Текст книги "Аромат золотой розы"

– Ого, тысяча двухсотый год, – заметила Орлова, поглядев на даты под именами главы рода и его супруги. Фрейлина пробежалась взглядом по многочисленным ветвям рисованного дерева и поняла, что в его макушке слишком мало отростков. Похоже, что герцоги де Гримон к концу восемнадцатого века оказались то ли нежизнеспособными, то ли невезучими, но их многочисленные дети часто не выходили из младенческого возраста, да и сыновей было маловато. В итоге ко времени печальных событий, приведших к падению монархии и казни Людовика XVI с его прекрасной королевой, на свете жили лишь два отпрыска этого знаменитого рода: будущий отец Генриетты герцог Франсуа и его сестра Луиза. Под именами их родителей были проставлены даты смерти.

– Вы видите, ни моей мамы, ни тем более меня здесь нет, – грустно заметила девушка. – Луизе было не до того, чтобы вносить записи в родословное древо, да она, скорее всего, и забыла об этом пергаменте.

– Теперь вы можете сделать это сами, – подсказала фрейлина.

Она кивнула на перо, но Генриетта отчаянно замотала головой:

– Нет! Вот вернется Луиза, она всё сделает. Я без неё ничего писать не буду.

Агата Андреевна мгновенно сообразила, в чём дело, и сменила тему:

– Конечно, вы правы. Но я вас утомила. Идите соберите вещи – только самое ценное, а из одежды выбирайте лишь обувь и простое бельё, платья и чепчики купим завтра.

Генриетта покорно кивнула (было заметно, как она устала), попрощалась и ушла, а Орлова развернула на столе родословное древо. Она собиралась выписать те имена, которые её заинтересуют. Скорее всего, человека, обидевшего похитителя, следовало искать во временном интервале длиной в человеческую жизнь. Если учесть, что Луиза и её племянница покинули Францию семнадцать лет назад, то смотреть нужно начиная с девяносто восьмого года, а потом идти вниз по родословному древу лет на тридцать-сорок.

– Итак, кто же тут у нас есть? – пробормотала Агата Андреевна, поудобнее устраиваясь за столом. Она приготовилась к долгой работе, но этого не потребовалось. Фрейлина добралась лишь до бабки Генриетты – матери последнего герцога и его сестры Луизы. Прочтя имя этой женщины, Орлова даже присвистнула. В красиво прорисованной виньетке чёткими готическими буквами было выведено: «Мария-Луиза Беатрис, графиня де Гренвиль». Ниже стояли цифры: «1762–1786». Так почему же Генриетта об этом умолчала?

Глава десятая. Заколоченный дом

Генриетта поливала цветы. В малой столовой дома маркизы де Сент-Этьен – комнате светлой и на редкость уютной – окна смотрели на восток и на юг. В утренние и полуденные часы её насквозь пронизывало солнце. Радуясь щедрому теплу, в комнате цвели герани. Даже не цвели, а бушевали: на ажурных подставках, выставленных вдоль стен теснились горшки, а в них – пышные, яркие шапки. Всех оттенков розового, снежные, алые и ярко-красные, они были так хороши, что постоянно притягивали взгляд. Белая мебель, светлый шёлк стен, натюрморты с цветами и фруктами в золочёных рамах довершали полную очарования картину. Здесь надо было наслаждаться красотой и радоваться жизни, жаль только, что не у всех это получалось.

Генриетта не зря схватилась за лейку: ей хотелось провалиться сквозь землю, так было стыдно. Какой же дурочкой кажется она теперь Агате Андреевне! Не знать, как зовут собственную бабку?! Ведь Орлова несколько раз повторила вслух имя графини де Гренвиль. Если бы Генриетта удосужилась поговорить с тёткой о своей родне или внимательнее посмотрела бы на родословное древо, такого казуса не случилось бы. Понятно, что Луиза, рассказывая об их семье, говорила лишь о родителях Генриетты. Но ведь можно было и самой спросить!

Девушка бросила взгляд в сторону окна, там, разложив бумаги на старинном овальном столике, сидела Орлова. Фрейлина старательно читала записи на ветвях родословного древа, но её сосредоточенный вид Генриетту не обманул. Агата Андреевна деликатничала – давала ей возможность «сохранить лицо». Но Генриетта привыкла встречать удары судьбы с поднятым забралом, и сейчас её тоже не нужно было жалеть!

– Дело в том, что мы с Луизой слишком долго жили совсем другой жизнью, – обратилась она к Орловой. – Франция, титул и имения казались чем-то эфемерным, они как будто есть, но их нельзя потрогать, они не согреют, не накормят, не помогут выжить. Я никогда не знала, что со всем этим делать, не знаю и теперь…

Орлова ободряюще кивнула.

– Конечно, это всё так понятно. Наверно, по-другому и не бывает. Но давайте, пока Мари не принесла крестьянские платья, обсудим дальнейшие планы. Учитывая наше открытие, нынешняя графиня де Гренвиль становится подозрительной фигурой. Я очень рассчитываю на хозяйку сторожки Клод. Эта женщина давно живёт рядом с домом графини и явно общается с соседскими слугами. Надобно разговорить Клод, но так, чтобы не вызвать лишних подозрений. Кстати, вы запомнили нашу новую фамилию Леони?

– Да, конечно! Итак, мы с вами будем тёткой и племянницей. Но кто мы? Крестьянки или горожанки? – сосредоточившись на новой роли, уточнила Генриетта.

– Наверно, проще всего назваться городскими служанками. Предположим, мы жили в провинции, например, в Орлеане, и в нашей семье все женщины трудились в услужении.

– Я могу помогать на кухне, убирать комнаты и ухаживать за садом, – улыбнулась Генриетта. – Вы можете смело определить меня в дом графини – никто ничего не заподозрит, а я всё увижу изнутри.

– Хорошо, я над этим подумаю, – согласилась Орлова. Такую авантюру она и в мыслях не держала, но сочла за благо промолчать об этом. Зачем разочаровывать девушку? Она и так не находит себе места от беспокойства.

В дверях столовой появилась горничная Мари с ворохом одежды в руках.

– Вот, мадемуазель, – сообщила она Орловой, сгружая свою ношу на край стола. – Как вы приказали, так я всё и купила.

Агата Андреевна окинула взглядом серые бумазейные платья, холщовые передники и два больших тёплых платка из бурой шерсти. Отдельно Мари положила пару накрахмаленных чепцов с плоёными оборками. Служанка оказалась толковой – с заданием справилась прекрасно. Вещи были новыми и при этом простыми. Если бы служанки Леони явились сегодня на улицу Савой в обносках, то сразу же вызвала бы у Клод подозрение. А так Орлова просто захватит вчерашнее платье и шляпку с собой (в крайнем случае объявит их парадной одеждой), к тому же это даст возможность ходить в собственной обуви. Фрейлина сильно сомневалась, что они с Генриеттой смогут носить деревянные сабо.

– Ну что ж, надо переодеваться и ехать, – сказала Агата Андреевна и принялась собирать со стола предназначенные для неё вещи.

Генриетта стала складывать свои, но тут в гостиную вернулась горничная и доложила:

– Мадемуазель, там мальчишка пришёл. Грязный такой и вонючий! Он говорит, что письмо для вас принёс, но мне не отдаёт, мол, из рук – в руки.

Хорошенькая горничная брезгливо сморщила вздёрнутый носик и скривилась. Как видно, рыбный запах, так выручивший Орлову на рынке Анфан-Руж, пришёлся Мари не по вкусу. Как бы девчонка не оскорбила посланца своим пренебрежением. Сейчас рисковать нельзя! Орлова приказала:

– Мари, помогите герцогине донести купленные вещи до спальни, а я тут сама разберусь.

Она дождалась, когда нагруженные вещами девушки исчезнут за боковой дверью, и вышла в вестибюль. Там, засунув руки в карманы, высокомерно задирал нос чумазый и вихрастый Ги. Запах рыбы, густой и липучий, казалось, заполнил всё вокруг. Мальчишка это чувствовал, а может, брезгливая Мари уже успела высказать ему своё возмущение столь неприличной вонью, но, как бы то ни было, сейчас Ги явно щетинился, словно ёж.

– Давай письмо, – без предисловий обратилась к нему Орлова.

– Сначала деньги, – огрызнулся посланец. – Мамка сказала, что с вас два сантима.

Любое подозрение, вызванное у мальчишки, могло выйти боком в самый неподходящий момент, и Агата Андреевна, как никто другой знавшая цену мелочам, твёрдо отказала:

– Вот напишу ответ, тогда и рассчитаюсь. Тебе придётся подождать.

С видом человека, уверенного в своем могуществе, она протянула руку, и паренёк, чуть поколебавшись, отдал ей сложенный в крохотный квадратик листок.

– Только тогда заплатите вдвое! – прокричал он вслед Орловой, но та не соизволила ответить. Это дитя трущоб уважало лишь силу и власть, нельзя было его разочаровывать.

Агата Андреевна прошла в гостиную и распечатала письмо. Похититель не утруждался обсуждениями, он приказывал:

«Десять тысяч пришлёте с посланцем, а остальное привезёте. У вас есть месяц».

Это уже давало надежду. Преступник проглотил наживку. У них появилось время, а у Луизы – шанс остаться в живых. Теперь главным становилась правдоподобность. У похитителя не должно возникнуть сомнений, что Орлова расстаётся с собственными деньгами. Как будет вести себя женщина, отдающая деньги вперёд? Она обязательно потребует гарантий! Агата Андреевна достала чистый лист и написала:

«Отдаю с посланцем пять тысяч, ещё пять – завтра, когда увижу записку, написанную рукой мадемуазель де Гримон на листе свежей газеты».

Фрейлина завернула деньги и свой ответ в один толстый конверт, запечатала его со всех сторон и вдавила в теплый сургуч свою печатку. Сомнения разъедали душу, и у Орловой появилось то ощущение, которое она ненавидела с детства: как будто идёшь по болоту и не знаешь, что тебя ждёт под покрытой ярким мхом кочкой. Твердь или трясина? Вдруг они ошиблись в расчётах и выдвинутый ультиматум разозлит похитителя? Даже страшно было подумать, что тот мог сделать с Луизой.

«Отдать или нет?» – в последний раз спросила себя Орлова и каким-то шестым чувством поняла, что поступает правильно. Она вынесла конверт и протянула его Ги. Агата Андреевна молча отсчитала парнишке четыре сантима и, не прощаясь, ушла обратно в гостиную. Деревянные башмаки простучали по мраморному полу вестибюля, а тихий свист в такт шагам вывел некое подобие мелодии. Значит, слуга остался доволен, вот бы ещё так же угадать с хозяином!..

Безработные служанки по фамилии Леони заняли крохотную комнату сторожки на улице Савой. Как и надеялась Орлова, их внешность не вызвала у Клод никаких подозрений. Изложенная Агатой Андреевной легенда, что в родном Орлеане они прикопили немного средств, дабы попробовать начать жизнь в столице, произвела на старушку самое благоприятное впечатление, а предложение вместе столоваться (за счёт жиличек, конечно) окончательно закрепило успех. Клод вызвалась сбегать на рынок, а потом приготовить еду и, получив от Мари Леони – так теперь именовалась Орлова – деньги, покинула сторожку.

Генриетта устроилась у окна и с любопытством разглядывала дом графини де Гренвиль. По сравнению с соседними развалинами, особняк казался настоящим дворцом. Девушка мысленно согласилась с Орловой, сказавшей, что деньги в доме явно водились. Подтверждая их догадку, у ворот появился высокий слуга в новенькой, сплошь расшитой позументами ливрее. Он распахнул кованые ворота с позолоченными пиками по верхнему краю и отступил в сторону, пропуская лаковую коляску, запряжённую вороной парой.

– Скорее, – позвала Генриетта, – похоже, графиня едет!

Орлова знаками подсказала девушке, чтобы та спряталась за занавеску. Генриетта отступила к краю окна. Вороные кони по плавной дуге вынесли коляску на улицу, и тут наконец-то стала видна фигура графини. Дама была точь-в-точь как рассказывала Агата Андреевна – не слишком молодая брюнетка, наделённая броской, хотя и грубоватой, красотой. Её чёрный наряд казался таким роскошным, что вряд ли мог бы считаться по-настоящему траурным. Но вот чего Генриетта не ожидала, так это того, что рядом с графиней будет сидеть мужчина. Очень светлый блондин с по-девичьи тонкими чертами лица, он полулежал на подушках сиденья с томной грацией уставшего от жизни человека.

– Кто это? – прошептала Генриетта.

– Пока не знаю, – отозвалась Орлова и предложила: – Вернётся Клод, расспросим её. Я буду восхищаться графиней, а вы – её спутником.

Проводив взглядом коляску, они перекинулись десятком фраз, репетируя предстоящий разговор с хозяйкой сторожки. Вроде бы всё получалось логично: старшая женщина озабочена поиском места прислуги, и её интересует богатая хозяйка соседнего дома, а девушка восхищена красотой мужчины. Но разыгрывать спектакль им не пришлось: вернувшаяся с рынка Клод, уже вдоволь намолчавшаяся в одиночестве, вылила на своих жиличек такой поток сведений, какого они и не ждали:

– Вот вы про дорогих коней мне говорите да про экипаж, – заявила старушка, поставив на огонь котелок с половиной курицы. – А того не понимаете, что видите перед собой истинный позор благородного семейства.

– Неужто?! – всплеснула руками Орлова.

– Уж мне ли не знать, – с нарочитой скромностью отозвалась Клод, – когда на моих глазах всё это душегубство и случилось.

Она насладилась изумлением на лицах жиличек и с воодушевлением предалась воспоминаниям:

– Все началось с этой бестии – Франсуазы. Я ведь была непоследним человеком в доме графа де Гренвиля. Моя мать вынянчила всех хозяйских детей, и я играла вместе с ними: мальчиком – наследником и тремя девочками. Когда я подросла, меня определили в горничные к хозяйке дома. Графиня была милой дамой. Доброй такой. Слова грубого никогда не сказала, да и ей в доме никто не перечил, все понимали, что мадам – святая. Только молодой граф позволял себе иногда идти против матери, да и то потом винился, ручки ей целовал.

– А Франсуаза? Она что – дочь этой графини? – спросила Орлова и напомнила: – Вы ведь сказали, что всё началось с неё.

От такого кощунственного предположения Клод даже оскорбилась:

– Франсуаза – сучка подзаборная, без роду без племени. Пришла невесть откуда в чёрные поломойки наниматься, а графиня – святая душа – разжалобилась, глядя на её прозрачное от голода лицо. Нет, чтобы взашей гнать подлюгу, так наша хозяйка Франсуазу в дом пустила и позволила комнаты убирать. Вот та и доубиралась – оказалась в постели молодого графа. Ну а там уж – как водится…

«Как водится» – догадаться было нетрудно, но сейчас была важна каждая деталь, и Орлова старушке подыграла:

– Молодой граф признал родившегося у неё ребёнка?

– С чего бы это графу детей от поломойки признавать? Он Франсуазу сам выставил, чтобы мать не расстраивать. С того дня ничего об этой змее слышно не было, пока террор не начался. Вот тогда эта гадина и расплатилась подлостью за добро. Старого графа уже не было в живых, старшая из дочерей тоже скончалась, а молодой хозяин вместе с матерью и младшими сёстрами прятался от якобинцев в нашем доме. Так что арестовали их всех прямо на моих глазах. Нам тогда офицер подтвердил, что пришли они по доносу. Да только для меня не было секретом, кто тот донос написал. Я ведь Франсуазу во время их казни на площади видела. Мерзавка в первом ряду стояла и смеялась от радости, когда голова молодого хозяина в корзину свалилась. Ну а когда новая власть графский дом на торги выставила, проклятая ведьма выкупила особняк и заселилась туда вместе со своей дочерью. Франсуаза предлагала мне остаться, да я лучше с голода сдохну, чем такой служить стану.

– Ох, да как же так?! Вот ведь какая несправедливость творится на белом свете! – запричитала Орлова, но тут же смолкла и, будто озадачившись, спросила: – Да откуда же у неё взялись деньги? Неужто она ещё и ограбила своих благодетелей?

Клод поджала губы и с неохотой, но признала успехи ненавистной Франсуазы:

– Она на борделях поднялась, а потом процентщицей заделалась, – процедила старушка. – А по мне, что то, что другое – дела одинаково подлые. И хоть говорят, что деньги не пахнут, но что-то, несмотря на все её богатство, на дочери процентщицы любовник жениться не хочет. Сам – бастард, а брезгует!

– Неужто бастард? – вмешалась Генриетта. – Я его в окошко видела. Просто красавец!

– Смотри, детка, не влипни, – остудила её пыл Клод. – Ты его и без окошка скоро увидишь. Это ведь он – хозяин нашего заколоченного дома. Денег жалеет – сам у любовницы живёт, а сюда ни франка не вложил.

Этого Орлова не ожидала. Дело явно осложнялось. Фрейлина уже успела оценить порочно-капризное выражение лица любовника графини де Гренвиль и мысленно отнесла этого мужчину к разряду опасных, а теперь выходило, что этот ловелас бывает и здесь. Такой ни за что не пропустит Генриетту. Девушка была слишком красива, даже в крестьянском платье она сияла, как алмаз чистой воды.

– И часто хозяин сюда заходит? – стараясь не выдать своего беспокойства, поинтересовалась Агата Андреевна.

– Бывает, – отозвалась Клод. – Когда хочет, тогда и появляется, я за ним не слежу.

Закипевшая на плите курица выбросила в крохотную кухню струю влажного пара и захватила всё внимание старушки. Клод принялась заправлять суп, а Генриетта, чтобы проветрить, распахнула дверь кухни. Солнечный луч упал на притолоку двери, осветив большой крюк, а на нём кольцо со связкой ключей.

«От дома, наверно, – сообразила девушка. – Пока Клод готовит, можно узнать, что же там скрывается за старыми ставнями».

Клод чистила картошку, Орлова помешивала суп в котелке. Они будут заняты ещё не менее получаса. Генриетта сунула ключи в карман холщового фартука и, бесшумно прикрыв дверь, выскользнула из сторожки в сад.

Глава одиннадцатая. Тайные мотивы

Маленький сад у заколоченного особняка совсем одичал. Живая изгородь давно превратилась в бесформенные заросли. Затеняя окна, вымахали липы, а вместо клумб и газонов стояла вровень с кустами сорная трава. Впрочем, в этом саду у Клод были припрятаны её маленькие секреты: сквозь чуть заметный лаз в живой изгороди виднелись чистенькие, без единой травинки, грядки с луком и чесноком, а за ними – аккуратные конусы окученных картофельных кустов. Старушка выживала как могла.

Генриетта боялась столкнуться с таинственным хозяином заколоченного особняка и не решилась идти по дорожке, а вот огород Клод оказался для неё как нельзя кстати. Девушка пролезла сквозь живую изгородь и ступила на бывший газон, окружённый стеной кустов. Трудолюбивая старушка не поленилась перекопать всё его пространство вплоть до одичавших плетистых роз под заколоченными окнами особняка. Генриетта пробралась между грядками и картофельными кустами. Подошла к дому. Как попасть внутрь? Через окно? Но ставни здесь накрепко забиты. Оставались только двери. Пришлось Генриетте пролезть между стеной и розами, чтобы подобраться к фасаду здания.

– Господи, помоги, – попросила она и прошла по открытой площадке двора прямиком к крыльцу.

Страх сжимал сердце, руки похолодели и сделались липкими, но девушка не замедлила шаг.

«Я не делаю ничего плохого. Я приехала в Париж искать работу», – мысленно твердила она заученную фразы.

Но излагать эту легенду было некому – вокруг стояла тишина, лишь в кронах лип чирикали непуганые птицы. Генриетта беспрепятственно поднялась на крыльцо и потянула из кармана кольцо с прихваченными ключами. Все они заржавели, и лишь один – большой и чёрный – выглядел отчищенным, к тому же он сразу бросался в глаза из-за полоски красной краски на его головке.

«Клод пометила, чтобы не искать его среди других?» – спросила себя Генриетта и, уже не раздумывая, вставила ключ в замок входной двери.

Смекалка не подвела: дверь сразу же открылась. Но что таилось за ней? Вдруг там скрываются ужасные тайны или логово преступников? Накатил почти что детский страх, тот, когда боишься даже дышать, – ощущение, о котором Генриетта уже подзабыла. Войти?.. Вдруг там смерть или ещё какой-нибудь ужас?

«А если здесь прячут тётю? Заперли в подвале и держат, а я трушу, боюсь за свою жизнь!»

Совесть оказалась хорошим советчиком, и Генриетта сделала первый шаг. На всякий случай она заперла дверь изнутри и лишь потом осмотрелась.

Вестибюль оказался полутёмным. Тоненькие полоски света пробивались сквозь заколоченные окна, освещая запустение и тлен. Мебели вокруг не было, остатки штор свисали с окон грязной бахромой, а мраморные плиты пола покрывал толстый слежавшийся слой многолетней пыли. Однако не все было так просто: косые солнечные лучи подсвечивали протоптанную в грязи дорожку. Кто-то здесь ходил – и не раз.

– Ну, и куда же дальше? – пробормотала себе под нос Генриетта и удивилась, как гулко прозвучал в вестибюле её голос. Она сразу прикусила язык и двинулась по протоптанной дорожке. Тропинка нырнула под полуоткрытую дверь. Девушка толкнула облупившуюся створку и оказалась в зале с высоким сводчатым потолком. Меж его колонн тускло отсвечивали давно не мытые зеркала, а мраморный камин у дальней стены казался просто исполинским. На фоне его чёрного зева стояли нарядный столик с бронзовыми гирляндами, обвивающими столешницу, и два разномастных кресла. Натоптанная в пыли тропинка вела прямо к ним.

«Похоже, что кто-то приходит сюда, чтобы посидеть у камина, – сообразила Генриетта. – Вряд ли кавалер графини де Гренвиль, постоянно живущий в её доме, нуждается в том, чтобы погреться. Значит, это место встреч. Только вот с кем?»

Она добралась до кресел и огляделась. Ни они, ни столик не выглядели пыльными. Продавленные сиденья ещё сохраняли две вмятины, как будто невидимые собеседники только что поднялись со своих мест и скоро вернутся. А ведь и верно, они вполне могли вернуться! Что же тогда делать незваной гостье? Куда деваться? Генриетта осмотрелась по сторонам в поисках убежища. Слева от камина она заметила узкую дверь и попробовала открыть её. Створка легко поддалась, но за ней было черным-черно.

«Комната или коридор без окон, – догадалась Генриетта, – туда без огня – никак».

Решив, что осмотр этого коридора оставит до другого раза, когда придёт в заброшенный особняк со свечой, она направилась к широкой арке между облупленными колоннами, но вдруг в полной тишине раздались явственные звуки – кто-то возился у входной двери. Хозяин?!

«Может, это Клод пришла, чтобы показать дом Орловой?» – успела подумать Генриетта, но тут же вспомнила, что забрала ключи с собой.

Бежать?.. Девушка замерла посреди зала. Пол перед аркой, куда она только что направлялась, был засыпан толстым слоем рухнувшей с потолка лепнины. Так что туда идти нельзя, ведь скрип гипса и штукатурки под подошвами башмаков сразу выдаст присутствие непрошеной гостьи. Значит, остаётся одно – бежать в тёмный коридор. Лишь бы там – в глухой чернильной тьме – не оказалось ни крыс, ни прочей нечисти!

Генриетта кинулась к узенькой дверце около камина, толкнула её и, проскользнув в кромешную темноту, потянула ручку на себя.

«Может, повезёт, и виконт направится в другое место…» – с надеждой подумала она.

Не получилось!.. Гулкое эхо шагов отозвалось в вестибюле, а потом стук каблуков стал громче и чётче – вошедший направлялся прямиком к камину.

«Остаётся утешаться тем, что я всё услышу», – старалась успокоить себя Генриетта, но утешение было слабым. Стало до того страшно, что даже застучали зубы. Она изо всех сил сжала челюсти и прикрыла рот руками. Только бы не выдать себя! Генриетте повезло: нервная трясучка вроде бы поутихла. Прижавшись спиной к стене, девушка старалась даже не дышать.

Послышался скрип старого кресла, а следом прозвучал по-женски звонкий, высокомерно-властный голос:

– Садись, Кот, хватит в дверях топтаться.

Звук плюхнувшегося в кресло тела подсказал Генриетте, что невидимый Кот выполнил распоряжение говорившего. Властный голос зазвучал вновь:

– Ну, хоть сегодня я получу наконец то, чего жду уже две недели?

– Конечно, ваше сиятельство, – откликнулся в ответ заискивающий баритон, а после паузы добавил: – Но моей вины в задержке нет. Вы сами знаете, что кюре заартачился. Никак не хотел признание писать, и уж тем более не соглашался делать это в присутствии свидетелей. Кабы ему денег хоть немного подкинуть, он бы сговорчивей был.

– С чего это я должен деньгами разбрасываться? Может быть, мне ему из твоего вознаграждения заплатить? Наш министр Фуше никогда не был особо щедрым, а уж нынче, когда даже на армию денег не хватает, последние крохи грозится отобрать.

– Да я что? Так ляпнул… – заюлил баритон и, затирая свою неловкость, поспешил сменить тему: – Вот, извольте глянуть. Заверенное по всем правилам признание отца Марка. Наследник герцога де Бресси родился почти на год раньше того срока, которое указано в его свидетельстве о крещении и метрике, и, самое главное, малыш пришёл в мир до того, как его мать стала законной супругой его отца. Юноша – незаконнорожденный, а других детей в этой семье нет и, учитывая престарелый возраст герцога, больше не будет.

– А посему придётся достопочтенному старичку изрядно постараться, чтобы я не выдал эту тайну всему свету. Его двоюродные внуки – ребята голодные, да к тому же очень наглые. Им терять нечего, за герцогский титул и поместья они сожрут с потрохами любого бастарда.

– Да уж, что правда, то правда, – хихикнув, подтвердил льстивый голос и поинтересовался: – Так вы мои денежки сейчас отдадите?

За стенкой повисла тишина, и Генриетта предположила, что невидимые собеседники отсчитывают вознаграждение. Она не ошиблась: холуйски ласковый баритон рассыпался в благодарностях, но властный голос его перебил:

– Кот, вы обещали мне достать сведения о торговце оружием Рене!

Баритон поклялся собственной душой, что занимается этим вопросом денно и нощно, но пока ничего узнать не удалось. В конце концов он пообещал вскоре принести нужные сведения и с явным облегчением распрощался. Затем раздались шаги, вот только уходил из зала лишь один человек.

«Господи, а второй чего ждёт? – перепугалась Генриетта, и от страшного подозрения её спина покрылась холодным потом. – Неужели он понял, что я здесь, и будет караулить меня, пока я не выйду?»

Тонкая дверь отделяла её от смертельной опасности, ведь в том, что сидящий у камина мужчина – опасный негодяй, Генриетта не сомневалась. И вдруг сквозь отчаяние и страх пробилась трезвая мысль: ужасная переделка в её жизни – это ведь не в первый раз. В конце концов, в трущобах Лондона опасным преступником был каждый второй, а Генриетте уже не десять лет, и она сумеет за себя постоять. Теперь девушка жалела лишь об одном – что с ней нет ножа. Когда они с Луизой перебрались из ночлежки в дом княгини Черкасской, тётка заставила Генриетту отказаться от этой опасной привычки. Как быстро привыкаешь к хорошему и забываешь об опасности, а зря!

«Если выберусь отсюда живой, никогда больше не выйду из дома без ножа», – пообещала себе Генриетта.

За стенкой стояла глухая тишина, как будто охотник, усыпляя бдительность своей жертвы, замер. Юная герцогиня не шевелилась, все её чувства обострились в ожидании развязки. Вдруг показалось, что в её убежище просочился терпкий запах духов. Так захотелось, хотя бы в щёлочку, глянуть на этого благоухающего щёголя. Генриетта была почти уверена, что он – тот самый томный блондин из экипажа графини де Гренвиль, но крохотное сомнение всё-таки оставалось, и девушку разбирало любопытство. Послышался скрип кресла, значит, мужчина встал. Потом, удаляясь в сторону входной двери, прошелестели шаги. Неужели уходит? Но предположение оказалось неверным – шаги замерли, а потом послышался голос:

– Я здесь, проходите…

– Добрый день, ваше сиятельство, – прозвучало в ответ, и Генриетта поняла, что в доме появился новый гость.

«Так у этого человека здесь что-то вроде штаба, – догадалась она. – Узнать бы ещё, что за дела здесь творятся».

Судя по первому разговору, «его сиятельство» собирался шантажировать старика, скрывавшего от родни незаконное происхождение своего наследника. Но шантажист упомянул министра полиции Фуше. Так для кого старался этот человек? Для министра или себя самого? Ответа у Генриетты пока не было. Тем временем собеседники за дверью перешли к делу:

– Вы добыли письма, Мишель? – нетерпеливо произнёс хозяин дома.

– Да, всю шкатулку принёс. Вы уж за неё побольше заплатите! Не обидьте, ваше сиятельство, местом ведь рискую. Банкир платит, как никто другой в Париже. Вдруг дознаются, что это я, и выгонят?

Второй собеседник не спешил с ответом. Девушка услышала шорох разворачиваемой бумаги, потом ироничные хмыканья, а следом весёлый смех «его сиятельства».

– Какое, однако, богатое воображение у нашей прелестной банкирши! Красота её слога в описании любовных утех поистине не уступает поэтическим виршам. Придётся и мне написать письмецо. Подождите немного, Мишель, и отнесёте шкатулку обратно. Вернёте её на место, только внутри вместо пачки писем влюблённой дамы будет лежать одно – моё.

– Всё сделаю, как пожелаете, – согласился было Мишель, но сразу же засомневался: – Вот только шкатулку я взял у секретаря, а у него денег нет. Зачем ему писать? Толку не будет!.. Лучше бы сразу банкиру…

– Не скажите! Именно секретарю мы и напишем, – смеясь, возразил собеседник. – Красавчик бросится к своей пассии и начнёт её доить, а мы станем поднимать цену всё выше и выше. Тогда он примется обкрадывать своего патрона, а заодно продавать нам все его тайны. Так из-за пачки слащавых листков, написанных стареющей бабой подлому юнцу, рухнет почтенный банкирский дом. Только это произойдёт не сразу – мы с вами растянем удовольствие.

Собеседники вновь замолчали, как видно, «его сиятельство» сочинял задуманное письмо. Наконец он отдал написанное Мишелю и явно добавил к письму денег, поскольку агент рассыпался в благодарностях. Хозяин дома оборвал поток льстивых фраз и приказал:

– Напоминаю, что меня интересуют сведения о торговце оружием Рене. Пошевеливайтесь! Сколько можно расписываться в своём бессилии? Жду вас завтра с полудня до часу. Если не успеете, приходите на следующий день. И со шкатулкой поосторожнее, не вспугните мне банкира. Я этого наглеца хорошо знаю, он – авантюрист до мозга костей. Озлится – прирежет свою благоверную вместе с любовником, заберёт золотишко и сбежит в Англию. Ходят же слухи, что он уже почти всё состояние переправил на туманный Альбион. Смотрите! Не испортите мне игру! Я хочу наблюдать долгую агонию своего врага, а самое главное, хочу узнать все его поганые тайны.

– Обязательно, ваше сиятельство! Не сомневайтесь, я буду очень осторожен…

Вновь заскрипели кресла. Теперь уже две пары ног протопали в сторону входной двери. Генриетта не могла ошибиться, ведь мужчины на ходу продолжали разговор. Голоса становились все тише и тише, потом хлопнула входная дверь. Обострённым от чувства опасности слухом девушка уловила даже то, как повернулся в замке ключ. Слава богу, ушли, а она не попалась! Страшная опустошённость навалилась на Генриетту, и она сползла по стенке на пол. Теперь уже можно было дышать и смеяться от счастья, что уцелела в такой передряге, но вместо этого потекли слёзы.