Текст книги "Налегке"

Однако время не ждет. В четыре часа пополудни, когда мир заливало великолепие заходящего солнца, мы добрались до вершины Большой горы, в пятнадцати милях от Города Соленого Озера, и вдруг перед нами открылась такая изумительная панорама горных пиков и вершин, какой нам еще не довелось любоваться. И смотрели мы на это величественное зрелище из-под арки сияющей радуги! Даже кучер почтового тракта осадил коней и загляделся!

Минут через сорок на станции, где меняли наших лошадей, мы попали на ужин к мормонскому «ангелу-мстителю». Насколько мне известно, «ангелы-мстители» – это «святые наших дней», как называют себя мормоны, на которых мормонская церковь возложила постоянную заботу об истреблении нежелательных граждан. Я очень много слышал об этих грозных «ангелах» и об их темных кровавых делах и не без трепета вошел в дом мормона, у которого нам предстояло поужинать. Но – увы! – вопреки нашим романтическим иллюзиям он оказался просто-напросто крикливым, вульгарным нахалом и сквернословом! Быть может, он был достаточно кровожаден и вполне оправдывал свое звание «мстителя», но допустимо ли, чтобы в ангеле, хотя бы и мстящем, не было и тени благородства? Можно ли примириться с ангелом в грязной рубашке и без подтяжек? Можно ли уважать ангела, который ржет, как лошадь, и чванится, как морской разбойник?

Были там и другие непристойные личности – собратья нашего хозяина. Среди них выделялся джентльменской наружностью и поведением только один – сын Хибера К.Кимбелла, высокий, стройный молодой человек лет тридцати. Множество неопрятных женщин торопливо сновало по комнате с кофейниками, нарезанным хлебом и другими принадлежностями ужина. Нам сказали, что это жены хозяина – если не все, то некоторые. Так оно, конечно, и было; ибо, будь они служанками, они не потерпели бы такого потока брани и сквернословия по своему адресу даже от ангела с небес, а тем паче от этого исчадия ада.

Таково было наше первое знакомство со «своеобразным институтом» Запада, и, надо сказать, он не очень нам понравился. Мы не стали особенно приглядываться к нему, а спешно отправились в обитель «святых наших дней», цитадель пророков, столицу единственной в Америке абсолютной монархии – в Город Соленого Озера. С наступлением ночи мы нашли пристанище в гостинице «Соленое озеро» и распаковали свои вещи.

ГЛАВА XIII

Мормоны и язычники. – Горячительный напиток и его действие на Бемиса. – Город Соленого Озера. – Разительный контраст. – Врач-бродяга. – Беседа со святым. – Посещение короля.

Мы отлично поужинали свежим мясом, дичью и овощами; меню было разнообразное, порции – обильные. После ужина мы немного погуляли по городу, заглядывая в лавки и магазины и с тайным трепетом впиваясь глазами в каждого, кого мы принимали за мормона. Для нас этот город был в полном смысле слова сказочной страной – страной колдовства, злых духов и страшных тайн. Стоило нам встретить ребенка, как нас так и подмывало спросить его, сколько у него матерей и может ли он отличить одну от другой, и всякий раз, когда открывалась дверь какого-нибудь дома и в проеме мелькали чьи-то головы, спины и плечи, мы, сгорая от любопытства, вытягивали шею – нам не терпелось основательно разглядеть мормонскую семью, воочию убедиться в ее многочисленности, увидев, как располагаются все концентрические кольца обширного домашнего круга.

В тот же вечер помощник губернатора познакомил нас с другими «язычниками», и мы больше часу беседовали с ними. «Язычники» – это все люди, кроме мормонов. Наш спутник Бемис решил отделиться от нас и провести время по своему усмотрению, однако ничего хорошего из этого, видимо, не получилось, ибо около одиннадцати часов он ввалился к нам в номер очень веселый, невнятно выкрикивая что-то бессвязное и нечленораздельное и время от времени вытаскивая из себя с корнем какое-нибудь исковерканное слово, состоящее не столько из слогов, сколько из икоты. Потом он повесил свой сюртук на пол рядом со стулом, жилет – тоже на пол, но по другую сторону стула, а панталоны бросил на пол перед этим же стулом, после чего долго с суеверным страхом созерцал плоды трудов своих, потом заявил, что «их больно много», и улегся на кровать, позабыв снять сапоги. Все это навело нас на мысль, что он съел что-нибудь, повредившее ему.

Однако впоследствии оказалось, что повредило ему не съеденное, но выпитое. А именно – специально мормонский прохладительный напиток «дубитель».

Дубитель (по крайней мере один из видов его) – это сорт виски или ближайший родич виски; изобрели его мормоны и производят его только в территории Юта.

Предание гласит, что изготовляется он из адского огня (импортированного). Если память мне не изменяет, Бригем Юнг запретил во всем своем королевстве открывать кабаки, да и в частных домах правоверным не разрешалось пить спиртное, кроме этого самого дубителя.

На другой день мы опять шатались по широким, прямым и ровным улицам и с интересом осматривали этот любопытнейший город, где насчитывается пятнадцать тысяч жителей – и не видно ни лодырей, ни пьяных, ни крикунов, где на каждой улице вместо грязной сточной канавы бежит веселый прозрачный ручей, где квартал за кварталом тянутся чистенькие домики, деревянные или сложенные из обожженного на солнце кирпича, а позади каждого домика раскинулся большой огород и цветущий плодовый сад, и между грядками и фруктовыми деревьями вьются, поблескивая, ручейки, отведенные от уличных канавок; и на всем вокруг, куда ни глянь, лежит печать опрятности, заботы, процветания и благоустройства. И везде видны мастерские, фабрики, представлены все промыслы, и повсюду кругом – сосредоточенные лица и неутомимые руки, а в ушах неумолчно звенит шум работы – стук молотков и деловитое жужжание маховиков и цилиндров.

Герб моего родного штата изображает двух подгулявших медведей[10]10
  Герб… изображает двух… медведей… – На гербе штата Миссури изображены два медведя, с двух сторон поддерживающие круглый щит. Девиз «Объединенные мы выстоим, разъединенные падем» Твен иронически переосмысляет.


[Закрыть], которые с обеих сторон держатся за дно старой бочки и очень к месту приговаривают: «Объединенные, мы выстоим (ик!), разъединенные – падем». Автору этих строк наш герб всегда казался слишком иносказательным. Мормонский герб легко расшифровывался. Он был прост, без претензий и попадал в самую точку. На нем красовался золотой улей, окруженный трудолюбивыми пчелами.

Город Соленого Озера расположен на краю равнины, широкой, как весь штат Коннектикут, и жмется к земле под нависшей над ним горной грядой, чьи вершины скрыты облаками, а на склонах все лето лежат остатки зимнего снега. Если смотреть на город с одной из этих головокружительных высот, отдаленных от него на двенадцать-пятнадцать миль, то он расплывается в тумане и кажется совсем крохотным – словно игрушечная деревня у подножия Великой Китайской стены.

В горах, к юго-западу от города, целые две недели ежедневно шли дожди, но в самом городе не упало ни одной капли. А поздней весной и ранней осенью, если стоят знойные дни, жители его, когда им надоест обмахиваться и ворчать на жару, могут насладиться прохладой, любуясь великолепным снежным бураном. В эти времена года они каждый день видят издали такое зрелище, хотя ни на городских улицах, ни где-либо поблизости снег не идет.

Солт-Лейк-Сити – полезное, очень полезное для здоровья место. Жители его хвалятся, что во всем городе есть только один врач и того регулярно каждую неделю арестовывают и предают суду согласно закону о бродяжничестве, как не имеющего явных средств к существованию. Здешний народ вообще не скупится на такие достоверные сведения и отпускает их полной мерой и полным весом. Иногда слышишь самую, казалось бы, невесомую ходячую истину, а чтобы взвесить ее, понадобились бы товарные весы.

Мы собирались посетить знаменитое внутреннее море, «Мертвое море» Америки – огромное Соленое озеро, до которого от города семнадцать миль по верховой дороге; всю первую половину нашего путешествия мы мечтали о нем, думали о нем, говорили, жаждали увидеть его; но теперь, когда до него было рукой подать, мы вдруг потеряли к нему всякий интерес. И довольно неопределенно отложив поездку до завтра, больше уж к этой мысли не возвращались. Пообедали мы в одной гостеприимной семье язычников, потом осмотрели фундамент грандиозного будущего храма, потом долго беседовали с ловким янки из Коннектикута Хибером К.Кимбеллом (ныне покойным) – «святым» высокого чина и оборотистым дельцом. Мы посетили «Дом церковной десятины» и «Львиный дом» и не помню, сколько еще церковных и правительственных зданий всякого рода и с чудными названиями. Мы сновали взад и вперед по всему городу, отлично провели время, собирая уйму полезных сведений и забавного вздора, и вечером улеглись спать очень довольные.

На другой день мы познакомились с мистером Стритом (ныне покойным) и, надев белые рубашки, отправились с визитом вежливости к королю. Это оказался старый джентльмен лет пятидесяти пяти или шестидесяти, очень спокойный, приветливый, державшийся со светской непринужденностью и большим достоинством: глаза его глядели ласково, но в них – и, вероятно, недаром, – угадывалось беззлобное лукавство. Одет он был очень просто, и когда мы входили, он как раз снимал с головы самую обыкновенную соломенную шляпу. Он поговорил с моим братом и другими сопровождавшими нас правительственными чиновниками о Юте, об индейцах, о Неваде, об общих делах и вопросах, касающихся Америки. Но меня он упорно не замечал, невзирая на мои попытки выжать из него что-нибудь о политике федерального правительства и его, мистера Юнга, неподчинении воле конгресса. Мне казалось, что некоторые мои замечания весьма удачны. Но он только изредка оглядывался на меня – так старая добродушная кошка лениво поворачивает голову, чтобы посмотреть, который из котят играет ее хвостом. Обозлившись, я замкнулся в негодующем молчании и так и просидел до конца приема, красный и распаренный, преисполненный лютой ненависти к королю и мысленно обзывая его неучем и дикарем. Но он отнесся к этому спокойно. Его беседа с присутствующими чиновниками текла тихо и мирно, нежно журча, словно летний ручеек. Когда аудиенция кончилась и мы встали, чтобы откланяться, его величество положил руку мне на голову, просиял умиленной улыбкой и сказал, обращаясь к моему брату:

– А это, верно, ваш отпрыск? Мальчик или девочка?

ГЛАВА XIV

Мормонские подрядчики. – Как мистер Стрит обставил их. – Суд Бригема Юнга и его решение. – Многоженство под новым углом зрения.

Мистер Стрит был очень занят – он прокладывал телеграфную линию; и так как провода приходилось тянуть на восемьсот – девятьсот миль по необитаемым кручам снеговых гор и безводным, безлесным, унылым пустыням, то нет ничего удивительного в том, что он в самом деле был очень занят. Столбы он тоже не мог с прохладцей заготовлять по обочинам дороги – их привозили на волах издалека, по пустынной местности, где от воды до воды пролегал иногда двухдневный путь. Подряд мистера Стрита был делом нешуточным, с какой стороны ни взглянуть на него; и однако, чтобы ясно понять, что означают слова «восемьсот миль горных круч и суровых пустынь», нужно самолично побывать там; никакое описание не может дать читателю точную картину мрачной действительности. К тому же самое страшное препятствие, на которое натолкнулся мистер Стрит, оказалось в то же время и самым непредвиденным. Наиболее трудные и тяжелые работы он передал мормонским подрядчикам, а те вдруг решили, что это им невыгодно, и преспокойно побросали уже готовые столбы в горах или в пустынях – смотря по тому, где эта мысль пришла им в голову – и, возвратясь восвояси, взялись за свои обычные занятия! Правда, ранее они подписали контракт с мистером Стритом, но это их нисколько не смущало. Они заявили, что хотели бы видеть, как язычник заставит мормона выполнить кабальный договор на землях Юты! И хохотали до слез. Стрит, от которого мы узнали об этой истории, сказал нам:

– Я был в отчаянии. Контракт обязывал меня выполнить подряд к определенному сроку, и такая задержка грозила мне разорением. Это был тяжелый удар; меньше всего я ожидал такой катастрофы и просто не знал, как мне быть. Я делец – всегда был и буду дельцом – и знать не знаю ничего, кроме деловых отношений. Можете себе представить, каково мне было, когда я очутился в стране, где письменные обязательства ни в грош не ставят! Где не считаются с контрактом – этой железной гарантией, якорем спасения, насущной необходимостью во всяком деле! Почва уходила у меня из-под ног. Заключать новые контракты было бесполезно, это я хорошо понимал. Я поговорил кое с кем из видных горожан. Все сочувствовали мне, но как помочь – не знали. Наконец один язычник сказал: «Ступайте к Бригему Юнгу, а эта мелкая сошка ничего для вас сделать не может». Совет его не показался мне особенно толковым; уж если закон был бессилен помочь мне, чего мог я ожидать от человека, который не имел никакого касательства ни к изданию законов, ни к проведению их в жизнь? Быть может, он ревностный патриарх своей церкви и отличный проповедник слова божия, но для того чтобы обуздать сотню упрямых полудикарей, нарушивших контракт, требуются более крутые меры, чем благочестивые увещевания. Но что мне оставалось? Решив, что на худой конец мистер Юнг хоть посоветует мне что-нибудь путное, я пошел прямо к нему и изложил свое дело. Говорил он мало, но слушал меня с большим вниманием. Он подробно ознакомился с документами, и каждый раз, когда какое-нибудь условие или что-либо сказанное мной представлялось ему неясным, он возвращался к этому и терпеливо докапывался до самой сути. Потом он переписал фамилии подрядчиков и в заключение сказал:

– Мистер Стрит, все абсолютно ясно. Контракты составлены строго по закону, подписаны и утверждены по всем правилам. Эти люди, безусловно, знали, на что они идут. Здесь не к чему придраться.

Тут мистер Юнг обернулся к человеку, дожидавшемуся в дальнем конце комнаты, и сказал:

– Отдайте этот список такому-то, и пусть он вызовет сюда этих людей к такому-то часу.

И они явились минута в минуту. Пришел и я. Мистер Юнг задал им несколько вопросов, и ответы их подтвердили все изложенное мною. Тогда он спросил их:

– Вы подписали контракты и взяли на себя обязательства по доброй воле?

– Да.

– В таком случае вы должны выполнить их точка в точку, хоть бы вы стали нищими! Отправляйтесь!

И они отправились! Теперь они все в пустыне, трудятся, как пчелы. И ни единой жалобы я от них не слышу. Здесь есть целая куча губернаторов, и судей, и других чиновников, присланных из Вашингтона, и они поддерживают видимость республиканского управления, но на самом деле Юта – абсолютная монархия, и король ее – Бригем Юнг.

Мистер Стрит человек добропорядочный, и я верю его рассказу. Впоследствии я несколько лет водил с ним знакомство в Сан-Франциско.

Мы пробыли в Солт-Лейк-Сити всего два дня и потому не успели, как положено, вникнуть в систему многоженства, собрать соответствующие фактические данные и сделать нужные выводы, чтобы затем лишний раз привлечь внимание всей нации к этому вопросу. Я очень хотел это сделать. Со всем пылом самонадеянной молодости я жаждал очертя голову ринуться в бой и одержать великую победу – пока не увидел мормонских женщин. Тут я смягчился. Сердце мое оказалось мудрее ума. Оно преисполнилось сострадания к этим убогим, нескладным и до жалости некрасивым созданиям, и, отворотясь, дабы скрыть великодушные слезы, увлажнившие мои глаза, я сказал себе: «Нет! Мужчина, который берет одну из них в жены, проявляет христианское милосердие и достоин не сурового осуждения, а искренних похвал всего человечества; тот же, кто берет в жены шестьдесят из них, совершает деяние столь высокой и бескорыстной самоотверженности, что народы земли должны обнажать головы перед ним и поклоняться ему в благоговейном молчании»[11]11
  Краткую историю мормонов и заметку о «Резне на Горном лугу» см. в приложениях А и Б. ( Прим. автора.)


[Закрыть].

ГЛАВА XV

Языческий вертеп. – Толки о многоженстве. – Внучка и бабушка. – Курятник для жен в отставке. – Детей надо метить. – Отеческая забота о подкидышах. – Семейная кровать.

Где еще услышишь столько увлекательных рассказов об умерщвлении непокорных язычников? Трудно представить себе что-нибудь более уютное, чем вечерок, который мы провели в Солт-Лейк-Сити, в вертепе одного язычника, покуривая трубки и слушая повесть о том, как Бэртон верхом на коне врезался в толпу умоляющих о пощаде беззащитных людей и, точно собак, расстреливал из пистолета мужчин и женщин. И как Билл Хикмен, «ангел-мститель», застрелил Драуна и Арнолда за то, что они через суд потребовали от него уплаты долга. И как Портер Рокуэл творил свои страшные дела. И как опрометчивые люди, приехав в Юту, порой неодобрительно отзываются о Бригеме Юнге, или о многоженстве, или еще о чем-либо, столь же священном, и уже наутро их находят распростертыми в каком-нибудь глухом переулке, где они терпеливо дожидаются похоронных дрог. Не менее интересно слушать разговоры язычников о многоженстве; тут можно узнать, как некий толстобрюхий боров, старейшина или епископ, женился на девочке – и ему понравилось; женился на ее сестре – понравилось, женился на второй сестре – понравилось, женился на третьей – понравилось, женился на ее матери – понравилось, женился на ее отце, дедушке, прадедушке, а потом, не насытившись, снова явился и попросил еще. И как нередко бойкая одиннадцатилетняя девчонка оказывается любимой женой, а ее собственная почтенная бабушка падает в глазах их общего супруга до последнего ранга и отсылается спать на кухню. И как мормонские женщины потому терпят такое безобразное положение вещей, при котором мать и дочери копошатся в одном гнилом гнезде и молоденькая девушка выше родной матери рангом и имеет большую власть, что, согласно их вероучению, чем больше у человека на земле жен и чем больше он вырастит детей, тем более высокое место всем им уготовано в будущей жизни, – быть может, не столь высокое, сколь жаркое, но об этом они ничего не говорят.

По словам наших друзей язычников, гарем Бригема Юнга насчитывает от двадцати до тридцати жен. Часть из них будто бы достигла преклонного возраста и уволена с действительной службы, но они хорошо обеспечены и живут с полным комфортом в своем курятнике – или «Львином доме», как его почему-то называют. При каждой жене ее дети, в общей сложности – пятьдесят штук. Когда дети не шумят, в доме царит тишина и порядок. Все домочадцы едят в одной комнате; и, говорят, такая трапеза может служить образцом мирного счастья в семейном кругу. Ни одному из нас не довелось отобедать у мистера Юнга, но один язычник, по фамилии Джонсон, утверждал, что он как-то раз имел удовольствие позавтракать в «Львином доме». Он дал нам яркое описание «переклички» и других предварительных церемоний, а также кровопролитного боя, который разыгрался, когда подали гречневые оладьи. Но он несомненно приукрашивал. Если верить его рассказу, мистер Юнг повторил несколько острых словечек, принадлежавших кое-кому из его «двухлеток», заметив при этом не без гордости, что уже много лет снабжает такого рода материалом один журнал, издаваемый в восточных штатах; потом он пожелал показать мистеру Джонсону того ребенка, который отпустил последнюю удачную остроту, но никак не мог его найти. Он долго рассматривал лица ребят, но безуспешно. В конце концов он отступился и проговорил со вздохом: «Я думал, что признаю этого сорванца, да вот нет, не признал».

Потом, по словам Джонсона, мистер Юнг сказал, что жизнь – печальная, очень печальная штука, «потому что каждый раз, как человек вступает в новый брак, радость его обычно омрачают досадные похороны одной из предыдущих жен». И еще Джонсон рассказывал, что, пока они с мистером Юнгом мило беседовали, явилась одна из его супружниц и потребовала брошку, ссылаясь на то, что, как ей удалось узнать, он подарил брошку номеру шестому, и пусть он не воображает, что такая вопиющая несправедливость сойдет ему с рук без скандала. Мистер Юнг напомнил ей о присутствии постороннего. Миссис Юнг ответила, что, если постороннему не нравятся порядки в их доме, он может выйти вон. Мистер Юнг пообещал ей брошку, и она удалилась. Но через минуту явилась другая миссис Юнг и тоже потребовала брошку. Мистер Юнг начал было усовещевать ее, но миссис Юнг оборвала его на полуслове. Она сказала, что номер шесть получила брошку, а номеру одиннадцатому брошка обещана, и «пусть он не увиливает, свои права она знает». Он обещал, и она удалилась. Еще через минуту явились три супружницы, и на голову мистера Юнга обрушился ураган слез, упреков и настойчивых просьб. Им, мол, уже все известно про номер шесть, номер одиннадцать и номер четырнадцать. Мистер Юнг пообещал подарить еще три брошки. Не успели они удалиться, как еще девять супружниц проследовали в комнату, и новый ураган забушевал вокруг пророка и его гостя. Еще девять брошек были обещаны, и воинственные жены проследовали обратно. Затем явилось еще одиннадцать, с плачем, воем и скрежетом зубовным. И снова мир был куплен ценой обещанных брошек.

– Вот вам наглядный пример, – сказал мистер Юнг. – Сами видите, что получается. Можете судить, какая у меня жизнь. Человек не может всегда поступать благоразумно. Забывшись на минуту, я совершил опрометчивый поступок: моей любимой номер шесть – простите, что я так называю ее, другое ее имя выскочило у меня из головы, – я подарил брошку. Она стоила всего-навсего двадцать пять долларов – то есть такова была ее видимая цена, – но я мог бы догадаться, что в конечном счете она обойдется мне много дороже. На ваших глазах цена ее выросла до шестисот пятидесяти долларов, и – увы! – это еще не предел! Ибо по всей территории Юта у меня имеются жены. Существуют десятки моих жен, чьи номера – не говоря уж об именах – я могу вспомнить, только заглянув в семейную библию. Они разбросаны по всем горам и долам моих владений. И заметьте, поголовно все они услышат об этой злополучной брошке и все от первой до последней умрут, но не отступятся. Брошка номера шестого будет стоить мне не двадцать пять, а две с половиной тысячи долларов. К тому же эти бесстыдницы начнут сравнивать подарки, и если окажется, что одна брошка чуть лучше остальных, они швырнут их мне обратно, и я должен буду заказать новую партию ради сохранения мира в моем семействе.

Вы, сэр, вероятно, и не заметили, а ведь все время, пока вы были с моими ребятишками, за каждым вашим движением зорко следили мои слуги. Попытайся вы дать одному из детей монетку, или леденец, или еще какой-нибудь пустяк, вас бы тут же выволокли за дверь, – если только это удалось бы сделать до того, как вы выпустили подарок из рук. Иначе вам надлежало бы в точности так же одарить всех моих детей – и, зная по опыту, сколь это важно, я сам позаботился бы о том, чтобы никто не остался обделенным. Однажды некий джентльмен подарил одному из моих детей жестяную свистульку – поистине измышление дьявола, которое внушает мне невыразимый ужас, да и вам, сэр, внушало бы, будь у вас в доме без малого сотня детей. Но дело было сделано, а злодей скрылся. Я знал, что мне предстоит, и жаждал мщения. Я выслал отряд ангелов-мстителей, и они погнались за ним в неприступные горы Невады.

Но они так и не изловили его. Я человек не жестокий, сэр, и не злопамятный – кроме тех случаев, когда я глубоко уязвлен, – но если бы его изловили, сэр, Джозеф Смит мне свидетель, я запер бы его в детской и держал бы там, пока мои пострелята не засвистали его до смерти. Клянусь убиенным святым Парли Праттом[12]12
  Парли Пратт (1807-1857) – один из первых мормонских миссионеров. Он сманил чужую жену и был убит разъяренным мужем.


[Закрыть] (да простит его господь!), ничего подобного еще не бывало на свете! Я-то знал, кто подарил свистульку, но ревнивые матери не верили мне. Они думали, что это сделал я, – и случилось то, что мог бы предвидеть каждый, в ком есть хоть капля разумения; мне пришлось заказать сто десять штук этих мерзких свистулек – помнится, тогда в доме было сто десять детей, теперь часть из них уехала учиться, – и отсохни мой язык, если вру, но мы все разговаривали только знаками, пока детям не надоела эта гадость. И если кто-нибудь опять дерзнет подарить моему ребенку свистульку и попадется мне в руки, он взлетит у меня выше Амана[13]13
  Аман (библ.) – приближенный царя Артаксеркса, за свои злодеяния повешенный на дереве «вышиною в пятьдесят локтей».


[Закрыть]! Вот вам и весь сказ! Спаси и помилуй меня Нефи! Вы, сэр, понятия не имеете, что такое семейная жизнь. Я богат, и все это знают. Я щедр, и все этим пользуются. У меня сильно развит отцовский инстинкт, и всех подкидышей стараются всучить мне.

Каждая женщина, которая желает добра своему дитяти, ломает голову над тем, как бы так устроить, чтобы ее сокровище попало в мой дом. Вообразите, сэр, однажды сюда явилась женщина с ребенком, у которого кожа была какая-то странная, словно неживая (да и у матери тоже), и клялась, что ребенок мой, а она моя жена, что я женился на ней в такое-то время, в таком-то месте, но она забыла свой номер, а я, естественно, не запомнил ее имени. Она обратила мое внимание на сходство между ребенком и мною, и в самом деле – он как будто походил на меня, – весьма частый случай в нашей территории; короче говоря, я сунул ребенка в детскую, а женщина ушла. И что же? О тень Орсона Гайда! Когда с ребенка смыли белила, он оказался краснокожим! Нет уж, как хотите, а вы и понятия не имеете, что такое семейная жизнь. Это собачья жизнь, сэр, просто собачья. Беречь деньги – никакой возможности. Я пытался завести один подвенечный наряд на все случаи. Не вышло. Сперва тебя венчают с существом, похожим на обмотанную ситцем жердь, а потом берешь водянку на двух ногах, и нужно наставлять платье остатками лопнувшего воздушного шара. Вот оно как. А счет от прачки (простите мне невольные слезы) – девятьсот восемьдесят четыре штуки белья в неделю! Нет, сэр, в таком хозяйстве, как мое, нечего и мечтать об экономии. Одних люлек сколько нужно – вы только подумайте! А глистогонного! А сиропа от колик! А колец, когда прорезываются зубки! А «папиных часов» для развлечения младенцев! А щеток и тряпок для чистки мебели! А серных спичек, чтобы наглотаться, и осколков стекла, чтобы пораниться! Суммы, затрачиваемой на одно стекло, уж наверно хватило бы на содержание вашей семьи, сэр. Как ни жмись, как ни урезай расходы, не могу я быстро идти в гору, а ведь следовало бы, при моих-то возможностях! Скажу вам прямо, сэр, было время, когда я просто рвал на себе волосы оттого, что тысячи долларов лежат мертвым капиталом в семидесяти двух кроватях, на которых спят семьдесят две жены, а не отданы в рост, как полагается; и я взял да и продал всю партию, продал в убыток, сэр, и смастерил одну кровать семи футов длиной и девяноста шести футов шириной. Но это оказалось ошибкой, я глаз не мог сомкнуть. Мне казалось, что храпят все семьдесят две женщины сразу. Уши не выдерживали.

А как это было опасно! Я просто дрожал от страха. Все они одновременно вдыхали воздух, и я прямо видел, как стены втягивались внутрь, а при каждом выдохе они выпячивались наружу, и я слышал, как трещат стропила и скрипит черепица на крыше. Друг мой, примите совет старика, не обременяйте себя большой семьей – уверяю вас, ни к чему это. Только в маленькой семье, в тесном домашнем кругу вы найдете уют и тот душевный покой, который есть лучшее и наивысшее благо из всех уготованных нам в этом мире и утрату которого нам не возместят ни богатство, ни слава, ни власть, ни величие. Поверьте мне, десять – от силы одиннадцать – жен предостаточно для вас, не переступайте этой границы.

Не знаю почему, но этот Джонсон не внушал мне особенного доверия. Однако слушать его было интересно. И я сомневаюсь, удалось ли бы нам почерпнуть все эти ценные сведения из какого-либо другого источника. Во всяком случае, он выгодно отличался от неразговорчивых мормонов.