Текст книги "Кроткая заступница"

– …Вот и всё, – всхлипнула Христина и осторожно взглянула в лицо Анне Спиридоновне.

– Понятно… – вздохнула та. – Что ж, надо искать хорошего адвоката.

– Мамсик, якщо[7]7
  Якщо – если (укр.).


[Закрыть] б вы знали…

– Не начинай, – резко перебила пожилая дама, – я знаю всё, что ты хочешь мне сказать! Что виновата ты, и только ты, что если бы ты не позвонила, или оставила Макса у себя, или сама грохнула этого придурка ещё в Киеве… Вариантов масса, но обсуждать их нет никакого смысла. Видит Бог, я очень люблю своего племянника, и все мамаши мира осудят меня, но я всё-таки скажу: ничего не было плохого в том, что ты попросила у Макса помощи, а дальше началось их мужское дело, вот и всё. Кстати, о мамашах. – Она нахмурилась. – Надо всеми силами скрывать от Веры, в какой переплёт попал её ребёнок. Если его оправдают, то и ладно, а нет, так в тюрьме он будет под надёжной охраной, и она не сможет вынести ему мозг. На-ка вот, займись.

Анна Спиридоновна подала ей тазик с овощами для супа, и Христина принялась за чистку, стараясь срезать кожуру с картофелин тонким-тонким слоем и «одной струйкой», как любила Мамсик. Та занялась мясом, точными движениями срезая мякоть с кости.

Сосредоточившись на картошке, девушка не сразу заметила, как в кухню вошёл Макс, аккуратный и подтянутый, как обычно, но с влажными после душа волосами.

Он нерешительно остановился в дверях, и Анна Спиридоновна быстро обняла его локтями, держа на отлёте кисти рук, перепачканные мясом.

– Я этого не делал, – сказал Макс глухо, – понимаю, как всё выглядит со стороны, но я этого не делал, и, надеюсь, всё выяснится в ближайшее время.

* * *

Было так холодно, что даже небо казалось ледяным. Всё покрылось густым инеем – и стены домов, и ветки деревьев, сплетаясь, образовывали на фоне неба искрящийся кружевной узор. Снег бодро, совсем по-деревенски хрустел под ногами, но всё же беспощадная белизна зимы уже отступала, и небо становилось таким ярким, как никогда не бывает зимой, за домами выглядывал розовый краешек солнца, и тени ложились на снег сиреневым мартовским тоном.

Но несмотря на предчувствие весны, мороз стоял адский. Шаларь закрыл лицо шарфом, и пока шли, на шерсти появился ледяной налёт от Васиного дыхания. Лиза с тоской представила, как придётся стоять неизвестно сколько времени на холоде, а потом писать протокол скрюченными пальцами. Слава богу, постановление хватило ума в тёплом кабинете оформить. Надо бы и протокол… Всё от понятых зависит. Вот вам романтика раскрытия преступлений, весь дедуктивный метод. Да если бы Шерлок Холмс и доктор Ватсон работали в полиции, у них бы просто не было времени гоняться за профессором Мориарти. Вместо этого они полжизни бы отписывались, почему утопили в Гримпенской трясине честного гражданина, которому можно было предьявить разве что выгул собаки в неположенном месте.

– Вась, вот на чёрта мы это делаем? – спросила она раздражённо, оглядев двор. Ни души, только синицы деловито клюют рассыпанное кем-то сердобольным зерно, но их в качестве понятых не привлечёшь. – Что маска и перчатки добавят нам к картине преступления? Это если случится чудо и ты их вдруг найдёшь.

– Я в помойку не полезу!

– Я тоже, будь уверен! – замотала головой Лиза.

– Да подгоню я тебе специалиста, не переживай, – фыркнул Вася. – Или мы не сыщики?

– А понятые?

– И понятых подгоню.

– Вот что ты упёрся в эту маску? – Лиза подпрыгнула, стараясь не думать о том, как пальцы ног превращаются в ледышки. – В чём смысл?

– Во-первых, это докажет, что он действительно пытался реанимировать Пушкаренко, а не просто обставляется. А во-вторых, штрих к характеристике личности обвиняемого. Что он такой весь из себя гуманист-гуманист, готов исполнять врачебный долг двадцать четыре часа в сутки.

Лиза хмыкнула:

– Вася, если у тебя с собой всегда презерватив, это ещё не значит, что ты безумно влюблён. Скорее наоборот…

– Неверные аналогии привели вас к неверным выводам, мадам! Жди здесь!

Вася умчался, а Лиза стала быстро ходить вокруг предполагаемого объекта следственных действий. Стандартная мусорка, огороженная с трёх сторон кирпичным заборчиком, находилась между блоками гаражей, довольно далеко от жилых домов, и Лизе показалось даже немножко странным, что помойку разместили в таком глухом месте. Потом она подумала, что, наверное, это было сделано ещё в советские времена для владельцев гаражей, ведь тогда эти сооружения служили мужчинам чем-то вроде дачи. Через проход между гаражами просматривался проходной двор, где был убит Пушкаренко, и Лиза подумала, вдруг кого-то понесло выносить мусор на ночь глядя, и он заметил что-то необычное, да и вообще надо опросить гаражевладельцев. Господи, насколько всё было бы проще, дай Голлербах чистосердечное признание! Сколько бы сил людям сэкономил!

Хлопая себя по бокам и подпрыгивая, Лиза сделала ещё кружочек и увидела Васю, спешащего к ней в сопровождении пожилого человека с окладистой бородой, судя по живописной одежде, бомжа, и двух субъектов в оранжевых жилетках.

Бомж забирал свою бороду в кулак, называл Васю «хозяин» и полез в мусорный контейнер с таким степенным достоинством, что Лиза даже позавидовала ему.

– Если можно, уважаемый, ищите, пожалуйста, быстрее, – взмолилась она.

– Да… Мороз трескучий, – сильно окая, протянул бомж, но нисколько не ускорился.

«Ах ты гад!» – подумала Лиза, сама не зная, кого имеет в виду.

Вася снова убежал, чтобы вернуться с кофе в бумажных стаканчиках для всех присутствующих и большим пакетом из ближайшего фастфуда в качестве гонорара бомжу.

Отступив подальше, Лиза обхватила горячий стаканчик обеими ладонями, с наслаждением чувствуя, как в пальцы проникает тепло.

Всё-таки красивый сегодня день – эти кружева заиндевевших ветвей, и хрустальная лазурь неба, и резвые синички, и помойка с осыпающейся стеной красного кирпича, похожей на старинные развалины.

Лиза улыбнулась, и мысли её перешли на литературные дела. Юлия Викторовна не утруждает себя использованием режима правки, так что теперь, чтобы аргументированно оспорить её исправления, придётся параллельно смотреть оба текста, исходный и редакторский.

Где взять на это время, когда в голове уже сложился и требует выхода новый сюжет, а тут ещё это дело дурацкое… Вася вписался, и перед Ириной Эльханановной не хочется ударить лицом в грязь.

Может быть, ну его? Пусть текст выходит в варианте Юлии… Кто его знает, вдруг он лучше, а Лизе просто по-детски приспичило настоять на своём? Выходом из положения было бы найти третейского судью, чтобы выбрал лучший текст, только где его взять? В литературных кругах Лиза никого не знает, а от знакомых и коллег скрывает своё творчество. На службе станут смеяться, родители непонятно как отреагируют, но уж точно не так, как хотелось бы ей самой, а любовнику наплевать, чем она занимается.

– О чём задумалась? – Вася легонько подтолкнул её локтем.

– Надо обыск провести у Голлербаха.

– Да на фига? – удивился Вася. – Что ты там хочешь найти? Тщательно проработанный план убийства Пушкаренко? Склад булыжников?

– А субъективную сторону как ты собираешься оформлять? Вдруг обнаружатся какие-нибудь документы, подтверждающие знакомство Голлербаха с убитым?

– А повезёт, так наркотиков найдётся сколько-нисколько, мало ли как профессора обставляют свой досуг, – усмехнулся Вася, – тогда он, конечно, поразговорчивее будет. Только надежды на это мало.

– Вась, ты как маленький! Ясно, что ничего не найдём, но пункт о том, что обыск дома у Голлербаха произведён, в деле должен быть. А вдруг что-то пойдёт не так, и меня захотят вздрючить? Возьмут дело: ага, где протокол обыска? Ах, не провели? Вон оно что! Теперь понятно, почему дело развалилось! Ну и так далее. Да не волнуйся, полы вскрывать не будем. Так, по верхам посмотрим, да и всё.

Вася поморщился и, закрывшись обледеневшим шарфом, протяжно зевнул. Лиза вспомнила, что он с дежурства, не спал ночь, но почему-то нисколько не утратил работоспособности и интереса к жизни. А она стоит как варёная, хоть прекрасно выспалась. Почему так?

– Хозяин, – сказал бомж и степенно помахал рукой, – будь ласков, подойди.

Лиза смотрела, как бомж передаёт Васе кусочек полиэтилена и чёрные перчатки, заскорузлые от крови, и вдруг остро и пронзительно ощутила нереальность происходящего.

Энергичный Шаларь, бомж с манерами деревенского старосты, заиндевевшие узбеки-понятые, мусор, возведённый в ранг улики, – всего этого не должно быть в её жизни! Её место на тёплой уютной кухне рядом с мужем и детьми, только о таком счастье она мечтала, и ничего другого ей никогда не было нужно!

Вспоминая, как родители давили на неё, чтобы получила высшее образование, Лиза не знала, плакать ей или смеяться. Все эти скандалы, крики, потрясания дневником с неидеальными оценками, оскорбления и бойкоты – ради чего всё это было? Чтобы дочь превратилась в ничтожный винтик государственной машины, автомат по оформлению уголовных дел без собственной жизни? «Хотя, – подумала Лиза, – будь я автоматом, я не могла бы чувствовать себя такой несчастной…»

Умом она понимала, что нельзя винить родителей в смерти Гриши. Наверное, болезнь уже сидела в нём, когда они начали встречаться, просто никак не проявлялась, и мама с папой нисколько не виноваты, что ей не пришлось стать счастливой женой и матерью. Так распорядилась судьба.

И всё же ей казалось, позволь мама с папой им пожениться, улети она вместе с мужем к месту службы, всё сложилось бы совершенно иначе. Гриша остался бы в живых, у них родились бы дети… Иногда Лиза так ярко представляла себе их общую жизнь, что становилось страшно.

Пятнадцать лет уже нет на свете Гриши Шваба, долгий срок, достаточный, чтобы отгоревать.

И Лиза совсем не хотела отказываться от женского счастья в память о любимом. Только ей казалось, оттого, что её не было рядом в его смертный час, Гриша не отпускает её, позволяя утишать боль только мечтами, снами и воспоминаниями.

* * *

Руслан вернулся домой рано, как только смог, и обнаружил в квартире чужих людей. Оказывается, у него дома производился обыск.

Слегка досадуя, что мама не предупредила его, он прошёл в кухню, чувствуя себя посторонним в собственном доме.

В кухне сосед, Костя Долгосабуров, приглашённый в качестве понятого, дымил в форточку, глубоко затягиваясь и держа сигарету между большим и указательным пальцем. Странно, подумал Руслан, вроде бы он некурящий.

– Как быстро мусора… прости, полицейские, – сказал Костя и остро посмотрел Руслану в лицо своими волчьими глазами, – как быстро они вцепляются в порядочных людей, это просто удивительно.

Последний раз затянувшись, он потушил окурок в старом блюдечке и с чувством пожал Руслану руку:

– Держитесь, мужики. На меня можете рассчитывать полностью. Адвоката хорошего посоветовать, или что другое.

Примерно представляя себе масштабы деятельности Долгосабурова, Руслан понял, что «другое» он имеет в виду, и благодарно кивнул.

– А где мама?

– Не волнуйся, Анну Спиридоновну мы к себе домой пригласили, чтобы она не видела, как родное гнездо курочат.

– Спасибо, Костя.

В открытую дверь Макс увидел, как в коридоре промелькнула знакомая кофточка Христины, и поскучнел.

Руслан никогда не понимал привязанности матери к этой девушке, не слишком хорошо воспитанной и даже, как ему казалось, не особенно умной.

Он знал, что там была какая-то мутная история с бывшим мужем, и не одобрял, что мать в неё ввязалась: мол, девочка совсем одна, некому помочь. «Эта Христина уже давно не девочка, а взрослый человек, и в состоянии помочь себе сама, – говорил он. – Пошли ей денег и успокойся. Пусть она выпутывается – заодно научится быть хозяйкой своей судьбы».

Но мать сделала по-своему, и Руслан вскоре выбросил Христину из головы, дав, впрочем, понять Анне Спиридоновне, что не будет очень счастлив, если девушка станет у них частой гостьей. Редко встретишь человека, который умеет чувствовать границы и не становиться навязчивым, а в дружбе и любви как на войне – если границы нарушены, вернуть их назад удаётся только с боем.

Потом случились авария и болезнь матери, Христина самоотверженно ухаживала за ними, и двоюродный братец Макс влюбился в неё, но, несмотря на всё это, Руслан не чувствовал к девушке расположения. Совестно было признаться, но его даже раздражало, что она, воспользовавшись бедой, влезла в жизнь Волчеткиных и преданной заботой заслужила право стать частью семьи.

Это были недостойные чувства, и Руслан их стыдился, маскируя внешним дружелюбием.

А теперь Христина привела в дом беду и чужих людей, которые имеют право здесь распоряжаться, потому что Макс якобы убил человека.

«Вот что бывает, когда кто-то не хочет сам руководить своей жизнью, – подумал Руслан., – Он прикидывается слабым и беспомощным, вовлекая в свою орбиту людей, желающих быть сильными и могущественными, и вынуждает делать то, что они никогда не стали бы делать ради самих себя… А тут ещё любовь, будь она неладна, и чувство долга: ах, Христина буквально вытащила брата и тётю Аню с того света!»

И всё же Руслан сильно сомневался, что Макс, даже движимый этими двумя мощными силами, стал бы бить кого-то камнем по голове.

Тут Волчеткин понял, что Костя Долгосабуров что-то говорит ему, и прислушался:

– Следачка такая деликатная, даже странно. Разрешила Анне Спиридоновне выбрать, кого она хочет в понятые, и смотрит аккуратно, по-женски, разгром после себя не оставляет.

– Ну хоть что-то.

Пожав плечами, Руслан вытащил сигарету из взявшейся неизвестно откуда мятой пачки, поискал глазами спички, зажёг газ на плите и прикурил. До него внезапно дошло, что чужие люди не только ходят по его дому, но и бесцеремонно заглядывают в самые укромные уголки. Он задумался, могут ли сыщики найти у него в комнате что-нибудь постыдное. Пожалуй, нет, если только старую заначку презервативов, о которой забыл он сам. Бог в помощь, как говорится.

В три затяжки высадив сигарету и чувствуя, как начинает кружиться голова, Руслан вышел в коридор. Через открытую дверь в комнату Макса он увидел растерянного брата и Христину рядом с ним. Руслан кивнул им обоим, Макс ответил виноватой улыбкой, а Христина смотрела совершенно больными глазами, и этот покорный вид почему-то взбесил Руслана.

«Всё правильно, – желчно подумал он, – устроить людям ужасные проблемы – и явиться к ним же с видом убитой горем овцы: мол, утешайте меня, убеждайте, что я ни в чём не виновата, вы видите, как я страдаю. Я страдаю гораздо больше вас!»

Руслан считал, что разборки с бывшими мужьями и рыцарские турниры за прекрасных дам – это разные вещи, и смешивать их в одну кучу не надо. На турнире женщина ничья, и мужчины честно сражаются за её благосклонность, а случае с бывшим мужем благосклонность уже была оказана, и копья ломать не за что.

Заглянув в комнату матери, он не увидел особенного беспорядка и решил, что полицейские ещё не приступали к ней, но Долгосабуров сказал, что они быстро посмотрели, что им надо, и переместились к Руслану.

Он пошёл к себе, конфузясь от мысли, что незнакомые люди сейчас роются в его вещах.

Вежливо поздоровавшись, Руслан встал на пороге своей комнаты.

Молодая крупная женщина с красивым лицом, слишком мягким для представителя власти, очевидно, была следователем по делу Макса. Её сопровождали двое молодых людей – один быстрый, невысокий и худой, но правильного сложения чернявый парень с круглыми хитрыми глазами, и другой, угловатый и пыльный.

Возле окна стояла пожилая дама в очках с сильно тонированными стёклами: с ней Руслан виделся, когда ночью приезжал в полицию, и знал, что это адвокат Макса. И ещё одна старушка, соседка сверху, с которой Руслан всегда вежливо здоровался, но имени не помнил. Исполняя роль понятой, она внимательно следила за ходом обыска.

Волчеткину показалось, что следовательницу он тоже где-то видел раньше, но никак не мог вспомнить где. Он нахмурился. Может быть, она когда-то была его пациенткой? В коротком взгляде, который женщина бросила на него, Руслану почудилась искра интереса, и чувство, что жизнь уже сталкивала их, окрепло.

Наверное, обыск у аккуратиста Макса доставил полицейским наслаждение – все вещи на своих местах, строго по ранжиру. «У меня не то», – усмехнулся Руслан. В платяном шкафу ещё есть какие-то намёки на порядок, а в книгах и бумагах полный хаос. Спасибо, что человечество изобрело компьютеры, и весь кавардак переместился туда, а что было раньше – страшно вспомнить. Тонны листов А4 и кучи тетрадей не помещались в письменном столе, так что вокруг него на полу вырастали целые сугробы премудрости, в которых нужная бумажка находилась всегда на самом дне.

Следовательница кивнула маленькому оперативнику на платяной шкаф, а сама прошла к книжным полкам. Перелистнув наугад несколько книг, женщина заглянула под кровать, и, выпрямившись, вопросительно взглянула на Руслана. Он кивнул. Тогда она провела ладонями по покрывалу и приподняла подушку, под которой обнаружился пухлый яркий томик. О, чёрт! – поморщился Руслан. Он совсем забыл про эту книгу!

Следовательница взяла томик в руки и посмотрела на Руслана как-то непонятно. То ли с укоризной, то ли с сожалением, и он почувствовал, что смущён.

Странно, что серьёзный человек, доктор наук, проводит вечера за чтением дурацкого фэнтези, притом женского – но что делать, если романы Лизы Шваб действительно нравятся ему!

Заразу эту принёс в дом братец. Сначала Руслан над ним смеялся, а потом неожиданно пристрастился сам, притом что в принципе из художественной литературы читал только классику и переводные детективы. Но в этих книжечках был и хороший язык, и бодрая интрига, и яркие персонажи, и даже юмор – словом, всё то, что позволяет человеку отвлечься от трудов и грустных мыслей.

– Вам нравится подобная литература? – спросила следовательница с жалостью.

– Представьте себе, нравится. О вкусах не спорят, – нагрубил Руслан неожиданно для себя самого.

– Да, конечно, извините. – Женщина улыбнулась. – Василий Петрович, я оформляю протокол, заканчивайте тут. Простите… – Она пристально посмотрела на Руслана.

– Руслан Романович.

– Разрешите воспользоваться вашим письменным столом, Руслан Романович.

Он вежливо помог ей устроиться, а сам вернулся к Максу.

Христина ушла в комнату матери – устранять последствия обыска, а Макс общался с Костей.

– Спасибо, Константин Федорович, – в данный момент говорил он, – но я не хочу никакого именитого адвоката. Они все жулики, на мой взгляд.

– Ну, милый мой, жулики не жулики, а дело своё знают.

– Ирина Эльханановна тоже. Она с самого начала мне помогает, столько времени потратила в качестве дежурного адвоката на меня, что неудобно вспомнить. Я ей доверяю абсолютно и хочу заключить договор как можно скорее.

– Ей же сто лет в обед, – не выдержал Руслан, вклиниваясь в разговор.

– Ну и что? Зато опытная. Я думаю, что завтра, в крайнем случае через несколько дней, всё выяснится, и уголовное дело против меня прекратится, – сказал Макс твёрдо, а Руслан с Долгосабуровым переглянулись, – поэтому маститые адвокаты за огромные деньги мне совершенно не нужны, а с Ириной Эльханановной я бы очень хотел адекватно расплатиться.

– Почему ты так уверен, что всё выяснится, да ещё прямо завтра?

– Знаю, и всё. Я его не убивал, это же очевидно.

Долгосабуров тяжело вздохнул и с жалостью похлопал Макса по плечу:

– Само ничего не выяснится, это я могу тебе сказать точно. Твою невиновность никто за тебя доказывать не станет.

– И всё же, – сказал Макс твёрдо, – я надеюсь, что скоро это закончится.

* * *

Дома с Христиной никто не разговаривал. Она никогда не водила особенной дружбы ни с кем из обитателей квартиры. Молодая семья жила замкнуто, а одинокая соседка становилась приторно-дружелюбной только в те дни, когда Христина ходила для неё за продуктами. Но режим спокойной вежливости соблюдался всегда, и Христина не предполагала, что всё может измениться так радикально.

Молодая соседка резала овощи в кухне, но при виде Христины, вошедшей поставить чайник, резко бросила своё занятие и вышла, картинно отвернувшись. «Серёжа, я потом доделаю, когда ЭТА уйдёт», – крикнула она в коридоре, так чтобы Христина точно услышала.

И девушка вернулась к себе, освобождая кухню для добродетельных женщин. Всё равно не хотелось ни пить, ни есть.

В комнате после ночного обыска стоял погром, одежда и книги лежали вперемешку на полу. Вчерашний следователь был не таким аккуратным, как сегодняшняя Елизавета Алексеевна.

Христина поставила книги на полку, а вещи собрала в кучу и бросила на стул. Наводить порядок не было сил.

Какой длинный день, подумала она, опускаясь на диван. Кажется, прошёл год – а ведь бывший муж, живой и здоровый, сидел здесь чуть больше суток назад.

Анна Спиридоновна предлагала ей остаться у себя, но Христина инстинктивно чувствовала, что это будет неправильно, поэтому, наведя порядок после обыска в квартире Волчеткиных, поехала домой, хотя больше всего на свете ей хотелось остаться рядом с Мамсиком.

Но кроме соображений деликатности, она боялась посмотреть в глаза Максу. Что он сделает, оставшись с ней наедине? Отвернётся с презрением? Скажет: ваша любовь мне слишком дорого обходится, я не готов платить такую цену?

Воспользовавшись тем, что Макс уединился со своим адвокатом, Христина быстро простилась и поехала домой.

Официальные показания с Христины снял дежурный следователь, но Елизавета Алексеевна сказала ей быть всегда на связи и дала свой телефон на случай, если она сама захочет что-нибудь сообщить. Девушка так и не поняла, кто она в данном случае такая, свидетельница или соучастница, но собственный статус в глазах закона интересовал её мало. Она бы призналась в убийстве мужа, но имела твёрдое алиби: после ухода Макса соседи высыпали в коридор обсудить устроенный ею «дебош» и видели, что она квартиру не покидала.

«Нужно лечь в постель, – подумала Христина, – накрыться с головой и думать, что завтра всё это окажется сном. Поверить в это, конечно, не получится, но заснуть поможет».

Вместо этого девушка встала и зашагала по комнате. Слишком много всего произошло, чтобы можно было лечь и успокоиться просто так. Христина решила сходить за сигаретами и выпить чаю в каком-нибудь кафе, раз уж в собственной квартире сделать это не удастся. Одевшись, она хотела открыть дверь, но вдруг услышала в коридоре голоса и помедлила.

– Надо что-то делать! – говорила молодуха визгливо. – Что это, навела полный дом мужиков, они тут убивают друг друга почём зря, а мы терпи?

– Друг друга-то ладно, а как за нас примутся?

– Я завтра к участковому схожу, – включился в беседу бас соседкиного мужа, – у нас же ребёнок! Нельзя допустить, чтобы он рос в подобной обстановке.

– Долго она держалась, а теперь, чувствую, вразнос пойдёт! Я предупреждала, что в тихом омуте черти водятся, – гордо сказала старушка.

– Да там полная башка тараканов! – фыркнула молодуха, и Христине показалось, будто соседи специально встали под её дверью, чтобы она не упустила ни слова из диалога.

– В общем, надо всё проверить. Как она коммуналку платит и всё остальное.

Христина замерла. Странное дело, но она боялась выйти, чтобы не показать соседям, что слышала разговор, и не поставить их в неловкое положение, хотя сами соседи переживали об этом меньше всего.

Высказав ещё несколько нелестных предположений относительно её морального облика, соседи разошлись, и Христина быстро проскользнула на улицу.

Она ведь только хотела защитить свои границы! Только и всего! Почему соседи на неё так ополчились? Бабка, возможно, нагоняет волну праведного гнева, чтобы никто не вспомнил о её собственном промахе. В конце концов, если бы она не запустила мужа в дом, ничего бы не случилось. Нападение – лучшая защита, тут понятно, а молодуха-то что?

Христина вышла на проспект. Ах, почему Макс вчера не пошёл этой прямой дорогой? Зачем она вообще показывала ему короткий путь через гаражи? Страшно становится, как подумаешь, от каких мелочей порой зависит человеческая судьба…

Очень холодный тихий день сменился ветреным вечером, и по его влажным порывам, бьющим в лицо, чувствовалось, что меняется не только погода, но и время года.

Там, где доставал свет фонарей, иней на домах и деревьях красиво посверкивал, но выше всё тонуло в чёрном небе.

Киоск давно закрылся, и Христина передумала курить. Подняв воротник пальто, она быстро пошла в кафе. Это место с полутёмным залом и тяжёлой мебелью тёмного дерева было для неё дороговато, но идти туда, где они вчера сидели с Максом, было слишком тяжело.

Выбрав самый дальний столик, Христина заказала чай с булочкой и, поколебавшись, достала из сумки айпад, переполненный непрочитанными сообщениями.

Было немного странно держать его в руках теперь, когда жизнь круто повернула непонятно куда, и неизвестно, что будет дальше.

Можно ли теперь общаться в Сети, как прежде? Правильно ли это? Но тут Христина увидела непрочитанное сообщение от Мамсика и приободрилась. Раз Анна Спиридоновна находит время для переписки, значит, можно и ей.

Кроме того, у неё есть обязанности администратора группы, которыми нельзя пренебрегать. Люди хотят общаться в группе, хотят новостей и чатов, и они имеют право это получить независимо от личных обстоятельств админа.

Она же пойдёт завтра на работу, несмотря ни на что, и в больницу дежурить тоже пойдёт, так почему можно бросить группу? Если уж на то пошло, её деятельность в Интернете гораздо важнее для людей, чем основная работа!

Мамсик написала очень тёплое сообщение, чтобы Христина ложилась спать и ни о чём не думала. А главное, ни в коем случае не казнила себя.

Христина надеялась, что Макс как-то даст о себе знать, несмотря на то что у него изъяли телефон, айпад и ноутбук, хотя бы передаст привет через Анну Спиридоновну, но, видимо, он решил вычеркнуть девушку из своей жизни.

Весь день он был к ней холоден и сдержан, а когда она набралась смелости спросить: «Вы на меня сердитесь?», посмотрел как-то дико и ничего не ответил.

Вероятно, ей самой следовало понять, что она стала противна и омерзительна, прежде чем её ткнут носом в этот факт.

А вдруг Мамсик пишет ей только из деликатности, из чувства долга, а в душе тоже презирает ее?

От этой мысли заломило голову, и Христина прижала пальцы к вискам. Что ж, все покидают её рано или поздно, потому что для настоящей жизни она не годится. Может только в Сети изображать нормального человека, счастливого и беззаботного…

Отпив из приземистой белой чашки довольно дрянного чаю, Христина посмотрела диалог с Людмилой Ивановной. Та несколько раз написала в течение дня, и тон её сообщений становился всё тревожнее. «Всё норм, весь день в офлайне» – набрала Христина, и почти сразу пришло: «Ну слав бо! А я уж не знала, что и думать!» От искреннего беспокойства Людмилы Ивановны на душе немного потеплело. Подруга оказалась расположена поболтать, спросила, как решилось дело с мужем, и Христина ответила, что, мол, спасибо за беспокойство, всё закончилось.

Хотелось рассказать Людмиле Ивановне всё как есть, чтобы получить независимое суждение о том, как она, Христина, выглядит в этой истории, насколько велика её вина. Если с холодностью Макса она внутренне соглашалась, то реакция соседей всё же казалась избыточной, и на сердце стало бы немного спокойнее, если бы Людмила Ивановна это подтвердила.

Но тут она подумала, что в полиции могут совершенно спокойно получить доступ ко всем её аккаунтам и прочесть любую переписку, так что как бы не повредить случайно Максу каким-нибудь неосторожным словом! Допустим, можно написать и сразу удалить, но где гарантия, что то же самое сделает Людмила Ивановна? Да и восстановить сообщения, наверное, нетрудно. Лучше держать язык за зубами – эта тактика ещё никому вреда не принесла.

Людмила оказалась дамой любопытной, выспрашивала подробности, и, кажется, обиделась, что Христина не хочет с ней делиться. Хотя, прощаясь, она выпустила целый залп сердечек, девушка поняла, что подруга досадует на её скрытность.

* * *

Убив вечер на безуспешные попытки оживить текст, Лиза с треском захлопнула крышку ноутбука, позвонила Юлии Викторовне и назначила встречу почти таким же официальным тоном, как она говорила с подследственными и свидетелями.

Следующий день была суббота, они договорились на три часа дня, и всё утро Лиза прокручивала в голове план разговора, клянясь себе, что не позволит Юлии Викторовне сбить её с намеченного курса.

Удивительное дело, Лиза имела репутацию, да и ощущала себя грамотным специалистом, вполне владеющим техникой допроса, но в обычной жизни все её навыки будто испарялись, и она редко когда могла постоять за себя.

Попади Юлия к ней в качестве обвиняемой, Лиза выжала бы её, как лимон, а так… Эх! Остаётся утешаться, что она, как самбист или боксёр высокого класса, никогда не применяет свои навыки вне ринга из соображений гуманности.

К назначенному часу Лиза приехала в книжный магазин и, встав на эскалатор, вдруг подумала, какие странные узоры рисует иногда судьба. Тот парень, на которого она загляделась при прошлом визите сюда, оказался братом подследственного, да ещё и читателем её книг!

Обнаружить поклонника своего творчества оказалось приятным даже при столь странных обстоятельствах. Лиза невольно улыбнулась и снова подумала: а стоит ли ломать копья с редактором?

«Именно теперь и стоит! – ясно поняла она. – Когда я знаю, кто меня читает! Так пусть читает именно меня, а не Юлию!»

Одним из достоинств редактора была её пунктуальность, Юлия Викторовна никогда не опаздывала и никогда ничего не забывала.

Лиза пришла чуть раньше, но, поискав глазами, заметила изящную фигурку возле стеллажа с биографической литературой.

Женщины сели за столик, и Лиза с некоторым усилием убедила Юлию, что раз она пригласила, то и заплатить должна сама.

Пригубив свой латте, Юлия отставила чашку и с доброжелательным вниманием посмотрела собеседнице в глаза. Как ни хорошо Лиза сама владела этим приёмом, всё же показное участие редактора несколько обескуражило её.

Заметив её нерешительность, Юлия Викторовна пришла на помощь:

– Вы закончили читать мою правку? Готовы обсудить?

Лиза покачала головой:

– Юлия Викторовна, прежде чем мы перейдём к частностям, нужно решить один принципиальный вопрос, – выдала она давно заготовленную фразу.

– Да, слушаю вас.

– Я вам благодарна за всё, что вы сделали для меня, и очень хочу, чтобы наше сотрудничество продолжалось, но для этого нам с вами нужно будет поменять формат отношений.

– Простите?

– Юлия Викторовна, сейчас мы общаемся в формате «учитель – ученик». Это казалось вполне уместно, пока я была неопытным автором, вы были для меня прекрасной наставницей, но сейчас я уже готовый писатель – плохой ли, хороший ли, это решать не мне – но готовый. Время моей учёбы закончилось.