Текст книги "Книга превращений"

Прибыв на указанное место, Лан нашла таверну почти пустой. Это была обычная забегаловка, каких на каждом острове полным-полно, – торговцы заходят туда обговорить условия очередной сделки или пропустить по стаканчику, чтобы обмыть выгодное дельце. В течение ближайших дней укромный уголок рядом с барной стойкой, под сенью разных сельскохозяйственных орудий, украшавших стены, должен был стать местом ее переговоров с культистами.

Они сообщили ей, что старые каналы связи открыты и информация курсирует по Джокуллу из конца в конец, да и по всей империи тоже. Ее главный связной курил самокрутки и каждый раз, затягиваясь, надолго умолкал прямо посередине предложения, отчего разговор тянулся мучительно медленно. Но она терпеливо ждала. Орден Кайса заинтересовался ею. Они предлагали помочь.

На следующую встречу пришли уже сами члены ордена Хирургиены, вместе с Кайсом: они расспрашивали ее, не снимая капюшонов, от которых резкие черные тени падали на их лица. Они процедили все ее воспоминания, заглянули в каждый уголок ее души. Она рассказала им все.

– Я всегда была женщиной, – просто объяснила Лан. Эти слова она так часто твердила самой себе, что они стали для нее чем-то вроде мантры. – Дело тут не в выборе, просто я всегда знала, что я – девочка. Это мой истинный пол. В детстве я играла в куклы вместе с другими девочками, одевалась как они, и это казалось мне абсолютно естественным. Наверное, некоторые люди просто рождаются по ошибке не в том теле.

Пока она говорила, они не спускали с нее глаз; но ни разу никто из них не высказал своего мнения.

– Все мое детство, – продолжала она, – отец убеждал меня вести себя «нормально». Он бил меня, иногда жестоко, пытаясь сделать из меня мужчину. Но мне повезло – я получила хорошее образование, хотя и немало издевательств в придачу. Сверстники в школе избивали меня столько раз, что я со счету сбилась. Но отец и учителя не вмешивались, говоря, что это мне на пользу. Когда и это не подействовало, меня начали таскать по культистам, которые испробовали на мне все мыслимые и немыслимые снадобья и методы лечения, стремясь придать мне мужественности. Из школы меня к тому времени уже выгнали, и, сидя дома, я перемерила все мамины нарядные платья. Застав меня раз за этим занятием, родители посадили меня под замок и пригласили жреца Джорсалира, чтобы он изгнал из меня демона. По всей видимости, наша благословенная церковь придерживается того мнения, что человек должен быть либо женщиной, либо мужчиной – в зависимости от анатомии его тела, которая дается от рождения вместе с душой, и ничего тут не изменишь. Для них весь мир черно-белый.

– Не стоит слишком полагаться на слова жрецов, – буркнул один культист, возможно даже женщина, – в полутемном помещении, в одинаковых плащах и капюшонах, их было не отличить одного от другого, и это странно успокаивало Лан. – Джорсалирская церковь никогда не была… на стороне развития. Грустно то, что они так тесно связаны с властью. И ненавидят людей вроде нас.

«Что ты знаешь о ненависти, разве над тобой издевались так долго?» – подумала она, не в силах удержаться от горечи.

– Ну ладно. В общем, я приучила себя думать, что все это меня не касается. Люди просто боятся того, чего не понимают.

– Одна из главных причин, почему мы, культисты, предпочитаем держаться сами по себе, – сухо заметил Кайс.

– В конце концов я убежала из дома и несколько лет провела в самых отчаянных местах Виллджамура, даже в пещерах пожить успела. Одно время у меня даже была подруга, и мне было хорошо, но я мало что помню о тех днях.

Они по-прежнему молчали и слушали.

– Вам понадобятся для этого деньги? – спросила Лан. У нее были кое-какие сбережения – небольшие, но все же: ее отец успел нажиться на торговле рудой и вел дела в Виллирене. Они не общались последние пять лет до его смерти, и, получив вдруг небольшое наследство, она удивилась, как никогда в жизни. Ее мать умерла от рака годом раньше, других близких родственников не было, и потому, да еще благодаря странности джамурского законодательства – официально она считалась мужчиной, – в ее руки и перешло все то, что осталось от семейной собственности.

– Людям вроде тебя это может показаться странным, но деньги нас не интересуют, – ответил Кайс. – Видишь ли, там, откуда мы пришли, они не пользуются спросом.

– Исла. – Они произносили название своего острова с придыханием, точно ностальгируя по этому магическому месту. Ей подумалось, что там, должно быть, творится немало странного. Еще бы, остров, населенный одними культистами! Она сама буквально грезила магией.

– Мы с тобой свяжемся, – добавил Кайс, – так что, пожалуйста, никуда не уезжай.

«Больно надо».

Один за другим культисты покинули таверну, наконец вышла и Лан и, глубоко задумавшись, побрела по обледеневшей улице. Расспросы показались ей простой формальностью, она чувствовала, что Кайс уже понял ее нужду и принял решение, но решила не позволять себе слишком надеяться на это.

И снова долгое ожидание, скрашенное все той же рутиной: представление за представлением перед неуклонно редеющей толпой. Сколько их еще ей осталось, прежде чем Астли решит в очередной раз сократить штат?

Вечер за вечером, когда другие артисты расходились спать, она проводила одна у замшелых ступеней амфитеатра, поджидая, не придет ли новое письмо.

И снова морозный вечер, и снова шоу, но на этот раз в дверь уборной постучали и какой-то лысый мужичок, одетый по погоде, велел ей ехать с ним в какое-то тайное место на Джокулле.

– Собери, что тебе нужно для короткой поездки, особенно приготовься к холоду. В восточной части острова много снега. Дороги чертовски небезопасны, мягко говоря.

«Началось».

Лан вернулась в уборную. Кровь стучала в висках, от радости хотелось кричать, но она сдерживалась. Прямо на глазах у бывших товарок она взяла дорожный мешок и начала бросать в него вещи. Одна из девушек процедила:

– Куда это ты намылилась, а?

Лан показалось, что кто-то из них добавил:

– Лесбиянка.

– Мне надо отлучиться ненадолго.

– Представление вот-вот начнется. По-твоему, можно просто взять и все бросить? – Марра, коренастая девица в сверкающем серебристом костюме, встала и пошла к двери, точно намереваясь не дать Лан выйти. Там она остановилась, накручивая на палец темный завиток волос и надувая губы.

– Пожалуйста, не говори Астли, – прошептала Лан, оставляя волосы в покое и с ужасом глядя на нее.

– Ладно, не буду на этот раз, – ответила Марра, демонстрируя редкую для нее человечность, и пофланировала назад, к своему стулу.

Лан и ее провожатый пробирались через замороженный Джокулл в самую глухую часть острова. Ехали они верхом, в одном седле: провожатый впереди, а Лан сзади, уцепившись за его пояс. И везде они видели одно: глубокий снег, перемежающийся с ледяными полями, – жестокая, непригодная для жизни местность. Животные встречались редко, да и как могло выжить здесь хоть какое-нибудь существо, было выше ее понимания. Иногда среди снега и льда вдруг возникали крошечные деревушки с никогда прежде неслыханными ею названиями – Тхенгир, Вальтур; их жители ловили рыбу, морских птиц, искали ушедшие под снег ягоды. Печальное это было путешествие.

Ее компаньон почти все время молчал, в ответ на ее вопросы коротко буркал. Выражение напряженной сосредоточенности не покидало его лица. Как будто он с ним родился.

Культисты знали, какова ее истинная природа, и немудрено, что провожатый относился к ней с нескрываемой враждебностью, – что ж, не он первый. Любая ее просьба встречала у него пренебрежение, он словно обижался на то, что его вообще послали за ней. Но она не ныла и не жаловалась, а, сжав зубы, продолжала идти вперед, лишь бы не говорить об этом.

Немота и безлюдье тех мест, которыми они пробирались, оглушали и подавляли ее, ледяной ветер пробирал до костей. Это был совсем другой мир. Много лет она жила среди неумолчного шума: криков и аплодисментов зрителей, воплей зевак, подтруниваний девушек в уборной, резких вскриков животных… Теперь она весь день слушала лишь стук копыт лошади, пока та с трудом несла их по заброшенным дорогам Джокулла, а ночью, когда они разбивали лагерь – свое дыхание. Она не имела ни малейшего представления ни о том, где они находятся, ни о том, куда лежит их путь. И ей было все равно. Главное, что впереди ее ждала свобода.

На вторую ночь, пробираясь через густые заросли кустарника, они въехали прямо в сердце умирающего лесного массива, который, как торжественно известил ее провожатый, именовался Гнилым лесом. Темнота не способствовала успокоению ее нервов. Под пологом деревьев сильно и неприятно пахло сырой разлагающейся растительностью, из-под ног их лошади то и дело вспархивали какие-то птицы, пугая Лан до полусмерти.

Со временем, привыкнув к темноте, она стала различать какие-то белесые огоньки, которые парами маячили вдоль края тропы, ведущей к прогалине; их лошадь инстинктивно направилась к ним. Приглядевшись внимательнее, Лан заметила, что огни имеют форму свечей, только горят они не язычками, как обычно, а крохотными сферами, балансирующими каждая на кончике своего фитиля, – воистину культисты владели самыми поразительными предметами. Освещенная тропа словно разрезала лес надвое, и скоро Лан совсем перестала глядеть по сторонам – ее внимание приковали эти крошечные светящиеся объекты.

– Пора слезать, – объявил ее проводник.

Они подъехали к крохотной церквушке, больше похожей на сарай, чем на место отправления культа; да и служили в нем не женскому и мужскому божествам, Астрид и Бору, а тем таинственным технологиям, которые культисты сделали своей монополией. Все следы джорсалирской резьбы были сметены со стен, их место заняли схематические изображения причудливых инструментов, графики с цифрами и символы.

Следом за провожатым Лан прошла сквозь арку дверей и стала спускаться по лестнице, винтом уходившей под землю; в одной руке она держала узелок с пожитками, другой упиралась в стену, пока наконец не нащупала узкий выступ, на который ей велено было сесть и где она сидела теперь, дрожа, свесив ноги в темноту и прислушиваясь к доносившемуся оттуда нарастающему гудению.

Все произошло очень быстро.

Вспыхнули яркие огни, сделав бессвязными мысли, ее глаза закрылись, точно кто-то рукой опустил ей веки…

И тут же раскрылись снова.

Белый камень, покрытый резьбой, резные колонны и фризы были первым, что она увидела. Огромная замысловатая фреска покрывала весь потолок – на ней был изображен какой-то металлический ландшафт с чудными, похожими на коробочки животными. С минуту она тупо глядела на них, и вдруг у нее начало сводить желудок.

Когда она попыталась встать, упираясь в пол дрожащими руками, оказалось, что на нее со всех сторон смотрят какие-то женщины и мужчины в светлых одеяниях. Она различала их как сквозь туман. Тут Лан сильно затошнило, и одна из женщин поспешно подставила ей ведро. Упав перед ним на колени и вцепившись руками в его края, Лан стремительно освободилась от содержимого своего желудка и, отплевавшись, смущенно оглядывалась, вытирая лицо поданным ей куском чистой ткани.

– Добро пожаловать, сестра.

Лан выпрямилась и тяжело задышала.

– Простите меня… за это. Я не хотела. – «Ну и выход, Лан».

У стоявших вокруг людей были приятные, дружелюбные лица, и она сразу поняла, что они не желают ей зла.

– Все в порядке, сестра, – прозвенел один голос.

– У такого метода передвижения есть свои побочные эффекты, – пояснил другой. – Когда ваше тело выхватывают из одного пространства и тут же перемещают совсем в другое, оно невольно реагирует подобным образом.

Они напомнили ей хор на сцене, поясняющий перипетии пьесы.

– Где я? – спросила она.

Чувственные ароматы и теплый свет сочились из невидимых источников; помещение выглядело ультрасовременным. Разглядев лицо Кайса, единственное знакомое ей здесь, она направилась к нему.

– Исла, – сказал он. – Добро пожаловать на Ислу.

Она сразу вспомнила его голос, его особые интонации. Стоя чуть в стороне, Кайс наблюдал за тем, как собравшиеся изучали ее и даже делали наброски. В комнате стало шумно, когда вошли еще местные, желающие рассмотреть незнакомку, эту пришелицу извне.

– Д-да, конечно, – выдавила Лан, и тут же на нее с новой силой нахлынули воспоминания о том, что привело ее сюда. При мысли о том, что она тут в качестве экспоната, объекта причудливого эксперимента, ей стало так нехорошо, что у нее подогнулись колени и она чуть не упала.

Но Кайс успел вовремя: подхватив ее за плечи, он с силой поставил ее на ноги, и она удержала равновесие. Затем он перекинул через плечо холщовый мешок с ее пожитками, и они вдвоем вышли из зала, а толпа расступалась перед ними, давая пройти.

Когда они поднимались по ступеням к выходу, ее ноги подкосились еще раз. Но, добравшись до верхней площадки лестницы, она вдруг почувствовала, что ее охватило тепло, а в глаза ей брызнул яркий свет, немыслимый в ее сумрачном и холодном мире…

Над Ислой было безоблачное небо.

Глава третья

Несколько дней спустя она сидела на сверкающем белом песке пляжа, в розовой дымке заката.

Галька. Длинные пряди водорослей. Меч, утонувший в песке до половины, рукояткой к небу. Чуть дальше высоченные решетчатые конструкции из металла. Их было много, их силуэты истаивали вдали – изящные монстры, ненужные пережитки прошлого, мирно ржавеющие на покое.

Таковы были первые образы, запечатленные памятью Лан, после того как туман в ее голове рассеялся под натиском шума волн и резких запахов моря. Ветерок приятно холодил кожу; подумав об этом, она тут же оглядела себя. Босые ноги, штаны цвета хаки, белая рубашка с длинными рукавами – она не сразу узнала эти вещи, они не принадлежали ей, не были ею, но скоро она вспомнила.

«Все случилось так быстро…»

Ее новое тело болело. При каждом движении мышцы словно сводило судорогой, и, хотя никаких кровоподтеков, вопреки ее ожиданию, на ней не было, боль не ослабевала. Конечно, Кайс предупреждал ее, что так будет, но предупреждения – одно, а реальные ощущения – совсем другое. То, что она испытывала сейчас, было побочным эффектом колдовства – хоть Кайсу и не понравилось бы это слово. Она жила в фантастическом, выдуманном мире, во сне, в который никак не могла поверить. Кайс объяснял ей, что к этому тоже надо привыкнуть и что ей еще долго придется изживать комплексы, накопленные за годы разочарований и обид, учиться побеждать свою застенчивость, мешающую ей общаться с другими.

Потому что теперь она сама стала другой.

Прикрыв глаза ладонью от яркого света, Лан толчком села, чувствуя, как осыпается с ее рук налипший на них песок. Она так и не привыкла к здешним температурам, к этому ласкающему, благоуханному теплу. Она ко многому не привыкла.

Неподалеку двое туземцев-цефов орудовали веслами, направляя свою лодку к берегу с намерением пристать. Гребли они чудно́. Эти светлокожие и безволосые существа были совсем как люди во всем, за исключением рук. Руками им служили щупальца, длинные, по нескольку футов каждое, темно-багровые с розовыми присосками. Вот и теперь эти щупальца то сворачивались кольцами, то снова распрямлялись, и все это под аккомпанемент чмокающих присосок.

Пристав, цефы выволокли из воды сеть, полную рыбы, и потащили ее через заросли тростника и осоки на пляж. Они были голые по пояс, нижние части тел прикрывали мешковатые штаны, но, глядя на них, Лан не видела границы между человеческим и осьминожьим в их телах, настолько тонок был переход. Лан считала их творениями культистов, пока Кайс не объяснил ей, что это природные существа, представители аборигенных племен Бореальского архипелага. Пока на самых крупных островах десятки тысяч лет доминировали люди и румели, эти простодушные существа укрывались на Исле и других, еще более далеких от центра империи островах, где продолжали вести простое и мирное существование.

Лан с наслаждением вдыхала чистый воздух и ни о чем не думала, просто любовалась величественными движениями гибких щупальцев цефов, которые горстями вытаскивали из сетей рыбу или подбирали на берегу массивные, выброшенные морем куски плавника для починки своих жилищ.

«Я умерла?»

Она встала и сделала попытку потянуться, за что тут же была наказана резкой болью в мышцах. И улыбнулась.

«Нет, я жива, точно».

И начала сгибать и разгибать руки, разгоняя боль.

Повернувшись спиной к морю, она стала рассматривать город вдали – скопление камня, растений и металла. Живые деревья были его неотъемлемой частью, и все же город высился над ними, доминируя над всем окрестным пейзажем.

Вилларбор, лесной город.

Кайс называл его мегаполисом древесных крон, среди которых время от времени мелькали магические вспышки, но ей казалось, что колдовство присутствовало в Вилларборе постоянно. Она была почти без сознания, когда попала сюда, и с тех пор повидала тут немало странного и тревожного. Все здесь казалось ей бессмысленным, до того чужд и непонятен был для нее местный образ жизни. Магия пронизывала хитросплетения городских улиц. Жилища и общественные здания были устроены на стволах и даже внутри стволов гигантских деревьев, каждое из которых было целым поселением само по себе.

Каждая магическая вспышка, сопровождавшаяся далеким раскатом грома, заставляла Лан вздрагивать всем телом.

Думая обо всем этом, она медленно брела по пляжу, плавной дугой огибавшему мыс.

«Какая прекрасная жара, – мелькнула у нее мысль. – Ни за что не хочу больше возвращаться на Джокулл с его жутким Морозом».

Дальше по берегу она заметила одинокую фигуру. Кайс сидел на скале, куря самокрутку. На нем был кремового цвета наряд. Запах его табака чувствовался даже издали. Она подошла к нему, с удовольствием ощущая, как песок при каждом шаге протекает у нее меж пальцев.

Он оглядел ее с головы до ног, погладил рукой подбородок. Она уже знала, что он просто анализировал ее анатомию и никакой сексуальной подоплеки в его взгляде не было. Чисто научный интерес.

– Греешься на солнышке, значит, – сказал Кайс.

– Вроде того. Эти цефы – чудной народ, правда? Там, откуда я родом, таких нет.

Кайс сдвинул брови, оглядывая цефов издали, но никак не отреагировал на ее слова. Потом потер руки и сказал:

– Ты очень хорошо выглядишь, Лан, я серьезно. Хотя ты и раньше была в отличной форме – сейчас, когда столько людей голодают из-за Мороза, это не о каждом можно сказать. – Несмотря на причудливый акцент, его голос звучал так уверенно, словно он изрекал истины в последней инстанции, и знал это он сам или нет, но именно его слова помогали ей залечить душевные раны, против которых была бессильна его наука.

– Значит, мне уже пора? – спросила она. – Мне бы так хотелось пожить здесь еще немного.

– Мы уже все сделали, я – по крайней мере, – ответил он. – На Исле нельзя находиться без особой причины. Поэтому, к сожалению, тебе придется скоро отбыть. Тебе просто нельзя тут задерживаться – не столько ради нашего, сколько ради твоего блага.

Лан и сама так думала.

– Утром?

– Да. – Кайс спрыгнул со скалы, его кремовый плащ затрепетал на ветру. Маррамовая трава взъерошилась на гривках дюн, в небе откуда ни возьмись появились чайки, описали круг и полетели дальше вдоль берега.

– Сегодня вечером будет праздник – культурное событие одного из наших орденов. Если хочешь, приходи, только, пожалуйста, постарайся поменьше болтать с другими.

– Ради моего блага? – продолжила за него Лан.

– Именно. – Кайс повернулся к ней спиной и через пляж пошел к городу, Лан за ним.

Все подходы к Вилларбору окаймляли заросли деревьев и цветов, нехарактерных для архипелага. Одни с острыми макушками, как шпили, другие, наоборот, с плотными кожистыми листьями, третьи – взрыв ярких красок. Тяжелые крупные насекомые – почти чудовищные по размерам – гудели в листве тут и там, неуклюже сшибая в полете мелкие веточки. Другие бурили отверстия в коре, и было видно, как раздуваются их жилковатые подбрюшные мешки, наполняясь древесным соком.

Вымощенная камнем дорожка была хорошо ухожена, небольшие команды из мужчин и женщин регулярно сметали с нее сор. А еще они, пользуясь какими-то странными реликвиями в форме арбалета, подравнивали растительность, чтобы она не заполняла пространство над тропой, – это делалось с минимумом усилий, но как именно – понять было невозможно.

Лан не понимала, как на острове, где не существует денег, находятся желающие выполнять подобную работу, но они все же находились. «Разве за такой труд не положено платить?» Увидев ее, работники бросили свои дела, окружили ее и заговорили с ней, причем ей приходилось напрягаться, чтобы разобрать их акцент. Стараясь побороть свою всегдашнюю застенчивость, она вымученно улыбалась. У них у всех были яркие одежды, сшитые из разноцветных клочков материи, вроде костюма арлекина. Причем нельзя было найти и двух людей в одинаковом платье, наряды и мужчин, и женщин были уникальны, а в волосах у всех были цветы, – видя это, она недоумевающее хмурилась, ведь на Джокулле прически украшали цветами только женщины.

Кайс дал им поболтать с ней немного, а потом решительно развернул ее в сторону Вилларбора. На прощание она махнула им через плечо.

Немного погодя она спросила:

– У нас есть причина для спешки?

– Они способны проболтать с чужаком целый день, – ответил Кайс. – У нас здесь нечасто бывают такие, как ты, – простые люди из империи.

– Почему же? – спросила Лан.

– Потому что так проще, – был его ответ.

– Ты и в прошлый раз это говорил.

– Может быть, – сказал он без всякого выражения. – Просто нас учили, что пришлые люди развращают, а я хочу, чтобы наше общество оставалось гармоничным, вот и все.

– Еще один вопрос, – сказала Лан.

– Всего один?

Она молча усмехнулась.

– Я понимаю, прости. Просто для меня здесь все так необычно.

– Что ты хотела спросить?

– Почему тебя отпустили с острова? Здесь все так интересуются мной, но никто, похоже, никуда не уезжает.

– Немногие хотят уехать. Никто, конечно, не запрещает, но, слыша о том, как много трагедий происходит на Архипелаге, никто не хочет ехать туда.

– А ты… Почему ты путешествуешь?

– Мой опыт и мои чувства отличаются от опыта и чувств остальных, – сказал он и прибавил шагу, пока она не успела задать новый вопрос.

Теперь их окружала возделанная земля. Разные оттенки зелени, должно быть, соответствовали разным породам зерновых, которые росли на небольших участках, так не похожих на необозримые поля огромных хозяйств на Джокулле. Между ними виднелись либо группы домов, либо рощи, густые от странных ползучих растений с многочисленными плодами.

Солнце уже клонилось к закату, но было все еще очень жарко. Кайс говорил, что погодой на Исле управляют культисты. Пока повсюду на Архипелаге мели метели, ветер гнал тучи, земля покрывалась льдом, здесь небо всегда оставалось ясным, а погода – теплой. Неудивительно, что культисты не спешили никого пускать на свой остров.

Ей даже довелось видеть процесс управления погодой, но она ничего в нем не поняла. На вершине холма стояли люди и держали какой-то механизм, направленный в небо, а на соседнем холме то же самое делала другая такая же группа – получался тандем. Исходившие от устройств лучи пурпурного света вгрызались в мягкое нутро любого некстати возникшего облака, пока не рассеивали его полностью, а если облаков не наблюдалось, то свет просто уходил в глубину небес. Чем бы ни были заняты эти люди, их действия, очевидно, способствовали сохранению чистоты небес.

Лан так и не заметила границы между столицей и окружающей ее местностью. Уже ступив на городскую территорию, она заметила, что они идут через одно маленькое поселение за другим, – Кайс объяснил ей, что это и есть главный принцип существования Вилларбора: здесь нет одного главного центра, их много, в каждом поселке – свой, и все они связаны друг с другом. На ее взгляд, они были скорее разделены, чем связаны, – обширными лугами с мозаикой ярких цветов в обрамлении лесопосадок, плавно переходивших в девственный лес. Однако и там встречались участки, где деревья явно были насажены согласно плану, как в парке, целые плантации ярких растений уходили вдаль.

Цвета, формы, запахи и звуки были бесподобны.

– Какие у вас тут красивые сады, – заметила она, все еще идя по пятам за Кайсом.

Не сбавляя шага, он сказал:

– Все это растет здесь не для красоты – мы выращиваем эти растения в медицинских целях. Они даже на участки разделены по болезням, которые лечат. Все в окрестностях города растет для чего-то, чаще для еды, но эти на лекарства.

Они миновали одноэтажный дом, в прелестном садике которого стояли три женщины, занятые разговором.

– Добрый день, сестры, – поздоровался с ними Кайс.

Одна из них, черноволосая девушка, кокетливо взмахнула рукой в ответ, но тут же, словно смутившись, отвернулась и побежала к дому, длинная белая юбка волочилась за ней по траве.

– Похоже, ты тут записной сердцеед, – заметила Лан, надеясь, что такая пустячная беседа поможет его разговорить.

– Понятия не имею, о чем ты, – ответил он.

– Ну так уж и не имеешь. Девушка ни с кем не гуляет, думает только о тебе, всем своим подружкам рассказывает, какой ты милый.

Кайс дернул плечом и засмеялся:

– Ни за что не хотел бы получить такую власть над другим человеком.

«Власть» – снова это слово, которое все обитатели Ислы произносили презрительно, точно в нем было что-то дурное.

Они опять углубились в настоящий лес и немного погодя, пройдя между двух громадных, точно стены, корней, оказались на поляне, которая явно служила центром всего Вилларбора.

Стена леса высилась перед ними – мириады оттенков зеленого и коричневого смешивались, постепенно сливаясь в глубине в темную дымку. Толстые красновато-коричневые стволы уходили ввысь, постепенно теряясь в густом пологе леса. Между ними помещались металлические конструкции, напоминающие строительные леса. Резные лестницы, закручиваясь против часовой стрелки, обвивали иные стволы. По земле, сквозь царство папоротников, от дерева к дереву были проложены тропинки.

– Что это за деревья? – спросила Лан.

– О, разные – тсуга, таксодиум, секвойя… Дальше в лесу встречаются и более редкие.

– Откуда такие любопытные названия? – Лан разглядывала удивительные рельефы коры ближайших деревьев.

– Так, насколько нам известно, назывались семена растений, заложенные на хранение несколько тысяч лет назад. Цивилизации возникают и исчезают, и одно такое исчезновение сопровождалось, вероятно, событиями апокалипсического характера, поскольку земля лишилась тогда всех лесов. Потом их вырастили опять. Жаль, что нам уже никогда не узнать, как эти гиганты звались на самом деле.

В кронах деревьев небольшими группами и даже целыми деревушками располагались хижины. Оказалось, что деревья соединялись между собой не только наземными тропами, но и подвесными дорожками, по которым – о чудо! – разгуливали и спешили по своим делам люди, точно пешеходы по улицам обычного города. То и дело сверху на веревках спускались корзины, внизу их загружали продуктами и снова поднимали наверх. Крошечные огоньки целыми каскадами перетекали с ветки на ветку, освещая наиболее тенистые участки древесных поселений, – Лан подумала, до чего здесь красиво должно быть ночью. Сквозь прогалины в пологе леса на специальные платформы грациозно опускались какие-то летательные аппараты, наподобие воздушных шаров. Из них выходили пассажиры – в основном люди и румели, хотя иногда попадались и цефы; на такой высоте все они казались не больше мухи.

Все, что она видела вокруг, было исполнено превосходными мастерами и неповторимо. Каждая деталь каждого сооружения была обильно украшена: то резьбой в виде геометрических фигур, то лепниной из барочных завитушек, а то и растительными орнаментами, и все это смотрелось так естественно, что казалось, будто деревья сами собой приняли такую форму в процессе роста.

Лан очарованно повернулась к Кайсу:

– Какой твой дом?

– Я здесь не живу, – засмеялся тот в ответ.

– А где же? – спросила она.

– В Вилларборе. – И он показал рукой на лес.

– Ты хочешь сказать, что тебе принадлежит весь город?

– Здесь ничего никому не принадлежит. – Лицо Кайса сохраняло выражение безмятежного покоя. – У нас нет никаких правителей. Мы все вместе живем в общественных поселках в разных частях леса. Каждый сам выбирает, где он хочет жить, и никому не приходится платить бешеные деньги за право обитать в самом фешенебельном районе. Мы сами организуемся и сами решаем, как нам жить. Когда кому-то хочется переехать, мы просто организуем общину в другом участке леса, формируем жилища из самого леса, при условии, конечно, что находится достаточно желающих в них жить. Всякий вправе построить себе жилище такой красоты и сложности, какой пожелает. – Кайс сделал паузу, обдумывая свои слова. – Когда первые культисты прибыли на этот остров, – продолжал он, – а это произошло примерно в то время, когда был заложен Виллджамур, – они приняли образ жизни местных племен, которые считали ненормальным любое вмешательство в жизнь природы, и эта философия стала частью всего, что ты видишь здесь теперь.

– Кажется, я понимаю… – солгала Лан. – Правда, без денег и без правительства в этом все равно маловато смысла.

– Мы убедились, что правители и торговцы редко действуют в интересах большинства, – ответил Кайс. – И мы справляемся без них – организовываем, распределяем, сотрудничаем с другими автономными поселениями из разных районов острова… Знаю, о чем ты думаешь: без денег и без правителей такая степень кооперации кажется тебе невозможной. Но нам повезло: мы культисты и значит можем делать все, что хотим, ведь деньги не диктуют нам правила игры и не определяют наших ценностей. Чтобы получить разрешение привезти тебя сюда, мне пришлось обсудить твое дело на совете общин – мы не любим допускать чужеземцев на наш остров, нам не нравятся идеи, которые они приносят с собой, – и именно поэтому я не хочу, чтобы наши говорили с тобой больше чем нужно: наше общество устроено и работает идеально. Империя держится на принципе доминирования, который она стремится распространить на все острова Архипелага, подчиняя их себе один за другим и извращая их культуру и природу ради того лишь, чтобы продавать им все те роскошные безделушки, которых так много в Виллджамуре, и тебе было бы неплохо это понять. Но здесь, у нас, в Вилларборе, такое просто неприемлемо. Наша система ценностей и отношений взорвется от столкновения с вашей. Мы привыкли брать от природы ровно столько, сколько нам необходимо. Сегодня вечером у нас будет пир, ты придешь на него как гостья и отведаешь даров леса, а завтра ты вернешься в свой мир как одна из немногих, кому посчастливилось видеть этот остров.