Текст книги "О судьбе"

Марк Туллий Цицерон
О судьбе

Серия «Эксклюзивная классика»

Перевод с латыни М. Рижского

© Перевод. М. Рижский, наследники, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

О природе богов

Книга первая

I. (1) Как ты, Брут[1]1
  Цицерон посвятил свой трактат «О природе богов» Марку Юнию Бруту. Будущий участник заговора против Цезаря был намного моложе Цицерона и пользовался особым его расположением. Так же как Цицерон, Брут усердно занимался философией и написал несколько трактатов на морально-философские темы.


[Закрыть], прекрасно знаешь, много еще есть в философии вещей, до сих пор не получивших достаточного объяснения, а в особенности трудным и темным является вопрос о природе богов[2]2
  О природе богов – несколько произведений греческих авторов имеют заглавия «О богах», например, у Протагора, Клеанфа, Хрисиппа и др. Цицерон заглавием «О природе богов», несомненно, имел в виду дать понять своему читателю, что речь в ней пойдет не о теогонии (как у Гесиода) и не о мифологии, а о философских проблемах: существование богов, их атрибуты, их роль в жизни природы и человека и т. п.


[Закрыть], вопрос, который в высшей степени и для познания духа важен, и для устроения религии необходим. По этому вопросу ученейшими мужами были высказаны столь различные и столь противоречивые мнения, что это уже само по себе должно служить сильным аргументом в пользу того мнения, что причиной и началом философии должно быть незнание[3]3
  Началом философии должно быть незнание – учитывая философские взгляды Цицерона, следует, видимо, понимать это место в том смысле, что философия должна прежде всего избегать догматизма, так как сам процесс познания состоит в постоянном переходе от незнания ко все более полному, но никогда не совершенному знанию. Возможно, однако, и иное толкование, если принять предложенное рядом исследователей чтение вместо слитного inscientiam раздельное in scientia. Тогда смысл: началом философии должно быть знание, что также подходит к контексту.


[Закрыть]. И мудро поступают академики[4]4
  Академики – основатель философской школы «Академия» Платон учил в расположенной вблизи Афин роще, посвященной герою Академу, отсюда название школы. Историю Академии принято делить на три периода: Древней Академии – непосредственно ученики и последователи Платона; Средней Академии, основанной Аркесилаем (315–240), который внес в учение Платона элементы скептицизма и вел борьбу против стоиков, и Новой Академии, основателем которой был Карнеад (213–129), подвергший стоическое учение особенно резкой критике с позиций «пробабилизма» против догматизма стоиков (см.: I, 4, примеч.). Во времена Цицерона эта школа была уже в упадке, однако сам Цицерон проявлял определенную склонность к взглядам этой школы и устами Котты во многом выразил собственные свои мнения. Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы, IV, 21. Там, где Цицерон употребляет названия «Академия» и «академики», имеются в виду Новая Академия и ее последователи.


[Закрыть], которые воздерживаются выражать одобрение вещам сомнительным. Ведь что может быть постыднее недомыслия? Что безрассуднее? Что недостойнее твердости и постоянства мудрого мужа, чем придерживаться ложного или, ничуть не сомневаясь, защищать то, что недостаточно исследовано и продумано?

(2) Так и в этом вопросе. Большинство думает, что боги существуют, – это ведь и правдоподобнее, и сама природа всех нас к этому приводит[5]5
  Природа… приводит – ср.: Цицерон. Тускуланские беседы, I, 36.


[Закрыть]. Однако Протагор[6]6
  Протагор из Абдеры (ок. 480–410) – знаменитый софист, современник Сократа, свое сочинение «О богах» начал словами: «О богах я не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет, ни того, каковы они с виду. Ибо многое препятствует знать это: и неясность вопроса, и краткость человеческой жизни» (Цит. по: Маковельский А. О. Софисты. Баку, 1940, вып. 1, с. 16). Последние годы своей жизни он жил в Афинах, где за свои взгляды был обвинен в безбожии и вынужден был бежать. Его сочинения были преданы публичному сожжению. См.: Диог. Лаэрт., IX, 51.


[Закрыть] сомневался, а Диагор Мелосский[7]7
  Диагор Мелосский – философ и поэт второй половины V в., известный под прозвищем «Безбожник» (ἀυεός), родился на острове Мелос, но еще в молодости переселился в Афины, где провел большую часть своей жизни. Был учеником Демокрита. Источники сообщают, что Диагор был в начале глубоко верующим человеком, а перестал верить в богов после того, как его предал самый верный из его друзей и боги его за это не наказали. Еще юношей Диагор был посвящен во многие мистерии, а позже подверг их ядовитой критике. Насмешек Диагора не избежали и сами боги. Ср.: III, 89. Афинский суд приговорил его к смертной казни за нечестие (ок. 415 г.), но ему удалось бежать, а сочинения его были сожжены.


[Закрыть] и Феодор из Кирепы[8]8
  Феодор из Кирены (ок. 320–280) – также известен по прозвищу «Безбожник» (ἀυεός).


[Закрыть] считали, что вовсе нет никаких богов. А те, которые признавали существование богов, настолько расходятся в суждениях, что все их мнения даже трудно перечислить. Многие говорят и о наружности богов, и об их местопребывании, и образе жизни, и обо всем этом между философами величайшее разногласие в спорах. Главное же в этом вопросе: живут ли боги в полном бездействии, ни во что не вмешиваясь, совсем не заботясь о мире и об управлении им, или, напротив, они с самого начала и все сотворили, и установили, в всем в мире до бесконечного времени (ad infinitum tempus) управляют, и все приводят в движение. Вот о чем особенно велико расхождение во мнениях; и если все это не рассудить, то неизбежно пребывать людям в крайнем заблуждении и невежестве относительно вещей наиважнейших.

II. (3) Есть и были ранее философы[9]9
  Есть философы – прежде всего эпикурейцы.


[Закрыть], которые считают, что боги совершенно не пекутся о человеческих делах. Если их мнение истинно, то какое может быть благочестие (pietas)? Какая набожность (sanctitas)? Какая религия (religio)? Ибо все то, что должно быть чисто и свято воздаваемо богам, имеет смысл, если только они замечают это и если есть роду человеческому от бессмертных богов некое воздаяние. Если же боги и не могут нам помочь, и не хотят, и совсем не пекутся о нас, и не обращают внимания на то, что мы делаем, и если с их стороны не может быть никакого влияния на жизнь человеческую, то для чего нам воздавать бессмертным богам какое-то поклонение (cultus), почести, обращаться к ним с молитвами?

Как другие добродетели, так и благочестие не может состоять только во внешних лицемерных проявлениях. А если не будет благочестия, то вместе с тем неизбежно исчезнут и набожность, и религия. Если же и эти исчезнут, то последует великий переворот всей жизни и великое смятение (4), и, пожалуй, с исчезновением благочестия к богам не устранится ли также вера (fides) в человеческое сообщество (societas generis humani), и самая совершенная из всех добродетелей – справедливость (iustitia)?

Есть и иные философы[10]10
  Есть и иные философы – Цицерон имеет в виду стоиков.


[Закрыть], и притом великие и благородные, которые полагают, что весь мир умом и рассудком (mente et ratione) богов руководится и управляется, и что, мало того, жизнь людей также богами предвидится и опекается. Ибо эти философы считают, что и плоды земные, и остальное, что земля порождает, и изменения погоды, и смену времен года, и перемены в небе, от которых зависит рост и созревание того, что родит земля, – все это бессмертные боги производят для рода человеческого. И они (о чем будет еще сказано в этих моих книгах) приводят в качестве доводов много такого, что порой кажется, будто боги бессмертные все устроили [намеренно] на потребу людям. Но Карнеад[11]11
  Карнеад выступил с резкой критикой стоической философии. Его учение было известно главным образом в изложении его ученика и преемника по руководству Новой Академией, Клитомаха.


[Закрыть] выдвинул против этих философов столь многое, что во всяком человеке неленивого ума возбудил желание отыскать истину (5), ибо это такой вопрос, по которому расходятся во мнениях не только неученые люди, но также и ученые. Мнения же эти столь различны и столь противоречивы, что, весьма возможно, все они ложны, верным же, конечно, может быть не более одного.

III. Обсуждая этот вопрос, мы можем и доброжелательных критиков успокоить, и злобных порицателей опровергнуть, так что одни пожалеют, что нападали на меня, а другие порадуются, что научились. Ведь тех, кто по-дружески делится своими сомнениями, нужно учить; тех же, кто враждебно нападает на нас, следует отражать (6). Знаю я, что о моих книгах, которые я выпустил в большом числе за короткое время, было много разговоров и были различные суждения. Одни удивляются, откуда у меня возникло такое рвение к философствованию (philosophandi studium), другие хотят знать мое мнение по тому или иному предмету; а многим кажется удивительным, что я отдаю предпочтение той философии, которая-де отнимает свет и как бы окутывает вещи некой тьмой, и почему я неожиданно взял под покровительство давно уже брошенное и оставленное учение[12]12
  Брошенное… учение – Новой Академии.


[Закрыть]. Однако вовсе не внезапно я стал заниматься философией, и не мало затратил я труда и забот на нее со времен ранней юности, а более всего тогда, когда казалось, что я совсем мало занимаюсь философией. О чем свидетельствуют и речи мои, изобилующие высказываниями философов, и близкие отношения с ученейшими людьми, чем всегда славился дом наш, и то, что я обучался у известнейших [учителей]: Диодота[13]13
  Диодот – философ-стоик, ряд лет жил в доме Цицерона и оказал большое влияние на его взгляды. Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы, V, 113.


[Закрыть], Филона[14]14
  Филон из Лариссы в Фессалии, с 88 г. жил в Риме, сменил Клитомаха в качестве главы Новой Академии.


[Закрыть], Антиоха[15]15
  Антиох из Аксалона – ученик Филона, разделял в основном взгляды Новой Академии, однако по некоторым вопросам разошелся с этой школой, критиковал скептицизм Филона и Карнеада и был близок к воззрениям Стои. Его эклектическое учение оказало особенно сильное воздействие на Цицерона. Ср.: I, 17.


[Закрыть], Посидония[16]16
  Посидоний – (ок. 135–51) – философ-стоик, после смерти Панэтия стал признанным главой Стои. Цицерон слушал его лекции, переписывался с ним и гордился его дружбой, считая Посидония «величайшим из всех стоиков». Посидоний также написал книгу «О богах» (Диог. Лаэрт., VII, 138), в которой критиковал главным образом взгляды Эпикура.


[Закрыть] (7). А поскольку все философские предписания применимы к жизни, то, полагаю, я и в общественных, и в частных делах поступал так, как предписывают рассудок (ratio) и наука (doctrina).

IV. Если же кто спросит, что побудило меня так поздно взяться за письменное изложение всего этого, то нет ничего легче, чем дать на это ответ. Когда меня утомила бездеятельность, а состояние республики было таким, что ею по необходимости должен был управлять и о ней заботиться только один человек[17]17
  В период диктатуры Цезаря Цицерон был фактически отстранен от участия в политической жизни. Ср.: Цицерон. О дивинации, II, 8. Он же. Тускуланские беседы, I, 1.


[Закрыть], то решил я, во-первых, что ради самой республики следует изложить нашим людям философию, ибо я полагал, что важно и для украшения, и для славы нашего государства, чтобы столь важные и славные вещи были изложены также и на латинском языке (8). И ничуть я не жалею о затраченном труде, потому что вижу, что мой пример возбудил во многих желание не только изучать, но и самим писать [о философии]. Ведь очень многие римляне, изучившие греческие науки, не могли передать усвоенные ими знания своим согражданам по той именно причине, что не верили, будто воспринятое ими от греков можно изложить на латинском языке. Я же в этой области, как мне кажется, настолько продвинулся, что не уступлю грекам даже в богатстве слов.

(9) Побудила меня также обратиться к этим занятиям душевная скорбь[18]18
  Побудила… скорбь – в феврале 45 г. умерла любимая дочь Цицерона Туллия.


[Закрыть], вследствие великого и тяжкого удара судьбы. Если бы я мог найти большее утешение от какого-нибудь другого занятия, я предпочел бы прибегнуть к нему, [а не к философии]. А тем средством, к которому я прибегнул, я не мог воспользоваться лучше, чем отдавшись не только чтению книг, но также изучению всей философии. А все ее разделы и все части легче всего узнать, если эти вопросы изложить письменно, ведь во всем этом есть удивительная последовательность, так что одно кажется связанным с другим в одну цепь, звенья которой между собой соединены и переплетены.

V. (10) Но те, которые спрашивают, что я сам думаю о том или ином предмете, проявляют любопытства более, чем следует. Ведь при обсуждении следует, конечно, больше придавать значения силе доказательств, чем авторитету. Так что, по большей части, желающим научиться авторитет учителя приносит даже вред, потому что они перестают сами рассуждать и считают бесспорными только суждения того лица, которого они почитают. Я не одобряю того, что известно о пифагорейцах, которые, когда что-то утверждают при обсуждении, и при этом у них спросишь: «Почему так?» – обычно отвечают: «Сам сказал!» «Сам» – это значит – Пифагор[19]19
  «Сам сказал!» – (Ipse dixit)… – в древности стало крылатым выражением. Ср.: Диог. Лаэрт., VIII, 46.


[Закрыть]. Столь великой оказалась сила предвзятого мнения, что авторитет стал действовать даже без доказательств.

(11) А тем, которых удивляет, почему я предпочел стать последователем этого учения [академиков], я, кажется, достаточно ответил в четырех моих книгах об этой школе[20]20
  Четырех… книгах – имеется в виду четыре книги второй редакции сочинения Цицерона «Учение академиков» (Academica posteriora), написанного в 45 г. До нашего времени дошли только часть первой книги и отрывки из остальных. Вместе с сохранившейся второй книгой первоначальной редакции этого сочинения (Academica priora) они служат источником наших сведений о философии Новой Академии.


[Закрыть]. И вовсе я не принял под свое покровительство школу, покинутую и оставленную. Ибо со смертью людей не погибают также и их мнения, им, может быть, только не достает [того] сияния, [которое исходило от их] авторов. Так обстоит дело и с методом (ratio) этой школы в философии – все оспаривать и ни о чем не высказывать определенного мнения.

Этот метод получил свое начало от Сократа[21]21
  От Сократа – в Сократе академики видели своего родоначальника, ссылаясь на его известные слова: «Я знаю только, что ничего не знаю» и на его метод обсуждения. Ср.: Цицерон. Учение академиков, I, 16. «Во всех почти беседах… он рассуждал таким образом, что сам ничего не утверждал, других опровергал, уверял, что ничего не знает, кроме этого самого»; Он же. О дивинации, II, 150: «Мы придерживаемся этого метода, воспринятого от Сократа».


[Закрыть], был возобновлен Аркесилаем[22]22
  Аркесилай – см.: I, 1 примеч.


[Закрыть], подкреплен Карнеадом и дожил до наших дней, хотя я признаю, что в самой Греции он почти осиротел. Но я полагаю, что это произошло не по вине Академии, а от тупости людей. Ибо, если великое дело – усвоить отдельные учения, то насколько же большее – изучить все! А это необходимо сделать тем, которые ради отыскания истины поставили себе целью выступать и против всех философов, и за всех (12). Я не утверждаю, что многого достиг в этом столь важном и столь трудном деле, но что я к этому стремился – признаюсь. Впрочем, и не может быть, чтобы придерживающиеся этого метода в философии не имели ничего, чему бы следовали. Об этом я говорил в другом месте более обстоятельно[23]23
  В другом месте – см.: Цицерон. Учение академиков, II, 98–111.


[Закрыть], но так как некоторые люди слишком непонятливы и забывчивы, то им, видимо, нужно чаще напоминать. Мы не из тех, которым кажется, что нет ничего истинного, но из тех, которые утверждают, что ко всему истинному присоединено нечто ложное, и притом настолько подобное истинному[24]24
  Ложное… подобное истинному – ср.: Там же, II, 34; II, 36; II, 42; II, 44; II, 99.


[Закрыть], что нет никакого признака для правильного суждения и принятия. Из чего также следует, что есть много вероятного, такого, что хотя и не схватывается умом, но, поскольку выглядит и выразительным, и ясным, может руководить жизнью мудрого человека.

VI. (13) Но пора уже мне, чтобы избавиться от всякого злословия, общедоступно изложить мнения философов о природе богов, как бы созвав их всех вместе, чтобы они сами рассудили, какое из их мнений верное. Вот тогда уже Академия будет в моих глазах выглядеть упрямой, если окажется, что либо все философы сойдутся на одном мнении, либо найдется из них кто-то один, который откроет, что истинно. Итак, я могу воскликнуть наподобие того [влюбленного] в «Синэфебах»[25]25
  В «Синэфебах» имеется в виду комедия Цецилия Стация «Юные сверстники» (переложение одноименной комедии Менандра).


[Закрыть]:

 
«О бессмертные боги, о граждане все, о все юноши,
К вам о защите взываю, кричу, молю, требую»,
 

но не о таком пустяке, на который тот жаловался, что, мол, поистине «творятся в государстве беззакония»:

 
«Распутница от милого дружка не хочет денег взять…»,
 

(14) а чтобы философы, собравшись вместе, рассмотрели бы и обсудили, что должно думать о религии, благочестии, набожности, обрядах, вере, клятве, что о храмах, святилищах, торжественных жертвоприношениях, что о самих ауспициях, которыми я теперь руковожу[26]26
  Ауспициях… которыми я… руковожу – Цицерон в 53 г. был избран пожизненным членом коллегии авгуров.


[Закрыть], – ведь все это также относится к вопросу о бессмертных богах. И наверное, разногласия по этому важнейшему вопросу между ученейшими людьми заставят усомниться даже тех, которые считают себя знающими об этом что-нибудь достоверное.

(15) Я часто наблюдал подобное, и в особенности однажды, когда у друга моего Г. Котты[27]27
  Гай Аврелий Котта (124–74) – видный римский аристократ, в 90 г. был предан суду своими политическими противниками и осужден на изгнание. Вернулся при Сулле в 82 г. Был избран главой жреческой коллегии понтификов. В 78 г. стал консулом. О философских взглядах Котты Цицерон упоминает в «Об ораторе» (II, 145), очень высоко оценивая его острый и тонкий ум, а также ораторское искусство. В настоящем диалоге Котта выведен представителем школы Новой Академии.


[Закрыть] состоялось очень обстоятельное и подробное обсуждение этого вопроса – о бессмертных богах. Это было во время Латинских праздников[28]28
  Латинских праздников – четырехдневный праздник в память о древнем союзе латинских городов.


[Закрыть]. Я пришел к нему по его просьбе и приглашению и застал его сидящим в гостиной (exedra) и беседующим с сенатором Г. Веллеем[29]29
  Гай Веллей – малоизвестное лицо сенаторского звания. Цицерон в «Об ораторе» (III, 78) отзывается о нем, как о человеке в философских спорах недостаточно опытном и искусном. Здесь же Цицерон рекомендует его чуть ли не главой эпикурейской школы. Ср.: I, 15.


[Закрыть], которого в то время эпикурейцы ставили на первое место [среди своих]. Там был также Кв. Луцилий Бальб[30]30
  Квинт Луцилий Бальб – богатый римский всадник, известный своей приверженностью стоической философии. Ср.: Цицерон. Об ораторе, III, 78. О его дружеских отношениях со знаменитым стоиком Посидонием см.: II, 88.


[Закрыть], сделавший такие успехи в стоической философии, что его сравнивали с самыми знаменитыми греческими стоиками. Увидев меня, Котта говорит: «Ты пришел очень кстати. У меня как раз началась беседа с Веллеем по очень важному вопросу, при которой тебе с твоей склонностью [к подобного рода обсуждениям] будет совсем не лишним присутствовать».

VII. (16) «И мне, – ответил я, – тоже кажется, что я пришел, как ты говоришь, кстати. Потому, что здесь сошлись вы – три главы трех главных школ [в философии][31]31
  Трех главных школ – эпикурейской, Стои, Новой Академии.


[Закрыть]. И если бы здесь еще присутствовал М. Пизон[32]32
  Марк Пуппий Пизон Кальпурниан – консул (61 г.). В другом диалоге «О пределах добра и зла» Цицерон выводит Пизона в роли поборника взглядов школы перипатетиков.


[Закрыть], то ни одна философская школа, из тех, по крайней мере, которые сейчас в почете, не осталась бы без своего представителя». На это Котта возразил: «Если книга нашего Антиоха[33]33
  Антиоха – см.: I, 5 примеч.


[Закрыть], которую он недавно прислал Бальбу, говорит правду, то у тебя нет никакого основания сожалеть об отсутствии твоего друга Пизона, потому что, по мнению Антиоха, стоики с перипатетиками[34]34
  Перипатетики – последователи Аристотеля.


[Закрыть] по существу согласны, а расходятся только в словах. Хотел бы я знать, что ты, Бальб, думаешь об этом сочинении?» «Что я думаю? – ответил тот, – я удивлен, что Антиох, человек весьма проницательного ума, не заметил большой разницы между стоиками, которые различают между нравственно достойным (honesta) и удобным (commoda) не по названию только, а по роду (non nomine, sed genere), и перипатетиками, смешивающими нравственное с удобным, так что они различаются по величине и как бы по степеням, но не по роду. А это ведь не маленькое разногласие, в словах, а весьма большое, по существу. (17) Но об этом в другой раз, а сейчас, если угодно, мы вернемся к тому, с чего мы начали обсуждение».

«И я так думаю, – сказал Котта и, взглянув на меня, добавил: – А чтобы он, пришедший позже, не остался в неведении, о чем идет речь, – скажу: о природе богов. Этот вопрос мне всегда казался и кажется чрезвычайно темным, и мне хотелось узнать от Веллея, какого мнения об этом Эпикур. Поэтому, Веллей, если тебе не трудно, повтори, с чего ты начал». «Я повторю, хотя он пришел помощником не мне, а тебе, – сказал, улыбаясь, Веллей. – Ведь вы оба учились у того же Филона ничего не знать». «Чему мы учились, – заметил я, – это пусть покажет Котта. Я же хотел бы, чтобы ты считал меня не помощником ему, а слушателем[35]35
  Не помощником… а слушателем – игра слов: nоn adiutorem sed auditoreni.


[Закрыть], и притом беспристрастным, который может свободно решать и не связан необходимостью волей-неволей присоединяться к какому-то определенному мнению».

VIII. (18) Тогда Веллей[36]36
  Тогда Веллей… – Веллей открывает дискуссию. Вначале он подвергает критике учение Платона и стоиков (I, 18–1, 24), затем следует доксография – обзор мнений прежних философов по вопросу о природе богов – их сущности, облике, атрибутах и их роли в мироздании (I, 25–1, 41); в последней части своей речи Веллей излагает учение Эпикура о богах (I, 42–1, 56).


[Закрыть] очень самоуверенно, по обыкновению этих людей[37]37
  Очень самоуверенно… по обыкновению этих людей – стоит обратить внимание на саркастический тон этого замечания в адрес эпикурейцев. В дальнейшем Цицерон построил речь защитника эпикуреизма таким образом, чтобы представить его в довольно непривлекательном виде – узколобым догматиком, признающим только свое учение и его создателя – «божественного Эпикура» (ср.: I, 43), а о других философах и их учениях отзывающимся самым пренебрежительным и грубо издевательским образом. Притом, излагая эти учения, Веллей то и дело допускает и неточности, и искажения.


[Закрыть], более всего, видимо, опасаясь как бы не подумали, будто он в чем-то сомневается, и с таким видом, словно он только что покинул собрание богов и спустился из эпикуровых междумирий[38]38
  Эпикуровых междумирий – по Эпикуру, существуют бесчисленные миры, а боги обитают в пространствах между мирами. См.: I, 53; Диог. Лаэрт., X, 88–89; Цицерон. О дивинации, II, 40; Он же. О судьбе, 37.


[Закрыть], сказал: «Выслушайте же не пустые, ложные мнения, не о платоновом боге из «Тимея»[39]39
  Из «Тимея» – ср.: Платон. Тимей, 28 В – 28 С.


[Закрыть], мастеровом, строителе вселенной, не о вещей старухе стоиков πρόνοια[40]40
  Вещая старуха – Веллей стремится карикатурно представить учение Стои. Стоик Бальб позже возразит ему, что «пронойа» стоиков – это вовсе не личность, а термин, означающий божественное провидение (II, 73).


[Закрыть], которую можно на латинском назвать providentia («провидение»), и не о самом мире, [будто бы] наделенном душой и чувствами, – шаровидном, пылающем, вращающемся боге[41]41
  Шаровидном, пылающем, вращающемся боге – см.: II, 47; II, 49.


[Закрыть] – диковинных вымыслах бредящих, а не здравомыслящих философов. (19) Ибо какими глазами смог увидеть ваш Платон мастерство бога в столь великом деле? Какова была подготовка к этому делу сооружения вселенной? Какими орудиями бог пользовался? Какими рычагами? Какие применял машины? Кто были богу помощниками в столь великом сооружении? Каким образом могли слушаться и повиноваться воле зодчего воздух, огонь, вода, земля? И откуда произошли те пять форм[42]42
  Пять форм (formae) – Веллей, по-видимому, имеет в виду пять форм многогранников (тетраэдр, куб, октаэдр, икосаэдр, додекаэдр), из которых, по Платону (Тимей, 53 С – 56 С; 63 D), куб был основной формой земли, октаэдр – воздуха, тетраэдр – огня, икосаэдр – воды; пятая форма, додекаэдр, послужила богу для того, чтобы создать эфир. Ср.: Платон. Тимей, 53.


[Закрыть] (formae), из которых образовалось все остальное, которые, удачно сочетаясь, производят душу и порождают ощущения? Долго бы пришлось говорить об этих вещах, более похожих на желаемое, чем на открытое разумом. (20) Но вот что у Платона заслуживает наградного венка: он, утверждавший будто вселенная не только возникла, но почти сделана рукой, говорит также, что она, эта вселенная, будет существовать вечно![43]43
  Вселенная… будет существовать вечно! – Платон учил, что, хотя все родившееся или сотворенное должно неизбежно погибнуть, Вселенная будет существовать, потому что она создана по образу своего создателя – вечного бога. Ср.: Платон. Тимей, 29 А – В.


[Закрыть] Можно ли видеть в нем человека, который, как говорится, хотя бы чуть-чуть отхлебнул от естествознания (phygiologia)[44]44
  Под физиологией понимали учение о физической природе вообще.


[Закрыть], если он утверждает, что нечто, однажды родившееся, может быть вечным? Есть ли такое соединение, которое никогда не распадается? Или разве есть что-нибудь, имеющее некое начало, но не имеющее никакого конца? Если ваша Пронойя, Луцилий, такова же, как бог Платона, то я задаю тебе те же вопросы, какие только что задавал: о помощниках, машинах, об организации и подготовке всего этого великого дела. Если же Пронойя нечто иное, то почему она создала мир смертным (mortalem), а не вечным, каким его сделал бог Платона?[45]45
  Пронойа… создала мир смертным… – по учению стоиков вселенная периодически погибает в мировом пожаре. Ср.: II, 118.


[Закрыть]

IX. (21) Наконец, от обоих вас я хотел бы узнать, почему создатели мира внезапно проснулись, после того как проспали бесчисленные века? Ведь если не было никакого мира, века-то были? Я сейчас говорю не о тех веках, которые состоят из дней, ночей, годов, ибо сознаю, что всего этого без круговращения мира быть и не могло. Но существовала же с бесконечного времени некая вечность, которая никакими единицами времени не измерялась, а какова она была длительностью, можно себе представить[46]46
  Можно себе представить – intellegi potest, – в некоторых списках: «невозможно себе представить (non potest)».


[Закрыть], потому что и в сознание не вмещается, что было какое-то время, когда никакого времени не было. (22) Вот я и спрашиваю тебя, Бальб, почему ваша Пронойя в течение этого огромного промежутка времени медлила? Труда избегала? Но к божеству ведь это не относится. Какой труд, если все стихии повиновались божеству – небо, огонь, земля, моря? И что могло возбудить в боге, словно в эдиле[47]47
  Словно в эдиле – в праздничные дни римские должностные лица эдилы должны были позаботиться об украшении города и ночном его освещении.


[Закрыть], столь сильное желание украсить вселенную звездами и светилами? Если для того, чтобы ему самому стало уютнее жить, то до этого он, видимо, в течение бесконечного времени жил в потемках, точно в лачуге какой-то. А после, надо полагать, бог стал радоваться той перемене, какая наступила на небе и на земле, украшенных так, как мы их сейчас видим? Но какая это могла быть радость для бога? А если была, то ведь не может быть, чтобы он был лишен ее столь долгое время. (23) Или, как вы обычно говорите, бог все это устроил ради людей[48]48
  Ради людей – идею стоиков о том, что бог создал мир ради людей, эпикурейцы особенно критиковали: Ср.: Лукреций. О природе вещей, V, 156–162.


[Закрыть]? Ради мудрецов? В таком случае он затратил столь много усилий для [весьма] малого числа людей. Или для глупцов? Но, во-первых, не было у бога оснований оказывать добрую услугу недостойным людям. Затем, чего же он этим достиг, если все глупцы, без сомнения, несчастнейшие люди больше всего оттого, что они глупы, ибо что можно считать более достойным сожаления, чем глупость? И потом, есть так много бедствий в жизни, которые все же мудрому легче переносить, потому что он умеет разумно уравновесить их благами жизни, глупцы же не могут ни уклониться от будущих бедствий, ни переносить уже наступившие.

X. Те же, которые утверждали, что сам мир одушевлен и разумен, никак не могли представить себе, какую форму может принять природа разумного духа (animi natura intelligentis). Об этом я еще буду говорить немного позже, (24) а сейчас только выражу удивление тупоумию этих людей, которые утверждают, что существо одушевленное, бессмертное и вместе с тем блаженное должно иметь форму шара[49]49
  Форму шара – Платон. Тимей, 38 В; ср.: Диог. Лаэрт., VIII, 55.


[Закрыть], и только потому, что, как утверждает Платон, нет этой формы прекраснее. А мне, например, кажется красивее цилиндр, или куб, или конус, или пирамида. А какой образ жизни приписывают этому шарообразному богу? Он вечно вращается и притом с такой скоростью, равную которой и представить себе невозможно. Не вижу, как с этим может сочетаться твердый разум и блаженство[50]50
  Как с этим может сочетаться твердый разум и блаженство… – по Эпикуру, боги живут в идеальном состоянии – покоя и блаженства. Ср.: I, 45.


[Закрыть]. Почему то, что, даже незначительно воздействуя на наше тело, как, например, холод или солнечный жар, воспринимается как неприятное, не должно считаться неприятным также для бога? А земля, конечно, поскольку она является частью вселенной, есть также часть бога. Между тем на земле, как мы знаем, есть огромные области необитаемые и невозделанные, потому что одни из них иссохли вследствие близости к солнцу от жары, а другие окоченели под снегом и инеем из-за того, что солнце далеко от них. Но если вселенная – бог, то выходит, что у бога часть членов раскаленные, а часть – окоченела от холода?

(25) Вот, Луцилий, каковы ваши! Что касается взглядов других, то я обращусь к первому из прежних философов. Фалес Милетский, который первый исследовал эти вопросы, объявил, что начало всех вещей – вода. А бог – это тот ум (mens), который из воды все образовал. Но если боги могут быть без чувства и разума, то зачем Фалес присоединил к воде ум, а к уму воду, если сам ум может существовать безо всякого тела (vacans corpore)? Мнение Анаксимандра, что боги рождаются, появляясь через долгие промежутки времени, и также умирают, и они суть бесчисленные миры. Но мы, можем ли мы представить себе бога иначе как вечным? (26) После него Анаксимен решил, что воздух является богом, что он рождается, что неизмерим, бесконечен, и всегда в движении. Как будто воздух, не имеющий никакой формы, может быть богом, а ведь богу преимущественно подобает иметь образ (species) и не какой-нибудь, а прекраснейший, или как будто не все то, что рождается, должно подлежать смерти.

XI. Далее, Анаксагор, который принял учение от Анаксимена, первый из всех утверждал, что устройство и движение вещей обусловлены и совершаются силою и рассуждением (vi ас ratione) бесконечного ума (mentis). При этом он не понял ни того, что в бесконечном не может быть никакого непрерывного и связанного с чувством движения и вместе с тем способности чувствовать[51]51
  Место трудное для понимания. Смысл его может быть следующим: главное отличие одушевленного от неодушевленного состоит в сочетании двух особенностей – способности к передвижению и способности ощущать (ср.: Аристотель. О душе, I, 2, 403 В, 25–27). Но к бесконечному первая способность не может относиться, поскольку бесконечное занимает все пространство; и вторая способность, так же как ощущение предполагает воздействие извне на ощущающую сущность.


[Закрыть], ни того, что вообще не может быть никакого чувства (sensus), с помощью которого сама природа ощущала бы внешнее воздействие. Далее, если Анаксагор представлял себе этот «ум» как некое одушевленное существо (animal), то должно быть внутри него нечто такое, отчего оно может быть называемо одушевленным. Но что может быть внутри ума[52]52
  Внутри ума – ср.: III, 36; «Все живое должно состоять из тела, заключающего в себе душу, от чего оно и называется animal от anima».


[Закрыть]?

Итак, он должен быть облеченным во внешнее тело. (27) Но так как это [Анаксагору] не угодно, то остается ничем не прикрытый, простой ум, не связанный ни с чем, посредством чего он мог бы ощущать. Наш разум, как мне кажется, этого не в состоянии понять.

А Алкмеон из Кротона, который приписал Солнцу и Луне, и остальным звездам, и, кроме того, душе божественность, не подумал о том, что он приписал смертным вещам бессмертие[53]53
  Душе… бессмертие – Веллей, конечно, придерживался взгляда Эпикура, по которому душа со смертью тела также умирает.


[Закрыть]. И Пифагор, полагавший, что есть охватывающая всю природу и проникающая во все ее части душа, из которой берутся и наши души[54]54
  Душа, из которой берутся и наши души – этому учили также и стоики. Ср.: II, 18; II, 79.


[Закрыть], не видел, что бог, от которого отрываются человеческие души, этим самым раздирается на части, подвергается растерзанию. А когда человеческие души бывают несчастны, что случается с весьма многими, то, значит, несчастной бывает часть бога, а этого быть не может. (28) И почему бы душе человеческой не быть всеведущей, если бы она была богом? И еще, каким образом этот бог, если он не что иное, как душа, был всажен или влит в мир?

Затем Ксенофан, который утверждал, что, так как все (omne) обладает умом и вдобавок бесконечно, все есть бог. Что касается ума, то Ксенофану можно возразить то же, что и остальным. А относительно бесконечности можно возразить еще больше, так как не может быть, чтобы в ней существовало нечто чувствующее и присоединенное.

Далее, Парменид – этот создает своим воображением нечто похожее на венец[55]55
  Похожее на венец – по Пармениду, физический мир состоит из концентрических огненных сфер, в центре которых находится божество, управляющее всем миром, – Необходимость.


[Закрыть], что он и называет «венцом» (на их языке στεφάνην – круг), от которого непрерывно исходит жаркое сияние и который опоясывает небо, и он называет это богом. Но что это за бог, в котором ни облика божественного, ни сознания (sensus) нельзя себе представить? И много еще он допускает чудовищного, обожествив войну, раздор, страсть и другое в том же роде, что или болезнью, или сном, или забвением, или давностью уничтожается. То же он говорит о звездах[56]56
  В поэме «О природе» (от которой сохранились лишь фрагменты) Парменид персонифицировал в качестве богов вражду, любовь, но нет указаний на то, что Парменид считал богами звезды.


[Закрыть], что, как опровергнутое в другом месте, здесь может быть опущено.

XII. (29) Эмпедокл, погрешающий во многом другом, позорнейшим образом ошибается также, рассуждая о богах. Ибо он считает четыре стихии[57]57
  Четыре стихии – или четыре элемента, т. е. основные вещества – огонь, воздух, вода, земля. После Эмпедокла представление о четырех элементах стало более или менее общим для всех философских школ, исключая атомистов, но особенное развитие получило у стоиков (ср.: Цицерон. Учение академиков, 2, 118).


[Закрыть], из которых, по его мнению, состоит все, божественными. Но ведь ясно, что они, стихии, возникают и исчезают[58]58
  Стихии, возникают и исчезают – по-видимому, искажение: ср.: Аристотель. Метафизика, I, 3, 984а, 8–11 «эти элементы, по его, Эмпедокла, мнению, всегда сохраняются и не возникают».


[Закрыть], и лишены всякого чувства. И Протагор, который заявил, что у него нет совсем никакой ясности в вопросе о богах – есть они или нет их, и каковы они, – по-видимому, также испытывал сомнения относительно самой природы богов. А Демокрит, включавший в число богов то разгуливающие кругом «образы», то ту природу[59]59
  Ту природу – имеются в виду боги, от которых исходят их «образы».


[Закрыть], которая эти образы источает из себя и испускает, то наше знание и разумение, разве не впал в величайшую ошибку? А утверждая, что нет ничего вечного, так как ничто не остается всегда в одном состоянии[60]60
  Нет ничего вечного – Демокрит учил, что боги, хотя и состоят из неуничтожаемых атомов, но сами подлежат разрушению. Ср.: Секст Эмпирик, IX, 19.


[Закрыть], разве этим самым Демокрит не уничтожает совершенно бога, так что о нем и мнения никакого не остается?

А воздух, который Диоген из Аполлонии использовал в качестве бога, какое воздух может иметь чувство (sensum)? Какой облик, приличествующий богу?

(30) Слишком долго было бы говорить о непоследовательности Платона, который в «Тимее» утверждает, что отца этого мира невозможно назвать[61]61
  Веллей неточно цитирует Платона. У Платона («Тимей», 28 С): «…так как творца и отца вселенной и найти-то трудно, а найдя, нельзя показать его толпе…»


[Закрыть], а в «Законах» – что не следует и доискиваться, что такое бог[62]62
  В «Законах» …что не следует и доискиваться – это место Веллей также передает неверно. Веллей приписывает Платону взгляды, которые последний сам осуждал. Ср.: Платон. Законы, 7, 821 В.


[Закрыть]. А так как, по мнению Платона, бог не имеет никакого тела, как греки говорят ασωµατον, то вообще невозможно понять, какой он может быть. Ибо [в таком случае] он необходимо должен быть лишен способности чувствовать, лишен также мудрости, неспособен испытывать удовольствия, а ведь мы все это связываем с понятием о богах. Но тот же Платон в «Тимее» и «Законах»[63]63
  Платон. Тимей, 34 В; Он же. Законы, 7, 821 В; 821 С; 10, 886 D; 10, 899 В.


[Закрыть] говорит, что и Вселенная – бог, и небо, и звезды, и Земля, и души наши, и те божества, которых мы признаем по установлению наших предков[64]64
  По установлению… предков. Ср.: Платон. Тимей, 40 D.


[Закрыть], каковые мнения и сами по себе ложны, и между собой вступают в сильнейшие противоречия.

(31) Так же и Ксенофонт грешит почти тем же, хотя и менее многословно. Ибо в своих книгах, где он излагает беседы Сократа, Ксенофонт заставляет Сократа говорить, что не следует доискиваться, каков облик бога, и что и солнце, и душа – это бог[65]65
  Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, IV, 3, 13. Снова искажение. Солнце в «Воспоминаниях» нигде не называется богом, а душа не богом, а «божественной».


[Закрыть], и то он говорит об одном боге, то о многих. Это те же самые ошибки, которые мы указали у Платона.

XIII. (32) Да и Антисфен в той книге, которая называется «Физик» (Physicus), утверждая, что народных богов много, но природный (naturalis) только один, уничтожает этим самым силу и природу богов. Почти так же Спевсипп[66]66
  Спевсипп – после смерти Платона возглавил Академию. Диоген Лаэртский среди его сочинений называет одно, озаглавленное «О богах». См.: Диог. Лаэрт., IV, 4–5.


[Закрыть], следуя своему дяде, Платону, говорит, что есть некая одушевленная сила, которая всем управляет. Этим он старается вырвать из душ познание богов. (33) И Аристотель в третьей книге «О философии»[67]67
  Аристотель в третьей книге «О философии»… – эта книга до нас не дошла.


[Закрыть] много напутал, не расходясь во мнениях со своим учителем. Ибо он то приписывает всю божественность разуму, то говорит, что сам мир – это бог[68]68
  Сам мир – это бог – Насколько нам известно из сохранившихся сочинений, Аристотель не отождествлял мир с богом. Веллей, по-видимому, приписал Аристотелю идею Стои. Ср.: Аристотель. Метафизика, XI, 8, 1074 В.


[Закрыть], то ставит во главе мира кого-то другого[69]69
  Кого-то другого – Веллей, вероятно, имеет в виду тот же «ум». Ср.: Аристотель. Метафизика, XI, 7, 1072 В; Он же. Физика, VII, 5, 256.


[Закрыть] и возлагает на него обязанность неким своим круговращением направлять и сохранять движение мира; то он называет богом небесный огонь[70]70
  Огонь небесный – ни огонь небесный, т. е. эфир, ни само небо Аристотель нигде в сохранившихся работах не называет богом, однако эпитеты «бессмертный» и «божественный» по отношению к ним применяет.


[Закрыть], не понимая, что небо это только часть мира, который он в другом месте сам же назначил богом. Но каким же образом небо при такой скорости вращения может сохранить божественное самочувствие (sensus)? И потом, где находятся эти столь многочисленные боги[71]71
  Многочисленные боги – очевидно, боги народной религии, местожительством которых считалось небо.


[Закрыть], если и небо считать богом? Если же он считает, что бог не имеет тела, то этим он лишает его всякого чувства, как и мудрости. Далее, каким образом бестелесный бог может двигаться[72]72
  Согласно позднему Аристотелю, «необходимо должна существовать некоторая вечная, неподвижная сущность» (Метафизика, VII, 2, 1028).


[Закрыть] или же каким образом он сам, пребывая в постоянном движении, может быть спокоен и блажен[73]73
  Спокоен и блажен – по Эпикуру, покой и блаженство – идеальное состояние, в котором пребывают боги. Ср.: I, 24; I, 52.


[Закрыть]?

(34) Да и Ксенократ[74]74
  После смерти Спевсиппа Ксенократ возглавил Академию (с 339 по 315 г.). И его взгляды Веллей излагает искаженно.


[Закрыть], тоже ученик Платона, не благоразумнее его в этом вопросе. В своих книгах о природе богов[75]75
  В своих книгах – Диоген Лаэртский (IV, 13) упоминает его сочинение «О богах».


[Закрыть] он совсем не описывает божественный облик. Он говорит, что богов восемь: из них пять – те звезды, которые называются блуждающими, и один, который состоит из всех, вместе взятых, остальных звезд, неподвижно прикрепленных к небу, как будто так просто представить себе одно цельное божество, состоящее из рассеянных членов. Он еще добавляет седьмого бога – солнце и восьмого – луну. В каком смысле эти боги могут быть блаженными – понять невозможно. Из той же школы Платона Гераклид Понтийский наполнил свои книги детскими сказками. Он также считает божественными то мир, то разум. Божественностью он наделил также планеты, а у бога отнимает способность чувствовать и приписывает ему изменчивую форму. В той же книге и Гераклид относит к богам небо и землю.

(35) А непостоянство Теофраста[76]76
  Теофраст (371–287) – ученик Аристотеля, также написал три книги «О богах». Ср.: Диог. Лаэрт., V, 42–50.


[Закрыть] просто невозможно вынести. Он то ставит на первое место по божественности ум (mens), то небо, то небесные созвездия и звезды. Не следует также слушать и его ученика Стратона, прозванного «Физиком»[77]77
  Стратон из Лампсака (Малая Азия) с 286 по 268 г. возглавлял школу перипатетиков.


[Закрыть]. Этот считает, что вся божественная сила заключается в природе, и в ней же содержатся причины рождения, увеличения, уменьшения всех вещей, но нет в ней совсем ни чувства, ни облика.

XIV. (36) Зенон же (теперь я перейду уже, Бальб, к вашим) считает божественным естественный закон, который обладает силой повелевать справедливое и препятствовать противному. Как он делает этот закон одушевленным существом[78]78
  Зенон Китийский (336–270) – основатель стоической школы «считал божественным естественный закон» – ср.: Цицерон. О законах, I, 18; I, 42; II, 8. Диог. Лаэрт., VII, 88.


[Закрыть], мы не можем понять, хотя нам, конечно, желательно, чтобы бог был одушевленным. Но этот же философ в другом месте называет богом эфир[79]79
  Называет богом эфир – ср.: Учение академиков, II, 126: «Зенону и другим стоикам эфир казался наделенным разумом, верховным богом, который всем управляет».


[Закрыть], если только можно представить себе бога, который ничего не чувствует и не отвечает нам ни на молитвы, ни на желания, ни на обеты.

А в других книгах он считает, что некий разум (ratio), простирающийся на всю природу, наделен божественной силой[80]80
  Разум… наделен божественной силой – ср.: Диог. Лаэрт., VII, 134.


[Закрыть]. Он же приписывает то же самое звездам, затем годам, месяцам, сменам времен года. А когда берется толковать теогонию Гесиода, т. е. происхождение богов[81]81
  Толковать теогонию Гесиода – Зенон и другие стоики стремились толковать мифы таким образом, чтобы сблизить свои взгляды на богов с народной религией. Примеры подобного толкования Цицерон приводит в речи Бальба. См.: II, 63, сл.


[Закрыть], то совершенно уничтожает привычные нам и принятые представления о богах. Ибо он не причисляет к богам ни Юпитера, ни Юнону, ни Весту, ни какое-либо другое божество, имеющее собственное имя, но учит, что этими именами были наделены в аллегорическом смысле неодушевленные, немые объекты природы.

(37) Не менее крупную ошибку допускает в своем суждении ученик Зенона Аристон[82]82
  Аристон из Хиоса – стоик, ученик Зенона, впоследствии стал разделять некоторые воззрения киников.


[Закрыть], считающий, что невозможно познать, какой вид имеет божество[83]83
  Какой вид имеет божество – Зенон учил, что бог не может иметь человеческий облик (ср.: Диог. Лаэрт., VII, 47). Эпикурейцы утверждали обратное.


[Закрыть]. Он говорит, что богу не присуще чувство (sensus), и сомневается даже, живое ли существо бог. А Клеанф, который вместе с вышеназванным слушал Зенона, то говорит, что сам мир есть бог, то наделяет этим названием ум (mens) и душу (animus) всей природы, то решает, что истинный бог – это небесный огонь, самый удаленный и выше всего находящийся, со всех сторон окружающий, все обвивающий и все охватывающий, огонь, который называется эфиром. Он же, словно бредящий, в тех книгах, которые написал против чувственного наслаждения, то измышляет некий образ и облик бога, то всей божественностью наделяет звезды, то считает, что нет ничего божественней разума (ratio). Получается, что у него нигде совершенно не обнаруживается то божество, которое мы познаем нашим умом, стремясь, чтобы понятие о нем совпадало с тем, что, словно отпечаток, заложено в нашей душе[84]84
  Понятие… в нашей душе – Веллей имеет в виду «пролепсис» Эпикура. См.; I, 43 примеч.


[Закрыть].

XV. (38) А Персей, слушатель того же Зенона, говорит, что богами стали признавать людей, которые придумали нечто очень полезное для украшения жизни. И сами полезные и спасительные вещи были также названы именами богов[85]85
  Полезные… вещи были… названы именами богов – эти взгляды излагает Бальб (II, 80).


[Закрыть], так что он даже говорит, что эти вещи не только придуманы богами, но и сами являются божественными. Но что может быть бессмысленнее, чем наделить божеским достоинством грязные и безобразные вещи[86]86
  Грязные и безобразные вещи – такие вещи могут быть вместе с тем очень полезными. Но для эпикурейца немыслимо некрасивое божество (см.: I, 47).


[Закрыть], или уже уничтоженных смертью людей причислить к богам, причем все почитание их будет состоять в проявлении глубокой скорби?