Текст книги "Черная луна Мессалины"

Мария Спасская
Черная луна Мессалины

© Спасская М., 2015

© ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

Москва, 199… год

Ну, дорогие мои, чем народ удивлять будем? Новый год все-таки…

Константин окинул задумчивым взглядом несколько столиков, за которыми расселись сотрудники ночного клуба, и подбросил мне в бокал с минералкой кубик льда.

– Жарко здесь, Леночка, ты не находишь? Это от софитов.

Я согласно кивнула и взяла под столом его руку, многообещающе улыбнувшись.

– Давид, да выключи ты эти лампы, зря только электричество нагорает! – прикрикнул Константин.

Диджей поморщился, нехотя поднялся с низкого дивана и лениво направился к распределительному щитку.

– А побыстрее нельзя? – В голосе Кости сталью прозвучали командные нотки. – Дышать нечем. Да, Ленусь?

Я снова кивнула, преисполненная сознания собственной важности. Приятно, когда о тебе так заботятся. После неудачного замужества, к тридцати шести годам, наконец-то я нашла того, кого искала. Мама до сих пор отказывается верить, что у нас все серьезно. Но Константин каждый день доказывает обратное.

Познакомились мы необычно. Дождливым осенним вечером я возвращалась домой с завода «Хроматрон», где тянула унылую лямку бухгалтера, и, стоя в пробке на Щелковском шоссе, получила мощный удар в задний бампер. Я чуть не умерла на месте. Сколько я на свою зеленую «пятерку» горбатилась! Как долго выбирала в Южном порту! Скрипя от злости зубами, я выбралась из машины и нос к носу столкнулась с подбившим меня господином. Я ожидала всего, чего угодно – крика, ругани, угроз, но только не того, что мне довелось увидеть. Виновник аварии не был одет по последней бандитской моде в спортивный костюм с лампасами, якорную цепь и фирменные кроссовки. Не было на нем и малинового клубного пиджака с золотыми пуговицами, похожими на ордена загадочных держав.

Узкое лицо с эстетской бородкой и чуть подернутые сединой рыжеватые виски выгодно оттеняла водолазка из тонкой шерсти. Классические брюки оказались именно такой длины, чтобы свободно лежать на элегантных дорогих ботинках. А в прозрачных серых глазах я прочитала не наглый вызов, а искреннее раскаяние. У него была хорошая иномарка, пострадавшая, конечно же, гораздо меньше моих видавших виды «Жигулей». Мужчина выглядел заметно огорченным и сразу же признал свою вину, вызвавшись отремонтировать машину за свой счет.

Так я познакомилась с Костей. В качестве компенсации новый знакомый пригласил меня в свой клуб. Лиловая вывеска «Эротика» не привлекала внимания с улицы, но, судя по обилию публики, популярность заведения была огромна. Я вошла внутрь и обомлела. В моей голове, голове самой обычной бухгалтерши, не укладывалось, что подобное заведение может функционировать в центре Москвы. Децибелы грохочущей музыки зашкаливали. Зал из стекла и бетона поражал воображение обилием зеркал и отражающихся в них огней. Практически обнаженные красавицы извивались у хромированных шестов, установленных на белоснежном подиуме с красной подсветкой. Под потолком шары-стробоскопы, медленно вращаясь, отбрасывали радужные лучи в переполненный людьми зал.

Гости клуба вольготно чувствовали себя на уютных плюшевых диванах, поставленных буквой «П» вокруг невысоких стеклянных столиков, которые грациозно обслуживали официантки, не уступающие в экстерьере стриптизершам. Голые груди их свободно покачивались над подносами с заказанной выпивкой и закусками, длинные ноги в туфлях на шпильках были затянуты в сетчатые чулки. Кроме чулок и туфель на девушках были только трусики, за резинку которых подгулявшие клиенты совали щедрые чаевые. Хозяин заведения провел меня в дальний угол зала за зеркальную загородку и усадил на плюшевый диван. Из нашего уютного уголка был как на ладони виден весь зал, зато нас с Костей никто не мог увидеть.

К концу вечера, узнав, что я пишу стихи, Константин предложил мне место арт-директора. В его глазах была такая тоска по женскому теплу, что я позволила себя проводить. И не пожалела. Конечно, рядом с владельцем «Эротики» огромное количество потрясающих девчонок, но Костя считает, что они слишком молоды и ни одна из них не понимает его по-настоящему. Я не могла не поздравить себя с победой. Мое умение молчать и слушать сделало свое дело. Могла ли я, скучая в бухгалтерии, еще два месяца назад предположить, что буду сидеть в роскошном стриптиз-клубе и решать животрепещущие вопросы праздничной программы на предстоящий Новый год?

– Кость, до Нового года как до луны, – усмехнулся, возвращаясь на место, Давид, не сводя с шефа нахального взгляда.

Держась независимо и дерзко, этот юный бунтарь с прической из спутанных дред всем своим видом показывал, что не Давид должен благодарить владельца одного из самых престижных клубов Москвы за то, что его взяли на работу, а Константин обязан ди-джею по гроб жизни, ибо тот снизошел до него.

– Делаю скидку на то, что ты новенький, – сухо перебил сотрудника Константин, гладя мое запястье, – и можешь не знать, что приличные заведения, дорожащие своей репутацией, начинают готовиться к Новому году еще в сентябре. Итак, господа, – повысил голос Костя, – повторяю вопрос: чем народ удивлять будем?

В стане стриптизерш возникло оживление. Мила склонила белокурую головку к Зое и что-то принялась нашептывать ей на ухо. Смуглая подруга белокурой бестии с вызовом рассматривала Костю, откровенно строя ему глазки. Третья девица по имени Ксю, сидевшая рядом с ними, тоже по мере сил и возможностей демонстрировала шефу свою красоту. Вытянув длиннющие ноги в зеленых лосинах, Ксю откинулась на спинку дивана и томно облизывала жирно накрашенные сиреневые губы. Переливаясь лаком с блестками, пальцы левой руки ее перебирали пластмассовые браслеты на запястье правой. Узкие браслеты-недельки из разноцветного яркого пластика мерно стукались друг о друга, издавая кегельный звук. Только Юлиана сидела спокойно, склонив пышноволосую голову над раскрытой книгой. На мой взгляд, она была классом выше своих подруг, выделяясь среди вульгарных танцовщиц по-настоящему профессиональной подготовкой и утонченной внешностью. Пауза затягивалась. Предложений ни у кого не было.

– Что скажет арт-директор? – обернулся ко мне Костя.

– Может, пригласим Машу Распутину? – широко улыбнулась я. – Народ ее любит.

Серж иронично взглянул на Алекса, оба стриптизера переглянулись с девчонками, и под их заливистый хохот Алекс манерно протянул:

– Скажи-и еще-е группу «Кар-мен»!

– Тогда уж лучше сразу устроить концерт классической музыки и позвать кого-нибудь из виртуозов, – с мягкой иронией проговорил Константин. – Хотя бы Романа Левина. Не сомневаюсь, Ленок, что твой дядя отменит гастроли где-нибудь в Ватикане и ради тебя согласится выступить в нашем стриптиз-клубе. Только вот отчего-то мне кажется, что клиенты ждут от нас другого.

– Можно позвать «Крейзи хорс», – срезал хозяина Давид, припомнив ему давешнее унижение, но Костя сумел красиво выйти из ситуации.

– Этих чертовок слишком много, – сокрушенно покачал головой мой друг. – Не влезут в наш милый уютный кабачок.

– А помните, – подала голос Юлиана, отрываясь от чтения, – американский фильм «Черная луна Мессалины»? Недавно смотрела по видику. Кино мне показалось вполне достойным. Может, поставим аналогичный номер?

– Да есть уже такое шоу, – откинулся на спинку дивана Серж. – Американка, сыгравшая главную роль, под псевдонимом мисс Секси Бум разъезжает с гастролями по миру. В том году я видел ее выступление в Мадриде. Ничего не скажешь, высший класс!

– Лучше самим сделать что-нибудь подобное, – Юлиана упрямо тряхнула каштановыми волосами.

– Чур, я Мессалина! – сверкнул подведенными глазами Алекс.

– А почему это ты? – перешел в наступление его приятель, заносчиво выпятив нижнюю челюсть. – Я исполняю стриптиз лучше тебя. Сам Виктюк звал меня к себе в труппу.

Алекс с неприязнью взглянул на Сержа и тоном обиженного ребенка протянул:

– Бла-бла-бла! Скажи еще, что Бари Каримович валялся у тебя в ногах, умоляя примкнуть к его дружному коллективу!

– Да нет, я серьезно, – прервала дискуссию Юлиана. – Сделаем все сами. Ангажировать Секси Бум нам явно не по средствам.

На внешне бесстрастном лице Константина заходили желваки. Сдавив запястье так, что его холеные ногти до боли впились мне в кожу, владелец «Эротики» вкрадчиво заметил:

– Дитя мое, у меня вполне хватит средств, чтобы заставить плясать голышом на этой самой сцене, – палец его описал эффектную дугу и указал на подиум, – Бориса Николаевича с женой и домочадцами.

Повернул ко мне улыбающееся лицо и проговорил:

– Леночка, будь добра, свяжись с импресарио и организуй нам американскую Мессалину!

– Сделаю, – смиренно откликнулась я. Мессалина так Мессалина. Начальству виднее.

– Ну что ж, решено! Этот Новый год мы встретим в обстановке Древнего Рима. Ленусь, позаботься о рекламе.

– Да, кстати, о рекламе, – встрепенулся ди-джей. – У меня есть креативные друзья-художники. За хорошие бабки они могли бы устроить грандиозный перформанс на Тверской улице…

– Как мы любим красивые слова, – насмешливо перебил Костик. – Перформанс, инсталляция… Знаешь, родной, чем отличается инсталляция от перформанса? Один неглупый человек на днях просветил. Вот нагадишь ты под дверью, позвонишь и убежишь. Хозяин откроет дверь, а тут – опа! Инсталляция! А когда звонишь в дверь, хозяин открывает, а ты – опа! – снимаешь штаны и гадишь, тогда – перформанс! Но и в том, и в другом случае получается совсем нехорошо. Так что не надо нам доморощенных художников, дружок. Леночка свяжется с рекламным агентством Лисовского, ребята смонтируют ролик, грамотно наложат на написанный профессионалами и озвученный хорошими артистами рекламный текст. Пустим по первому каналу в прайм-тайм – от желающих посетить «Эротику» отбоя не будет.

Константин поднялся с низкого диванчика и, хлопнув в ладоши, тоном маститого режиссера воскликнул:

– Ну что ж, друзья! Всем спасибо! Все свободны!

– А мы не будем участвовать? – насупилась Мила, исподлобья глядя на шефа.

– Это уж как американская звезда решит. – В голосе Кости явственно слышалось почти отеческое добродушие. – Понадобится подтанцовка – будете. Нет – отдыхайте. Закатитесь куда-нибудь на Мальдивы с толстосумом-папиком.

– Если только с тобой, Костенька, – игриво подмигнула Зоя.

– Хамишь, красивая! – погрозил ей Костик. – Смотри, не накличь! Мечты имеют свойство сбываться.

Польщенная девица победоносно взглянула на подруг. Те не обратили на словесную перепалку никакого внимания, в отличие от Сержа и Алекса, бросавших на Зою завистливые взгляды. Я подозреваю, что втайне каждый из них не прочь был завести интрижку с Костиком, но тот, к их большому огорчению, оказался не по этой части. Но парни надежды не теряют и время от времени предпринимают попытки обаять хозяина. Со стороны это выглядит забавно, но Костику, должно быть, не до смеха. Москва – город не такой большой, как кажется на первый взгляд, и малейшего повода хватит, чтобы в тусовке поползли нехорошие слухи.

Рим, I век

На Вечный город опустилась полуденная жара. Солнце воспаленным глазом повисло над храмом Юпитера Капитолийского. Со стороны форума на булыжник улиц легли короткие обезглавленные тени. Терпкий весенний аромат, источаемый римскими садами, витал в раскаленном воздухе. Нечеткие контуры строений плыли и плавились от зноя, и мрамор дворцов и базилик казался кроваво-красным. Задыхаясь от жары, быстроногие нубийские рабы несли богатую лектику[1]1
  Носилки, используемые в Греции, Риме и Азии для переноски людей.


[Закрыть] эбенового дерева мимо шумной базарной толпы. Носильщики удалялись от Палатинского холма, держа направление на видимый из любой части города обелиск, установленный на длинной и узкой платформе в центре арены Великого Цирка. Долетавший из торговых рядов резкий запах специй заставлял их ноздри жадно трепетать, а звуки тамбуринов уличных музыкантов – поворачивать головы в поисках тонких фигурок плясуний.

Оглядываясь по сторонам, нубийцы сбивались с шага, носилки теряли скорость, и тогда из-за расшитого золотом пурпурного полога нет-нет да и показывалась тонкая женская ручка, унизанная кольцами, и плетью заставляла невольников прибавить ходу. На расстоянии нескольких шагов за лектикой походкой легкой и уверенной следовала смуглая рабыня-гречанка, защищая юное личико от палящего солнца и нескромных взглядов накинутым на голову покрывалом. Вдали показались высокие ворота на полукруглом ограждении, через которые выезжали из Цирка победители на скачках.

По мере приближения к гигантскому овальному сооружению, раскинувшемуся на огромной территории Марсова поля, открывались новые детали постройки. На противоположном конце арены высились три башни, и в средней башне виднелись еще одни ворота, не такие большие и пышные, как ворота триумфаторов, ибо предназначались они для всех остальных. Между башнями располагался устроенный по правой и левой сторонам круглый ряд стойл для лошадей, к ним, обогнув заграждения, устремились нубийцы. Рев зрителей, доносившийся с трибун, не оставлял сомнений – сейчас проходит заезд колесницы Флавиуса Скорпа.

Этот красивый возница-раб слыл любимцем публики. Стоя в легкой двухколесной квадриге, прекрасный и стройный, он легонько натягивал поводья, и левая пристяжная изящно заходила на круг, оставляя далеко позади менее удачливых соперников. Золотые кудри его под гладкой кожаной шапочкой развевались на ветру, зеленая туника облегала тренированное тело, янтарные глаза горели неистовым огнем. Сам цезарь не пропускал ни одного заезда великолепного Скорпа, защищавшего цвета императора.

Поговаривали, что юный Флавий состоит с Гаем Цезарем Августом Германиком по прозвищу Калигула в интимной связи и испытывает к нему сильную привязанность, но это было не так. Возница хоть и предавался любовным утехам с императором, но страстью пылал вовсе не к нему, а к знатной патрицианке. Страстью тайной и темной, как черный омут, куда его все глубже и глубже затягивала эта связь. Хотя Калигула, в подражание глубоко чтимой богине Изиде[2]2
  Египетская богиня Изида была сестрой и женой бога Осириса и родила от него Гора, считавшегося прародителем египетских царей.


[Закрыть], и сожительствовал с родными сестрами, это не мешало императору свято чтить традиции, заведенные еще Тиберием, и строго блюсти нравственность своих вассалов. Даже последний раб в империи знал, что за любовную интрижку с замужней матроной нарушителю законности грозит смертная казнь.

Носилки остановились у конюшен с левой стороны. Из них показалась изящная женская фигура в белоснежной, богато украшенной шитьем хламиде, капюшон которой мягкими складками закрывал лицо. Дождавшись приотставшей рабыни, патрицианка проследовала в служебное помещение.

– Хлоя, оставайся у двери, – распорядилась госпожа, строго глянув на рабыню тонко подведенными серыми глазами. – Если захотят войти, дай мне знак.

И, распахнув дверь крохотной каморки так, что гречанку обдало крепким запахом мужского пота, шагнула в жарко натопленное помещение со словами:

– Боги даруют мне счастье снова видеть тебя, мой герой!

Радостный возглас Флавия Скорпа был ей ответом. Хлоя успела расслышать, как наездник, задыхаясь от страсти и восторга только что одержанной на манеже победы, выкрикнул:

– Лепида, радость моя! Как я ждал тебя! Как боялся, что ты не придешь!

Еще рабыня успела рассмотреть блестевшее от пота нагое тело юного наездника, в котором отражались языки пламени, раздутого на жертвенной треноге у статуи Аполлона, как две капли воды походившего на самого юного Скорпа. Затем дверь захлопнулась, и девушка, опустившись на корточки, чтобы дать отдых усталым ногам, стала терпеливо ждать, когда госпожа утолит свою страсть с молодым любовником. Скорп был красивый, но совсем не такой, как ее Исаак. Смуглотелый чернокудрый раб из иудеев приглянулся Хлое с того самого дня, когда она впервые его увидала.

Мальчиком-подростком привели иудея в дом к патрицию Мессале Барбату. Хлое тогда только-только исполнилось семь лет, и она состояла при господских покоях. И все эти годы гречанка смотрела на Исаака и видела, что он тоже светлеет лицом при взгляде на нее. Когда никто не видел, молодые люди перекидывались ласковыми словами, и Хлоя верила, что настанет день, когда она отважится сказать госпоже о своих чувствах к Исааку. Размышляя о будущем, гречанка тихо улыбалась, непроизвольно вздрагивая от возгласов, доносившихся из-за плотно притворенной двери.

До сего дня рабыня прислуживала молодой хозяйке, а госпожу Домицию Лепиду обычно сопровождала занемогшая финикийка Скалба. На этот раз взамен недужной старухи благородная госпожа взяла с собой Хлою, и та с тайным трепетом в душе внимала, сидя под дверью, протяжным стонам хозяйки и разгоряченному мужскому рыку. За годы службы в доме сенатора от Хлои не укрылось, что матрона Лепида имела особый дар увлечь мужчину, который ей приглянулся. И каждого из них жена патриция Мессалы Барбата делала своим неизменным и верным поклонником. Не имея опыта общения с противоположным полом, рабыня из рассказов товарок знала, что мужчины – создания крайне непостоянные, и недоумевала, как получается у не слишком-то юной Лепиды ими повелевать?

Заметив в полутемном коридоре приближающуюся скрюченную фигуру, громыхавшую ведрами с водой, рабыня стукнула в дверь условным стуком. Вольноотпущенный сармат, некогда бывший не менее популярным наездником, чем юный Флавий Скорп, подвизался после травмы, сложившей пополам его высокую фигуру, в должности конюха при императорской конюшне. Припадая на одну ногу, сармат доковылял до Хлои, грохнул ведрами об пол и, грозно прищурившись, кивнул на дверь.

– Некоторые думают, что указы цезаря писаны не для них, – со значением проговорил он. – Даже знатных господ за прелюбодеяние император карает смертной казнью. Жене сенатора Марка Валерия Мессалы Барбата не пристало таскаться по конюшням. Но за сотню сестерциев я готов закрыть глаза на шалости твоей хозяйки. Так и передай госпоже Лепиде! Слышишь, ты?

Подцепив скрюченным пальцем, пропахшим лошадиным навозом, Хлою за подбородок, горбун глянул ей в лицо и сально осклабился. Жесткие волосы, собранные на затылке в хвост, седой паклей свисали на давно небритое лицо, склонившееся к испуганному личику гречанки. Грязная повязка едва прикрывала бедра, практически оставляя открытым то, что ей полагалось скрывать.

– А ты ничего, милашка, – хмыкнул горбун. – Не то что старуха, которая сидела тут до тебя. Не хочешь поразвлечься? Пойдем со мной! Не пожалеешь! Меня зовут Глутурин, нам будет хорошо!

Хлою обдало запахом стойла, лука и кислого вина. Она в ужасе отшатнулась и что было сил забарабанила в дверь каморки, за которой скрылась хозяйка.

– Ну ладно, ладно, – попятился сармат, снова подхватывая ведра. – Не шуми! И не забудь, скажи госпоже Домиции Лепиде, чтобы в следующий раз прихватила с собой золотые монеты! Иначе цезарь получит донос, в котором самым подробным образом будут описаны ее любовные похождения.

То и дело оглядываясь на Хлою и дружески подмигивая ей, конюх, переваливаясь на искалеченных ногах, проследовал в конюшню. Загремели ведра, и через некоторое время послышалось довольное фырканье пьющих лошадей, негромкий напев сармата и шуршание суконки о влажную конскую кожу. Вскоре дверь каморки Флавия приоткрылась, и в образовавшуюся щель выскользнула тонкая белая фигура хозяйки в низко надвинутом на лицо капюшоне. Кивнув Хлое, жена сенатора Мессалы торопливо устремилась по коридору к выходу, выскользнула на улицу и через минуту, обогнув овал стены, уже входила в здание Великого Цирка через общий вход.

Рабыня, едва поспевая за госпожой, чуть слышным шепотом рассказывала о беседе с сарматом. На нижнем, каменном, этаже, в ложах для патрициев, матрона Лепида заметила дородную фигуру супруга, восседавшего рядом с их ближайшим родственником Клавдием, и устремилась к благородным мужам, не пропуская ни слова из рассказа рабыни. За время повествования выражение точеного лица патрицианки не изменилось. Лишь дослушав до конца, она, не оборачиваясь, спросила:

– Как имя конюха?

– Глутурин, – пролепетала Хлоя. – Он хотел меня обесчестить, – зачем-то добавила гречанка, как будто именно это могло усугубить вину сармата. Но хозяйка ее уже не слышала. Остановившись недалеко от скамьи супруга, Домиция Лепида словно о чем-то задумалась. На самом же деле внимательно прислушивалась к разговору двух почтенных матрон, сидевших рядом выше, на местах для всадников. Одна из сплетниц, Юлия Паламба, проживала с Лепидой по соседству и была женой военного трибуна пятого легиона Луция Гимения Стратоника.

– Да что там говорить! Лепида и сама большая развратница! Всем известно, что в ранней юности жена сенатора Мессалы возлегла со своим родным братом, а когда об этой связи стало известно, каким-то чудом сумела выкрутиться на суде. И дочь такую же растит, – возбужденно рассказывала подруге Юлия Паламба. – Вчера я видела, как Мессалина смотрит на моего мужа! Еще немного, и эта бесстыжая девчонка, одержимая похотью, набросится на Луция и совратит его прямо на улице!

Матрона Лепида неспешно двинулась дальше, чуть слышно приговаривая, как будто запоминая:

– Глутурин. Юлия Паламба.

В ложе она провела не более нескольких минут, не обращая внимания на арену и устремив взгляд прозрачных серых глаз на установленную перед обелиском пышнобородую скульптуру Нептуна. Морского бога окружали семь изваянных из камня дельфинов, изрыгавших фонтаны воды в небольшие мраморные бассейны. Патрицианке было не до скачек. Ее одолевали тревожные мысли. Потому и не смотрела жена сенатора Мессалы на несущихся наездников, среди которых в одном из заездов снова участвовал Флавий Скорп.

– Что-то случилось? – осведомился патриций, кидая на супругу озадаченный взгляд. – Дома все в порядке? С Мессалиной?

Вопрос был не праздный. Сенатор заглядывал домой крайне редко, основную часть времени проводя на пирах у Калигулы и в разъездах по делам службы.

– Не волнуйся, Марк, дома хорошо, – вымученно улыбнулась патрицианка, поднимаясь со скамьи. – У меня разболелась голова. Пожалуй, поеду, прилягу.

– Цезарь этим вечером посылает меня в провинцию, но к завтрашнему дню я снова буду в Риме, – проговорил благородный муж. – Вернувшись, надеюсь увидеть тебя в добром здравии.

Мессала Барбат поднялся, запечатлел на челе супруги долгий поцелуй и проводил ее жемчужный плащ довольным взглядом.

– Не девочка уже, а все так же хороша, – усаживаясь на место, заметил он, обращаясь к Клавдию.

Тот не шелохнулся, продолжая, как зачарованный, смотреть на стремительно бегущих лошадок, влекущих двухколесные колесницы. Слюна, сбегая по подбородку, капала на тонкую белую патрицианскую тунику, но дядюшка императора этого не замечал. Ум Клавдия был слаб и, поглощенный чем-то одним, был не способен к сторонним размышлениям.

Москва, 199… год

Получив разрешение расходиться, творческий совет ночного клуба «Эротика» пришел в движение. Загромыхали стулья, и стриптизерши поднялись из-за стола, походкой от бедра направляясь к выходу. За ними потянулись оба друга. Только Юлиана продолжала сидеть за отдельным столиком, дочитывая книгу. Стуча желтыми «мартинсами»[3]3
  «Dr. Martens» – английская фирма, выпускающая культовую молодежную обувь.


[Закрыть] по надраенному до зеркального блеска паркету, к ней приблизился Давид и по-хозяйски обнял девушку за плечи:

– Юль, ты идешь? До начала работы еще куча времени, успеем где-нибудь перекусить.

– Спасибо, я не голодна. Я сейчас на фитнес, – откликнулась стриптизерша, деликатно убирая с плеча руку парня, захлопывая томик Толстого и торопливо покидая зал. Чуть помедлив, за ней вышел диджей.

– Лен, пойдем ко мне, – настойчиво потянул меня за локоть Костя, обводя взглядом опустевшее помещение.

– Кость, я тоже поеду, – проговорила я, мягко отстраняясь. – Пора забирать Эльку.

Пейджер тревожно пищал из сумки, извещая о новых сообщениях от дочери.

– Никуда твоя Элька не денется, – прошептал мне в ухо друг, увлекая за собой в сторону кабинета, больше похожего на апартаменты класса «люкс».

Как ни соблазнительно звучало предложение, я проявила твердость:

– И все-таки давай в другой раз.

– Слушай, а почему бы вам с Элькой не перебраться ко мне за город? – как бы невзначай осведомился Костя, пощипывая бородку – верный признак того, что приятель настроился на романтический лад. – Дом в Подлипках большой, места всем хватит.

– Спасибо, я подумаю, – с благодарностью улыбнулась я.

– Что тут думать? – пожал он плечами, и обычно жесткие глаза его сделались просительными. – Сегодня же и переезжайте.

– Я так не могу. Я должна обсудить твое предложение с Элькой.

– Какая чушь! – Костик нежно поцеловал меня в уголок рта, туда, где, по его словам, живет улыбка. – Обсуждать с девчонкой личную жизнь! Дети эгоистичны, Леночка, и думают лишь о себе.

– Только не моя дочь, – покачала я головой, отвечая на поцелуй. – Ты ее не знаешь.

– Кстати, почему ты нас не познакомишь? – крепко обнял меня Костик. – Я видел фото Эльки. Помнишь, ты мне показывала снимки с выпускного бала? Не сомневаюсь, мы с ней замечательно поладим.

Замявшись, я молчала.

– Слушай, Лен, а может, ты меня стесняешься? – спросил он, отстраняясь. И от обиженных интонаций в его голосе мне сделалось не по себе.

Стесняюсь – не то слово. Просто не знаю, как объяснить, почему я больше не с Игорем, с которым начала общаться еще пять лет назад. Дочери было двенадцать, когда умер ее отец. С нами он не жил, заявлялся только для того, чтобы занять денег на отдачу очередного карточного долга. И все равно Элька отца безумно любила. Девочка каждый день ждала его и, когда раздавался звонок в дверь, бежала открывать, прихватив заранее приготовленные для папы рисунки. Чаще в дверь звонил кто-то другой, но примерно раз в полгода на пороге появлялся облезлый тип с мертвенным лицом и запавшими стылыми глазами.

– Папочка пришел! – Элька кидалась ему на шею и покрывала поцелуями давно не бритые щеки и вкладывала в безвольно опущенные руки акварельные рисунки, на которых был изображен один и тот же сюжет – счастливые папа и мама идут по высокой траве, а между ними – радостная Элька.

Бывший муж бесцеремонно скидывал дочь с себя и, сунув рисунки в карман потрепанной куртки, заводил одну и ту же песню.

– Лен, мне бы денег, – тянул он. – Ты не думай, я на работу устроился, через месяц получка – я обязательно отдам.

Моя вышедшая на звонок мама поджимала губы и делала знаки глазами: дескать, раз просит – надо дать. Жизнь с мужем-алкоголиком научила ее поистине нечеловеческому терпению и состраданию к сирым и убогим, которому позавидовала бы и мать Тереза. Мама тайком ссужала его пятерками и червонцами, иначе мой бывший давным-давно позабыл бы дорогу к нам. Если же дома оказывалась бабушка, она без разговоров спускала просителя с лестницы.

Бывший муж уходил несолоно хлебавши, и после его ухода вся лестничная клетка пестрела изорванными рисунками Эльки. Минут через десять я выходила с веником, заметала обрывки и сразу выносила мусор на улицу, чтобы дочь, не дай бог, случайно не увидела в ведре то, что осталось от ее подарков. О смерти бывшего сообщила соседка. После зимних каникул мы возвращались из школы, и добрая женщина, догнав нас у подъезда, с деланым сочувствием осведомилась:

– Леночка, не знаешь, где Славу хоронить будут?

И, глядя на мое изумленное лицо, оживилась:

– Как? Разве ты не слышала? Его же нашли за нашим домом. За долги, говорят, убили.

Элька ревела несколько дней, а когда, примерно через месяц, вдруг увидела, как я прощаюсь у парадного с Игорьком, устроила скандал, требуя, чтобы я прогнала его, носила траур и до конца своих дней хранила верность папе. С Игорьком я работала вместе в заводоуправлении и даже в какой-то момент считала его потенциальным женихом, но кавалер мой заявил, что не создан для брака, и дальше банального служебного романчика отношения так и не продвинулись.

Но Элька, в конце концов смирившаяся с утратой отца, через какое-то время уже Игорька рассматривала как того единственного и неповторимого, с кем я обязательно должна связать свою жизнь. А как же иначе? Ведь мы же целовались у подъезда! Моя милая девочка полагала, что любовь может быть одна-единственная и на всю жизнь, и я была бы не матерью, а чудовищем, если бы решилась разрушить ее детское заблуждение. Поэтому я до сих пор и не рассказываю о Костике.

– Ничего не стесняюсь! Кость, не говори глупостей, – отмахнулась я. – Просто еще не время.

Друг недовольно дернул плечом, но, соблюдая приличия, все же проводил меня до дверей.

Дочь я забираю из медицинского института, где она учится на факультете педиатрии. Стать врачом Элька мечтала с раннего детства. Каждый вечер, возвращаясь из садика, мы заходили в аптеку и покупали целый пакет аскорбинки, а на следующее утро Элька раздавала ребятам в своей группе «лекарство от врак и драк». При этом дочь уверяла товарищей, что, съев аскорбинку, они на весь день получили заряд доброты и дружбы. Воспитательница только руками разводила, видя, что с появлением в садике Эльки в группе прекратились ссоры.

После школы дочь, не раздумывая, подала документы в Первый мед и сразу же прошла конкурсный отбор, ибо мастеров спорта охотно принимают во все столичные вузы, а Элька со школы занималась плаванием. И даже достигла в этом виде спорта приличных результатов, став мастером спорта, что и поспособствовало ее дальнейшей карьере. Забирая Эльку из института, я отвожу ее на теннис – это по вторникам и пятницам, а по понедельникам и средам девочка ходит на бальные танцы. В субботу у нас бассейн. После занятий мы обычно заходим в кафе-мороженое, съедаем по шоколадному шарику и возвращаемся домой.

Живем мы у моего дяди, он сам так захотел. Мамин брат – известный пианист Роман Левин, тот самый, о котором на совещании упоминал Константин. Дядя много гастролирует, собирая полные залы по всему миру. Человек он не бедный, и ему не составило большого труда выкупить целый этаж в доходном доме дореволюционной постройки в самом конце Первого Басманного переулка, где прошло их с мамой детство. Да и мое детство тоже прошло в многокомнатной квартире с просторной кухней и высоченными потолками и антресолями, забитыми разными интересными вещами.

Мама любит повторять, что Рома всегда был самым лучшим братом, и хотя увлеченно занимался с утра до позднего вечера на стареньком фортепьяно, стоящем в проходной комнате их необъятной коммуналки, он все равно находил время для младшей сестры, чтобы сводить на каток на Чистых прудах или на мультики в ДК автомобилистов.

Я была подростком, когда мой прославленный дядя женился на Тане. Вдохновленный идеей собрать семью под одной крышей, Роман в тот же год расселил коммуналку и позаботился о том, чтобы всем нам хватило места. Сразу же после свадьбы молодожены отправились на горнолыжный курорт Церматт. Никто и представить себе не мог, что в Швейцарских Альпах случится несчастье и сошедшая лавина навечно погребет под собой молодую Ромину жену. Трое суток работала бригада спасателей, усиленная добровольцами из отдыхающих, но бесполезно. Откопали из снежных завалов некоторые вещи Татьяны, нашли даже лыжи, но тела так и не обнаружили. Раздавленный и уничтоженный, дядя вернулся в Москву и устроил пышные похороны своей любимой, положив в землю пустой гроб. Больше он так и не женился, ни на минуту не забывая о Танечке.