Текст книги "Сбежать от колдуна"

Мария Зайцева
Сбежать от колдуна

1

Сквозь дырявую крышу сарая просвечивали унылые звезды. Неярко и подслеповато расчерчивая все немудрящие внутренности старого строения: ветхие стойла, в которых когда-то держали лошадей, свисающие там и сям веревки, грязное, гнилое сено в самом углу.

Именно туда и кинули Варварру, напутствуя злобно и ехидно:

– Посиди-ка тут, ведьма!

Она, по инерции ткнувшись сбитыми в кровь ладонями в мерзко воняющее сено, тут же перевернулась и на четвереньках кинулась обратно к двери:

– Подождите! Подождите! Я не ведьма! Не ведьма!

Морик, которого она помнила еще ровесником своим, худым, глазастым пареньком, за эти десять лет превратившийся в кряжистого оплывшего мужика, остановился, оглядел ее мутными от выпитого глазами и хмыкнул:

– Ну и дура.

А затем легко оттолкнул ладони Варварры, слабо цепляющиеся за сапоги, и с хрястом захлопнул дверь.

Варварра с ужасом и непониманием уставилась на доски, сквозь которые просвечивали огни деревни, затем, опомнившись, кинулась стучать, дергать древний засов, кричать:

– Подождите же! Это же я, Варварра! Я не ведьма! Не ведьма!

Но голоса мужчин удалялись, никто из них даже не обернулся на ее мольбы.

Варварра, поколотив еще немного в дверь, выдохлась и без сил повалилась на грязный земляной пол, бессмысленно глядя в слепые мутные звезды.

Слезы, до этого беспрерывно лившиеся по щекам, иссякли, только глазам все еще было больно. И сбитым в кровь рукам.

Наконец, в голове перестало мутиться, и Варварра, застонав, села. Выдохнула и принялась вытаскивать из ладоней занозы, всхлипывая не столько от боли, сколько от обиды и непонимания.

Не такого приема ждала она, когда бежала сюда, в родную деревню, после десяти лет плена.

Верней, не плена… Это для нее замужество было пленом, полноценным, жутким, тянущимся бесконечно.

А для ее родных, похоже, все выглядело совсем не так…

Вытащив самые неприятные занозы, Варварра вернулась в угол, где валялось сено, и уселась там, привалившись к стене и прикрыв усталые глаза.

Всю ночь она шла от замка своего мужа, бежала, постоянно оглядываясь, словно опасаясь погони. Хотя, ее никто не задерживал.

Некому было.

Варварра вспомнила глаза колдуна в тот последний вечер, темные и бесконечно усталые, и губы задрожали от обиды.

Она всхлипнула, длинно и прерывисто, откинулась затылком на стену, опять задирая голову к дырявой крыше.

Странно, со смотровой площадки замка звезды смотрелись такими яркими. А здесь мутные, далекие. Равнодушные.

– Варра, – тихий шепот заставил встрепенуться, Варварра повернулась, прижалась к дырявой стене сарая, пытясь в темноте высмотреть того, кто пришел в ней, ведьме.

– Кто тут?

– Это я, Василек…

– Василек! – обрадовалась Варварра, – Василек! Как хорошо, что ты пришел! Найди Амирру, скажи, что я здесь!

– Она знает, Варра, – выдохнул Василек, появляясь перед сараем из высокой травы.

Варварра жадно всматривалась в полумрак, но, кроме очертаний фигуры своего друга по детским играм, ничего не могла рассмотреть.

Василек, в отличие от Морика, не особенно изменился, как был худеньким, подвижным, вихрастым, так и остался таким же. Разве что вытянулся чуть-чуть.

Он подошел ближе, протянул ладонь, и Варварра попыталась дотронуться до него пальцами.

– Василек, я не ведьма! Не ведьма! – торопливо забормотала она, опасаясь, что он испугается и убежит, – я не понимаю, почему они так сделали! Я им говорила! Я все та же Варварра! Я не изменилась! Скажи Амирре, она подтвердит!

– Не подтвердит, Варра, – вздохнул Василек, – она первая говорила, что ты ведьма… Прямо сразу, как ты… Замуж вышла…

– Что? Что ты говоришь? – Варварра не могла поверить услышанному! – Да нет… Ты что-то… Я же из-за нее… Я же…

– Тебя сожгут на рассвете, – тихо продолжил Василек, – ждут, когда священник из соседней деревни приедет… Все уже знают, что колдуна нет.

Варварра замерла, прижав ладони к груди.

Сожгут… Ее? Но за что? За что?

– Но за что? Я же… Василек… Скажи им… Я же… – она начала бессвязно бормотать глупые слова, слыша себя со стороны и не в силах остановить поток. В голове не укладывалось происходящее.

Варварра помнила, с какой радостью, с каким невероятным облегчением она бежала по едва угадываемой тропке с горы вниз, не оглядываясь, словно опасаясь, что, если оглянется, то все пропадет. И она снова окажется в спальне колдуна, мрачной, с темными бархатными шторами и огромной пугающей кроватью в центре. И он будет смотреть на нее, как обычно, с усмешкой и похотью…

Нет! Нет! Не будет этого!

И ночей, долгих, безумных, наполненных темным, жутким вожделением, не будет! И ее тело забудет его властные прикосновения, его хриплый шепот на ухо, его тяжелые движения, выносящие сознание куда-то за грань, в душную черноту.

Не хотела она такого, никогда не думала даже!

И десять лет назад, в свои легкие восемнадцать, жила спокойно, весело, мечтала о семье и двух детишках… Или трех.

И муже, спокойном и ласковом Мироне, что так волнующе смотрел на нее на прошлой ярмарке…

Именно эти мечты, тщательно скрываемые в глубине души, лелеемые, как нечто самое светлое, самое чистое, и помогали не потерять себя все эти десять лет замужества, не утонуть в бездне похоти, в которой так безжалостно топил ее колдун, ее муж…

Она плакала по ночам, от того, что не может сдержаться, что отвечает ненавистному мужчине на ласки, что покорна ему так, как должна быть покорна жена. И думала, что он просто заколдовал ее, наложил какое-то жуткое заклятье, из-за которого она и тянется к нему темными, долгими ночами.

Не просто же так смотрел с усмешкой, и в черных глазах его горело понимание. И еще нечто, настолько страшное для Варварры, что она просто отказывалась его понимать.

Не хотела.

И в минуты и часы, когда оставалась одна, Варварра вытаскивала на свет ту самую чистую мечту о спокойной жизни и двух детишках. О Мироне, который уж точно не стал бы ее принуждать к такому… Который любил бы ее честно, как любят простые мужчины своих жен… И ей не стыдно было бы с утра смотреть ему в глаза. И не страшно найти в этих глазах понимание… И отблеск своего падения.

– За то, что ведьма, – разорвал ее нелепые, ненужные сейчас воспоминания Василек, – ты прости меня, Варра… Я не смогу помочь. Я вот только…

И в щели сарая скользнул нож.

– Вот… Говорят, больно гореть… Прости меня… – парнишка всхлипнул и пропал, только трава чуть шелохнулась.

А Варварра не успела ему сказать спасибо.

Она посмотрела на нож, но не стала трогать, решив, что это всегда успеется. К тому же она надеялась, что все решится еще.

Ну не могут люди, знавшие ее с детства, видевшие, как она растет, помнящие ее родителей, ее предков, думать, что она – ведьма.

Да почему?

То, что она была замужем за колдуном… Это же не значит, что она ведьма?

И Амирра… Василек, наверно, что-то не так понял! Определенно, не так!

Амирра не могла.

В конце концов, это из-за сестры Варварра оказалась в постели колдуна!

Амирра была старше на два года и готовилась уже к свадьбе, заполняла свадебный сундук, а жених ее, красавчик Валейн, обивал пороги родительского дома, в котором они с Варваррой жили вдвоем. Родителей унесла лихорадка одной жуткой зимой. Хорошо, что в деревне не было принято бросать сирот…

Колдун появился на воскресной ярмарке, налетев, словно темный безумный вихрь, заставив селян в страхе разбегаться и прятаться под прилавками.

Он остановил своего черного страшного коня напротив замершего в испуге старосты, сверкнул белым оскалом зубов из-под капюшона, надвинутого на глаза:

– Помнишь свой долг, Ирдей?

– Да, ваша милость… – хрипло ответил староста.

– Сегодня вечером.

– Да, ваша милость…

Колдун давно уже ускакал на своем черном зубастом звере, про которого ходили упорные слухи, что хозяин кормит его мертвечиной, а ярмарка все гудела. Про долг колдуну, в прошлом году спасшему деревню от жуткой лихорадки, унесшей множество жизней, про то, что надо выбрать подходящую девку, и лучше бы сироту, еще про что-то…

Варварра не участвовала, испуганная до безумия черной фигурой на огромном жеребце, по-волчьи блеснувшими из-под капюшона глазами… Сердце стучало бешено, дико. Наверно, уже в тот момент предчувствуя беду…

Над головой пронзительно каркнул ворон, вырывая из того дня, последнего дня ее свободы, и Варварра запрокинула голову, высматривая птицу в щербатой крыше сарая.

– Ты, Солод? – спросила она и получила в ответ утвердительное карканье. – Чего тебе? Он… Вернулся?

Вопрос она задала с внутренней дрожью ужаса, боясь услышать ответ…

Ее муж пропал два дня назад. Ушел в свою проклятую комнату, которую он непонятно называл “лаборатория”, запретив перед этим Варварре заходить.

Она помнила, как он, встав на пороге, поманил ее к себе, поймал на последних шагах, поднял, сжав за талию так крепко, что у Варварры дыхание перехватило, посмотрел в испуганно расширившиеся глаза:

– Ну что, девочка, хочешь моей смерти?

Варварра, прикусив губу, замотала головой… Она не хотела его смерти, нет. Она сама не понимала, чего хотела. Свободы, однозначно.

– Если я… Не вернусь через день… – голос колдуна звучал грубо и хрипло, словно ему трудом давался разговор, – то ты можешь считать себя вдовой. Замок и все, что в нем, остается тебе…

Варварра молчала, тревожно вглядываясь в его лицо, пытаясь понять, о чем он. А колдун смотрел на нее и, похоже, ждал слов. Хоть каких-то.

Но, так и не дождавшись, наклонился, поцеловал Варварру долгим, болезненным поцелуем, царапая нежную кожу жесткой бородой…

И отпустил нехотя.

– Куда же ты?

Варварра обрела голос, уже когда колдун отвернулся, взялся за ручку двери лаборатории.

Он замер и, не поворачивась, буркнул:

– Домой, – а затем, с тихим, ужасным смехом добавил, – в преисподнюю.

Варварра ахнула невольно, осенила себя святым кругом, а колдун открыл дверь и шагнул за порог. Это был последний раз, когда она видела своего мужа…

Наутро лаборатория оказалась пуста.

И Варварра получила свободу.

Вот только, как оказалось, ненадолго…

2

Солод каркнул один раз, и Варварра прикрыла глаза, откидываясь на прелое сено и прислушиваясь к себе. Что она чувствовала? Облегчение? Печаль? Ее муж не вернулся.

Он, как и обещал, отправился прямиком из своей лаборатории в преисподнюю… А ее оставил здесь.

Солод каркнул еще раз, и Варварра усмехнулась.

– Нет, Солод, я не вернусь…

Понимать язык животных и птиц колдун научил ее на второй год их совместной жизни. Просто повесил на шею амулет и щелкнул перед лицом пальцами.

– Через пару лет амулет уже будет не нужен, – усмехнулся он и ушел, оставив обескураженную Варварру познавать мир заново…

Ворон опять каркнул, и Варварра вздохнула:

– Потому что я не ведьма…

В этот раз в голосе ворона прозвучала издевка, но Варварра, нахмурившись, приказала:

– Прочь лети. Я больше тебе не хозяйка.

Она прислушалась к ночи, пытаясь распознать хлопанье крыльев, но так ничего и не услышала.

Ну и пусть…

Варварра машинально коснулась маленькой пуговки на платье – единственном украшении, оставшемся на ней после пленения, сжала. Ей не нужен будет нож, если захочется покончить с мучениями.

Ладонь скользнула выше, к беззащитному теперь горлу. Надо же, неужели за столько лет привыкла к брачному ошейнику? И теперь его отсутствие воспринимается потерей?

Варварра вспомнила, как ей впервые надели его, каким тяжелым показался, придавил к земле, дышать стало трудно…

Ошейник – показатель принадлежности к роду, дарился мужем. Или передавался по наследству в семье.

В деревне ошейники делались, в основном, простыми, из дешевой меди, редко – из серебра.

У Варварры был из белого драгоценного металла, с вплавленными в него огромными темными камнями…

После брачной ночи, о которой Варварра, хоть и зарекалась когда-либо вспоминать, но все же изменяла себе, муж подарил ей еще и серьги, тоже из белого драгоценного металла, а камни на них свисали тяжелыми каплями, искрились на солнце так, что глазам было больно. И кольцо в комплект.

У нее потом много появилось таких вот украшений, дорогих настолько, что, кажется, не у всякой благородной госпожи, да что там – у самой королевы таких не было!

Муж словно искупал подарками свою грубость и нелюдимость…

Варварра посмотрела на пальцы, подняла их, ловя проникающий сквозь крышу свет луны. Брачный браслет, легко расстегнувшись, и тем самым показывая, что Варварра и в самом деле теперь вдова, остался в замке.

А кольца… Кольца, наверно, пополнят сундук жены старосты… Или его дочери…

Все же, не надо было говорить в деревне, что колдун умер…

Но как было промолчать?

Варварра вспомнила, как прибежала в деревню, задыхаясь от радости и предвкушения чего-то невероятного, тепла человеческого, наконец-то, и стукнулась в первый дом, самый большой, самый богатый. Дом старосты.

Как приняли ее, испуганно, настороженно, но с почтением…

И как все переменилось, стоило ей сказать, что она теперь вдова. Что колдун, мрачная тень которого так долго висела над деревней, умер. И замок его пуст…

Больше она ничего не успела сказать, староста вышел за порог, а спустя пару минут в комнату вошел Морик и с ним еще несколько мужчин…

Они не стали слушать удивленную и испуганную Варварру, просто схватили и удерживали, пока староста, деловито и равнодушно, сдирал с нее драгоценности, шубку из белого пушистого меха, сапожки из мягчайшей тонкой кожи, ощупывал, в поисках еще чего-либо ценного, припрятанного на теле…

И затем ничего не понимающую, плачущую Варварру так же молча поволокли к сараю…

Слезы обиды опять заполнили глаза, сорвались, потекли из-под закрытых век к вискам.

За что они так с ней?

Она же никогда ничего плохого… Наоборот, все время старалась извлечь выгоду из своего положения, пользу для своих соседей, для сестры и ее детей… Колдун не был затворником, они много ездили по королевству, под его дланью было несколько городов, поселений поменьше и десяток деревень. Все это отдал ему во владения король за какие-то заслуги перед короной.

И Варварра старалась, чтоб у ее земляков всегда все было самое лучшее. Заговоры на погоду, урожай. Возможность охоты в полном зверья лесу. Возможность собирать бессчетно ягоды и грибы… И, если у селян какие-то просьбы были, колдун, помня о родственных связях, это он сам так с усмешкой говорил, рассматривал эти просьбы в первую очередь.

Деревня, жители которой раньше считались неудачниками, потому что замок колдуна был совсем близко, на горе, нависая над полями жутким страшилищем, последние десять лет лишь богатела и прирастала жителями и домами.

В те редкие разы, когда Варварра вместе с мужем появлялась на ярмарке или проезжала мимо деревни, жители останавливались и кланялись, благодаря за милость…

За что же сейчас они так? За что?

Она же только добро… Она же, можно сказать, только ради благополучия земляков, чтоб снять с них бремя непосильного долга…

Колдун не был жесток без причины, нет.

Но он был темным зверем, совершенно непохожим на тех мужчин, которых видела в свои восемнадцать Варварра… Мрачный, неулыбчивый, жуткий, непонятный…

В их первую брачную ночь он молча раздел плачущую Варварру, оставив только брачный ошейник, осмотрел ее со всей тщательностью, хмыкнул…

А затем скинул с себя темный камзол, и Варварра задохнулась от ужаса, боясь посмотреть на него.

Он не был огромен, хотя и отчетливо силен.

Но самое страшное, что по всему телу его, по всей коже были отпечатаны странные и жуткие письмена. Они сплетались, расплетались, становясь похожими то на диковинных пугающих птиц, то на стебли растений…

На плечах его загорались и гасли искрами глаза неведомых зверей. Варварра заметила их, когда колдун навалился на нее, прижимая к кровати. И смотрела все то время, пока он брал ее по праву мужа. Ей казалось, что они все понимают и даже жалеют ее…

А вот колдун не пожалел.

И то, что испытала в ту ночь Варварра, то новое, жуткое ощущение беспомощности и погружения на глубину вязкого, плотного болота, было странным и невероятно пугающим.

Варварра не желала бы его узнавать никогда в жизни. И повторять тоже не желала. Вот только колдуну было плевать на ее желания и нежелания…

У него были грубые, сильные руки, гибкое, тяжелое тело и бешеный нрав.

За пару месяцев он приучил Варварру к себе, своему характеру и желаниям, и далее только посмеивался упорному сопротивлению жены, ее попыткам отстоять себя, сохранить в себе хоть чуть-чуть той светлой девочки, простодушно мечтающей о спокойной судьбе селянки.

Он словно знал, о чем она думала в минуты одиночества, и получал дополнительное удовольствие, разрушая ее мечты, показывая ей каждый раз, что она – другая. Что она получает наслаждение от таких вещей, о которых раньше и помыслить было стыдно. Что она может… Да много чего она может, на самом деле…

Варварра вспомнила, как впервые удалось сделать следящее заклятье, и улыбнулась… Она навесила его на кошку и отправила ее гулять по замку… И ох, сколько всего интересного узнала о происходящем в нем!

Как они там, без нее? Привратник, мятежный дух Вик, сова Иринья, призрачная служанка Виса… И ее кот, спокойный и равнодушный Бас…

Варварра пожалела, что убежала вот так, в ночь, забыв обо всем на свете. Надо было им хоть что-то сказать напоследок? Но она так сильно захотела покинуть уже, наконец, этот мрачный замок, ощутить себя снова свободной, молодой, легкой… Какой и была десять лет назад, до того момента, когда мрачный колдун не затребовал себе обещанную искупительную жертву…

– Варра, Варра… – она, кажется, начала засыпать, потому что не сразу поняла, что ее кто-то зовет.

– Кто здесь? – Варварра повернулась, приникла к щели, вглядываясь в темноту.

– Варра, это я… – луна упала сверху, освещая родное лицо Амирры.

– Амирра! – Варварра обрадовалась, попыталась дотянуться до сестры, но та отшатнулась, не позволяя прикоснуться, – Амирра! Как я рада! Скажи же им, что я не ведьма! Ты же знаешь!

– Знаю, – кивнула Амирра, – какая из тебя ведьма?

– Но тогда почему они?.. Они не стали тебя слушать? – Варварра с тревогой вглядывалась в лицо сестры, отмечая, как изменилась она на годы, что они не виделись. Располнела, углы губ поползли вниз, образуя некрасивые брыли, волосы, замотанные в брачный кокон, стали редкими, а брови, наоборот, погустели…

– А ты все такая же, – с непонятной злобой сказала Амирра, тоже, в свою очередь, рассматривая Варварру, – словно и не было этих десяти лет… Конечно, с таким-то мужем…

– Ты что? – Варварра отшатнулась, словно ее ударили, – я же… Я же из-за тебя… Ты же замуж… Ты так плакала, когда твое имя назвали…

– А ты и подсуетилась, – зло сжав губы, сказала Амирра, – прямо только пятки сверкнули, как побежала! Еще бы! Из дома-развалюшки в богатый замок! Из рубища – в шелка и бархат! Да даже сейчас твое платье стоит столько, что весь мой дом можно на эти деньги купить!

– Ами… – Варварра все не могла поверить, все пыталась объяснить, – но ведь ты же невестой была… А колдун… Он же страшный такой… Говорили, что он убивает своих жен…

– Что-то ты не больно мертва, – съязвила Амирра, – ну ничего… Утро скоро…

– За что ты так, Ами? – Варварра смотрела на лицо единственного оставшегося у нее родного человека и плакала. Жалея не предательства, а себя, наивную, глупую, десять лет лелеявшую… что?

– За что? – Амирра хмыкнула, – за то, что я все эти годы в поле убивалась, а потом дома, детей рожала и от мужа побои терпела. И все думала, что ты там, в замке, в этот момент на пуховых перинах спишь и сладко, досыта ешь. И ручки у тебя грубой работы не знают… Ну ничего, утром мне за все мои муки воздастся. Есть бог на свете! Услышал молитвы мои! Гори в огне, ведьма!

Амирра давно уже ушла, а Варварра все сидела, вцепившись в доски сарая побелевшими от напряжения пальцами, и смотрела перед собой, пытаясь осознать, понять…

Ведь можно же понять, да?

“Люди – редкие твари, девочка, – рассмелся в ее голове колдун. Он щурился то на огонь камина, перед которым сидел с кубком в руках, то на нее, обессиленно кутавшуюся в мягкое покрывало на кровати, – люди… Им нельзя доверять… Никому”

Она молчала, изучая блики огня, ложащиеся отсветом на темное, хищное лицо его.

“Не веришь? – колдун усмехнулся, но почему-то печалью повеяло от этой усмешки, – хотел бы я ошибаться… Знаешь, потусторонние темные твари во многом безопасней людей. От них знаешь, чего ждать…”

Варварра выдохнула, кое-как расцепила онемевшие пальцы, потерла ладони.

Она не верила покойному мужу. Не хотела верить…

Она все эти годы жила мечтой, что вернется однажды, скинет то, что с ней случилось, словно шелуху ненужную, и начнет, наконец, жить… Так, как хотела всегда.

Она знала, ради чего столько терпит, и на кого падет кара колдуна, если она сбежит, не выдержав тягот брака.

И надеялась, что ее тоже ждут и любят…

А оказалось…

Люди – редкие твари…

Над головой опять каркнул Солод.

Варварра подняла лицо в щербатому потолку и усмехнулась. И, если бы ее муж мог сейчас увидеть ее усмешку, то определенно нашел бы сходство со своей.

– Солод, позови сюда Вика и Вису, – приказала она.

Ворон каркнул, в этот раз согласно и торжествующе, даже с облегчением можно сказать, радуясь, что хозяйка перестала дурить, и улетел.

А Варварра подхватила нож, легко провела лезвием по пальцу, затем намочила в порезе вырванный волос. Посмотрела на результат и расхохоталась…

Они хотели ведьму?

Они в самом деле хотели ведьму?

Они ее получат.

Конечно, можно было бы просто встать и выйти отсюда. Десять лет жизни с колдуном не прошли даром, как ни пыталась отринуть Варварра подарки мужа, его обучение, то, какими тайнами он делился с ней, какие языки заставлял учить, чтоб были понятны заклятия в черной книге, оставшейся в замке.

И сейчас Варварра ощутила, что больше нет преград, чтоб принять в полной мере все, что колдун давал ей. Чему учил ее.

Она ничего не делала плохого, и не была ведьмой, когда уходила к нему в замок.

Но никогда не поздно начать, так ведь?

Тем более, что обстановка располагающая…

Утром ее земляки, люди, о которых она заботилась все это время, переживала, ради которых и терпела это все… Они придут, чтоб сжечь ее. Зная, что она не ведьма. Просто потому, что все эти годы ненавидели. А почему? А потому что люди – редкие твари, опасней любого сумеречника или плотоядника.

Они непредсказуемы…

Варварра щелкнула пальцами, полюбовалась переливами холодного голубого огонька, возникшего от щелчка, мрачно усмехнулась.

Люди непредсказуемы, да.

Но и не дальновидны. И утром им предстоит сильно удивиться.

А замку на горе предстоит обрести нового хозяина. Хозяйку.

Колдунью.