Текст книги "Издержки семейной жизни"

– А где папаша невесты? – спросил еще один званый гость, вероятно, из родственников со стороны матери невесты.

– Папаша невесты в тюрьме, то есть в колонии. Отбывает срок за мошенничество, – пояснил «покойничек».

– Света! – рявкнул другой родственник. – Где Настин отец?

– Отбывает срок за незаконное предпринимательство. Я с ним давно разведена! Я слышать про него не хочу! Никогда!!!

– А за мошенничество? – спросила толстая тетка. – Я же была на суде! Ему за мошенничество дали!

– Первый срок был за мошенничество, теперь – за незаконное предпринимательство, – пояснила сватья. – Ему в тюряге понравилось. Захотелось вернуться.

– Он что, после нашей пирамиды еще одну организовал? – заорал «покойничек». – А Государственная Дума до сих пор не приняла закон о финансовых пирамидах! Нынешние статьи Уголовного кодекса в этих случаях не работают! Кого-то удается за мошенничество посадить или за незаконную банковскую или предпринимательскую деятельность. Потерпевшими от МММ официально признали всего десять тысяч человек, а реально пострадали десять миллионов! Пятьдесят человек жизнь самоубийством покончили!

– При чем тут МММ? – спросила я. – Вы лично от МММ пострадали?

Я посмотрела на «покойничка». Он кивнул. Я перевела взгляд на толстую тетку. Она тоже кивнула. И старушка кивнула. И мужик, лобызавший руки моей подруге Тоне.

– И вам было мало? – откровенно поразилась я. – Вас история с МММ ничему не научила?

– Нам обещали стопроцентный доход! – стали орать наперебой пострадавшие вкладчики.

– И вы верили?

– Да! Нам объясняли, как будут работать наши деньги.

Из этого ора я сделала вывод, что настоящий отец моей невестки – человек весьма талантливый, по крайней мере, убеждать умеет и логически представить аргументы тоже. Уже после того, как обвалилось довольно большое количество пирамид, он привлек деньги вкладчиков, которые не знали, кому их теперь нести. И что ж было не брать, если сами давали?

Я не вкладывалась ни в одну пирамиду и своей матери, которая тогда была жива, этого не позволила, хотя мать рвалась отнести то, что они с отцом копили всю жизнь. Отец не верил никому вообще и был против, считая, что правильнее всего поступали в старые добрые времена, закапывая деньги в землю. Ни одному государству, существующему на русской земле, деньги доверять нельзя, как и тем, кто орудует на территории этого государства. Но мать собиралась отдать мошенникам свою пенсию. Я прямо сказала матери: отнесешь хоть рубль – все вливания с моей стороны и вся моя помощь прекратятся. Это обман. Потом она признала, что я была права. Единственный раз в жизни признала. Обычно я, по ее мнению, все делала не так.

С одной стороны, мне жалко пострадавших от финансовых пирамид людей. Смертность после обвала пирамид резко возросла, как и количество сердечно-сосудистых заболеваний. Стресс не мог не привести к развитию и других заболеваний, только их не связали с пирамидами. Но с другой стороны, а где были ваши головы? Вы подумали о том, что ни на чем нельзя заработать сто, сто пятьдесят, а тем более двести процентов прибыли, которую вам обещали? Вы в самом деле верили, что не будете ничего делать, а денежки тем временем будут капать, и даже не капать, а литься потоком? Почему вы несли деньги в новые пирамиды после того, как лопнули старые? После того как обманутые вкладчики уже осаждали опустевшие офисы? Вы хотя бы чуть-чуть думали головой?

Наконец прибыла полиция.

И званые, и незваные гости стали наперебой объяснять свою правду. Появились администратор и еще пара каких-то сотрудников ресторана. «Покойничку» удалось ускользнуть – он мгновенно среагировал на людей в форме и испарился через ту же дверь, через которую выбежала Настя. Дверь находилась сбоку от нашего стола. Бабулька с наворованной едой метнулась под скатерть, то ли проползла, то ли пробежала на четвереньках под столами, появилась у места невесты и на четвереньках же метнулась к двери, за которой можно было скрыться. И скрылась.

Из зала под белы рученьки вывели обманутых вкладчиков с плакатами. Я предполагала, что дело закончится штрафом, возможно, переданным из рук в руки сотрудникам органов. А может, и незаконный митинг им впаяют или нарушение общественного порядка. Пара званых гостей дали какие-то показания под протокол. Я тоже дала – как самая адекватная пояснила ситуацию так, как ее понимала.

– То есть настоящий отец невесты в тюрьме? – уточнил у меня полицейский.

– Спросите вот у них…

Я повернулась туда, где сидели Настя и ее мать, и вспомнила, что Настя какое-то время назад выбежала из зала. Она ведь так и не вернулась. Где она ходит-то? Или уехала домой? Сватья рыдала в объятиях какого-то своего родственника.

– Вон женщина плачущая, – показала я. – Это бывшая жена пирамидостроителя.

– А тот, кто его изображал?

Я рассказала про Андрея Елизарова, вспомнила, что у меня есть договоренность со знакомым следователем, и я должна была его задержать.

– Наверняка сбежал ваш брачный аферист, – хмыкнул полицейский. – Чтобы еще и от обманутых вкладчиков не получить за чужие грехи.

Я погрустнела, потом вспомнила, что у невестки ведь был заключен официальный договор. Но немного зная Андрея Елизарова, можно было предположить, что он больше не появится в агентстве, предоставляющем отцов в аренду.

Полицейский увидел, как я расстроилась, да, наверное, и коллегам ему хотелось помочь снять сразу несколько «висяков».

– Пойдемте, поспрашиваем персонал ресторана. Наверное, они видели, как кто выбегал отсюда. Как раз узнаете, невеста вообще сбежала или как. Может, украли? Вроде традиция такая. Вы вообще хотите искать невесту?

Мужчина с интересом посмотрел на меня. А я не знала. Решать Ромке. Жить с ней Ромке. Или не жить.

– Сынок! – позвала я и увидела, что сынок мертвецки пьян. Первый раз в жизни. Или я просто не знаю про другие разы? Но мой мальчик рано научился водить машину, а жертв ДТП, пострадавших по пьяному делу, он видел у меня в больнице. И вообще он как-то не тяготел к спиртному. Он много работал, после работы сидел перед компьютером, слушал музыку. Но в их компании было не принято напиваться. Они с друзьями часто собирались вообще без спиртного!

Я повернулась к полицейскому.

– Пойдемте с вами поищем хоть кого-нибудь.

Мы вышли через ту дверь, которой воспользовались убегавшие из зала, и столкнулись с администратором.

– Невеста рыдает на кухне, – сообщил он.

– Так, одна нашлась, – улыбнулся полицейский. – А остальные?

– Ушли, – развел руками администратор. – Мы не имели права их задерживать.

В это мгновение откуда-то из служебных помещений ресторана раздался истошный женский крик.

Глава 8

Я резко дернулась. Полицейский скривился и буркнул себе под нос непечатное слово. Вероятно, предполагал, что подобный крик не может означать ничего хорошего и только добавит ему головной боли.

В коридор, где мы стояли, выскочила немолодая дама со шваброй и выпученными глазами. По всей вероятности, кричала она.

– Там! Там! – Она тыкала шваброй в нужную сторону.

– Что случилось? – спокойно спросил полицейский.

– Лучше самим сходить и посмотреть, – также невозмутимо предложил администратор. Вероятно, он на своей работе многого насмотрелся. Свадьбы теперь многие играют нетрадиционным образом. Вероятно, и его, и полицейского трудно чем-то удивить. Как, впрочем, и меня после работы в хирургическом отделении.

– Вам лучше подождать здесь, – повернулся ко мне полицейский.

– Я – хирург. Вполне может быть, что понадобятся мои услуги.

– А-а, тогда пойдемте.

Уборщица не дошла до цели, только ткнула шваброй в какую-то комнатенку в конце коридора. А по полу был дорожкой рассыпан белый порошок. Полицейский первым делом уставился на него. Я тоже. Администратор нагнулся, ткнул пальцем, поднес палец ко рту и лизнул.

– Соль, – удивленно сказал он. – Попробуйте.

– Откуда у вас тут соль? – спросил полицейский.

– Понятия не имею, – ответил администратор и посмотрел на меня. – Это от них.

– Вы думаете, что я на свадьбу к сыну со своей солью приехала? И с какой радости мне ее тут рассыпать?

– Не вы, – сказал администратор и посмотрел на уборщицу.

– Я… как раз хотела убрать. Соль это. Сейчас, я быстро!

– Не трогать! – рявкнул полицейский. – Оставьте все как есть.

Сам он тоже попробовал порошок, потом пошел к двери, на которую изначально показала уборщица.

– Что там? – повернулся полицейский к администратору.

– Подсобное помещение. Типа кладовки. Здесь скатерти, салфетки, часть посуды… Следующая дверь – еще одно подсобное помещение.

– А это? – Полицейский показал еще на одну.

– Запасной выход.

Полицейский толкнул дверь на улицу. Она была не заперта, и он фактически нос к носу столкнулся с Милой, еще одной женщиной, обманутой брачным аферистом Андреем Елизаровым. Именно она вернула Тоне одну из украденных драгоценностей. Они с Тоней поддерживали связь все годы, и я соответственно видела Милу на мероприятиях дома у Тони.

– Ой, Наташа, здравствуй! А я приехала по вызову Тони! Этот гад на самом деле здесь?

И Мила вошла в помещение ресторана, поздоровалась с остальными.

– Почему вы вошли в эту дверь? – спросил полицейский.

– Мне ее женщина показала. Она как раз отсюда выбежала. Я спросила: это тоже вход? Она кивнула и убежала. Зачем мне с главного?

– Сколько тут входов? – повернулся полицейский к администратору.

– Три. Так сказать, парадный, через который посетители заходят, один на кухне – тот скорее грузовой – и этот. Залов у нас два. Свадьба сейчас в банкетном, в него два входа: тот, через который вы сейчас вышли, и еще один вон из того коридора. Второй зал в ресторане – для всех желающих. Хотя иногда оба одновременно используем как банкетные. Иногда оба, как обычные.

– Наташа, где он? – дернула меня за рукав Мила.

– Иди в зал. Там найдешь Тоню, она тебе все объяснит.

Администратор показал, куда идти. Мила с кровожадным выражением лица убежала.

Полицейский распахнул дверь в кладовку и увидел то, что, вероятно, ожидал увидеть. То есть то, что мы все ожидали увидеть. Я на всякий случай проверила пульс, но это было бесполезно.

В кладовке лежал мертвый Андрей Елизаров. Или убивали Валентина Петрова?

– Я что-то крови не вижу, – задумчиво произнес полицейский.

Мертвец лежал на животе, подвернув под себя одну руку и развернув лицо в сторону, к двери. Он спрятался в этой кладовке? Кто-то зашел, убил его, закрыл дверь и ушел? Все можно было сделать очень быстро.

Полицейский уже вызывал подкрепление, я позвонила знакомому следователю, которому хотела сдать с рук на руки брачного афериста Андрея Елизарова, и сообщила, что есть только его труп. Он все равно сказал, что сейчас приедет. Полицейский тем временем давал кому-то указания о том, чтобы «митингующих» ни в коем случае не отпускали. Произошло убийство.

И ведь его мог совершить практически любой из обманутых вкладчиков! Нет, конечно, не любой, а тот, кто выходил из ресторана. Это было вполне возможно. Выйти через одну дверь, забежать в эту, снова вернуться… Народа-то сколько собралось! Подавляющее большинство видело друг друга впервые в жизни.

Хотя кто знал, что сбежит Андрей? То есть кто-то заметил, что Андрей направился к двери. Это я на него постоянно не смотрела и упустила момент. А кто-то смотрел. Вполне можно было догадаться, что Андрей решит сбежать. Человек знал про запасной выход? Вообще-то он в любом ресторане должен быть. Мог знать, мог сразу же отправиться на поиски. Мог прихватить Андрея на улице и затолкать назад. А мог просто здесь ждать… то есть не в подсобке, конечно, а в коридоре.

Я не завидовала полиции. Во-первых, еще неизвестно, кого хотели убить – брачного афериста Андрея или пирамидостроителя Валентина. А уж возможности были у массы людей.

– Здесь есть камеры? – тем временем спрашивал полицейский у администратора.

– В этом коридоре? Нет. На соседнем доме есть. Так что всех, кто через эту дверь входил и выходил, вы сможете увидеть. Мы так один раз вора вычислили.

– А у себя чего не повесите? – удивился полицейский.

– Зачем нам на них тратиться?

– На свадьбе шла съемка? – повернулся он ко мне.

Я кивнула, но подумала о том, что ведь камера не снимала одновременно всех. Ведь даже уход Андрея может быть не записан. Хотя драки оператор точно снимал!

Вскоре весь ресторан кишел сотрудниками органов. Мой сын был вдрызг пьян, рыдал у меня на груди. Невестка, как мне сообщили, так и сидела на кухне, никого не хотела видеть и не желала, чтобы кто-то видел ее. Ее утешали подруги. Я вспомнила, что недавно читала, как в США одна невеста пришла на свадьбу в костюме тираннозавра. Наверное, Насте бы он подошел, знай она заранее, как оно все обернется. Ее мать ругалась с гостями, полицией, попыталась что-то сказать мне, но я так рявкнула, что она быстро от меня отстала. Тоня и Мила кокетничали с новыми кавалерами. Двое моих бывших мужей продолжали пить и есть. Им много нужно выпить, чтобы опьянеть. Медицинская закалка!

Когда приехал коллега моего третьего бывшего, они долго лобызались, и коллега украдкой махнул водочки, закусив буженинкой, потом отправился выполнять свои обязанности, попросив меня составить компанию. Сотрудники органов не возражали против моего присутствия. Тем более прибывший следователь записывал мои показания, а все остальные с большим интересом слушали рассказ про брачного афериста Андрея Елизарова. Я рассказала, что дважды лично его зашивала.

Убили Андрея каким-то узким острым предметом – то ли пикой для колки льда, то ли шилом. Орудия убийства рядом с телом не валялось.

– Удар точный – прямо в сердце, – сообщил эксперт и вдруг вспомнил: – А мне недавно друг, который на «Скорой» работает, рассказывал, как их на свадьбу вызывали. Там чьему-то отцу – то ли жениха, то ли невесты – пику для колки льда в зад воткнули. Это теперь мода такая?

– Того отца не убили? – уточнил следователь.

– Нет. Потерпевший даже признал, что за дело! Не знаю, кто его пырнул. Не уверен, что мой друг знает. Ему наши первую помощь оказали и уехали. От госпитализации он отказался.

И эксперт почему-то решил посмотреть на зад Андрея. Вообще нас всех поразило количество шрамов на его теле. Или его всю жизнь обманутые бабы резали? На попе справа остался след, очень похожий на след от втыкания пики для колки льда. Но пика в сердце и пика в попу – это две большие разницы.

– Звоните другу, – предложил следователь.

К сожалению, тот мало что мог сказать. Да, воткнули на свадьбе. А мало ли что может случиться на свадьбе, когда все уже напились? Он назвал ресторан, в который тогда выезжала бригада. Точную дату не помнил, требовалось посчитать, проверить. Но где-то месяц назад в субботу. Я предполагала, что бригаде заплатили, возможно, налили и дали хорошо закусить. Но ведь все равно хорошо бы поговорить с гостями с той свадьбы.

– Что думаете делать, Наталья Николаевна? – спросил у меня знакомый следователь.

– В смысле? – не поняла я.

– После такой свадьбы сына.

И тут я вспомнила, что они ведь не расписались с Настей. И мой Ромка до сих пор остается холостым мужчиной. Вот не заладилось дело с самого начала, и все и дальше шло наперекосяк, хуже и хуже. А теперь мне нужно забрать моего мальчика домой, да и двоих бывших развезти по домам.

Знакомые сотрудники органов помогли загрузить ко мне в машину багаж – сына и двух мужей. Невестку я больше не видела. Ее мамаша командовала за столом. Она собиралась забрать домой не съеденные, но оплаченные продукты. До торта дело так и не дошло. Он все-таки был заказан, и его под руководством сватьи (то есть несостоявшейся сватьи) загрузили в микроавтобус, который, как выяснилось, принадлежал какому-то родственнику. Но я не стала дожидаться окончания мероприятия. И сотрудникам органов я больше не требовалась. В любом случае они знали, как можно меня найти.

Глава 9

Утром сын был мрачнее тучи. Я собиралась на работу. Он зашел в кухню, когда я допивала кофе. Я вопросительно посмотрела на моего мальчика.

– Мама, я поживу снова в своей комнате.

Я не поняла, вопрос это или утверждение.

– Рома, ты же знаешь, что я тебе всегда рада. Это твой дом. И все, что есть у меня, достанется тебе.

– Мама, только не надо про смерть!

– Ты так расстроился?

Сын плюхнулся за стол и схватился руками за голову.

– Мне обидно, – наконец сказал он. – Себя жалко. Я работал на эту свадьбу, а кому она была нужна? Я хотел сделать приятное Насте. Ей это было важно. Как-то патологически важно… И она все говорила, что надо еще заработать, чтобы не влезать в долги, хотя теперь дают кредиты под свадьбу. Вообще-то тут она права. Еще долгов не хватало. Наконец заработали. И вон оно как вышло.

Мне хотелось спросить, собирается ли он дальше встречаться с Настей, но я сдержалась. Раз собирается жить здесь, значит, развод без бракосочетания.

– Хорошо, что мы не расписались официально. – Сын словно читал мои мысли. – Ты всегда правильно говоришь: все, что ни случается, – к лучшему. Еще бы пришлось заморачиваться с разводом. Этому государству лишние деньги отдавать, с чиновниками общаться… Сегодня заеду и заберу свои вещи. Слушай, а этот мужик на самом деле Людочкин отец?

Я кивнула.

– И что теперь будет делать тетя Тоня? Вообще-то какой бы ни был, но отец. Может, у него проснутся отцовские чувства после знакомства с Людочкой?

Я поняла, что мой мальчик вчера многое пропустил. Пришлось вводить его в курс дела.

– Я думаю, что теперь тетя Тоня будет выяснять, осталось ли у этого Андрея Елизарова какое-то имущество. Доказать отцовство теперь легко. Хотя у него может оказаться с десяток детей. Но я уверена, что Тоня будет судиться. Она очень на него зла.

Я уехала на работу, мой мальчик пошел отсыпаться дальше. К счастью, его не особо мучило похмелье, только голова болела с непривычки. Но отцы с детства обучали его премудростям утреннего пробуждения после вчерашнего. Правда, до сегодняшнего дня он знал это все только в теории. Пусть попробует что-то из рецептов дипломированных врачей на практике. Я не стала в это соваться. Сам разберется. Надо будет – отцам позвонит.

День был сумасшедший, как обычно бывает в выходные. Поликлиники не работают, народ звонит в «Скорую», «Скорая» везет к нам. А мест свободных нет! Берем только, если есть угроза жизни. Травмы берем. Кому можно, оказываем помощь без госпитализации и отпускаем (то есть отправляем) домой своим ходом.

Какой идиот придумал реформу в здравоохранении? То есть там, конечно, была группа идиотов. При Сталине их бы назвали вредителями и дали бы десяток лет без права переписки. Это в лучшем случае. В Петербурге в 2014 году сократили тысячу коек. В 2015-м – следующую тысячу. И это – Петербург. С большим удивлением прочитала в СМИ, что у нас, оказывается, койки простаивали! То-то люди в больницах в коридорах лежат, а в приемном покое вы можете услышать ругань с врачами «Скорой», которые «везут и везут», а мест нет! Но «в системе здравоохранения Санкт-Петербурга проведена существенная оптимизация». Дальше будет еще хуже. Прорабатывается проект по оказанию помощи так называемым «досуточным пациентам», то есть будет проводиться диагностика и оказываться первая помощь, потом – на амбулаторное лечение. И новое «безболезненное сокращение коечного фонда». Интересно, безболезненное – это потому, что вместо болезни будет смерть?

Медики исчезли из учебных заведений. А ведь дети падают, иногда дерутся, просто толкаются! Раньше в школьных медкабинетах можно было сразу же получить первую помощь. Но в школьном штате больше нет медсестры и врача – это называется «управленческая оптимизация». Обслуживание проводится районной поликлиникой, на которой может висеть, например, пять школ. А там у медиков и так большая нагрузка, соответственно в школах они появляются нерегулярно. Если в школе менее пятисот детей, положена одна медсестра (но не в штате, а из поликлиники). Если больше пятисот, то два медработника, но на них Комитет по здравоохранению, который распределяет ставки, выделяет 1,25 ставки, то есть получается, что или врач, или медсестра положены раз в неделю. Доэкономились!

По всей стране за последние годы количество больниц сократилось в четыре раза. А ведь есть масса мест, где не осталось не только больниц, но и даже фельдшерских пунктов. Амбулаторные пункты на селе урезали в три раза. По официальным данным, у нас в стране в настоящее время семнадцать с половиной тысяч населенных пунктов, где нет никакой медицины – ни платной, ни бесплатной. Жителям еще одиннадцати тысяч населенных пунктов нужно добираться до врача более двадцати километров. Девятьсот населенных пунктов Минздрав вообще забыл прикрепить к какому-либо медицинскому учреждению. Что за оптимизация такая? Или это модернизация? Вместо того чтобы построить еще одну больницу или еще одну поликлинику (и ни в коем случае не сокращать!), закупают дорогущее оборудование, на котором некому работать. Или оно вообще не работает, потому что слишком нежное для наших условий – не рассчитано на наши перепады напряжения.

В таких крупных городах, как Москва и Петербург, можно найти высококвалифицированного врача (хотя для этого часто нужно приложить немало усилий), есть техника, есть, кому на ней работать. Другой вопрос, сколько это будет стоить. Но в большинстве населенных пунктов России уже действует принцип: кто выживет – тот выживет. Да и в крупных городах нормой является многочасовое ожидание даже для пациента, доставленного на «Скорой». Два часа на кушетке в коридоре – норма, а эти два часа могут сыграть решающую роль для дальнейшей жизни и качества этой жизни. В 2014 году Россия заняла последнее место в международном рейтинге качества медицинской помощи. По мировым стандартам наши медицинские учреждения, в первую очередь больницы, работают ужасающе. Почему после этого никто из высших чиновников от медицины не получил пинком под зад с теплого высокооплачиваемого местечка?

Мне становится смешно, когда кто-то из чиновников начинает говорить про введение единых электронных медицинских карточек, которые в США обязательны и действуют с января 2015 года. Да, иметь все сведения о заболеваниях человека, обо всех проблемах, которые возникали на протяжении жизни, данные геномного секвенирования, лабораторных исследований, УЗИ в одном месте, сведенные в одну карточку, – это здорово. Это может помочь с постановкой правильного диагноза, избежать уже имевших место реакций на какие-то препараты, возможных осложнений из-за сопутствующих заболеваний. Но у нас такие медицинские карточки невозможны в принципе! И по многим причинам. Первая – в ряде мест в России у нас электричество бывает не каждый день. И компьютеры у нас далеко не везде, как и Интернет. Спросите где-нибудь в глубинке про облачное хранилище данных (где должна храниться вся медицинская информация о человеке), на вас посмотрят как на идиота. Кто будет вносить всю эту информацию, если у специалиста на пациента часто отводится всего семь минут времени? Когда ему вносить информацию о пациенте в эту самую единую электронную медицинскую карточку? Сколько времени будет занимать доступ к облачному хранилищу данных? И ведь виснуть будет! И доступа регулярно не будет! У нас же главное – бабки освоить, а что потом система через пень колоду работает, это уже никого не волнует.

Да и как вся информация о пациенте попадет в одно место, если в России в массе случаев пациент обращается к знакомому врачу частным образом? И это нигде не фиксируется. Так лучше обоим. Взять пятьдесят процентов от официальной стоимости услуги в карман для врача выгоднее, чем получить причитающиеся проценты при условии оплаты пациентом услуги через кассу. Ведь это может быть всего тринадцать процентов (а медсестре – семь). Все остальное – чиновникам от медицины. Подумайте: люди, которые реально оказывают вам услугу, получают всего двадцать процентов от того, что вы за нее заплатили!

Так что у нас в стране никаких единых электронных медицинских карточек и облачного хранилища медицинских данных не будет еще много-много лет. Вероятно, никогда. Было бы счастьем восстановление уничтоженных больниц, поликлиник, фельдшерских пунктов, коек, возвращение на работу уволенных медиков, не говоря уже про повышение зарплаты. Например, за счет чиновников и депутатов.

Я регулярно думаю о состоянии нашей медицины. Но что может сделать рядовой врач? И не рядовой? Что может сделать пациент? Похоже, ничего.

Когда я с такими печальными мыслями в очередной раз выходила из операционной, меня поджидал следователь, с которым мы вчера общались в ресторане. Вид у него был просто изможденный.

– Пойдемте чаю попьем, – сказала я.

– Да я ненадолго…

– Я сама никакая. Целый день оперирую. И это после вчерашнего. И вы никакой. Пойдемте. Там поговорим.

Санитарка уже все для меня приготовила и деликатно удалилась. Следователи к нам часто приходят – и с врачами говорят, и с пациентами после того, как те смогут говорить. Пули забирают, которые мы из тел вытаскиваем. Сейчас, конечно, не девяностые годы, но тоже перестрелки случаются. Правда, ножевых больше и ударов чем-то тяжелым по голове больше. Чаще – бытовуха или ограбление.

Следователь выложил передо мной фотографии двух мужчин лет пятидесяти.

– Вы их знаете?

Я внимательно рассмотрела обоих, потом покачала головой. Может, если бы увидела, так сказать, во плоти, то вспомнила бы. Следователь пояснил, что «во плоти» увидеть их уже не удастся, только бренные тела, которые в настоящее время уже находятся по месту работы моего третьего бывшего мужа.

Я удивленно посмотрела на следователя. А я-то тут при чем?

– Их убили сегодня ночью, – сообщил усталый мужчина.

Я так и не понимала, какое я имею отношение к этим убийствам. То есть я предполагала, что меня в них не подозревают, но почему следователь пришел ко мне?

– Их закололи точно так же, как этого вашего… брачного афериста. Орудие убийства опять не найдено. Но, возможно, оно одно и то же. Или очень похожее. После того как ваш третий бывший муж поработает с ними со всеми, с большой вероятностью можно будет сказать, один и тот же человек их убил или нет. Но, похоже, что один и тот же. Хотя после предварительного осмотра выезжавший на место эксперт сказал, что Андрея Елизарова убил один человек, а этих двоих – другой. Разница в росте, хотя способы убийства одинаковые. Может, воспользовались ноу-хау?

– И пику прихватили с места первого преступления? – хмыкнула я.

Следователь пожал плечами и сообщил, что никакая пика для колки льда из ресторана не пропадала. У них вообще нет ничего похожего.

– Если Андрея резали таким же образом месяц назад… – задумчиво произнесла я.

– Я попробую восстановить тот случай. Если возможно, Наталья Николаевна, поговорите с коллегой. Вам, наверное, в частной беседе больше расскажут.

Следователь печально улыбнулся. Я сказала, что выясню все, что смогу, – и я хотела это выяснить!

– А эти двое, которых убили сегодня ночью, как-то были связаны с Андреем?

– Пока не выяснили. Вы случайно…

– Да я его не видела с тех пор, как он от Тони сбежал с деньгами и драгоценностями! Я понятия не имею, с кем он общался.

– Кстати, знаете, кто он сейчас по документам?

– Откуда?

– Илья Иванович Сергеев. Паспорт, кстати, настоящий. Теперь придется искать этого Илью Ивановича. Возраста они вроде одного, по крайней мере, близкого.

– А место рождения? Прописка, то есть регистрация этого Ильи Ивановича?

– Родился в Ленинграде. Был прописан, но выписался. Больше нигде не зарегистрирован.

– Бомж, что ли?

– Ну, может, жертва какой-нибудь квартирной аферы. Обманули и выкинули на улицу. Или убили. Паспорт продали. Ваш знакомый купил. Судя по тому, что нам уже удалось выяснить про этого Андрея Елизарова, у него вполне могло быть несколько паспортов.

– Когда он обманул Тоню, его искали. И ваши коллеги, и мы с Тоней ездили по адресу регистрации. Она же к нему в паспорт заглядывала. Он был прописан в неприватизированной комнате в коммуналке. Там почти не появлялся. Вообще это была комната его матери. То есть он там родился, мать умерла, он остался.

– Вы адрес помните?

– Лучше свяжитесь с Тоней или вашими коллегами. Я помню, что на Васильевском острове, то ли Седьмая линия, то ли Девятая. Врать не буду.

– Никто на комнату не позарился?

– Если только гастарбайтеры. Насколько я помню, зариться там особо не на что.

– Разберемся.

Я попросила рассказать мне про убитых сегодня ночью мужчин.

По словам следователя, оба занимались бизнесом, причем один имел молочное хозяйство, то есть молокозавод и ферму, и активно выходил на рынок Петербурга и области после введения санкций. Второй занимался производством биодобавок.

– Эти два бизнеса как-то связаны?

– Вы считаете, что молокозавод и биодобавки могут быть связаны?

– Какие-то вытяжки из скота вполне могут использоваться при производстве биодобавок.

– Ой, об этом я не подумал. Спасибо. Но родственники и одного, и другого заявили, что не знают второго убитого.

– Если не общались семьями, еще не значит, что они не были знакомы.

– Завтра поеду по предприятиям, – вздохнул следователь, которому больше всего хотелось спать.

– А где их убили? – спросила я.

– Дома.

Я удивленно посмотрела на усталого мужчину. Он пояснил, что владельцу молокозавода ночью позвонили в дверь. Они были дома с женой, сын до утра гулял в ночном клубе. Мужчина пошел открывать, решив, что они опять затопили соседей снизу. Так сказала жена. За последний месяц у них два раза текла труба, и в первый раз неправильно определили, в каком месте между перекрытиями течет. После второго раза вроде течь перестало. Но ведь они вполне могли снова испортить кухню соседям. Поэтому муж с женой не посчитали ночной звонок в дверь ничем необычным.

– Открывать пошел он один?

Следователь кивнул.

– Жена снова заснула. Отца нашел сын, вернувшийся из ночного клуба. Отец лежал на пороге – примерно как Андрей Елизаров в той кладовке. Уже холодный.

– А камеры видеонаблюдения?

– У их подъезда ни одной нет. Будем просматривать все записи с ближайших домов. Но ведь была ночь с субботы на воскресенье. Довольно тепло. Народу полно по ночам гуляет. И мы ведь понятия не имеем, кого искать! Попробуем сопоставить с гостями с вашей свадьбы. Но ведь не факт, что человек, который это сделал, или люди, которые зарезали этих мужчин, присутствовали на вашей свадьбе.

– Но Андрея Елизарова…

– Вполне мог быть кто-то со стороны. И скорее всего, что так и есть. Там несколько человек спрашивали у персонала, где гуляет свадьба. То ли обманутые вкладчики, то ли… Сейчас всех пытаемся найти и допросить. Женщина точно была. Злая, как выразился метрдотель.