа. Там только что началось совещание по поводу нового расследования.

– Интересно. И что там?

– Ограбили знаменитого хоккеиста, Константина Маслова, ты его наверняка знаешь. Еще в советские времена он играл в НХЛ, в конце девяностых закончил спортивную карьеру, а теперь мелькает по телику с каким-то фондом или что-то в этом роде.

– Не очень его помню, я вообще от хоккея далека.

– Я тоже хоккеем не интересуюсь, но телик смотрю и Маслова в лицо знаю, – Лола авторитетно смерила меня взглядом. – Так вот, Маслова ограбили, а его невесте отрезали голову прямо на пороге кабинета и голову унесли. Кстати, раньше убитая была невестой сына Маслова, но потом переметнулась к бывшему хоккеисту.

– Откуда такие подробности? – опешила я.

– По селектору слышала, – понизила голос секретарша. И обиженно продолжала: – А что мне оставалось делать? Ни свет ни заря примчался представитель страховщиков Веня Дудкин. Сидел, нервничал, дергал ногой, губы жевал и матерился. Дождался прихода шефа Хренова, заперся с ним в кабинете и велел мне всех приходящих загонять к ним. И ты полагаешь, что я должна была теряться в догадках, хотя всего одно движение пальцем, и я в курсе событий?

– Само собой, не должна. И в чем суть проблемы?

– Потерпевший требует с «Оливин-страхования» выплаты какой-то астрономической суммы, но руководство «Оливина» сильно сомневается в обоснованности его требований. Можно бы было подать в суд, но, сама понимаешь, страховая не хочет поднимать шума и надеется решить все миром. В идеале вернуть владельцам украденное.

– А что хоть украли? – поинтересовалась я.

– Коллекцию старинной восточной бронзы. Дудкин говорит, ужасно дорогую.

– Теперь понятно. Пойду, пожалуй, к Хренову. Поприсутствую.

Я прошла по коридору мимо аналитического отдела, на пороге которого стоял аналитик Яша Гройсман, делая вид, что вкушает кофе. Но я не сомневалась, что на самом деле он подстерегает меня. Более умного и более некрасивого парня я не знаю. От ухаживаний Яши некуда деваться, но умный очкарик мне активно не нравится, и приходится постоянно юлить и выкручиваться, чтобы его не обидеть.

– Здравствуй, Берта, – сдавленно проговорил Яша, делая большой глоток кофе и закашливаясь.

– Привет, – проговорила я, пробегая мимо и приветственно махая рукой.

– А ты молодец, – сквозь кашель выдавил аналитик. – Я слышал, ты вчера расколола Матушкина.

– Было дело, – кокетливо улыбнулась я. И поспешно добавила: – Прости, Яш, я тороплюсь. У Хренова что-то новенькое намечается.

– Так я тоже туда иду, – спохватился аналитик, оставляя недопитый кофе на цветочной подставке рядом с фикусом, украшающим коридор, и устремляясь за мной.

В кабинете шефа полным ходом шло совещание. Во главе стола под ростовым портретом Путина неподвижной глыбой возвышался Владимир Ильич. Несмотря на приставшее прозвище, Хренов со своей окладистой бородой, львиной гривой и прямым открытым взглядом широко посаженных мудрых глаз больше походил не на вождя мирового пролетариата, а на основоположника марксистской теории. Шеф обладал не только колоритной внешностью Карла Маркса, но и неограниченными возможностями в решении самых разных проблем, а также своеобразным чувством юмора, к которому нужно было привыкнуть.

Вождь не сводил озабоченных глаз с расхаживающего перед доской высокого худощавого блондина с модной трехдневной небритостью – Вениамина Дудкина. На доске белел прикрепленный магнитами перечень украденного, и напротив каждой позиции была проставлена сумма в евро. Общий итог вызывал внутренний трепет. Отдельно на столе стоял открытый ноутбук, по соседству с которым развалился на стуле Олег, держа в руках точно такой же список, только распечатанный на принтере.

– Вещицы все подобраны со вкусом, – описывая рукой эффектный полукруг в направлении доски, вещал докладчик. – Оглашаю список. Номер первый. Тали девадаси, Восточная Ява, начало XX века. Под вторым номером – богиня Дакшина Калика, восседающая в сексуальном союзе на трупе Шивы, Восточная Ява, XVIII век. Третий – Махасиддха, левая рука которого поднята в жесте «держания Солнца», свидетельствующего о его сверхъ-естественных способностях, Кашмир, XIII век. Четвертый – Гандхапа в облике Будды Ваджарадхары, Непал, XVII век. Номер пять – Рактаямари, проявление Ямантаки – победителя смерти, Бенгалия, XVIII век. Под шестым номером – обнаженная и любящая Радха. Бенгалия, XIII век. Седьмая – Дакини Ваджраварахи, супруга Херуки, персонификация глубокой страсти. Варанаси, XVII век. И, наконец, под номером восемь – богиня Парвати, супруга Шивы, Южная Индия, XVI век. Прежде чем получить страховой сертификат, все эти вещицы прошли экспертизу у специалиста Института стран Азии и Африки Российской академии наук профессора Устиновича, о чем имеется письменное заключение. Теперь по поводу места хранения коллекции. Сигнализация на сейфе немецкой фирмы «Кауфман», отключить ее возможно, лишь зная шестизначный цифровой код. На момент обнаружения пропажи экспонатов коллекции сигнализация оказалась отключена, а дверь сейфа распахнута настежь. Вести расследование поручили молодому неопытному следователю Зотову из Следственного комитета. Поскольку убитая Виктория Саулите – гражданка Латвии, латыши на помощь никого не прислали, зато требуют от Зотова ежедневого отчета, что, сами понимаете, еще больше накаляет и без того нервозную обстановку. Впрочем, вы сами все увидите.

Представитель страховой компании повернулся к Олегу и попросил:

– Будьте добры, Олег Андреевич, включите запись осмотра места происшествия.

Громыхнув колесиками офисного стула, Олег придвинулся к ноутбуку, проворно пробежался пальцами по клавиатуре, и на белом экране рядом с доской появилась застывшая картинка с изображением кабинета в классическом английском стиле с застекленными полками темного дерева, заставленными рядами книг. Перед некоторыми книжными корешками виднелись фотографии хоккеистов в полном облачении, а в отдельной витрине красовались спортивные медали и кубки. Через мгновение картинка на экране ожила, задвигалась, и переместившийся объектив камеры выхватил похожее на бульдога лицо господина с седым ежиком коротко стриженных волос. Он возбужденно говорил:

– Не делайте из меня идиота! Вы думаете, я выжил из ума? Я совершенно точно проверял вечером сейф, и сейф совершенно точно был заперт и стоял на сигнализации!

– Вечером выпивали? – заметно волнуясь, осведомился молоденький следователь.

Круглолицый и румяный, с ушками топориком, белесым чубом и коровьими добрыми глазами, он сидел за письменным столом и старательно записывал в протокол все, что говорил застывший перед распахнутым сейфом потерпевший. Полки сейфа были девственно чисты, и хозяин, не отрываясь, смотрел на них, точно надеялся при помощи некоего волшебства пристальным взглядом вернуть украденное.

– Да, выпивал! И что с того? – оторвавшись от созерцания сейфа, обронил Маслов. – Послушайте, как вас там!

– Илья Матвеевич, – напомнил представитель власти.

– Илья Матвеевич, у меня был день рождения, юбилей, я выпил с друзьями, Виктория тоже, черт вас дери, выпила, это же естественно! Могу поклясться, что даже в подпитии я не открывал сейф и не воровал у себя коллекцию! И уж совершенно точно не отрезал голову женщине, которую люблю и на которой планировал жениться!

В кадре на секунду появился высокий парень в потертой джинсе, с видеокамерой в руках, планомерно снимающий каждый предмет обстановки кабинета.

– Документы на экспонаты тоже были в сейфе? – обреченно спросил Илья Матвеевич.

– К сожалению, да. Как вы понимаете, они тоже пропали.

– Вы можете на память указать источники? У кого вы приобрели предметы коллекции? Когда? По какой цене?

– Золотая подвеска с монограммой на каком-то восточном языке, точно не знаю, мне досталась от отца. Семь бронзовых фигурок индуистских божеств я купил в Нью-Йорке. Метрополитен-музей на Пятой авеню распродавал кое-что из своих запасников, и я воспользовался шансом.

– Вы покупали эти вещи у посредника? Или имели дело с кем-то из сотрудников музея?

– Вы опять подозреваете меня в кретинизме! – побагровел Маслов. – Я что, похож на дурака? Само собой, я имел дело с сотрудником музея, реставратором запасников Майклом Юджином.

– Для чего вы проверяли вечером, поставлен ли сейф на сигнализацию? У вас были какие-то сомнения на этот счет?

– Да нет же! Нет! Просто приехал Макс, мой сын, привез в подарок этот вот ящик с йогином. – Маслов кивнул на стоящий рядом с сейфом черный лаковый короб.

– С кем, вы сказали, был ящик, я не понял? – простодушно переспросил следователь.

– С йогином, или как его там, черт его дери! – повысил голос потерпевший. – Такой усохший индус, похожий на мумию. Сын счел сушеный человеческий скелет забавным и привез его мне в подарок на юбилей, и уверял всех, что он живой. Кстати, йогин тоже пропал! Как и содержимое сейфа! Как голова Викуси!

– Откуда приехал ваш сын?

– Из Малайзии.

– Ящик уже осматривали?

– Зачем? Интересно, что вы надеетесь в нем найти? Пропавшие экспонаты? Или голову моей невесты?

Пока бомбардир изощрялся в остроумии, следователь выглянул в коридор и крикнул:

– Понятые!

Тут же в дверях появились садовник и шофер. Из их сбивчивых пояснений стало ясно, что в отличие от кухарки и экономки оба мужчины не жили в доме, а приезжали по будням на службу к восьми утра. В этот день, лишь стоило им появиться в поместье, их тут же призвали в понятые, и растерянные сотрудники Маслова тенью ходили по всему дому за оперативниками и следователем, не пропускавшими ни единого закутка. Понятые с безнадежными лицами застыли перед черным лакированным ящиком, который внимательно осматривал следователь Зотов. Изучив ящик снаружи, буквально обнюхав каждый его шов, сотрудник следственного комитета сунул голову внутрь и вдруг возбужденно вынырнул из его глубин, держа в руке пожелтевший листок. Листок был обтрепан по краям и выглядел очень ветхим. Камера наехала на него и запечатлела побледневший от времени текст, написанный странной вязью, как бы отчеркнутой сверху единой линией.

– Что вы, в самом деле, лезете со своим смартфоном? – рассердился следователь. – Пусть первым наш фотограф снимет. Саш, иди сюда. Сними и сразу же отправь текст переводчикам.

И тут же голос Вениамина Дудкина примирительно откликнулся:

– Я тоже работаю, Илья Матвеевич. Мне так же, как и вам, нужно запечатлеть все детали ограбления.

Длинный Саша в тертой джинсе снова появился в кадре и самозабвенно принялся снимать, загородив спиной запечатлеваемый Дудкиным текст.

Не обращая внимания на страховщика, следователь протянул отснятую фотографом бумагу Маслову.

– Вам знаком этот листок?

– В первый раз вижу.

– Значит, вчера вы его не заметили?

– Говорю же вам, нет! Не заметил! – затряс брылами Маслов.

– И что в нем написано, тоже не знаете?

– Понятия не имею.

– Граждане понятые, прошу обратить внимание, следствие приобщает этот предмет к делу, – убирая находку в полиэтиленовый пакет, а пакет, в свою очередь, пряча в папку, многозначительно проговорил следователь.

– Могу я взглянуть на текст? – подался вперед наш аналитик.

– Само собой, Яша, – перематывая кадры назад, откликнулся Сирин. Он остановил перемотку на кадре, где крупно была взята загадочная восточная вязь, и Гройсман скопировал ее себе в планшет. Прошла пара секунд. Все замерли, ожидая чуда. На исходе третьей секунды Яков вынырнул из Интернета, обвел присутствующих победоносным взглядом и, поправив очки на горбатом носу, сообщил:

– Это санскрит. А написано здесь следующее: «Я, Камал Абу, даю клятву Всеблагому и Вездесущему господину моему Богу Шиве не вкушать пищу и не двигаться с места до тех пор, пока не принесу в жертву брачное ожерелье его преступной жены Маты Хари и ту, которой оно теперь принадлежит».