Текст книги "Психосоматическая антология. Текст 5. Психосоматика человека и общества"

Психосоматическая антология
Текст 5. Психосоматика человека и общества
Марк Сандомирский

© Марк Сандомирский, 2023

ISBN 978-5-0060-5305-2 (т. 5)

ISBN 978-5-4493-9234-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 
Сандомирский Марк Евгеньевич
 
 
Психосоматическая антология.
Текст 5. Психосоматика человека и общества.
 

Психосоматическая антология – сборник моих текстов о реальной психосоматике, предназначенных как для специалистов помогающих профессий, так и для широкого круга читателей. Рассматривается как классический подход, так и психосоматика нового времени, представляющая растущую по распространенности и социальной значимости область проблем ментального и телесного здоровья. Актуальность связана с постпандемической и транскультуральной модернизацией известных психосоматических расстройств, пермакризисом и социальной динамикой общества травмы. В качестве социальной и психологической технологии решения описанных проблем описывается Российская Общенациональная Социальная Терапия 2.0. Методологической основой является метод психологической помощи и саморегуляции Ретри (Ре3), разрабатывавшийся в отечественных традициях с поздне-советского времени (зарегистрирован Всероссийским центром научно-технической информации в 2001 г.).

Текст данного выпуска антологии состоит из 2 частей:

I. ОТ ПСИХОСОМАТИКИ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ К СОЦИАЛЬНОЙ В РУСЛЕ ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНОЙ ПСИХОТЕРАПИИ

II. Социально-ориентированные модели психосоматических расстройств и социальная терапия

Вопросы читателей приветствуются как в персональной переписке, так и на очных и дистанционных занятиях

 
.
 

I. ОТ ПСИХОСОМАТИКИ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ К СОЦИАЛЬНОЙ В РУСЛЕ ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНОЙ ПСИХОТЕРАПИИ

Психосоматические расстройства (ПСР) – наиболее интенсивно растущая по эпидемиологической распространенности и социальной значимости область проблем ментального и телесного здоровья. Данный тренд, который можно назвать психосоматизацией общества, во многом связан с транскультуральной модернизацией ПСР, поскольку традиционное фрейдовское понимание их как «недомогания в культуре» подвергается трансформации. Сегодня оно рассматривается в расширенном контексте, поскольку охватывает проблемы, возникающие на стыке разных дисциплин – психологии, психофизиологии, медицины, социологии. Комплексный характер проблем требует их интегративного решения, взаимодополнения инструментов психосоматики как индивидуальной, так и социальной.

Системное представление психосоматических расстройств как социальной эпидемии

Сфера психосоматических расстройств в контексте модернити представляется как сочетание тесно связанных и взаимозависимых проблем, для обозначения которого C.P. Kimball (1979) предложил термин «социопсихопатофизиология» (Sociopsychopathophysiology), представляющий собой интеграцию как проблем индивида, так и общества в целом. Для их понимания важен системный, интегративный подход: как формальный рациональный, психологический, клинический, психофизиологический, так и социологический, культурологический, феноменологический постнеклассический. На индивидуальном уровне – идеографический, в аспекте рассмотрения специфических психосоматических диагнозов. На социальном уровне – номотетический, при анализе массовых психосоматических расстройств. В аспекте же психосоматическом, эти подходы целесообразно интегрировать.

С данной точки зрения, в условиях нынешнего глобального пермакризиса (с 2020 г. и далее), а соответственно и порождаемого им перманентного стресса, наблюдается сочетанный апгрейд как социально-психологических проблем, так и коморбидных психосоматических и психических расстройств. В результате хронизации стрессового состояния происходит массовый переход:

1) От гомеостатической адаптации в условиях нормы, включая расширенные неспецифические адаптационные реакции организма (НАРО) по Гаркави, Уколовой, Квакиной (Гаркави Л. Х., Квакина Е. Б., Кузьменко Т. С., 1998).

2) Вследствие исчерпания адаптационных ресурсов в условиях патологии (сценарий дезадаптации по Г. Селье) происходит переход к аллостатической адаптации (Sterling P., 2020).

Актуальным становится социальное стрессовое расстройство, или ССР (Александровский Ю. А., 2021), или индивидуальное психическое отражение социальных эпидемий: когда большое количество людей одновременно по одним и тем же причинам испытывает сильный стресс и длительное время, месяцы и годы остается в этом состоянии. Так было во времена разгара пандемии, когда многие люди становились жертвами не только COVID-19, но также тревоги и страха, а соответственно их психосоматических проявлений, вкупе с пост-ковидными нарушениями. Коморбидными в отношении психосоматических расстройств и ССР, становятся ПТСР, тревожные и депрессивные расстройства, а также проблемы, связанные с болезненными химическими зависимостями, профессиональным эмоциональным выгоранием, инсомнией.

Более того, классический биопсихосоциальный подход, заложенный в модели G. Engel (Незнанов Н. Г. и др., 2020) облигатно включает рассмотрение массово распространенных ПСР в аспекте социальной психологии, как социальной эпидемии, имеющей черты деструктивной. Можно рассматривать ее связь и общие черты с другими деструктивными социальными эпидемиями, будь то патологические зависимости (Катков А. Л., 2012), стихийное массовое агрессивное поведение (Назаретян А. П., 2001), включая также самоагрессию (Сандомирский М. Е., 2023), деструктивные политические эпидемии (Юрьев А. И., 2013; 2015). Новые технологии сетевой социальной коммуникации порождают и новые психосоматические проблемы, такие как киберхондрия (Дергаева Ю., 2020; Сандомирский М. Е., 2016), сетевая эпидемическая тревога – думскроллинг, или тревожная зависимость от негативных новостей (Рождественская Я., 2022) и другие социальные феномены, имеющие также психосоматическое отражение – сетевой троллинг, буллинг, газлайтинг, сетевая виктимизация (Сандомирский М. Е., 2009).

Общность механизмов деструктивных социальных эпидемий применительно к эпидемии социально-психосоматической проявляется и в социальном подражании, и в эмоциональном заражении, или массовом индуцировании. К. Корчагин в этой связи даже рассматривает феномен массового психоза в модерных обществах (Корчагин К., 2015), подразумевая его как явление не клиническое, но антропологическое. Реальный социально-психологический «диагноз» общества не гипердиагностированный «психоз», и не только «общество травмы» (Тощенко Ж. Т., 2020), но еще и общество Социально-Стрессового Расстройства, или ССР (Александровский Ю. А., 2021).

Применительно же к массовым ПСР мы наблюдаем общество Социально-Стрессового Психосоматического Расстройства, или ССПР (Сандомирский М. Е., 2023).

Динамика ПСР в возрастном аспекте оказывается двунаправленной. С одной стороны, психосоматические расстройства «стареют». На фоне геронтологической революции, увеличения. продолжительности жизни и старения человечества – в результате которого люди живут дольше, но соответственно болеют чаще – возрастает и доля психосоматических расстройств в структуре нарушений душевного и телесного здоровья. Параллельно наблюдается и подспудный страх старения, и психосоматический бум «анти-старения», и миф трансгуманизма.

С другой стороны, психосоматические расстройства «молодеют», в это вносит вклад и общий тренд инфантилизации, и условный «синдром Питера Пена», избегание взросления. Этот механизм неотении объединяет в формировании ПСР поведенческую инфантильность и когнитивную иррациональность.

Эпидемия ИИП: Инфантильности, Иррациональности, Психосоматических расстройств

В результате интеграции перечисленных явлений наблюдаются социальные эпидемии нового типа:

– Социальная эпидемия инфантильности (Сандомирский М. Е., 2019).

– эпидемия иррациональности (Сандомирский М. Е., 2011), как апгрейд райховской анти-рациональности, или «эмоциональной чумы человечества» (Райх В., 2022).

– При совмещении (1) и (2) – эпидемия инфантильной иррациональности с исходом в соматизацию (Сандомирский М. Е., 2023).

Наиболее очевидная интерпретация феномена массовой психосоматической инфантильности – культивируемое в обществе инфантильное отношение к эмоциям, фактически поощрение эмоциональной некомпетентности. Это следствие комплекса взаимосвязанных процессов в русле инфантилизации социальной:

1. Снижение мотивации взросления.

2. Деградация института семьи:

– отсутствие примера взрослого поведения,

– обесценивание опыта старших поколений,

– прерывание цепочки социального наследования,

– культ индивидуализма и одиночества, «жизнь соло» (Кляйненберг Э., 2014).

3. Влияние технологического прогресса:

– префигуративная передача опыта (М. Мид),

– переход коммуникации в дистанционную и сетевую – для поколения «цифровых аборигенов»,

– цифровизация образа жизни,

– технологии виртуальной реальности,

– растущее использование искусственного интеллекта,

– «делегирование» ответственности с целью ее избегания,

– прекарность, или социально-психологическая нестабильность, включающая социальную неустойчивость и отсюда – неуверенность в завтрашнем дне.

На последнем остановимся подробнее, перефразируя известное выражение философа-классика: представителям прекариата нечего терять, кроме своих «цепей». Неуверенность связана с низкостатусностью, вследствие редукции жизненных опор, обесценивание знаний (их заменяет ИИ) и жизненного опыта, вариативно – низкая самооценка и адаптивность. Прекарность представляется как иррациональность и интуитивность «я», с фрагментарностью личности и сужением ответственности (Сапогова Е. Е., 2023). Соответственно новое измерение «бренности существования» представляет и фрустрацию индивидуализации.

Регрессионная природа психосоматических проблем

Фактически, ПСР представляются как нарушения адаптации с активизацией психологических защит в форме регрессии. Регрессионные способы выражения эмоций проявляются в психосоматических симптомах. Это происходит, когда человек не справляется с психологическими проблемами, но проявляется это в телесной, довербальной форме, вследствие невозможности высказывания или внутреннего запрета осознавания (вытеснения) на фоне дефицита эмоциональной и социальной поддержки. Возникнет ли расстройство, адаптируется человек или нет – в итоге зависит от внутреннего психосоматического баланса, соотношения силы стресса с одной стороны и слабости психологических защит с другой, причем как индивидуальных, так и коллективных. В психотерапевтическом аспекте важно, что дефицитарность внутренних персональных защитных механизмов, имеющую как онтогенетическую, так и индуцированную природу, возможно компенсировать защитами как внешними (психотерапия), так и коллективными трансактивными (создание поддерживающей среды коммунитарности, совместности).

При этом нынешнее психическое состояние общества можно описать как социальную эпидемию тревоги, лежащую в основе вторичной социальной эпидемии психосоматических расстройств. С этой точки зрения, актуальное социально-психологическое состояние общества — не столько символическое «общество травмы» (Тощенко Ж. Т., 2014), сколько реальное общество массовых посттравматических и психосоматических расстройств. В клиническом аспекте их можно рассматривать как психосоматическое проявление парциальной инфантильности, связанной с нарушением адаптации и регрессионной соматизацией эмоций, служащей проявлением психосоматической возрастной регрессии (ПВР).

Психосоматическая возрастная регрессия ПВР

Модель ПВР как онтогенетического основания парциальной инфантильности (Сандомирский М. Е., 2023) выступает в качестве общей, объединительной основы классических невротических механизмов (для систематизации описания которых сосредоточим внимание на их сходстве, учитывая и различия):

1) на уровне телесном, в первую очередь мышечном – «замораживания» эмоций в виде мышечного панциря, отражающего панцирь характера (Райх В.);

2) на уровне структуры личности – ее мозаичность или парциальность (Юнг К. Г.), отсюда противоречивость и внутренняя конфликтность (Голдштейн К.);

3) на уровне самооценки – инфантильной беспомощности и самообесценивания, или комплекса неполноценности (Адлер А.);

4) на уровне эмоциональном – базовой тревоги (Хорни К.),

5) на уровне осознавания «Я» – его базисного нарушения (Балинт М.);

6) на уровне регрессионного импринтинга – первичных констелляций (Александер Ф.);

7) на уровне мета– и трансгенерационном – сценарность поведения (Берн Э., а также нарушение сепарации (Малер М.) и нарушение привязанности (Боулби Дж.);

8) на уровне субъектности – несамодостаточность и избегание ответственности (Перлз Ф.); «бегство от свободы», патернализм или авторитарианизм (Фромм Э.) в сочетании с субмиссивной толерантностью (Маркузе Г.) и переносом ответственности, или проективной идентификацией (Кляйн М.);

9) на уровне когнитивном – различные варианты когнитивных искажений, которые могут быть поняты в качестве ошибок вероятностного прогнозирования (Фейгенберг И. М.);

10) на уровне экзистенциальном – ноогенный вакуум и дефицит жизненного смысла (Франкл В.), приводящий к инфантильному страху смерти, одиночества, ответственности;

11) на уровне межсистемных, внутренних конфликтов (Левин К.) – конфликт между интеллектом рациональным, цифровым и эмоциональным, проявляющийся как дефицит психосоматического интеллекта (Сандомирский М. Е., 2019) приводит к ПСР и метафорически понимается как «предательство тела» (Лоуэн А., 2010);

12) на уровне транскультуральном – как конфликт культур Запада и Востока (Хантингтон С., 2003), разделяемых транзитной областью лимитрофа (Цымбурский В. Л., 1999). Применительно к русской культуре конфликт проявляется на уровне различий ценностных ориентаций отечественной и западной культур (Черницкая М. Б., 2004).

На фоне социальной эпидемии психосоматических расстройств, в культуре общества наблюдается также углубление противоречий между мышлением рациональным и иррациональным. Это проявляется в социально-психологической эпидемии иррациональности (Сандомирский М. Е., 2017), иными словами – оживлении в массовом сознании нелогичных, иррациональных, архаичных, мифологических механизмов мышления как отражение конфликта с реальностью и убегания от нее (наглядным примером служит «магическое» мышление). Интеграция этих представлений об истоках иррациональности, в том числе предсказуемой (Ариели Д., 2010) и теории культурно-исторического развития психики по Л. С. Выготскому и А. Р. Лурии возможна исходя из представлений о параллелизме регрессии возрастной, индивидуальной, онтогенетической и регрессии филогенетической (Юнг К. Г.). Отсюда и описанное Т. Ю. Базаровым (2023) современное «восхождение к архаике», как апгрейд бердяевского «нового средневековья». Объективной основой данного явления выступает универсальный механизм регрессии (Сандомирский М. Н., 2005; Александров Ю. И. и др., 2017)

Детализацией психодинамических представлений о соматизации тревоги как основном патогенетическом механизме ПСР служат концепции соматизации (Schur M., 1955) и эшелонированной обороны (Mitscherlich A., 1953), алекситимии (Sifneos P.E., 1973) и оператуарного мышления (Marty P., 1974).

Тревожная психосоматика

Тревога важна не только сама по себе, как источник психосоматических симптомов, но еще и как потенциальный источник неадаптивного и даже антисоциального поведения. В отрыве от социума нарушается баланс векторов поведения по К. Хорни: два из них чаще являются дезадаптивными, будь то социальная изоляция («от людей») и агрессия («против людей»), и лишь один – адаптивным, обращенным к совместности («к людям»).

В новой социально-сетевой реальности тревога не просто теряет изначальный адаптивный смысл (Мэй Р., 2001), но и становится бессмысленной и явно дезадаптивной. Тревога также становится массовой в условиях дефицита ее социальной канализации. Переход тревоги в новое качество на практике означает ее соматизацию, при дефицитарности сознательного контейнирования напряжения. Массовизация и амплификация тревоги связана также с инфантильным регрессионным поведенческим стереотипом – гасить собственный дискомфорт, индуцируя других людей. Изначальная основа в детско-родительских и сценарно-семейных стереотипах регрессионной адаптации.

Тревога также становится многомерной, многовариантной: и тревога реактивная, ситуационно-обусловленная, и свободно-плавающая, и массовая социально-эпидемическая, и базовая (К. Хорни), и регрессионно-эволюционная и регрессионно-онтогенетическая, или инфантильная, и групповая совместная, или трансактивная (Сандомирский М. Е., 2023).

по наиболее актуальным для оценки психосоматического статуса векторам внутренних состояний:

1) экстраверсия – интроверсия;

2) агрессия – депрессия;

3) рациональность – иррациональность.

В пространстве неопределённости выживание сводится к регрессии, когда логику заменяют эмоции. И выходом нередко становится болезнь, понимая роль тревоги в культуре, включая культивируемую готовность к переживанию и нагнетанию тревоги, переход от эмоционального выражения к ее телесному проявлению в тревожно-психосоматическом ряду (Сандомирский М. Е., 2023).

Отсюда и социальная эпидемия психосоматических расстройств: все больше тех, для кого тревога стала неотъемлемой частью жизни, и как ее отражение, и как предупреждение, и как опережение, и как прогнозирование негативных событий. Для некоторых людей оказывается метафорически «тревога больше, чем жизнь», в результате чего происходит манифестация психосоматического недуга. Тревога оживает и приобретает характер глубинной, плавающей, многомерной в связи с устойчивым патологическим состоянием мозга (Бехтерева Н. П.).

Предпосылками и продромальным этапом формирования тревожных и психосоматических расстройств является синдром дефицита спокойствия, имеющий как психосоматическую, так и социокультурную основу. Сегодня значительная часть общества, особенно молодежь, не ценит спокойствие (наблюдается параллелизм с СДВГ).

Выход – в культуре спокойствия

Как источники, так и ресурсы решения проблем общества связаны с его культурой. Одним из источников нынешних массовых проблем служит недостаток культуры спокойствия. В то же время большое количество восточных практик, имеющих многовековую историю, наглядно демонстрируют практическую значимость культуры спокойствия для физического и душевного здоровья индивида.

С точки зрения природного устройства организма человека, последнему свойственна фундаментальная потребность в спокойствии (Сандомирский М. Е., 2000), опирающемся на устойчивую, предсказуемую и непротиворечивую субъективную картину мира (Козлов В. В., Новиков В. В., Гришин Е. В., 2010).

Напротив, современный образ жизни поощряет напряженность, беспокойство и тревогу, взамен спокойствия. Зачастую это неадаптивные реакции, связанные с устаревшими, утратившими адаптивную ценность сценариями поведения, а также с ошибками вероятностного прогнозирования (Фейгенберг И. М.). В результате они оказываются несоответствующими реальной ситуации, связанными с иллюзорными представлениями человека, невротически амплифицированными, переносными и проекционными в психотерапевтическом представлении, и по механизму регрессионно-инфантильными в представлении психофизиологическом, с точки зрения модели физиологической возрастной регрессии (Сандомирcкий М. Е., 2000; 2001; 2005).

На социальном уровне доминируют стратегии контроля массового поведения с помощью управляемого хаоса, порождающего массовую тревогу, тесно связанного с эмоциональной некомпетентностью, дефицитом саморегуляции, а также дефицитарностью эмоционального и психосоматического интеллекта (Сандомирcкий М. Е., 2023). В этот набор патогенетических факторов ПСР вписывается встроенная в культуру общества склонность к зависимостям на уровне синдрома дефицита удовлетворенности (RDS по Blum K., 2000). В общую картину вносят вклад дефицит эмпатии (LaBier D., 2010), одиночество, рассинхронизация с социальным окружением на поведенческом, эмоциональном и эмпатическом уровне.

Социально-политические аспекты психосоматических
расстройств

В настоящее время с точки зрения повышения доступности психосоматической помощи представляется целесообразным системный подход к поддержанию душевного состояния общества, профилактике тревоги и деструктивных массовых социальных явлений как социальных эпидемий. Подобный подход ранее был сформулирован как общенациональная психотерапия (представлен руководителем государства на заседании Госсовета 26.12.2011): «Главная цель – общенациональная психотерапия, чтобы внушить гражданам страны уверенность в завтрашнем дне».

В то же время точного определения, что представляет собой общенациональная психотерапия, до сих пор не приводится – соответственно возникают закономерные дискуссии (Кашин О., 2011). Важно подчеркнуть, что в современном прочтении данная тема требует системного подхода. Мы рассматриваем ее в триединстве:

1. С одной стороны, общенациональная психотерапия затрагивает и вопросы идеологии и пропаганды, то есть психотерапии в метафорическом понимании. В аспекте диагностики состояния общества она смыкается с социологией, представляя ее на глубинном, этическом уровне. Ю. Сапрыкин (2015) увязывает психотерапевтический аспект социологии с реальностью соцопросов: «если бы измерялась честность, с которой люди отвечают на вопросы социологов, то картина получилась бы совершенно иной».

2. В ситуации изменений, пермакризиса, турбулентности, текучей реальности (Бауман З.) сюда включается и происходящий апгрейд общества, его культурно-опосредованная интеграция. В этом роль общенациональной психотерапии – помогать человеку находить силы для выживания не только физического, но и эмоционального, психосоматического, экзистенциального.

Соответственно для сопротивления хаосу, использовать созидательно-смысловую функцию психотерапии общества. Соответственно создавать точки спокойствия среди агрессии благодаря внутренним опорам – таким, как, культура, искусство (Сапрыкин Ю., 2015). Здесь и терапия смыслом (Франкл В.), и терапия творчеством (Бурно М. Е.), и терапия общением с прекрасным – аретотерапия (Яроцкий А. И.).

3. Важны еще и мероприятия в социальном масштабе по обеспечению душевного благополучия общества в целом, созданию общедоступной социально-психологической поддержки населения, или психотерапии социальной. Общенациональная психотерапия при этом понимается не как психотерапия в традиционном психологическом или клиническом формате. Но как массовое практическое обучение населения адаптивной социально-психологической саморегуляции, в процессе взаимодействия в малых группах, как в очном, так и дистанционном формате.