Текст книги "Ночь, с которой все началось"

5

День первый, Осло

Сидевший в кафе при яхт-клубе в Яне[2]2
  Ян – приморский район Осло.


[Закрыть] Матео смотрел куда-то вдаль, в сторону острова Малмойя. Вид у него был встревоженный – редкое для него состояние.

– Тебе не стоит появляться в центре города в ближайшие дни. Если бы я был подручным Барона, то перевернул бы все вверх дном, чтобы отыскать «журналистку», охотившуюся на моего шефа и на этого Викерсена. А обнаружив, что ее не существует, насторожился бы еще больше.

– И что бы ты предпринял, будь ты этим типом, вытащившим пушку? – беспечным голосом спросила Екатерина.

– Попытался бы выяснить, кто эта девушка. Будем надеяться, что служба безопасности отказалась выдать ему записи с камер наблюдения торгового центра. Но, когда ты убегала от него, тебя наверняка засекли камеры банка или другого заведения. В большом городе нельзя сделать ни шагу, не попав на пленку. Несколько тысяч крон – и какой-нибудь не слишком щепетильный сотрудник проявит бо́льшую сговорчивость, нежели охрана «Палеета».

Екатерина вспомнила подлый прием, которым избавилась от приспешника Барона. У него определенно имелись все основания потребовать просмотра видеозаписей: доказать, что он не крал платок. Так что получение скриншота будет простой формальностью. А среди националистов он найдет достаточно добровольцев-хакеров, которые перероют норвежские серверы, чтобы ее опознать.

Однако паниковать ни к чему. Она уже не девочка, состоявшая на учете в нескольких полицейских участках Осло. Даже если кто-то взломает серверы ее банка, транспортных служб и факультета, где она преподает, маловероятно, чтобы программа распознавания лиц соотнесла предоставленные ею фотографии с ее реальной внешностью. Снимаясь в автоматах, она надевала то светлый парик, то темный, никогда не фотографировалась со своим настоящим цветом волос и запихивала вату за щеки, чтобы скулы казались выше. Конечно, случалось, что какой-нибудь сознательный служащий кривился, изучая ее удостоверение, но находчивый ответ – «Ну да, это я, я же не слишком изменилась за полгода? Хотя, может, это из-за лекарств…» – всегда ее выручал.

В вопросах анонимности членов «Группы» Матео становился настоящим параноиком. Не могло быть и речи о том, чтобы поделиться с ним своим беспокойством, пусть даже обоснованным. Он может добиться ее исключения из «Группы». А этого она боялась больше, чем преследования вооруженного громилы.

– Что-то ты притихла, о чем думаешь?

– Ты только со мной встречался?

– Я как-то ужинал в ресторане Диего, давно, но для него был просто одним из клиентов.

Екатерина не стала спрашивать у него, как выглядит Диего: Матео ей не ответил бы. Зато она узнала, что у него есть ресторан.

– А Корделия? Ты знаешь, чем она занимается?

– А ты?

– Забавно, ты ведешь себя так, как будто ты выше нас. Если Диего не знал, кто ты, откуда ты узнал, кто он?

– Скажем так, по счастливой случайности.

– Это не ответ… Ты что, считаешь себя нашим боссом?

– Я хоть раз за все время, что мы работаем вместе, давал тебе повод думать, что считаю себя главнее?

Екатерина поймала его взгляд, и между ними повисло молчание. Напряжение стало настолько ощутимым, что владелец кафе встревожился и уточнил у них из-за стойки, все ли в порядке. Матео успокаивающе помахал рукой.

– Видишь, даже в самом укромном месте находится кто-то, кто за тобой наблюдает, – вздохнул он. – Дирижер не отдает своим музыкантам распоряжений, он управляет игрой оркестра.

– Ну управляет же, – заметила Екатерина, – и потом, ты сказал «своим музыкантам». А ведь мы существуем ради того, чтобы бороться с тиранией мелких и крупных начальников.

– Если ты именно так обо мне думаешь, то это нелепо и оскорбительно.

– Я просто пытаюсь понять твои действия утром. На дождь можно свалить что угодно.

– Вряд ли ты можешь ставить мне это в упрек, я же тебя предупредил. Запомни раз и навсегда: у нашей «Группы» нет босса, но, признаюсь, это я был объединителем, – заявил Матео.

Его признание лишило Екатерину дара речи. Объединителем или инициатором? Для нее этот вопрос имел огромное значение. «Группа» была ее единственной семьей – семьей, которую она обрела спустя годы неприкаянности. По идее ее профессия – преподавательница – должна была определять ее личность; так и было, но в обществе. Настоящая личность Екатерины раскрывалась в ее тайной деятельности, в которой она и видела смысл жизни. Как если бы настоящий мир Алисы был по ту сторону зеркала…

– Допустим, – наконец сказала она. – Тогда кого же ты завербовал первым? И какой номер дал?

– Ты ошибаешься по всем пунктам. Я не говорил, что я организатор – я был объединителем, да и то лишь на время. Нас девять, и мы были связаны друг с другом еще до того, как об этом узнали, – у нас одни ценности, одни цели, один кодекс поведения. Мы выбирали одни и те же мишени и, что странно, даже работали похоже. У каждого из нас свои навыки, свои таланты. Мы следуем правилам безопасности, которые никто нам не навязывал, просто они кажутся нам очевидными, мы – заговорщики, виртуальные друзья, но наша дружба настоящая. Ни у кого из нас нет номера, это противоречило бы нашим принципам. У звезды нет первого луча.

– Лучи звезды… – повторила Екатерина. – Мне нравится этот образ, он нам хорошо подходит. Тебе неплохо даются дурацкие метафоры, Матео.

– Спасибо за комплимент.

– Ты волнуешься за Майю?

– Иначе я бы тебе об этом не рассказал.

– Она явно где-то далеко, там, где выходить на связь небезопасно. В прошлом году, когда она уехала в Таджикистан, я не получала от нее новостей неделю, и то же самое было, когда она…

– Я волнуюсь не из-за ее поездок, а из-за ее сообщения. И то, что ты мне сказала, меня не успокаивает.

При этих словах взгляд Матео изменился. Как будто за ними стояло что-то еще, что-то угнетающее.

– Что ты от меня скрываешь? – спросила Екатерина, накрыв его руку своей.

Хотя доверительный жест застал его врасплох, он не шевельнулся.

– Конечно, наши последние операции тоже были рискованными, но типы вроде Барона по-настоящему опасны, как ты могла убедиться утром.

– Опаснее торговцев живым товаром, на которых мы напали в прошлом году, или латиноамериканского диктатора, чьи счета в США нам удалось заблокировать? Помнишь, когда в «Нью-Йорк таймс» опубликовали наш материал, мы все исчезли из сети на три недели. Мне везде мерещились шпионы и агенты ЦРУ… А в итоге все обошлось.

На сей раз Матео убрал руку прежде, чем ответить.

– Мысль о том, что тебя могут подстрелить, намного страшнее, чем то, чего я боялся.

– Ладно, – уступила она, – обещаю, что не буду шляться рядом с твоим отелем.

– Тебе стоило бы уехать из Осло на пару дней, пока все немного не прояснится.

– Уехать куда? У меня не такая работа, чтобы путешествовать когда заблагорассудится, и к тому же мне нужно заниматься дешифровкой. Ты слишком нервничаешь, Матео. У подручного Барона наверняка есть дела поважнее, чем искать, кто следил за Викерсеном. Через несколько дней его шеф отправится в другие края, чтобы превратить их в ад, и лучше бы нам выяснить, где состоится его следующая встреча – а главное с кем.

– Моя прога своевременно нас об этом известит.

– Мне казалось, нужно быть где-то рядом, чтобы она работала.

– Именно. Я остановился в том же отеле, и мы взломали локальную сеть. Меня-то не вычислили!

– У тебя кто-то есть?

– А что? – удивился Матео.

– Да то, что женщинам быстро надоедают мужчины, которые всегда хотят быть правыми.

– А мужчинам быстро надоедают женщины, которые их осуждают на пустом месте, верно?

Екатерина улыбнулась: Матео не теряется с ответом. Он встал, оплатил счет наличными и предложил ей следовать за ним.

Они прошлись по берегу бухты. На прощание Матео назначил ей встречу завтра. В то же время, в том же месте. К этому моменту ей нужно будет дешифровать выкачанные из мобильника Барона данные.

– Все члены «Группы» знакомы между собой?

– Нет, мы обменивались информацией на форумах, когда готовились к взломам, иногда действовали командами, но никогда – все вместе, как уже было сказано. Хотя состав команд менялся, никто не мог похвастаться тем, что работал со всеми членами «Группы». Нас связывала особенная дружба, мы были очень близки, интересовались друг другом, но многого друг о друге не знали.

– Например?..

– Например, о двух лицах Виталика или о том, что Корделия и Диего – брат и сестра… и что их связывали не только узы крови, но и некое соглашение.

6

За десять лет до описанных событий, Мадрид

Июнь 2010-го, Диего двадцать. Он учится на втором курсе факультета информационных технологий Мадридского университета имени Карла III и показывает себя необычайно одаренным студентом. Начинающийся день определит всю его жизнь… Он заскакивает в автобус и улыбается своей сверстнице, с которой случайно встретился взглядом. Диего обаятелен, но не знает об этом, что делает его еще привлекательнее. Кажется, девушка не возражает против того, чтобы он сел рядом с ней. Он видит на ее коленях книгу и шепотом сообщает ей, что ему ужасно понравился этот роман. Она думает, что это неправда, что он сказал это, только чтобы ее склеить, но тут Диего признается, что очень привязался к одному из персонажей, к Корделии, видимо, просто потому что так зовут его сестру. И тогда его соседка понимает, что он не выпендривается, и его искренность ее трогает. Ничего не говоря, она достает ручку из холщовой сумки с надписью «US Army», что-то пишет на закладке и протягивает ему; автобус тормозит.

Девушка встает, Диего тоже поднимается, чтобы ее пропустить, и бросает взгляд на закладку. На ней написан адрес электронной почты: [email protected]. И ничего, что указывало бы на имя незнакомки. Тем временем та уже выходит из автобуса, и он кричит ей вслед:

– Как тебя зовут?

Но двери уже закрылись, и она показывает ему с улицы, чтобы он ей написал.

Доменным именем @uam.es пользуются только студенты Мадридского автономного университета. Рядом с этой остановкой находится факультет биоинформатики, на который Диего чуть было не поступил – его интересовало это направление, – но в итоге предпочел программирование. Может быть, она там учится? Он знает, что его манера общения редко вызывает энтузиазм у девушек, которые ему нравятся, но, если она на биоинформатике, возможно, ему очень повезло. То, как она открыла ручку зубами, как грызла колпачок, пока писала… Она лучилась радостью жизни, а ее фигура была… Диего пытается подобрать слово… ангельская. Он хочет помахать ей на прощание, пока автобус не тронулся, но девушка уже торопливо удаляется от остановки.

Он, похоже, тоже опаздывает – движение плотное, и до его остановки еще далеко.

После занятий он поспешит в центр города, заступать на смену в ресторане. Быть официантом – изнурительный труд, но в таком знаменитом заведении это еще и большая честь. Ему нужна эта работа, чтобы родителям не приходилось платить за его обучение. Он смотрит на прохожих, время от времени задумчиво поворачиваясь к витрине. Упоминание имени Корделии вывело его из равновесия. Он ужасно скучает по сестре. С тех пор как она получила стипендию Массачусетского технологического института в Бостоне, она ни разу не прилетала в Испанию, не хватало денег. Уже два года… Корделия и Диего всегда были неразлучны, по крайней мере до тех пор, пока учеба их не разлучила. Каждое воскресенье они пишут друг другу длинные письма от руки, сканируют и отправляют по электронной почте. Это кажется немного старомодным, но Корделия считает такую переписку более настоящей. Она утверждает, что в рукописном письме первоначальные намерения всегда заметны, даже если их вымарать. Сколько Диего ей не доказывал, что ничто не мешает ему переписать черновик, Корделия стояла на своем, дескать, он для этого слишком ленив. И, поскольку она была права – она часто бывает права, – это превратилось в настоящую игру. Угадать, что скрывают вымаранные строки, расшифровать несказанное…

Диего постоянно куда-то спешит – из одной аудитории в другую, из одного автобуса в другой, но единственное место, где ему нравится спешка – это ресторан. Переводить дух перед шеф-поваром и его командой, наблюдать за приготовлением блюд, за тем, как их выкладывают на тарелки, а потом тут же их разносить… Ему нравится украдкой следить за выражением удовольствия, появляющимся на лицах посетителей, когда они пробуют поданное. У Диего обостренное чувство чести, и он гордится тем, что стал частью такой талантливой команды.

Вот уже полгода, как он может гордиться еще и удачным взломом сервера одной калифорнийской киностудии. Диего обожает кино; в детстве он мечтал стать режиссером, но передумал – слишком уж это ненадежное ремесло. И загорелся идеей получить секретный доступ к фильмам, которые никогда не покажут в Испании.

Его забавляет тот факт, что его код никто не может отследить; он каждую неделю перемещает его в программе, работающей с фильмами крупной американской продюсерской компании. Однако он остерегается делиться с кем-то своими достижениями, чтобы не попасться.

Устроившись за партой, он смотрит на часы. В Бостоне два, Корделия тоже должна быть на занятиях. Он открывает окошко на экране, чтобы отправить ей простое сообщение:

– Привет, что делаешь? – И ответ не заставляет себя долго ждать.

– Занимаюсь, как и ты, вернее, в отличие от тебя, потому что ты мне пишешь.

Он рассказывает ей о встрече в автобусе, не опуская ни единой детали. Окошко мигает, и он видит:

– И о чем же ты думаешь, дурень?

– У меня нет шансов, да? – отвечает он.

– Нет, я не это хотела сказать.

– Тогда почему ты называешь меня дурнем?

– Потому что ты сейчас должен писать ей, а не мне. Она же дала тебе свой адрес, нет?

– С чего ты взяла, что мне хочется ей написать?

– Ну, значит, ты и правда дурак, Чикито. «Она ступала так легко, и, когда я смотрел, как она идет прочь в этом белом платье с синим узором и цветками лаванды, мне казалось, будто она вот-вот взлетит…» – так ты написал; ни один нормальный парень не обращает внимания на такие детали, только мой брат-дебил.

– Ты снова права, но незачем меня называть дебилом.

– Как это незачем, я это просто обожаю.

Диего спрашивает у Корделии, как у нее дела. Она вымоталась. С тех пор как она запретила их отцу переводить ей деньги, после занятий в институте ей приходится пахать на нескольких подработках, куда более утомительных, чем обслуживание посетителей в мишленовском ресторане. Ранним вечером она работает курьером в службе доставки, два часа по семь долларов в час; с чаевыми иногда удается набрать до тридцати. Потом в фастфуде за шесть долларов в час, и наконец, продавщицей в магазине нижнего белья – там у нее ночные смены по четвергам, и это просто роскошь, она получает комиссию с продаж, не меньше тридцати баксов за смену; в хорошую неделю выходит триста – хватает на еду и на жилье. Но пусть он не думает, все это время, которое она тратит не на учебу, не помешает ей стать более крутым программистом, чем он.

Диего уже и так все это знает.

– Ну ладно, давай отключайся и пиши своей зазнобе, у меня занятия.

– У меня тоже. Скучаю, – отвечает Диего.

– И я, – пишет Корделия, а потом отправляет это мерзкое XOXO вместо поцелуя.

Диего не отрывается от экрана. Мадридское солнце заливает парты. Преподаватель задергивает длинные оранжевые шторы на окнах. Опустив пальцы на клавиатуру, Диего набирает:

– Как тебя зовут?

Помедлив, он отправляет сообщение по адресу [email protected]. Пока он с нетерпением ждет ответа, наблюдатель выходит из задумчивости и объявляет, что до конца экзамена остается час.

– Альба, а тебя?

Диего отвечает и снова принимается за работу. К себе он возвращается к полуночи. Он долго стоит под душем в изнеможении, потом обматывает полотенце вокруг пояса, натягивает футболку и садится на табурет перед экраном.

– Ты продолжила читать? На какой ты главе? – пишет он Альбе.

Эти слова – пролог истории, которая по-настоящему начнется три месяца спустя, в старом мадридском кинотеатре, куда Диего пригласит Альбу на «Гроздья гнева».

Они целуются вскоре после того, как в зале гаснет свет. Но перед этим обмениваются взглядами – у обоих слезы на глазах; их это не смущает, они смеются над собой. Она берет лицо Диего в ладони и прижимает губы к его губам – киношный поцелуй в кинотеатре, это кажется началом долгой истории. Так и будет.

Альба на год младше Диего, и учится она не на биоинформатике, а на юридическом. Однако его рассказы ее увлекают. Особенно когда Диего говорит ей о куки, своего рода шпионах, которые внедряются в наши компьютеры, когда мы выходим в интернет – чтобы следить за нашими запросами, за тем, что мы читаем, что покупаем, словом, чтобы узнать всё.

– Что всё? – встревоженно спрашивает Альба.

– Всё! Твой возраст, пол, увлечения, социальное окружение, убеждения, образ жизни, что вызывает твою реакцию, позитивную или негативную.

– Но по какому праву и зачем? – не понимает она.

– Чтобы предсказать твое поведение, навязывать тебе желания, потребности, которых у тебя нет, манипулировать тобой как настоящей марионеткой.

Альба хохочет, уверенная, что он ее разыгрывает; ему это ужасно нравится, а ей ужасно нравится радовать его, делая вид, что она верит его небылицам, даже самым нелепым. Это стало их игрой. Когда они встречаются у него по вечерам или проводят воскресенья вместе, каждый пытается скормить другому что-нибудь неправдоподобное, и всякий раз, когда Диего выигрывает, он получает поцелуй – такой, какими они обменялись в старом кинотеатре два года назад. Их поцелуи не стареют – и не постареют никогда. На сей раз Альба не позволит себя одурачить, это уж слишком, такая грязная, невероятная выдумка, а название как у американского печенья[3]3
  Куки (англ. cookie) – традиционное американское печенье с характерной растрескавшейся поверхностью и, как правило, с добавлением шоколадной крошки.


[Закрыть]! Но лицо Диего становится мрачным. А ведь они сидят на берегу большого пруда в парке Буэн-Ретиро, погода чудесная, они любят друг друга до безумия, ни на мгновение не сомневаясь, что созданы друг для друга, и постоянно думая о том, как им повезло, что они встретились… К тому же Диего – плохой актер.

Девушка понимает, что он говорит правду и, чтобы спасти день, объясняет ему, что, должно быть, именно поэтому их и свела судьба. Люди, которые пишут законы, как она, могут призвать к порядку тех, кто ворует частную жизнь других, а программисты, как он, могут собрать доказательства их преступлений, и однажды они одержат над ними победу – вместе.

Одержать победу… ее слова заставляют Диего задуматься. Он посвящает Альбу в свою маленькую махинацию, позволяющую ему смотреть любое кино, какое ему захочется. Она опять ему не верит, но Диего, к которому вернулось хорошее настроение, приглашает ее к себе сегодня же вечером. Ей нужно только выбрать фильм, который ей хочется посмотреть. Альба принимает вызов.

– «Выкорми ворона» Карлоса Сауры.

– Я взломал американскую киностудию, а не мадридскую кинотеку, – лениво отвечает Диего.

Альба подозревает подвох, но хочет доиграть эту партию достойно.

– Ну ладно, тогда «Линкольн для адвоката» с Мэттью Макконахи, он недавно вышел, тебе негде его раздобыть.

– Что, тебе нравится такой типаж? Мы с ним совсем не похожи, – беспокоится Диего.

– Мне нравится кино про адвокатов, – отвечает она, посмеиваясь над ним.

Пока Мэттью Макконахи и Мариса Томей занимаются любовью, Диего рассказывает ей о своих талантах хакера, но клятвенно обещает ей использовать их только во благо.

– А кинопиратство – это что, во благо? – парирует Альба.

– Нет, но это никому не причиняет вреда, – отвечает Диего.

– Ты можешь достичь большего, – говорит ему она.

* * *

Июнь 2013-го; времена года идут своим чередом, Диего и Альба по-прежнему любят друг друга. Они счастливы, безумно счастливы – до того дня в конце учебного года, когда Альба, делающая блестящие успехи, обнаруживает, что может участвовать в программе студенческого обмена.

Диего кажется, что Бостон – проклятый город, похищающий всех, кто ему дорог, сначала сестру, а теперь Альбу. Но он любит ее и потому убеждает воспользоваться этой возможностью. Пока она там, они будут переписываться. Он к этому привык. Никаких пустых сообщений или эсэмэсок – расстояние их не разлучит, они будут каждую неделю рассказывать друг другу о себе в настоящих письмах, написанных от руки, сканировать их и отправлять по электронной почте по воскресеньям.

* * *

С момента ее отъезда проходит почти два года; они продолжают переписываться, не пропуская ни единого воскресенья. Конечно, Корделии захотелось познакомиться с подругой брата, чтобы составить свое мнение о ней. Альба и Корделия прониклись друг к другу симпатией, но их графики нечасто давали им возможность встретиться. Если б они жили в одном кампусе, все могло бы быть иначе… В День благодарения они поужинали в комнате Корделии, а на Рождество – у Альбы: когда американские студенты отправляются на праздники к родным, их друзья-иностранцы остаются в одиночестве.

Июнь 2015-го, воскресенье. Диего сидит перед компьютером. Он отправляет письмо Альбе и ждет ответного письма. В Бостоне два часа дня, в Мадриде – восемь вечера. Он заваривает себе кофе, это уже десятая чашка за сегодня. Диего очень мало спит. Он на последнем курсе и после смены в ресторане занимается еще несколько часов у себя. Юноша идет в ванную, оставив дверь открытой, и бреется, одним глазом поглядывая в зеркало, а другим – на экран компьютера, стоящего на столе в комнате. Бритва скользит по его правой щеке, потом вверх по шее, и вдруг он замирает от дурного предчувствия. Плевать на традиции: Альба всегда пунктуальна. Он звонит ей, но слышит только бесконечные гудки. Диего ходит по комнате взад-вперед, потом перезванивает ей – ответа нет. Он ни на мгновение не сомневается в верности Альбы: расстояние нисколько не ослабило их любовь. Его тревожит другое. В самом начале их отношений, в первый раз, когда Альба осталась у него на ночь, он из любопытства заглянул в ванную, чтобы узнать, почему она так долго там торчит, и обнаружил ее со шприцем в руке. Их взгляды встретились. Диего уже замечал красные точки, появлявшиеся и исчезавшие на теле девушки – то на животе, то на бедрах, то на руках, – но не задавался никакими вопросами. Бледная Альба ответила ему улыбкой и спросила: «Хочешь, научу тебя делать мне уколы?»

У Альбы диабет первого типа. Она приучила Диего к впечатляющему своей сложностью пищевому режиму. Он знает, что она внимательно следит за уровнем сахара в крови, но ведь с ней могло что-то случиться. Как в тот день, когда… Они болтали, сидя у пруда в Буэн-Ретиро, и вдруг Альба побледнела, на лбу заблестели капельки пота. Потянувшись к сумке, лежащей у ног, она начала падать, он попытался удержать ее, но она выскользнула у него из рук и рухнула на землю как шарнирная кукла.

Он снова звонит, опять не получает ответа и тогда набирает номер сестры и принимается умолять ее немедленно поехать к Альбе. На его счастье, Корделия как раз в дороге, она доставляет посылку. По голосу брата она понимает, что даже если Альба просто заснула перед компьютером («со всеми случается», – успокаивает она его), ей лучше прислушаться к его просьбе. Никогда прежде она не чувствовала в нем такой тревоги, такой уязвимости. Она вешает трубку, разворачивает велосипед, переключает скорость и нажимает на педали изо всех сил.

По Рокингемской авеню, потом налево, на Грэнит, – Корделия срезает через бейсбольное поле, мчится по Бруклинской против движения, чтобы быстрее оказаться на кругу, поднимается на мост, лавируя между машинами, пересекает реку Чарльз, резко сворачивает на Маунтфорт-стрит. Какое-то такси сигналит ей, она показывает ему средний палец и продолжает эту сумасшедшую гонку, огибая машины на Бикон-стрит, а потом наклоняется, сворачивая на Сент-Мэри-стрит. Ее брат – псих, нет, он точно когда-нибудь сведет ее с ума, если, конечно, она не убьется на велосипеде раньше. К счастью, Корделия – опытная велосипедистка. Монмаут-стрит: она жмет на тормоза, чтобы замедлить спуск, резко останавливается перед фонарем, пристегивает колесо цепью и врывается в небольшой многоквартирный дом. Взбегает по лестнице, принимается звонить и барабанить в дверь под номером 2С. Диего все еще висит у нее на проводе, этот звонок наверняка обойдется ей в целое состояние.

– Ты уверен, что она там?

– Заходи! – кричит тот.

Но как?

Она настойчиво стучит и зовет на помощь. Какой-то сосед, крепкий парень, выходит на лестничную клетку, Корделия приказывает ему выломать дверь, парень отходит, изо всех сил бьется о дверь и со стоном трет плечо.

– Bueno, hasta aqui hemos llegado[4]4
  Здесь: ну это уж слишком (исп.).


[Закрыть], – вздыхает Корделия. Она жестом велит соседу посторониться, как следует разбегается и с силой бьет ногой по засову. Тот отлетает. Корделия заходит внутрь – и отключает гарнитуру, пообещав брату перезвонить.

Альба лежит на полу в позе эмбриона, подобрав руки под себя. Корделия осторожно переворачивает ее и с трудом сдерживает слезы при виде ее мертвенно-бледного лица. Но грудь Альбы еле-еле вздымается. Корделия сжимает ее в объятиях, окликает, встряхивает, чтобы привести в чувство. Сосед в оцепенении стоит на пороге, Корделия приказывает ему вызывать скорую, сначала по-испански, потом, опомнившись, по-английски.

Она баюкает Альбу; вдали раздается вой сирены. Она умоляет девушку открыть глаза, гладит ее по лицу, ужасается тому, как холоден ее лоб. Сирена смолкает, Корделия слышит, как медики бегут по лестнице. Они врываются в комнату и бесцеремонно отпихивают ее в сторону. Корделия объясняет им, что у Альбы диабет. Кажется, это не врачи, всего лишь фельдшеры. Один из них замечает на столе чехол, просит Корделию подать его ему, открывает, выхватывает глюкометр, колет Альбе палец и считывает показания с застывшим лицом. Время сочтено.

Альбу выносят из дома пристегнутой к носилкам. Корделия забирается в скорую рядом с ней. Тело девушки подпрыгивает, и только два больших оранжевых ремня не дают ей свалиться с носилок на пол. От воя сирены у Корделии леденеет кровь. Она цепляется за сиденье изо всех сил, сердце колотится, она пытается поймать взгляд фельдшера, но тот не отрывается от монитора, соединенного проводами с грудью Альбы.

Они заходят в приемное отделение; Альбу стремительно провозят по длинному коридору, двойные двери открываются. Медсестра объясняет Корделии, что дальше ей нельзя, к ней придут.

И тогда она ждет и бродит по этому залу с серо-голубыми стенами от одного сиденья к другому. Наконец находит в себе силы вытащить мобильник: Диего звонил ей раз сто. Она пытается успокоить его. Все будет в порядке, она уверена, нет, врачи к ней еще не приходили. Она все узнает, обязательно. Просидит там столько, сколько нужно, пока не сможет дать трубку Альбе, хоть всю ночь, если потребуется, это она тоже может пообещать. Его старшая сестра всегда сдерживала свои обещания. «Все будет хорошо», – добавляет она, прежде чем отключиться.

* * *

Диего больше не смотрит кино, он уничтожил свой канал доступа к киностудиям. В этом году ему исполнилось тридцать, и он управляет известным бистро в старом центре Мадрида вместе с двумя приятелями. Он очень умен, и всего добился сам, ну или почти сам. С тех пор как герои романов помогли ему вернуться в мир живых, книги стали его самыми верными спутниками. Он приветлив и умеет вписаться в любое окружение, однако предпочитает одиночество и больше всего дорожит свободой. Его отец был наборщиком-линотипистом, а мать – акушеркой, но вскоре после его рождения они развелись. Когда-то, еще в школе, Диего хвастался, что у него целых две комнаты и в два раза больше игрушек, чем у его товарищей. А потом отец смеялся, что его дети пошли учиться информатике – предмету, из-за которого его ремесло исчезло.

Каждое воскресенье Диего отправляется на кладбище, садится у могилы Альбы и зачитывает ей письмо о том, как прошла его неделя.

Доучившись, Корделия не вернулась в Мадрид. Она уехала из Бостона и обосновалась в Лондоне. Они продолжают переписываться с Диего каждый день, обмениваясь зашифрованными сообщениями. Она твердо вознамерилась сдержать данное брату обещание. Смерть Альбы пять лет назад изменила их жизнь…

* * *

В июне 2015-го Корделия потратила свои сбережения на авиабилеты, чтобы сопровождать родителей Альбы, прилетевших за телом девушки. Диего встречал их в аэропорту. Вместе они отправились в траурный зал.

В день похорон она дождалась подходящего момента, чтобы рассказать брату о случившемся. Тот вечер воскресенья она не забудет никогда… В зал ожидания вышел врач, лицо у него было изможденное. Он спросил у Корделии, кем она приходится Альбе, и та солгала, назвавшись ее золовкой. «Это ведь не такая уж и неправда, – прошептала она Диего. – Я ведь могла ею стать…» И замолчала. Он взял ее за руку и крепко сжал, даже слишком крепко, но она не шевельнулась. Кортеж прошел перед могилой, люди бросали в нее розы и подходили выразить соболезнования родителям Альбы. Диего держался в стороне, сестра стояла рядом. «Альба не забыла про укол», – сказала ему Корделия. Врач объяснил ей, что все чаще становится свидетелем подобных случаев. Она не поняла, о чем он говорит; тогда он достал из кармана халата ампулу с инсулином и изучил ее на просвет, поднеся к окну. «Он разбавлен. Иногда его разводят в два раза, иногда – в четыре». Корделия все еще не понимала. «Если у больных не хватает денег, они в конце концов начинают его разбавлять, – тихо добавил врач. – Фармкомпании подняли цены втрое, и это только за последний год, а страховые компании затягивают выплаты компенсаций сколько могут. Нужно иметь средства на лечение, а студенты… особенно иностранцы… В общем, скверная история», – закончил он со вздохом. И, похлопав Корделию по плечу в знак сочувствия, удалился.

Комья свежей земли засыпали гроб с телом Альбы. Корделия еще колебалась, но, когда она закончила свой рассказ, брат сжал зубы и на лице его появилось незнакомое ей выражение.

Когда они шли к выходу с кладбища, он обнял ее за плечи, и она внезапно почувствовала себя очень странно, как будто Диего вдруг стал ее старшим братом, как будто ее младший брат навсегда остался у могилы Альбы, «1991–2015».

Он спокойным голосом поинтересовался у нее, кто эти люди, задравшие цены на инсулин.

Диего – человек чести.