Текст книги "Великая Отечественная: был ли разгром?"

Однако на следующее утро генерал-полковник М. П. Кирпонос в присутствии члена военного совета обвинил меня в том, что я хочу спровоцировать войну. Тут же из кабинета я позвонил начальнику Генерального штаба и доложил принятое решение. Г. К. Жуков приказал выводить войска на рубеж УРа, соблюдая меры маскировки».

Генерал-майор П. И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й армии):

«20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба:”Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года”».

И вот еще, на закуску, отрывок из воспоминаний бывшего военного комиссара 19-го мехкорпуса Ивана Калядина:

«Утром 19 июня меня неожиданно пригласил к себе командир корпуса. В его кабинете собрались начальник штаба полковник К. Д. Девятов, начальник оперативного отдела майор А. И. Казаков, начальники родов войск и служб. Был здесь и незнакомый мне полковник из штаба округа. Как только я вошел, генерал Фекленко, обращаясь к нему, сказал:

– Прошу вас, товарищ полковник, говорите.

Представитель штаба округа проинформировал собравшихся об активизировавшейся в последние дни наземной и воздушной разведке, проводимой противником на границе с СССР, и о том, что гитлеровское руководство не реагирует на соответствующие представления нашего правительства.

– В ближайшие дни возможно нападение гитлеровской Германии на нашу страну, – прямо сказал полковник. – В связи с этим Военный совет КОВО принял ряд важных решений. В частности, в течение сегодняшней ночи оперативное управление округа будет выведено на полевой командный пункт в районе города Тернополь. Командованию 19-го механизированного корпуса предлагается в ночь на 20 июня в целях предосторожности и защиты танковых дивизий от внезапных ударов с воздуха вывести все танки и артиллерию, автотранспорт и узлы связи, а также бронемашины механизированных частей из парков в безопасные места согласно утвержденному плану развертывания по варианту № 1. Подразделения ПВО получили боевую задачу по прикрытию районов новой дислокации войск…

Полковник уехал, а мы остались в кабинете, ожидая распоряжений комкора. Какое-то время он молчал. Потом встал, оглядел присутствовавших и сказал:

– Сколько волка ни корми, а он все в лес смотрит… Старая пословица верна, оказывается, по сей день. То, что мы услышали нынче, не должно, товарищи, обескуражить нас. Ничего неожиданного не случилось. Мы с вами давно готовились к этому… Причину вывода частей и соединений из гарнизонов не разглашать. На вопросы, кто бы их ни задал, будете отвечать, что это учебная тревога. Так сказать, тренировка. Партийные и советские руководители областей узнают обо всем по своей линии.

Комкор приказал начальнику штаба вместе с начальниками родов войск, а также отделу пропаганды в течение ближайших двух часов составить (соответственно) план вывода соединений и план партийно-политических мероприятий на этот период»[23]23
  Калядин И. За каждую пядь земли. М., 1983. С. 7 – 8. // http://militera.lib.ru/memo/russian/kalyadin_is/01.html


[Закрыть].

То есть что мы видим? Начиная со второй половины мая, войска потихоньку подтягивают к границе. Примерно с 12 по 16 июня они начинают выдвижение, 18 числа, когда уже становится ясно, что немцы занимают исходные позиции для наступления, наши части тоже получают приказы занять позиции по плану прикрытия и находиться в полной боевой готовности.

И в этой ситуации знаменитая «Директива № 1» (а на самом деле без номера) – уже не отчаянная попытка спасти положение, а закономерный итог той самой «лавины» приказов и директив. Патроны выданы, продукты получены, машины заправлены – теперь личный состав может спать в ожидании приказа.

Приказ поступил в ночь на 22 июня.

«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота

1) В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО, нападение немцев может начаться с провокационных действий.

2) Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, чтобы встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3) Приказываю:

а) В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе.

б) Перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать.

в) Все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно.

г) Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.

д) Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко, Жуков.

21.6.41».

Если рассматривать этот документ изолированно – он, конечно, является странным, расплывчатым. Но мы уже знаем, что к тому времени сделано. Знаем также, что «сроки готовности по тревоге… для стрелковых и артиллерийских частей на конной тяге – 2 часа; для кавалерийских, мотомеханизированных частей и артиллерии на мехтяге – 3 часа». То есть эти директива предписывает всего лишь сделать еще несделанное: поднять части по тревоге, занять огневые точки УРов на границе (тех самых, которые были в видимости немцев и которые не занимали до последнего), рассредоточить авиацию (это делалось в последний момент, чтобы немцы не могли заранее узнать расположение полевых аэродромов – а если повезет, то люфтваффе еще и побомбит пустые взлетные полосы) и привести в готовность ПВО. Остальное к тому времени должно уже быть готово.

Смущает лишь набившая уже оскомину фраза «на провокации не поддаваться». Она достаточно неконкретна, но наверняка к тому времени всему личному составу, от рядовых до генералов, уже все мозги просверлили разъяснениями по этому поводу. И все равно, даже в последней директиве упомянули.

Что же это за провокации такие, и почему наше правительство их так отчаянно боялось?

Глава 5
«На провокации не поддаваться!»

…И снова нам придется вернуться в русло международной политики.

Итак, к июню 1941 года положение игроков в кровавые шахматы Второй мировой было следующим. Франция оккупирована и вышла из игры. СССР и Германия связаны пактом о ненападении. Англия и Германия находятся в состоянии войны по принципу: «если слон нападет на кита – кто кого сборет?» Оба противника делают друг другу гадости на морских путях, дерутся в воздухе и немножко на суше в Африке и Европе. У британцев нет возможности вылезти из своей островной норки и что-то серьезное делать на европейских просторах, у Гитлера – желания класть солдат при переправе через Ла-Манш. (Имелся и еще один фактор – но о нем чуть позже.)

И тут с британцами случилась вполне понятная в их обстоятельствах неприятность – кончились деньги. Не на пирожные – на оружие. Значительную часть оружия и снаряжения британцы покупали у спонсора всех войн – Соединенных Штатов Америки, и вот теперь оплачивать военные поставки стало нечем.

Что касается позиции США, которые вроде бы стояли в стороне, но с живейшим интересом всматривались в происходящее – то она была достаточно занятной. Во-первых: да, Гитлера на пути к власти поддерживал американский капитал – но ведь не против Англии он его поддерживал! Янки вкладывали деньги в британского фюрера как в будущего терминатора против СССР – а что вышло?

Во-вторых: конечно, президенты США являются выразителями интересов капитала – однако не обязательно это одни и те же группировки, и не обязательно все финансовые группировки США имеют одни и те же политические интересы. Когда Гитлер шел к власти, президентом был Гувер, а потом его сменил Рузвельт, имевший несколько иные политические взгляды.

А есть еще и в-третьих. Президент США вынужден был лавировать между тремя группировками: поклонниками нацизма, которых имелось в США предостаточно, сторонниками участия в той или иной мере в европейском конфликте и самой сильной группой «изоляционистов», заявлявших, что война идет далеко, и нечего в нее вмешиваться.

Вот и вопрос: поддержат Соединенные Штаты Советский Союз в будущей войне или предпочтут остаться в стороне? А американцы были нам очень нужны, в первую очередь именно в качестве «спонсора всех войн». Так что деньги у британцев кончились очень вовремя.

В декабре 1940 года Рузвельт стал проталкивать через Конгресс закон о ленд-лизе. Этот закон давал право президенту передавать в заем или аренду правительству любой страны, оборона которой признается жизненно важной для безопасности США, военную технику, оружие, боеприпасы, снаряжение, стратегическое сырье, продовольствие и т. д. Безопасность – дело хорошее, но широким массам мало понятное, когда война идет за океаном. Попробуй объясни, как с ней связана какая-то бомбежка какого-то Лондона. Лондон – это вообще где?

Поэтому по ходу пиар-кампании нового закона все время говорили о высоких материях – что ленд-лиз предназначен странам, являющимся жертвами агрессии. Изначально закон принимался, как уже говорилось, для помощи Англии, у которой закончились деньги для оплаты военных поставок. Однако к тому времени намерения Гитлера пойти войной на СССР были уже настолько явными, что сам собой возник вопрос: можно ли распространять закон на Советский Союз, если он тоже окажется жертвой германской агрессии?

Не надо забывать, что союзниками мы стали только после 22 июня. До того в глазах американского обывателя Гитлер и Сталин были явлениями одного порядка. Их государства считались в равной мере «империями зла» – тем более что были связаны пактом о ненападении, то есть в глазах мировой общественности являлись почти союзниками. Гитлер воевал с дружественной США Англией, поэтому оказался чуть-чуть более «плохим», но и только.

Обсуждение данного вопроса в Конгрессе вылилось в поправку, исключающую Советский Союз из числа государств, которые вправе претендовать на ленд-лиз. Поправку, правда, отклонили – однако весьма незначительным большинством: против нее проголосовали 66 % депутатов палаты представителей и 61 % сенаторов. Закон о ленд-лизе был принят 11 марта 1941 года. Но закон законом – а решать-то президенту!

Официальную позицию США по отношению к международным конфликтам образца 1941 года заместитель госсекретаря С. Уэллес определил так: «Политика Соединенных Штатов заключается в том, чтобы предоставлять всю практическую помощь Великобритании, английским доминионам и другим странам, которые страдают от агрессии».

Соответственно, чтобы претендовать на ленд-лиз и вообще на США в качестве союзника, нам совершенно необходимо было получить статус жертвы агрессии. Причем такой, чтобы под него никто не мог подкопаться.

В мае 1941 года над вожделенным статусом нависла новая угроза. Дело было во втором факторе, отвращавшем Гитлера от переправы через Ла-Манш: фюрер с самого начала своей политической карьеры являлся записным и убежденным англофилом, еще со времен «Майн кампф» не прекращал признаваться в любви к Англии и ради нее готов был на многое.

«Немецкий меч должен был бы завоевать землю немецкому плугу и тем обеспечить хлеб насущный немецкой нации. Для такой политики мы могли найти в Европе только одного союзника: Англию. Только в союзе с Англией, прикрывающей наш тыл, мы могли бы начать новый великий германский поход…»

Пытаясь убедить сторонников разделить эту любовь, Гитлер приводит самые разные аргументы. То были «восточные», а вот вам и «западные».

«Английская военная политика имела для Германии ужасающие последствия. Но это не должно помешать нам теперь понять, что ныне Англия уже не заинтересована в уничтожении Германии. Напротив, теперь с каждым годом английская политика все больше будет испытывать неудобства от того, что французская гегемония в Европе становится все сильнее… В вопросе о возможных союзниках наше государство не должно, конечно, руководствоваться воспоминаниями старого, а должно уметь использовать опыт прошлого в интересах будущего. Опыт же учит прежде всего тому, что такие союзы, которые ставят себе только негативные цели, заранее обречены на слабость. Судьбы двух народов лишь тогда станут неразрывны, если союз этих народов открывает им обоим перспективу новых приобретений, новых завоеваний, словом, усиления и той и другой стороны».

Но это еще что!? Помните сетования Гитлера, что Германии, мол, следовало в начале века делать то же, что и Япония – то есть воевать с Россией. А вот как, по его мнению, должна была строиться английская политика Германии:

«…Никакие жертвы не должны были показаться нам слишком большими, чтобы добиться благосклонности Англии. Мы должны были отказаться от колоний и от позиций морской державы и тем самым избавить английскую промышленность от необходимости конкуренции с нами…»

Как вам нравится уровень прогиба? И далее:

«Мы должны были полностью отказаться от колоний и от участия в морской торговле, полностью отказаться от создания немецкого военного флота. Мы должны были полностью сконцентрировать все силы государства на создании исключительно сухопутной армии. В результате мы имели бы некоторое самоограничение для данной минуты, но обеспечили бы себе великую будущность».

Забегая вперед во времени, скажем, что, в отличие от политической сферы, на пути пропаганды Гитлер добился многого. Так, например, заговорщики-генералы, те самые, которые чуть не взорвали фюрера в 1944 году, имели тесные связи с британской разведкой. И не только они. Рудольф Ресслер, самый результативный агент Второй мировой войны, формально работая на английскую разведку, под этим соусом добывал для нас любые сведения о германской армии. По заказу. Представляете, сколько генералов должны были давать ему информацию?

Как вы думаете, имелись у Сталина основания доверять англо-германской вражде?

Весной 1941 года Гитлер предпринял еще одну попытку заставить англичан с ним помириться. В апреле – мае он нанес ряд чувствительных ударов по английским войскам, находящимся в зоне британских интересов в Европе и Африке. В начале мая же случилось нечто уже совершенно безумное.

10 мая 1941 года ближайший сподвижник Гитлера Рудольф Гесс прилетел в Англию на военном самолете и выбросился с парашютом. Гитлер заявил, что он-де сошел с ума. Ему, конечно, поверили – как же не поверить Гитлеру! (Тем более, что материалы, связанные с «миссией Гесса», засекречены в Англии до сих пор.)

22 мая 1941 года советская политическая разведка докладывала Сталину:

«…По сведениям, полученным «Зенхеном»,[24]24
  «Зенхен» – псевдоним Кима Филби, занимавшего серьезный пост в британской разведке.


[Закрыть] в личной беседе с его приятелем Томом Дюпри (заместителем начальника отдела печати МИДа)…

… Во время бесед офицеров английской военной разведки с Гессом Гесс утверждал, что он прибыл в Англию для заключения компромиссного мира, который должен приостановить увеличивающееся истощение обеих воюющих стран и предотвратить окончательное уничтожение Британской империи, как стабилизующей силы.

По заявлению Гесса, он продолжает оставаться лояльным Гитлеру…

…В беседе с Кирк Патриком Гесс заявил, что война между двумя северными народами является преступлением. Гесс считает, что в Англии имеется стоящая за мир сильная античерчилльская партия, которая с его (Гесса) прибытием получит мощный стимул в борьбе за заключение мира.

Том Дюпри на вопрос «Зенхена» – думает ли он, что англо-германский союз против СССР был бы приемлемым для Гесса, ответил, что это именно то, чего хочет добиться Гесс…

…В парламенте Черчиллю был задан вопрос – в распоряжении каких (военных или гражданских) властей находится Гесс.

Черчилль ответил: «Гесс – мой пленник», – предупреждая тем самым оппозицию от интриг с Гессом.

«Зенхен» считает что сейчас время мирных переговоров еще не наступило, но в процессе дальнейшего развития войны Гесс, возможно, станет центром интриг за заключение компромиссного мира и будет полезен для мирной партии в Англии и для Гитлера».

А вот интересно: о чем Черчилль договаривался с Гессом, если эти переговоры до сих пор секретны?

В том же самом мае внезапно обострились советско-американские отношения. Заместитель наркома иностранных дел Лозовский 13 июня докладывал Сталину:

«Американское правительство за последнее время провело ряд враждебных мероприятий против Советского Союза. Помимо почти полного прекращения лицензий на вывоз оборудования, американское правительство запретило советским инженерам посещение заводов, провело мероприятия дискриминационного характера, ограничив свободу передвижения советских дипломатов, конфисковало принадлежащий нам иридий, потребовало отъезда помощников военного атташе Березина и Овчинникова, организовало суд над служащими “Буккниги” для того, чтобы доказать причастность Советского Союза к пропаганде в Соединенных Штатах и т. д. Сейчас вся американская пресса ведет бешеную кампанию против СССР, доказывая на все лады, что забастовочная война, прокатившаяся по Соединенным Штатам, вызвана “агентами Москвы”…»[25]25
  Советско-американские отношения. 1939 – 1945. – М., 2004. – С. 128.


[Закрыть]

Если экономические меры еще хоть как-то объяснялись применением к СССР прокламации президента Рузвельта об экспортном контроле, то остальные мероприятия можно было расценить одним-единственным образом: как подготовку американского общественного мнения к тому факту, что США не вступит в войну на стороне СССР.

А теперь давайте представим себе два несбывшихся, но вполне возможных события. Первое – Гессу удается прийти к соглашению с Лондоном. Британия, у которой нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов, а есть лишь постоянные интересы, заключает с Германией мир. Второе – война начинается таким образом, что у Гитлера есть основания представить себя жертвой агрессии. Между тем в США уже развернуто мощное военное производство. Кто, в таком случае, получит помощь по ленд-лизу, а также Британию и США в качестве союзников?

Не надо забывать еще и про Японию, связанную с Германией тройственным пактом. Правда, японцы, которые вовсе не горели желанием воевать с СССР, имели лазейку: они обязаны были безоговорочно поддержать союзника, только если тот подвергнется нападению. И если советское правительство оставит Гитлеру лазейку для провокации, позволяющую ему представить Германию жертвой агрессии, то мы автоматически получаем войну еще и на восточных границах.

Так что немецкому фюреру очень важно было не позволить СССР получить статус страдающего от агрессии государства – чтобы дать США, где началась демонстративная антисоветская кампания, повод не вступать в войну на нашей стороне, а Японию, наоборот, заставить вступить. Нам же, соответственно, жизненно важно было не дать ему повода это сделать.

В конце мая министерство пропаганды Геббельса начало большую игру, запуская в оборот всевозможные слухи о предстоящем нападении Германии на Англию, возможно, даже в союзе с СССР. Схема провокации получалась чрезвычайно простая: Германия накапливает силы на границе, одновременно создавая впечатление, что на самом-то деле готовится удар по Англии. Естественно, силы накапливает и СССР. Затем происходит нечто такое, что можно представить «агрессией» с нашей стороны, и Германия наносит «ответный удар». Типа, мы собирались воевать с Британией, а эти русские сами на нас напали. В крайнем случае, если Советский Союз спровоцировать не удастся, немцы могли и инсценировать нападение, подобно тому, как они это проделали в Польше.

Ну что, были у Сталина основания снег студить, но не дать Гитлеру возможность представить нас инициаторами столкновения? Правда, до французского варианта с изъятием патронов он не дошел, но во всем остальном страховались и перестраховывались.

Одной из мер стало показное, нарочитое игнорирование угрозы войны, обставленное так, чтобы обязательно попасться на глаза как иностранным дипломатам, так и иностранным шпионам. СССР демонстрировал «непонимание» ситуации на всех уровнях, официальных и неофициальных. 9 июня японский посол в Москве телеграфировал своему коллеге в Софии:

«Усиленно циркулирующие слухи о том, что Германия нападет на Советский Союз, а в особенности информация, поступающая из Германии, Венгрии, Румынии и Болгарии, заставляют думать, что приблизился момент этого выступления…

Обстановка в Москве весьма спокойна, незаметны также и признаки подготовки к войне, а именно: мероприятия ПВО, сокращение количества такси и прочее, 24 мая я спросил об этом у Молотова. Он ответил, что в настоящее время между Германией и Советским Союзом не имеется трений, могущих повлечь к войне, но если возникнет конфликт, то он считает своим долгом разрешить его мирным путем. Кроме того, позавчера, 7-го числа, германский посол в беседе со мной сказал, что от правительства по этому вопросу никаких сообщений нет, что нет признаков подготовки к войне со стороны Советского Союза, который, должно быть, знает о существующей щекотливой ситуации, а кроме того, Советский Союз аккуратно выполняет обещания, данные Германии, поэтому трудно изыскать причины для нападения на Советский Союз».

10 июня Гитлер назначил начало кампании на 22 июня. В тот же день начальник генерального штаба сухопутных войск генерал Гальдер издал соответствующее распоряжение, которое передали в войска. Британский центр радиоперехвата в Блечли поймал одно из этих сообщений, расшифровал и отправил «наверх». Естественно, попала эта информация и в британскую разведку, а там, на самом верху, сидели товарищи из «кембриджской пятерки» – резидентуры НКВД. Не позднее 12 июня сведения должны были оказаться в Москве.

Сталин, естественно, ответил – и еще как! 13 июня в 18 часов было передано по московскому радио и в тот же день по дипломатическим каналам вручено министрам иностранных дел заинтересованных государств то самое, знаменитое сообщение ТАСС. На следующий день оно было опубликовано в центральных советских газетах.

«Еще до приезда английского посла г-на Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще иностранной печати стали муссироваться слухи о “близости войны между СССР и Германией”. По этим слухам: 1) Германия будто бы предъявила СССР претензии территориального и экономического характера и теперь идут переговоры между Германией и СССР о заключении нового, более тесного соглашения между ними;

2) СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредотачивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР;

3) Советский Союз, в свою очередь, стал будто бы, усиленно готовиться к войне с Германией и сосредотачивает войска у границ последней.

Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении войны.

ТАСС заявляет, что: 1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место; 2) по данным СССР, Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям; 3) СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными; 4) проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии по меньшей мере нелепо».

Мало того, что Советский Союз демонстрировал отсутствие причин для войны. Сообщение являлось еще и ловушкой для Гитлера. У него было три варианта реагирования, один хуже другого: а) предъявить претензии СССР – расписавшись тем самым в подготовке войны; б) ответить аналогичным заявлением – тогда в случае нападения фюрер выставлял себя не просто агрессором, но еще и агрессором циничным и вероломным; в) промолчать, неявно выразив несогласие со Сталиным и признав, что «похолодание» в отношениях существует и идет из Германии.

Это был совершенно блестящий политический ход. Теперь, как бы ни повел себя фюрер, в случае начала войны он в любом случае выходил агрессором. У него оставалась одна надежда – что на границе все же произойдет нечто такое, что можно будет расценить как провокацию.

Кстати, данное сообщение ТАСС в условиях дезинформационной кампании Геббельса лучше всего доказывало: Сталин ни на мгновение не поверил, что Гитлер собирается напасть на Англию. Потому что когда по всему миру ходят слухи о тайном союзе СССР и Германии, делать подобное заявление можно лишь в одном случае: если советское правительство точно знает, что через несколько дней слухи будут опровергнуты самим ходом событий.

Дезориентировало ли сообщение ТАСС советских военных, помешало ли им готовиться к войне? Об этом замечательно говорится в военных мемуарах. Например, маршала Ротмистрова, который в мае 1941 года был назначен начальником штаба 3-го мехкорпуса (ПрибОВО).

«Командовал корпусом генерал-майор танковых войск А. В. Куркин – человек твердого характера и редкой работоспособности… Оба мы были абсолютно убеждены, что недалеко то время, когда, охмеленная легкими победами на Европейском континенте, гитлеровская армия ринется на Советский Союз. И даже известное Заявление ТАСС от 14 июня 1941 года о беспочвенности слухов, касающихся подготовки немцами войны против СССР, не поколебало нашей убежденности. Зачем тогда, рассуждали мы, гитлеровцы перебрасывают крупные военные силы в Восточную Пруссию, а их самолеты откровенно ведут воздушную разведку советской территории?

…21 июня, буквально за несколько часов до вторжения немецко-фашистских войск в Литву, к нам в Каунас прибыл командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа генерал-полковник Ф. И. Кузнецов. Торопливо войдя в кабинет генерала Куркина, у которого я в то время был на докладе, он кивнул в ответ на наше приветствие и без всякого предисловия сообщил, как ударил:

– Есть данные, что в ближайшие сутки-двое возможно внезапное нападение Германии.

Мы молча переглянулись. И хотя нас в последние дни не оставляло предчувствие этой беды, сообщение Кузнецова ошеломило.

– А как же Заявление ТАСС? – изумленно спросил Куркин. – Ведь в нем говорилось…

– Но ведь это же внешнеполитическая акция, которая к армии не имела прямого отношения, – сказал командующий. Он устало опустился на стул, вытирая носовым платком вспотевшее, сильно осунувшееся лицо. – Не надо сейчас заниматься обсуждением этих проблем. У нас есть свои достаточно важные…»[26]26
  Ротмистров П. Стальная гвардия. М., 1984. // http://militera.lib.ru/memo/russian/rotmistrov2/02.html


[Закрыть]

Вот так – а не лепетать с девической наивностью: «Но ведь товарищ Сталин сказал…» Товарищ Сталин сказал, и те, кому надо, поняли его правильно.

Берлин никак не прокомментировал сообщение ТАСС, что доказывало: война начнется в ближайшие дни. Теперь главное было – избежать слишком резких движений, и тогда Гитлеру не останется ничего, кроме как напасть на СССР без всякого повода и без объявления войны. А может быть, в такой ситуации он, взвесив все обстоятельства, и не решится напасть, оставив в тылу формально воюющую с ним Англию? Это был совсем крохотный, но все же шанс. В конце концов, переносил же он сроки нападения на Францию, в конечном итоге начав вторжение на полгода позже, чем предполагалось изначально.

Какие были опасные моменты, которые, по понятиям того времени, можно было приравнять к намерению начать войну? Естественно, мобилизация. Затем, занятие войсками огневых сооружений укрепрайонов, видных с германской территории. Мол, как это так: сами делаете такие заявления, и сами сидите в дотах. Обстрел германской территории – особенно из пушек и пулеметов. И, наконец, нарушение войсками наземной границы.

Маскировались от противника. Маскировались и от союзников. Вот, например, что записал в своем дневнике генеральный секретарь исполкома Коминтерна Георгий Димитров 21 июня 1941 г.

«В телеграмме Джоу Эн-лая из Чунцина в Янань (Мао Цзе-Дуну) между прочим указывается на то, что Чан Кайши упорно заявляет, что Германия нападет на СССР, и намечает даже дату – 21.06.41! … Слухи о предстоящем нападении множатся со всех сторон…

…Звонил утром Молотову. Просил, чтобы переговорили с Иос. Виссарионовичем о положении и необходимых указаниях для Компартий.

Мол.: «Положение неясно. Ведется большая игра. Не все зависит от нас. Я переговорю с И. В. Если будет что-то особое, позвоню!»»

То есть, даже перед зарубежными коммунистами Сталин разыгрывал роль ничего не подозревающего доверчивого простачка. Впрочем, игра, действительно, велась очень большая и того стоила. Ситуация была сложнейшая, стрелки весов застыли в неустойчивом равновесии на нулевой отметке, и сдвинуть их могло любое дуновение ветра.

Всем известно, что первым советскому народу о начале войны сообщим не Сталин, а Молотов, заместитель председателя Совнаркома и – это важно! – нарком иностранных дел. Об этой речи все слышали, но многие ли ее читали? А там, между прочим, говорилось следующее:

«Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города… Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.

Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора. Нападение на нашу страну совершено, несмотря на то, что за все время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора. Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей.