Текст книги "Зверь. Книга 4. Игра на Хэллоуин"

Мария Зайцева
Зверь. Книга 4. Игра на Хэллоуин

Девочки, это короткий бесплатный рассказ-зарисовка из цикла «Зверь», про Адиля и Лауру. Его можно читать самостоятельно.

* * *

1

– Мама, я тебе говорила же, это просто вечеринка… Не стоит во всем искать скрытый смысл…

Я слушаю мамины возражения о том, что Хэллоуин – суть извращение христианских традиций и прямой удар по феминизму, и еще что-то, еще, еще, еще, и едва сдерживаюсь, чтоб не закатить глаза, словно подросток.

Все же мама иногда в своем стремлении подарить всем женщинам этого мира свободу и равенство полов, перегибает палку и ищет ведьм там, где их нет…

Хотя…

Тут я смотрю в зеркало, поправляю черный топ из полностью прозрачной ткани, под которую идеально подошел тонкий, такой же, как и топ, но чуть-чуть плотнее, бюстик, расправляю черную же пышную юбочку из фатина, невероятно выгодно подчеркивающую мои длинные ноги в черных грубоватых ботфортах. Ах, какой контраст! Супер!

На этом черном фоне идеально смотрятся разбросанные по спине в продуманном беспорядке рыжие волосы.

Вообще-то, я – блондинка, но у нас же Хэллоуин… И вечеринка. И я буду в образе ведьмы. А ведьмы не могут быть блондинками, потому мой стилист на сегодняшний вечер превратил меня в очаровательную рыжую ведьмочку.

На макушке игриво сидит маленькая шляпка с вуалеткой, ничего, естественно, не прикрывающей. Это просто для фана.

Для таинственности и некоторой анонимности у меня имеется полумаска. Кружевная, конечно же. В секс-шопе приобрела когда-то давно, да так и не случилось воспользоваться…

Вот сегодня и размочу счет, а то как-то все очень грустно в последние полгода… Безрадостно. Надо это прекращать уже.

Смотрю на себя в зеркало, не узнавая в этой рыжей длинноногой стервочке-ведьмочке привычную спокойную Лауру.

Словно другой человек смотрит на меня из зазеркалья.

И это мне кажется добрым предзнаменованием…

– Мам, просто пожелай мне хорошего вечера, – прерываю я поток маминых рассуждений.

– Ох… Хорошо, малышка моя, желаю тебе хорошо повеселиться. Оторвись там. И забудь обо всем.

Последнее пожелание очень актуально, и я, попрощавшись с мамой, кладу трубку и еще разочек осматриваю себя в зеркале.

За окном слышен взрыв смеха, это мимо дома, где я снимаю квартиру, движутся в центр города толпы народа, такого же разодетого, как и я.

Праздник же. Канун Дня Всех Святых. Хэллоуин.

В этот день принято переодеваться в нечистую силу и веселиться на полную катушку.

А я… Давно я что-то не веселилась… Все повода не было.

Задумываюсь, с каких пор мне нужен повод, чтоб повеселиться?

Раньше-то, на первых курсах универа… Ох, как я развлекалась! Ни одного уикэнда не проходило без вечеринок! А лето? Лето – это же целая другая вселенная!

Ибица, молодежная тусня, ребята со всех стран, веселые, отчаянные, искрящиеся, танцы до утра, до безумия, секс тоже до утра, до безумия.

Я думала, что так всегда будет…

Я играла, легкая и веселая.

Я доигралась.

Закрываю глаза, невольно вспоминая причину своего, вот уже полугодичного состояния, когда не хочется играть. Ничего не хочется. Только сбежать, скрыться… И, одновременно, взять телефон и набрать… Я знаю, что он ждет. И знаю, что он тут же приедет… И… И мне будет хорошо. До такой степени хорошо, что рядом с этими чувствами померкнут и станут совершенно бесцветными и плоскими все те легкие, веселые воспоминания, которые я так усиленно в себе подкармливаю…

Если бы я знала, что бывает так… Если бы я знала, что будет так… Я бы никогда на свете не подошла к нему. Никогда не посмотрела, не согласилась бы ни на что!

Но легкость в отношениях развращает. Тебе кажется, что так будет всегда. Что ты будешь идти по этой жизни весело, легко встречаясь, легко расставаясь… Что ты никогда не будешь задумывааться о будущем…

А потом…

Он смотрел на меня так, словно я уже принадлежала ему. Нагло, с уверенностью восточного падишаха, которому привезли очередную наложницу. И его задача – лишь ткнуть лениво пальцем, подзывая ту, что понравилась больше других… Меня это взбесило тогда, полгода назад. Захотелось показать этому зарвавшемуся иностранцу, что здесь не его восточная родина. А я – не бессловесная женщина, к которым он привык там, у себя…

Показала.

Всем показала.

Особенно, себе показала.

2

– Лаура, ты – как всегда!

Рик, парень с моей работы, легко узнаваемый в наряде вампира, восхищенно осматривает меня с ног до головы, особенно долго тормозя взгляд на груди и губах, неярких, но блестящих. Самое то, что нужно для того, чтоб тебя заметили.

– Как всегда ведьма? – привычно кокетничаю я, проходя мимо него в полумрак ночного клуба.

– Как всегда восхитительна… Тебе идет…

– Спасибо…

В клубе оглушает тяжелая, мрачноватая музыка. Интересно, это почему так? Поддерживаем атмосферу?

Прищуриваюсь, выглядывая среди танцующей нечисти знакомые лица, и не нахожу. Здесь должны быть другие мои коллеги, кроме Рика, мы договаривались оторваться по полной программе.

– А как тебе мой костюм? – снова лезет под руку Рик, и я рассеянно шучу:

– А ты разве в костюме? Вроде, как обычно выглядишь…

– Вот ты… – смеется он, но глаза как-то опасно блестят.

Обиделся?

Ну и пусть.

Мне сейчас категорически не до его обидок. Я хочу развлечься, оторваться, вспомнить себя, совсем недавнюю, всего полгода назад, но иногда кажется, что эти полгода растянулись на века.

Интересно, а он вспоминает?

Так.

Встряхиваюсь, прогоняя непрошенные образы и ненужные воспоминания. Не интересно. Не интересно мне!

Все!

Ступаю на танцпол, решив сразу отвлечься, улететь в музыке, забыть обо всем на свете.

Музыка, сначала показавшаяся тяжелой, мучительной даже, бьет по голове мягким пыльным мешком, обволакивает, подстраивает движения под мои нужды.

Прикрываю глаза, отпуская себя, принимая такой, какая я сейчас, потерянная, плывущая, разбитая… В конце концов, даже сломанную игрушку можно отдать на переработку, и из нее сделают всякие полезные вещи. Она будет жить таким образом, продолжать свое существование… Новое осмысление буддизма, надо же. Все-таки, мамино воспитание еще отзывается во мне, где-то очень глубоко. А бабушке бы вообще понравилась эта мысль, она у меня была хиппи в семидесятых, да и сейчас может круто отжечь…

Прислушиваюсь к словам речитатива со сцены, тягучим, томительным, идеально совпадающими с медленной тяжелой музыкой. Мужской голос, низкий, хрипловатый, мягко царапает что-то внутри:

 
«Ты – моя ведьма, я пришел за тобой…
Ты – моя ведьма, грех и ужас мой.
Ты – моя ведьма, не устоять
Ты – моя ведьма, не удержать…»
 

Зал, словно подключаясь к общему бессознательному, качает вместе с певцом, невысоким парнишкой совершенно несерьезного вида. Его низкий, хриплый рык вообще ему не подходит, а широкие джинсы и яркая кепка отвлекают, потому отворачиваюсь, оглядывая людей вокруг. Ведьмы, вампиры, где-то сбоку девушка в саване, очень, надо сказать, интересно разорванном в самых стратегически важных местах. Возле нее – толпа упырей, наверно, хотят приложить зубки к свежему покойницкому телу.

Некстати вспоминается курс по русской литературе, который я брала в институте. Там преподаватель говорил, что в русской культуре упыри – это не всегда вампиры, а нечисть, которая промышляет на кладбищах, раскапывая свежие могилы…

Б-р-р… Все же, у всех свои особенности, конечно, но тут прямо жутью отдает… Хотя, в японской культуре тоже много такого, от чего оторопеваешь… Зачем я вообще это все вспоминаю, зачем это у меня в голове? Мои однокурсники только брови удивленно поднимали, когда я упоминала о дополнительных курсах… Зачем они мне, маркетологу будущему?

 
«Ты – моя ведьма, руки на плечи,
Взгляд прямо в сердце, когти по телу.
Ты – моя ведьма, я искалечен,
И ты у цели, и ты успела…»
 

У бара мне бесплатно наливают дымящийся хеллоуинский коктейль, выпиваю залпом, облизываюсь, провокационно глядя на бармена, наряженного Франкенштейном. И он, усмехаясь разрисованными синим губами, повторяет.

Второй коктейль бьет по голове, мне становится хорошо, посылаю бармену воздушный поцелуй и плыву обратно в толпу.

Мелодия меняется, становясь еще тягучей, еще тяжелей.

 
«Я тебя найду этой ночью, тебе не сбежать…
И даже не думай, что сможешь спастись…
Ты будешь навечно со мною, моя
Ты будешь гореть, умирать и просить…»
 

О-о-о…

Голова кружится, рядом со мной уже парочки, ведьмы с вампирами и живыми мертвецами, покойницы с колдунами и какими-то наряженными в черные плащи непонятными личностями.

А мне хорошо одной… Мне никто не нужен… Никто, никто, никто… И он не нужен… Это вообще не его праздник. В его культуре нет такого… И это хорошо… Мы такие разные, что легче сказать, почему мы не можем быть вместе, чем найти причины для обратного…

Он сказал, что я все равно буду с ним. Всегда. Что он просто подождет…

Это такая глупость.

И то, что мое сердце почему-то отзывается болью на его слова – тоже глупость…

 
«Проси меня взять тебя
Проси, проси, проси,
Ты вся моя, ты моя,
Прости, прости, прости…»
 

Бог мой, да о чем он поет? Почему у меня слезы на глазах?

Закрываю глаза, покачиваясь в такт музыке, улетая…

И не сразу понимаю, двигаюсь уже не одна, что позади меня каменной стеной вырастает огромная мужская фигура. Я чуть поворачиваюсь, чтоб рассмотреть человека, стоящего за спиной, но ничего не вижу, кроме черного плаща и накинутого на лицо капюшона. Замечаю на плечах плаща инквизиторские знаки. Надо же, инквизитор… Как раз для того, чтоб жечь ведьму на костре.

Музыка давит на нас, распластывает друг по другу, и на мою талию ложатся большие, тяжелые ладони.

Закрываю глаза, трусливо прячась от реальности за привычным состоянием игры.

Не хочу думать, кто он, этот мрачный инквизитор, так однозначно, так знакомо прижавший меня за талию к себе…

Сегодня хэллоуинская ночь, и все не так, как кажется…

И я не такая.

И он не такой.

И это игра.

Вот только тяжеленные слова, растягиваемые низким хриплым голосом, похожи на предсказание. А все происходящее – на знамение.

 
«Я тебя сожгу, ведьма,
И сгорю с тобой.
Я тебя сожгу, ведьма,
Ты – источник мой
Ты – искушение, мой греховный сон,
Я тебя сожгу, ведьма, пусть исчезнет он…»
 

Пройдет ночь, и все встанет на свои места…

А пока что я позволяю себе закрыть глаза и легко откинуться затылком на каменную грудь своего инквизитора. Позволяю горячим губам скользнуть по обнаженной коже шеи, а густой, жесткой бороде мягко потереться о затылок…

Это игра, это всего лишь игра на Хэллоуин.

Мой праздник, и правила в нем устанавливаю я.

3

Вокруг нас хэллоуинская вакханалия, мрак кромешный и полное впечатление, что мы не на вечеринке, а где-то на оргии разнузданной.

Меня окутывает таким знакомым горьковато-пряным ароматом его кожи, и во рту слюна собирается. Невероятно хочется развернуться лицом к моему инквизитору, заглянуть, наконец-то, под капюшон, в темные, жестокие глаза. Я знаю, что увижу там. Голод и предвкушение.

Он на меня так всегда смотрел, с нашей первой встречи.

Полгода назад я стажировалась в одной компании, не в Стокгольме, а в приморском красивом городке. Университетская подруга, Наира, работавшая там менеджером по кадрам, пригласила в отдел маркетинга поработать на летних каникулах.

Я согласилась… Не предполагая, что именно в этот момент сделала первый шаг в свой персональный ад…

Сейчас я вспоминаю о случившемся с грустью и досадой даже. Досадой на себя, дурочку наивную… Потому что переоценила свои силы, поверила в себя слишком, посмотрела не на того мужчину.

И смешно вспоминать себя прежнюю, уверенную такую, амбициозную, наглую даже, считающую, что весь мир будет играть по моим правилам.

Всегда.

Что же, судьба любит посмеяться.

Тяжелые ладони на моей талии становятся жестче, капканом обхватывают, прижимают с такой силой, что невольно задыхаюсь. Потому что инквизитор тянет все ближе и ближе к себе, стремясь укрыть своим плащом нас обоих, от всего мира спрятать за кровавыми знаками инквизиции.

А я сопротивляюсь. Пока сопротивляюсь. И от этого он звереет, бесится, невольно усиливает давление.

Он не любит, когда ему противятся. И наказывает. Особенно не любит, когда своевольничает женщина.

Женщина, которую он считает своей. И на ее мнение ему плевать. Это жуткий, шовинистический взгляд на мир, дикость и средневековье. И я до сих пор не понимаю, каким образом оказалась в этом всем. Ведь я же просто играла…

А сейчас он играет мной.

– Фатати… – низкий, будоражащий шепот на ухо, и я вся покрываюсь мурашками, – сахир… Скучала?

– Нет… – я опять играю. Я вру. Жизнь меня ничему не учит, да. Особенно, когда он рядом. Гореть мне в огне…

Мой инквизитор хрипло смеется, и от его смеха волны горячего предвкушения растекаются по телу. Он знает, что я никуда не денусь. Я не устою.

Я тоже это знаю.

Я слаба перед ним.

Потому и бежала из игрушечного города у моря быстрее ветра, когда поняла, что игра моя зашла слишком далеко. И перестала быть игрой…

Бежала обратно, в свою привычную жизнь, надеясь обрести в знакомой обстановке, среди старых друзей, рядом с мамой и бабушкой, себя прежнюю. Почему-то мне казалось тогда, что все получится.

Ничего не получилось.

Теперь я это отчетливо понимаю, оказавшись снова в его лапах.

– Лаура! – передо мной возникает Рик, стреляет ревнивым взглядом в темную громаду инквизитора над моей головой, кривится, – вот ты где? Там наши тебя потеряли…

Я не успеваю ничего ответить, потому что моему инквизитору не нравится Рик. Ему вообще не нравится, когда рядом со мной появляется мужчина. Любой. За эти полгода я уже успела в этом убедиться. И не раз.

В одно короткое мгновение, за которое я успеваю лишь моргнуть, огромная черная фигура в плаще оказывается между мной и Риком, как-то сразу затмевая собой всю хэллоуинскую вакханалию, лазерные лучи, вспышки огней на танцполе. И даже звук, кажется, стихает, испугавшись моего инквизитора.

Опомнившись, я пытаюсь прорваться вперед, потому что страшно! Очень страшно! Этот восточный варвар, вообще не имеющий понятия о цивилизованных отношениях, привыкший у себя на родине все решать быстро и силой… Да пресвятая дева Мария, у себя на родине ему, наверняка, не приходится вообще ничего решать! Такие, как он, стоящие у руля власти, априори все получают! Тогда, когда им хочется. И столько, сколько пожелают.

Со мной у него вышла промашка… Вот и бесится. И сходит с ума. И меня сводит…

Я до одури боюсь, что он сейчас что-то сделает с Риком! Виновным лишь в том, что заговорил со мной!

– Постой… – начинаю я, прекрасно понимая, что затормозить эту машину не получится, но что-то же надо делать!

Инквизитор ожидаемо не реагирует на мой писк, делает шаг к Рику, возвышаясь над ним всеми своими футами, давя массой, что-то тихо говорит своим низким, вибрирующим голосом.

Я еще только обхожу здоровенное темное препятствие, а моего коллеги уже нет поблизости!

Ничего нового, конечно, ожидаемо…

Ожидаемо бесит.

Встаю напротив него, складываю руки на груди. Возбуждение, всегда вызываемое его присутствием, эмоции, над которыми я оказываюсь не властна, сейчас меняются на прямо противоположные.

Я злюсь, бешусь и очень, вот просто очень хочу указать этому восточному демону правильное направление для полета!

Вот только он слушать меня не собирается.

Все, как обычно, да…

4

– Испугалась, сахир? – Инквизитор смотрит на меня немного насмешливо, и это тоже бесит. Лучше бы как обычно, как я периодически в снах своих безумных вижу, тяжело и голодно. Это хоть как-то ласкает самолюбие. Позволяет думать, что я не одна такая, сумасшедшая. Что это чувство обоюдное. И с его стороны даже сильнее, чем с моей. Примиряет с действительностью, в которой я – однозначно слабовольная овечка, не умеющая сопротивляться соблазну.

Смешно, что всегда считала, будто умею контролировать свое тело, умею правильно расставлять приоритеты…

Ага… Конечно же…

– Отдыхаешь? – продолжает он, и в этом простом вопросе – все его отношение к моему, так называемому, отдыху. Пренебрежение, осуждение. Злоба.

Ну да, в его культуре женщина, появившаяся в подобном общественном месте в подобном виде – на сто процентов доступная. Падшая. И относиться к ней нужно соответствующим образом.

Ох, как это раздражает!

Я никогда не думала, что буду общаться… Да что там общаться! Даже близко не собиралась находиться с таким неандертальцем, шовинистом, деспотом.

Вся моя семья, вся моя культура, мои свободолюбивые предки, все восстает против такого!

И мне бы помнить о себе, о своей культуре, о том, что я, черт возьми, Гэлахер! И никто из моей родни никогда не прогибался…

– Пошли, – он ведет подбородком, указывая мне направление движения. Невыносимо властный, раздражающий жест, и я внутри вся пылаю, горю от гнева…

И не собираюсь никуда с ним идти! Конечно, нет!

Этот шовинист не появлялся полгода, и я радовалась! Да, радовалась! И надеялась, что избавилась от него окончательно… А то, что во сне его видела и иногда… Ну хорошо, не иногда! Каждый день! Каждый гребанный день вспоминала…

– Не сопротивляйся, сахир… – его улыбка, ослепительно белая на фоне надвинутого капюшона и темной густой бороды, завораживает настолько, что даже отвратительные слова и повелительная интонация не раздражают.

Я стою, смотрю на него, внезапно забыв обо всем, что имело значение буквально секунду назад.

Просто стою. Просто смотрю.

Сахир… На его языке это значит «маленькая». Никто меня так никогда не называл… Малышка, куколка, девочка… Но «маленькая»…

Почему?

Я вообще не маленькая… Я подрабатывала моделью летом, перед первым курсом…

Но он выше на голову, шире на две меня. Для него я маленькая.

И мое сопротивление для него в самом деле смешно.

Он и отпустил-то меня только потому, что сам захотел. Его добрая воля… Великодушие, так сказать…

Но у всего есть завершение. Похоже, ему надоело ждать, пока я одумаюсь и вернусь…

Все это я читаю сейчас в его темных глазах, понимаю отчетливо, что будет дальше, если я… Подчинюсь. И пойду туда, куда он так повелительно и небрежно указывает.

И внутри меня буря! Потому что не просто так я сбежала. Не просто так хочу забыть! И в то же время…

Меня бьет дрожью предвкушения. Это что-то настолько дикое, настолько неправильно завораживающее, что сил противиться нет.

Я по нему скучала.

По этому шовинисту, бессовестному, жестокому… Мужчине, с которым мы находимся даже не в разных мирах! В разных вселенных! Мы никогда друг друга не поймем, никогда не пойдем навстречу друг другу…

Но это не мешает мне безумно его хотеть. До боли в груди, до дрожи во всем теле…

Я понимаю, что, если соглашусь сейчас, если повинуюсь, то это будет сигнал для него. Знак моего покорения. Того, что я приму его таким, какой он есть. А я не приму.

Просто…

Просто ночь, хэллоуинская, темная.

Просто на мне маска ведьмы.

А он – инквизитор.

И это игра.

Опять.

Он не играет, я вижу по взгляду.

А вот я… Поиграю.

В прошлый раз моя игра дорого мне обошлась. Но я же умная девочка, я умею проводить работу над ошибками…

И в этот раз все будет по-другому.

Я все еще раздумываю над этим, когда терпение у моего инквизитора иссякает.

Он неожиданно становится ближе, на талию опять ложатся тяжеленные ладони, и я, взвизгнув, оказываюсь прижата к каменному телу!

Он подсаживает меня себе на талию! Словно ребенка!

Машинально обхватываю его бедра ногами, радуясь, что юбка широкая, позволяет это, в шоке смотрю в его внезапно невероятно близкие глаза, задыхаюсь от пряного, острого аромата тела.

– Непослушная сахир… – гортанный голос, грубые интонации, жесткий перехват под ягодицы.

И мир умирает в моих глазах.

Нет ничего и никого: ни этого вечера, ни медленной, тягучей, жутковатой музыки, ни любопытных взглядов со стороны. Ничего, кроме него.

Я скучала по этой властности, по этой грубости, бескомпромиссной уверенности в том, что ему позволено все.

Я – дура.

В отдельном кабинете тоже полумрак и тоже музыка. Но медленней и тише.

А еще никого, кроме нас.

Откуда он знает, что здесь есть такие комнаты? Он тут был? С кем-то другим?

Ревность, ненужная, неправильная, но жуткая и острая, бьет по горлу, и я не в силах вздохнуть.

– Отпусти! – задушенно, на остатках дыхания хриплю я, и с размаха бью обеими ладонями в твердую грудь.

Тут же шиплю от боли, отбивая ко всем чертям мягкие ткани, а инквизитор слушается. Чуть размыкает ладони, позволяя соскользуть по своему телу вниз.

Делаю это и торопливо отступаю в сторону.

Независимо задираю подбородок, сжимаю губы.

– Что ты здесь забыл?

– Тебя, – пожимает он плечами, а затем тянет ладонь к моим волосам, – рыжая… Красиво…

Уворачиваюсь, делаю еще шаг назад.

Упираюсь лодыжками в низкий диван. Здесь очень мало места, и все его занимает он.

– Тогда зря приехал.

– Нет, – медленно ведет он подбородком, – не зря… Со мной поедешь.

Это не вопрос, естественно.

– Нет!

Мой ответ вызывает только насмешливо поднятую бровь.

– Хочешь тут остаться?

– Хочу, чтоб ты ушел.

– Нет, я устал смотреть со стороны…

– И давно… смотришь?

– А ты как думаешь?

– Погоди… – меня внезапно осеняет, – у нас недавно сменился владелец контрольного пакета акций…

Ленивая снисходительная усмешка подтверждает мои опасения. И неожиданно попершая в гору карьера становится абсолютно понятной… Это не за мои заслуги мне новый проект дали и оклад повысили. Верней, не за те заслуги!

Он беспардонно влез в мою жизнь, опять, опять влез!

Ярость выжигает предательскую слабость перед ним, вот уж воистину инквизиторский костер! Очищающий!

И я сжимаю кулаки, смотрю в его темные глаза уверенно и жестко:

– Отлично! Рада, что узнала это до того, как приступила к работе по проекту. Завтра же уволюсь.

Он не отвечает, смотрит просто, и столько уверенности в его взгляде, что ярость моя становится еще огненней, еще чище!

– Отстань от меня! Нас никогда ничего не будет связывать.

– Нас все связывает, – возражает он, – и ты все равно будешь со мной. Рано или поздно.

– Нет!

– Да. Что тебе нужно? Скажи? Все будет.

Ах ты… Падишах восточный!

– Разведись с женой.

Шах и мат.

– Ты же знаешь, что не разведусь, – абсолютно спокойно отвечает он.

И я задираю подбородок, стараясь не замечать, насколько он близко. Чересчур.

И злится. Я поставила невыполнимое условие. Но я имею право на него.

– Тогда уходи, – я, так же, как он, веду подбородком в сторону двери, но он только усмехается. И оказывается еще ближе.

– Ты же знаешь, что не уйду… – голос ниже, по сердцу царапает… Больно, черт!

– Ты же знаешь, что ничего не получишь… – смотрю, не могу оторваться. Темный, тяжелый, горячий. Не устоять мне. И эти слова – всего лишь последняя неудачная попытка удержаться.

Это понимаю я. И он тоже понимает.

А потому усмехается и шепчет, уже в губы мне:

– Получу…

А в следующее мгновение меня сносит бешеным, безумным, таким ожидаемым, таким правильным ураганом!

Я не сопротивляюсь, разом утратив все силы, моральные и физические, только руки бессильно скользят по широченным плечам, сжимают темный плащ с инквизиторскими знаками.

Адиль наклоняется, обволакивает собой, плащом, руками…

Сама тьма целует меня!

Сама тьма сжигает в порочном, безумном пламени!

И я горю.

С наслаждением и освобождением.

С ним я перестаю контролировать все вокруг, и себя тоже.

Это пугает, это заставляет бежать в ужасе, потому что нельзя так жить, полностью отдав контроль над собой другому!

Но это так сладко, боже мой! Это так мучительно приятно!

И я так по этому скучала!

И теперь не могу остановить его, не могу противостоять!

Адиль рычит сдавленно, стаскивая с меня полупрозрачный гипюровый топ, задирая пышную юбочку, проводя грубыми пальцами по голой коже бедер:

– Что это? Что? Бесстыдница… В таком виде… В этот ятаскай… Убью…

Я не понимаю и половины слов, которые он хрипит, целуя мои скулы, шею, грудь в разодранном топе, действуя безжалостно и жестоко.

В голове вспышки фейреверков от каждого прикосновения, и в этот раз даже острее, чем в первый, когда я была так же безумна, обескуражена в первую очередь своей реакцией на него!

Сейчас все на грани, потому что я уже знаю, каким он может быть, как он может унести из этого мира в потусторонний, где нет ничего и никого, кроме него, моего инквизитора. И его костра, на котором я буду с радостью и болью гореть.

Под спиной обжигает гладкостью и прохладой кожаный диван, Адиль нависает, плащ его закрывает нас коконом от всего, даже от этого маленького пространства вип-комнаты. Дарит уединение и мрак.

– Сахир… Моя фатати… – голос его в этот раз мучительным бальзамом – внутривенно, огнем по коже, – скучал… С ума сходил… Не отпущу больше…

Я не отвечаю, не хочу понимать его, не хочу слушать.

И не могу не слушать.

Никто и никогда не говорил мне такого. Так горячо. Так властно. Так…

В его глазах – огонь инквизиторского костра. Первобытное пламя, отзвук тех времен, когда мужчина был наместником бога на земле, добытчиком, от которого зависела жизнь… А женщина знала свое место. Это ужасно, это настолько дико в современном мире, что все во мне возмущается… В обычной жизни.

Но сейчас мы – вне пространства.

И он владеет мной полностью. По праву власти и силы. Ужас кромешный…

Но я подчиняюсь.

И сдавленно мычу через закрывающую рот тяжелую ладонь, когда ощущаю вторжение.

Ох… Я и забыла, какой он… И что у меня никого не было эти полгода… И что это так больно! И так остро! И так… Ох…

На его лице – жесткость и мука. Словно ему тоже больно и хорошо. Как и мне.

Адиль что-то бормочет на своем гортанном языке, проводит пальцами по моему лицу, убедившись, что больше я кричать не собираюсь, проталкивает подушечки между губ:

– Лаегаха… – хрипит он, – оближи, сахир… О-о-о-о…

Я втягиваю пальцы в рот, провожу языком по фалангам, и глаза Адиля, и без того безумные, чернеют еще больше.

Он чуть выходит, заставляя меня закатывать глаза от чувственности ощущений и рывком возвращается.

И да, я кричу.

Опять.

Потому что это нестерпимо! Это чересчур!

Тело пробивает дрожью, и я распахиваю шире глаза, понимая, что еще один раз, одно движение его во мне, и у несет!

Хочу сказать ему об этом, и не успеваю!

Адиль повторяет, и меня трясет от небывалого, неожиданного наслаждения настолько сильно, что сжимаю неконтролируемо бедра, дрожу, мычу сквозь пальцы, ласкающие губы. Мир раскалывается на куски, оставляя только черноту вокруг.

И сияющий взгляд моего инквизитора.

– Скучала, сахир… – с удовлетворением тянет он, – потерпи… Сейчас все будет…

Я не успеваю сказать, что уже больше не выдержу, что и без того за гранью…

Накрывает чернотой космоса, и только сверхновые вспыхивают перед глазами. Ритмично, в такт его движениям в себе. Мое тело, несмотря на переизбыток ощущений, жадно поглощает каждый толчок, приветствует каждый поцелуй, отзывается на каждое прикосновение.

Я горю в его костре, и это бесконечный космос…

Сладкий, безумный, обволакивающий…

– Ты – моя, сахир… – шепчет мне космос низким голосом инквизитора, терзающего меня все горячее и жестче, – ты – моя. Не отпущу теперь…

Я не отвечаю, просто закрываю глаза, не сдерживая слез, пробивающих себе дорогу сквозь ресницы к вискам.

Я – его. Это так.

В этот раз я не обманываю себя, изначально не обманывала.

Полгода я привыкала, вытравляя из памяти его голос, а из тела – фантомные воспоминания от прикосновений и ласк.

И все пошло прахом, стоило ему появиться…

Я – слабая, бесконечно слабая. Позор своей семьи, своих предков, своих убеждений.

Но это не значит, что я не буду бороться.

Просто сейчас…

Хэллоуин. Игра.

Чтобы выиграть, хорошему игроку нужно поверить в реальность игры.

И я верю.

И я выберусь.

– Сахир… – шепчет он, выталкивая меня снова за пределы вселенной, – сахир… Моя…

Ему идет этот костюм. Отражает его суть.

Но ведьмы остаются самими собой.

Даже горя на инквизиторском костре.

Я улыбаюсь сквозь слезы и целую его. Сама.

Я сгорела.

Прощай, мой инквизитор.