Текст книги "Маленький книжный магазинчик в Тегеране"

5. 1953. Кафе «Ганади»

К Новрузу, персидскому Новому году, в доме сделали генеральную уборку и вымыли его дочиста. Маман несколько недель засиживалась допоздна, шила дочерям новые платья. В первый день весны семья встала вокруг праздничного стола «Хафт син», на котором лежали семь предметов, начинавшихся с персидской буквы «син». Ройя и Зари надели все новое, вплоть до белья. В точный момент весеннего равноденствия, когда зима уступает место весне, все стали прыгать от радости, обниматься и целоваться, поздравляя друг друга. Потом Баба прочел суру из Корана и несколько газелей из Хафиза. Новый год начался.

В течение тринадцати дней, следующих за первым днем весны, родственники по традиции ходили друг к другу в гости. Сначала навещали самых старших, потом тех, кто моложе. Все магазины и рестораны закрылись на праздники. Дом наполняли ароматы маминых пирожков из рисовой муки с розовой водой, хумуса и фисташкового печенья.

Через две недели, в первый вторник, когда открылись магазины, Ройя буквально побежала в «Канцтовары». Город украсился красочным калейдоскопом из цветов, распускались все новые и новые бутоны.

Когда она, запыхавшись, открыла дверь, зазвенел знакомый колокольчик. И Бахман был там, стоял возле прилавка и разговаривал с господином Фахри, а тот что-то записывал. У нее отлегло от сердца, когда она услышала любимый голос.

– Ройя-ханум, саале но мобарак. С Новым годом! – Господин Фахри увидел ее первым и отложил авторучку.

– С Новым годом вас. Обоих, – ответила она.

Бахман поднял голову, и его лицо осветилось широкой улыбкой.

– Эй! Как дела? Как твоя семья? Вы хорошо встретили Новый год?

Она подошла к нему ближе и невольно охнула. По задней стороне его шеи словно ползли крупные черные муравьи. Это были стежки на зашитой ране. Какие негодяи…

– Не беспокойся, – сказал Бахман. – Отец Джахангира вылил на меня ведро антисептика. У меня все нормально.

Тут вошли другие покупатели, и господин Фахри пошел к ним.

Бахман взял с прилавка что-то завернутое в красную бумагу и протянул ей.

– Вот, – сказал он. – Это тебе. Эйди к Новому году.

– Зачем, Бахман? Ничего мне не надо дарить!

– Мне так захотелось.

Она догадалась, что это книга. Аккуратно развернула бумагу, словно хотела навсегда сохранить и ее, и с удивлением увидела блокнот.

– Чтобы ты писала туда собственные стихи, – сказал Бахман с кротким видом.

Она раскрыла блокнот. На первой странице он написал: «Ройя-джан, любовь моя. Будь всегда счастливой и пусть все твои дни будут наполнены прекрасными словами». Ниже он написал строки из Руми:

 
Я стал искать тебя, когда впервые услышал о любви,
но я не подозревал, что был и глуп, и слеп.
Любовь свою не встретишь где-нибудь,
Она в тебе все время.
 

– Надеюсь, тебе понравилось? – нерешительно спросил он.

Ей хотелось поцеловать его, взять в ладони его лицо и поцеловать, чтобы он увидел, как ей все нравится, но в другой половине магазина господин Фахри беседовал с покупателями.

– Все замечательно. Спасибо, – поблагодарила она.

– У тебя есть сейчас время? Ты пойдешь со мной? – спросил Бахман.

– В последний раз это плохо закончилось, – ответила она.

Бахман покраснел.

– Мне ужасно жалко, что тебе пришлось увидеть такое. Но сегодня нет ни одной демонстрации. Люди все еще отмечают Новруз. Я обещаю, что мы пойдем в безопасное место. И приятное.

Они вдвоем вышли на улицу. На этот раз Бахман шел рядом с ней, соразмеряя свои шаги с ее поступью. Среди свежей весенней зелени было проще забыть о политических бурях. Если в Иране и был праздник, приносивший всем счастье, то это Новруз. Все люди на улицах повеселели и посвежели, отдохнув от работы и занятий.

Ройя и Бахман пересекли площадь Фирдоуси. В ее центре у фонтана стояла немолодая женщина, одетая во все красное – в красное платье и даже красные туфли. Она оглядывалась по сторонам, словно ждала кого-то или чего-то. Ее лицо было удрученным, но полным надежды.

– Говорят, что она должна была давным-давно встретиться здесь со своим возлюбленным, – сказал Бахман, взяв Ройю за руку.

– Я видела ее здесь и раньше.

– Да. Но он так и не пришел. Много лет назад. Парень из моего класса даже написал стихотворение об этой бедной женщине.

– Как печально, – сказала Ройя.

– Иногда я просто не могу смотреть на нее, – сказал Бахман, когда они торопливо прошли мимо.

Через несколько кварталов Бахман остановился перед какой-то витриной. Белыми, словно нарисованными пеной, буквами на стекле было написано: «Кафе «Ганади». Ройя много раз проходила мимо этого кафе, но ни разу не заходила сюда. Оно казалось ей предназначенным для более взрослых и рафинированных людей – для тех, кто пил кофе, а не чай, для девушек, у которых уже были женихи, для шикарных пар, одевавшихся как американские кинозвезды.

Бахман повел ее внутрь кафе.

Ряды пирожных в стеклянных витринах, круглые столики, розовые подушки на стульях, стены цвета легкого румянца, цветы в узких вазах, крем, сочащийся из эклеров и маленьких пирожных, – у Ройи даже закружилась голова от увиденного.

В кафе пахло сладостями, кофе и корицей. Бахман повел Ройю за руку в глубину зала, словно они были семейной парой; он прижимался к ней, когда они протискивались мимо столиков. Ройя снова ощутила запах мускуса и чего-то еще, что не могла точно определить, но почувствовала еще в тот седьмой вторник в магазине, когда он впервые взял ее за руку. Ей приходило в голову только сравнение с ветром – с прохладным, свежим, приятным порывом ветра. Теперь она держала его за локоть, и его сильные мускулы напряглись под ее пальцами. Может, из-за запахов кофе и корицы в воздухе или оттого, что она оказалась в таком шикарном кафе с красавцем Бахманом, когда он выдвинул для нее стул и она села, ей показалось, что розовый сладкий зал закружился вокруг нее.

– Что ты хочешь?

– Чай, пожалуйста.

– Ты когда-нибудь пробовала шир-гахвех?

– Что, прости? – Она почти не слышала его. Пары вокруг них громко болтали. Стильные молодые женщины, сидевшие на стульях с розовыми подушками, выглядели как иностранные актрисы, каких она видела только на обложках журналов; их волосы были уложены безупречными волнами (какие так старалась сделать Зари, накручивая каждый вечер волосы на обрывки газетной бумаги). Эти женщины непринужденно болтали с сидевшими напротив них молодыми людьми. Невероятный мир этих изысканных пар заворожил ее не меньше, чем пирожные в стеклянной витрине. Помолвлены ли эти люди? Что сказали бы Маман и Баба, если бы увидели, что она сидит на стуле с розовой подушечкой и беседует с парнем?

– Сейчас я вернусь. – Бахман исчез в передней части кондитерской.

Он отсутствовал довольно долго и вернулся с подносом, на котором дымился в чашках кофе со сливками и стояла тарелочка с двумя пирожными. Он протянул Ройе одну чашечку, поставил поднос на стол, сел и смотрел, как она сделала глоток. Кофе обжег ей губы, он был горячим, крепким и ароматным.

– Ухо тебе, язык мне.

Ройя едва не выплюнула кофе.

– Извини, что? – пробормотала она.

– Пирожные. Слоновье ухо тебе. А мне пирожное-язык.

Он замолчал и усмехнулся. Ройя посмотрела на тарелку. И действительно, одно пирожное было в форме слоновьего уха, а другое – продолговатое, как язык.

– Тебе понравился шир-гахвех?

– Он… необычный.

Кофе был насыщенным; Ройя никогда еще не пробовала ничего подобного.

– Лучший итальянский эспрессо, какой можно найти в Иране! – Бахман постучал ладонью по столу. – Именно тут. – Он взял Ройю за руку. – Может, это кафе станет нашим вторым любимым местом встреч. Правда?

Ройя хихикнула и кивнула.

– Ну, вообще-то мне нравятся точилки для карандашей и книги с поэзией Руми. И демонстрации. Но знаешь…

Она снова улыбнулась. Ей казалось, что у нее началась новая жизнь. Когда они сегодня вышли из «Канцтоваров» в яркий мир, ей показалось, что сама судьба распорядилась так, чтобы они всюду вместе ходили, чтобы их видели вместе, чтобы они вместе сидели в кафе, пили и ели. Будут ли у них в будущем сладкие пирожки, ширини и эклеры? Смогут ли они вот так же лакомиться ими? Сидеть на красивых стульях и пить эспрессо по-итальянски? У Ройи кружилась голова от всей этой роскоши, но неожиданно и непонятно почему она вновь почувствовала уверенность в том, что ее судьба – быть рядом с Бахманом. В новом году и далее.

* * *

– Нелепо говорить, что ты выйдешь за него замуж, – фыркнула Зари, когда они на той же неделе шли домой из школы. – Сколько раз ты его видела? Шесть?

– Мы встречаемся уже несколько месяцев. И вообще, время тут ни при чем. Не имеет значения.

– Ой, сестрица! – Зари остановилась и с жалостью посмотрела на Ройю. – Время – единственная вещь, которая имеет значение. Нельзя тебе рассчитывать на этого парня.

– Почему нельзя?

– Потому что… – Зари помолчала. – Просто ему нельзя доверять. Эти политики не такие, как тебе кажется.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, и все. Поверь мне.

До дома они шли в напряженном молчании. Ройя убеждала себя, что сестра просто ревнует и что это не пророчество. Зари, как всегда, преувеличивает. Просто ей не нравятся такие парни. Вот и все. Ройя гнала от себя сомнения и тревогу, зашевелившиеся в ее душе после этих слов. Она заставила себя думать о блокноте, подарке Бахмана, о строках, которые он написал в нем. Любовь свою не встретишь где-нибудь, Она в тебе все время.

Нет, конечно, Зари ошибалась.

6. 1953. Расколотое небо

Из-за того, что приближалось лето и кусты и деревья уже покрылись пышной листвой, потому что садилось солнце, а им было по семнадцать и воздух был полон ароматов жасмина, их прогулка по бульвару уже сама по себе могла запечатлеться в сердце Ройи на всю жизнь.

Перед этим они ходили в кинотеатр «Метрополь» на улице Лалезар. Вошли в роскошное фойе с круглым красным диваном, над которым сверкала хрустальными слезами люстра, а на стенах висели портреты Кларка Гейбла и Софи Лорен. Мужчины курили там сигареты, женщины в изысканных шляпках держали в пальцах крошечные чашечки кофе. Ройю увиденное потрясло настолько, что она и сама почувствовала себя чуть ли не кинозвездой. Потом они с Бахманом поднялись на балкон, сели в коричневые бархатные кресла и смотрели итальянский фильм «Похитители велосипедов» режиссера Витторио де Сика.

– Мне нравится этот фильм, – прошептал Бахман, когда в зале погас свет. – Мне интересно узнать твое мнение.

Ройя, взволнованная близостью его губ к ее уху, не могла говорить. Она лишь молча кивнула. Этот парень принес в ее спокойную и размеренную жизнь столько нового и волнующего.

Выйдя из кинотеатра, они очутились в прекрасных до боли летних сумерках. Сгущались тени, белели цветы жасмина, по лавандовому небу плыли лиловые и багровые облака.

– В фильме так много общего с тем, что сейчас происходит в Иране, – сказала Ройя, когда они шли по бульвару. – Бедняки стремятся к лучшей жизни. Но у них ничего не получается. Наши лидеры должны помочь им. Ведь герой фильма мечтал всего лишь о велосипеде, чтобы ездить на нем на работу. Вот и все.

– Я с тобой согласен. Наши бедняки тоже находятся в ловушке своего сословия и своей судьбы, – со страстью заявил Бахман и взял Ройю за руку. – Но мы можем все изменить. Благодаря демократии. Мы на верном пути.

– Зари считает, что мы вряд ли получим когда-нибудь полный контроль над нашими природными ресурсами. Этого англичане не допустят, – сказала Ройя.

– Для тех, кто не любит политику, аргументы твоей сестры могут показаться убедительными, – возразил Бахман.

Ройя рассмеялась.

– Но сейчас моя задача – убедить ее, что я не самый ужасный человек в Тегеране! – сказал Бахман.

– Не обращай внимания на Зари, – отмахнулась Ройя. – Она любит все драматизировать, вот и все.

В конце учебного года Ройя стала приглашать Бахмана на регулярные домашние вечера, которые они устраивали с сестрой. Ничего особенного: просто нарезанные фрукты, смех, шутки, разговоры. И Бахман был там не единственным парнем, в гости приходили друзья и кузены, входившие в «экипаж», как Зари называла их кружок. Бахмана представили родителям, и Ройе было приятно, что он может бывать в ее доме, болтать с ее друзьями, стать в их группе своим…

Внезапно Бахман остановился и замолчал.

– Что такое?

– Я просто хотел спросить… – Казалось, он нервничал. – Подожди немножко. Я просто хотел спросить, Ройя… – Его голос дрогнул, когда он произнес ее имя, дрогнул, как у тринадцатилетнего мальчишки. Бахман мягко повел ее с середины дорожки к огромному жасмину, цветущие ветки которого образовали что-то наподобие пещеры. Молодых людей окутал умопомрачительный аромат прекрасных цветов.

Бахман смотрел на Ройю, и она с удивлением обнаружила, что он выглядел совершенно беззащитным.

Она не дала ему сказать ни слова. Зачем? К чему эти игры? В облаке жасмина она поцеловала его. Ей казалось, что она приземлилась там, где все равно должна была находиться, в другом мире, нежном и невероятно соблазнительном – в абсолютно их с Бахманом измерении, хотя и таком, в котором она никогда не осмеливалась бывать прежде.

Вкус его губ, сильные руки на ее талии, прижавшееся к ней тело Бахмана… Она продолжала целовать его, а когда наконец перевела дыхание, он раскраснелся и выглядел совершенно ошеломленным. Ей даже показалось, что он вот-вот упадет.

– Я догадываюсь, что это твое «да», – сказал он.

– Да. Согласие.

Удивительно новое ощущение власти над любимым придавало ей уверенности. До этой минуты она даже не догадывалась, что такое возможно.

– Конечно, я пойду к твоим родителям.

Она предположила, что его целовали и раньше. Хотя, может, и не целовали. Она-то точно никого еще не целовала и удивилась тому, насколько естественно сделала это, словно она так поступала всегда.

– Если твои родители согласятся, мы можем пожениться в конце лета. Я хочу быть ближе к тебе. Я ничего так не хочу, как быть с тобой. Чтобы наши миры слились в один.

Должно быть, это была судьба, написанная у них на лбу невидимыми буквами. Она сказала «да» чему? Поцелую? Замужеству? Ее сердце забилось учащенно, и тогда он наклонился и поцеловал ее. Что могло быть крепче и удивительнее первого поцелуя, такого нежного, сравнимого с изысканными гроздьями жасмина, с крошечными, полупрозрачными лепестками. Ройя таяла в объятьях Бахмана, сливалась с ним. Непозволительная вещь до замужества, конечно, но так уж вышло. Боже, хорошие девочки так не поступают. Но Ройю это не волновало. Она могла целоваться с Бахманом бесконечно. Если они будут делать это до конца жизни, ей все равно будет мало.

* * *

– Тебе нравится его ГОЛОС? Ты сказала, что выйдешь замуж за этого парня, потому что у него дрогнул голос?

– Мне нравится в нем все, – сказала Ройя. – Мы любим друг друга.

В тот вечер, погасив свет, Зари и Ройя лежали в своей комнате и шептались. Ройя прокручивала в голове каждое мгновение того вечера: как дрогнул голос Бахмана, когда он спросил ее, потом тот поцелуй под жасмином… Кое-что она рассказала Зари, но теперь жалела об этом.

– Значит, его голос дрогнул, и это было так мило, что ты согласилась выйти замуж за человека, которого могут посадить в тюрьму в любой день за политическую активность? Ты ведь даже почти не видела его родителей.

– Перестань паниковать, Зари. Он страстно переживает за будущее страны и помогает в очень достойном деле. Меня это восхищает.

– А как же его мать? Ты сказала, что она грубо разговаривала с тобой во время вашей первой встречи.

– Вообще-то не грубо. Просто она плохо себя чувствовала. Бахман предупредил меня. Но ей станет лучше.

– Нет, мне просто не верится, что ты дала согласие!

– Слушай, Зари, мне трудно объяснить тебе, что такое любовь. Когда ты знаешь, что поступаешь правильно. Просто знаешь. Что этого не избежать. Это как… как будто тебе на голову упало дерево.

– Замечательное сравнение.

– Я имела в виду, что от этого не спастись. Что просто такова жизнь. Бахман – моя судьба. Вместе мы будем… – Невозможно было выразить словами ту нежную паутину, в которой качались в тот вечер Ройя и Бахман, и не только в тот вечер, а всегда, когда были вместе. Любые попытки объяснить это сестре были обречены и, казалось, переводили в прозу волшебную поэзию чувств.

– Спокойной ночи, сестра. – Зари вздохнула.

Ройя прижалась к ней, радуясь, что их разговор закончен.

– Я буду молиться за тебя! – добавила Зари и сжала ей руку.

* * *

Когда Бахман пришел к родителям Ройи просить ее руки, все нервничали, хотя он уже несколько раз бывал в доме в конце весны и начале лета. Но тогда там были и другие их друзья. На этот раз он явился один. Традиция требовала, чтобы парень привел своих родителей, но Бахман сказал, что его мать больна, а отец не мог оставить ее одну.

Во время маленьких сборищ с друзьями, когда Бахман говорил о своей страстной поддержке политики премьер-министра, отец Ройи с удовольствием слушал. В политике они были единомышленниками, и это расположило его к парню и стало огромным преимуществом. Но другое дело – просить у родителей разрешения на брак с их дочерью, и все это понимали.

Ройя так волновалась, что расплескала чай, когда подавала его Баба, Маман и гостю. Бахман сидел в гостиной перед родителями и нервно кусал губу. Ройя ужасно переживала за него, хотела как-то ему помочь, и все было крайне необычно. То, что он явился в ее дом без родителей, усугубляло положение. Эх, надо было бы им прийти! Как того требовал обычай, Ройя принесла чай и ушла из гостиной, чтобы Бахман говорил с ее родителями без нее. Но она оставила дверь слегка приоткрытой, и к ней немедленно присоединилась Зари, ждавшая возле гостиной. Они обе стали смотреть в щелку.

– Бахман-джан, добро пожаловать в наш дом, – с формальной вежливостью сказал Баба.

– Хотите ногл в чай? – Ройя увидела в щелку, как Маман протянула Бахману серебряную чашу с засахаренным миндалем.

– Да не заболят ваши руки, Кайхани-ханум, благодарю вас. – Бахман использовал обычное персидское выражение, какое используют в преувеличенно вежливой беседе, и чинно взял ногл.

Последовал дальнейший обмен любезностями. Баба что-то сказал про погоду. Маман спросила, хочет ли он фруктов, пожалуйста, пусть попробует огурцы, они такие свежие. Бахман не стал отказываться. Потом наступило молчание. Ройя затаила дыхание, Зари грызла большой палец.

Бахман кашлянул.

– Как вы знаете, Кайхани-ага и Кайхани-ханум, с прошлой зимы я имел радость быть знакомым с вашей дочерью. Благодаря этому я считаю себя чрезвычайно счастливым человеком.

Зари подавила смешок.

Маман и Баба не проронили ни слова. Бахман продолжал:

– Я хочу вам сообщить, что я очень упорно учился в старших классах и окончу школу, слава Аллаху, как шагердавал, лучший в классе.

– Ну, из такой школы, как ваша, можно гарантированно поступить в университет и присоединиться к классу профессионалов! – сказал Баба.

– Благодарю вас. Да. Но… – Бахман кашлянул. – Возможно, вы знаете, что мне бы хотелось осенью приступить к работе в прогрессивной газете, поддерживающей Мосаддыка.

Зари ударила себя ладонью по лбу.

Маман неловко заерзала. Ройя понимала, что работа в политической газете – не то, чего мать ожидала от будущего зятя. Ройя затаила дыхание, словно ее возглас мог все разрушить.

– Но это временно. Пока в нашей стране не наладится обстановка. Мы должны делать все, что в наших силах. Помогать Национальному фронту. В этой газете работают мои друзья, – продолжал Бахман. – Для меня это хорошая стартовая позиция. Я надеюсь, вы знаете, как я предан вашей дочери. Я сделаю все, что в моих силах, для нашей безопасной и счастливой жизни. Все. Она не будет ни в чем нуждаться. Мне очень повезло, что я могу быть рядом с ней. Мои родители не смогли прийти сюда, хотя так требует обычай, но я обязательно приведу их – если получу ваше согласие. Если я получу возможность и высокую честь сделать вашу дочь…

– Что, сейчас тебе на голову упадет дерево? – прошептала Зари.

Ройе хотелось вбежать в гостиную и просто сесть рядом с Бахманом. Долго ли он репетировал эту речь? Как он, должно быть, сейчас нервничает! Она знала, что Маман не нравится его активное участие в политике. Но было трудно устоять против обаяния Бахмана, не хотеть дышать воздухом, которым он дышит, не заразиться его оптимизмом. Конечно же, Маман и Баба дадут согласие.

– Что я хочу сказать, Ага Кайхани, Кайхани-ханум, что мне очень хотелось бы… ну… я был бы очень признателен вам за честь… я хотел бы просить у вас разрешение жениться на вашей дочери, – наконец проговорил Бахман.

– Мой дорогой мальчик! Пожалуйста. Мой мальчик, мой мальчик! – загремел голос отца. – Албате! Да, конечно!

Ройя шумно перевела дух. Зари молчала, застыв на месте.

Маман вытерла пальцем слезинку со щеки.

– Желаю вам долгой совместной жизни, – сказала она и улыбнулась, когда Бахман слишком долго тряс руку ее мужа.

А Ройя с облегчением прислонилась к дверному косяку. Значит, ее родители согласны. Теперь осталось только, чтобы его родители пришли с официальным визитом и встретились с Маман и Баба.

* * *

Через несколько дней Ройя пила с Бахманом крепкий кофе, сидя в кафе «Ганади» на розовых подушках.

Неожиданно у нее возникло странное чувство, будто за ней наблюдают. При мысли о негодяях, снова выслеживающих политических диссидентов, она насторожилась и с ужасом окинула взглядом кафе. Но мужчин с дубинками не обнаружила. Зато заметила в нескольких столиках от них высокую девушку в зеленой шляпке с пером и большой шпилькой. Девушка глядела на нее в упор. Она была красивая – оливковая кожа, большие темные глаза, пухлые губки с темно-красной помадой, уложенные безупречными волнами волосы. Ройя даже разглядела темную родинку над верхней губой девушки, словно у кинозвезды. Девушка продолжила глядеть на Ройю с выражением, граничащим с отвращением.

– Бахман, – шепнула Ройя. – Ты пока не смотри туда, но женщина за тем столиком все время не сводит с нас глаз.

– Кто? – Бахман резко повернулся.

– Подожди! Не смотри! – еле слышно прошептала Ройя.

Но было уже поздно. Бахман увидел девушку и снова повернулся к Ройе. У него покраснели уши и лицо.

– Она все еще смотрит, да?

– Ох, это просто… – пробормотал он. – Не беспокойся.

– Ты знаешь ее?

– Это Шахла.

– Кто?

Он вздохнул.

– Моя мать считает, что она – моя судьба.

Ройя просто онемела.

Он взял ее за руку.

– Не обращай внимания. Важно то, что считаю я. Что считаем мы, – тут же поправился он. – Я не сторонник отжившей чепухи, когда невесту для сына подыскивают родители. Сама знаешь.

У Ройи застучала кровь в висках.

– Ты никогда не упоминал о ней. Не говорил мне, что планировала для тебя твоя мать.

– Слушай, моя мать, как и большинство других, нашла мне невесту. Эту самую Шахлу. Поверь мне, Шахла совершенно не то, что мне нужно. Она мне не подходит.

– Почему ты ничего не сказал? Ты должен был сказать. Мне хотелось бы знать об этом!

– Ну, потому. Слушай, Ройя, у моей матери бывают… пунктики. Иногда она бывает нездорова. Эмоционально. Психически. Возможно, ты замечала.

Впервые Ройя встретилась с родителями Бахмана еще весной, когда после школы они с друзьями пришли к нему домой. Отец Бахмана показался ей добрым и спокойным, но вот мать напугала. В первый раз, когда Ройя увидела госпожу Аслан, да и позднее, ей казалось, будто та оценивает ее с ног до головы. В присутствии этой женщины она чувствовала себя ужасно неловко и скованно. Мать Бахмана явно не любила ее и настроилась против их помолвки. Но в конце концов, последнее слово было за спокойным и терпеливым господином Асланом, потому что он мужчина.

– Ты должен был сказать. – Ройя оттолкнула кофейную чашечку и встала. – Неудивительно, что твоя мать не выносит меня. Она присмотрела для тебя другую. Как ты мог не сказать мне такую важную вещь? Ты думал, что я не узнаю? В этом городе? Где все старшеклассники знают друг друга, мальчики из твоей школы встречаются с девочками из моей? Неужели ты вправду думал, что я ничего не узнаю?

– Пожалуйста, Ройя. Она мне абсолютно безразлична. Пустое место. У моей матери собственные представления обо всем. Она… она всегда против всего.

Ройя снова села, потому что не хотела, чтобы девушка в шляпке видела их ссору с Бахманом, не хотела доставить ей такую радость. Ройя хотела уйти, но не могла. Несмотря на злость, она уже пыталась, как говорят, сохранить лицо. Все-таки они жили в паутине вежливых жестов и формальностей, которая требовала от женщины соответствующего поведения и часто вызывала у нее удушье. Но у нее не было выбора, оставалось лишь терпеть и как-то приспосабливаться к ситуации. Ройя понимала это.

– Не волнуйся, у тебя наладятся отношения с моей матерью. Дай ей немного времени, чтобы она лучше узнала тебя. Как же ей не понять, что ты сама доброта, раз все вокруг это видят?

– По-моему, она считает, что ты можешь найти себе кого-то получше.

– Такое невозможно, так что она ошибается. Пойми, это все ее нервы. Моя мать не может контролировать свои эмоции. У нее бывают черные дни. Но она примет тебя, вот увидишь.

Конечно, чему тут удивляться? У госпожи Аслан свои представления о том, какие девушки достойны ее сына. В магазине господина Фахри, среди книжных стеллажей и канцтоваров, Ройе казалось, что Бахман принадлежал ей целиком и полностью. Парень в белой рубашке и штанах цвета хаки приходил туда один, без друзей. Казалось, их разговоры, понятные только им двоим шутки, эспрессо в кафе «Ганади» пребывали в каком-то отдельном мире. Из-за его политической активности она поначалу предполагала, что круг друзей Бахмана состоял из националистов, ярых сторонников премьер-министра Мосаддыка. Она думала, что он проводил все время в политических спорах за чашкой кофе с такими же молодыми интеллектуалами. Но его близким другом был Джахангир, и она уже поняла, что этот парень принадлежал к иранской элите. Он славился тем, что устраивал лучшие в городе вечеринки. И, как она узнала, Бахман тоже считался своим в тех кругах. Конечно, там неизбежно бывали другие девушки, которым он нравился.

Бахман наклонился и поцеловал ее в щеку. От его губ пахло обжаренным кофе. Конечно, Шахла не могла не увидеть этого. На людях, в кафе Бахман поцеловал ее, словно они одни в целом мире, словно им нечего скрывать.

Ройе полагалось бы оттолкнуть его, но вместо этого она позволила себя поцеловать. Ведь они помолвлены, все в порядке. Их судьба определена, и никакие планы его матери не могли ее изменить.

Краешком глаза Ройя видела, как девушка по имени Шахла встала, протиснулась между столиков и выскочила из кафе.