Текст книги "Я подарю тебе ребёнка"

8

Утром просыпаюсь в приятном томлении. Смущение проскакивает, но как-то спокойно мне. Хочется улыбнуться. Это была прекрасная ночь.

Сказать честно, с Ильёй я таких ярких ощущений не испытывала. Нам было хорошо, даже очень, но у меня неоднократно было чувство, что мы как бы «не дожали».

В общем, сожалений о вчерашнем у меня нет. И за себя не стыдно, и в ответ получила больше чем много.

А ближе к девяти получаю от Захара сообщение:

«Хотел предложить выпить кофе, но пришлось уехать в четыре утра. У моей пациентки начались схватки, а ехать несколько часов»

Ладно-ладно, Зернов, я и не собиралась думать, что ты сбежал, поджав хвост. Не получилось с кофе, что ж.

Обратно возвращаюсь в настроении, слушаю всю дорогу в машине музыку. Немного тянут некоторые мышцы, но в целом всё великолепно. Можно даже когда-нибудь повторить, почему нет? Случайной связью это не назовёшь, скорее дружба с привилегиями. Интересный формат, как по мне.

По возвращении в город, я даже заезжаю к маме. Признаюсь, мне не всегда хочется её видеть и даже слышать. Нет, она у меня замечательная, и я очень ценю, что она удержала нас на плаву в те тяжёлые годы после смерти отца. Он служил в МВД и погиб во время освобождения заложников от террористов. Тогда эта гидра была очень сильна. Папа был героем. Вот только семья героя нуждалась в поддержке, государство помогало, но этого было недостаточно. Тяжёлые времена для страны, тяжёлые для моей семьи. Но мать не сдалась, она всегда говорила, что жена подполковника милиции просто так не сгинет в голоде и безнадёге.

А потом она нашла себе мужчину. Кажется, я до сих пор её за это не простила, хотя понимаю, что особо выхода у неё не было, нам нужно было выжить.  Мать торговала на рынке, а хозяин точки стал подбивать клинья. Так он и оказался в нашем доме. Вроде бы и не сказать, что грубый мужлан или алкаш, но мне не нравился его акцент, не нравилось, каким тоном он разговаривал с мамой. Потом начались ссоры дома, он требовал снять со стены и комода папины фотографии, мама отказывалась. Потом всё же пошла на уступки, и мы перенесли их в мою комнату, на которую по маминой просьбе дедушка врезал замок. Я от дяди Анзора никаких намёков в свою сторону не замечала, но, видимо, мать решила перестраховаться.

– Викуська! – мама приходит в восторг, когда открывает двери.

– Прости, что не предупредила, мам.

– Да какой там! Ты же знаешь, я всегда рада.

Мама живёт одна, Анзора уже шесть лет как нет в живых. Каждый раз приходя к ней, я испытываю угрызения совести, что бываю так редко. Но ритм жизни таков, что моргнула – десять лет прошло. Не мы живём жизнь, а жизнь нас живёт. Жуёт.

А тут вдруг Зернов. Такой светлый и жизнеутверждающий. Общение с такими людьми напоминает, что мы тут все не просто так. Что за пределами привычных нам линий движения идёт жизнь. Она многогранна, в ней есть место свету и удовольствию, место надежде, есть другие люди, для которых ты важен.

Не знаю как, и дело совсем не в ночи, проведённой с ним, просто энергетика у него такая.

– Викуся, ты тапочки надень, полы холодные. Я вот зябну, ещё и платок накинула. Если замёрзнешь, и тебе кофту дам.

Мама начинает суетится, торопится на кухню.

– Голодная?

Сначала хочу ответить, что нет, времени уже поздновато, чтобы есть. Но потом решаю, что тарелка маминого супа много калорий не принесёт, а мама порадуется. Да и вкусно.

– Давай. Только не доверху.

Мою руки и усаживаюсь на кухне. Попытаться ей помочь – дело гиблое.

– А я только утром рыбный сварила, ещё вот котлетки из куриного фарша. У нас тут в мясном магазинчике хорошее мясо, не воняет антибиотиками.

Мама болтает и одновременно греет еду, наливает в чайник воду из фильтра и ставит его на газ. Сверху слышен шум, топот и смех. Грохот такой, что кажется, вот-вот люстра упадёт.

– Весело тут у тебя, мам.

– Ага. Ну что с них возьмёшь – детишки. Пусть себе играют.

И замолкает. Мы обе затихаем.

– Мам, прости, что оставила тебя без внуков, – тихо говорю, даже для себя самой неожиданно.

Мама резко поворачивается и смотрит с болью во взгляде.

– Что ты, дочка, как можно то… – подходит и проводит рукой по моим волосам, а я вдруг утыкаюсь лбом ей в грудь. – Ты же не виновата.

Так и замираем на какое-то время. Я просто дышу, а мама гладит тихо меня по голове.

– Мам, – отстраняюсь и поджимаю одно колено под себя, как любила делать в детстве, сидя за столом, – я тут недавно своего одноклассника встретила. Помнишь Захара Зернова?

– Захарчика? Конечно помню, – мама возвращается к столу и достаёт две чашки из пенала. – Вы же за одной партой сидели класса с пятого или шестого. Хороший мальчишка был. Как у него дела?

– Он врачом стал.

– Не удивлена, он такой целеустремлённый был.

– И он говорит, что не видит причин, почему я не могу забеременеть и родить. Говорит, что может попытаться подарить мне ребёнка.

Мама отвечает не сразу, и даже поворачивается через несколько секунд. Она-то прекрасно понимает, что тема эта очень болезненна для меня.

– И что ты думаешь? – осторожно спрашивает, развернувшись.

– Он хороший врач, мам. Если что-то можно сделать, он это сделает, тут я уверена. Если. Но он не Бог.

– Да, – кивает, но будто не мне, а своим мыслям. – На всё воля Божья, Вика.

Мы едим почти в тишине. Потом пьём чай, и я остаюсь ночевать у мамы. Завтра выходной, с утра в офис не надо.  А сейчас я не хочу оставаться одна.

***

Работа уматывает меня на все триста процентов из ста возможных. Какой-то корпоративный апокалипсис. Бесконечный поток людей в мой кабинет для бесконечного решения бесконечных вопросов.

Уже доходит до того, что я закрываюсь изнутри, строго-настрого приказав Насте никому не говорить, что я на месте. Мне нужно делать свою работу.

Но как только я поворачиваю ключ, начинаются бесконечные звонки на телефон. Запара за запарой.

– Мне нужен ассистент, – жалуюсь Ирине из финотдела на чудом вырванном у этого сумасшествия перерыве на кофе. – Не секретарша, хлопающая глазами, а именно ассистент. Толковый и понимающий тайм-менеджмент.

– Он всем нужен, Вика, – Ира проворачивает палочкой в стаканчике, ломая красивую пенку на кофе. – В нашем отделе тоже бесконечный дедлайн.

– Это уже не дедлайн. Это задница, Ир.

Мы обе смеёмся. Но мы и правда упаханные. Я вон даже две шоколадные конфеты съела, чего чуть ли ни с детства уже не бывало.

– Вик, – Ирина чуть сдвигает брови, – но если серьёзно, ведь правда так и есть. Ты вон бледная какая-то. Я не обидеть, просто…

Нет, она правда не обидеть. Есть такие знакомые у меня, что любят вроде бы как между прочим заметить, как кто-то располнел или выглядит устало. Самоутверждаются так. Но Ира не такая, она если говорит, то очень тактично и действительно озаботившись.

– Ты здорова, Викуль?

– Эм… вроде бы.

На самом деле я уже несколько дней чувствую недомогание. Ничего вроде бы не болит, но меня будто слегка ведёт. Хочется присесть, а лучше прилечь. Недосып, видимо, сказывается, я же и домой работу беру. А ещё осень.

– Хотя знаешь, может, витамины надо попить или препараты железа. Мы когда медосмотр проходили, анализы, кажется, показали сниженный гемоглобин.

– Да не удивительно, – поджимает губы Ира. – У меня у самой такой цикл, что раз в полгода приходится пить железо. Ну а что делать? Такова наша женская доля.

– Угу, – рассеянно киваю.

– Ой, время! – Ирина смотрит на свои часы и торопливо встаёт. – До встречи, Викуль.

Я тоже встаю, выбрасываю стаканчик и иду обратно в свой офис. Передышка окончена, пора впрягаться дальше.

До самого конца рабочего дня во мне смутно сидит какая-то мысль, но я не могу никак ухватить её за хвост. Какое-то фоновое ощущение.

Точно, наверное это потому, что я вспомнила про гемоглобин. Так и не ответила Захару, точнее, не перезвонила. Вчера увидела от него пропущенный, а следом сообщение, что его заключение по всем результатам готово, и я могу приезжать для консультации по дальнейшим действиям. Могу записаться или просто позвонить ему и договориться о визите. Он ещё спросил, как у меня дела. Интересно, из вежливости или есть какой-то интерес? Ну, тот самый.

А я отвлеклась на входящий от босса и так и не ответила. Зернов вроде бы адекватный, но мало ли что подумает? Трубку не взяла, сообщение прочитала и не ответила.

Надо сейчас написать ему.

Но едва я собираюсь, звонит телефон по внутренней.

– Да, Настя, – отвечаю на автомате.

– Виктория Андреевна, босс звонит, переключаю.

И прежде чем я успеваю сделать вдох, ибо босс похвалить обычно не звонит, как в трубке слышится зычный голос.

– Виктория! Ты читала свой отчёт перед тем как мне отправить?

– Здравствуйте, Евгений Петрович. Естественно.

– Потому что я там ни хрена не понимаю!

Как ни старайся привыкнуть к разносам, видимо, это нереально. Или же это синдром отличницы. Пора бы уже нарастить броню, но у меня каждый раз, когда он меня распинает, сердце колотиться начинает.

Конечно же я сделала всё по форме и подробно, тут нет сомнений. Но босс всегда найдёт до чего докопаться.

– Я должен голову ломать? Мне на черта эти подробности! Я хочу открыть и увидеть сжатые, понятные результаты!

– Хорошо, сейчас всё переделаю.

Он кладёт трубку, не прощаясь, а я роняю голову на руки.

Его не поймёшь: то подавай расписанное до мелочей, то в краткой форме. А когда подала в обеих, сказал, зачем ему куча ненужной информации.

Времени уже без двадцати минут конец рабочего дня, а на переделывание отчёта часа полтора уйдёт как минимум. Эх.

Внезапно для самой себя, я чувствую, как в носу начинает щипать. Обида и жалость к себе вспыхивают как сухое сено от искры, резко качнув моё эмоциональное состояние. Хочется расплакаться.

Мне с трудом удаётся сдержать непрошенные слёзы, даже продышаться приходится.

Ну, Разумовская, это уже слишком. С каких пор ты стала сопли распускать? Злиться, психовать – да. Но чтобы в слёзы?

Когда заканчиваю с отчётом, отсылаю и быстро собираюсь. Хочу горячего чая и под одеяло. Сериал или книжка. И сон!

Дома, пока принимаю душ и переодеваюсь, вспоминаю, что так и не написала Захару. Но сейчас уже поздновато, утром обязательно отвечу.

Однако я всё же ощущаю зудящую мысль. И вдруг соображаю, что у меня… задержка. Да, точно, вот эта мысль и зудела, особенно когда Ира на перерыве вспомнила про нашу женскую долю. Приложение в телефоне подтверждает, что критические дни запаздывают на целых шесть дней! И как я проморгала?

Гормональный сбой, что ли?

Ладно, подожду. У меня цикл часовым механизмом никогда особо не отличался. Подвижки в пару дней и раньше были. А тут такая стрессовая неделя. Даже две. Так что неудивительно, что сбой пошёл.

Я укладываюсь спать, но ни на кино, ни на книжку настроя нет. Хочется спать, но и сон никак не идёт. Ворочаюсь часа два минимум от какой-то неясной тревоги.

Утром встаю как побитая. Тело ломит, кожа будто воспалена. И голова кружится, что оступаюсь и больно цепляю коленом борт кровати, крепко высказавшись по этому поводу.

Надо найти обезболивающее, пока моя голова не треснула.

Достаю аптечку и копаюсь в поисках нужного лекарства, как вдруг на глаза попадается тест на беременность. Валяется ещё с тех времён.

Я беру его в руку и верчу несколько секунд в пальцах.

Нет, это невозможно.

Даже, если Захар прав, и я не бесплодна, так просто, с первого раза, точно не получится. Мы с Ильёй несколько лет не предохранялись.

Стоило давно выкинуть этот тест, я его просто просмотрела. Сделаю это сейчас.

Вместе с обезболивающим, забираю из коробки и пакетик с тестом. Иду в ванную и уже собираюсь выбросить его в мусорное ведро, но решаю всё же использовать. Ну просто чтобы убедиться и больше к этой мысли не возвращаться.

Вскрываю пакетик и достаю палочку теста. Сколько же раз я всматривалась в них в надежде увидеть хотя бы призрачную вторую полоску.

Сделав всё необходимое, вижу, как почти сразу явно проявляется фиолетовая полоса. Одна. Чего и следовало ожидать.

Я даже не расстраиваюсь. Это закономерно.

Кладу тест на стиралку, в инструкции же написано, что надо три минуты подождать. Это так, для баловства, всё там сразу показывает. Сейчас вскрою новую зубную пасту и вместе с коробкой от неё выброшу и тест.

Распаковываю пасту, чищу зубы, глядя на себя в зеркало. Отёчная я какая-то, но патчи закончились. Хоть чайные пакетики под глаза клади.

Закончив умываться, выбрасываю использованные ватные диски и коробку от зубной пасты, потом вспоминаю ещё, что тест на стиральной машине дожидается своего пути в ведро.

Беру его и вдруг обращаю внимание, что…

Боже.

Этого не может быть! Нет-нет, это ошибка. Точно.

Он бракованный, не иначе. Потому что две полоски – это не про меня. Две явные, чёткие полоски.

9

У меня буквально начинают дрожать руки и слабеют колени.

Так не бывает. Нельзя годами рыдать, пытаясь забеременнеть, делая для этого всё возможное и невозможное, а потом вот так залететь с первого раза.

Этот тест бракованный. Или действительно что-то с гормонами у меня.

Я беру полоску в руки, которые натурально стали такими мокрыми, что едва не роняю тест. Всматриваюсь, хотя там всё очевиднее некуда.

Просто надо сделать ещё один, вот и всё. Бывают же с браком. Или просроченный, давно же валяется.

Я кое-как справляюсь с дрожью, принимаю душ. Сама не знаю зачем, но решаю отказаться от обезболивающего и даже от кофе. Ну просто так, вдруг давление подскочило, потому мне и плохо.

За рулём тоже сложновато. Пытаюсь концентрироваться, еду куда медленнее обычного, ни разу не выхожу на обгон. Перед офисом заезжаю в ближайшую аптеку и покупаю ещё три теста.

– Какой у них процент точности? – спрашиваю у провизора.

– Девяносто девять процентов, девушка. Обычно и одного хватает.

– А если бракованный?

– Да редко такое бывает. Но лучше, конечно, перепроверить.

Вот я и хочу перепроверить.

В кабинете у себя быстро снимаю верхнюю одежду, беру сумочку и направляюсь в туалет. Надо быстро убедиться в ошибке и спокойно работать дальше. И не сходить с ума.

– Виктория Андреевна, вас искала Инга из экспертного, сказать, что вы уже пришли или вы сами?

– Подожди пока, Настя. Мне нужно кое-что сделать. Перезвони ей минут через двадцать, – бросаю на выходе из приёмной.

– Хорошо, – долетает ответ.

 Запираюсь в кабинке в туалете и достаю тесты. Все разных фирм и стоимости.

Делаю всё как надо и раскладываю все три на держателе туалетной бумаги. Смотрю во все глаза, боясь моргнуть.

И на всех трех с разницей секунд в двадцать проявляются полоски. Всего шесть. По две на тест. На третьем в окошке в виде крестика.

По две.

Боже! Это не ошибка. Если не финт с гормонами, то… я беременна!

Беременна.

Это слово яркой лентой развивается в мозгу, перекатывается на языке, когда шепчу тихонько.

Это так невероятно, непривычно, странно! Это такой эмоциональный шторм в груди! Это и радость, и недоверие, и страх. Что теперь делать? Как сказать Захару? Это же не результат ЭКО и не последствия случайной ночи с незнакомцем.

От Зернова факт беременности скрыть не получится, да и нужно ли. Права у меня на это нет.

Ох, Зернов, разве я могла подумать, что обещание подарить мне ребёнка ты выполнишь именно таким способом? Уверена, ты тоже не так это планировал.

Я умываюсь и заново наношу макияж. Как не пытаюсь, скрыть румянец на щеках пудрой не получается. Конечно же, ни о каких обезболивающих без контроля врача и не думаю. Потерплю.

Возвращаюсь в кабинет, взяв себя в руки. На телефоне висит непрочитанное. Задерживаю дыхание, когда вижу, что сообщение от Захара.

«Ты меня игноришь?» – задаёт вопрос напрямую.

«Конечно же, нет» – набиваю в ответ.

«Я замоталась. Когда у тебя будет время? Надо поговорить»

Отправляю, а у самой сердце вскачь. О таком непросто сообщать, тем более мы не пара, и планов на общих детей не строили.

Горячей волной обдаёт позвоночник, когда вдруг думаю, что он может быть против. Ему могут быть не нужны дети, даже если от него ничего не требуется. Что если попросит избавиться?

«У меня завтра окно в приёме. Приедешь?»

«Ок»

Отсылаю сообщение и отбрасываю телефон. Мы решим это, мы взрослые. Если он будет против, я исчезну из его поля зрения, но ни о каком аборте и речи быть не может.

Если я действительно беременна, я этот шанс не упущу.

Маме пока решаю не говорить. Вдруг это ошибка, результат сбоя, а ей не надо лишний раз волноваться.

Кое-как дорабатываю день. Постоянно отвлекаюсь, ловлю себя на том, что в кресло больше не плюхаюсь, а сажусь аккуратно, на обеде беру зелёный чай, салат и зефир вместо кофе. А ещё я уже до обеда раз семь или восемь сбегала в туалет, и каждый раз со страхом смотрела на своё бельё, боясь обнаружить там кровь.

Ухожу ровно в шесть. Никаких переработок. Да и выспаться надо перед завтрашним разговором с Захаром.

Дома я ужинаю, принимаю душ и сразу окукливаюсь в одеяле. Отопительный сезон должен начаться со дня на день, но на улице уже холодно, и дома тоже неуютно. Тёплый чай, шерстяные носки и плед – моё спасение.

На удивление, уснуть получается легко. Сплю крепко, никаких снов и ночных пробуждений. Утром нервничаю, конечно. Но решаю не гонять мысли в голове, уж как будет. Всё равно разговор состоится.

На работу отзваниваюсь, что поеду по объектам, нужно видеть на месте аптеки, чтобы уже уверенно утвердить координационный план по объектам района. Справлюсь быстро и к одиннадцати как раз заеду в клинику.

К «Импульс-мед» подъезжаю впритык, так что времени на раздумья не остаётся. Регистрируюсь у администратора, надеваю бахилы и иду к знакомому кабинету.

Навстречу мне выскакивает уже знакомая медсестра с ворохом папок. И хорошо, мне же нужно поговорить наедине.

– Здравствуйте! – улыбается девушка. – Проходите в кабинет, пожалуйста, доктор вас уже ждёт.

– Спасибо, – улыбаюсь в ответ, а у самой губа нервно дёргается.

Глубоко вдохнув, стучу и вхожу после разрешения.

– Привет, – говорю негромко.

Зернов сидит за столом, сосредоточенно что-то пишет. Он сегодня без халата, только в светло-бирюзовом медицинском костюме с бейджем на длинной синей ленте.

– Привет, Вик, – улыбается и встаёт, отложив ручку.

Смотрит так открыто своими ясными голубыми глазами, что я теряюсь. А ещё по телу ползёт дрожь. Волнующая и сладкая, напоминая о той совместной ночи. Вот пока не видела его эти две с лишним недели, как-то и не вспоминалось, а сейчас всё всплыло: и нежные руки, и прекрасное тело, и губы, целующие так откровенно. Тепло объятий и спокойное биение сердца, когда прильнёшь к сильной груди. Вот именно последнего мне сейчас захотелось сильно-сильно.

– Ты как? Готова идти дальше?

– Нормально, – выдавливаю.

Подхожу чуть ближе. Слова стопорятся в горле, и я просто достаю из сумки тест и протягиваю ему.

– Вот. И таких ещё три.

– Что ж, – мне кажется, у него по лицу бежит тень, когда опускает взгляд на мою ладонь. В глазах появляется странное выражение. Но я готова принять бой за своего ребенка. – Вот видишь, всё получилось.

Он говорит ровно и присаживается обратно на стул. Странная реакция. Но каждый реагирует по-своему.

Зернов указывает мне на стул рядом, и я опускаюсь, но будто на иглы сажусь.

– Сейчас определим точный срок и…

– Захар, – перебиваю, когда до меня доходит, что он так ничего и не понял, – у меня после развода никого не было в течение двух лет. Только ты. Это твой ребёнок.

Он встаёт так резко, что бейдж цепляется за крышку стола и лента обрывается. Я тоже поднимаюсь. Дыхание частит, ладони снова мокрые, как вчера утром, когда увидела результат.

– Пожалуйста, Захар, – неожиданные слёзы скатываются по щекам, – это мой шанс, я не стану от него избавляться. Тебя это ни к чему не обязывает и…

– Замолчи! – он приходит в волнение, а потом делает резкий шаг ко мне и сжимает мои плечи. – Ты в своём уме? Я не делаю аборты вообще, принципиально, а ты говоришь, что стану настаивать на том, чтобы избавиться от собственного ребёнка?

Внутри лопается тугой пузырь напряжения, я выдыхаю так резко, что аж в груди становится больно.

– Спасибо, – во рту становится так сухо, что аж горло садится.

Я сжимаю крепко его руку и упираюсь лбом в плечо. Втягиваю уже знакомый запах его парфюма, но более приглушённый, чем в нашу последнюю встречу.

Захар гладит меня ладонью по голове и спине несколько раз, успокаивает, но я слышу, как колотится сердце у него самого.

– Ну ты и придумала себе, – говорит тихо мне в волосы.

– Я испугалась. Я ведь не ожидала, не ждала уже.

– Присядь пока.

Зернов усаживает меня обратно на стул и наливает стакан воды.

– Выпей. Я сейчас отпущу раньше Машу на обед и поговорим.

Он выходит из кабинета, и я остаюсь одна. Прикладываю ладонь в груди, ощущая, как за рёбрами колотится сердце. Делаю несколько глотков воды, клацнув зубами о стекло стакана.

Напряжение чуть начинает отпускать, но дрожь в пальцах, да и во всём теле, ещё сохраняется.

Нужно выдохнуть. Захар не свалился в обморок и не разозлился. А остальное мы решим. Так или иначе.

Возвращается он минут через пять. По выражению лица непонятно, о чём думает. Пытаюсь поймать какие-то эмоции в его взгляде, но не могу рассмотреть. Вроде бы он и открыт, но что в его мыслях – не прочитать.

– Так, – присаживается на свой стул и наклоняется ко мне, оперевшись локтями на колени. – Вик, сейчас посмотрим, если беременность подтвердится, вести тебя будет моя коллега.

– Я хочу, чтобы вёл ты, Захар. Я больше никому не доверяю.

– Не волнуйся, она хороший доктор. И я буду в курсе всего.

– А почему сам не хочешь?

– Пристрастность – не лучший советчик, понимаешь?

Вздыхаю напряженно. Я понимаю, о чем он, но чувствую беспокойство. Мне тревожно и снова хочется плакать.

– Сейчас сделаем УЗИ, и я выпишу тебе анализы. Если всё подтверждаем, в восемь недель становишься на учёт.

Меня очень пугает это его «если». Но он ведь прав.

– Проходи пока на кушетку.

Сейчас Захар действует как врач, но то что он сказал о причастности, говорит ли о том, что он хочет быть вовлечённым? Будет моему малышу отцом не только биологически?

У меня в голове сейчас просто рой вопросом, мыслей, страхов. Никогда не ощущала такого беспорядка в мыслях. Они все сигналят, и все одновременно. Какой-то калейдоскоп.

Делаю глубокий вдох и иду за ширму, но ощущение, будто на эшафот.

А если не подтвердится? Если всё-таки тётя Галя права, и я пустоцвет?

Снимаю одежду и слишком тщательно складываю на стуле. Знаю, что это нервное, и будто оттягиваю момент.

Ложусь на кушетку, прикрывшись пелёнкой, пока Зернов что-то настраивает в аппарате УЗИ. Вздрагиваю, когда меня касается прохладный датчик и задерживаю дыхание в ожидании вердикта.

Он смотрит в монитор внимательно, нажимает какие-то кнопки на панели. Знаю, что не любит, когда спрашиваю, но у меня нервы и терпение на пределе.

Но если ничего не говорит, значит, пока нечего сказать?

– Так, – наконец подаёт голос, продолжая смотреть в монитор, – в полости матки визуализируется одно плодное яйцо. Срок – пять недель.

Захар разворачивает ко мне монитор и указывает на график внизу.

– Это сердцебиение. Услышать пока не получится – срок маленький, но аппарат уже регистрирует. Эмбрион живой.

Я во все глаза смотрю на чёрно-серый экран, немного слева виден маленький овал и внутри ритмично и быстро пульсирует точка.

Будто проваливаюсь в вакуум. Слышу лишь как стучит моё сердце и вижу, как бьётся его. Быстро-быстро. Но бьётся!

– Возьми, – Зернов мягко улыбается и протягивает мне салфетку.

Беру в руку и сначала не понимаю, зачем он мне её дал, раз ещё не разрешил вставать.

– Слёзы, – подмигивает, заметив, как я пялюсь на салфетку, не понимая.

Я и правда плачу. Так странно, ведь даже не почувствовала, как слёзы потекли.

– Спасибо, – беру салфетку и вытираюсь, но вкладываю в это спасибо значительно больше, чем просто благодарность за протянутый кусок бумаги.

– Теперь расслабься и просто полежи пять минут, мне нужно сделать замеры.

Киваю и выдыхаю. Получается судорожно, едва ли не со всхлипом. Пытаюсь сделать как сказал Захар, но не могу перестать смотреть на его лицо, считывая малейшие изменения в выражении. Он же не промолчит, если что-то будет не так? Наверное, умеет держать лицо в таких случаях. Но ведь этот для него особенный. Надеюсь, что так.

– Одевайся, – Зернов убирает датчик, обрабатывает его и что-то ещё нажимает на панели аппарата.

Дрожащими руками натягиваю одежду и присаживаюсь в ожидании.

– Как так вышло? – спрашиваю, когда он заканчивает и поворачивается ко мне.

– Поздняя овуляция. Так бывает, – пожимает плечами. – Ты же помнишь, что резинка порвалась.

– Я вообще-то… Я же ведь… я думала…

– Вика, я тебе сразу сказал, что причин для того диагноза не вижу. Как можешь теперь судить сама, это была ошибка. Очень грубая и жестокая.

Я в замешательстве, с кем именно сейчас разговариваю: с Захаром-врачом или с отцом моего ребёнка? В принципе, я не особо и представляю, как должен реагировать мужчина на новость.

– Захар, я не буду просить прощения, что так вышло, не буду сожалеть. Ты же знаешь, что значит всё это для меня, – говорю открыто, мягко прикасаясь к животу. Не хочу недомолвок.

– А за что тебе просить прощения? – поднимает брови удивлённо. – Вика, это была случайность, мы этого не планировали. Но мы взрослые люди, и способны взять на себя ответственность.

Мы ведь действительно не планировали. Всё вышло спонтанно, а ещё и «техника» подвела. Но, как уже ему сказала, сожалеть я не буду.

Зернов даёт мне указания пока снизить физическую активность, выписывает витамины и анализы, приказывает каждый вечер отписываться ему о самочувствии. А ещё распечатывает снимок с овалом, который я трепетно складываю в сумочку.

Когда провожает, ловлю на себе его внимательный вдумчивый взгляд. Наверное, ему тоже нужно всё это осознать, и тогда мы поговорим ещё раз.

А пока я иду в машину, чтобы ехать в офис. Кажется, даже ступать стараюсь осторожно. Мне ведь теперь не только себя беречь надо.

Я знаю, что первые двенадцать недель – критическое время. Изучила всё это ещё когда пыталась забеременеть от Ильи. Я буду осторожна и внимательна. Постараюсь, потому что для меня теперь нет ничего важнее. И очень надеюсь, что Захар, хоть мы и не пара, станет для меня в этом крепким плечом.