Текст книги "Вода"

Мариям Кабашилова
Вода

Мне кажется, что все это уже с нами однажды…

 
Мне кажется, что все это уже с нами однажды
Происходило. Вот ты говоришь о чем-то важном:
«Привожу пример из Библии, вторая глава…»
И рука твоя длится долго, заканчивается краем стола.
Пальцы отстукивают несуществующий ритм.
«Имеющий ухо слышать да услышит, что дух говорит».
Мы сидим с тобой в кафе на Чистых прудах и пьем пиво,
Мимо проходят молодящийся старик и дивная дива.
Я думаю, что это кадры из кино какого-то давнего года,
Психологическая драма, снятая на пленку кодак.
Хочется чтобы это был Тарковский, но ты считаешь – что Джармуш:
Помнишь, в кафе она сообщает ему, что выходит замуж.
Он отговаривает, называет ее «Малыш»,
А потом ты забываешь свою роль и долго молчишь.
Взгляд нервно блуждает, на ладони медленно опускается голова —
Именно так нужно играть актера, который забыл слова.
Каждый раз если кто-то смотрит это забытое всеми кино,
Мы оказываемся за столиком в кафе, говорим о важном. И ночь за окном.
 

Когда наступает тихий январский вечер…

 
Когда наступает тихий январский вечер,
Ты долго глядишь на закат. Зябко плечи
Пожимаешь. Что если из неба вычесть
 
 
Облака и бесконечность цвета?
Не отвечай. Вопрос важнее ответа.
Помнишь песню о лете? Она спета.
 
 
Сытые красным, глаза отдыхают на снежной кромке,
Грусть разливается по стихотворным строфам,
И с тишиной мешается запах кофе.
 
 
Время медленно длится, теряя пульс.
Эти снежинки похожи на знаки плюс.
Снег не растает, пока его помнишь на вкус,
 
 
Пока его холод с предельной точностью
Студит пальцы. И если ночью,
Нас разбудит капель, снег останется в этих строчках.
 

Мне б этот город вырвать с корнем…

 
Мне б этот город вырвать с корнем
Из памяти. Ночь на балконе
Повесит черную простынку,
На небе медленно остынет
Луны уродливый осколок.
Москва болеет Подмосковьем.
Растут саркомою вокзалы.
Так было… Или показалось…
 

Воздух до дыр застиран…

 
Воздух до дыр застиран.
Мягкое слово – рухлядь…
День влезает в квартиру
Через окно на кухне.
Жизнь предлагает хлеба,
Потчует словом обманным,
Не содержащим небо,
Без потайных карманов.
Горько и грустно с ними,
Ну а без них – тем паче —
Буковки, псевдонимы,
Что ничего не значат.
 

Когда я училась в школе фотографии…

 
Когда я училась в школе фотографии,
Наш преподаватель, с фамилией графской,
Выводил изображения на проекционный экран.
На них разные люди гуляли по паркам, поливали герань,
Поднимали бокалы с шампанским, разучивали ноты,
Говорили по телефону с коллегами по работе,
Курили в кофейнях, выходили из хамера,
Ссорились, смеялись, смотрели прямо в камеру.
Помноженные на тысячи пикселей, они были на себя не похожи.
И кто-нибудь говорил: «Вот это рожи!».
Шутили по поводу целлюлита и желтизны зубов.
«Цвет и свет в фотографии – это основа основ…».
Возможно, и меня кто-нибудь незаметно сфоткал,
Как я жду трамвая или пью водку.
Скорее всего, я там на себя не похожа —
Рот искривлен, от холода посинела кожа.
Они говорят: «Сейчас попробуем убрать noise.
Бедненькая, совсем замерзла на морозе».
 

Снился дом у моря, в нем тихий вечер…

 
Снился дом у моря, в нем тихий вечер.
Засыпал хрусталь, обнимая стебли
Грустно-синих цветов, астраконечных.
Раздавались шаги часов настенных.
Мне казалось, что сон продлится вечность,
 
 
Если к каждой цифре добавить нолик.
 
 
Мой рабочий комп постоянно виснет,
Я забыла логины все и пароли.
Но отчетливо помню ржавость листьев
В предосеннем лесу и запах соли.
 

Я думаю, ты бы мог совершить великий подвиг, избавить землю от бед…

 
Я думаю, ты бы мог совершить великий подвиг, избавить землю от бед.
Но когда ты умрешь, ничто в этом мире не напомнит о тебе.
О человеке, гулявшем в легкой сорочке по заснеженным улицам, перебирая четки.
Прохожие считали, что ты морж или йог, а некоторые даже называли чокнутым.
Никому не было дела, куда ты уходишь, когда сумерки приходят в парк, растворяют ели.
Когда тусклую ночь гонят из городских квартир электрическими пинками и дома тяжелеют.
Сложно сказать, говорил ли ты по-русски или на каком-нибудь другом наречии.
Ты всегда знал, что метафоры катастрофически множат вечность.
От этого твоя молчаливость, холод, как от заброшенных чужих могил.
Если бы открыли твой музей, там были бы чашки, из которых ты никогда не пил,
Ложки, которыми ты никогда не мешал сахар в крепком чае,
Трубка, которую ты никогда не курил долгими бессонными ночами,
Кровать, на которой ты никогда не спал, которую не стелил покрывалом.
Будто бы и правда тебя никогда не существовало.
 

Застыла мысль, разбуженная лирой…

 
Застыла мысль, разбуженная лирой
Громоздкой мебелью, не проходящей в дверь
Хрущевской однокомнатной квартиры.
Вселился в сердце разъяренный зверь.
Вокруг темно и снова сыро, сыро.
 
 
«Тик-так» – стучат часы однообразно
И вязнут в голове, как новый хит.
Печально врач поставит мне диагноз,
Случайно прочитав мои стихи:
«Неизлечи – ма» – ячит вечер праздный
в окне…
 

Я во сне переходила глубокую реку вброд…

 
Я во сне переходила глубокую реку вброд,
Но там часто все происходит наоборот.
Снится, например, изнанка неба, леса, моря и гор,
Смотришься в зеркало и не видишь себя в упор.
Можно щелкнуть пальцами, чтобы никто не услышал,
Покрутиться вокруг своей оси… но это слишком.
Вот конверт без адреса, адрес без дома.
Набираешь номер, но телефон сломан.
Кнопки на клавиатуре оживают, превратившись в комаров,
Улетают. Пытаешься поймать свои эмоции на крючки слов,
Получить на все вопросы один ответ.
Но у эмоций на слова выработался иммунитет.
Вот ты, например, чувствуешь головокружение, дрожь в руках.
То радуешься, то испытываешь беспричинный страх.
Мечтаешь о нем, чувствуешь себя дурой,
Употребляешь слово «любовь», как принимают аспирин от температуры
Анальгин от головы, инъекции внутривенно.
Но при простуде лучше помогает сок цикламена.
 

Делишь холод в ночи…

 
Делишь холод в ночи
С этой зимой пополам.
Сердце твое стучит
Громкой дробью.
Кто там?
Глупое, не стучи —
Я все равно не дам.
 

Посмотри, как небо глотает желтую таблетку солнца…

 
Посмотри, как небо глотает желтую таблетку солнца,
Лечит изжогу, обостряющуюся к вечеру.
Уставший, потерянный сидишь у своего оконца.
Что ты там говорил о холоде и о вечности?
Сумерки заполняют комнату, затекают тебе в рукав.
Чудовище притаилось там, где обычно дверь.
Эти розы на столе могли бы попасть в букварь.
Красные и большие. Иллюстрация к букве «эр».
Детские воспоминания превратились в страхи – демоны, оживший скелет.
Обычно ты произносишь мантру, до боли простую.
Если не доживешь до старости, воспоминания зрелых лет
Уйдут в никуда, считай, что зрелость прошла впустую.
А так хватит на стихи, на еженощный кошмар.
Мама советует пить перед сном отвар каких-то кореньев.
Помнишь, три женщины решили вскладчину купить самовар?
Так вот, хватило и мужику на чай, и себе на варенье.
 

Каждый случившийся день многократно…

 
Каждый случившийся день многократно
Встречаю на кухне соседку Катю.
Избегаю ответа на равнодушное «Как ты?».
 
 
Перехожу на погоду, чтобы чего не сбацать.
«В Москве обещали к вечеру минус двадцать.
Окна заклеить. Просто тепло одеваться.
 
 
Как говорил мне папа не для порядка:
«Почему по холодному полу ходишь без тапок?
Будешь чихать и кашлять». Эх, папа, папа…
 
 
Знаешь, добрая Катя, такое дело —
Мне это небо за окнами до смерти надоело.
Мама снилась опять, вся в чем-то белом.
 
 
Да много еще – чешское пиво в фляжках,
Что я по Мясницкой – как по нудистскому пляжу.
Ну, ты понимаешь. Что? Тебе неважно?
 

Жизнь – это как удар под дых…

 
Жизнь – это как удар под дых.
Бросил: встретимся на выходных.
Много прошло с тех будней осенних,
Много суббот и воскресений,
Спас, Хеллоуин и, ебаный в рот,
Мой День рожденья и Новый год.
 
 
Может, и вправду повеситься – шутка ль? —
Никто не заглядывает под юбку.
 

Наверно эта чудесная история никогда не происходила…

 
Наверно эта чудесная история никогда не происходила,
Потому что Яндекс выдает что-то про Дилана
И результаты товарищеского матча Арсенал-Сокол
На запрос «произошло чудо». Там был фотограф, но он, сука,
Ничего не снимал, ссылаясь на отвратительное освещение.
Фотограф сам был расстроен и просил прощения.
А потом, напившись, рассказал нам бойко
Про то, что глупо было бы снимать в Нью-Йорке
В тот вечер, когда во всем городе отключили электричество.
А все остальные свидетели выпили такое количество,
Что наутро никто не помнил про то, как в темной комнате
Раба божья Елена полюбила раба божьего Михаила.
Поэтому можно считать, что ничего и не происходило.
 

Это вначале, а позже…

 
Это вначале, а позже
Куда-то девались все ложки.
И ты: «Себя мы помножим
На тысячу чашек кофе.
Пойдем по белой дорожке!
В окне все МАЙачил профиль,
Похожий на позднюю осень.
Хватило часов на восемь.
 

На свете много всего, отчего у тебя сердце из груди вырывается птицей…

нет никакого смысла ставить за словом слово…

Айдас Марченас

 
На свете много всего, отчего у тебя сердце из груди вырывается птицей:
Когда свет уличных фонарей осторожно переходит границу
Между вечером и ночью.
Или когда предложение не заканчивается точкой,
А замирает на ходу, уходя в бесконечность.
Когда загадочная старушка в шляпке – тебе навстречу
Всегда в одном и том же месте.
Но ты не говоришь об этом никому уже лет двести.
Ты так долго молчал, что твой язык потерял способность к речи.
Проще кивнуть головой, улыбнуться, приподнять плечи.
Слова отказываются складываться в предложения, как после сильной дури.
Если очень постараться, получается что-нибудь вроде «Как дела?» или «Пойдем покурим».
 

Вот волна набегает на мощные камни…

 
Вот волна набегает на мощные камни.
Осень у моря. Ты всем этим так проникся.
Но умоляю, не доставай свою камеру,
Не снимай, тем более, если никон.
 
 
Вот эта девушка учится на гитаре,
Или другая – красивая, в платье броском,
Сосредоточенно модный журнал листает.
Не лишай ее жизни, не делай плоской.
 
 
Раннее утро, рассвет в окошке напротив.
Просто смотри на то, как это красиво.
Ну, не надо нервно искать свой фотик —
Не избежишь шевеленки после вчерашнего пива.
 
 
Только расстроишься, время впустую потратишь.
Ведь не получится так, как на самом деле.
Не снимай больше море, храмы, закаты, платье
С девушки робкой, мечтающей стать моделью.
 

Шорох в пустой квартире…

 
Шорох в пустой квартире,
Утренний бутерброд.
И улыбается шире
Словоточащий рот.
 
 
Образы стали ярче.
Или – наоборот.
Будет зима. Не иначе.
Вот уже снег идет.
 
 
Долго сидим. Курим.
Сразу берем по две.
Мерим температуру
Неизлечимой Москве.
 
 
Минус один. Ты в курсе? —
Времени жить в обрез.
Нету любви. И х…. с ней —
Ровно – что с ней, что без.
 

Возможно, как раз сейчас ты сочиняешь стихотворную строчку…

 
Возможно, как раз сейчас ты сочиняешь стихотворную строчку.
Рука не поспевает за мыслью, мечтает о точке.
Но муза требует точности, ясности картины.
Время запуталось в твоих словах как в паутине
Муха. Только поэзия может перенести в вечность.
Вот потому ты тратил все, что осталось в русской речи…
Как фараонам клали в гробницу продовольствие, оружие, коней, женщин,
Так ты размещал в своих стихах самые нужные тебе вещи,
Самых дорогих людей, чтобы там встретиться с ними опять.
Кровати и стулья, чтобы было на чем сидеть и спать.
 

Кафе. Шумная музыка. Белая скатерть…

 
Кафе. Шумная музыка. Белая скатерть.
«Что говоришь? Скатерть похожа на саван?»
 
 
«Живу я с девушкой Катей.
Да, славная.
Тоже любит дождь».
 
 
«Пива?» «Нет, чаю зеленого». «Что ж…»
 
 
Смотришь. Вспоминаешь как кто-то похожим жестом
Со лба откидывал прядь.
«Тебе здесь нравится?» «Что? Да, хорошее место».
Не знаешь с чего начать.
 
 
«Почему не звонишь?» «Ну, твой номер
В сумме дает тринадцать, а я стала такой су…
Говоришь, четыре?
Ну, может быть, не суть.
Да, еще озоновые дыры…
И кроме
Этого мне надо идти. Пока.
Мне нужно еще в гастрономе
Купить пакет молока».
 

На балконе кружит мошкара…

 
На балконе кружит мошкара,
Тихо дремлет соседский кот.
Наступает усталый вечер
На раскаленный асфальт, обжигая босые ноги.
Может быть, в траектории движения комара
Зашифрован секретный код,
Пятое послание к человечеству,
Кардиограмма Бога.
 

Многие люди не замечают самого главного, упускают из виду…

 
Многие люди не замечают самого главного, упускают из виду.
Им заслоняет зрение разная ерунда: глупые ссоры, старые обиды…
Запомнить 30– е апреля прошлого года у твоих коллег по работе было множество причин:
1. Гендиректор побрился налысо; 2. Света-булхгалтер уронила в унитаз новый тачскрин;
3. Был канун праздников, поэтому, вечером пошли пьянствовать всем скопом
В переговорную; 4. У Миши-фотографа случился приступ эпилепсии, вызывали скорую.
5. Веселье продолжалось, заказали еще пиво, пиццу, курицу-гриль.
Но немного раньше ты вышел во двор покурить.
Там говорили об автомобилях, компьютерах и новинках кино.
6. Вдруг прилетел голубь и как ни в чем не бывало стал клевать зерно.
Ты достал блокнот и записал в него что-то простым карандашом.
Тем, кто находился в тот момент рядом, могло показаться, что ничего не произошло.
 

Небо пролилось из греческой амфоры…

 
Небо пролилось из греческой амфоры,
В моих стихах поспела метафора.
Вот-вот взорвется. Не избежать пожара.
А у него в голове комнаты пополам с чертежами.
 
 
Время кажет уже свою образину —
Чего так рано? Смотришь хули?
Еще не предали друг друга, не обманули,
Еще ничем друг друга не заразили.
 
 
Купи сигарет и бутылку винца…
И до утра, до утра, до утрахаться.
Все выходные – с вечера пятницы.
Какое лето, какая радость, какая разница.
 

Ветхое окно дышит сипло…

 
Ветхое окно дышит сипло,
Пропуская небольшие порции
Зимнего света.
Красные яблоки с конопатой сыпью —
Будто фотографии солнца,
Оставшиеся на память о лете.
 

Не пиши ничего, кроме «люблю» и «скучаю»…

 
Не пиши ничего, кроме «люблю» и «скучаю».
Мне больно читать про то, что ты не спишь ночами,
Что где-то, в городе N дожди и огромные лужи,
Что в кафе напротив подали невкусный ужин.
И я обещаю – в радости и в печали
Буду писать только «люблю» и «скучаю».
Ты знаешь, милый, думаю, когда мы рядом
В природе нарушается баланс тепла. Дождевые пряди
Падают на город. Краснеют кисти
Рябины. Асфальт в заплатках кленовых листьев.
В общем, наступает осень. Не надо смеяться —
Скоро во всем мире будет минус двадцать.
Но если даже за окном будет еще ниже,
Я согласна, только б мы стали ближе.
 

Когда ты не можешь понять – наяву это море или снится…

 
Когда ты не можешь понять – наяву это море или снится,
Ты для надежности берешь фотоаппарат и расходуешь море на снимки.
Твой Никон никак не может насытиться
Закатами. Они утекают в объектив, как вода сквозь сито.
Солнце вязнет в горизонте, теряет свою округлость.
Но картина эта не помещается на языке, не дается в руки.
 
 
И ты по вечернему берегу бродишь и бродишь.
Закат красивей, когда не знаешь его природу
(Про опоясывающие землю гигантские трещины,
Про пыль, продукты горения и прочие вещи,
Про отражение солнечных лучей от верхних слоев атмосферы),
Когда принимаешь закат на веру.
 
 
Когда фотоаппарат упакован морем под завязку, и лето
Идет на убыль, фиолетовый цвет не может быть просто фиолетовым.
Тем более, если это тюльпаны или закат. И ты напрасно
Произносишь это слово. Оно не выдерживает бесконечности красок,
Помещаемых в него насильно,
Звуки рушатся под напором красного, тонут в пучине синего.
 

Спросил: «Любишь?» – «Конечно»…

 
Спросил: «Любишь?» – «Конечно».
На деле даже не скучаю.
Такое проходит мигом.
На столе прочитанная книга,
Как пластиковый стакан из-под чая,
Оставленный в грязной кафешке.
 
 
Влюбиться – идея плохая.
Задумываюсь, хмурю брови.
«Не хмурься» – «Ладно, не буду».
Мое участие к людям
Сводится к «будьте здоровы»,
Когда они громко чихают.
 
 
А если бы все сначала,
Одним каким-нибудь взмахом.
Допустим, мне лет тринадцать.
Можно хамить, ругаться,
Можно «иди ты на х..»,
Но лучше бы я молчала.
 

День в окошке сутулится и дрожит…

 
День в окошке сутулится и дрожит,
Как кошмарный сон сбылась погода на завтра.
В городе третью неделю идут дожди,
Будто скучный фильм в старом кинотеатре.
 
 
А вчера вороны каркали дотемна,
Ночью соседа напротив забрали в больницу.
Жизнь ютится в пригоршни зерна,
Что насыпаю каждое утро птицам.
 

Человек гуляет по парку, нанизывая на уставшую речь бусины грустных мыслей…

 
Человек гуляет по парку, нанизывая на уставшую речь бусины грустных мыслей.
Когда он открывает рот, чтобы что-то сказать, из него – дым коромыслом.
Он так много курит, что это доходит до абсурда,
Теряет всякий смысл. У него вечная простуда —
Кашель и насморк. Он курит, не замечая этого, просто, как дышит,
И никакой радости, не сносит крышу.
Курит ли он натощак, во время перерыва или когда пьяный,
Сигарета в его губах теряет свою изначальную сущность, материальность.
Фиолетовый дым, превращаясь в дым, улетает.
Задрав голову, он долго следит за невидимой птичьей стаей.
Этой табачной йогой он занимается много лет, он с нею на ты.
Так ему открылось откровение отсутствия, метафизика пустоты.
 

Как ни глянешь в окно, там все время поздно…

 
Как ни глянешь в окно, там все время поздно,
Стрелки часов тикают еле-еле,
Снилось тебе, что мы не успели на поезд,
Но это совсем не сон, а на самом деле
 
 
В город пришла зима, как много раз прежде.
Время застыло, будто снег запорошил
Память. Так смылись границы между
Нашим будущим, настоящим, прошлым.
 
 
Так декабрь застает нас вдали от дома,
Проникает за шиворот, залезает в карманы.
Линия жизни ушла за пределы ладони,
Запетляла вдали, исчезла в тумане.
 

Фиолетовый сумрак берет за горло…

 
Фиолетовый сумрак берет за горло
Городские скверы. Остается город
У подъезда мокнуть. И пыл наш годен
 
 
До такого-то мая. Затем не вместе.
Такое бывает, ты знаешь, раз в месяц.
(Соседка Зина белье повесит.
 
 
Ну та, что снизу). Разбужен капелью.
Но это недолго, продлится неделю.
А так, хорошо все. И снова верит.
 
 
Де-факто – все навалилось скопом,
Сердца в груди осталось столько —
Не различишь уже без микроскопа.
 
 
День омрачен внеплановой стиркой.
Как Фрейд научил, мерим по старинке
Расстоянье до счастья длиной ширинки.
 
 
Но теперь, ввиду открывшейся течи,
Разговор телефонный на целый вечер
Нам в спасенье: Люблю. Остальное – при встрече.
 

Большая стрелка, не чуя цели…

 
Большая стрелка, не чуя цели,
Тревожно все по циферблату бродит.
Засыпан снегом весь конец недели
На Яндексе, в странице о погоде.
 
 
В московских двориках простуженные ели.
Который день погода на больничном.
Дорога поворачивает влево
Так часто, что как будто по привычке.
 

Когда все осточертеет, и мир покажется серым…

 
Когда все осточертеет, и мир покажется серым.
Когда потеряешь остатки веры,
Когда осознаешь вселенскую бренность,
Пожалуйста, постарайся не думать о венах.
Не запирайся в ванной, не хватайся за бритву,
А запомни и произноси каждый вечер молитву:
«Господи, дай мне силы так ошибиться,
Чтобы забыть родные, любимые лица.
Забыть и тебя, Господи. Растоптать в кровь
Твой образ. Потерять рассудок, работу, кров.
Стать жестокой, разучиться плакать,
Повернуть в себе горизонт, заболеть раком.
Проснуться в пустой больничной палате.
 
 
Все для того, чтобы вернуться в Твои объятия.
Потерянной, разбитой, уставшей.
Рыдать и каяться, что не пришла раньше».
 

Все хорошо? Точно?..

 
Все хорошо? Точно?
Ты хоть открываешь почту?
А я увлекаюсь фото,
Купила Никон двухсотый.
Вот ветер в лужах полощет
Листья зеленые. Пылко
Целуется пара в беседке.
Пейзаж совершенно летний.
Еще тарелки и вилки,
Озера, реки и рощи.
Послушай, сделаем проще:
Сейчас тебе скину ссылку.
Точек пятьсот на триста.
Картинка с трудом открылась, а там ничего, чисто.
 

Попытка породниться с зимой потерпела крах…

 
Попытка породниться с зимой потерпела крах.
Я в южном городе, затерявшемся в чьих-то в снах.
Слова-птицы гнездятся в моих стихах.
 
 
Фотоаппарат ломится от чужеземных красот.
«Вот Собор Святого Трифона, 1166 год.
Здесь во все времена собирался народ.
 
 
Перед военными походами, казнью… не важно.
Эта крепость до сих пор стоит на страже
Родины. А теперь вы можете позагорать на пляже».
 
 
Звонки из дождливой Москвы остаются без ответа,
Никого не впускаю в синее лето.
Луна загораживает полнеба и это
 
 
Можно сохранить только в памяти, по-детски
Цепляясь руками, словами, сердцем.
Не зафиксировать камерой, не измерить в герцах
 
 
Как браслет жемчужными зубами впивается в запястье,
Как бокал разбивается на счастье,
Как к телу льнет влажно-соленое платье.
 

Когда наступают сумерки, ты тихонько затворяешь дверь…

 
Когда наступают сумерки, ты тихонько затворяешь дверь
Своей комнаты, садишься в темноте за комп и куришь.
Чтобы назвать его по имени, надо набрать целую пригоршню «эр»
На клавиатуре.
 
 
Ты: «Дождь стучит по подоконнику, будто отвечает на письма». Он:
«Непогода старательно метит твой тихий город». Ты: «Окно тяжело дышит
Легкими занавесок“. Он: „Дождь проникает в сон
Сквозь прохудившуюся крышу».
 

В этом кино о любви был счастливый финал…

 
В этом кино о любви был счастливый финал.
Я не помню всего, детали стерлись.
Но, кто смотрел этот фильм, никогда не узнал:
Люди в кадре – друг другу всего лишь актеры.
 
 
Вот мужчина в кафе. Прячет кашель в кулак,
Не отрывает взгляда с порхающей двери.
Он заказал третью чашку кофе и курит так,
Будто в последний раз, будто теряет веру.
 
 
Так продолжается десять минут и вот —
Входит женщина в красном платье и бусах.
Но эта – другая. Настоящая позже придет —
Много старше, тучнее, и вряд ли здесь дело во вкусах.
 
 
А потом он привез ее на вокзал,
Чтоб навсегда – в далекий сибирский город.
Он все смотрит с любовью в ее глаза,
И красным шарфом у нее повязано горло.
 
 
Дальше – юг, будто сбылся их давний сон.
Камера долго снимает море и чаек,
А в квартире пустой долго звонит телефон,
Но никто не подходит, не отвечает.