Текст книги "Непреднамеренное отцовство"

13

– Ох, и так прождали столько, а теперь заново всё! – возмущаюсь, когда в приложении всплывает уведомление, что машина такси подала сигнал о неисправности и сошла с заказа.

Приходится вызывать другую машину. И снова ждать. Пишет, что десять минут, но кто его знает. Да и погода не очень торчать на улице. А Ромка вон уже совсем сонный. Сейчас вырубится в машине, и дома тогда не уложишь.

– София? – слышу сзади бархатный голос.

Обернувшись, вижу того мужчину, которого мы с сыном встретили в приёмной Нажинского.

– Я Артём – зам Ярослава и начальник службы безопасности «ГеоГорИнвест». И его друг.

– Очень приятно, – улыбаюсь вежливо.

– Позвольте я вас отвезу. Ярослав занят перед важным собранием, а мне всё равно нужно по городу по делам.

– Да неудобно как-то…

– Да бросьте. Что тут такого? Вы же не посторонняя тем более.

Ромка за мной сладко и громко зевает, и я решаю не ждать машину такси. Отменяю заказ в приложении и киваю этому Артёму.

– Буду весьма благодарна. Рома вон уже с ног валится – спать пора.

Он пикает сигналкой и кивает на стоянку на большой чёрный внедорожник.

– Я как раз сестру с племянницей из Воронежа забирал недавно, да так и не снял детское кресло. Ромке будет удобно.

– Ой, да, отлично. Я что-то и не подумала про кресло, – стучу пальцем себя по лбу, а Артём улыбается.

Я присаживаюсь на переднее сиденье, когда мужчина открывает передо мной двери. Приятно, что сказать. Пристёгиваюсь, оборачиваюсь к Ромке, ещё раз убеждаясь, что он тоже пристёгнут надёжно.

Артём садится за руль, включает тихо радио и выезжает на дорогу.

– Как малому Москва? – первым начинает разговор.

– Да он ещё толком ничего не понял. Бывал только на площадке у дома и вот в офисе у… Ярослава.

Не знаю, почему я запнулась и не сказала «своего отца». Как-то до сих пор не могу вслух назвать Нажинского Ромкиным отцом.

– Ничего, подрастёт – освоится.

– Ох, этого я тоже боюсь, – смеюсь в ответ.

Мы едем дальше, Артём что-то рассказывает из дорожного юмора. С ним так легко, что я даже не замечаю, как позади остаётся почти сорок минут, и мы подъезжаем к шлагбауму в жилой комплекс, в котором находится квартира Нажинского.

Машину Артёма, кстати, тоже пропускают без предоставления каких-либо документов.

– Вы тоже живёте здесь?

– Нет, отвечает Артём, но охрана ЖК меня уже хорошо знает. Часто тут бываю.

– Ясно.

– И предлагаю на ты, Сонь, если не против. Часто будем пересекаться, к чему формальности.

– Договорились, Артём, – улыбаюсь ему.

А когда он паркуется у дома, вдруг замечаю, что Ромка всё же вырубился.

– Ну вот, – сокрушаюсь. – Теперь будить придётся, будет сонный капризничать до самого вечера.

– Подожди, может и не придётся. Крепко спит?

– Да, обычно крепко. Но он уже не маленький, я просто не дотащу.

– Я донесу. Надо только вытащить из кресла аккуратно и не разбудить.

Артём, стараясь не шуметь, открывает дверь возле Ромки, отстёгивает ремни в кресле и подсовывает руки под спинку и колени Ромки. Тот только глубоко вздыхает, но не просыпается, когда его вытаскивают из салона.

– Тш-ш, парень, спи, – шепчет Артём, и мы идём к подъезду.

Поднимаемся на лифте, а потом я открываю дверь в квартиру. Бегу закрыть в комнате Ромки шторы, а потом киваю Артёму пройти в детскую.

Он, столкнув аккуратно туфли, мягко ступая, проходит в комнату и аккуратно кладёт Рому на постель. А укрываю сына и выхожу вслед за Артёмом.

– Спасибо, – говорю тихо, прикрывая дверь в детскую. – Если бы уснул в такси, точно пришлось будить бы. А так поспит.

– И тебе немного времени.

– Это точно.

Он идёт к двери, а я вдруг спохватываюсь.

– Артём, может кофе?

Здесь же ничего такого, верно? Это друг и зам Нажинского, в квартире его, как я поняла, гость частый. Насколько в принципе у Нажинского часты гости. Тем более, как я поняла, Ярослав сам попросил его нас отвезти.

– Можно чашечку. Колесить ещё часа четыре не меньше мне, так что не откажусь. Тем более в приятной компании. Всё же лучше, чем из автомата по пути в машине в одиночестве.

Его комплименты лёгкие и ненавязчивые. Они не доставляют дискомфорта, как иногда бывало у меня с бывшими коллегами, а особенно с шефом.

Я варю кофе и ставлю на стол две чашки и вазу с печеньем.

– Мелкий рад отцу? – интересуется Артём.

– Он давно мечтал о папе. Вот только… – я прикусываю язык и опускаю глаза. Не стоит забывать, что это друг Нажинского, а не просто приятный собеседник.

– Вот только Яр – каменная глыба, не приспособленная для нежных детских объятий, – усмехается Артём.

– М… да, – пожимаю плечами.

Обсуждать Нажинского за глаза мне как-то не по себе, и я опускаю глаза в чашку, не зная, что ещё сказать по теме.

– Он просто не умеет иначе, Сонь. Такой вот во всём: человек-льдина. Робот. Ты сама представь: ему в детстве мамка игрушками играть не позволяла. Считала, что его это разбалует.

– Жестоко, – вздыхаю я. – Но это многое объясняет.

– Но людям свойственно меняться со временем и под действием обстоятельств. Поэтому я бы дал ему шанс как отцу. Только ему не говори, что я тебе рассказал, что он живой человек, – подмигивает заговорчески.

– Ладно, – шепчу ему в тон и встаю, чтобы убрать пустые чашки. – А вообще, спасибо за помощь, Артём. Мы тут с Ромкой совсем одни, никого не знаем.

– Обращайся, Соня, – он достаёт из портмоне визитку. – Вот мой телефон. Внеси в память своего и если что, то сразу звони.

Я провожаю его до двери и запираю её. Людмила Васильевна говорила, что сегодня не придёт – внучка приболела. Поэтому я иду готовить Ромке обед. Потом загружаю наши вещи в стирку и даже остаётся минут сорок книжку почитать.

Когда Ромка встаёт, мы идём гулять, потом играем в игрушки в его комнате. Вечером идём смотреть мультики в гостиной, когда вдруг дверь открывается и входит Нажинский.

Наверное, меня это удивлять не должно, он ведь тут живёт. Но за почти неделю впервые вернулся до того, как мы с Ромой легли спать.

– Добрый вечер, – заявляет с порога.

– Привет, папа! – Ромка вскакивает с дивана и несётся навстречу.

Сын подбегает и обнимает Нажинского за ноги, а тот каменеет, будто не знает, что с этим делать. А я задумываюсь, каким теперь будет этот вечер в кругу, так сказать, «семьи».

14

– Мама! Ма-а-ма-а!

Я как раз выключаю воду в душе и вдруг слышу Ромкин крик. Боже, ну что могло случиться?

Обжегся?

Ударился?

А вдруг нож как-то нашёл и порезался?

Внутри всё обдаёт жаром от страха за сына. Я выскакиваю из душевой кабины, хватаю полотенце и кое-как оборачиваюсь, а потом вылетаю из комнаты.

– Ма-ама! – снова кричит Рома.

Скатившись едва ли не юзом по ступеням, резко торможу посреди гостиной, остановившись как вкопанная. Несколько раз моргаю, пока в голове укладывается картинка, которую я вижу.

Ромка сидит на диване, точнее не просто сидит, а подпрыгивает. А рядом с пультом от телевизора стоит Нажинский.

И я… голая и мокрая, стою, прижимая к себе полотенце. А рядом уже лужица с волос накапала.

– Мама, смотри, папа нашёл мой любимый мультик! – радостно заявляет Ромка, повернувшись ко мне. – А ты вчера не могла найти эту серию. А папа сразу вот нашёл!

– Какой папа молодец, – отвечаю, покрываясь гусиной кожей.

Но только не от холода, а от взгляда Нажинского, скользящего по мне с внезапной заинтересованностью.

– Я думала, ты уже уехал, – сглатываю, крепче прижимая полотенце и чувствуя, как оно неумолимо разматывается сзади.

– Жду курьера с документами, сюда по ошибке новая помощница заказала, – отвечает он, продолжая пялиться. – После уеду.

– Ясно, – киваю, а потом обращаюсь к сыну: – Ром, пойди носки надень. Пол прохладный.

– Ну ма-а-ам, – капризничает сын, что бывает нечасто, а потом вообще поражает меня, потому что смотрит на Нажинского в поисках поддержки.

– Рома, – говорю строже, – надень, пожалуйста, носки.

Он недовольно поджимает губы, и я вдруг делаю для себя ещё одно открытие. Нажинский делает так же, когда недоволен. Один в один просто. И сын не перенял в общении, там и общения того почти не было. Он так делает с самого малого.

– Ладно, – спрыгивает Ромка с дивана. – Папа, нажми, пожалуйста, паузу.

Ромка уходит, когда Нажинский нажимает паузу. А вот я пошевелиться не могу. Полотенце сзади сползает, а пальцы сжимают ткань на груди так сильно, что кажется, будто окаменели. Да и холодно, вообще-то, мокрой тут стоять. Уже аж зубы стучать начинают.

– Отвернись, пожалуйста, – прошу, не зная, что ещё сказать.

– Зачем? – поднимает бровь удивлённо.

Действительно, блин.

– Затем, что у меня падает полотенце, и мне нужно его перехватить, чтобы замотать снова и убраться отсюда, – отвечаю так, будто говорю с идиотом. Надеюсь, сарказм он ощутит.

– Что я там не видел?

Я буквально давлюсь слюной, пытаясь ответить. Вот гад!

– Класс! – только и остаётся, что иронизировать. – Так если ты меня разок видел голой пять лет назад, может, мне вообще раздетой ходить?

Боже, Соня, что-о? Сама хоть думай, что ляпаешь.

Но поздно, уже сморозила.

– Вообще-то, в доме ребёнок. Это было бы неприлично.

И это с абсолютно беспристрастным видом.

– Ладно, – киваю, желая поскорее закончить этот странный разговор.

Извернувшись, перехватываю полотенце и шлёпаю мокрыми босыми ногами обратно в ванную.

А когда возвращаюсь, Ромка смотрит мультики и ест мороженое. Нажинского в квартире уже нет, как и лужи, которая натекла с меня.

– Солнышко, откуда у тебя мороженое? Мы ведь ещё не завтракали.

– Я сказал папе, что голодный, и он предложил найти себе что-нибудь в холодильнике. Я и нашёл, – отвечает Рома, пожав плечами.

Отлично, что ж. Мультики и мороженое в восемь утра. Что дальше папочка разрешит? Мотоцикл и девочки в двенадцать?

Ох.

Мы собираемся и едем в детский сад. Сегодня у Ромки первый день, и нам сказали приехать к девяти. Я волнуюсь. Как его примут дети? Какой окажется воспитательница? А родительский коллектив?

Про этот сад я почитала отзывы в интернете. Их не так много, потому что садик частный и очень дорогой.

Но вот Ромка, кажется, совершенно не нервничает. Немного возбуждён от предстоящих знакомств, но это радостное возбуждение. И я очень надеюсь, что он не разочаруется.

Пока едем в такси, вспоминаю вчерашний вечер. Нажинский вернулся рано, и Рома очень обрадовался. Пообщались они совсем недолго, а потом Ярослав ушёл в свой рабочий кабинет. Но и этих пяти минут скудного разговора о машинах сыну хватило, чтобы я потом его уложить до десяти не могла. Детские глазки горели, и он без умолку болтал, как папа ему рассказал, какая у него раньше была машина, и почему он её решил заменить.

Детское восприятие возвело это общение в пять-шесть коротких предложений в ранг полноценного разговора, наделило важностью и ценностью.

А каким оно было для Нажинского? Неинтересным и тягостным или он всё же вложил в это какой-то смысл? Или этот разговор был результатом невероятных стараний с его стороны?

Ответов на эти вопросы у меня пока нет.

Сад и правда оказывается шикарным. Совсем не сравнить с тем государственным, в который он ходил, хотя тот наш садик был лучшим в районе по обеспечению.

Группы на десять-двенадцать детишек, современная мебель, климатическое оборудование (ох сколько же мы бились за увлажнитель в детской спальне родительским активом!). Группа оснащена техникой, в обеденном секторе небольшие удобные столики. В спальне индивидуальные кроватки в форме разных животных с ярким постельным бельём. Охрана, турникеты при входе в само помещение.

После знакомства и короткой экскурсии, воспитатель забирает Ромку, взяв за руку, а меня выпроваживает. Мы планировали короткий день на первый раз, но ближе к одиннадцати, когда я слоняюсь по торговому центру неподалёку в ожидании, воспитатель звонит и говорит, что малыш хочет остаться на весь день.

Ну что ж. Приходится ехать домой. Как раз выдалось время заняться поиском работы и рассылкой резюме. Образование, опыт и квалификация у меня достаточно высокие. Только вот рекомендаций, к сожалению, нет. Не просить же их у бывшего директора, с которым мы расстались не очень хорошо, или, тем более, у Нажинского.

Две фирмы мне уже в течение двух часов прислали отказ. В одной пригласили на завтра на собеседование, а ещё две предложили удалённую работу.

Уже что-то.

Потом я звоню маме справиться о её здоровье, мы болтаем минут сорок. Она очень скучает за внуком.

К пяти еду за Ромкой. Воспитатель хвалит его, говорит, что он очень контактный и быстро подружится с другими детьми.

– А ещё Ромчик очень активный, – улыбается она. – Вот у нас через несколько дней будет мероприятие «Мама, папа, я – спортивная семья» между несколькими садами, и Ромочка первым руку поднял. Сказал, что мама и папа у него молодые и сильные и вы обязательно победите.

Я уже открываю рот, чтобы возразить, но воспитательница мне не даёт.

– Заявку мы отправили. Да вы не волнуйтесь, это не Олимпийские игры, – смеётся. – Замечательный праздник! И семью сплачивает, и детки радуются. Да ещё и честь сада защитите! Я посмотрела биографию отца Ромочки, он КМС в лёгкой атлетике. Вот только представьте, как это полезно будет для всех детишек! Вам и самим понравится, будете потом каждый год участвовать!

– Мама, папа обрадуется! – пищит Ромка.

Несомненно.

Что ж, Нажинский, тебя ждёт сюрприз.

15

– Нет, – безапелляционно отрезает Нажинский.

– Я тоже не горю желанием, но уже поздно, – складываю руки на груди сердито. – Ты хотел растить сына? Добро пожаловать в программу «Всё включено». Иначе и начинать не стоило.

– Я не буду скакать с мячиком в детском саду на потеху кому-то, – кривится он. – К тому же в четверг у меня общее собрание глав отделов.

– Папа, ну пожалуйста, – хнычет Ромка, но Нажинский сначала и не смотрит на него.

И лишь когда Рома начинает горько рыдать, вдруг в каком-то немом удивлении смотрит на сына, будто видит его впервые, а потом в шоке на меня.

А что я? Я особо не волнуюсь, потому что умею различать, когда сын рыдает от боли или сильной обиды, и требуется моё вмешательство, а когда в попытке манипулировать. Поэтому просто пожимаю плечами. Дескать «ну давай, папочка, решай вопрос с истерикой».

– Зачем ты плачешь? – спрашивает Нажинский, сдвинув брови. Интересная постановка вопроса. Люди вообще плачут не зачем-то, а из-за чего-то. – Это непродуктивно.

А, ну да, точно. Непродуктивно.

Ромка, услышав незнакомое слово, замолкает и только шмыгает носом, глядя на отца.

– Вот, – протягиваю Нажинскому свой телефон. – Звони воспитательнице сам и объясняй.

Бросив на меня нечитаемый взгляд, Ярослав забирает телефон и звонит воспитательнице.

– Добрый день, это Нажинский. Да… отец Жадана Романа. Вынужден сообщить…

Он вдруг замолкает и только моргает в ответ на поток слов на том конце связи.

– Хорошо, – говорит он и отключается через минуту. А потом уже смотрит на меня, сдвинув брови. – Надо купить одинаковые спортивные костюмы.

– Ура! – с восторгом пищит Ромка и обнимает офонаревшего Нажинского за колени, а потом срывается в свою комнату, напевая песню.

Воспитательница – настоящий профессионал. Не только детей умеет организовать, но и Нажинского. Браво, что сказать.

– И сегодня позвоню, готово ли свидетельство о рождении с изменённой фамилией.

– А нынешняя чем не устраивает? – вспыхиваю.

– Он мой сын, София, – поднимает брови Нажинский, удивлённый моим возмущением. – И фамилию будет носить мою.

Через два часа после того, как он уехал в офис, не пожелав слушать мои возмущения по поводу смены фамилии Ромы, в дверь позвонила его новая помощница. Она привезла три спортивных костюма и попросила примерить. И на меня, и на Ромчика всё село отлично.

– Теперь сгоняю в офис, чтобы Ярослав Юрьевич тоже примерил, – пропищала девушка, поправив на носу очки, и умчалась.

Интересный выбор помощницы, кстати. Мелкая, неприметная, суетливая. Совсем не такая, как предыдущая. И вряд ли заинтересованная в самом Нажинском, как Кристина.

Надеюсь, у неё всё получится.

Нажинского мы с Романом ближайшие несколько дней почти не видим. В какой-то момент я даже начинаю беспокоиться, а не решил ли он слиться с конкурса. А вот Ромка ни капельки не сомневается, уверен в отце на все двести процентов. И откуда только такая уверенность?

В день конкурса Ярослава с утра дома тоже нет. Меня это и правда нервирует. Если он вдруг не приедет, то это будет катастрофа для Ромки. Малыш ведь так ждёт.

Мы едем с сыном в садик, на его базе и будут проходить соревнования. Я говорю сыну, что папа приедет уже туда, но сама всё же сомневаюсь.

– Мы тут плакаты приготовили в вашу поддержку! – суетится воспитательница, разворачивая ватман. – Красиво?

– Очень, – киваю. – Спасибо большое. Я на минуту отойду.

Пока воспитательница репетирует с Ромой речёвку, я выхожу в коридор и набираю Нажинскому. Но он не отвечает, и я начинаю нервничать ещё больше.

До начала соревнований остаётся минут пятнадцать.

– Так, где ваш папочка? – ко мне подходит няня. – Вот вам футболки с символикой сада. Размеры должны подойти. Можете переодеться пока в детской спальне.

С ощущением тревоги, переходящей в горькое разочарование и обиду за сына, я иду, куда мне указали. Прикрываю за собой двери и снимаю олимпийку и свою футболку, намереваясь надеть ту, которую мне выдали.

– Воспитатель сказала, тут есть какая-то футболка, – слышу сзади и аж подпрыгиваю от неожиданности.

Нажинский. Приехал.

И я… снова полуголая.

Да что ж такое.

– Вот, – киваю ему на спинку кроватки. – Надевай.

А сама скорее ныряю в свою.

Нажинский с абсолютно беспристрастным видом снимает пиджак, потом расстёгивает запонки, рукава рубашки и все пуговицы. Стаскивает её, оставаясь только в брюках.

Не знаю, где мои мозги в этот момент витают, но лишь спустя несколько секунд я понимаю, что стою и пялюсь на него. И он это видит. Мало того, ещё и смотрит в ответ, подняв бровь.

– Извини, – моргаю несколько раз и отворачиваюсь.

Если он сейчас ответит «Да что ты там не видела?», то я что-то в него точно брошу. Что-то очень тяжёлое.

И так щёки вспыхивают и хочется влепить себе затрещину за то что стояла и пялилась на его тело. На… идеальное тело.

Боже, Соня, ты о чём вообще?

И вдруг я вздрагиваю, потому что моей шеи касаются мужские пальцы. Какая-то невероятная вспышка жара с космической скоростью проносится по позвоночнику и отдаёт в ноги.

– Номер участника перестегнуть надо, – говорит прямо над ухом. – Не дёргайся, а то булавкой уколешься.

Я замираю, зачем-то задерживая дыхание, пока Нажинский перестёгивает тканевую табличку на спине.

– Теперь правильно, – констатирует.

Не пойму, что происходит с моим телом и почему оно так остро реагирует. Почему волоски на шее встают дыбом, а где-то в районе поясницы появляется щекотка.

Мне хочется отойти подальше от Нажинского, но я будто попала в какое-то невесомое, внешне неопределимое электрическое поле, вызывающее слабость в теле и мимолётное головокружение.

– Пора идти, – негромко говорит Нажинский. – Начало через пять минут.

– Да, пора, – сглатываю.

Воды бы мне.

16

– Ура!

Спортивный зал заливает радостными возгласами команды соперников. Их группа поддержки громко стоя аплодирует, когда эта семья уже в третьем конкурсе подряд занимает первое место.

Оно и не удивительно. Они всё так слаженно делают, словно единый организм. Семья, одним словом. Взгляда короткого в глаза друг другу хватает, полунамёка, чувствуют друг друга.

И мы…

Ромка совсем расстроился. Того и гляди слёзы прорвутся.

– Мама, мы запутались с руками в этой паутинке, – грустно говорит он после очередного неудачного состязания.

– Ничего, сынок, – подбадриваю его, чмокнув в нос, – в следующем постараемся лучше.

А у самой сомнения. Ничего у нас не выйдет. Чужие мы люди с Нажинским.

– Итак, ребята, – торжественно говорит ведущая. – Следующий конкурс! Кто сильнее всех на свете? Это папы и их дети! Конкурс «Вместе с папой»!

Этот нам точно не выиграть.

Я стараюсь сдерживать эмоции разочарования, не показывать их. Хлопаю в ладоши и улыбаюсь. Но дурацкое чувство искусственности и наигранности не покидает меня.

Нажинский безмерно далёк от всего этого. В его голове бесконечные цифры, договоры, встречи с бизнес-парнёрами и тому подобное. И уж точно не катание ребёнка на спине в конкурсе в детском саду.

Ведущая разъясняет условия, по которым папа с ребёнком на спине должен преодолеть некоторые препятствия, дойти до нужной точки, разгадать там ребус и с результатом прийти обратно. Физическое и эмоциональное взаимодействие. То, чего между Ромкой и Нажинским попросту нет.

– Пап, мы только проигрываем, – жалобно говорит сын, сжимая ладонь Ярослава. – Давай постараемся. Ну что мы как лохи.

– Рома! – шепчу возмущённо. – Ты где такое слово услышал?!

– У меня раньше не было папы, и я никогда в таких конкурсах не участвовал, – сын смотрит на меня виновато, но продолжает убеждать Нажинского. – Я не могу проиграть.

Смотрю на сына с удивлением. Никогда не замечала в нём такой жёсткости, безапеляционности. Ярослав же, сдвинув брови, опускает взгляд и внимательно смотрит на Романа.

– Мы не лохи, – отвечает, а мне хочется стукнуть его за это слово. Я же только что сделала замечание Ромке! Ему четыре, и ребёнок не должен говорить такие слова.

– Итак! Приготовиться! Начали! – даёт команду ведущая конкурса.

– Подсади, – командует мне Нажинский и опускается на одно колено.

Я подставляю сцепленные ладони Ромке под ступню и помогаю взобраться Ярославу на спину.

– Держи крепче его! – даю наставления. Неспокойно как-то.

Нажиснкий моё замечание игнорирует и стартует, подхватив Ромку под ноги. Но резко так!

Пробегает по разложенный кольцам, проползает на коленях под верёвочным потолком, а Ромка в этот момент крепко прижимается к его спине, потом они оба по-пластунски преодолевают тканевый тоннель, и Рома снова взбирается Ярославу на спину.

Рукоход Нажинский проходит удивительно быстро, оставив позади соперников трёх команд, но Ромка рано радуется этому и, запищав, вдруг срывается. Я вскрикиваю и леденею от страха, потому что лесенка эта выше роста Нажинского сантиметров на сорок, и если Ромка свалится, то сильно ударится.

Но этого не случается. Не знаю, какие там резервы у него включились, но охают все в зале, когда Нажинский успевает навесу поймать и перехватить Ромку одной рукой и усадить себе на бедро. Тот хватается за него ногами и руками, и они продолжили движение.

– Вот это боевое слаживание! – комментирует ведущая. – Сразу видно, что отец и сын – команда!

Ох, знала бы она…

Но ведь в этот момент они действительно сработали как настоящая команда.

Они добраются до тумбочки с ребусом первыми. Отсюда, где я стою, не слышно обсуждения, но спорят они жарко. Именно вместе решают, а не Ярослав за обоих. Это странно, диковинно и очень неожиданно. Будто на равных.

И когда, судя по всему, находят ответ, то вдруг стукаются кулаками.

Поразительно.

И поразительно не только то, как они оба включились в команду, а то, что я чувствую, наблюдая.

Я так боялась, что Ромка разочаруется в отношении к нему отца, что не заметила, как… стала этого эгоистично хотеть. Потому что привыкла, что Ромка только мой.

Знаю, что это неправильно, но в душе начинает что-то гореть, когда он смотрит на Нажинского с безусловным восторгом в глазах.

Обратный путь они проходят ещё более гладко и слаженно. Тут и без решения судей видно, что наша команда в этом этапе конкурса победила.

Нажинский выглядит сдержанным, но удовлетворённым, а Ромка в силу возраста ликования не скрывает.

– Мам, ма-ама! Ты видела? Видела? Ну как мы с папой всех сделали!

– Видела, зайчик, вы молодцы! – прижимаю сына к себе.

– Мы настоящая команда! Да? Видела же?

– Да!

Дальше всё проходит на этой же волне. Мы занимаем первое место и в двух следующих конкурсах с большим отрывом в баллах.

Для этого приходится и в мешках прыгать, и по камешкам, втроём держась за руки проходить в конкурсе «Пол – это лава», и даже мне сработаться с Нажинским, когда несём Ромку, повисшего на гимнастической палке.

В итоге, к моему невероятному удивлению, мы одерживаем победу. Радости Ромки просто не передать. Он крепко обнимает сначала меня, потом Нажинского, долго пищит и хлопает в ладоши.

Насчёт Ярослава я не могу сказать, что передо мной вдруг явился другой человек. Он тот же: сдержанный, жёсткий, предельно лаконичный и конкретный. Будто просто пришёл выполнить очередную бизнес-задачу.

Но всё же в какой-то момент, совсем короткий, я совершенно случайно замечаю промелькнувшую в его взгляде эмоцию. И это не радость или веселье, даже не удовлетворение результатом. Это… грусть.

Почему она? Может, он позволил себе вспомнить что-то из своего детства? А может и не позволил вовсе, а само прорвалось?

Он сложный. Я это вижу, чувствую. И я для себя совершенно точно решила, что мне совсем не интересно разгадывать его. Меня это злит, напрягает и раздражает.

Но… мысли, почему-то, уже не впервые возвращаются к этому. Ещё и замечание Артёма о том, что мать Ярослава не позволяла ему играть игрушками, считая, что разбалует этим.

Сначала я восприняла эту фразу как шутку, но потом задумалась. Если это правда, то это ужасная жестокость по отношению к ребёнку. Неудивительно, что Нажинский вырос таким закрытым и жёстким.

По дороге домой Рома болтает без умолку. Он перевозбуждён и, кажется, вечером уложить его просто так не получится. Но потом его будто срезает. Он тускнеет на глазах.

Сначала мне кажется, что Рома просто выжат после такого эмоционального дня, но когда я его обнимаю, то понимаю, что он весь просто горит. Мой настоящий кошмар – его высокая температура.