Текст книги "Безвыходное положение"

Марк Твен
Безвыходное положение

Раза два в году я получаю письма особого рода – письма, очень схожие между собой и по форме и по существу; и все-таки я не могу к ним привыкнуть – всякий раз они вызывают у меня удивление. Такое письмо действует, как паровоз, – мы говорим про себя. «Я тебя уже видел тысячу раз, ты всегда такой, и все же ты – нечто сверхъестественное, невероятное; измыслить тебя человеческому гению, безусловно, не под силу, тебя не может быть, тебя нет, – и, однако, вот он, ты!»

Одно письмо такого рода, довольно старое письмо, лежит сейчас передо мною. И мне страшно хочется его опубликовать. Ну какой от этого может быть вред? Написавшая его уже, конечно, много лет как умерла, и если я скрою ее имя и адрес – ее адрес в этом мире, – тень ее, по-моему, не будет на меня в претензии. А заодно я хотел бы опубликовать и ответ, который я тогда написал, но, видимо, не отправил. Если он и был отослан, – что маловероятно, – то разве в копии, поскольку оригинал лежит у меня, подколотый к упомянутому письму. На письма такого рода мы все пишем ответы, которые не посылаем из опасения обидеть, когда обижать не хочется; со мной не раз бывали такие истории, и это, несомненно, одна из них.

Письмо

X….., Калифорния. 3 июня 1879 г.

Мистеру С. Л. Клеменсу, Хартфорд, Коннектикут

Дорогой сэр, Вы, конечно, удивитесь, когда узнаете, кто взял на себя смелость написать Вам письмо с просьбой об услуге. Пусть Ваша память вернет Вас к тем дням, когда Вы жили в Гумбольдте на приисках в 62 – 63-х годах. Помните, Вы тогда вместе с Клаггетом и Оливером и со старым кузнецом Тиллу жили в сарае, он еще стоял на дне ущелья, и там в поселке было шесть бревенчатых домиков, расположенных довольно далеко один от другого во всю длину ущелья, от самого его выхода в низину и до последнего застолбленного участка на водоразделе. Сарай, где Вы жили, был тот самый, с брезентовой крышей, сквозь которую один раз ночью провалилась корова, как описано Вами в книге «Налегке», мой дядя Симмонс помнит это отлично. Он как раз жил в бревенчатом доме, возле которого был Ваш сарай, на полпути к водоразделу, и с ним там еще жили Диксон, и Паркер, и Смит. Дом был из двух комнат: в одной кухня, а другая – где койки, остальные-то все дома там однокомнатные. Вы и Ваши товарищи сидели с ними в тот вечер, когда у них было торжество и угощали пирогом с начинкой из сушеных яблок, дядя Симмонс часто об этом рассказывает. Кажется, смешно, что какой-то яблочный пирог мог представляться бог весть чем, однако так оно и было, и это показывает, каким захолустьем был тогда Гумбольдт, как туда трудно было добираться и что за скудное там было обычное меню. Шестнадцать лет прошло – срок немалый. Я тогда была еще ребенком, мне было четырнадцать лет. Я Вас не встречала, мы жили в Уошо. Но дядя Симмонс, бывало, то и дело сталкивался в Вами, пока Вы с Вашими компаньонами работали несколько недель на Вашем участке, который оказался такой же, как и все. Месторождение то уже давным-давно выработано, там и всего-то серебра было кот наплакал. Вы не встречались с моим мужем, но, после того как Вы уехали, он там был и жил в том самом сарае, – еще тогда, на холостом положении; а теперь он женат на мне. Он часто говорит, как жаль, что в поселке тогда не было фотографа, он бы снял этот сарай. Он чуть не получил увечье у старого Хода Клейтона на участке, который потом тоже был заброшен, как и остальные, – заложил взрывчатку и не успел выбраться из ямы, хотя карабкался как только мог. Его отшвырнуло прямо на дорогу и угодило в прохожего индейца. Несколько недель думали, что он не выживет, но он выжил, и сейчас он вполне здоров. Ни разу не болел после того случая. Это довольно длинное вступление, но у меня нет иного способа представиться Вам. Моя просьба, в которой, я уверена, Вы, с Вашим щедрым сердцем, мне не откажете, состоит вот в чем: дайте мне совет относительно книги, которую я написала. Я не говорю, что это невесть какая хорошая книга, только в ней почти что все – истинная правда, а интересу в ней не меньше, чем в любой другой, какие теперь издаются. В литературном мире меня не знают, а Вы понимаете, что это значит, если только у тебя не найдется какого-нибудь влиятельного знакомого (вроде Вас), который замолвит за тебя словечко. Я согласна передать мою книгу, – условившись об отчислении в мою пользу приличного процента с выручки, – любому издателю, какого Вы мне порекомендуете.

От моего мужа и от всей семьи это секрет. Думаю, им будет приятный сюрприз, если книгу напечатают.

Понимая, что Вы не останетесь безразличны, так что, если возможно, напишите мне рекомендательное письмо на имя какого-нибудь издателя, или еще лучше, если б Вы могли поговорить с ними обо мне, а потом меня поставьте в известность.

Взываю к Вам, окажите мне такую услугу. С глубочайшей признательностью благодарю Вас за внимание.

Не справляясь на почте, можно с уверенностью сказать, что письма, подобные этому щекотливому посланию, все время летят туда и сюда, пересекая страну

...

конец ознакомительного фрагмента