Текст книги "Чертовка для безопасника"

Глава 5

– Карта? Наличные? – спрашивает сонная женщина на кассе.

Сонная. Но поднимает на меня взгляд, и мне кажется, что она меня узнала и сейчас позвонит тем людям, чтобы сообщить о моём месте расположения.

Я скоро сойду с ума!

Отдаю наличные, укладываю хлеб и молоко в пакет, выхожу на улицу и пару минут просто дышу, успокаивая сердце.

Нужно прийти в себя.

Воздух тут морозный, он проникает в легкие царапуче и больно. Но это хорошо. Ощущение боли – бесценно. Оно означает, что я живая. Пока живая.

Накидываю на голову капюшон своей чёрной толстовки. Никогда раньше так не одевалась. Спортивный костюм и кроссовки. Это не мой стиль, неудобно, хотя предполагается, что удобнее такой одежды – только голой ходить. И, кстати, я чувствую себя голой. Не поддерживает стать юбка с высокой талией, не обтягивает бёдра. Не моё. Одежда, город, ситуация.

Как я вообще попала так?

– Как ты попала вниз? – папа говорил отстраненно, холодно даже, и, не знай я его, подумала бы, что плевать на мою ситуацию и на меня тоже.

– Папа, я пошла на концерт! – поддаваясь его спокойному тону, тоже старалась говорить кратко, сдержанно. Имена, даты, ситуация в целом. Четко и без ненужных нервов. Папа этого не любил.

– Концерт удался.

Почему же так холодно, черт? Я спортсменка в таком наряде? Тогда надо бежать. Но я иду. Боюсь привлечь внимание.

Быстрым шагом топаю в направлении своего временного жилья.

По сторонам не смотрю, хотя хочется. Но это глупо. Если меня нашли, то вертеть головой бесполезно. Мне не убежать от таких людей.

Действительно, чего проще сходить на концерт, зайти в уборную, чтобы припудрить носик, а может, просто показалось, что пришли женские дни, заплутать… Где была моя голова, когда я спускалась вниз по лестнице…

Что происходило со мной, когда я мышкой, серой тенью проскочила мимо огромного мужика, который стоял на дверях и не заметил меня.

Что это было?

Я только потом узнала, что именно удалось увидеть в тот вечер.

Убили директора театра, который был замешан в отмывании денег, полученных на развитие культуры и строительства нового здания … Также он там что-то ещё с бандитами мутил…

Его на моих глазах убили. А перед этим пообщались, да так удачно, что человек все имена сказал. И должности. И клички. И много чего еще, я запомнила, у меня хорошая память…

Да, даже если бы и плохая была, разве меня бы это спасло? Вот именно…

Конечно, у меня хватило ума и выдержки не выдавать своего присутствия.

Я просто тихо ушла, такой же серой мышью и безмолвной тенью.

А потом убийцы смотрели видео своего преступления. И на меня за компанию…

Ныряю в подъезд обычной пятиэтажки, поднимаюсь на пятый. Выше только чердак. И у меня из квартиры, с застекленного балкона, на него имеется выход.

Не знаю, чье это жилье, может, отец специально… Да что там думать! Конечно, специально!

Он вообще очень продуманный у меня. Перестраховщик.

Раньше я считала это все легкой формой паранойи, на самом деле.

Вот эта наша «связь только на экстренный случай», заученный наизусть (Только заученный! Не записанный!) путь, которым следует уходить…

Я ведь не хотела пользоваться, никогда не воспринимала это все всерьез, считая, что, после гибели мамы, папа немного зациклился на безопасности.

Но не протестовала. Моему отцу вообще очень сложно возражать. Невозможно, вернее.

Проще подчиниться, сделать так, как настаивает. Я сделала. Заучила, что, в крайнем случае, когда есть угроза жизни, нужно бросать все, не заходить домой, всегда иметь при себе документы и деньги, наличные, никаких карт, ехать в почтовое отделение номер три, там, в специальном почтовом ящике взять пакет, в котором документы, деньги, чистая сим-карта. Вставить ее в телефон и позвонить ему. Один раз. Потом выкинуть телефон вместе с симкой. Затем на автовокзал – и по новым документам – в этот город, не самый маленький, где видно каждого незнакомца, но и не самый большой, и сидеть здесь, в этой квартире, ключи от которой все в том же пакете с почты… А затем – сидеть и ждать. Просто сидеть и ждать. Папа поможет.

Понятно, что это все – параноидальный бред?

И мне никогда не пригодится это все?

Вот-вот…

Я именно так и думала. А потом из-за моей тупости пострадала лучшая подруга, ее будущий муж попал под служебное расследование, а я… А я тупо сбежала, воспользовавшись бредовым, но заученным наизусть способом побега…

Да, надо было сразу бежать, а не звонить Свете с просьбой заступиться и рассказать, что делают в такой ситуации.

В моей ситуации – бегут. Подальше.

Однокомнатная квартира. Диван, старый телевизор, тикают громко часы на стене. Я стою у окна, даже куртку не сняв, и смотрю на серый город ранней весной. Здесь, на севере, ещё снег не сошёл.

В замочную скважину моей двери вставляют ключ.

Сердце замирает от ужаса. А потом начинает колотиться от радости. Только у папы есть ключ от этой квартиры.

Он приехал!

Глава 6

На самом деле, я не просто так, в безвременье, ничего не соображая от страха, сидела эти сутки, надеясь лишь на помощь отца. Нет, безусловно, на его помощь я только и рассчитывала, он очень продуманный человек, если на кого и надеяться, то лишь на него, не зря же приказал строго следовать регламенту и ждать.

Но планировать-то свою дальнейшую жизнь мне никто не запрещал!

И потому успела для отца целую речь заготовить.

Там было много чего, но основные пункты стандартно неизменны: сначала в Норвегию, потому что страна входит в Шенгенскую зону и отсюда до границы рукой подать, паспорт на новое имя с собой.

Из Норвегии спокойно выеду к знакомой в Данию. Однокурсница бывшая, вышла там замуж, мы по интернету неплохо общались, Леська звала все время, говорила, что нечего мне с моими талантами преподавателем прозябать… Можно работать в художественной галерее, а там, чем черт не шутит…

Конечно, отец мог возразить, что к знакомым нельзя… Но не под своим же именем… Да и не будут меня искать долго, пока спрячусь, а потом… Леську тоже подставлять – не дело, мне и Светки моей за глаза хватило… Ох, надеюсь, что ее полкан не стал опять подполом…

Нет, если в Данию нельзя в Леське, тогда в Германию. Туда-то можно. Или тоже нельзя?

Я так увлекалась мысленными построениями диалога с отцом, что доходило чуть ли не до разговоров вслух по ролям. И в этих разговорах я неизменно одерживала верх, приводила аргументы…

В жизни, кстати, такого ни разу не было. Папа – очень авторитарный человек. До сих пор удивляюсь, как это мне позволили после всего случившегося жить своей жизнью так далеко от него…

Дверь открывается, я делаю шаг навстречу…

И мгновенно шарахаюсь ближе к комнате, замираю у стены, вытянувшись по струнке.

Потому что за порогом – не отец.

Высоченный, одетый во все черное, совершенно чужой человек!

Он заходит в квартиру, видит меня и дверь за собой закрывает.

Звук отчетливо отдается в моем воспаленном страхом и надвигающимся безумием мозгу – захлопнувшейся крышкой гроба.

Настолько страшно, что даже дышать не могу. Мне так жутко не было даже тогда, когда человека на моих глазах убивали, потому что там опасность не понималась. И мне, идиотке, казалось, что ее нет, опасности. Если не буду дергаться, конечно.

А вот сейчас…

Не могу дышать, и взгляда оторвать от стоящего на пороге мужчины не могу. Говорят, что если заглянуть в глаза убитого человека, то в зрачках можно увидеть отражение убийцы…

Отражение вошедшего у меня сто процентов отпечатается намертво, и не только в зрачках…

Он высокий. Высоченный! Одет во все черное, настолько сливается, что даже невозможно разобрать, что именно на нем. Куртка? Толстовка? Пуховик?

Кепка черная закрывает половину лица. Только и видны – четко очерченные губы и жадно блестящие глаза.

– Дыши, – тихо говорит мне незнакомец, и от его голоса все внутри замирает.

Открываю рот… И начинаю дышать. Тут же ощущаю, что от недостатка кислорода и его слишком быстрого восполнения голова кружится дико. Колени подгибаются и дрожат.

Пальцы скребут по стене.

Руки… У него в руках нет оружия. Это, конечно, ничего не значит, но…

Он делает шаг вперед, осматривает мою беспомощно распластавшуюся по стене фигуру, усмехается.

И именно эта усмешка, ленивая и снисходительная, кажется смутно знакомой…

И фигура – тоже…

И весь его вид – на фоне дверного проема… Что-то…

Но паника в голове не дает сосредоточиться, отбрасывает ненужные смутности, как нечто несущественное.

Потом, потом…

Он ведет себя не как убийца, а как человек, ожидающий увидеть то, что и увидел, собственно…

Открыл дверь ключом…

Где взял?

Папу не могли заставить, не могли знать… Значит, папа сам дал этому человеку ключ от квартиры и адрес, сообщил, что я здесь.

Я никому не доверяю, но папа, видимо, доверяет. Ему.

– Не падай, – опять говорит мужчина и делает еще шаг ко мне. Осторожный. Медленный. Словно не хочет спугнуть.

И смотрит. Внимательно так. Глаза поблескивают из-под черноты кепки. И губы, жесткие на вид, кривятся в холодной усмешке. Знакомо.

Откуда? Откуда? Или я от напряга с ума сошла все-таки?

– Меня прислал твой отец, – снова говорит он и немного подбивает пальцами козырек кепки, задирая его чуть выше.

И я узнаю его.

Сразу.

Я художник, память на лица отличная… И забыть мужчину, с которым больше года назад провела праздничную ночь четырнадцатого февраля, при всем желании не смогла бы.

Мгновенно пересыхают губы, в голове – бедлам!

Он… Отец его знает? Откуда? Давно? А про то, что он со мной делал? Тоже? Нет? А он сам… Я имени не говорила… Он уверен, что меня зовут Света… Наверно…

Тем утром я просто сбежала же. Даже взгляда прощального не бросила на своего случайного любовника, спокойно раскинувшего руки по кровати во сне. Так стыдно было почему-то, так глупо… За кого он меня принял? Оно понятно, за искательницу приключений… Надо же… Ну кто еще после виртуального знакомства припрется поздно вечером к незнакомому мужчине в номер? Только распущенная женщина, ищущая случайный радостей… Именно за такую он меня и принял, когда, открыв дверь номера, просто затащил внутрь и заткнул возмущения и попытки объяснить ошибку поцелуем.

После поцелуя мне как-то резко перехотелось объяснять ошибки… Так что, наверно, он прав в моем определении. Я – на редкость распущенная женщина…

Но, с другой стороны, это была всего одна ночь… И я знала, что он меня больше не увидит, потому что проездом в городе, Светка говорила…

Каким образом он оказался здесь? На другом конце страны, практически?

И отец… Откуда он знает отца? И меня… Узнал? Нет?

Все эти панические мысли занимают едва ли пару секунд, за время которых мужчина проходит по комнате мимо меня, аккуратно выглядывает в окно, разворачивается.

– Николай Николаевич попросил тебя спрятать.

Он возвращается обратно и проверяет санузел и кухню.

Затем идет в комнату и, никак не реагируя на то, что я по прежнему стою, прилипнув к стене, подхватывает мою сумку и принимается ее потрошить, совершенно без какого-либо стеснения.

Я все еще не могу сделать ни одного шага. Я даже дышать толком не могу еще, лишь пялюсь на него неотрывно.

– За тобой следят, так что уходим из города оперативно.

– Как они нашли меня? – тут же отмираю я.

– Похоже, прикрепили хвост. Хвост стуканул, у нас с тобой пару часов форы, – он суёт во внутренний карман своей куртки мои документы. Сумку берёт под мышку.

Он меня не узнал… Ну конечно, не узнал!

Я от этого испытываю… Облегчение? Досаду? Вообще непонятно, что испытываю, но, по крайней мере, начинаю шевелиться.

От того, что я узнала его, а он меня нет, чувствую внезапную дурноту, слабость. Ещё и знакомый моего отца, ещё и с такими страшными новостями.

Я же попала серьёзно, такие люди подняты, такие связи задействованы. Единственный свидетель убийства очень важного чиновника, который помогал отмывать огромные суммы денег из бюджета. Ещё и криминал. Одним словом, я не доживу до суда.

Здесь. И потому надо срочно приходить в себя. И спасаться, пользуясь помощью отца. Сам не смог приехать, похоже… Потом выясню причину, обязательно, а пока…

Кирилл… Да, его зовут Кирилл, если, конечно, Светке не наврал в переписке… Он хватает меня за руку и тащит за собой. Закрывает дверь, смотрит вниз, в лестничный пролёт.

Потом резко дергает меня обратно к двери. Мы возвращаемся в квартиру.

Не знаю, что он услышал или заметил там, внизу, я лично ничего не увидела, но спорить с ним и возражать не собираюсь, конечно же.

Он откуда-то знает, что на балконе есть выход на крышу. Наверно, тоже папа предупредил. Лишнее подтверждение, что это – точно его человек… Хотя, если и не его, что я могу сейчас сделать? Только надеяться…

И я, забираясь вверх по лестнице и чувствуя, как он подталкивает меня за попу вверх, очень сильно стараюсь надеяться… И почему-то сразу становится легче на душе.

Веселее.

Я не одна!

Только сейчас приходит осознание, насколько я была испугана, насколько заторможена просто от этого дикого ощущения беззащитности своей, одиночества, ненужности…

А вот сейчас, оказавшись за спиной сильного, решительного мужчины, ощущаю ту самую поддержку и защиту, которой, оказывается, недоставало.

Мы бежим по инею, покрывающему битумную крышу, а я чувствую себя живой! И верю, что спасусь! Все же, сидеть на одном месте и ждать непонятно чего, верней, понятно, да… Это было гораздо сложнее.

– Пригнись, – рявкает мужчина, и я, натянув капюшон на голову, пригибаюсь, следуя его примеру. На полусогнутых мы добираемся до дальней части крыши.

Он выбивает железную дверь.

Просто выбивает! Со всей силы ударив по ручке ногой.

Только моргаю в изумлении.

Мы добираемся до люка, что ведет на пятый этаж последнего подъезда.

Мужчина подает мне руку, заботится.

Аккуратно выходим из подъезда и сразу сворачиваем за крыльцо в голые кусты, бежим под капелью вдоль фасада здания и выскакиваем с другой стороны дома, где уже ничего не стоит затеряться между машин, а вскоре и исчезнуть в небольшом парке у соседней многоэтажки. Проходя по району, обнаруживаем бачки с мусором, Кирилл выкидывает туда мою сумку.

И я не возражаю. Так надо, значит…

– Мне нужно до границы добраться, – говорю я ему.

– Нет, – отвечает спокойно, продолжая тянуть за собой.

– Я могу скрываться в Норвегии.

– Можешь, но там я тебя не смогу защитить. Так что делаешь всё, что скажу. Ты у меня в полном подчинении, ведьмочка, на две с половиной недели.

Последняя фраза звучит, как цитата из любовного романа с привкусом порнографии…

Глава 7

Забегаловка самого низкого пошиба, расположенная прямо в полуподвальном помещении пятиэтажки, типичная разливайка, вечером в будний день не радует множеством посетителей.

Пять столиков, из них три заняты. И сидеть не на чем, только стоять возле них. Наверно, специально, чтоб посетители не слишком расслаблялись.

На нас с Кириллом смотрят удивленно. Я только губы поджимаю – плохая идея же. Тут все сплошь завсегдатаи, мы на виду, чужие! Найдут сходу.

Зачем сюда? Тоже мне, защитник, разведчик… или кто он там? Надо хоть спросить…

Причин не доверять отцу нет, но все же за себя я сама отвечаю…

Кирилл, не обращая внимания на чужие взгляды, молча тормозит меня у одного из столиков:

– Жди тут, я сейчас.

– Куда ты? – все же не сдерживаюсь я, откровенно злясь на такую глупую ситуацию.

Была бы одна, уже мотанула бы на вокзал… Любой! И попыталась бы уехать! Зачем мы все еще ходим по этому району, рискуя нарваться на тех, от кого так спешно убегали по крышам и помойкам?

– Куда надо, Марта, куда надо. Стой и жди. Никому не улыбайся, а то решат, что ты… проститутка.

Последнее слово он выговаривает с ухмылкой, а я хмурюсь, не понимая этого. Хотя… Он странный мужик, чего уж говорить… И знаю я его… Да вообще не знаю.

Хороший секс – не повод для знакомства.

Так что лучше не обращать внимания на все эти полунамеки… Он же меня не узнал, это точно. Иначе бы давно сказал… И ведет себя соответствующе.

Пока я в очередной раз размышляю о крепости памяти своего спутника, он исчезает. Как-то незаметно так, мягко…

Я остаюсь одна, машинально подтягиваю капюшон толстовки, ежась от внимательных взглядов местных алкоголиков.

В помещении откровенно воняет всем, чем принято вонять в таких местах, и я думаю, что вся насквозь теперь пропахну этой гадостью. Тут же ловлю себя на глупых мыслях, с досадой сжимаю губы.

Нашла, о чем переживать…

Ситуация плохая, защитник мой, похоже, некомпетентный… Бросил меня тут.

Доберусь до папы – все ему выскажу.

В конце концов, моей вины нет в том, что так попала. Кто угодно мог пойти на концерт и потеряться в поисках туалета! Это вопрос случая!

И то, что теперь я вынуждена спасать свою жизнь – недоработки системы! И папа мог бы найти другого человека, который помог бы без вот этого всего…

Понятное дело, что все эти мысли – от страха. Не настолько я неблагодарная, чтоб не понимать, чем рискует папа, и, к тому же, неизвестно, чем он будет расплачиваться с Кириллом за его помощь… Но в любом случае, голова работает, мысли бодрят, время идет.

И, если он через пять минут не появится, я буду сама выбираться уже.

Сутки прошли с момента моего появления в городе. Я успела выдохнуть, подумать в относительной безопасности… Теперь можно принимать решения, руководствуясь здравым смыслом, а не эмоциями…

Короче говоря, понятно, что я изо всех сил пытаюсь настроить себя на правильный лад, перестать трястись, как беспомощный кутенок, которого под забором кинули жестокие люди. А, чего уж скрывать, именно так я себя и ощущаю.

Кирилл появляется неожиданно, с той стороны, куда я и не смотрю.

Подхватывает меня под локоть, кивком указывает направление.

И вздох облегчения при его появлении сдержать не удается. Все же, я, конечно, самостоятельная женщина… Но как страшно, боже мой! Как страшно!

Мы выходим из разливайки, топаем в сторону автобусной остановки.

– Куда мы? Где ты был? – задаю я логичные вопросы, на которые, впрочем, не получаю никакого ответа.

– Давай, Марта, – кивает мой спутник, – в автобус. Прокатимся.

Мы запрыгиваем в автобус, едем три остановки.

Выходим. Тут же пересаживаемся в другой. Опять едем. И так пять раз.

Я вообще перестаю что-либо понимать, тупо следую за Кириллом.

Ясно, что у него какие-то свои причины… Воспринимать себя нагрузкой странно, но, в принципе, не обидно. Пусть. Главное – выбраться.

В итоге мы каким-то образом оказываемся на окраине.

Вокруг промзона, все серое и невероятно унылое на вид.

– Что мы здесь забыли? – пытаясь в очередной раз прояснить обстановку, но Кирилл опять не отвечает. Только хмурится с досадой.

Так, все! С меня хватит!

Торможу на полном ходу, прямо посреди обледенелого тротуара, складываю руки на груди, задираю подбородок.

Кирилл, поняв, что я в оппозиции, тоже разворачивается и смотрит. Поощрительно. Типа, ну давай, говори уже.

Мне от его взгляда не по себе, очень уж он напоминает тот, полугодовой давности… Он меня узнал? Нет же! Нет! Или я сама себя утешаю?

Последние сутки жёсткого напряжения, появление моего любовника, о котором я вспоминала частенько, и то что он меня не узнал… Я так и не поняла, задело меня это или я радуюсь…

Я не рада!

На глаза накатывают слёзы, и мужчина это прекрасно видит.

Я уже жалею, что тормознула, что вообще решила прояснить ситуацию прямо сейчас. Это глупо же! Это… истерика какая-то!

Но он за весь вечер так и не дал понять, узнал меня, или нет! И я не могу решить, как себя с ним вести теперь! Дурацкая ситуация! Дурацкая!

Кирилл смотрит… Внимательно так. Ждет. Усмехается. Глаза из-под черноты козырька поблескивают…

Он же не должен меня узнать… Не должен. Ну, сколько времени прошло? Больше года? Сколько у него женщин было после? Наша одна случайная ночь ничего не значит… Ни для него, ни для меня… Пусть не вспомнит, пусть не узнает, это все осложнит.

– Ну что, чертовка, говорить будешь? Или дальше молчим?

Ох… Узнал все же… Придется говорить.

Открываю рот, чтоб… что? Спросить, правильно ли я поняла его и что вообще он имеет в виду? Уточнить, помнит ли он меня? Просто свое недовольство ситуацией, в которой меня, словно мешок заплечный таскают, высказать?

Все сразу, наверно.

Но слова не идут. Голова кружится, в горле сухо.

В конце концов… Сам скажет. Надоело все.

Неожиданно ощущаю, насколько сильно устала. Как-то наваливается все, плечи тяжелеют.

Отвожу взгляд от его серьезного насмешливого лица. Это, наверно, слабость, но плевать сейчас…

– Раз тебе сказать нечего, двигаемся дальше.

Смотрю в бессильной злобе на широкую спину, обтянутую черной курткой. Сволочь.

Ни слова больше не скажу. И спрашивать не буду. Пусть теперь сам теряется в догадках, помню ли я его.

Уже поздней ночью мы добираемся до старых блочных пятиэтажек. Они давно заброшены, пустые окна – неприятное и тревожное зрелище.

Зачем мы здесь?

Неужели, он хочет сюда меня поселить? Спрятать?

Очень плохая затея. Я тут от ужаса и беспокойства вернее помру, чем от бандитской пули.

К тому же – небо светлое, непривычное, тягостное такое.

На севере весна – это белые ночи. Ещё сумерки радовали мои южные глаза, но насколько в курсе, летом здесь солнце не заходит вовсе, и перепутать день с ночью немудрено.

Пятиэтажки, выглядящие, как декорации к хоррор-фильму, минуем, остаются позади, мы подходим к гаражам.

Все еще хуже, чем я предполагала… Начинаю тоскливо оглядываться на пятиэтажки… Может, там не так уж и плохо?

Хочется возразить, завопить от всей души, но, верная своим принципам, молчу. Только пялюсь злобно на своего спутника. А ему, судя по всему, плевать на мое недовольство и молчаливый протест!

Немного попетляв в лабиринте старых гаражей, подходим к низким железным воротам, с которых давным-давно, еще, должно быть, в советские времена, сошла краска. Кирилл достает длинный ключ, вставляет в замок.

Створки жалобно и невероятно громко скрипят, а я заглядываю внутрь…

И не выдерживаю, начинаю плакать. Нервы, все-таки, не железные у меня!

– Нет, ну пожалуйста… Нет…

Но Кирилл оказывается совершенно глух к моим слезам и протестам.

А ржавой рухляди, производства середины прошлого века, вообще плевать на эмоции.

Да и, судя по древности раритета, он много чего повидал на своем веку. А уж эмоциональных барышень – до черта.

Древний мотоцикл, советской сборки.

Невероятно древний.

Возможно послевоенный, я такие только в кино видела раньше. Проржавевшее заднее крыло, потрёпанное кресло, напоминающие сиденье велосипеда. И номер советского образца. И коляска!

Ужас! Какой ужас! А, может, все-таки вернемся в пятиэтажкам?

Там, если подумать, даже уютно… Наверно…

– Вот это техника! – заворожённо шепчет мой провожатый. – Ручку газа до отказа, а тормоза придумали трусы.

Все. Смерть моя прямо тут и наступит.

И стоило ради такого тащить через весь город?

Кирилл лихо перекидывает ногу через мотоцикл, достает второй ключ из кармана и заводит эту ужасную технику. И она заводится, гадость такая! Заводится!

Мне в лицо пыхтит облаком выхлопного газа, и я, прикрыв нос ладонью, спешно отбегаю в сторону.

Кирилл выезжает из гаража, оставляет мотоцикл стоять и, кивком указав мне путь наружу, закрывает двери, ключ оставив внутри помещения.

– Садись, чертовка, прокачу! – с усмешкой приглашает он, снимая кепку. Наконец-то.

Под ней – белокурые волосы. Глаза блестят. В сумраке теряется их цвет.

Я дико устала, и все еще не могу сдержать всхлипов, глядя, как он достаёт из люльки какую-то ужасную лётчицкую дублёнку, и, сняв куртку, натягивает ее на себя.

Тарахтит жуткий мотоцикл, смеется надо мной мужчина.

– Отдохнёшь скоро, слышишь, ведьмочка, – он подходит, поднимает мою голову за подбородок и усмехается, внимательно разглядывая лицо. – Не реви. Хрен кто найдёт, обещаю.

Что мне остается в этой ситуации?

Только подчиниться.

Я с трудом понимаю, что он делает. Пальцами вытирает слёзы с моего лица. Почему-то это ощущается нежно. Натягивает на меня старый шлем, укутывает в свою куртку. Усаживает в ледяную люльку, и по шею укрывает брезентом, удушающе, до дурноты, воняющим кожей и бензином.

И мне начинает казаться, что это сон. Особенно, когда неожиданно согреваюсь. Его крутка, похоже, с новой системой подогрева. Так что скорее ногам теперь холоднее, чем телу. Я, как в корзинке, сижу в жуткой коляске, одна голова торчит.

И, когда Кирилл, напялив еще один шлем и страшные, доисторические на вид очки, дает по газам и выруливает в мерзлую, серую хмарь, я только устало прикрываю глаза, стараясь от всего отрешиться.

Дороги тут ужасные, меня трясет, подкидывает. И, наверно, хорошо, что ни крошки во рту уже сутки, иначе бы ничего в желудке удержать не удалось.

Смысла думать, за что мне эта пытка первобытная, нет. И остается только надеяться, что это все быстро завершится. Должно же…

Глаза не открываю, стараюсь немного размять замерзшие пальцы ног и устроиться поудобнее, насколько это возможно, конечно, учитывая ужас ситуации.

Тарахтение мотоцикла в какой-то момент превращается в монотонный гул на заднем плане.

Я,неожиданно для себя даже, нахожу удобную позу, сворачиваясь калачиком на этом сиденье. Меня укачивает… Укачивает… И, в итоге, клонит в сон.