Текст книги "Как Советский Союз победил в войне"

На варшавском направлении

Дальновидно прорисованный в сентябре 1939 г. (при подписании советско-германского «Договора о дружбе и границе») Белостокский выступ на глубину в 120 км врезался в территорию оккупированной немцами Польши. Такое очертание границы открывало перед Красной Армией широкий веер возможностей.

Не сделав еще ни одного выстрела, советские войска оказывались в глубоком тылу Сувалкской и/или Люблинской группировки противника. На первый взгляд, особенно если смотреть на предельно упрощенную карту-схему, блестящие перспективы сулил удар в северо-западном направлении, с «острия» Белостокского выступа на Алленштайн (ныне Ольштын) – на пути наступающих нет ни одной крупной реки, а от границы до кромки балтийского берега менее 200 км; одним ударом можно было отсечь от Германии и окружить всю восточно-прусскую группировку вермахта.

Все меняется, если взглянуть на военную топографическую карту – в глазах зарябит от бесчисленных синих пятнышек… Сувалкия и Мазовше – это край дремучих хвойных лесов и бесчисленных, больших и малых, озер и рек. Идеальное место для пешего и водного туризма, но воевать там невероятно трудно. На такой местности Красная Армия с неизбежностью теряла свой главный «козырь» – огромные табуны быстроходных легких танков; застрявшие в узких межозерных проходах, на заболоченных берегах лесных речушек советские танки превратились бы в неподвижную мишень для орудий немецкой ПТО.

Серьезную проблему для наступающих создает не только география, но и история этого региона, на протяжении многих веков бывшего ареной военного соперничества Речи Посполитой и немецких рыцарских орденов. Сотни лет там строили, строили и построили всевозможные фортификационные сооружения (кстати, крупнейшая в Европе средневековая крепость находится именно там, в Мальборке, немецком Мариенбурге). После раздела Польши по этим местам прошла линия границы между Российской и Германской империями, и там с новой силой и новыми техническими возможностями стали строить крепости и ДОТы. В конечном итоге южная полоса Восточной Пруссии превратилась в огромный, почти непреодолимый укрепрайон.

И тем не менее соблазн простого решения (одним ударом окружить Восточную Пруссию) оказался столь велик, что вариант наступления на Алленштайн и далее к морю многократно рассматривался: в августовском и сентябрьском (1940 г.) вариантах плана стратегического развертывания Красной Армии, в ходе оперативной игры в Западном ОВО (сентябрь 1940 г.), и в первой из двух январских (1941 г.) стратегических игр. Но в конечном итоге советское военно-политическое руководство смирилось с реальностью и пришло к твердому решению отказаться от «северного варианта», так как «борьба на этом фронте может привести к затяжным боям, свяжет наши главные силы, не даст нужного и быстрого эффекта»[19]19
  ЦАМО, ф. 16, оп. 2951, д. 241, л. 15,16.


[Закрыть].

Направление к югу от Белостокского выступа также создавало серьезные проблемы для наступающей армии – на ее пути вставали три реки (Нарев, Буг, Вепш), причем в их нижнем, т. е. наиболее полноводном, течении. Сама топография будущего театра военных действий приводила к единственному рациональному решению – выходить к Висле на примерно 100-км участке между городами Варшава и Демблин (т. е. между устьями рек Буг и Вепш). Именно этот вариант действий, с различными вариациями, и отрабатывался в 1941 г. в ходе командно-штабных учений Западного ОВО.

Первая из ныне известных фронтовая оперативная игра Западного ОВО была проведена с 15 по 21 марта. Тема: «Наступательная операция фронта и армии». Календарное и условное время в этой игре совпадало (в задании на игру читаем: «долгота дня, состояние погоды и дорожные условия – реальные в дни игры») – и это довольно странно, учитывая, что условные «боевые действия» начинались с утра 16 марта, то есть по непросохшим от весенней распутицы дорогам.

Директива командования Западного фронта № 027 ставила перед войсками «восточных» следующие задачи: «Войска Западного фронта по выполнению частной операции по захвату Сувалкского выступа, надежно прикрывшись 1-й Армией с севера, завершают (выделено мной. – М.С.) разгром противостоящего противника и к 23.3 выходят на р. Висла в готовности к последующему удару в направлении Лодзь (130 км к юго-западу от Варшавы. – М.С.) для разгрома совместно с Юго-Западным фронтом главных сил Варшавско-Сандомирской группировки “западных”»[20]20
  ЦАМО, ф. 28, оп. 11627, д. 32, л. 6,7.


[Закрыть].

Слова о «завершении разгрома» появляются не случайно. Предшествующие события были описаны во вводной к игре следующим образом: «В результате встречных сражений войска Западного фронта «восточных» отразили наступление «западных» и, перейдя сосредоточенными силами в контрнаступление, по разгрому противостоящей группировки противника к исходу 15.3 вышли на рубеж р. Писса, р. Нарев, р. Буг. Положение войск согласно Оперсводке штаба Западного фронта № 017 от 15.3.1941 г.»[21]21
  ЦАМО, ф. 28, оп. 11627, д. 33, л. 3.


[Закрыть]

При этом сами «встречные сражения» и «наступление «западных» никак не описаны и уж тем более – не отработаны в ходе игры. Все произошло легко и просто – о чем можно судить по указанным во вводной к игре потерям танковых соединений «восточных». До начала «боевых действий» игры (к исходу дня 15 марта) 8 танковых дивизий и 20 танковых бригад «восточных» – а по штатному расписанию это порядка 7,5 тыс. танков – безвозвратно потеряли всего 73 танка[22]22
  ЦАМО, ф. 28, оп. 11627, д. 33, л. 22.


[Закрыть]. Один процент от исходной численности! В восьми танковых соединениях безвозвратных потерь нет вовсе. Даже с учетом 396 танков, отправленных на средний и капитальный ремонт, удельные потери «восточных» ничтожно малы.

Но и этим не ограничивается необычайный успех «встречного сражения». Рубеж рек Писса, Нарев, Буг – это и есть согласованная с Гитлером в сентябре 1939 г. линия границы (точнее говоря, «линия разграничения государственных интересов СССР и Германии на территории бывшего польского государства» – именно так называлось это в документах). Однако если взять упомянутую выше Оперативную сводку № 017 и найти на карте названные в ней местечки Ксебки, Кадзидло, Крушево, Брок, Сарнаки и Оссувку, то станет видно, что «восточные» не просто отбросили «западных» к границе, но и переправились на противоположный берег пограничных рек. Причем сделали это на двух критически важных для предстоящего наступления участках: северо-западнее Остроленка (на острие Белостокского выступа) и северо-западнее Бреста, где «восточные» оказались за Бугом, в 10 км от польского города Бяла-Подляска (см. Рис. 3).

Такие удивительные успехи короткого (с 12 по 15 марта) «встречного сражения» делают, на мой взгляд, вполне обоснованным предположение о том, что отражать вторжение «западных» никто и не собирался. Упоминание о нем – это ритуальная фраза, «фиговый листок», который должен был скрыть от допущенных к игре лиц реальные планы высшего командования Красной Армии (тут стоит отметить, что круг информированных лиц был весьма широк, и даже само Задание на игру было изготовлено типографским способом в виде брошюры на 99 листах). А для командиров среднего звена, не допущенных к секретам уровня «Особой важности. Экз. единственный», условная «война» должна была начинаться строго по Уставу: «Если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий…» (Полевой Устав ПУ-39, Глава 1, параграф 2.)

«Для разгрома совместно с Юго-Западным фронтом главных сил Варшавско-Сандомирской группировки» в состав Западного фронта «восточных» было включено ошеломляюще большое число соединений: 67 (шестьдесят семь) стрелковых и 3 кавалерийские дивизии, 4 мехкорпуса и 20 танковых бригад. Так и этого еще показалось мало, и по ходу «игры» фронт получал подкрепление в составе 21 стрелковой дивизии и 8 танковых бригад. Никогда, ни по одному из известных планов стратегического развертывания Красной Армии, ни по одной из ведомостей распределения сил такого количества пехоты для Западного фронта не предназначалось; реальные цифры находятся в диапазоне от 41 до 24 стрелковых дивизий. Да, в составе Красной Армии было 198 стрелковых дивизий, и, абстрактно рассуждая, можно было найти 88 дивизий для Западного фронта, но это уже совершенно другая расстановка сил, предполагающая совершенно отличный от реальных план войны.

По сценарию мартовской «игры» противник в полосе Западного фронта имел всего 33 пехотные и 2 танковые дивизии в первом эшелоне и еще 6 пехотных дивизий в резерве, в районе Варшава и Нейденбург (ныне Нидзица – 80 км северо-западнее Остроленка). Более того, составители задания пишут: «На направлении Августов, Седлец противник применяет только средние и легкие танки старых образцов». (ЦАМО, ф. 28, оп. 11627, д. 32, л. 4,5.) В сочетании с очень ранним (середина марта) началом «условной войны» это наводит на предположение о том, что разыгрывался сценарий, при котором «мирно спящий» противник не замечает сосредоточение огромных сил Красной Армии у западной границы СССР и не успевает сколь-нибудь существенно нарастить свою собственную группировку в оккупированной Польше (в скобках можно даже вспомнить про ожидания высадки вермахта на Британских островах).

При таких вводных результат игры оказался вполне ожидаемым. В течение шести дней «восточные» в пух и прах разгромили «западных». Главная ударная сила Западного фронта, 2-я Армия (24 пехотные и 3 кавалерийские дивизии, 2 мехкорпуса – далеко не каждый фронт в годы ВОВ имел такую численность) совершила глубокий охват варшавской группировки противника, через Пшасныш, Цеханув вышла севернее Варшавы к реке Висла и форсировала ее. Чуть менее многочисленная 15-я Армия (20 стрелковых дивизий и 2 мехкорпуса) продвинулась на 130 км от Бреста до Демблина и готовится к форсированию Вислы с задачей сомкнуть совместно с подвижными соединениями 2-й Армии кольцо окружения вокруг поверженного противника. Для полноты картины «восточные» высадили крупные воздушные десанты, которые стремительным ударом захватили переправы на Висле.

Не совсем обычным образом в задании на игру была описана война в воздухе. «ВВС «западных» в период 1215 марта активно действовали по войскам, ж/д узлам и аэродромам. ВВС «восточных» в период 13–15 марта продолжали (выделено мной. – М.С.) борьбу за превосходство в воздухе, прикрывали ударную группировку 2-й Армии, взаимодействовали с наземными войсками по уничтожению отходящих войск противника, прекращали ж/д перевозки, уничтожали авиацию [противника] на аэродромах и не допускали подхода резервов противника к фронту по грунтовым дорогам»[23]23
  ЦАМО, ф. 28, оп. 11627, д. 33, л. 4.


[Закрыть].

Непонятно – когда авиация «восточных» начала то, что «продолжала» 13–15 марта. В любом случае, имея 5657 самолетов (в четыре раза больше, чем было в реальном июне 41-го) против 2611 самолетов «западных» (в два раза больше, чем их было в реальности), и, конечно же, не исчезнув бесследно после первого удара по собственным аэродромам, ВВС «восточных» успешно решили все поставленные перед ними задачи: превосходство в воздухе завоевали, взаимодействовали, прекратили, уничтожили и не допустили…

Тревожные ожидания

Правды ради надо признать, что в Генштабе Красной Армии довольно быстро поняли, что практической пользы от командно-штабной игры с безобразно-завышенной численностью собственных войск немного. Не успели еще отгреметь последние «залпы» мартовской игры, как 20 марта 1941 г. заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Ватутин утвердил «Задание на решение армейской летучки»[24]24
  ЦАМО, ф. 28, оп. 11627, д. 15, л. 72–77.


[Закрыть]. Примечательно, что этот документ был разослан 1–3 апреля в штабы девяти (!) военных округов. Командирам предстояло проанализировать сложившуюся в результате условных «боевых действий» ситуацию, принять решение за командира условной «3-й Армии» Западного фронта и подготовить соответствующий боевой приказ. Срок исполнения (по разным округам) – от 13 до 20 апреля.

А «война» на это раз была такая: «Западные», потерпев поражение на фронте Граево, Брест (т. е. от северного до южного оснований Белостокского выступа), отходили в Варшавском направлении, прикрывая подход и сосредоточение резервов. 15 мая 1941 г. «западные» перешли в наступление:

а) из района Вышкув, Острув-Мазовецкий силами 15–20 пехотных и 2 танковых дивизий в общем направлении на Белосток,

б) из района Люблин, Коцк, Демблин силами 25–30 пехотных и 2–3 танковых дивизий в направлении на Брест.

На направлении Пшасныш, Модлин и Седльце, Варшава «западные» под давлением «восточных» продолжают отход, оказывая упорное сопротивление на заранее подготовленных рубежах.

Западный фронт «восточных» (1-я, 10-я, 3-я, 5-я Армии) в сражении на рубеже рек Нарев и Буг нанес поражение «западным» и развивает операцию с целью концентрическим ударом 1-й и 3-й Армий в направлении Варшава разгромить Варшавскую группировку «западных» и выйти на р. Висла к исходу 20 мая…»

Как видим, общий замысел операции и направления главных ударов «восточных» полностью совпадают с мартовской «игрой» в Западном ОВО. По-прежнему разгромить Варшавскую группировку «западных» планируется концентрическим ударом двух армий, одна из которых (1-я по игре) ведет наступление северо-западнее р. Нарев и выходит к Висле северо-западнее Варшавы, а другая (3-я по игре) прорывается к Висле с южного обвода Белостокского выступа, через Седльце, Лукув. Две другие, существенно меньшие по составу армии (10-я и 5-я по игре) связывают силы противника на стыках между двумя ударными армиями Западного фронта и соседним Юго-Западным фронтом (см. Рис. 4).

В то же время задание на апрельскую «летучку» имеет два существенных отличия от мартовской «игры». Одно из них отчетливо видно на карте-схеме: противник на этот раз не ограничивается пассивной обороной, но решительно контратакует крупными силами, нанося удар по двум наиболее слабым армиям Западного фронта и добиваясь при этом значительных успехов (в полосе Остроленка, Острув «боевые действия» даже перенесены на советскую территорию!).

Во-вторых, соотношение сил совершенно другое: в полосе 10-й Армии у «западных» почти двукратное численное превосходство (15–20 пехотных и 2 танковых дивизии против 9 стрелковых дивизий и одного мехкорпуса «восточных»), на юге, в полосе 5-й Армии превосходство «западных» просто подавляющее (25–30 пехотных и 2–3 танковые дивизии против 6 стрелковых дивизий «восточных»). В результате «с утра 15 мая войска 5-й Армии, встреченные контрударом на реке Вепш, начали отход на р. Тысменица; левый фланг прорван на участке Сточек, Люблин, в разрыв между 5-й Армией и 9-й Армией Юго-Западного фронта наступают танковые и моторизованные соединения противника».

Как было уже сказано, задание на «летучку» разослали в девять военных округов. В этом перечне и ближние соседи ЗапОВО (Прибалтийский и Киевский округа), и самые дальние, включая Сибирский и Средне-Азиатский (хотя, казалось бы – где Висла и где Аму-Дарья?). Нет в перечне только того округа, войска которого ведут условные «боевые действия». На мой взгляд, единственным объяснением такого казуса может быть лишь то, что командование Западного ОВО отрабатывало описанный выше сценарий войны гораздо более подробно, скорее всего – в ходе окружной оперативной игры или полевой поездки. Но документов по этим мероприятиям обнаружить пока не удалось.

Про командно-штабные учения Западного ОВО в мае 41-го практически ничего не известно. О большой стратегической «игре» мая 1941 г. известно не многим больше. Мы по-прежнему не знаем – какие выводы были сделаны по итогам стратегической майской «игры», какие решения были приняты (точнее говоря – доведены до сведения исполнителей) во время совещания высшего комсостава в кабинете Сталина 24 мая 1941 г. Последние предвоенные недели все еще остаются одним из самых загадочных периодов советской истории. Тем более примечательны шесть документов, которые удалось обнаружить в архивном деле ЦАМО, ф. 28, оп. 11627, д. 27, л. 160–165. Документы эти – три огромные карты и три маленьких листа бумаги, приложенные к каждой из карт (см. Рис. 5, Рис. 6, Рис. 7).

На картах нанесена «обстановка по оперативной полевой поездке» штабов, соответственно, 3, 10 и 4-й Армий Западного ОВО (по заданию полевой поездки они имеют номера 19, 21 и 22). В Генштаб КА карты с короткой «сопроводиловкой» поступили, соответственно, 4, 5 и 12 июня. Время по игре было установлено так: с условного 13 по 18 июня для 3-й Армии, с 16 по 23 июня для 10-й Армии, с 26 по 29 июня для 4-й Армии. Были ли практически проведены все или хотя бы некоторые из этих поездок – неизвестно[25]25
  В книге Сандалова (накануне войны – начальника штаба 4-й Армии) читаем: «В конце мая проводилась армейская полевая поездка, закончившаяся игрой на картах. Проигрывалась наступательная операция из района Пружаны, Антополь, Береза-Картузская в направлении Брест, Бяла-Подляска…», что, судя по карте, совпадает с заданием на оперативную полевую поездку.


[Закрыть].

Чрезвычайно интересная фраза обнаруживается в сопроводительном письме к карте полевой поездки штаба 3-й Армии. Заместитель начальника штаба ЗапОВО генерал-майор Семенов докладывает: «В связи с вызовом командующего войсками к наркому обороны на 11.6 полевая поездка перенесена и будет проведена с 5 по 9 июня». Интересна эта фраза тем, что позволяет снять одну из загадок июня 41-го. Судя по журналу посещений кабинета Сталина, вечером 11 июня он встречался с командующим и ЧВС Прибалтийского ОВО. И это довольно странно, так как никакие другие командующие округов в кабинете Сталина после совещания 24 мая и вплоть до начала войны не появлялись. С чего бы такое особое внимание к округу, который, как видно по известным ныне планам, находился вдалеке от направления главного удара? Теперь становится понятно, что Кузнецов и Диброва появились 11 июня в Москве не одни, там же и тогда же был командующий Западного ОВО Павлов. Очень может быть, что рассекречивание документов Киевского ОВО позволит расширить и этот перечень…

Что же касается сценария армейских полевых поездок, запланированных на июнь 41-го в Западном ОВО, то на этот раз во всех трех случаях разыгрывается вариант ответного контрудара, причем наносится этот удар после того, как противник необычайно глубоко, на 70–100 км, продвинулся на восток – ничего подобного в прежних «играх» не было.

Три карты не являются «кусочками одной мозаики», рубежи обороны и направления ударов соседних армий по сценариям полевых поездок не совпадают. С другой стороны, сравнивая карты с текстом Раздела VI плана прикрытия Западного ОВО («Возможные варианты действий по обеспечению основных операционных направлений на случай прорыва через армейские районы обороны мото-мехчастей противника»), мы обнаруживаем практически полное сходство поставленных задач и оперативных решений. Скорее всего, в ходе полевых поездок планировалось отработать действия командования и штабов армий по плану прикрытия, каковой план как раз в июне был составлен и утвержден.

Один ответ и один вопрос

Подведем итоги. Несмотря на то что доступная информация довольно хаотично разбросана по времени первой половины 41-го года и пространству западных регионов СССР, несмотря на то что недоступной остается информация по оперативным «играм» самого мощного, Киевского ОВО, рассмотренные выше документы позволяют сделать несколько важных выводов.

Первое. Оперативная подготовка командования и штабов Красной Армии к войне против Германии велась, причем велась постоянно и упорно. Печально, что столь заурядный вывод приходится специально подчеркивать, но не перевелись еще у нас «историки», которые рассказывают о том, как Сталин заменил подготовку к войне любовным разглядыванием подписи Риббентропа под «Пактом о ненападении».

Второе. С января по июнь 1941 г. сценарий оперативных «игр» претерпевает вполне отчетливые изменения: численность войск «восточных» становится все меньше и меньше, задачи и успехи – все менее и менее амбициозными. От грандиозного наступления на Краков и Будапешт до контрударов под Вильнюсом и Белостоком.

Третье. Оценка боеспособности собственных войск остается неизменно высокой. Можно даже обрисовать некую условную «пирамиду ожиданий». При двукратном численном превосходстве «восточные» разносят «западных» в пух и прах. При численном равенстве сил с противником Красная Армия успешно наступает – да, медленно, проходя «всего лишь» по 10 км в день, но наступает. При двукратном численном превосходстве противника «восточные» упорно обороняются, переходя временами к подвижной обороне. Прорвать же фронт «восточных» удается лишь тогда, когда «западные» имеют 3–4–5-кратное численное превосходство в пехоте и подавляющее превосходство в танках; впрочем, и в этих случаях прорыв означает не «начало понятной вам катастрофы»[26]26
  Печально-знаменитая фраза из донесения, направленного в Москву начальником штаба Юго-Западного фронта 14 сентября 1941 г., после того как наметился прорыв частей 2-й и 1-й Танковых групп вермахта в глубокий тыл киевской группировки войск Красной Армии.


[Закрыть], а неизбежный в ближайшие дни сокрушительный контрудар Красной Армии на соседнем, неизбежно ослабленном участке фронта противника.

Все это позволяет дать аргументированный ответ на злосчастный вопрос, который тысячу и один раз поднимался на страницах книг и статей с названиями «Тайна 22 июня», «Загадка 22 июня», «В полночь 22 июня…» Как же так, как мог Сталин спокойно пойти спать после того, как разведка доложила…

А что «не так», дорогие товарищи? Разведка доложила, что в приграничной полосе Восточной Пруссии сосредоточено до 500 немецких танков? Так их там ожидали увидеть 4000. В восемь раз больше. На аэродромах «Сувалкского выступа» обнаружено до 300 немецких самолетов? Но их там, по сценарию мартовской «игры», должно было быть более тысячи. Из-за чего же тов. Сталин должен был потерять сон и аппетит? Сталин гордился своей логикой и рассудил совершенно логично: вся имеющаяся разведывательная информация свидетельствовала о том, что сосредоточение группировки немецких войск у границ СССР – той группировки, которую ожидали у границы увидеть – не только не завершено, но еще и толком не началось. И если войска несокрушимой Красной Армии способны недели две помотать противника в приграничном сражении, то стоит ли так беспокоиться – часом раньше или часом позже уйдет в войска Директива № 1?

А вот вопрос, на который у меня нет никакого вразумительного ответа, заключается в другом. Из Каунаса командование 11-й Армии, ЦК литовской компартии, чекистское и прочее начальство сбежало после полудня 22 июня. Ждать до вечера не стали. Белосток от границы подальше будет, да и по пути к нему две реки – но из Белостока все военное, партийное, чекистское и прочее начальство сбежало вечером 22 июня. Если судить о людях по делам – а это всегда считалось единственно верным, то получается, что товарищи генералы даже тени сомнения по поводу Красной Армии и ее способности противостоять вермахту не имели. Так для чего и для кого писали они «задание на игру на 117 листах»? Зачем изо дня в день, из месяца в месяц рисовали стрелочки на картах? Кого они хотели обмануть? Себя? Сталина? Друг друга?