Текст книги "Критерий Лейбница"

Глава XVII

После ухода Дрю МакКинток остался в офисе один. Невероятные новости о только что проделанной работе в отношении возможностей машины все перевернули вверх дном внутри него. Он не мог больше сосредоточиться на своих делах, потому что продолжал размышлять о возможностях использования революционного прибора. Лечение болезней непосредственно внутри тела, перемещение предметов на невообразимые расстояния, перемещение людей! Ему казалось, что он дождевой червь, который только что высунул голову из-под земли впервые и увидел, насколько прекрасен мир вокруг. Им овладело ощущение безграничности, и он буквально задыхался, стоя на пороге бесконечности.

Он силился завершить последние значимые детали работы, которую ему утром передала мисс Уоттс для окончательного редактирования. Его чувство долга было неизменным даже в такой волнующий момент, и именно это сделало его тем, кем он стал.

Он написал последнюю заметку и положил ручку на письменный стол, но потом его вдруг осенило.

Он быстро вскочил, уперев руки на стол, и сказал сам себе: «Почему нет?»

Чтобы отпраздновать такое грандиозное событие, он решил отправиться к Синтии, хотя сегодня не был их день. Конечно, он не сможет открыть ей истинный мотив этого неожиданного визита, но она однозначно будет рада его видеть, и они проведут вместе потрясающий вечер.

Он поспешно запер кабинет, сел в машину и влился в поток, направляющийся в Ливерпуль. К счастью, ему везло с зеленым цветом светофора, и он достаточно быстро оказался на темной дороге, ведущей на запад. На автостраде было мало машин, потому он ехал быстрее обычного, но в пределах ограничений скорости. Спустя несколько мгновений он ворвался в ночь и въехал в прибрежный городок.

Элегантный жилой квартал, где жила Синтия, утопал в зелени искусственно высаженного парка, где повсюду росли деревья, красочные цветники и лужайки, ежедневно подстригаемые в английском стиле. Это был новый район, где изысканные апартаменты хорошо сочетались с окружающим пейзажем. МакКинток оставил машину на парковке, предназначенной для гостей, возле дома, где находилась квартира Синтии, и широкими шагами направился к панели с кнопками звонков. Улыбаясь, он нажал нужную клавишу и застыл в ожидании.

Прошла целая минута, а ответа так и не последовало.

Он в замешательстве позвонил еще.

– Ммммм, да? Что случилось? Кто это?

Это была Синтия, но такой он ее ни разу не слышал.

– Это Лохлэн. Извини за неожиданный визит, Синтия, но… Тебе плохо?

– Нет… нет. Поднимайся, Лохлэн, – открыла она ему калитку.

МакКинток быстро вошел, закрывая за собой дверь, и поспешно направился к входу в здание. Затем он нажал кнопку вызова лифта. К счастью, он уже стоял на нижнем этаже, а потому двери быстро открылись. МакКинток нажал кнопку четвертого этажа и, пребывая в нетерпеливом ожидании, поехал вверх.

Когда дверь открылась, он вышел и повернул направо, оказавшись перед квартирой Синтии.

Дверь была полуоткрыта, и МакКинток осторожно толкнул ее, удивившись полной темноте, царившей в квартире. Он попытался найти выключатель, но раздавшийся голос остановил его.

– Закрой дверь и не включай свет, пожалуйста, – сказала Синтия все тем же страдальческим голосом.

МакКинток аккуратно закрыл дверь и оказался в абсолютной темноте.

– Синтия, но что…

– У меня болит голова, Лохлэн. Страшно болит голова, и я не могу смотреть на свет.

– Ух… ах… эх… Что я могу сделать? Я хотел увидеть тебя, – прерывисто бормотал он.

– Ты хорошо знаешь квартиру. Постарайся подойти сюда, но не включай свет! – жалобно сказала она.

– Ох… эх… хорошо, попробую.

Его глаза привыкли к темноте, и МакКинток медленно пошел, держась за стену, в направлении гостиной. Голос Синтии шел именно оттуда. Было всего шесть-семь метров, но в кромешной тьме они казались целым километром. В середине пути МакКинток почувствовал себя более уверенно и ускорил шаг, но его рука, держащаяся за стену, задела статуэтку. Она тяжело упала на землю, произведя резкий и громкий шум.

– Ааааааа, – вскрикнула Синтия, словно от боли.

– Проклятье…. – замерев, выругался МакКинток.

– Шум тоже причиняет мне боль. Будь внимательней, – крикнула она страдальчески.

МакКинток покрылся потом. Ему ничего не оставалось, как опуститься на четвереньки и пойти таким способом на ее голос.

Проведя руками по полу, он нащупал упавший предмет, которым оказалась массивная статуя, изображающая африканского воина с копьем. Он очень надеялся, что она не разбилась. Ему было бы очень жаль причинить ущерб Синтии.

– Я почти здесь, – продвинулся он еще вперед, наконец, достигнув ее. – Вот он я. Дорогая, как ты? – спросил он, садясь рядом на диван, где лежала Синтия.

– Мммм, плохо, – ответила она тихо. – Мне плохо, очень плохо…

Он нашел в темноте ее руку и нежно сжал.

– Мне жаль. Если бы я знал… Если бы я представлял… мне жаль, – он сокрушался, как никогда в жизни. По крайней мере, он никогда так не сокрушался в подобных ситуациях. – Но… почему тебе плохо? Я никогда не видел тебя такой.

– Говори тише, пожалуйста, – попросила его Синтия дрожащим голосом.

– Ох, извини, – прошептал МакКинток. – Извини, дорогая. Но что с тобой случилось?

– Случилось, что у меня болит голова, не видишь? – резко отрезала она. Ей было плохо, это очевидно, потому она была такой разраженной.

МакКинток предпочел немного посидеть в тишине, чтобы она успокоилась. Минут пять он сидел так, но потом вновь произнес тихим голосом:

– Можешь сказать мне что-нибудь?

– Как только я пришла с работы, у меня разболелась голова, – с трудом ответила она. – Я даже не знаю, который час…

– Восемь… – сказал тихо МакКинток, взглянув на часы с фосфорисцентными стрелками.

– Значит, уже часа два мне плохо.

– Ты ела?

– Нет. Когда я в таком состоянии, я не могу есть. Меня бы стошнило. У меня также страшно болит живот. У меня мигрень. Это моя проблема. Как, впрочем, и у многих женщин.

МакКинток впал в прострацию. Это должно было случится в самый неудачный момент. Он заставил ее страдать еще больше со всем этим шумом, который создал, и теперь он не имел никаких идей, как помочь ей.

– Что я могу сделать для тебя, чтобы облегчить боль? – спросил он. – Ты выпила что-нибудь? Не знаю, какую-нибудь таблетку, анальгетик… Что-нибудь, что пьют в таких случаях?

Синтия сглотнула, потом громко закашлялась, хватаясь рукой за живот.

– Да, я выпила таблетку, которая обычно помогает, но меня сразу же вырвало, а значит, считай, что я ничего не пила, – она снова закашлялась. – И я ничего не могу пить. Не говори мне больше об этом! – снова немного раздраженно произнесла она.

– Нет, хорошо, хорошо, – поспешно сказал МакКинток. Присев на пол, он поправил свой дорогой, но помятый, как тряпка, костюм и ощутил сильный голод. Он думал, что поужинает с ней, но теперь это оказалось невозможным, учитывая ситуацию. Что ему делать? Постараться найти компромисс.

– Послушай, дорогая, что скажешь, если я возьму тебя под руки осторожно и провожу до кровати? Я закрою дверь в твою комнату, и ты будешь в темноте и тишине. Там тебе будет спокойнее и лучше, чем на диване. Что скажешь? – тихо предложил он.

– Мммм… Хорошо, – шепотом согласилась Синтия. – Но ты, почему не хочешь остаться со мной? – жалобно спросила она.

– Эхм… Не то, чтобы я не хочу остаться с тобой. Я ведь приехал именно для того, чтобы увидеть тебя. Я выехал к тебе прямо из университета и еще не ел, поэтому я хотел бы пойти на кухню…

– Аааааа! Не говори мне про еду! Я же просила! – снова закашлялась она, словно от рвоты.

– Извини, извини. Но… Как я иначе могу тебе объяснить ситуацию и… – резко замолчал он в ожидании, когда пройдет кашель. Когда она успокоилась, МакКинток, увиливая от ответа, взял ее под руку и повел в комнату в полной темноте. Потом мягко опустил ее на кровать и укрыл покрывалом, взятым из шкафа. Она промямлила невнятное «ммммм» и приложила руку ко лбу. МакКинток погладил ее руку и вышел, бесшумно закрыв за собой дверь.

Потом он включил свет в коридоре и несколько мгновений стоял ослепленный. Зрачки его были максимально расширены в темноте, и теперь повышенная доза света ворвалась в его глаза прежде, чем зрачки сузились. Пару раз он зажмурил глаза и снова обрел зрение.

Прежде всего он направился поднять упавшую статуэтку. Проверив, в каком она состоянии, он обнаружил, что вещица осталась целой. Осторожно поставив ее на полку, он, наконец, отправился в кухню. Закрыв за собой дверь, чтобы исключить возможные шумы, которые могли достигнуть спальни, он медленно и тихо стал открывать разные шкафчики, чтобы накрыть себе стол.

Он был очень голоден.

Открыл холодильник, он поискал там пиво. К счастью, пара бутылок там нашлась. Одно было его любимой марки, а другое – то, которое нравилось Синтии. Он взял свое любимое и сразу наполнил им бокал, отпив большой глоток. В одно мгновение пиво освежило его. Он снял куртку и повесил ее на спинку стула. Потом снова открыл холодильник в поисках чего-то съедобного. Еды было немного. Синтия ела очень мало, чтобы держать себя в форме, а то, что было в холодильнике, содержало мало жиров и предназначалось для вегетарианцев. Очевидно, она покупала то, что ел он, только в тот день, когда они встречались. Разочарованный, он взял тарелку с кусочками разнообразного сыра, вазочку с поджаренными овощами и банку с соусом «тартара». Из буфета он извлек пакет с гриссини без жиров и сел за стол.

Он щедро уставил его всем тем, что нашел в холодильнике, потому что с его чувством голода скудность ассортимента отошла на второй план. Запивая все пивом, он в конце концов почувствовал себя вполне удовлетворенным. Он любил хорошо поесть, а потому простил даже низкую калорийность блюд, которыми питалась Синтия.

«Завтра надо сходить за покупками», – подумал он. Он не хотел, чтобы она осталась без продуктов будующим вечером. Он знал, что днем она обедала вне дома, но к вечеру надо обеспечить ее необходимой едой. Завтра утром, прежде чем вернуться в Манчестер, ему надо сходить в близлежащий супермаркет и купить ей разные виды сыров, овощи и какие-нибудь закуски, которые она любила, но которые редко покупала из-за высокой калорийности.

Несколько минут он лениво сидел за столом, потом подошел к окну и выглянул наружу, скрестив руки. Из окна был виден Road-Park с его вечерним трафиком, а сзади виднелась бухта, черная и невидимая, угадываемая лишь по редким огням кораблей да судов, стоящих на якоре. Это место было прекрасным. Ливерпуль, утопающий в зелени, с его тщательно спланированной инфраструктурой и портом, расположенным в заливе реки Мерсей, которая впадала в Ирландское море, был основан еще в тринадцатом веке. Очень долго город оставался важным пунктом торгового морского пути мирового уровня, но теперь важной частью его экономики стал туризм. МакКинтоку нравилось гулять по его побережью вместе с Синтией, когда у него было время. Запах моря придавал ему силы, а постоянно отплытие и прибытие судов дарило ощущение, что это некий вечный механизм, заставляющий крутиться земной шар. В каком-то смысле это было именно так, поскольку движение людей и товаров было основой глобальной торговли и работы. Теперь многое изменится благодаря открытию Дрю. Кто знает, каким станет мир через год. Но он надеялся, что лучше. Необходимо только сыграть правильно и двигаться с большим вниманием. Он смог бы получить деньги за многочисленные одолжения, которые он сделал в отношении ключевых фигур британской системы. Он действительно смог бы обнулить свой кредит, что имело для него большое значение. Да, все будет отлично.

Он еще несколько мгновений смотрел на бухту вдали, потом отвел взгляд и вернулся за стол. Вымыв посуду, он убрал со стола, стараясь не производить шума, потом отправился посмотреть, что делает Синтия. Он вышел из кухни, оставив включенным свет, прикрыл дверь и погасил лампу в коридоре. Перемещаясь по слабо освещенному светом кухни помещению, он тихо подошел к двери спальни. Ни одного звука оттуда не доносилось. Он бесшумно опустил ручку и вошел в комнату. Синтия была погружена в глубокий сон, лежа на животе, как и прежде, и с вытянутыми вдоль тела руками. Из ее полуоткрытого рта доносилось ровное дыхание. Очевидно, головная боль прошла и позволила ей уснуть. Чтобы не беспокоить ее, он покинул комнату и направился, раздеваясь, в ванную комнату. Там он быстро принял душ и приготовился отправиться спать. Его пижама, однако, осталась в спальне, а открыть вновь дверь означало создать шум. Он отказался от этой мысли, потому что в квартире было достаточно тепло. Оставив одежду на диване в гостиной, он погасил свет в кухне и в нижнем белье вошел в комнату. Очень осторожно он сел на двуспальную кровать, поскольку Синтии нравилось спать с комфортом, и растянулся сбоку от нее, со стороны двери. Синтия лежала под покрывалом, которым он укрыл ее ранее, и он решил не залезать под него, чтобы не будить ее.

Расслабившись, он прислушался к ритмичному дыханию Синтии и через несколько мгновений заснул.

Свет от автомобильных фар на Road-Park становился все более редким, а в конце исчез вовсе, сделав дорогу пустынной, освещенной только фонарями, тянущимися вдоль нее. В бухте не было никакого движения, а свет от пришвартованных кораблей был таким неподвижным, что казалось, будто корабли тоже заснули, уютно устроившись в темной воде.

В квартире стояла абсолютная тишина, нарушаемая только дыханием Синтии, которая погружалась во все более глубокий сон. Около трех ночи темноту нарушил негромкий голос, присоединившийся к ее дыханию.

– Мы отправим их, да, мы отправим их повсюду… их и их вещи, – говорил во сне МакКинток… – и пакеты, и контейнеры – все отправим…. Да, с помощью машины… Отсюда туда. Нажал кнопку – и ты уже прибыл… Ты даже еще не успел осознать, что уже прибыл… – бормотал он, хотя слова оставались понятными. – …с помощью твоей Машины, Дрю. Как ты ее придумал…. Ты изменил историю, Дрю…

За сотню метров от дома на парковке около соседнего здания стоял фургон с антеннами, будто какой-то техник вернулся домой на ночь после рабочего дня. Эти антенны выглядели очень живописно на крыше фургона. Две белые дуги, смотрящие одна направо, другая налево, повернутые слегка в сторону. О характере деятельности хорошо говорила вывеска, наклеенная на коричневом листе машины, но из правой антенны торчал скрытый шнур, который выходил из отверстия в крыше фургона в грузовом отсеке. Там все стены были покрыты электронными приборами. Различные радиоприемники военного назначения, которые были прикреплены один к другому и собраны в ящик rack ²⁶. Каждый приемник был в состоянии улавливать некое количество диапазонов, отличных от других приемников таким образом, что этот ящик мог получать любые радиосигналы, которые мог генерировать радиопередатчик. Сбоку от ящика с приемниками был ящик с анализаторами спектра. Они показывали форму полученных радиоволн и передавали ее на экран. После анализаторов шло декодирование, состоящее из ящика с приборами, которые были в состоянии дешифровать²⁷ сообщения в очень сложный код. Потом шел ящик с регистраторами, где полученные сообщения записывались для последующего анализа. Последний ящик вмещал аудиосистему, которая обрабатывала полученные сведения и устраняла фоновые шумы, повышая голоса и звуки, представляющие интерес. В итоге вся система была подключена к компьютеру, через который различные компоненты в ящиках могли быть использованы необходимым образом.

В тот момент был включен один-единственный приемник, настроенный на 7 ГГц, а анализатор, к нему подключенный, показывал зеленые горизонтальные полосы, внутри которых двигались вертикальные линии оранжевого и красного цвета. Дешифратор мигал зеленым, показывая, что он работает ровно и без ошибок. Два регистратора параллельно тихо запоминали на жесткие диски получаемые сигналы, создавая две копии, отличающиеся материалами.

Голос МакКинтока со всей ясностью доносился из наушников, вставленных в уши мужчины, одетого в стиле casual и сидящего в кресле перед компьютером. Сбоку от большого монитора стояла полупустая чашка чая, которая была уже второй за эту ночь. Мужчина облокотился о спинку кресла, положив руки на колени, склонив голову и закрыв глаза.

– Мы отправим их, да, мы отправим их повсюду… их и их вещи, – голос МакКинтока отображался на мониторе компьютера в виде горизонтальной полосы, которая постоянно изменяла свою высоту, – …и пакеты, и контейнеры – все отправим…. Да, с помощью машины… Отсюда туда. Нажал кнопку – и ты уже прибыл… Ты даже еще не успел осознать, что уже прибыл… – Мужчина резко открыл глаза и поднял голову. – … с помощью твоей Машины, Дрю. Как ты ее придумал… Ты изменил историю, Дрю… – мужчина замер и приблизился к компьютеру. С помощью мышки он начал быстро маневрировать некоторыми параметрами, чтобы увеличить звук колоса МакКинтока. Дыхание Синтии уже было отфильтровано ранее, и его почти не было слышно в наушниках. Он нахмурил лоб в темноте, включив для прослушивания файл с голосом Дрю на мониторе, который слабо освещал его лицо.

– … Вселенная в нашем распоряжении, невероятно, целая Вселенная… с Машиной…

Мужчина вытащил один из наушников, чтобы освободить ухо. Он поднял трубку внутреннего секретного военного телефона и набрал номер из пяти цифр.

Через секунду кто-то поднял трубку вызываемого абонента, не произнося ни слова.

– Позови Спенсера, – сказал мужчина.

Конец первой части

Часть вторая

Последний оператор вышел. Он казался только водителем, сидящим на своем месте.

Через несколько секунд на лестнице фургона показалась другая фигура.

Он спокойно спустился по ступенькам, шаг за шагом возникая в темноте.

Глава XVIII

Небо над Манчестером окрасилось в рассветные цвета. Вечные облака виднелись только с одной стороны небосклона, затемняя на западе последние звезды, которые гасли в зарождающемся рассвете, поднимающем занавес над широкой сценой на западе, на которой красный свет становился все неизбежней. Диапазон более длинных волн, темно-красных, толкал вверх волны меньшей длины: фиолетовый, оранжевый, желтый, пока они не достигли предела и не растворились в белом цвете с температурой солнца. Каждый день по всей планете этот спектакль повторялся с математической точностью, но Великобритания наслаждалась им меньше по причине облачности, которая теперь стала частью ее культуры, стереотипом, который имели другие народы об этой нации. Тем не менее, это было триггером²⁸, началом нового дня для большинства людей. Солнце отражает пробуждение природы и живых существ, которые ее населяют. Но есть много людей, кто иногда работает ночью, или только ночью, когда другие спят, и таким образом получают различные недосягаемые результаты. И некоторые из них как раз находились в комнате, с повышенным вниманием слушая запись, исходящую из прибора высокой секретности.

– Мы отправим их, да, мы отправим их повсюду… их и их вещи, …и пакеты, и контейнеры – все отправим…. Да, с помощью машины… Отсюда туда. Нажал кнопку – и ты уже прибыл… Ты даже еще не успел осознать, что уже прибыл… – Один из слушателей сосредоточенно оперся на стол, скрестив руки и закрыв рот правой рукой. – …с помощью твоей Машины, Дрю. Как ты ее придумал… … Вселенная в нашем распоряжении, невероятно, целая Вселенная… с Машиной…

Мужчина несколько секунд оставался недвижим, потом повернулся к тому, кто находился слева, сидя рядом за компьютером.

– Дай мне прослушать еще раз.

Спенсер подвигал мышкой, чтобы воспроизвести запись еще раз, и нажал на Play в третий раз, с тех пор как началось совещание.

– Мы отправим их, да, мы отправим их повсюду… их и их вещи, … – услышал мужчина снова, и в какой-то момент начал медленно кивать все более убежденно. – Вселенная в нашем распоряжении, невероятно, целая Вселенная… с Машиной… – Мужчина выпрямился и облокотился о спинку кресла. Он потер глаза, чтобы прогнать сон.

– Да, это должно что-то значить, – согласился он. – Трентон?

– Возможно да, я тоже так подумал, – согласился мужчина справа.

– Во сколько тебе звонил Бойд?

– Около трех, чуть позже, – ответил Спенсер. – Вместо обычных глупостей, которые говорит во время сна МакКинток, он начал говорить об этой Машине, созданной неким Дрю… Остальное вы знаете. Бойд нашел какой-то смысл в этой речи и сразу позвонил мне.

– Бойд хорошо поработал. А женщина слышала, по-вашему?

– Думаем, нет, мистер Фарнсворт, – ответил Спенсер. – У нее весь вечер болела голова, и МакКинток отправил ее спать. Она глубоко спала, и пока он непрерывно говорил, она продолжала ровно дышать. Мы взяли ее дыхание из регистратора, начиная за десять минут до начала речи МакКинтока и заканчивая десятью минутами позже, и проанализировали ритм и глубину. Оно существенно не менялось. Поэтому мы думаем, что она ничего не слышала.

– Хорошо, – сказал Фарнсворт, – очень хорошо. – Несколько мгновений он смотрел перед собой, размышляя о чем-то. – Это первый раз, когда он говорит о чем-то подобном? – посмотрел он на Спенсера, который кивнул в знак согласия. – Должно быть, это нечто, что его глубоко поразило. Он ректор Манчестерского Университета, и с такими средствами, которые есть у него в распоряжении, – лаборатории, профессоры, исследователи, – возможно, он стоит перед лицом сенсационного открытия. Да, это действительно возможно. Но я хочу знать это наверняка, – закончил он. – Доставьте его сюда.

Спенсер резко вскочил и широкими шагами вышел за дверь. Своевременность была очень важна. Он вошел в помещение в пятьдесят квадратных метров со стенами, унизанными стойками с приемниками, дешифраторами, анализаторами волн и компьютером, – все это было очень похоже на приборы, которыми был напичкан фургон Бойда, только здесь их было куда больше. Тут работало около пятнадцати человек, записывая разговоры, зарегистрированные из разных точек прослушивания, и закодированные сообщения, переговариваясь с другими мужчинами.

Спенсер подошел к своему месту и взял трубку секретного военного телефона, который имел в своем распоряжении. Он набрал номер из пяти цифр и застыл в ожидании.

В фургоне Бойда загорелась лампочка вызова на телефоне. Никакого сигнала не последовало, потому внутри машины было по-прежнему тихо на случай возникновения случайных подслушивателей. Он вытащил наушник и поднес трубку к уху, не говоря ни слова.

– Он все еще там? – просто спросил Спенсер.

– Да, все еще спит, – часы на компьютере показывали шесть утра. Бойд только что выпил четвертую чашку чая вместе с бриоши в качестве завтрака. К концу подходила еще одна ночь слежки.

– Хорошо, – сказал Спенсер. – Мы приедем забрать его.

– Хорошо. Я тогда перемещусь, – ответил он, кладя трубку.

Он посмотрел на монитор сбоку от компьютера, на котором в четырех квадратах отображались картинки, взятые из разных телекамер, расположенных по периметру фургона, спрятанные внутри фальшивых шариков или сделанные под сенсоры парковки. Только один человек был виден сзади машины. Он удалялся на своем велосипеде. За спиной у него был рюкзачок, и Бойд знал, что это был студент, который рано утром отправился на учебу.

Глядя на монитор, он надел комбинезон антеннщика поверх своей одежды casual, потом открыл дверь между кабиной водителя и грузовым отсеком и сел за руль. В этом обличие он казался простым рабочим. Включив мотор, он без труда выехал с парковки, поскольку припарковал ее предыдущим вечером таким образом, чтобы выехать оттуда без особых маневров в случае необходимости. Медленно проехав несколько метров, он остановился на той же парковке, где оставил свою машину МакКинток, остановил фургон и выключил мотор. Машина ректора стояла в десяти метрах слева от него. Он вернулся в грузовой отсек и закрыл дверь за собой. Приборы продолжали регистрировать, а компьютер не уведомлял о каких-либо движениях или разговорах за то время, пока он переставлял машину. Он вновь вставил в уши наушники, постоянно глядя на монитор с изображениями с телекамер. Та, что стояла на позиции девяти часов²⁹, показывала дом, где находилась квартира, где спал МакКинток. Справа Бойд мог видеть машину ректора, в то время как телекамера на позиции двенадцати часов показывала остальную часть машины и большую часть парковки.

Около шести пятнадцати серый седан металлического цвета с затемненными окнами въехал на парковку и остановился на одном из свободных мест, вдалеке от входа.

Световой сигнал телефона Бойда снова загорелся. Он поднял трубку.

– Блок 2, – сказал анонимный голос. – Новости?

– Никаких, – ответил Бойд.

В полседьмого в наушниках Бойда начали раздаваться звуки будильника. Синтия поднялась с кровати и направилась в ванную комнату. Раздававшиеся звуки говорили Бойду об обычных манипуляциях, которые делала женщина в подобном месте. Вскоре она вышла и отправилась будить МакКинтока. Он спал как сурок, будто провел бурную ночь и нуждался в отдыхе. Синтия толкнула его ногой, заставив перевернуться на бок, потом изрекла шутливо:

– Проснись, лентяй! Что ты затеял сегодня ночью? Удовлетворял целый гарем наложниц? Хахаха, – рассмеялась она, когда МакКинток резко вскочил и повернул влево и вправо голову, пытаясь разбудить свой мозг.

– Что ты тут делаешь в трусах и майке? Где твоя пижама? Хахаха, – с наслаждением насмехалась она.

– Уфф, она в твоем шкафу! – воскликнул он, вскакивая с кровати и хватая ее за плечи. Она не сопротивлялась, и он крепко поцеловал ее в лоб.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, глядя на нее влюбленным взором. – У тебя прошла голова?

– Да, я отлично себя чувствую и страшно хочу есть. Поэтому… – и сопротивляясь его попытки затащить ее в кровать, продолжила: – Поэтому сейчас – завтракать! – вырвалась она и побежала на кухню.

МакКинток смотрел на нее, легкую словно бабочка, с прекрасным телом, которое возбуждало его каждый раз, когда он видел ее. Он чувствовал неудержимое желание заняться с ней любовью, но понимал, что Синтия не ела со вчерашнего дня, а, следовательно, делать нечего...

Он тоже отправился в ванную, быстро переоделся, а потом явился в кухню. Синтия готовила яйца, панчетту и кростини. Он помог ей, и они быстро закончили приготовление завтрака.

– Как ты заметила, я съел весь сыр, что был в холодильнике, а также все овощи. Я был очень голоден.

Синтия кивнула, пережевывая последние кусочки.

– Прежде, чем я вернусь в Манчестер, я пойду купить все, что тебе нужно.

– Не стоит. Я позабочусь об этом по дороге с работы.

– Нет, нет! Я не хочу, чтобы ты теряла время. Я съел всю еду, поэтому справедливо, если я восполню запасы сам, – настаивал МакКинток.

– Ладно, если это так важно для тебя, – наконец согласилась Синтия, пока наливала в стакан грушевый сок. Потом она поднесла стакан ко рту.

МакКинток смотрел, как она пьет, ощущая возбуждение, как, впрочем, всегда. Когда она пила фруктовый сок, то поднимала подбородок, делая ритмичные движения горлом, которые были настолько чувственными, что его накрывала безудержная жажда овладеть ею, ворваться в нее и выплеснуть в нее всего себя. Она отлично это знала и коварно играла с ним, как и все женщины sexy, осознающие свою сексуальность. Когда стакан был пуст, Синтия наклонила его вперед, и последние капли упали ей на язык. Она хорошо знала, что в этот момент МакКинток мог достичь высшей точки возбуждения. Он был красный, как помидор, и судорожно сжимал край стола побледневшими пальцами.

Когда последняя капля упала на язык Синтии, она решительно поставила стакан на стол. Громкий шум заставил МакКинтока вздрогнуть, и он расширил глаза, тяжело дыша.

– Сейчас… Сейчас… – пробормотал он.

– Сейчас время идти на работу! – воскликнула она, показывая на часы, висящие на стене.

Медленно, почти механически, МакКинток перевел взгляд на часы, и ошеломленно осознал, как много времени уже. Полвосьмого! Если он пойдет в супермаркет, то вернется в Манчестер очень поздно! День в Университете начнется без него! Это было невозможно! Что он мог сделать?

Сентия весело наблюдала за ним, хорошо зная, насколько важен для него Университет, кроме, разумеется, нее, Синтии. Усмехаясь, она произнесла:

– Лохлэн, возвращайся в Манчестер и успокойся, – сказала он приветливо. – Я куплю сама все, что мне нужно. Кстати, с чего это ты вчера так неожиданно приехал ко мне?

– Ох, спасибо. Спасибо, мне жаль, что я создал тебе немного трудностей. А, это… Вчера вечером я был очень счастлив, потому что некоторые исследования дали отличнейшие результаты, и я решил отпраздновать это с тобой. Но момент оказался неправильным. Мне жаль.

– В следующий раз, когда будешь также счастлив, позвони мне! – кокетливо сказала она. – И я буду готова отпраздновать с тобой, – подмигнула она ему многозначительно.

Он снова покраснел и встал из-за стола, стараясь попрощаться с ней.

Бойд услышал в наушниках, что он собрал свои вещи, потом открылась дверь, и послышался поцелуй на прощанье.

«Эх, – подумал он. – В этот раз я спас его».

Фарнхэм была настоящей фурией секса, и каждый раз, когда МакКинток приходил к ней, он был вынужден слышать стратосферические совокупления с криком и хрюканьем. Она использовала его в качестве сексуального инструмента, необходимого для личного высшего удовлетворения, и когда он не выдерживал всего того времени, какое ей требовалось, она давала ему пощечины и покрывала нецензурной бранью. Это было игрой, направленной на взаимное удовлетворение, и МакКинтоку это очень подходило. Бойд понял, что этот мужчина ранее имел очень холодные и сдержанные отношения, и находиться с женщиной такой важности и решимости было для него апофеозом удовольствия. Конечно, и в предыдущих шпионажах Бойд обычно слушал разного рода сексуальные игры, но эта его волновала и мешала оставаться бесстрастным.

«Хотел бы я иметь такую женщину» – подумал он и в этот раз снова. Он встрепенулся и позвонил по секретному телефону в серую машину.

– Он выходит, – коротко сообщил он.

– Получено, – ответил собеседник.

Бойд вернулся на водительское сиденье и взял журнал. Он положил его на руль и сделал вид, что читает, продолжая слушать, что происходит в квартире. Через минуту он увидел МакКинтока, который широкими шагами двигался к парковке прямо в его направлении. Он явно спешил. Когда ректор был в десяти метрах от своей машины, Бойд включил мотор и поехал в сторону выезда с парковки, как ни в чем не бывало. МакКинток даже не заметил фургон, который проехал сбоку, спеша поскорее сесть в свою машину. Через несколько секунд из серой машины вышел человек и направился к машине ректора. Когда тот был уже в паре метрах от автомобиля и протянул руку к дверце, фургон резко свернул вправо, прикрывая вид из здания на парковку, а серая машина одновременно нажала на газ и остановилась прямо перед машиной МакКинтока. Двое мужчин выскочили из нее, словно две пружины, и остановились с обеих сторон от ректора. Один из них на мгновение показал ему отличительный знак, а второй взял его под руку.