Текст книги "Первая любовь"

Мария Зайцева
Первая любовь

1

Кристина бежала в общежитие после смены в кафешке, не обращая внимания на снег, по-мартовски холодный и липучий.

Он забивался за шиворот, лез в глаза, ослепляя. Ветер пронизывал до костей, куртка совершенно не спасала.

Девушка вся продрогла, зуб на зуб не попадал, губы посинели.

Чертов март! Чертова работа! Опять задержаться пришлось!

Чертов вечер встречи выпускников в колледже!

Из-за этого она должна нестись в общагу, как испуганный кролик, преодолевая препятствия из сугробов, луж и льда!

Кристина даже умудрилась упасть пару раз, хорошо, что не в лужу, хоть в этом везло.

Хотя… Какое может быть везение, когда тебя задерживают на работе именно в тот день, когда тебе позарез необходимо быть у себя в комнате пораньше?

Желательно в шесть.

Максимум в семь.

Но уж никак не в десятом часу!

В этот гребанный день даже в семь можно было нарваться, а уж в это время, когда комендант предусмотрительно сваливал, оставляя общагу на разгром выпускников, без приключений пробраться в свою комнату было нереально.

Выпускники отделения физической культуры собирались раз в год, в конце марта, и гудели всю ночь, ставя общагу на уши.

На это время девчоночье отделение на третьем этаже запиралось на замок. И не отпиралось ни при каких условиях.

На третьем этаже жили филологи.

Они были старше всех в общаге, потому что поступали после одиннадцатого класса, а не как отделение начальных классов и физкультурное, после девятого, и были на редкость продуманными.

В первый же дикий вечер встречи выпускников, вдоволь наслушавшись воплей, разнузданных песен, веселых визгов не особо сопротивлявшихся девочек с физкультурного и начальных классов, и настойчивых стуков в двери своих комнат, филологи повесили на свою часть этажа нехилый замок, и с тех пор спали относительно спокойно.

Пару раз только к ним пытались влезть со второго этажа особо любвеобильные ребята, но попытки проваливались.

На втором этаже в отделении девчонок замка не было. Там были в основном не против компании.

Те, кто были против, убегали на эту ночь к филологам.

Но сделать это надо было до восьми часов, пока прибывшие в гости веселые бывшие студенты, среди которых, между прочим, и директора фирм водились, и бывшие зеки, и мастера спорта, и бандиты всех мастей, и даже учителя физкультуры встречались, не закончат учить нынешних студентов правильному пониманию жизни, и не займутся поиском приключений.

Кристина, несмотря на то, что училась на филологическом, жила на втором этаже, потому что койку в общаге она получила позже всех, и на третьем мест уже не было.

Ко второму курсу колледжа она уже прочувствовала атмосферу бесконечного веселья второго этажа общаги, а вечер встреч в прошлом году вообще оставил неизгладимые, незаживающие воспоминания, поэтому в этот раз она твердо намеревалась пересидеть у однокурсниц на третьем.

Жаль, что хозяину забегаловки, где она подрабатывала по вечерам после колледжа, Ашоту, было глубоко фиолетово на планы официантки. Работы в пятницу было завались, даже днем, пришлось задержаться.

Кристина, проклиная все на свете, бежала по грязным улицам так называемой автомобильной столицы страны, щурясь от липучего снега, поскальзываясь на ледяных лужах, и не успевала, катастрофически не успевала!

Общага встретила вонью курева и перегара. Уже, значит, на всю катушку веселье.

Тетя Галя, обычно монументом почившему социализму сидящая на вахте, само собой, отсутствовала. Что она, дура что ли?

Естественно, коменданта сегодня тоже можно было не искать.

Учась на первом курсе, наивная тогда еще Кристина, в ужасе прислушиваясь к разгульным веселым голосам, раздающимся в коридоре общаги, спросила у своей соседки, веселой девахи с физкультурного, подкрашивающейся у зеркала, перед тем, как пойти в гости в другую комнату:

– А как же правила общаги? И вообще… Посторонние взрослые мужики…

– Ты дура что ли? – соседка взяла иголочку и принялась разделять слипшиеся от туши ресницы, превращая их в мохнатые паучьи лапки, – кто сюда полезет? Ты хоть знаешь, кто эту шарагу заканчивал? В прошлом году здесь Вася Питерский был. Ни одного мента за километр не возникло. Кроме тех, что сами здесь отвисали с ним вместе.

– Но как же так? А если? – Кристина поежилась, опасливо глядя на довольно хлипкую дверь комнаты.

– Не, они не ломятся. Стучатся. Все-таки понятия есть. – Успокоила ее соседка, – Ты, главное, дверь запри, и не открывай никому до утра. Даже мне, – подмигнула она, брызнулась ядовитыми Руби Роуз, и умотала.

Кристина закрыла дверь, подперла ее тумбочкой и всю ночь тряслась от страха.

В этом году она заранее договорилась с однокурсницей, даже перетащила в ее комнату матрас. Но судьба в виде пузатого азербайджанца Ашота обломала ее намерения.

Кристина тихонько поднималась по лестнице, стараясь издавать как можно меньше шума, и вообще слиться со стеной. Пока что ей это вполне удавалось: маленькая, хрупкая, она выглядела скорее школьницей, чем студенткой. К тому же серая куртка, вся в потеках мартовской грязи и разваленные старые мамины сапоги не добавляли шарма.

Еще один пролет, затем короткими перебежками до своей комнаты.

О том, чтоб подняться на третий, даже речи не шло, ей в такое время никто уже не откроет.

Хоть волком вой под дверью.

Кристина почти дошла.

Она уже видела цель, и поэтому потеряла осторожность.

Ее перехватили буквально на последнем переходе.

Дверь в соседней комнате резко открылась, отлетев в стену с грохотом, одуряюще мерзко потянуло дешевым алкоголем и куревом, а троица парней, вывалившаяся в коридор, как по команде, замолчала, уставившись на маленькую серую фигурку, сжавшуюся в страхе.

– Это че за мышь? – веселый разгульный голос одного из парней не оставил шанса, что ее не заметили. – А ну иди сюда!

Кристина выдохнула, выпрямилась. Как бы там дальше ни было, надо вести себя достойно. Папа ей всегда это говорил. К тому же оставался небольшой шанс, что отболтается все-таки.

Она маленькая, незаметная, зачем она им? Что с нее взять? Поглумятся и пойдут дальше.

– Ну, че встала, Мышь? – парень двинулся к ней, покачиваясь. Остальные пошли следом.

Так. Держать лицо. Смотреть прямо. Не бояться!

Папа говорил, что всегда надо смотреть в лицо опасности. И не показывать страха. Потому что хищники чуют ужас жертвы.

Кристина усилием воли заставила себя не отшатываться к стене, стоять прямо, смотреть в глаза подошедшего парня.

Синие. Холодные до жути. Завораживающие до ужаса.

Где-то в отдаленном уголке мозга, не скованного страхом, мелькнула картинка удава Каа и бандерлогов. Кристина никогда не понимала эту сцену.

Теперь поняла. Прочувствовала на себе.

Парень тоже смотрел на нее, не отрываясь.

Ехидная усмешка, с которой он подходил к ней, сползла с лица, синие невозможные глаза жадно до неприличия оглядели тонкую фигурку, закутанную в огромную грязную куртку, тонкие, синие от холода пальчики, вцепившиеся в сумку, выставленную перед собой в нелепом защитном жесте, бледные искусанные губы, сжатые крепко, упрямо вскинувшийся подбородок.

– Ты кто? – почему-то тихо, без прежней пьяной бравады спросил он.

Он спрашивает? Он спросил что-то?

Кристина усилием воли заставила себя очнуться от гипноза.

Надо отвечать что-то.

Не надо стоять, трясясь как овца.

Надо поддерживать разговор. Спокойно. Спокойно.

Тогда, может быть, отпустят.

– Кристина, – она разлепила пересохшие губы, быстро облизнула, и опять замерла в ужасе, потому что гипнотически страшный синий взгляд уперся в ее полуоткрытый рот и выше не поднимался.

– Митяй, ты че? – один из приятелей парня хлопнул его по плечу, – пошли уже, в двести пятой девки ждут.

– Ты замерзла? – Митяй, казалось, вообще не услышал слов своего собутыльника, – пойдем посидим с нами, согреешься.

Он протянул ладонь, накрыл ею разом обе ее холодные руки, так и застывшие на сумке.

Кристина еле сдержала внезапный стон, до того горячие были у него пальцы.

Она словно в кипяток руки опустила.

Девушка перевела дыхание, помотала головой, отказываясь, отступая назад.

Но Митяй не убрал ладонь, наоборот, притянул Кристину ближе к себе, второй рукой прихватывая ее за локоть:

– Да ладно тебе, ты чего, боишься? Пошли, посидишь просто. Не хочешь выпить, просто чаю попьешь горячего. Губы вон синие совсем.

– Митяй, ты чего танцуешь тут перед ней? – рассмеялся его приятель, переглянувшись с другом, – ну ее, не видишь что ли, детсад. Пошли, там клевые девки.

– На хуй пошел, – не оборачиваясь, не разрывая зрительного контакта с девушкой, бросил Митяй.

Парень только скривился, махнул рукой, и, прихватив приятеля, свалил в сторону двести пятой, откуда как раз раздался взрыв смеха.

Кристина даже не заметила, что парни ушли, потому что Митяй взгляда от нее не отрывал и из рук не выпускал.

Наоборот, подошел еще ближе, прижав ее к стене коридора практически.

Девушке было невыносимо жарко, ноги отказывались держать, и хорошо, что сзади была прохладная стенка, хоть какое-то отрезвление от морока, так неожиданно нахлынувшего на нее.

Она понимала, что вырываться бесполезно, парень держал не больно, но крепко и совершенно не напрягаясь.

Высокий, широкоплечий, он нависал над хрупкой девушкой массивной глыбой, пристально вглядываясь в ее лицо. Такое поведение должно было напугать до чертиков, но почему-то не пугало.

Только жарче становилось, только труднее дышалось, только ярче пылали щеки.

– Ты в какой комнате живешь? – все так же тихо спросил он.

– В двухсотой, – слова вырвались сами, прежде чем Кристина успела подумать, что не стоило бы говорить, ох не стоило!

– Давай провожу, чтоб не пристал никто, – Митяй чуть отстранился, потянул ее за собой.

Кристина не успела отказаться, он уже шел по коридору, держа ее маленькую ладошку в своей горяченной, как печка, руке.

У двери в комнату Митяй остановился, опять притянул девушку поближе к себе, заглянул в испуганные распахнутые широко глаза:

– На чай пригласишь?

Кристина, даже если бы и хотела отказать, явно не могла, поэтому только кивнула утвердительно.

В комнате было темно, и слышался подозрительный скрип и стоны.

Кристина в смущении отвернулась, когда загорелся свет, Митяй ухмыльнулся, а соседка девушки с парнем подскочили на кровати.

– Ты че тут делаешь? – завопила соседка, – ты же на третьем сегодня?

– Митяй, ты что ли? – рассмеялся ее парень, – давай к нам, Катька не против!

Кристина прижала ладошки к горящим от стыда щекам и вылетела из комнаты.

За спиной она слышала смех и веселую ругань Митяя.

Она в изнеможении привалилась к стене.

Вот что теперь делать? В коридоре ночевать что ли? Никак не желающая уходить из головы картинка только что увиденного окрашивала щеки в ярко красный цвет.

Что там сказал это парень Митяю?

Присоединяйся? Катька не против?

Ужас какой!

Она помотала головой, словно стараясь вытрясти мерзкую картинку и грязные предложения кавалера Кати.

Пришла в себя она только когда почувствовала тяжелую ладонь на плече. Подняла глаза и опять потеряла возможность соображать и говорить, утонув в синих обволакивающих глазах.

– Пойдем, – кивнул он ей, – сегодня ты явно сюда не попадешь.

Кристина тоскливо кивнула, внезапно почувствовав дикую усталость.

Она с утра была на ногах, сначала отучившись три пары, а потом отбегав между столиками в шашлычке с подносом.

Ступни гудели, пальцы в промокших насквозь сапогах просто отваливались, невозможно хотелось сесть куда-нибудь в уголок и умереть.

Митяй целеустремленно тащил ее по коридору, сил сопротивляться ему не было совершенно.

Вот и комната двести пять. Музыка из магнитофона на подоконнике, что-то блатное, Круг, кажется, клубы дыма, вонь дешевого спиртного, громкий развязный смех.

– О, Митяй! Припер-таки Дюймовочку! Давай сюда!

Митяй ободряюще сжал ее за вздрогнувшие плечи, обвел всех тяжелым взглядом:

– Нехер болтать. – протолкнул Кристину в угол комнаты, к диванчику, где им резво освободили места с краю. – Раздевайся.

Кристина, выдохнув, нерешительно потянула куртку с плеч, сняла шапку. Пушистая толстая коса, ее единственное богатство, развернулась змеей до ягодиц, кудрявые светлые волосы, не слежавшиеся даже под плотной шапкой, завились еще больше на висках от влажности, придавая всему облику девушки воздушность, потустороннюю загадочность и хрупкость.

Кристина испуганно оглянулась на Митяя в внезапно обушившемся на комнату оторопелом молчании, опять, в который раз, застыла, словно в гипнозе.

Митяй глядел на нее жадно и восхищенно, словно не видел до этого, словно увидел… Кристина не могла даже сформулировать, кого. Привидение что ли?

Он протянул к ней руку, словно в трансе, провел пальцами по волосам, дотронулся до скулы, чуть коснулся нижней губы, вздрогнул.

Кристина не замечала всеобщей оторопи, слишком увлеченная тем, что происходит между ней и Митяем.

Не понимая, что же происходит. Почему он так смотрит на нее, почему так прикасается.

Почему вообще так себя ведет.

Его легкие прикосновения к лицу казались слишком интимными, обжигали, заставляли дрожать и покрываться мурашками.

Его жадный откровенный взгляд пугал, сердце выпрыгивало к горлу.

Митяй, наконец, заметил раздевающие взгляды парней, устремленные на Кристину, нахмурился.

И, как по команде, все загомонили, задвигались.

Кристине показалось, что звуковая волна, как море, нахлынула на нее. Только что ничего не было, как вдруг все разом возникшие из тишины звуки поглотили их интимное молчание, жаркое переглядывание.

Митяй потянул ее рядом с собой, прижал горячим, как печка, телом к подлокотнику дивана, обнял тяжеленной рукой за плечи, сунул в замерзшие пальцы исходящую паром кружку с чем-то алкогольным.

Кристина отпила, дыхание перехватило от крепости, а затем внезапно стало легко, тепло и хорошо. Уютно и безопасно.

“Все-таки спиртное раскрепощает”, – вяло подумала девушка, откидываясь в объятия случайного знакомого, уже без страха, отдавшись на волю судьбы.

Она пыталась слушать о чем говорят приятели Митяя, смеются малознакомые девушки, с которыми она только переглядывалась до этого в коридоре общаги.

И понимала, что ей наплевать, категорически наплевать на все происходящее.

По мере опустошения кружки значение приобретали только наливающаяся горячей тяжестью рука парня на ее хрупком плече, его неровное хриплое дыхание, которое она прекрасно слышала, прислоняясь к широченной груди, его жадный жаркий взгляд, постоянно скользящий, исследующий ее губы, глаза, пушистые волосы, ложбинку груди в скромном вырезе кофточки.

2

Митяй со страхом думал, что было бы, если б он не пошел на вечер встречи выпускников в общагу.

Ведь не хотел.

Он ходил как-то, пару лет назад, когда еще были ярки воспоминания, и работали любимые учителя.

Теперь там мало кто остался, кризис крепко ударил по всем, по учителям в особенности.

В общаге сидеть тоже не очень хотелось.

Чего он там не видел? Свежее мясо?

Да ну нахер.

Еще болячку подцепишь какую-нибудь, девки там всегда были на редкость распутные. Кое-кто даже промышлял по – серьезному.

Но Валек бубнил, бубнил, бубнил, действовал на нервы с похмелья, и Митяй вяло согласился, решив свалить, как только приятели найдут себе девок на ночь.

И не нажираться. А то ведь и сорваться можно, загулять на пару суток.

В понедельник ему надо было на работу, Михалыч не любил, когда опаздывали и приходили с помятыми похмельными физиономиями.

Митяй, как одно из доверенных лиц, должен был показывать пример. Об этом ему неоднократно в особо матерной форме указывалось.

Матом Михалыч разговаривал только с доверенными лицами. Ну еще с некоторыми партнерами по автомобильному бизнесу, которые другого языка не понимали. Так что очередной вынос мозга словами, где приличными были только предлоги, можно было воспринимать, как проявление уважения.

С теми, кого не уважал, Михалыч разговаривал вежливо и тихо.

И потом так же тихо закапывал.

Начало вечера полностью соответствовало ожиданиям Митяя.

Водка была хуевая, пиво теплым, девки стремными.

Он все-таки слегка накидался, мутно разглядывая присосавшуюся к нему телку, решая, надо ему это или ну его нахер.

По всему выходило, что ну его нахер.

Хотелось еще накатить, но тогда могло потянуть почесать кулаки.

Митяй знал за собой эту особенность, и, как серебряный призер страны по дзюдо, справедливо опасался последствий.

Пару раз влетал уже так, по молодости и по пьяни. Михалыч отмазывал.

Митяй переживал, понимая, что должок за ним, а быть должным такому человеку, как Михалыч, было стремно. Поэтому наращивать проценты не стремился.

Нажираться было нежелательно, баб нормальных не наблюдалось, поэтому хотелось сорвать на ком-нибудь злость.

Парни, чувствуя такое настроение Митяя, особо не старались не отсвечивать, подливая пивасика и отвлекая изо всех сил.

Тут всех позвали в другую комнату, где ожидались бабы на порядок лучше.

Митяй вывалился в коридор, зло огляделся и нашел жертву.

Серая мышь, жалась к стене, думала убежать.

А вот хрен тебе!

От Митяя не сбежишь.

Мышь застыла в ужасе, услышав грубый оклик, пацаны двинулись следом, предвкушая развлекуху.

Митяй, на самом деле, ничего такого не планировал, просто пугнуть немного, и поржать, когда будет пятки сверкающие наблюдать.

Серая мышь замерла, пытаясь слиться со стеной, выставив вперед какую-то уебищную котомку, словно отбиваться ею собралась.

Митяй подошел ближе, и мышь подняла на него глаза.

Митяй забыл как дышать.

Огромные, темные, ведьмовские глазищи на худеньком измученном личике, были персональным порталом в другую вселенную.

Завораживали, окутывали, заманивали золотистыми искорками у зрачка, так похожими на болотные огни, за которыми идешь, словно в дурмане, и приходишь в себя, только уже когда безнадежно затянуло в трясину.

Митяй судорожно оглядывал ее фигуру, с трудом угадываемую под огромной курткой, ее тонкие пальчики с синими от холода лунками ногтей.

Девчонка прерывисто вздохнула, облизнула губы, и Митяй потерял опору под ногами. Его прямо-таки ощутимо тряхнуло, а что-то, похожее на сердце, в груди сладко и тонко заныло, не давая дышать нормально.

И соображать нормально.

Он чего-то говорил ей, чего-то спрашивал. Мозг в этом процессе точно не участвовал.

Потом ухватил за руки, не в силах сдержаться, и улетел окончательно.

Пацаны за спиной заволновались, попытались отвлечь, были посланы нахуй, и понятливо свалили, посмеиваясь.

А Митяй понимал, что не может ее отпустить, и что делать дальше, тоже не понимал.

Все мысли, весь немалый опыт в общении с бабами, все улетело куда-то в трубу, со свистом улетело.

Каким-то чудом осознал, что девчонка боится.

Кристина. Ее Кристина зовут.

Боится.

Конечно, бля, боится!

Сегодня здесь рекордное количество дегенератов!

Надо проводить.

Хотя бы проводить.

Чтоб не тронули.

Он шел по коридору, крепко сжимая тоненькую ладошку девочки, опасаясь, что раздавит в своей ручище и в то же время боясь ослабить хватку.

Вдруг упустит ее? Вдруг она исчезнет?

Возле комнаты пробормотал что-то про чай, не надеясь, не рассчитывая даже, и ошалел от счастья, когда кивнула головой, не отрывая от него этих своих черных омутных глаз.

Комната оказалась занята, Митяй что-то даже пошутить сумел, прежде чем утащить Кристину в другое место.

Она не сопротивлялась, вообще была на редкость послушная, спокойная.

Митяй, отгоняя от себя преждевременные сладкие мыслишки о том, насколько ее послушания и спокойствия хватит, и как далеко он сможет зайти, помог снять куртку, и в который раз уже охренел, когда девчонка стащила с головы так уродующую ее, оказывается, шапку.

Светлые золотистые волосы, в дымном чаде комнаты светившиеся нимбом, еще больше подчеркивали ведьмовскую черноту огромных глаз, с мерцающими крапинками на дне.

Под курткой обнаружилась стройная ладная длинноногая фигурка, на которую тут же пустили слюни пацаны.

Но Митяй, само собой, разгуляться чужой фантазии не дал, утаскивая девчонку на диван, сжимая в лапах, утверждая за собой право собственности. Право, которое, само собой, никто не оспаривал.

Не было здесь бойцов и авторитетов, равных ему.

Обнимать ее, держать ее, вдыхать ее аромат было до охренения приятно, Митяй совсем поплыл и не собирался выныривать.

Кристина, чуть выпив, ощутимо расслабилась, даже улыбаться начала ему, что-то говорить тихо на ухо, маняще прижимаясь к его груди.

Он не слышал, просто захлебываясь в новых для себя кайфовых ощущениях.

Тонкое тело, все более отзывчивое к его вроде как невинным поглаживаниям, нежные губки, по которым он уже успел пару раз провести большим пальцем, типа стирая какие-то капельки спиртного, огромные доверчивые, невозможно манящие глаза, светлые пушистые кудряшки, возбуждающе щекочущие ему скулы, когда он наклонялся, как будто бы за очередной кружкой пива – все это невыносимо заводило, заставляя сдерживаться практически на физическом уровне, чтоб не сжать сильнее, не попробовать на вкус, не вцепиться в толстую косу, оттягивая назад, давая зубам доступ к нежной тонкой шейке.

Рано, это пока рано.

Но, сука, как хочется!

Митяю никогда еще так не хотелось бабу.

Чтоб до дрожи.

До боли.

Чтоб даже ожидание – невероятный, острейший, как первое ширево после ломки, кайф.

Девчонка ничего не понимает.

Не соображает совершенно, что с ним делает, когда тянется к нему, чтоб что-то сказать своим тихим медовым голоском, когда смотрит на него так доверчиво, так нежно.

Она совсем еще маленькая. Совсем еще девочка.

И это не тормозит.

Нихрена не тормозит!

Наоборот даже, со скоростью экспресса сносит крышу, заставляя силой душить в себе однозначно офигенные горячие картинки, что возникают в мозгу непрерывной волной.

Митяй опасался, что не выдержит, захлебнется, перестанет различать, где его фантазии, а где реальность.

Вот он один с ней в комнате уже, это фантазия или уже реальность?

Вот он целует ее, так долго, так сладко, что внутри все ноет и сворачивается в спираль, это что? На самом деле происходит или только в мечтах?

Вот она стонет, стонет еще нежнее, еще чувственнее, чем ему воображалось, и кожа у нее такая гладкая, такая отзывчивая, так легко на ней остаются следы от его пальцев…

СТОП!

Это, бля, реальность! Реальность!

Они одни в комнате, девочка в его лапах, стояк у него в штанах.

И кавардак в голове!

Митяй притормозил, жадно разглядывая так легко доставшееся ему чудо.

Нежная, неопытная совсем.

Может, и пила-то в первый раз, мышка библиотечная.

И хочет его.

Видно, что хочет, а не просто позволяет себя лапать.

Стонет так, что крышу нахрен сносит!

И все можно, ему вообще все можно!

И он последней тварью будет, если сделает то, чего так хочет. Воспользуется ситуацией.

Потому что с ней нельзя, как с последней шмарой, после двух часов знакомства.

Потому для нее это в первый раз.

Не такой должен быть первый раз у такой девочки.

У такого ангела.

У такой ведьмочки с бездонными омутными глазищами.

Митяй, пересиливая дикое возбуждение, осторожно обнял ее, уложил пушистую голову себе на плечо, поцеловал в висок.

Девочка застонала чуть возмущенно, явно желая продолжения, но затем затихла, уткнувшись ему в грудь, и счастливо засопела.

Невероятно трогательная и красивая в своей невинности.

Митяй полюбовался на нее, погладил, поцеловал в беспомощно раскрытые губки, последним усилием воли отрываясь, показывая взбесившемуся организму, кто здесь, блядь, хозяин.

Выбрался с узкой общажной койки и, предварительно закрыв за собой дверь, умотал в сторону туалета.

Кто хозяин, он организму, само собой, показал, но вот с болезненным стояком, буквально разрывавшим джинсы, надо было что-то решать в срочном порядке.