Электронная библиотека » Марк Сергеев » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 18:11


Автор книги: Марк Сергеев


Жанр: Детская фантастика, Детские книги


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Марк Сергеев (Гантваргер)
Машина времени Кольки Спиридонова

Об авторе

Марк Давидович ГАНТВАРГЕР (Марк СЕРГЕЕВ) (1926–1997), русский писатель, поэт и литературовед, автор повестей «Волшебная галоша», «Машина времени Кольки Спиридонова», сборников «Веселые беглецы», «Сказка о нелетающей снежинке и другие удивительные истории», «Вот так чудеса». Машина времени Кольки Спиридонова/ М.Д. Сергеев. – Иркутск: Кн. изд-во, 1961. – 87 с. Машина времени Кольки Спиридонова/ М.Д. Сергеев. – Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1964. – 87 с.: ил.

ПРОЛОГ,
в котором папа Спиридонов удивляется, но понять ничего не может

Петр Васильевич Спиридонов проснулся внезапно. Ему чудились какие-то голоса, негромкий скрип – точно кто-то осторожно открывает окно, чудился еще какой-то звук-тонкий, противный, похожий на вой сирены. Говорят, что комары – существа совершенно безобидные, а все дело в комарихах – их кровожадности нет предела. Петр Васильевич стукнул себя по носу – и вой сирены смолк. «Так тебе и надо, кусучка проклятая!» – подумал Петр Васильевич, нащупал на тумбочке пачку сигарет, зажигалку. Посыпались искры, вспыхнул огонек, неярко осветив комнату – темные бревенчатые стены, покрашенный белой масляной краской потолок, кровати детей – Кольки и Милочки. И тут-то папа Спиридонов удивился: постели были пустые.

– Хо-хо! – сказал Петр Васильевич и поднял зажигалку повыше. – Это уже становится интересным!

Он сунул ноги в шлепанцы, подошел к постелям детей, еще не веря себе, пощупал одеяла, взглянул на часы – они показывали пять минут четвертого – и забеспокоился не на шутку. Тут увидел он, что окно распахнуто, подбежал и посмотрел растерянно на тайгу, черными зубцами уходящую в небо. Роса со звоном скатывалась с листьев, где-то пробовала охрипший заспанный голос птица, лес, казалось, разминал затекшие за ночь плечи – шорохи, хруст, потрескивание.

Испуганный папа Спиридонов стал будить жену:

– Аня, – говорит он, – Аннушка, да проснись же!

– Что тебе не спится? – рассердилась жена. – Ночь-полночь, а все тебе покоя нет.

– Понимаешь, Аннушка, они это самое…

– Кто? Что? Ты уж говори пояснее.

– Исчезли они, Аннушка, сбежали, пропали!

– Ой, господи! Да кто пропал-то? Можешь ты мне сказать, в чем дело?

– Дети пропали!

– Послушай, Петр Васильевич, тебя вчера, случаем, никто чайком покрепче не угостил? Или, может, приболел, а? Дай-ка я лоб пощупаю.

– Ну что ты, Аннушка, право. Дети, говорю, пропали, а ты со всякими пустяками.

– Какие дети?

– Она еще спрашивает, какие! Да наши же – Коля и Милочка!

Жена все же пощупала лоб Петра Васильевича, взглянула на него сочувственно, как на тяжелобольного.

– Не мели чепухи, Петя, – сказала она, покачивая головой. – Вон же они спят.

Петр Васильевич повернулся к постелям детей, и его глаза округлились от удивления. Он даже ущипнул себя на всякий случай: дети и в самом деле мирно спали. Тут папа Спиридонов почувствовал боль в пальцах – зажигалка, которую он все еще продолжал держать в высоко поднятой руке, раскалилась, бензин в ней догорал.

Прошел час и второй, а папа Спиридонов все не мог прийти в себя. Недоуменно пожимая плечами, он поставил на тумбочку будильник, который ненароком уронил на пол, и закурил.

Отвернувшись к стене, новый сон рассматривала жена. Спал, уткнувшись носом в подушку, Колька, Милочка причмокивала губами.

«Окно! – вдруг подумал Петр Васильевич. – Окно! Оно-то оказалось раскрытым, а я сам с вечера его запирал, чтоб комары не налетели».

Он нашарил в темноте шлепанцы, подбежал к окну. Оно было добросовестно закрыто на все запоры.

Петр Васильевич рассеянно сунул сигарету горящим концом в рот, вскрикнул.

– Что? – сквозь сон проворчала мама. – Опять исчезли?

– Да здесь они, здесь… Спи.

Петр Васильевич, стараясь не шуметь, добрался до кровати, улегся и подумал: «Пожалуй, завтра надо зайти к врачу».

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
БОГИ В ПИОНЕРСКИХ ГАЛСТУКАХ

ГЛАВА ПЕРВАЯ,
в которой Кольке Спиридонову приходится доказывать свою храбрость.

Возможно, друзья, вы помните тот знаменательный и нашумевший футбольный матч между командами «Синий лопух» и «Ураган», о котором вот уже несколько лет с улыбкой вспоминают в Прибайкальске. Вратарем «Синего лопуха» был Димка Смирнов, но, поскольку сделался он невидимкой, в воротах его сменил Колька Спиридонов. Паренек он был неприметный, даже в футбольной команде был всего лишь запасным, но после прошлогодних событий его не называли иначе, как «краса и гордость нашего класса».

Дело в том, что сразу же после истории с Волшебной галошей, когда с помощью невидимок команда «Синий лопух» одержала блистательную победу, Колька Спиридонов так загордился, что подал заявление капитану команды Феде Тузикову с требованием перевести его, Кольку, из запасных в основной состав. Затем он стал рассказывать о матче такие небылицы, что вскоре уже все школьники от первого до четвертого класса были уверены: если бы не Колька – победа досталась бы «Урагану». И тут, в самый разгар своей славы, Колька Спиридонов побил рекорд по плаванию: десять минут плыл он стилем «топор» по могучим волнам родного языка, пока учитель Анатолий Петрович не сказал:

– Ладно, Спиридонов, краса и гордость нашего класса, ставлю тебе, так и быть, тройку. За храбрость. Храбро плаваешь в незнакомой стихии.

«Краса и гордость» с пунцовым от стыда лицом протянул дневник. Он сейчас бы предпочел заслуженную, честную двойку.

На некоторое время Колька Спиридонов притих, да и вся история с невидимками и зеленобородым волшебником стала забываться, как вдруг…

В начале августа папа Спиридонов достал четыре путевки в дом отдыха «Елочки», погрузил чемоданы на попутный грузовик, помог маме и Милочке забраться в кабину, захлопнул дверцу, а сам вместе с Колькой забрался в кузов.

И навстречу им выплыли горы. Горы, покрытые лесом.

Сосны и березы взбегали по крутым склонам, но, вероятно не хватало им силенок добраться до вершины, взлететь на каменистый белый, ослепительно чистый гребень. И они остановились – кто почти у самой вершины, кто пониже, а другие и совсем у берега речки Кынгырги. Берег был забросан валунами, похожими на чисто вымытых спящих свиней. Кынгырга по-бурятски значит «сигнальный барабан». Она и впрямь гремит и гремит неумолчно. Резкой дробью будит и тайгу, и горы, и дом отдыха «Елочки», примостившийся в этой глуши. Его корпуса, точно светлые цветные кубики, затерялись среди, величественного сине-зелено-розового мира.

События, которые вновь сделали Кольку героем дня, начались утром. Как всегда, с пронзительным свистом он выскочил из засады – дверей домика. Как всегда, запутался в шнурках – незавязанные, они болтались маленькими черными змейками, – упал, поднялся, снова засвистел и крикнул:

– За мной!

И тогда с большой алюминиевой кружкой в руке и полотенцем через плечо выбежала из дома Милочка. Рядом со своим долговязым братом-шестиклассником она казалась совсем маленькой, хотя была всего на полтора года младше и уже перешла в четвертый класс.

По тропинке, что петляла в тайге, перепрыгивая через растопыренные корни деревьев, прячась в мохнатой, обрызганной капельками солнца – так сверкала роса! – траве, бежали Колька и Милочка к реке Кынгырге, бежали, размахивая полотенцами.

И тут из кустов-будь она проклята! – выскочила, как ошалелая, кошка и бросилась под ноги Кольке. Тот в ужасе замер, потом испуганно топнул ногой и закричал:

– Рррысь! Бррысь!!!

Милочка засмеялась:

– Мурка, Мурочка, мур-мур-мур… – позвала она. И кошка подошла и стала тереться о ее ноги.

Да, такого конфуза Колька не ожидал. К реке ему уже не хотелось бежать, но что поделаешь – с грязными руками за стол не сядешь, мама так высмеет, что и рад не будешь, И чего это все мамы только и делают, что заставляют мыть-то уши, то руки, то шею намыливай, беда. Он зачерпнул ладошкой воды, размазал ее по щекам и носу и мрачно стал чистить зубы. Зато Милочка была довольна – уж теперь-то она отыграется за все!

– А все-таки ты трус, – сказала она, – самый настоящий.

– И вовсе не трус. Просто от неожиданности.

– У тебя все от неожиданности… Трус и только. Вот ребята-то будут смеяться: Колька рыси испугался и от кошки убежал!

И тут Милочка поняла, что у нее получилась хорошая дразнилка:

 
Колька рыси испугался, побелел и задрожал,
Колька рыси испугался и от кошки убежал!
 

– Ты еще дразниться! – закричал Колька, зачерпнул в ладошки воду и вылил ее Милочке за ворот. На удивление сестра не заорала, а только вздохнула:

– Эх… А еще старший брат…

Кольке стало стыдно.

– Ну, ладно, – пробормотал он, – не сердись. Я же просто так. Просто так я…

И вдруг разозлился снова:

– А чего ты дразнишься?!

И тут Милочке пришла в голову одна забавная мысль:

– Знаешь что? – предложила она.

– Ну…

– Я-то тебе верю, что ты смелый человек, но ребята, понимаешь…

– А что ребята? Ребята-то что?

– А ребята ведь не отстанут…

– Да они же и не узнают ничего.

– Узнают. Еще как узнают!

– Попробуй только расскажи!

– А ты не грози… Тоже мне храбрец посреди овец. Вот что я придумала. Я повешу на старой лиственнице свою косынку. Если ты ночью, в три часа ноль-ноль, принесешь ее, – я поверю, что ты не трус и никому-никому не скажу про Мурку. Ладно?

– Ладно, – снисходительно бросил Колька, хотя, сказать по совести, на душе сразу стало как-то муторно, как при взлете или посадке самолета.

Старая лиственница. Ей пятьсот лет! Старому городу Прибайкальску только триста лет. А в те дни, когда появился в нем первый дом, не дом даже, а малюсенькое зимовье, лиственнице было уже два века. Стоит эта древность глубоко в тайге, почти в километре от дома отдыха «Елочки» И днем-то к ней пройти нелегко – по тропинке все в гору, а ночью… Но ничего не поделаешь назвался груздем – полезай в кузов.

Колька снова наступил на собственный шнурок и растянулся под кустом черемухи. Сверху полился на него дождь прозрачных крепких капель.

– Это тебе за меня! – засмеялась Милочка. – Будешь знать, как обливаться!

ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой рассказывается, чем заканчиваются ночные прогулки в лесу.

В двенадцать часов вечера в Доме отдыха выключали свет. Помигав немного, чтобы те, кто не успел юркнуть под одеяло, улеглись, гасли фонари перед корпусами, затем в одно мгновение погружались во тьму, сливались с лесом и горами дере вянные коттеджи, и наступала тишина.

Перед тем, как лампа мигнула в последний раз. Милочка негромко, чтоб не слышали родители, окликнула Кольку, показала ему три пальца, отвернулась к стене, натянула повыше одеяло и притворилась спящей. На самом деле она лежала и подглядывала пойдет Колька в лес или нет?

Наконец она услышала скрип – Колька осторожно раскрывал створку окна. Милочка взглянула – не проснулись ли родители – и отбросила одеяло: оказывается она так и легла в платье. Тихонько, почти бесшумно, Колька влез на подоконник, мягко спрыгнул вниз. Он так был сосредоточен, что не заметил, как створка растворилась вновь и на землю спрыгнула его сестрица.

Тропинка, по которой он сейчас шел, была такая же, как и та, по которой перебежала ему дорогу противная кошка. Да, тропинка была такой же, но как неузнаваемо все вокруг! Узловатые сучья деревьев похожи на скрюченные руки. Вот-вот они схватят за плечи. Корни ставят тебе подножки, и ты плюхаешься носом в мокрую траву. Хорошо еще, если в траву! А шорохи? Они идут следом, не отставая. А всхлипывания ветра?

Да, надо сказать, что не каждый согласился бы отправиться в ночной лес. Вот вы, например, отправились бы? Наверное, нет. А Колька пошел. Что ему лес! Что ему ночь!

Все бы хорошо, если бы не эти зловредные шнурки. Есть же на земле люди, мастерски умеющие их завязывать. У Кольки никогда не хватало времени осилить эту премудрость. Он наступил на шнурок, но в темноте показалось ему, будто кто-то схватил правую ногу и не отпускает.

– Ой, мама! – вскрикнул Колька, рванул ногу изо всех сил и упал, крепко ударившись о корень. В глазах поплыли цветные круги, а над головой раздался вдруг негромкий, но очень странный – тревожный и ехидный свист. Он то смолкал, то звучал вновь и вновь, становился громче. Колька замер, вобрав голову в плечи. И когда свист пронесся еще раз, уже совсем близко, наш храбрец вскочил на ноги и бросился наутек. Он бежал напрямик, без тропы, через чащу, ветки хлестали его на спине. А лес наполнялся все новыми и новыми голосами, шумел, ухал, хохотал. Милочка едва поспевала за братом. Ей тоже вдруг стало страшно, она всхлипывала и кричала:

– Стой! Стой! Коля! Колечка, миленький, остановись!

Но где там! От этого крика, от того, что кто-то топочет позади, Колька Спиридонов только набирал скорость. Он мчался с первой космической, а может быть и со второй. И если бы не поваленное дерево, кто знает, не стал ли бы Колька Спиридонов, «краса и гордость» шестого «В» класса 117-й школы города Прибайкальска спутником Земли Но дерево, поваленное давным-давно грозою, преградило ему путь. Крепко ударившись о ствол, наш герой перекувыркнулся через голову и с отчаянным криком упал на траву. А на спину ему упал еще кто-то и тяжело задышал прямо в ухо…

«Медведь, – подумал Колька, и ему стало вдруг все безразлично. – Медведь так медведь. Ешь меня, медведь, закусывай, старик: сам виноват. И чего это я так расхвастался?»

А медведь всхлипывает, шмыгает носом, точно сам испугался.

– Ты что? – спросил Колька.

И медведь ответил Милочкиным голосом:

– Да, сам от меня убежал… А мне страшно…

Они поднялись, сели на коварную валежину. У Кольки отлегло от души, и перед сестрой он себя почувствовал мужчиной.

– Что же это вы, миледи, вместо того, чтобы спать, разгуливаете ночью по лесу? Тут, между прочим, опасно. За мной вот сейчас бродяга какой-то гнался, и не один. А свистели, свистели!

– Так это же сова свистела…

– Ну да, сова! Скажешь… Будто я совы никогда не слышал. А топала тоже сова?

– Так это же я топала, и кричала я…

– Небось страшно было?

– Ага.

– Вот видишь, сама испугалась, а мне всякие слова говоришь.

– Мне простительно: я ведь женщина… – примирительно сказала Милочка. – Ну, хорошо! Пойдем домой. Я никому не расскажу, ладно? Пойдем.

Они поднялись с валежины, огляделись.

В тайге посветлело. Словно кто-то сквозь черное сито просеял робкие тонкие лучики. Вроде, видно уже все и, вроде, ничего не видно Место, где оказались брат и сестра, было им совершенно незнакомым. Таежные тропы петляют между кустами, вокруг камней и деревьев, – у каждой свой характер и свой рисунок, но прямых дорог в горных лесах не бывает. А Колька с Милочкой летели по прямой каким-то чудом: справа хлюпает болото, высокие мокрые травы качаются на кочках, как украшения на головных уборах древних индейцев, налево – гарь: черные, обглоданные огнем стволы, малиновые султаны кипрея, позади-отвесная белая скала, впереди-густое сплетение кустарников.

– Мы заблудились, – всхлипнула Милочка – Мы заблудились. А все ты. То кошки он пугается, то совы…

– Я виноват, я, да? Сама придумала чепуху: принеси косыночку, принеси косыночку… Вот тебе и принеси.

– Мы заблудились! – уже в голос заревела Милочка.

И эхо ответило ей ее же голосом:

– За-а-блу-удились!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой Милочка обнаруживает таинственный люк, а Колька нажимает на все рукоятки.

Усталые, промокшие, они разожгли костер на вершине горы, стали греться у желтых языков огня. Искры летели в небо, оно стало темней и сумрачней, едва вспыхнул костер. Хорошо, что Колька догадался спички с собой захватить: худо в тайге без огня. Снова над головой засвистела сова, филин захохотал, провожая ночь, но Колька даже не обратил на них внимания-то, что случилось, – похуже лесных страхов; они действительно заблудились.

Колька достал из кармана курточки фонарик. Совсем позабыл о нем, когда бежал через лес! Тонким лучом пошарил по деревьям. Сова зажмурилась от света, взлетела и скрылась в чаще.

– Противная полуночница! – погрозил ей кулаком Колька и проводил птицу взглядом, пока ее не скрыла тень А над горами уже набирало силу солнце. Оно тяжелым мохнатым шаром катилось по вершинам, окрашивая их известковые шапки в алый, потом в лиловый, потом в голубовато-розовый цвет.

Солнце выпило туман в распадке. Все слабее, все прозрачнее становился он, и тогда, как на фотобумаге, опущенной в проявитель, начало постепенно проявлятся внизу, за деревьями какое-то строение.

– Это же «Елочки» – закричал Колька. – Урааа!

– Миленькие «Елочки»! – закричала Милочка. – Урааа!

– Э-ге-гей! Мы нашлись!

– Мы нашлись! Мы нашлись! Вот они мы!

– Э-ге-гей!

– Э-ге-гей! – ответило им эхо. И как мячик начало швырять этот крик с горы на гору. – Э-ге-гей!

Брат и сестра скатились вниз по песчаному склону, как обычно скатываются с новогодних ледяных гор: садятся и летят вниз. Перебрели через неширокий ручей. Остановились. Полуразрушенное здание, которое они увидели теперь совсем рядом, и отдаленно не напоминало дом отдыха «Елочки». Стены его были сложены из розового мрамора, точно такого же, как чаша одного из водопадов на реке Кынгырге: уж не оттуда ли неведомые строители брали камень? Там бутылочно-зеленая вода падает на отшлифованную ясно-розовую скалу и сверкает на изломах необычными красками – точно светится изнутри. Здесь мрамор суровый, потемневший от времени, пыли и дыма. Взрыв снес крышу дома, разрушил толстую надежную кладку стен, прорезав ее трещинами. Розовый мрамор. Черная сажа. Зеленая трава. Красиво и загадочно.

Они ходили по этажам полуразрушенного дома, разглядывали обгорелые стены – на них нанесло земли, и теперь сюда вскарабкались цветы. Даже невысокая березка примостилась на красном карнизе. Как только она там прижилась?

– Э-ге-ге-гей! – крикнул Колька. Посыпалась пыль со стен, обвалились комья земли, упали на бетонный, бугристый от затянувшей его глины, пол.

– Ты что швыряешься? – хмуро спросила Милочка.

– Я?

– Что же я сама в себя комок бросила?

Милочка пнула ногой комок глины, и вдруг там, где он только что лежал, сверкнула полоска металла. Милочка разгребла пыль, осколком камня соскребла глину и увидела блестящую, словно только что изготовленную, стальную плиту.

– Коля, сюда! Сюда! Здесь какие-то буквы! На плите и в самом деле было что-то написано! Буквы, старинной вязки, складывались в слова:

Коль праздным любопытством ты влеком, то не входи и сей плиты не трогай, иди, блаженный муж, своей дорогой, СЧИТАЙ, ЧТО Я С ТОБОЮ НЕЗНАКОМ.

Но если целый мир тебе – загадка, чтоб оный разгадать, путей не ищешь кратких, и свой живот не жаль познанию отдать – ВХОДИ. ДА БУДЕТ НАД ТОБОЮ БЛАГОДАТЬ!

– Наверное, там запрятано что-нибудь вкусненькое, – глотая слюнки, мечтательно сказала Милочка.

– С чего это ты взяла?

– А вот про живот написано. Сам же прочитал.

– Хо-хо! Про какой живот? Это про жизнь написано, ясно? «Не пощади живота своего», ясно? Давай-ка лучше откроем, посмотрим.

– А как же насчет праздного любопытства? Ведь тогда нельзя.

– А у нас не праздное, мы заблудились, нам деваться некуда.

Однако поднять плиту было не так-то просто: она точно вросла в пол.

Помог ржавый прут, толстый, похожий на длинный ломик. Он лежал поблизости. Кое-как просунули его под плиту, камень подставили, навалились на конец прута – плита завизжала на шарнирах и подалась.

По винтовой лестнице, темной и пыльной, подсвечивая себе фонариком, они спустились вниз. Комната, где они очутились, слабо светилась. Они поискали глазами окна – нет окон! Пошарили фонариком по стенам – ни щелочки. У самого люка, который, едва они ступили на лестницу, захлопнулся сам собой, они увидели чуть заметную кнопку, и Милочка – ей было ближе – нажала ее. Стало светлее. Но лампы не появились, а просто стены стали похожи на текучую радугу – по ним струился красный, оранжевый, желтый, голубой, синий, фиолетовый свет, краски смешивались и вновь отделялись одна от другой, стены, казалось, жили, дышали.

Почти половину комнаты занимало какое-то сооружение – прибор не прибор, машина – не машина. Беспрестанно вспыхивало и гасло множество циферблатов, дрожали и прыгали стрелки, мелькали миниатюрные молнии, зеленые и красные, гулко стучал метроном, словно это билось большое-большое сердце. Милочка даже прижала руки к груди. Ей показалось, что это и не дом вовсе, а живое существо.

Перед машиной удобно расположились два зеленых кресла, похожих на большие лопухи. Против сидений – экран и две рукоятки.

– Вот это да! – только и мог сказать Колька. Он уселся в одно из кресел, кресло запружинило под ним, и Колька стал покачиваться, как птица на ветке.

Милочка уселась на второе и тоже стала покачиваться.

– Ой как интересно! – сказала она. – Как ты думаешь, куда это мы пропали, а, Коля?

– Куда? На марсианский корабль! Нет, правда. Они прилетели на землю, а тут еще ничего не было – лес, река Кангырга да горы. Поговорить не с кем, дорогу узнать не у кого. А машина-то их при посадке потерпела аварию. Вот они разрезали гору на камни, сложили из мраморных кубиков дом вокруг машины, чтобы ни зверь, ни человек их тайны не разведал, а сами отправились сквозь лес и горы, туда, где предполагали найти жителей нашей планеты. И заблудились. На Марсе там каналы – линеечка, иди вдоль нее – и все ориентиры, а тут-мы и то заблудились. А машина стоит, ждет, все включено. А кто-то разузнал в чем дело – и в дом. А дом-то марсиане заминировали. Трах-бах! Взрыв. И остался гость с носом. А может даже и без носа.

– Нет, Коля, какие же марсиане, если надпись на люке на русском языке, это что-нибудь другое.

– Что другое?

– Лаборатория какая-нибудь. Наверное, ученый тайком построил в тайге, чтобы не мешали ему работать. А когда была в Сибири гражданская война, то сюда попал случайно снаряд или в самой лаборатории взрыв произошел.

– Интересно, что будет, если повернуть рукоятку? – как бы раздумывая произнес ей в ответ Колька. – Сразу все станет ясно.

– Колечка, миленький, не надо. А вдруг еще взорвется!

– Хо-хо! Взорвется!

– Не трогай ничего, Коля! Не трогай!

Но Коля взялся за рукоятки, с силой повернул одну из них до отказа. Стук металлического сердца стал резче, отчетливее, торопливее. На экране вспыхнули и погасли расплывчатые картины: какие-то бородачи рубили лес, ставили избы, деревянной сохой вспарывали пласты земли, вскакивали в седла, дрались на мечах. Потом женщины у чумов пели грустные песни, костяной иглой сшивая оленьи шкуры. Картины появлялись и исчезали с такой быстротой, что ничего толком нельзя было разглядеть.

Радуга на стенах замельтешила и смешалась. Пятна трепетали, все пошло кувырком, комната кружилась. Испуганно расширились глаза у Кольки. Он пытался повернуть рукоятку, вернуть ее в прежнее положение, но она не поддавалась никак. Силы оставили Кольку. Мир исчез. И только резкий давящий на перепонки вой, и только мелькание радуг, словно толчет их в ступе огромная безжалостная рука.

И вдруг – тишина. Все смолкло, все остановилось. Милочка и ее храбрый брат в глубоком обмороке лежали на сиденьях кресел-лопухов.


Страницы книги >> 1 2 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации