Текст книги "Девочка из Сталинграда"

5

Приближался Новый год. Тяжело и голодно было в том году в нашей стране. Но матери и тогда старались как-то отметить праздничные дни каникул у ребят: достать им хотя бы одну конфету или лишний кусок хлеба, что было по тем временам большим подарком. А в тех местах в тылу, где жизнь была чуть полегче, даже и в этот трудный год устраивали ребятам елку, и в гости к ним приходили Дед Мороз и Снегурочка.

И вот однажды Иван Птаха попросил у своего командира разрешить ему устроить для девочки елку. Это было в те дни, когда стрельба утихла и в Сталинграде наступило некоторое затишье.

– Елку? – удивился полковник.

– Эгеж, елку.

Елка – на фронте, на переднем крае, в землянке, вырытой под разрушенным домом!

Нет, Иван Птаха не фантазировал. Ночью Иван шел в разведку – вот он и просил разрешения, когда выполнит задание, на обратном пути незаметно спилить и принести на командный пункт одинокую елочку, что сохранилась на площади.

– Трудное дело, – сказал полковник Кубанов. Потом, чуть подумав, добавил: – Попробовать можно…

Ночью по белому снегу в белых маскировочных халатах ползли из разведки солдаты части полковника Кубанова. Чуть вправо возьмешь – смерть от мины, чуть влево отклонишься – взлетишь на воздух. Узкая дорога жизни меж двух смертей.

Ивана Птаху, который имел прозвище Эгеж, в части полковника Кубанова называли также Невидимкой. Никто не мог так проползти незамеченным, как этот солдат – злой для врагов, добрый для своих, смелый в бою, ловкий в разведке. В самом трудном месте, где все заминировано и пристреляно, Птаха проходил жив-здоров и все нужные сведения приносил командованию. «На то он и Птаха! – говорили солдаты. – Где человеку не пройти, птаха всегда пролетит».

В этот раз Иван Птаха принес не только все нужные сведения о враге, но и маленькую елочку. Деревце это было ближе к нашему командному пункту, чем к траншеям врага. И наш наблюдающий знал, что Птаха на обратном пути собирается его спилить. Однако, как ни щурил глаза наблюдающий, как ни прислушивался, ничего в ту ночь не увидел и не услышал.

«Наверное, – подумал наблюдающий, – Птаха оставил ту елочку в покое».

А Птаха тут, он уже на командном пункте, и из-под белого халата у него зеленые ветви торчат. Спилил-таки елочку разведчик! И так бесшумно и невидимо, что ни наши, ни фашисты подавно ничего ночью не заметили. Вот, должно быть, удивились наутро фашисты, увидев, что елочка за ночь убежала с площади, у них из-под носа.

На командном пункте принялись украшать эту елочку для маленькой Светы. Игрушек конечно же там не было. Вместо них пошли в ход пустые патронные гильзы, ракетницы, хлопья из ваты и спичечные коробки.მ И елка, надо сказать, получилась на славу.

Иван Птаха нарядился Дедом Морозом. Он приклеил себе бороду из ваты и надел маскировочный халат. Елена Крылова изображала Снегурочку… Нет, они мало походили на тех разнаряженных Дедов Морозов и тех Снегурочек, что обычно приходят на елки к нашим ребятам. Но для Светы и это было большой радостью. Ведь до того времени Светлана, должно быть, никогда в жизни не видела праздничную елку. Она смеялась и хлопала в ладоши, увидев белую бороду Ивана Птахи.

На этом празднике все было не так, как всегда. Обычно на елке бывает так: в зале много ребят, а на сцене играют, поют, пляшут, развлекая ребят, один или несколько актеров. А тут, во фронтовой землянке, было наоборот: представление шло для одной только девочки – Светланы. А развлекали ее многие. Кто умел плясать – плясал, кто умел петь – пел, кто умел фокусы показывать – был в тот вечер фокусником.

Во время праздника елки где-то недалеко от командного пункта захлопало и загудело. Несколько солдат, пригнувшись, побежали по длинным подземным коридорам. От елки до передовой было не больше одного квартала. Светлана ничего не заметила. Когда же спустя полчаса эти солдаты вернулись, они увидели, что щеки Светы чуть порозовели, а глаза казались еще больше – так смотрела она на разукрашенную елку.

Когда началась война, ей был год-полтора, не больше. И теперь все это – новое, нарядное, веселое – особенно радовало ее. А ночью во сне Светлана снова звала маму и плакала.

6

Однажды Елена Крылова спросила девочку:

– Света, скажи, а как звали твою маму? Вспомни!

Света чуть наморщила лоб, веки ее набухли, из-под них выкатились две большие капли.

– Ее звали мама, – сказала Света. – Мамочка…

Нет, нельзя было больше расспрашивать Светлану. Надо было как-то по-другому разыскать ее родных, узнать фамилию, а может быть, найти ее отца.

Надо! Но как?

Этот вопрос беспокоил не только Елену Крылову, но и полковника Кубанова, и многих солдат и офицеров его части.

Полковник чувствовал уже огромную нежность к этой девочке и все чаще думал о том, как кончится война и в дни школьных каникул он пойдет со Светланой в большой магазин игрушек, где елка высится до самого потолка. Там он скажет ей: «Выбирай. Выбирай что хочешь». Он накупит ей большую коробку елочных игрушек. И тогда все будет непохоже на эти закопченные стены, на эти нары и дымящую печь из железной бочки. Он будет угощать Светлану конфетами, и они вместе будут вспоминать землянку и то, как устраивали здесь елку, как патронные гильзы заменяли елочные украшения.

Думая так, Кубанов силился представить себе, будет ли при этом, в той мирной обстановке, отец Светланы. И ему очень хотелось, чтобы отец этот был, чтобы он нашелся.

Однажды ночью, когда Света спала, а у нее в ногах си дел Иван Птаха, пришивая пуговицы к гимнастерке, и тут же вокруг лампы, сделанной из пустого снарядного стакана, сидели разведчики, один из них сказал:

– А ведь ползла женщина оттуда, где этот четырехэтажный дом за площадью.

Сказал это разведчик неожиданно – должно быть, просто подумал вслух, но все поняли, что речь идет о Светиной маме.

– Да, – сказал Птаха, – связаться бы с тем домом… Там тоже наши. Может, что скажут о женщине с ребенком. Однако связаться с домом, который оборонял Павлов, не удалось. Дом этот со всех сторон был окружен фашистами. Пробраться туда, узнать что-либо о Светлане и ее маме было невозможно. В районе этого дома, на Пензенской улице, бои не прекращались ни на один день. По нескольку раз в сутки фашисты шли атакой на этот четырехэтажный дом. Вот он, казалось, совсем близко – всего несколько шагов, но эти-то несколько шагов враги пройти и не смогли. И в нашей стране, и во всем мире люди следили за тем, что происходило в этом сталинградском доме на Пензен ской улице. Ведь могло показаться чудом, что павловцы еще держатся. Горсточка храбрецов против армии гитлеровцев, которые прошли десяток стран, а этих двадцати шагов пройти не смогли.

7

Воздушная волна от разорвавшегося снаряда ударила сквозь пролом стены. Павлов почувствовал, как придавило ему грудь и при этом отбросило его, ударило о стенку. Рядом упал пулеметчик. Солдат с автоматом, облокотившийся о подоконник, медленно сполз на пол, уронив оружие. Дым пополам с противным запахом взрывчатки наполнил подвал. Павлов чувствовал, что надо глубоко вдохнуть воздух, иначе можно потерять сознание – уж слишком сильно ударило его волной. Он раскрыл рот и тут же закашлялся. Воздух подвала был густым, пыльным и вонючим. Вдыхать его было трудно.

«Что это? – подумал Павлов. – Стена была серой, а стала как будто красной?»

Мысли путались в голове, мешались. Медленно доходило до сознания, что в подвал попали осколки снаряда. Это они сбили серую штукатурку стены и обнажили красные кирпичи. И пол весь в мягком песке и пыли.

Вот бы сползти на пол, положить руку под голову и уснуть… Хорошо! Все тело просило об этом.

Павлов сжал кулаки, оттолкнулся ими от пола, встал, подошел к пулемету, прислонился к рамке прицела. Сначала в глазах прыгали и кувыркались вертлявые золотистые мушки.

«Это от удара, – подумал Павлов. – Сейчас пройдет».

Он на секунду закрыл глаза, а когда снова прильнул к прицелу, увидел фашистов. Они шли с автоматами на животах, шли медленно, уверенные в том, что на этот раз возьмут дом, стоящий как утес среди моря, – дом, на который смотрит весь мир. Впереди шел фашистский автоматчик с закатанными до локтей рукавами.

Павлов целился не торопясь. Он нажал спуск и стрелял, стрелял до тех пор, пока и эта атака не была отбита.

Отчаявшись взять дом на Пензенской атакой с земли, гитлеровцы попытались разбомбить его с воздуха. Днем сделать это мешали наши зенитчики. Тогда фашисты решили разбомбить этот дом под покровом ночи. Чтобы указать цель своим самолетам, гитлеровцы, засевшие против дома на Пензенской, стали пускать в сторону этого дома зеленые ракеты. Павлов не спал. Услышав гул тяжелых бомбардировщиков врага, он насторожился. Ближе, еще ближе… Сейчас они будут над самым домом. Что ж, достаточно одной бомбы, чтобы «прошить» – проткнуть, как иголкой, все четыре разрушенных этажа и уничтожить всех, кто в подвале.

Завидев первую зеленую ракету, Павлов немедленно выхватил ракетницу, похожую на большой пистолет, и выстрелил такой же зеленой ракетой в сторону домов, где засели фашисты… Еще и еще одну ракету выпустил он вслед за первой.

Самолеты врага рокотали над головой. А вот и визг падающей, разрезающей воздух бомбы. Невольно голова Пав лова вдавилась в плечи. Секунда… нет, доля секунды… Грохот. Снова удар воздушной волны, точно кто-то невидимый подхватил и отшвырнул Павлова изо всех сил. Опять – взрыв! Снова – взрыв! Сыпалась кирпичная пыль, на полу повернулся во сне солдат, но охнуло уже где-то подальше, еще и еще дальше…

Помогли-таки зеленые ракеты Павлова! Не ошибся и вражеский летчик. Он бомбил точно по цели, которую Павлов указал ему. В ту ночь фашисты бомбили своих. А на рассвете наше командование, как обычно, услышало позывные павловской рации:

«Я – „Маяк“! Я – „Маяк“! Я – „Маяк“!»

Нет, не уничтожили фашисты Павлова и его солдат! Они оставались в живых и продолжали оборону четырехэтажного дома на Пензенской.

Зато фашисты в ту ночь недосчитались многих своих солдат и офицеров.

Пятьдесят восемь дней и ночей гвардии сержант Яков Федотович Павлов и небольшая горсточка солдат удерживали в своих руках дом, хотя фашисты были от него всего в нескольких шагах. А незабываемым зимним утром, когда замолчали наши пушки и стало вдруг как-то особенно тихо, фашисты услышали возглас, который приводил их в трепет и смятение:

– За Родину! Вперед!

Наша армия, замкнувшая кольцо вокруг Сталинграда, перешла в решительное наступление. Вместе с нашими войсками вышли на бой солдаты полковника Кубанова и гарнизон дома на Пензенской улице – дома Павлова.

В Сталинграде шел бой – последний, решительный. В этом бою погиб смертью храбрых полковник Кубанов и тяжело был ранен сержант Яков Павлов. Не довелось Кубанову пойти со Светланой в игрушечный магазин, купить ей елочные украшения…

Фашисты сопротивлялись недолго. Кольцо наших войск сжималось все туже и туже. Бежать? И бежать фашистам было некуда. Тогда они стали бросать к своим ногам автоматы и пистолеты, сдавать нашим пушки и минометы, поднимая вверх руки:

– Сдаемся! Гитлер капут!

Вышла из полутемной землянки и Света. Поднявшись на последнюю ступеньку, которая вела из командного пункта, она зажмурилась и ладонью закрыла глаза. Яркое солнце ослепило Свету, проведшую почти два месяца в полутемном подвале.

Свыкшись со светом, девочка приоткрыла глаза, защитив их сверху рукой, как козырьком. По площади, там, где ползла Светина мама, теперь вели унылую колонну пленных фашистов. Лица их были землисто-серыми, одежда висела лохмотьями.

Когда по этой площади ползла Светина мама, прикрывая ее своим телом, здесь было сумрачно и туманно; теперь же – светло, солнечно, а воздух прозрачен и чист.

Солнце, казалось, вместе с нами радовалось победе. Оно ярко светило, снег искрился. Блестели и отливали всеми цветами радуги оплывшие, прозрачные, как леденцы, сосульки. Небо над городом сверкало голубизной.

Еще кое-где хлопали одиночные выстрелы. Но вскоре все смолкло: визг пикирующих самолетов, сухой треск автоматов, глухие удары пушек. Сразу же стало слышно, как чирикают воробьи, как шуршат гусеницами огромные тягачи, увозящие пушки. Где-то вдалеке заиграли на аккордеоне, и к землянке, возле которой стояла Света, донеслась песня.

Спустя несколько дней, когда совсем утих бой, солдат Иван Птаха пошел к четырехэтажному дому на Пензенской улице, со стороны которого ползла мать Светы. Он думал, что, может быть, здесь кто-нибудь знает об этой девочке и ее маме.

Солдат, которые встречались с той стороны Ивану Птахе, он останавливал одним и тем же вопросом:

– Ты не с того четырехэтажного?

– Нет.

– А кого-нибудь из тех, кто там был, не знаешь?

Нет, нелегко было найти павловца. Почти все герои – защитники этого дома – были ранены. Не удалось Птахе встретиться и с сержантом Павловым: тяжелораненого сержанта сразу же после освобождения Сталинграда отправили в тыл.

8

С каждым днем в Сталинграде становилось все меньше и меньше пушек и танков. Раненых увезли из города. Теперь Елена Крылова часто бывала свободна. Как-то, гуляя, она спускалась по крутому склону, держа за руку маленькую Светлану. Далеко-далеко до самой Волги раскинулся город из пустых кирпичных коробок. Вырванные с корнем многолетние деревья обгорелые лежали на земле.

– Я посижу, – сказала Светлана. Она села на черное дерево, копнула ботинком рыжую землю, подняла глаза на Крылову: – Тетя Лена, а я думала, что земля черная.

– Пойдем, Светочка, – сказала Крылова.

Теперь все свободное время она отдавала девочке. Каждая прогулка была для Светланы большой радостью. Ведь мир, который еще так недавно был ограничен для нее всего несколькими шагами землянки командного пункта, стал вдруг огромным, новым, необычным и очень интересным. С каждым днем на улицах Сталинграда появлялось все больше и больше женщин и детей. Разрушенные дома стали покрываться строительными лесами. Во всех районах города вытянули шеи огромные башенные краны. Население освобожденного города росло буквально с каждым часом. Город менялся очень быстро.

Но многое еще напоминало о войне, и Елена Крылова старалась сделать так, чтобы эти напоминания не причиняли боль Светлане, чтобы девочка не догадывалась, что есть в Сталинграде большие площади земли, порыжевшие от крови.

…Однажды Елена Крылова взяла с собой Светлану покататься на автомобиле. Этого в жизни Светы никогда еще не было. Она мчалась в открытом грузовике: улицы, стремительно расширяясь, набегали на нее, ветер бил в лицо, теребил волосы, омывал холодом и в то же время горячил щеки.

Светлана крепко держалась за тетю Лену, а та что-то говорила и показывала человеку в кожаном пальто.

Потом Елена Крылова объяснила Светлане:

– Это будет кино про Сталинград.

Но Светлана не знала, что такое кино. Она его никогда не видела. И объяснить ей было очень трудно. Как это снимут на пленку все эти разрушенные дома и возле них актеры, одетые как солдаты, будут как бы воевать: бегать, стрелять, падать… А потом Светлана пойдет в темную комнату и увидит на освещенном полотне все, что происходило здесь во время войны.

Когда Крылова рассказала обо всем этом Светлане, та насупилась:

– Не хочу про войну! Не хочу, чтобы стреляли и падали!

Она вспомнила что-то и, отвернувшись, украдкой, чтобы не видела тетя Лена, смахнула слезу.

– Ну и не надо про войну, Светочка, – сказала Крылова. – Пойдем отсюда. Не ушибись только.

Они шли мимо огромного экскаватора, который, раскрывая свою зубастую пасть, подбирал раскрошенные камни и с грохотом высыпал в железное корыто самосвала. Казалось, экскаватор работает не в городе, а в каменоломне. Ведь Сталинград фашисты превратили в зону пустыни. Целые районы города можно было видеть насквозь. Здесь не уцелело ни одного дома, ни одного завода, ни одной фабрики. Можно было идти квартал, два, три… десять – и всюду видеть одни только развалины.

Кого же спрашивать о Светлане?

И розыски отца Светланы отложили на более поздние времена, когда появятся первые улицы, можно будет навести справки и, может быть, расспросить жителей дома, теперь называвшегося именем сержанта Павлова. Иван Птаха, Елена Крылова и все солдаты части полковника Кубанова надеялись, что там, в доме Павлова, должны хоть что-нибудь знать о Свете и о ее маме.

Однако оказалось, что и самого Павлова разыскать не так-то просто.

О подвиге храброго сержанта и небольшой группы солдат, которые отстояли сталинградский дом на Пензенской улице, получивший имя Павлова, говорили и писали во всем мире: об этом сообщали в газетах, передавали по радио, слагали стихи, пели песни. Миллионы людей прославляли героев. Только сам сержант Павлов не знал, что совершил подвиг: он считал, что только выполнил приказ командира и свой солдатский долг.

Тяжелораненого сержанта лечили в госпитале. Он потерял так много крови, что не мог читать газеты, в которых писали о нем. В это время Павлова разыскивали, чтобы вручить ему «Золотую Звезду» Героя. Фронтовые же друзья Светланы разыскивали его, чтобы напасть на след отца или родственников девочки без фамилии. Но Павлов – очень распространенная фамилия. Тысячи Павловых защищали нашу Родину во время Великой Отечественной войны, и найти среди них Якова Федотовича Павлова было очень нелегко.

После разгрома в Сталинграде фашисты не могли опомниться: они бежали прочь с нашей земли. Но по дороге все еще огрызались – уходили с боями, сжигая на пути своего отступления города и сёла. Война еще не кончилась, хотя за четырнадцать шагов до дома Павлова войну эту повернули обратно: от Волги – на Берлин. Четырнадцать шагов на площади перед домом на Пензенской были те последние шаги, которые враг не смог сделать по нашей земле. Подлечившись, Яков Федотович снова отправился на фронт. Он попал в новый полк, храбро воевал и снова был ранен. Потом опять стал в строй, вновь бил ненавистных врагов. Теперь Павлов воевал на Севере, у берегов Белого моря. Конечно, будь Яков Федотович чуть менее скромным, разве не рассказал бы он своим новым товарищам, как воевал в Сталинграде! И тогда его новые товарищи узнали бы, что это он – тот самый знаменитый Яков Павлов. Но в том-то и дело, что самые смелые люди бывают и самыми скромными. Настоящий герой никогда не кичится своими подвигами и твердо знает, что «я» – последняя буква алфавита. Так и Яков Федотович Павлов. По своей солдатской скромности он не рассказывал товарищам о своем подвиге в Сталинграде. И Звезда Героя не была ему вручена.

Прошло больше года, как освободили Сталинград, как вместе с солдатами-сталинградцами, вместе с Яковом Павловым вышла на свет Светлана.

Война подходила к концу.

В последние месяцы боев Яков Федотович догнал свою армию, в составе которой воевал в Сталинграде. Теперь эта армия дошла до самого Берлина.

9

Сошел снег. Звонко тикала капель. Солнце купалось во всех лужах. И первые клейкие листочки появились на деревьях. Изо дня в день прибавлялось тепла, и солнце становилось более ласковым.

Весна!

Весна 1945 года была особенно радостной.

Горел Рейхстаг. Фашистские знамена валялись на земле.

Победа!

На почерневшей стене Рейхстага наши солдаты вывели мелом:

«Мы пришли сюда за тем, чтобы вы к нам больше не ходили».

А чуть пониже размашисто было написано:

«Мы из Сталинграда».

Это высекли железом на камне солдаты полковника Кубанова, товарищи сержанта Павлова, которые прошли огромный и тяжелый путь от Сталинграда до Берлина.

Теперь здесь, в Берлине, генерал армии обходил стройные ряды наших воинов-победителей, которые уезжали из Германии домой. Он поздравлял солдат, и в ответ раскатисто гремело:

– Служим Советскому Союзу!

Внимание генерала привлек сержант, у которого на гимнастерке было много боевых медалей и красно-золотые нашивки. Золотые нашивки говорили о тяжелых ранениях. Не часто бывало, чтобы после таких ранений возвращались в строй.

Генерал армии спросил сержанта, как его зовут.

Сержант ответил:

– Яков Павлов, гвардии сержант!

Генерал армии крепко обнял и поцеловал героя.

Он понял, что это и есть тот самый Павлов. А на следующий день Якову Федотовичу была вручена «Золотая Звезда» Героя Советского Союза.

Отыскался Яков Павлов, но родственников Светланы никак не удавалось найти.

Может быть, Светлану узнают жильцы дома, который отстоял Павлов? Вместе с другими сталинградцами жильцы эти переправлялись из-за Волги в родной город. Но жить им было пока что негде: город был в развалинах – камни раскрошены, железо покорежено, дерево сожжено. В Сталинграде не было ни воды, ни света. Люди ютились в землянках, воду носили в ведрах из Волги, освещались коптилками. Над самой большой землянкой прибили дощечку: «Школа», а рядом был «Детский сад» – в той самой землянке, где размещался командный пункт полковника Куба-нова.

Теперь сюда, в подвал, матери приводили по утрам малышей и забирали их вечером, после работы. Только у Светланы не было ни отца, ни матери, ни родственников. Она, так же как и во время боев, жила в семье бойцов полковника Кубанова. Здесь уже знали, что Павлов нашелся, награжден, что его даже ждут в Сталинграде.

Вот когда, может быть, удастся узнать что-нибудь о родственниках Светланы! Ни один из жильцов павловского дома ее не узнал. Но ведь там, в подвале этого дома, Светлана была с мамой, и, может быть, Павлов успел узнать, как зовут эту женщину с ребенком? А затем, пользуясь именем матери Светы, можно будет разыскать отца девочки. Не отсюда ли – от храброго сержанта – надо начать розыски родственников Светланы?