Текст книги "Соня и Александра"

Маша Трауб
Соня и Александра

© Трауб М., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

* * *

– Мне кажется, здесь очень мило! Смотри, какие цветы! И лужайка! Ой, там велосипеды можно брать! И ворота футбольные!

Соня восторгалась, пожалуй, чуть переигрывая. Место для отдыха выбрала именно она, поэтому ответственность лежала вроде бы как на ней. Не то чтобы она очень уж хотела угодить Владимиру, всерьез переживая, понравится ему эта деревушка или нет. Но все же. Ей хотелось, чтобы он оценил ее старания, ведь она так долго искала «райское местечко», где они смогут провести две «романтические» недели.

Когда Соня щебетала про «райское местечко» и «романтические недели», Владимир строил гримасу, к которой за время недолгой совместной с ним жизни она успела привыкнуть.

Владимир был измотан и измучен. Питьевая вода в пластиковой бутылке, именно такая, к какой он привык, нагрелась. Бутылка оказалась последней, что очень сильно его беспокоило. Упаковку он взял из Москвы, специально для себя, зная, что на первое время ему будет нужна именно эта вода, именно этой марки, именно в определенной бутылке. Но Соня выпила две из его запаса, хотя он прекрасно знал, что ей все равно, какую воду пить, и предлагал ей купить собственную воду. Но Соня не поняла, почему ему жалко воды, и даже обиделась. А он не стал объяснять, зная, что она не поймет.

В аэропорту была задержка – рейс чартерный. Соня делала большие удивленные глаза, как будто впервые слышала о существовании чартерных рейсов. Пять часов они просидели в кафе. Владимир не мог ни читать, ни следить за новостями, ни смотреть кино. Ему было душно, и он потел, как всегда происходило в те моменты, когда распланированный график его жизни давал сбой. Врач называл это паническими атаками, Владимир считал, что это – нормальная реакция нормального человека, который привык нести ответственность за собственную жизнь. Соня уверяла его, что, когда они ступят на землю того райского местечка, которое она нашла, он тут же забудет о проблемах с аэропортом. От словосочетания «райское местечко» Владимира уже подташнивало, как и от самой Сони, которая нисколько не страдала и не мучилась, а терпеливо ждала – пила кофе, листала журналы, ходила по киоскам и общалась с такими же застрявшими между отдыхом и прошлой жизнью пассажирами. И это бесило Владимира больше всего: почему ей хорошо, когда ему так плохо?

Потом они летели, зажатые между семьями с детьми, бабушками в панамках и потными дедушками, рюкзаками для ручной клади в форме божьих коровок, мамами с глубокими декольте и пятнами на платьях, раздраженными папами и влюбленными парочками, которые держались за руки, как будто сейчас все разобьются, и всё, конец света, поэтому нужно непременно держаться за руки. Владимира тошнило все три часа лету. Он даже попросил у стюардессы пакетик и сграбастал с подноса горсть конфет под изумленным взглядом Сони и не очень одобрительным – мамы с сыном-подростком, как будто той не достанутся «взлетные конфеты» для ее чада, не знавшего, куда деть руки, свободные от планшета.

– Ты уверена, что нас встретят? – спросил он у Сони.

– Конечно, – ответила она, – а что?

– Я в этом совсем не уверен.

Соня улыбнулась. Она уже поняла, что у Владимира часто бывает плохое настроение, но пока не определилась, как на это реагировать.

– Ну почему ты такой грустный? – воскликнула она. – Все же хорошо!

– Я не грустный, – в сотый, тысячный раз отвечал Владимир.

Когда он делал пессимистические прогнозы, когда пытался предугадать риски, когда думал о плохом в надежде на хорошее, Соня называла его «грустным», отчего у Владимира начиналась настоящая паническая атака. Объяснять Соне, что такое рефлексия, генетика, он считал бессмысленным. Как и просить ее не употреблять слова «романтический», «райское местечко» и «грустный».

Да, Владимир был паникером и пессимистом. Такими были его отец и его дедушка. Когда он встречал человека, который улыбался без всякой на то причины и искренне говорил, что «все отлично», Владимир считал, что столкнулся с идиотом. И если женщине он мог простить этот недостаток, как прощал его Соне, то с мужчиной Владимир обрывал всяческие связи. А вдруг это заразно? Вдруг он тоже начнет радоваться солнышку и видеть хорошее там, где его не может быть?

Естественно, самые худшие, точнее, реалистичные предположения Владимира всегда оправдывались.

– Я же тебе говорил! – пытался он напомнить Соне то, что они обсуждали день назад, несколько часов назад.

Но Соня искренне не видела связи между событиями и верила, что все наладится.

Так получилось и на этот раз. Они выгрузились из самолета, пропустили вперед несколько детских колясок, в последний момент втиснулись в автобус, попали в конец длинной очереди, ведущей на паспортный контроль, и, наконец, оказались на свежем воздухе. Владимир потянулся за бутылкой воды. Соня забрала ее и отпила половину, после чего вернула. Тут Владимиру следовало опять вступать в объяснения, но у него не хватало сил. Он был брезглив. Еще в детстве он никогда, ни за что на свете не стал бы есть чужой вилкой или ложкой, даже если ее не облизали, из-за чего в детском саду ходил голодный и худой до синевы. Эту брезгливость он не «перерос», как перерастают детские болезни, напротив, она приобрела хронический характер. Ему нужна была своя собственная бутылка воды. И свой собственный стакан. Своя собственная чашка. Несмотря на жажду, он бы не заставил себя сделать глоток из бутылки, из которой уже отпила Соня. Да, они были близки, жили вместе, но к воде это не имело никакого отношения. Впрочем, объяснять это Соне было так же бессмысленно, как просить ее не употреблять в речи «романтический», «райское местечко», «мило» и «грустный». Список можно было продолжать. Поэтому Владимир достал из сумки еще одну бутылку воды, с которой решил не расставаться, чего бы это ему ни стоило.

Так вот, про свежий воздух, на котором они вроде как оказались. Воздуха не было вообще. Одна влажность. Владимир закашлялся и сразу вспотел во всех местах. Дышать было нечем. Он почти с ненавистью посмотрел на Соню, которая подставила лицо солнцу, вдохнула полной грудью и улыбнулась. Что, ей и сейчас хорошо? Но так не может быть. Для Владимира свежий воздух подразумевал температуру не выше двадцати одного градуса. Сейчас он не понимал, как мог согласиться на эту авантюру – доверить Соне выбор места для совместного отдыха. И вот, пожалуйста, он стоит на раскаленном асфальте, плавится от жары, задыхается и пьет теплую воду. А что будет дальше? Конечно же, ничего хорошего. Соня сказала, что устала от отелей и хочет провести время в милой, маленькой, частной, семейной (далее шли еще эпитеты, хотя Соня вряд ли знала значение слова «эпитет») гостинице. Точнее, гостиничном комплексе, где у них будет отдельный «милый» (тут Владимира опять передернуло, и он всерьез подумал о таблетках, которые прописал ему врач) домик. Она будет варить ему кофе и жарить яичницу по утрам. А вечером наливать чай, вино. Они будут сидеть перед телевизором и смотреть кино.

Владимир даже в страшном сне не мог себе представить Соню, которая жарит яичницу и заваривает чай. Но что-то заставило его подчиниться и согласиться. Точнее, не что-то, а кто-то – Соня. Он хотел быть с ней. Где угодно. Несмотря на все эти «мило» и «грустный». Да, он хотел, чтобы она жарила ему яичницу и заваривала чай. Он хотел, чтобы у них был свой домик, а не гостиничный номер. В конце концов, он хотел, чтобы ей было хорошо.

И сейчас ей было хорошо, а ему плохо, очень плохо. Больше всего на свете он мечтал оказаться в машине с кондиционером, а потом, желательно очень скоро, в номере, доме или в любом другом помещении, но с кондиционированным воздухом.

– У тебя есть телефон человека, который нас должен встретить? – спросил Владимир, заранее зная ответ. Конечно, нет. Очевидно, нет.

Но Соня старательно пыталась найти в телефоне несуществующий номер.

– Это все из-за задержки рейса, – сказала она.

Владимир отпил теплой воды. Он спрашивал у Сони точный адрес, желая посмотреть место в Интернете, на карте, уточнить расстояние от аэропорта, но Соня говорила, что тогда не получится сюрприз. Владимир опять морщился – сюрпризы он не любил с детства. Тем более что от Сони можно было ожидать чего угодно. И теперь они стоят на обочине, с тремя огромными чемоданами и всего, всего одной бутылкой воды.

Соня рылась в сумочке в поисках листка, на котором было написано название места и адрес.

– Может, я его в чемодан положила? В косметичку? – переживала Соня. – Давай откроем чемодан?

Он называл Соню «белочкой» – она раскладывала вещи по маленьким, средним и большим пакетам, складывала украшения в разнообразные мешочки и потом забывала, куда что положила. Чтобы найти кольцо или серьги, ей приходилось развязывать все маленькие мешочки и перекладывать предметы из одного в другой. Она вполне могла для сохранности положить листок с адресом в ежедневник, который ей был совершенно не нужен, но она повсюду носила его с собой, ежедневник положить в косметичку, косметичку – в пакет и засунуть все это на дно чемодана.

– Или я положила листок в твою книгу, чтобы не помять? – рассуждала Соня.

Владимир открыл ей чемодан, и Соня рылась в вещах, перекладывая их из одной стопки в другую.

– Платье одно забыла взять, – сообщила она расстроенно.

Владимир уже даже удивляться не мог – сил не было. Соня опять забыла, зачем полезла в чемодан, и увлеклась перекладыванием вещей.

К ним подбегала девушка, разыскивавшая потерявшихся туристов, которых ждали в отеле. Подходил таксист и спрашивал, куда отвезти. А Соня все еще рылась в чемоданах. Когда стоянка перед аэропортом временно опустела, на дороге появился старый автомобильчик. Водитель остановился прямо перед Владимиром и Соней и радостно выпрыгнул из машины. Учитывая то, что шоферу было явно за семьдесят, Владимир только позавидовал такой прыти. Сам он даже стоять уже не мог.

– Дорогие мои! – воскликнул мужчина. – Как же я рад вас видеть!

Он подскочил к несколько опешившей Соне и расцеловал ей руки. Потом потянулся к Владимиру, чтобы заключить в объятия, но тот вежливо протянул руку, испугавшись столь близкого тактильного контакта с незнакомым мужчиной.

– Ну что, как долетели? – Мужчина был настроен на светскую беседу и никуда не спешил.

– Плохо, рейс задержали, – ответил Владимир.

– Неужели? – удивился мужчина. – Это ваши чемоданы?

– Да, и они в ваш багажник не поместятся.

Владимир начал раздражаться. Как и следовало ожидать, Соня не озаботилась тем, чтобы заказать другую машину, учитывая количество багажа.

– Ой, все, когда приезжают, такие нервные, такие уставшие, а потом день, два – и уже никуда не спешат! – сказал мужчина и похлопал Владимира по плечу. Тот терпеть не мог, когда его кто-нибудь по чему-нибудь хлопал.

– Ну, давайте упакуем ваши чемоданы, – все еще веселился водитель, – так, один вошел, сейчас, только уберу свои вещи.

Багажник машины, как успел заметить Владимир, был грязный – там валялись тряпки, щетки, тазики и прочий хлам. И теперь два их чемодана будут собирать всю скопившуюся пыль.

Третий чемодан не влезал. Даже второй не давал захлопнуть багажник.

– Так, третий мы на заднее сиденье положим, а багажник сейчас веревкой закрепим, – сказал мужчина и медленно, очень медленно, с точки зрения Владимира, стал накручивать какие-то мертвые петли.

– А нас за это не оштрафуют? – уточнил Владимир.

– Нас? За что? – не понял мужчина.

Наконец, он закрепил веревку, подергал для надежности и усадил Соню на заднее сиденье.

– Поехали потихоньку?

Это была не фигура речи. Они ехали медленно. Очень медленно. Иногда водитель останавливался прямо посреди дороги и показывал вид из окна, называя деревушки, мимо которых они проезжали. Казалось, это не кончится никогда. Владимир допил воду и чувствовал, как язык прилипает к сухому нёбу. Его не интересовали деревушки, вид на море и красивая оливковая роща. Его интересовали вода, кондиционер и душ. Соня же восторгалась, чуть ли не аплодировала. И если бы у нее была возможность, она бы похлопала Владимира по коленке, чтобы он разделил ее восторг. Слава богу, он сидел впереди.

Один раз они остановились около супермаркета. Владимир был против незапланированных остановок, но покорился – вода оказалась жизненно необходима. Уже любая. В любой таре. Соня тут же кинулась рассматривать купальники, пляжные принадлежности и сувениры. Водитель вовсю кокетничал с кассиршей втрое моложе его. И, что удивительно, та была не против его комплиментов и флирта. В результате Соня вышла из магазина с сувениром, Владимир – с двумя бутылками воды, а водитель – с шоколадкой, которую тут же преподнес Соне. Она была счастлива. Владимир представил, что произойдет с шоколадом, и его начало подташнивать. Как вообще можно есть шоколад в такую жару, он не понимал.

Потом была еще одна остановка, на заправке. Владимир подумал, почему нельзя было заправить машину заранее, но знал, что на этот вопрос водитель ему точно не ответит.

– А сколько километров до гостиницы? – спросил Владимир..

– О! Совсем рядом! Шестнадцать! – ответил мужчина.

– От аэропорта или от того места, где мы сейчас находимся? – уточнил Владимир.

Соня и водитель посмотрели на него с недоумением, как будто он сказал очевидную глупость.

– Просто я хотел бы узнать, скоро ли мы доедем? – сказал Владимир.

– Очень нервный, – поохал водитель. – Ничего, через пару дней почувствуете себя другим человеком! А вон смотрите, какая скала! – обратился он уже к Соне и, притормозив, поехал медленнее, давая возможность насладиться пейзажем.

– Как же хорошо! – воскликнула Соня.

Можно ли было найти что-то хорошее в том, что они сначала сидели в аэропорту из-за задержки рейса, потом сходили с ума в самолете, а теперь тащатся шестнадцать километров со скоростью двадцать километров в час? И тут Владимир почувствовал, как его прошиб пот, несмотря на, казалось бы, полное обезвоживание организма.

– А куда мы едем? – вдруг спросил он у водителя.

– Как куда? – удивился тот вопросу, но тоже начал заметно нервничать.

– Соня, как называется гостиничный комплекс? – спросил строго Владимир.

Соня тоже занервничала. Она, естественно, не помнила..

– Вы уверены, что должны были встретить именно нас?

Владимир вдруг осознал, что они сели в другую машину, к другому водителю и даже не уточнили адрес! И теперь едут туда, куда совсем не должны ехать!

Водитель остановился и начал рыться в бардачке в поисках не пойми чего. Для этого Владимиру пришлось отодвинуться и прижать колени к боковой двери. Соня возобновила поиски листка с адресом в собственной сумочке.

– Мне кажется, вы взяли не тех пассажиров, – сказал Владимир.

– Не может быть! – воскликнул водитель. – Я никогда не ошибаюсь! У меня наметанный глаз! Я чувствую наших гостей!

– И кого вы должны были встречать? Молодую пару?

Владимир чувствовал, что сейчас сорвется. Рядом с ним была Соня, которая даже за себя не могла нести ответственность, и пожилой водитель, у которого в силу возраста наверняка мог быть маразм. И он, позволивший обстоятельствам сыграть с ним злую шутку.

– Ну да, а вы разве не молодожены? – с надеждой на лучшее спросил водитель.

– Нет! – чуть ли не закричал Владимир. – Я похож на молодожена? Я что, выгляжу, как влюбленный идиот?

– Нет, – ответил водитель, смерив Владимира осуждающим взглядом. Соня на заднем сиденье обиделась. Владимир не видел ее лица, но чувствовал флюиды; точно, обиделась.

– Нельзя так говорить о чувствах, – назидательно сказал водитель, – вы уже не молодой человек, и мне вас жаль. Вы не знаете, что такое настоящая любовь!

– А вы знаете, можно подумать! – Владимир тоже решил обидеться.

– Я – знаю! Я всегда влюблен! Поэтому я так молодо выгляжу! – воскликнул водитель.

– Ну да.

Владимир собирался съязвить про возраст, но вовремя остановился. Все-таки им нужно было добраться до места. Зачем нервировать человека, который отвечает за их безопасность?

– Мне сказали, что я должен встретить молодую влюбленную пару, – заявил водитель.

– А нам сказали, что у нас будет трансфер, – ответил Владимир.

К счастью, водитель его не услышал – он поехал дальше, чтобы показать Соне «восхитительный» вид, который откроется справа за поворотом. А уж потом выяснить, туда они едут или не туда.

Эти двое нашли друг друга со своими бесконечными ахами, вздохами, «восхитительными» видами, «очаровательными» рощами и «милыми» пейзажами. Владимира уже с души воротило от этого сиропа, которым оба щедро поливали свою речь. Как будто нет других эпитетов. И он вынужден это слушать. И терпеть, пока Соня сделает очередное фото, а водитель соизволит не спеша двинуться дальше. И если сейчас выяснится, что они ошиблись адресом, а это совершенно неудивительно, то он сам окажется во всем виноват. Разве можно было доверить трансфер Соне? И сесть в машину, не выяснив, та эта машина или нет. И если произошла ошибка, что делать дальше? Вызывать такси и терять еще несколько часов на ожидание и дорогу до места? А вдруг они едут в противоположном направлении? Не исключено. Скорее всего, так оно и есть.

Владимир на самом деле злился на себя. Ему такие необдуманные поступки были совсем не свойственны. Что вообще с ним происходит? Он оказался в машине, которая везет его не пойми куда с этими двумя… э… настроенными на лирический лад спутниками.

– Вот! Нашла! В кармане! – заорала Соня, как будто обнаружила клад с несметными сокровищами.

Владимир очнулся от собственных мыслей. Он хотел выйти на ближайшей остановке или около кафе. Выгрузить свой чемодан, и пусть они едут дальше без него.

– Адрес! – Соня радостно разглядывала листок, который все это время был у нее под рукой.

Когда водитель и Соня сверяли адреса и обнимались, как давно потерянные и внезапно обретенные родственники, Владимир сидел в машине и по глотку смаковал воду. Именно смаковал, понимая, что больше воды нет и в ближайшее время точно не будет. От этого чувства пить хотелось все сильнее – жажда не отступала. В этот момент, который казался ему безумным изначально, он понял, что спасет его только питьевая вода.

– Я же говорила, что все будет хорошо! – восклицала Соня, но Владимир точно знал: то, что они сели в нужную машину – счастливая случайность, которая бывает в одном случае из ста. А в его случае не имеет никакого шанса на реализацию. И если с ним случилось такое счастье, то еще неизвестно, к чему оно приведет и чем придется заплатить. Причем по двойному тарифу.

Когда водитель с Соней выяснили, что они едут в нужное место и никакой ошибки нет, Соня сфотографировала очередную оливковую рощу, и они двинулись дальше. Они весело щебетали и обсуждали вид из окна – церквушки, домики, кустарники и поляны с цветами. Владимир прикрыл глаза и сделал вид, что задремал.

Он пытался понять, какие такие неведомые силы свели его с Соней и заставили отправиться с ней в эту поездку. Он помнил всегда и все, с фотографической точностью. Но тот момент – знакомства с Соней – воспроизвести не мог. Он расстался с Александрой, с которой прожил почти три года, и встретил Соню, молодую, красивую, пустую и гулкую, как ваза без цветов. У Сони были ямочки на щеках, ноги, которые никак не заканчивались, густые волосы, девичий румянец и глаза, которые занимали половину лица. Да, и ресницы – настолько длинные, что они мешали ей спать, цепляясь за веки. Такие ресницы Владимир видел только один раз – в детстве. Это воспоминание он тоже давно стер из памяти. В детском саду он был влюблен в девочку Кристину. У нее были такие ресницы, что она не могла спать днем. Девочка закрывала глаза и начинала чесаться – ресницы ей мешали. Кристина умела долго не моргать и была чемпионом по «гляделкам». Однажды маленький Владимир из любви и сострадания решил ей помочь и отстриг ресницы маникюрными ножницами воспитательницы, которые «украл» из стола. После этого он ни разу не был в садике и больше никогда Кристину не видел. Наверное, родители попросили оградить дочь от неадекватного мальчика, который способен ей навредить.

Владимир был старше Сони на пятнадцать лет. У нее были такие же ресницы, как у Кристины. И она была такой же покорной, как та девочка из детского сада. Соня смотрела на него доверчиво, как маленький ребенок на взрослых. Владимир наслаждался своей властью над этим чудом природы – над этими ногами, грудью, ямочками на щеках. Он знал, что любое его слово Соня будет воспринимать как вселенскую истину. Он видел, как она со своей детской подвижной психикой пытается под него подстроиться, угодить и поймать его одобряющий взгляд. Соня радовалась его похвале, его подаркам, как ребенок.

Как он позволил ей решать все за него? В какой момент это произошло? Он ее не любил. Был очарован, даже нет, не так: он смотрел на нее, как на человека, с которым у него нет и не может быть ничего общего. Она была женщиной с мозгами ребенка, которая вдруг стала от него зависеть. И не как Александра. А полностью, с потрохами. Да, она принадлежала ему абсолютно. Он мог ее разобрать и снова собрать, как игрушку. Он знал, о чем она думает, что чувствует. Он знал, на какие рычаги нажать, чтобы получить желаемое. Соня в его руках была как кукла: наклонишь – и она закроет глаза, поднимешь – и она скажет «мама». И ему было интересно, куда и к чему это приведет. А еще ему было интересно, когда Соня сломается, когда ее заклинит от его бесконечных экспериментов. Когда она поведет себя как живая, нормальная женщина. И может ли она быть нормальной? Может ли кричать, устраивать истерики, иметь собственное мнение, ненавидеть, прощать, терпеть, страдать… Соня была куклой, в которую загрузили определенную программу, и она ее отрабатывала – улыбалась, красиво ходила, держала его под руку, снова улыбалась. Она даже спала красиво – не двигаясь, не шевелясь, в красивой шелковой ночной рубашке, которая никогда не мялась. От Сони всегда приятно пахло – чуть сладковато, чуть приторно. Владимир скорее из физиологического интереса, чем в приступе страсти, не пускал Соню в душ, чтобы узнать, чем она пахнет по-настоящему.

Александра всегда пахла липовым цветом. На самом деле, она пахла по-разному, предпочитая тяжелые, терпкие, сложносочиненные духи, но Владимир знал, что ее настоящий запах – липа. Лечебный, деревенский, быстро отцветающий, но дающий спокойствие. Говоря откровенно, Владимир точно не помнил, как именно пахнет липа, но представлял себе Александру именно такой – цветком с несоразмерными листьями, который снимает любую хворь. Липовый цвет точно не навредит. Успокоит, снимет тревогу, боль, температуру.

Соня всегда пахла так, как и должна пахнуть кукла, – сладко и стойко. Искусственный аромат, не вытравляемый ни запахом города, ни временем, въелся в нее намертво. Владимир даже мечтал о том, чтобы поймать новую ноту – запах вина, пота, сигарет, бензина, духоты, мороза – не важно. Но к Соне ничего не прилипало. Она всегда была свежа, и вечером этот запах лишь усиливался – искусственно-цветочный, без лишних примесей и следов натуральных компонентов. Соня была как концентрированный сок, который пахнет апельсином, на вкус как апельсин, но в нем нет и следа от цитрусовых. Обман, зафиксированный мелким шрифтом на упаковке. Достижения химической промышленности, а в случае с Соней – аномалия, которая не давала телу источать натуральные запахи.

Наверное, ему следовало прыгнуть с парашютом или отправиться в экстремальную поездку, но Владимир выбрал Соню и лишний раз убедился в том, что острые ощущения ему не нужны.

Они ехали еще минут десять, петляя по дорогам.

– Я поехал короткой! – гордо сообщил водитель.

На одном из поворотов, которых было немало, на достаточно крутом серпантине – Владимир успел заметить дорожный знак – крошечный автомобиль не выдержал. Старая модель с механической коробкой пережила многое, но никак не ожидала, что в ее багажник поместят два огромных чемодана. Наверное, машина привыкла возить в багажнике пакеты с луком, мясом или овощами, а не многочисленные и ненужные наряды капризных гостей.

Машина заглохла на повороте. Владимир понял, что не сидит, а лежит, ногами вверх – опасный угол наклона не предвещал ничего хорошего. Справа был обрыв, символически обнесенный защитным заграждением. Сверху – а они поднимались на горку – съезжали машины, и любая из них могла не успеть затормозить вовремя. У Владимира начался приступ – он осушил бутылку с водой и открыл еще одну. Не мог дышать, не мог смотреть в окно, не мог даже пошевелиться. А когда водитель, поставив машину на ручной тормоз, не включив аварийные сигналы, спокойно вышел из машины, в задумчивости уставившись под капот, а Соня выпорхнула, чтобы сделать удачные кадры, Владимиру стало плохо уже по-настоящему. Прямо сейчас он был готов вызвать такси, вернуться в аэропорт и улететь домой ближайшим рейсом. Его отдых начинался даже хуже, чем он предполагал, а предполагал он всегда самое худшее. Но представить себе, что будет лежать под углом в сорок пять градусов и гадать, скатится машина вниз или сорвется в пропасть, он не мог никак, даже в самых худших своих предположениях.

Водитель совершенно не нервничал. На противоположной стороне серпантина, на узкой дороге, рассчитанной на полтора автомобиля, где, с точки зрения Владимира, вообще должна была быть запрещена любая остановка, скопились машины. Водитель здоровался с каждым за руку и объяснял, что, мол, автомобиль не выдержал веса чемоданов и заглох. Все бурно обсуждали, что делать. Заглядывали под капот, кивали, размахивали руками. Соня же попала в центр внимания: водители-мужчины оглядывали ее жаждущим взглядом, а водитель гордился тем, что эта прекрасная нимфа – его пассажирка. Они оба выглядели довольными. Только Владимиру было плохо. Так плохо, как никогда. Страшно до такой степени, что все прошлые его фобии показались ему сущей ерундой.

– Смотри, как тут красиво! – сказала Соня и попыталась открыть переднюю дверь. – Выйди подыши!

Владимир сделал то, что должен был сделать, – нажал на кнопку, которая блокировала все двери. Он вжался в сиденье, поднял стекла и решил, что умрет прямо здесь и сейчас. Потому что так и должно быть.

Сколько он так просидел, запертый изнутри, не помнил. Только видел перепуганное лицо Сони, водителя и других мужчин, которые кричали, что все хорошо и нужно открыть двери. Они показывали ему знаками, что нужно нажать на кнопку, нет никаких проблем. Владимир думал, что они все сошли с ума, если полагают, что сложившаяся ситуация может считаться нормальной. И твердо решил оградить себя от этого скопища умалишенных. Он открывал на секунду глаза и видел, как съезжавшая с горы машина резко тормозит перед неожиданным препятствием. От неминуемой катастрофы его отделял миг. И Владимир закрывал глаза, готовый к полету в бездну. Наверное, он задремал или кровь прилила к голове, но в следующий момент Владимир почувствовал, как его обливают водой и бьют по щекам, да еще суют под нос какую-то дурно пахнущую гадость. Видимо, он случайно облокотился на дверь и нажал на кнопку разблокировки, чем воспользовались эти сумасшедшие.

– Все хорошо! Мы сейчас поедем! – кричал водитель и действительно завел мотор, и машина тяжело, неохотно, но изо всех сил начала карабкаться на гору. Владимир закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. Если бы у него была возможность оглохнуть, он бы ею воспользовался. Соня причитала на заднем сиденье, в сотый раз рассказывая про задержку рейса, про тяжелый перелет и смену климата. Водитель говорил, что все дело в экологии и в первую очередь в питании. Соня соглашалась.

Наконец, они доехали до места. Владимир не ожидал, что эта стоянка окажется конечной, но так оно и было. Водитель ловко вписался между двумя садовыми вазами, в которых росли цветы.

– Ну вот, мы приехали. Вылезай. – Соня не то чтобы заботилась о его самочувствии, она не хотела произвести плохое впечатление. – Давай, выходи, а то все решат, что ты пьяный, – понукала она его.

Владимир вылез из машины и решил, что завтра же вызовет официальное такси и вернется в аэропорт. Нет, для начала узнает расписание, перспективы обмена билета, сумму возможной неустойки и потом улетит. И позвонит Александре. Немедленно. И забудет Соню и эту поездку как страшный сон.

– Нет, здесь чудесное место! – продолжала восклицать Соня, оглядываясь.

– Лишь бы было тихое. И людей поменьше, – прошептал Владимир.

– Что? – переспросила по обыкновению она.

– Ничего. Все хорошо, – ответил Владимир, также оглядываясь.

Несколько домиков стояли на одном, достаточно большом участке. Семейная гостиница. Домашний уют, теплота и отношение к каждому гостю как к дальнему родственнику, при этом любимому. Во всяком случае, так этот гостиничный комплекс описывала Соня.

– Значит, непрофессионалы, – заметил Владимир сам себе.

Соня продолжала расписывать достоинства:

– Гостиницей владеет семья. Чудесные люди.

– Чудесные люди – это не гарантия качества, – опять буркнул Владимир.

Он хотел побыстрее увидеть администратора и вручить чаевые человеку (кем бы он ни был), который бы донес чемоданы до их дома. Он хотел узнать, когда здесь завтракают и ужинают, в какое время производится уборка, есть ли вай-фай или он значится только на бумаге в описании достоинств отеля, и побыстрее принять душ. Но их никто не встречал, а водитель испарился, оставив открытой машину – чтобы гости сами могли вытащить чемоданы.

– Только не забудьте закрыть, – сказал он Владимиру, – проверьте, что хорошо захлопнули. А веревку в багажник положите.

Водитель расцеловал Соню, которая не возражала против этого, и пожал Владимиру руку, после чего немедленно исчез. Теперь они стояли посреди поляны и обозревали «райское местечко».

Владимир вынужден был признать, что в гостиничный комплекс вложили душу и приложили руку, явно не без умения. Столики, стоявшие в саду, были расписаны цветами. На скамейках лежали подушки в тон столам. Вместо стеклянных ваз – крошечные горшочки, также ручной росписи, с цветами. Чувствовалась профессиональная забота садовника. Не стандартный ландшафтный декор, безликий, безупречный, а пусть и хаотичная рассадка, но сделанная со вкусом. В центре участка росла огромная пальма. На барной стойке стояли семейные фотографии, видимо, владельцев. Улыбающиеся загорелые счастливые люди. На самой стойке лежали подносы, деревянные, расписанные яблоками, гранатами и листьями. Даже кофейные чашки были не фарфоровые, белые, а глиняные, будто сбрызнутые краской и плохо высушенные. Было видно, что рука, которая касалась и подносов, и подушек, и столиков, и сада, – одна. Явно женская. Явно умелая и крепкая. Ну и судя по всему, уставшая. Иначе как объяснить, что под пальмой, посреди участка, стояла забытая гладильная доска. Ее, по всей видимости, собирались перенести в другое место, с глаз гостей долой, да бросили посреди дороги.