Текст книги "Категория «привходящего». Том 1"

1) Онтологическое деление.

«Некоторая материя имеется у всего, что не есть суть бытия вещи и форма сама по себе, а есть определенное нечто».[145]145
  Там же. /1037a1-2/.


[Закрыть] Следовательно, всякая вещь нагружена случайным и несущественным в той мере, в какой она материальна. Вопрос о зависимости привходящего усложняется тем, что «есть, с одной стороны, материя, воспринимаемая чувствами, а с другой – постигаемая умом; воспринимаемая чувствами, как, например, медь, дерево или всякая движущаяся материя, а постигаемая умом – та, которая находится в чувственно-воспринимаемом не поскольку оно чувственно-воспринимаемое, например предметы математики».[146]146
  Там же. /1036a9-12/.


[Закрыть] Если продолжать развивать прежнюю интуицию, то очевидно, что только из первой непосредственно следует наличие привходящего, вторая же порождает познание привходящим образом, просто опосредствованное[147]147
  Там же. /43a34/.


[Закрыть] или ошибочное. Тем самым проблема ошибки в несоставном локализуется в области наложения смыслов математического и эйдетического единого.[148]148
  См. гл. 1.2.


[Закрыть] Чувственно-воспринимаемая материя есть возможность нумерического различия единой по виду сущности, а в умопостигаемой и виды едины по роду их постижения, но каждое неделимое по виду мыслимо лишь привходящим образом. Теперь непонятное различие между простым и объединенным как привходящими выражается на уровне их субстрата. Как объекты познания они требуют вообще разных подходов. «В самом деле, учение о природе занимается предметами, существующими самостоятельно, но не неподвижными; математика исследует хотя и неподвижное, однако существующее не самостоятельно; первая философия исследует самостоятельно существующее и неподвижное».[149]149
  Аристотель. /1026a14-17/.


[Закрыть]

Тем не менее материя едина. Предположение о том, что «привходящим образом» будет формальной причиной привходящего, но по совпадении места со временем (сперва в движении),[150]150
  Ср. Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 2. Философия природы.


[Закрыть] находит основание в их субстрате. Причинность вызывает взаимодействие,[151]151
  См. гл. 2.3.


[Закрыть] если рассматривать отношение материи в ней самой, где постижимость не имеет приоритета перед воспринимаемостью, скорее наоборот. Формальность состоит только в том, что придается «образ» хаотичности и в целом смысловая энтропия возрастает, что говорит о замкнутости онтологической системы «субъект-объект». Умопостигаемое, будучи снятой формой ума в предмете, может потребовать изменения, когда ошибка в сути вещи привходящим образом превращает саму суть вещи в нечто привходящее к воспринимаемой вещи.

2) Герменевтика деления материи.

Указанием на произведенное внутри материи различие выражается и взаимодействие текста с контекстом. При попытке зафиксировать принадлежность каждого вида материальности, как предметной области, определенному виду текстуальности кажется, что схематичная материя основательнее, а воображаемая восприемлимее. Контекст должен, вроде бы, онтологизировать содержание феноменологического опыта герменевта путем введения его в разомкнутые связи текста. Однако полностью ошибка проигрывается в трех актах: она должна быть сделана, обнаружена и исправлена, то есть сделана заново иначе. Называние текста и контекста возможностью и действительностью дважды переворачивается, а их внутренние отношения друг к другу скрещиваются, поскольку окончательное противостояние не совпадает с исходным по содержанию. При скрытой ошибке чувственно-воспринимаемая материя как причина простого привходящего свойства есть лишь повод для отвлечения его понятия от привходящего как такового, в чем и заключается онтологизация опыта в тексте. Умопостигаемая материя служит субстратом для опосредования сути вещи привходящим «образом» и основой для ошибочной предметности в акте «привходящим образом», делая текст познавательным. Наоборот, при явной ошибке умопостигаемая материя отвлекается от постижения ее, и онтологический текст поддается всевозможному толкованию. В феноменологическом контексте соответственно открывается возможность нового восприятия, объяснение перестает опираться на одно чистое понимание и неукоснительное чтение. Заданная вначале двойная замкнутость текста и контекста друг в друге[152]152
  См. гл. 1.3.


[Закрыть] приводится в движение.

То же самое повторяется и в отвлеченной деятельности «привходящего автора».[153]153
  См. гл. 1.4.


[Закрыть] Перенос внимания на использование термина «привходящим образом» сразу выводит за пределы текста Аристотеля. Новая категория осуществляет и обозначает разрыв в единстве понимания текста ради объяснения как понимания, так и текста. Чтобы ввести себя обратно в текст, воспроизводится связь промежутка предполагаемой не-сущности с прочно встроенной в текст категорией «привходящего».[154]154
  См. гл. 2.3.


[Закрыть] Подобно сопоставляются и их утвердительные противоположности: вымысел как «натяжка в предположении», или упроченная ошибка в первосущности – и само по себе сущее, или привходящее как таковое в основании категории «привходящего». Усмотрение сразу пары соответствий (наведение)[155]155
  См. гл. 5.1.


[Закрыть] восстанавливает равновесие текстуальностей. Контекст также имеет дело с обоими онтологическими видами материи, но в соотношении их описаний в процессах познания автора и герменевта.

3) Гносеология герменевтики.

Привходящим образом де-формируется не что иное, как суть вещи, поэтому ошибка имеет вид составной сущности. Формальное рассмотрение требует адекватного содержания, хотя можно было бы строить и обратное подражание со стороны текста. (Насколько вообще онтологическое мышление нуждается в том, чтобы произвести опрометчивый вывод в резонанс с внешним оформлением.) Все то же самое деление материи выражается через два отношения вещи и сути ее бытия (более тщательное различение сути вещи и сути ее бытия пока опускается). «Ясно, что сама отдельная вещь и суть ее бытия есть одно и то же не привходящим образом… Что же касается того, что обозначается как привходящее, то, поскольку, оно имеет двоякий смысл, о нем неправильно сказать, что суть его бытия и само оно одно и то же: ведь бледно и то, чему случится быть бледным, и само привходящее свойство, так что … у «человека» и «бледного» это не одно и то же, а у этого свойства – одно и то же».[156]156
  Аристотель. /1031b19-27/.


[Закрыть]

Аристотель считает, что бессмысленно задавать вопрос об отношении вещи к сути ее бытия в случае простого привходящего. Но не имеет смысла считаться с этим мнением, когда специально выстраивается феноменологический контекст. Сущность вещи есть форма ума, и «привходящим образом» в феноменологическом контексте обыгрывается именно как несовпадение формы вещи с сущностью ума, поскольку обманувшийся ум мыслится вещью. Стоило сместить цитату к границе текстуальностей, и она лишь наполовину осталась авторской, наполовину же дописывается снаружи. Обнаруживается следующая пропорция: умопостигаемая материя так относится к (или так «делится на») чувственно воспринимаемой, как тождество вещи с сутью ее бытия – к их различию. Аналогию продолжает противоположность единого и многого, до сих пор наполняющая содержанием границу между онтологией и феноменологией. «Единое и многое противолежат друг другу различным образом; прежде всего как неделимое и делимое… Здесь один из членов противоположности есть лишенность другого. А свое название и объяснение единое получает от своей противоположности – неделимое от делимого, потому что множество и делимое в большей мере воспринимаются чувствами, нежели неделимое, так что благодаря чувственному восприятию множество по определению первее неделимого».[157]157
  Там же. /1054a20-29/.


[Закрыть] – Здесь и теперь единое синоним неделимого. Замысел сравнения неделимого с несоставным напоминает отложенное было сличение сути вещи и сути ее бытия. Вещь неделима по сути пока она есть, а бытие в сущности несоставимо пока оно не овеществлено.

Итак, чувственно воспринимаемая материя указана как причина понимания бытия сущего и признана аргументом в объяснении единства сущности. Вообще, объяснением неделимого объявляется выход за пределы пустоты внутри понимания.[158]158
  См. гл. 1.1.


[Закрыть] Отвлеченное объяснение материально в единственном смысле феноменологической текстуальности. Похоже и Гуссерль говорит (вернее его суждение может быть также) о математических предметах как умопостигаемой материи фиктивного феноменологического контекста. «Рисунок следует за фантастическими конструкциями, следует за осуществляющимся на основе фантазии эйдетически чистым мышлением и служит главным образом для того, чтобы фиксировать этапы уже пройденного процесса с тем, чтобы их в свою очередь было легче вызвать в сознании».[159]159
  Гуссерль. Идеи к чистой феноменологии. 3.1.70. С. 62.


[Закрыть] – В начатой герменевтической феноменологии это соответствует стадии скрытой ошибки, когда ум ограничивается воображением.[160]160
  См. гл. 2.4. и 5.2.


[Закрыть]

Само по себе единое совпадает с состоянием чистого понимания и объяснения еще не имеет. Следовательно, для него нет и названия, вернее, оно само есть термин без всякого применения. Если в тождестве отдельной вещи и сути ее бытия будет доминировать вещь, то имя станет привходящим: называние сущности сменится называнием ее проявления. Хайдеггер, наоборот, интересуется тем, как Аристотель повышает слово «κατεγορια» в ранге: от имени присутствующего к понятию присутствия. В «Физике» категория – это «называние сущего в том, что собственно присуще его виду, – собственное имя». В «Метафизике» категории – это уже определения сущего как такового, которые достигаются и обосновываются в свете логоса, высказывающего мышления… Они говорят наиболее всеобщее, что может быть сказано о сущем: существование или бытие». – Но житейское употребление категории все продолжает источаться в своем возвышении. «Прежде называния чего-то имеющегося в виду «дверью» и в самом этом назывании уже свершилось то молчаливое называние, что она «вот-это-нечто» – некая вещь… «Вещь» – более основная и исходная категория, чем «дверь», … называние, которое говорит, в каких бытийных очертаниях обнаружилось именуемое сущее: что оно есть некое для себя сущее».[161]161
  Хайдеггер. Европейский нигилизм. С. 83, 86, 84.


[Закрыть]

Контекст ин-формирует текст в таком ракурсе, что «привходящим образом» видится как прошедшая причина, вынесенная «за скобки» явно привходящих свойств. «Как сущее бывает само по себе и по совпадению, такими могут быть и причины… Причина сама по себе есть нечто определенное, а по совпадению (κατα συμβεβηκος) – неопределенное».[162]162
  Аристотель. /196b25-26/.


[Закрыть] Но и неопределенность неоднородна. Совпадение совершается в силу одной самопроизвольности или совсем случайно. «Самопроизвольность имеет более широкий охват, … ибо случай и случайное бывают у тех существ, которым присуще счастье и вообще практическая деятельность».[163]163
  Там же. /197a38/.


[Закрыть] «Мы говорим «само собой», когда среди событий, происходящих прямо ради чего-нибудь, совершается нечто не ради случившегося, причина чего лежит вовне; а «случайно» – о событиях, происходящих самопроизвольно, но по выбору у существ, обладающих свободой выбора… Существующее ради другого, когда не достигается цель, ради которой оно естественно было, и есть напрасное».[164]164


[Закрыть]Там же. /197b18-27/. «Поэтому стечение обстоятельств и замысел имеют отношение к одной и той же области, ведь выбор не осуществляется без замысла».[165]165
  Там же. /1065a32/.


[Закрыть] – Следовательно, причины правильно распределять так: самопроизвольность оставить для привходящих свойств, а случаем пользоваться с той целью, чтобы привходящим образом сменять способы приверженности ума к вещи. На всей площади причинности выгораживается участок, где случай оправдывает даже самопроизвольность, и на привходящее смотрят как на напрасное, – а именно, область ложного незнания.

Боэций комментирует разновидности общей неопределенности, будто совсем забывая об Аристотеле, – иначе самопроизвольность определяется в пространстве, а случай во времени. »И есть две причины, которые называются началами всякой вещи по привходящему признаку, а именно место и время. И обо всякой вещи, рожденной или сделанной во времени и в месте, говорится, что данное место и данное время являются ее началами по совпадению».[166]166
  Боэций. Там же. С. 33.


[Закрыть] – Причинность неправомерного превращения сути вещи в нечто привходящее к таковой распределяется по фазам перехода приблизительно. Неведомая ошибка располагается в привходящей пространственности сути вещи, а разоблачение обмана обусловлено вторжением времени в созерцание. «А то, что неделимо не по количеству, а по виду, ум мыслит в неделимое время и неделимой частью души, однако привходящим образом, и не поскольку делимо то, чем ум мыслит, и время, в которое он мыслит, а поскольку они неделимы».[167]167
  Аристотель. /430b14-16/. – См. гл. 2.2. и 5.4.


[Закрыть] Но ум ошибается в неделимом, когда мышление временно. И в этом смысле ум ошибается по существу, а не мыслит привходящим образом.

Ошибка делается в онтологическом тексте, а обнаруживается только в феноменологическом контексте. Контекст вырастает из неуверенности в выборе между «знать» и «не знать» текст. претворяя в жизнь некоторый замысел текста, контекст достаточно случаен в нем. С занятого привилегированного положения в тексте контекст отстраняется как временная и тягостная формальность. Смены контекста по всякому предварительному выбору цели только засоряют текст бесконечным частным содержанием.

Привходящее отстоит далеко не только от простой сущности, но и от становящейся составной сущности. Оно может либо быть, либо не быть, не возникая и не уничтожаясь. Брентано считает это прямым следствием того, чтопричина привходящего также всегда случайна. Внезапность привходящего тем не менее может иметь любую длительность, ибо привходящее – момент времени, а не движения (суждение опрометчиво; возможно – наоборот). «И подобным образом дело обстоит и с «теперь» во времени. Оно также не может находиться в состоянии возникновения и уничтожения и все же постоянно кажется иным, что показывает, что оно не сущность».[168]168
  Там же. /1002b6-8/.


[Закрыть] Поэтому из совокупности четырех причин[169]169
  Ср. Хайдеггер. Вопрос о технике. С. 222-224.


[Закрыть] самого по себе сущего Аристотель пытается выбрать и приписать привходящему одну материальную. Ведь и сама материя «есть именно потому, что она невозникшая».[170]170
  Аристотель. /999b13/.


[Закрыть] Тогда все остальные причины: формальная, целевая и движущая, – для привходящего будут как раз второстепенными.

Движущая причина в пределе есть неподвижное перводвижущее. «Если нет ничего вечного, то невозможно и возникновение: в самом деле, при возникновении должно быть что-то, что возникает, и что-то, из чего оно возникает, а крайний член ряда должен быть невозникшим, если только ряд прекращается, а из не-сущего возникнуть невозможно».[171]171
  Там же. /999b6-8/.


[Закрыть] Привходящее же близко к не-сущему и возникает только привходящим образом, – несмотря на почти полную невозможность этого. Минимальная степень присущности вещи определяет и вырождение становления в аморфное «сильнее-слабее». Боэций говорит о привходящем признаке мягко: «меняется».

Целевая причина очевидно в конце концов кладет предел своему осуществлению. «Там, где есть возникновение и движение, там должен быть и предел… И не может возникать то, что не в состоянии быть возникшим».[172]172
  Там же. /999b9-11/.


[Закрыть] Но привходящее никогда не достигает сути своего бытия, будучи отдельным от нее по самому своему определению. Тем более оно не могло бы находиться в пределе возникновения. Боэций о вещах всвязи с их произвольной целенаправленностью также говорит, что они «меняются за счет различных привходящих признаков».

Формальная причина вообще есть «определение сути бытия вещи»[173]173
  Там же. /1013a27/.


[Закрыть] и причина привходящего лишь в опосредовании тем, чему оно присуще извне. «Итак, из сказанного очевидно, что то, что обозначено как форма или сущность не возникает, а возникает сочетание, получающее от нее свое наименование, и что во всем возникающем есть материя, так что одно в нем есть материя, а другое – форма».[174]174
  Там же. /1033b16-18/.


[Закрыть] Привходящее же – бесформенный признак определенного нечто, и изменения последнего означают для него только возможность и невозможность принадлежности. С другой стороны, привходящее не до конца приближено и к не-сущему, поэтому не имеет формальной причиной и лишенность. Тем более, что «противоположности имеют в некотором смысле одну и ту же форму, ибо сущность для лишенности – противолежащая ей сущность».[175]175
  Там же. /1032b2/.


[Закрыть]

«Изменение по противоречию, происходящее из не-субстрата в субстрат, есть возникновение… Не-сущее как таковое не допускает движения. Если это так, то и возникновение не может быть движением, ведь возникает именно то, что еще не есть: как бы ни считали его возникновение чем-то привходящим, однако вернее будет сказать, что тому, что возникает в безотносительном смысле, присуще не-сущее».[176]176
  Там же. /1067b22,30-34/.


[Закрыть] – Привходящее возникновение также не возникает, ибо «если бы было возникновение возникновения, то пришлось бы идти в бесконечность… Далее, в основе того, что возникает и изменяется, должна находиться материя. Так что же это будет за материя?»[177]177
  Там же. /1068a33,b11/.


[Закрыть] Возникновение не может быть материей, наоборот, материя «должна изменяться, будучи способна к той и другой противоположности».[178]178
  Там же. /1069b14/.


[Закрыть] С другой стороны, привходящее возникновение не имело бы формальной причины. Наоборот, «возникновение для материи происходит из противоположного и исходным служит либо форма, либо некоторая лишенность формы».[179]179
  Там же. /1055b12/.


[Закрыть]

Не-сущее присуще возникающему. Следовательно, привходящее приближено лишь к присущности возникновению. Привходящее есть такое промежуточное между сущим и не-сущим, которое позволяет говорить ни правду, ни ложь. Для него должно быть «еще какое-то изменение, промежуточное между возникновением и уничтожением».[180]180
  Там же. /1012a8/.


[Закрыть]

4. Ошибка в сути вещи привходящим образом

Привходящее интересно как некое сущее, еле сохраняющееся в таком значении. «В самом основном смысле сущее – это истинное и ложное… Истину говорит тот, кто считает разъединенное разъединенным, а связанное – связанным, а ложное – тот, кто думает обратно тому, как дело обстоит с вещами».[181]181
  Там же. /1051b3-6/.


[Закрыть] Привходящее представимо как отделенное, хотя легче освободить от него само сущее. Связь между ними есть постольку, поскольку соглашаются считать их связанными. Привходящее так присуще сущему, что в одной и той же мысли – не то приобщено ему, а не то несовместимо с ним. Следовательно, смысл истинного и ложного привходящему лишь примысливается.

Вообще, «связывание и разъединение находятся в мысли, а не в вещах, … ведь ложное и истинное не находятся в вещах».[182]182
  Там же. /1027b31,25/.


[Закрыть] Ошибка – это бессилие ума принять форму, адекватную[183]183
  Ср. Шелер. Феноменология и теория познания. С. 228.


[Закрыть] данному содержанию, – вернее, придать содержанию форму, адекватную его сущности.[184]184
  См. гл. 4.2.


[Закрыть] Ложь порождает небытие вещи или ослабляет ее присутствие. Крайняя непригодность промысливания есть попросту лишенность формы, так как суть бытия всегда отвечает требованию, что «один из двух членов противоречия должен быть истинным».[185]185
  Аристотель. /1012b11/.


[Закрыть] Небытие ложной вещи состоит для ума в бессодержательности его предмета: вещь множится и теряется в стихии существования, – заблуждение ослепляет. Вещь не сохраняет единства частей, если ум небрежет неразрывным мышлением материи и формы вместе.

Отсутствие не только истинности, но и ложности возвращает вещь ее собственной материи как «возможности быть и не быть», поскольку именно материя «сама по себе не познается». Именно привходящие связи поэтому всегда близки к ошибочности более, чем к правильности, но и ложными их тоже нельзя назвать. Составное целое привходящности полностью пассивно и недействительно, ибо и «из всей совокупности привходящих свойств не получится чего-либо единого»,[186]186
  Там же. /1007b11/.


[Закрыть] то есть сущего. Значит, недопустим спор о верности мнений по поводу такого составного целого, податливого для любого внешнего упорядочения. Дело здесь опять-таки в разнице материй: совокупность охватыает чувственно воспринимаемое, а целостность предполагает в предмете наличное умопостигаемое, – то есть дифференциацию материи прежде ее оформления.

Возникновение истинно-сущих совершается из не-сущего в смысле возможности, а не ложности, но и тогда материя небезразлична для ума. «Ведь ум – один, поэтому если и материя была бы одна, то в действительности возникло бы только то, чем материя была в возможности».[187]187
  Там же. /1069b32/.


[Закрыть] Но бывшее до познания невосстановимо в определенности единства или различия, – и также впоследствии, если составные целые «перестали быть предметом познания в действительности, то не ясно, существуют ли они еще, или нет»,[188]188
  Там же. /1036а6-7/.


[Закрыть] – вопрос об истинности или ложности снова отменяется.

По большому счету нельзя сказать, что есть ложный предмет.[189]189
  Платон. Софист. Т. 2. С. 334.


[Закрыть] «Вещи называются ложными или потому, что не существуют, или потому, что вызываемое ими представление есть представление о несуществующем. ложная же речь, поскольку она ложна, относится к несуществующему».[190]190
  Аристотель. /1024b25/.


[Закрыть] Однако при всей бескачественности ложного, его материя есть также возможность нумерического деления. Можно сказать, что обманутость и обманчивость имеют некоторое определенное «количество»: «не в одинаковой мере заблуждается тот, кто принимает четыре за пять, и тот, кто принимает его за тысячу».[191]191
  Там же. /1008b34/.


[Закрыть] Соотносительно (приблизительно «привходящим образом»)[192]192
  См. гл. 2.4.


[Закрыть] о ложных вещах можно говорить как о более и менее истинных. Тем самым «мы избавлены от крайнего учения, мешающего что-либо определить с помощью размышления».[193]193
  Аристотель. /1009a4/.


[Закрыть] Итак, истина и ложь в составных вещах соотносительны.