Текст книги "Критерий Лейбница"

Непосредственно наблюдать этот последний обмен, видя пластину и монитор, было потрясающим для всех присутствующих. Когда Маоко активировала кнопку, два кубика просто поменялись местами, будто это была самая натуральная вещь на свете.

– У меня такое ощущение, что это явление связано с внутренней геометрией пространства, совершенно независимо от того, что в этом пространстве находится, – заметила Новак. Она подошла к Камаранде и Шульцу, сообщая о результатах последнего эксперимента вместе со своими мыслями. Оба ученых переглянулись, потом индус поднял плечи и полностью вытер доску. Они размышляли некоторое время, а потом снова начали писать вместе с Новак, которая периодически указывала им некоторые детали в уравнениях. Они вступали в короткие дискуссии, потом, чаще всего, изменяли уравнение и шли дальше.

Прошло несколько часов.

Брайс отправилась дать несколько лекций. Ее студенты в тот день задавались вопросом, что с ней произошло: она не была хмурой и требовательной, как обычно, а, казалось, пребывала в каком-то внутреннем радостном состоянии, о причине которого никто не мог догадаться.

Кобаяши и Маоко начали варьировать параметрами и микрометрическими установками на приборе согласно некой системе, которой придерживались Дрю и Маррон в ту тяжелую ночь. Дрю предоставил им огромное количество образцов для испытаний, и они провели множество операций. К середине дня Кобаяши поднялся на ноги и сердито выругался на прибор на японском, потом положил обе руки на рабочую поверхность и с открытой враждебностью уставился на аппаратуру. Но ничего не увидел. Прежде чем произвести последний обмен, они выставили очень сложные параметры, происходящие из большого количества записей и схем, перепутанных с множеством листов, разложенных по порядку на столе. Однако результат оказался неожиданным.

– Почему пункт B не смещается, проклятье?! – воскликнул Кобаяши.

Маоко нахмурилась, выражая очевидную неудовлетворенность. Она тоже поднялась и взяла в руки некоторые записи, чтобы перечитать их в сотый раз в поисках ошибки.

– Ошибок нет, Кобаяши-сан, – сказала она через несколько мгновений. – Ощущение такое, словно есть вторая поляризованная пластина, которая содержит поле, всегда нацеленное на ту же самую позицию.

– Но других пластин нет, Маоко-сан! – упрямо возразил японец. – Есть нечто, чего мы не видим, нечто, что исчезает. И потом, где должна бы находиться эта вторая пластина, по-твоему?

Маоко посмотрела вверх, на потолок.

– Там, профессор, – показала она вверх.

– Дрю-сан! – воскликнул взволновано Кобаяши.

Дрю конструировал некоторые детали для того, чтобы сделать дубликат машины. Он длинными шагами приблизился к японцам.

– Я слушаю тебя, Нобу.

– Что внутри этого потолка?

Дрю посмотрел на него с открытым ртом.

– Внутри потолка? – удивленно спросил он. – В каком смысле: внутри потолка?

– Именно внутри потолка, – нетерпеливо ответил Кобаяши. Когда ему не удавалось решить задачу, он становился весьма грубым. – Может, металл, о котором ты знаешь? Большая, широкая металлическая плита?

Дрю непонимающе смотрел на него, потом неожиданно понял смысл того, о чем спрашивал японский коллега.

– Что в потолке, я не знаю, но я знаю, что над потолком! – воскликнул Дрю. – Научная лаборатория материалов. Пойдем и посмотрим.

В сопровождении Кобаяши и Маоко, Дрю покинул лабораторию и направился в сторону лестницы. Распахнув дверь другой лаборатории, они увидели несколько студентов за работой и направились в зону, находящуюся непосредственно над оборудованием.

Именно там, на полу находился оцинкованный железный лист толщиной в несколько миллиметров и шириной в два метра.

– Вот! – вскричал Кобаяши, указывая на боковую часть листа.

Маоко, увидев, кивнула в знак согласия, и тяжело выдохнула от напряжения последних часов работы.

– Мы не могли понять, почему пункт B никогда не смещается, чтобы мы не делали. Теперь ясно, – взволновано объяснила она. – Этот лист является второй пластиной по отношению к пластине пункта А. Они параллельны и имеют соответствующее нулевое напряжение, потому что она заземлена! – и она указала на ту же точку, на которую раньше показывал Кобаяши.

Глядя в направлении, которое указывал палец девушки, Дрю увидел, что борт оцинкованной металлической пластины прикасался к сливной трубе раковины лаборатории. Металлическая труба была соединена со сливной системой, которая уходила в землю. Поскольку земля имеет нулевое напряжение для многих электрических систем, эта пластина играла странную роль в эксперименте Дрю.

– Если бы эта пластина не была здесь или не была заземлена, мой прибор никогда бы не произвел тот феномен, который мы изучаем, – заметил Дрю. – Невероятно.

– Это совпадения, которые позволят человечеству пойти вперед, мой друг, – довольно заявил Кобаяши.

Дрю повернулся к студентам, которые смущенно наблюдали за ними.

– Ты! – указал он на молодого человека с тревожным видом. – Срочно пойди и позови вашего преподавателя!

– Нет необходимости так горячиться, Дрю. Я уже давно здесь, – послышался из-за спин студентов спокойный и угрюмый голос.

– Ох, извини, Мортон, – смутился Дрю. – Случайно твоя пластина стала фундаментальным элементом эксперимента, который мы проводим внизу. Ничего, если она постоит здесь несколько часов?

– Без проблем, дорогой коллега, – ответил Мортон важно. – Делай, как тебе удобно. Но… – посмотрел он на него, усмехаясь, – ты должен мне стакан!

– Можешь рассчитывать на нас, Мортон. Спасибо!

Пока они возвращались вниз, Кобаяши немного поговорил с Маоко, потом обратился к Дрю:

– Теперь мы должны сделать вторую пластину, чтобы использовать ее на практике. Нужен квадратный лист в двадцать сантиметров и толщиной в миллиметр. Мы установим его на регулируемую подставку, начниая с десяти сантиметров над точкой А. Очевидно, что мы должны его заземлить, чтобы он вел себя с электрическим полем точно так же, как пластина в лаборатории научных материалов.

Дрю сразу же начал работать, и в течение часа вторая пластина была готова.

Кобаяши установил ее, как и планировал, а потом взял коробку с образцами в поисках предмета, который поместить в пункт А. Коробка уже была совершенно пустой: они использовали все, что было в их распоряжении.

– У тебя больше ничего нет, Дрю? – нетерпеливо спросил Кобаяши.

– Сейчас посмотрю… – Дрю огляделся вокруг, но ничего не найдя, взял пластиковый стаканчик с прозрачными кристаллическими иглами и протянул его японцу.

– Возьми это. Я, правда, не знаю, что это, но не думаю, что это что-то важное.

Кобаяши поставил стаканчик на пластину в точке А и, ничего не трогая, сделал знак Маоко. Она нажала на кнопку, и в тот же миг страшный взрыв потряс лабораторию.

Все в ужасе бросились на землю. Дрю не мог дышать и потому бросился к двери. Он распахнул ее, а потом рывком вернулся к остальным, чтобы помочь.

Новак лежала на полу лицом вниз без сознания. Шульц и Камаранда приходили в себя. Задыхаясь, они подняли норвежку. Индус взял ее подмышки, а немец – за ноги, и вынесли ее из лаборатории. Маоко с Кобаяши вышли сами, пытаясь вздохнуть воздуха.

Дрю уже почувствовал себя достаточно хорошо и бросился к Новак. Камаранда энергично тряс ее, а Шульц приподнял ей ноги, чтобы улучшить циркуляцию крови. Через несколько секунд женщина пришла в себя и с помощью коллег поднялась на ноги.

В то же самое время вокруг появилась куча людей. Дрю поспешил минимизировать волнения, чтобы не привлекать внимания к секретному исследованию.

– Перегорел блок питания, ничего страшного. Знаете, старая вещь, а денег купить новый, нет. Такое иногда случается.

Студенты и коллеги из других лабораторий согласно кивнули и, убедившись, что люди, которые оказались рядом в момент взрыва, чувствуют себя хорошо, вернулись к своим делам.

В тот же миг появилась профессор Брайс.

Она услышала взрыв издалека, пока шла в лабораторию, потому ускорила шаг.

– Что вы натворили? – взволновано спросила она, глядя на них в помятых костюмах, с растрепанными волосами.

– Пока еще не знаем, – ответил Дрю, оглядываясь, чтобы убедиться, что вокруг нет чужих ушей.

Они с опаской вернулись в лабораторию. Рабочая поверхность была на месте. Дрю обошел кругом и неожиданно увидел кое-что!

В обеденной зоне взорвалась чаша с водой. Это была емкость объемом 10 литров, и от нее не осталось даже пластиковой оболочки.

Все вокруг, все металлические предметы были оплавлены и до сих пор дымились. Стена почернела, а на полу капли бесцветной жидкости были перемешаны с обломками поврежденного оборудования.

– Но что вы сделали? – снова спросила Брайс.

Камаранда, Шульц и Новак испытующе посмотрели на Дрю и двух японцев.

– Ну… мы сделали новую деталь для машины. Смонтировали ее и попробовали переместить новый образец. Вот и все, – неуверенно сказал Дрю.

Маоко и Кобаяши смотрели прямо перед собой.

– Образец? Но какой образец? – встревоженно поинтересовалась Брайс.

– Хм… – пробормотал Дрю. – На самом деле, образцы закончились, я посмотрел вокруг и нашел стаканчик с прозрачными кристаллами в форме игл… Как вот эти, – указал он на похожий стаканчик, стоящий на полке.

Профессор Брайс побледнела:

– Какой ужас! – вскричала она. – Это йодистое соединение бериллия!

Все непонимающе уставились на нее.

– Вы не понимаете? – снова вскричала она. – Йодистое соединение бериллия слишком гироскопическое и сильно взаимодействует с водой! Взаимодействие производит йодистую кислоту – одну из самых едких существующих кислот! Вы счастливчики, что не пострадали. Как вам пришло в голову отправить их в воду?

Два японца продолжали молчать, но Дрю многозначительно посмотрел на них.

– Невозможно было предусмотреть, где окажется пункт B с новой пластиной, – начал Кобаяши слабым голосом. – Это был первый эксперимент, и на его основе мы сможем начать калибровать мерную шкалу для наведения цели.

Маоко холодно кивнула.

– Но вы хоть осознаете риск, который вы создали? – воскликнула Новак. – Этот образец мог оказаться в любом месте, в том числе внутри человека!

– И, – возразила ей Маоко, – может, Вы, великая ученая, имеете другое решение? Может Вы дали нам какие-то полезные подсказки по настройке машины? Нет! Следовательно, мы должны экспериментировать. И риск оправдан. Мы тоже были в этой лаборатории. Ваша, жителей Запада, проблема в том, что для вас смерть – это нечто худшее, что может случиться, а для нас, жителей Востока, – это повод для гордости! Умереть достойным образом, в том числе и на благо крупного дела, – это наша наивысшая ценность! – заключила маленькая японка с горящими глазами и сжатыми кулаками.

Новак собиралась возразить, но вмешался Дрю, чтобы успокоить их души:

– Успокойтесь, господа. На самом деле, я не вижу других путей исследования при отсутствии исчерпывающей теории. Другой вопрос – как йодистое соединение бериллия оказалось в физической лаборатории?

Никто ему не ответил, но профессор Брайс взяла стаканчик и забрала его с собой. В то утро она пришла с двумя стаканчиками, которые потом должна была отнести в свою лабораторию для проведения плановых опытов. То есть это она ранее поставила их на полку. Падение в обморок и последующая деятельность с обменом образцов между лабораторией физики и ее кабинетом заставили ее совершенно забыть о йодистом соединении бериллия.

Глава X

Маррон был счастливчиком.

Большую часть материалов, необходимых для создания копии машины, он нашел в других лабораториях физики и электронной инженерии, а остальное заказал у поставщика, находящегося недалеко от Университета и привез все это на своем велосипеде.

Все было помещено в коробку средних размеров и весом в несколько килограмм. Поскольку был уже полдень, он пошел пообедать в столовую Университета, поставив коробку рядом с собой.

Как и всегда, обед в столовой был для него возможностью встретиться с Шарлен. Едва она увидела его, запыхавшегося, с этой коробкой, как сразу же поняла, что стояло на кону. Возможно, это было как-то связано с его странным поведением в последние несколько дней. Эта загадочность, это внутреннее напряжение, которое было очень заметным, несмотря на все его усилия скрыть свое состояние, убеждали все больше, что парень прячет внутри какой-то большой секрет, который не может открыть даже ей.

Она попробовала потеребить его.

– Как дела? – начала она тревожно. – Я очень волнуюсь за тебя, Джошуа. Ты молчалив, больше не говоришь о твоей учебе и даже не пришел ко мне в комнату! – недовольно закончила она.

– О… хм… Извини, любовь моя, – попробовал ее успокоить Маррон, – я делаю один прибор, он немного сложный, и я очень сконцентрирован на этом занятии.

– То есть у тебя на меня нет времени? – возразила она, уязвленная.

– Нет, нет! – поспешил Маррон ее разуверить. – Речь идет об одном эксперименте… – он огляделся вокруг, чтобы посмотреть, не подслушивают ли их, – который только я должен провести. Если все пройдет хорошо, то это станет таким успехом в моей учебе, что никто не сможет со мной сравниться! – прошептал он ей на ухо.

Он не солгал и он не открыл никаких секретных сведений. Он чувствовал, что совесть его чиста, и надеялся, что его девушка будет удовлетворена его ответом.

– Ах, значит, вот что, – ответила Шарлен с ложным облегчением. Маррон был открытой книгой для нее, которая имела очень хорошую интуицию на ложь. Кроме того, изучая психологию, она занималась исследованиями выражений лица. Она была так увлечена этим процессом, что сама занималась изучением всех материалов, которые только могла найти, параллельно с курсами, предусмотренными программой факультета. Она ясно видела, что Маррон держит в руках что-то действительно стоящее, но это не было тем, во что он хотел заставить ее поверить. Это было нечто большее, много большее, чем возможность достичь блестящих результатов в учебе. Это что-то такое, что держало молодого человека на иголках и в то же время возбуждало его. Если он не хотел или не мог сказать ей об этом, значит, это что-то действительно очень и очень секретное.

– Значит, все в порядке, Джошуа. Это хорошо, – бесстыдно солгала она ему.

Маррон облегченно вздохнул и продолжил есть, веря, что она на его стороне.

Шарлен одарила его сияющей улыбкой и продолжила поглощать свой салат.

«Полагаю, что смогу сделать тебе отличный сюрпризик, любовь моя!» – сказала она сама себе и начала строить план, как докопаться до истины. Она совершенно не переносила, чтобы ее парень что-то скрывал от нее.

Глава XI

Маррон закончил обедать ближе к часу дня, попрощался с Шарлен и отправился в лабораторию.

По пути он встретил профессор Брайс, которая была мрачной, а потому, когда Маррон ее поприветствовал, она полностью его проигнорировала.

Распахнув дверь, он понял, что произошло нечто серьезное. Вся одежда профессоров была испачкана и помята, а в лаборатории творился полнейший хаос. Едкий запах все еще исходил от металла, подвергнутого взаимодействию с кислотой, обеденная зона вся была в обломках, а вокруг валялось множество покореженных деталей оборудования. К счастью, сам прибор был цел, благодаря шкафу, который оградил его от взрыва.

Маррон заметил всеобщее недовольство и, прежде всего, открытую враждебность между Маоко и Новак, которые смотрели друг на друга, как две собаки. Дрю, увидев, как он вошел, позвал его:

– Мы создали взрыв, Маррон, – объяснил профессор мрачно.

Дрю рассказал об утренних событиях и описал аварию. Студент слушал его с возрастающим беспокойством.

– Профессор, это значит, что каждый обмен, который мы совершим отныне, будет проходить в условиях неизвестной точки B, – высказал Маррон свои страхи. – Это слишком опасно, мне кажется. Как мы можем продолжать?

– Сейчас мы этим и занимаемся. Как видишь, – показал Дрю на себя и своих коллег, – все мы нуждаемся в том, чтобы привести себя в порядок и пообедать. Ты нашел материалы?

Маррон кивнул и поставил на рабочую поверхность коробку.

– Отлично, Маррон. Ты уже обедал?

– Конечно, профессор.

– Превосходно. Тогда оставайся здесь на охране. А мы пойдем и перекусим, – позвал он остальных. – Господа, все согласны на паузу? – остальные энергично кивнули. – Согласен. Встретимся здесь… – он посмотрел на часы, – …допустим, в шестнадцать часов.

Профессоры разошлись, а Маррон остался один.

Он постарался навести порядок вокруг, но это было сложно. Прежде всего, он распахнул окно, чтобы создать движение воздуха, который выветрил бы из помещения дым. Потом он надел пару перчаток и, взяв метлу и совок, собрал все обломки, валявшиеся на полу. Более мелкие частицы, возможно, впились в обшивку мебели и разлетелись в недоступные уголки помещения. Их нельзя было вытащить оттуда без того, чтобы все разобрать и превратить лабораторию в беспорядок. Эти частички еще годами будут находить уборщицы и студенты, которые придут сюда. Никто из них не узнает, как оказались в самых потаенных местах обломки ржавого метала и расплавленного пластика. А некоторые и вообще никогда не будут найдены. Они стали частью здания и молчаливым наследием эксперимента, о котором нельзя рассказывать, но который был промежуточным камнем в научном прогрессе.

Закончив убираться, Маррон полностью освободил рабочую поверхность и тряпкой, смоченной моющей жидкостью, натер ее до блеска, а потом разложил на ней принесенные материалы, аккуратно рассортировав их по типу. Не хватало лишь тех деталей, которые делал Дрю.

Маррон взял со стола компьютер с характеристиками, похожими на те, что использовались в эксперименте, и перенес его на чистую поверхность, потом инсталлировал на нем тот же software. Затем он ввел в него параметры, сохраненные на диске в ночь открытия.

Увидев, что доска была покрыта уравнениями, графиками и странными рисунками, он понял, что ученые попытались представить возможные конфигурации временно-пространственного искажения. Он постарался вникнуть в последовательность рассуждения ученых, но осознал, что еще не достаточно подкован, чтобы понять все до конца. Он понял, что они начали, очевидно, с общей теории относительности, но дальнейшее развитие было туманным. К тому же там присутствовало большое количество исправлений, и из этого он сделал вывод, что эти поразительные умы отчаянно боролись, чтобы вникнуть в суть этого необыкновенного феномена. Явно выделялись три разных почерка, которые чередовались на доске совершенно случайным образом. Интуиция одного являлась решением проблемы, над которой завис другой, и изображение на доске представляло собой ясную картину того, как три профессора объединили свои знания, чтобы создать один супер-ум, где ни один из умов не превалирует.

Именно это было настоящим духом исследовательской группы, и Маррон был счастлив быть ее частью.

Он все еще рассматривал доску, когда появились Маоко и Кобаяши. Они оживленно разговаривали на японском диалекте, который он совершенно не понимал. Из тона их голоса и жестикуляции казалось очевидным, что Маоко хотела любой ценой что-то сделать, а Кобаяши старался ее сдержать.

Они увидели Маррона и прекратили дискуссию.

– Здравствуй, Маррон-сан, – поприветствовал его Кобаяши. – Здорово, что ты принес материалы для второй машины. Мы сразу же можем приступить к ее созданию. Эксперименты будут проведены позже, – выразительно посмотрел он в глаза Маоко, сделав ударение на слове «позже».

Девушка скривила гримасу и отправилась взять свой раздаточный материал, содержащий схему машины.

Маррон взял провода разных видов, винты, гайки и прочие запчасти для монтажа, потом положил на рабочую поверхность необходимые инструменты: клещи, отвертки, ножницы, кусачки, а также электрическую дрель для сверления отверстий.

Он и Кобаяши начали сверлить пластину стояка, а Маоко подсказывала им размеры. Потом они смонтировали стойки, которые составляли скелет прибора, прикрепили к ним некоторые детали и соединили их с коробкой, прикрепленной к пластине. Далее они с большой осторожностью приготовили соленоид, который создавал резонансный контур вместе с конденсатором, состоящим из двух выдвигающихся пластин, расположение которых регулировалось микрометрическим винтом. Они установили из друг от друга точно на трех миллиметрах – то же самое расстояние, как и для конденсатора на первичной машине.

После каждого этапа монтажа Маоко проверяла, чтобы соединения и установки абсолютно соответствовали проекту.

Далее они поместили генератор высокого напряжения на пластину подставки и подсоединили его к соединительной коробке и соленоиду. Параметры, которые изменялись в ходе экспериментов, действовали на напряжение, ток и форму волны, производимую генератором, поэтому они его подсоединили к компьютеру посредством кабеля связи.

Пока они прикрепляли к подставке две ионизационные сетки, пришел Дрю в сопровождении Новак, Шульца и Камаранды.

– Вижу, вы продвинулись вперед. Молодцы! – похвалил Дрю, разглядывая проделанную работу. Он принес коробку и протянул ее Маррону: – Здесь детали, которые я сделал сегодня утром. Мне не хватает еще пластины пункта А и вспомогательной пластины, – произнес он, нерешительно взглянув на Кобаяши.

Японец ответил ему пронизывающим взглядом.

– Машина должна быть абсолютно идентичной, Дрю-сан, – заявил он. – Если ее поведение будет таким же, как у оригинала, мы сможем сделать вывод, что Эффект Обмена – это научная реальность, воспроизводимая и используемая, иначе ты должен будешь неизбежно предать забвению все, что до сих пор было сделано.

Норвежка, индус и немец уже были у доски, все вместе сконцентрированные на особом равнении. Дрю оказался не у дел, и других альтернатив не было. Он отправился к верстаку для механических работ и занялся изготовлением обоих пластин.

Когда он принес их Кобаяши и коллегам, то увидел, что все остальное было уже готово. Маоко управляла Марроном в окончательных настройках микрометрического расстояния¹¹.

– Чуть больше… еще… нет, слишком! – японка с помощью цифрового микрометра отмеряла пространство между сетками ионизации. – Немного назад… еще… понемногу… остановись! Еще чуть-чуть, но совсем чуть-чуть… внимание… и… стоп!

Маррон немедленно остановил руку на микрометрическом винте, не поворачивая его. Маоко перевела дух и снова подошла к рабочей поверхности, чтобы повторить размеры и проверить их соответствие схеме.

– Четыреста тридцать семь микрон. Отлично. Зафиксируй винт.

Маррон несколько раз открыл и закрыл ладонь, чтобы размять мускулы, потом медленно подошел к микрометрическому винту и с большой аккуратностью зажал фиксирующее кольцо на винте. Он задержал дыхание, чтобы случайно не сдвинуть винт, а потом, отстранившись, взглянул на Маоко.

Японка ни на секунду не отводила глаз от микрометра.

– Хорошо, – заявила она, строго глядя на дисплей инструмента, потом посмотрела на Дрю. – На наш взгляд, – сказала она, глядя на Кобаяши, который кивнул ей, – эта настройка, возможно, самая критическая согласно проекту. Во время выработки энергии, которая активирует обмен, сетки производят особое ионизационное поле, которое порождает вторичный эффект в окружающем пространстве, соединяется с пластинами в пункте А, первой и вспомогательной, и каким-то образом вызывает сам обмен.

– Компьютер передает генератору высокого напряжения импульс энергии, длящийся полсекунды, – продолжил Кобаяши. – Мы выявили, что варьирование параметром длительности мало влияет на функционирование. Эффект всегда идет тем же образом при условии, что длительность составляет по крайней мери десятые доли секунды. Выше этого порога не происходят изменения в результате обмена. Допустим, ионизированное поле сеток достигнет оптимальной интенсивности, когда оно установлено на минимальной длительности. Установим K22 на 1123,08В, а расстояние между сетками поставим на 437 микрон. Другие установки системы варьируют обмениваемые размеры и форму, в то время, как с координатами назначения необходимо экспериментировать, начиная с новой точки B при том, что вспомогательная пластина смещена в эту лабораторию.

– Хорошо, – хмуро кивнул Дрю. – Продолжим.

Они смонтировали пластину А и пластину А2, как они назвали вспомогательную пластину, и Маоко проверила снова все соединения и установки.

Маррон сел за компьютер, запустил необходимую программу и попробовал соединиться с генератором. Все отлично работало. Он вопросительно повернулся к остальным.

Дрю был как на иголках. Все было готово, чтобы проверить вторую машину, но он действительно опасался, что обмен может произойти с использованием внутренностей человека. Это было бы крахом, трагедией для карьеры и для будущего науки. Да и для жертвы, по правде говоря.

Кобаяши смотрел на него, как смотрел бы самурай на собрата, который собирается ради гордости покончить с собой. Дрю презрительно посмотрел на своего друга, но он ничего не мог с этим поделать. Он не боялся только за себя, он боялся и за всех остальных тоже. Маоко поставила кулаки на бока, склонила голову и в раздраженном ожидании уставилась в сторону. Маррон нервно смотрел на него.

Дрю все еще не мог решиться, но потом собрался с духом:

– Хорошо, – решительно сказал он. – Попробуем.

Маоко подошла к компьютеру и многозначительно посмотрела на Маррона. Он с ходу понял и сразу же поднялся, но все равно не испытал освобождения от ответственности. Маоко села на его место и молниеносно ввела все необходимые параметры, потом взглянула на Дрю.

– Образец, пожалуйста, – произнесла она сухим голосом, который хлестнул словно ветер вершину горы Фудзи.

Дрю посмотрел вокруг, потом взял маленькую призму из стекла и положил ее на первую пластину.

Маоко посмотрела на Кобаяши, который в последний раз проверил оборудование, чтобы убедиться, что все на месте, и кивнул ей.

Японка поднесла палец к кнопке активации, перевела взгляд на образец и сделала движение, чтобы нажать кнопку, когда крик Новак остановил момент.

– Остановись! – закричала она, бросившись к рабочей поверхности вместе с Шульцем и Камарандой. – Не активируйте машину. Остановитесь!

Маоко убрала палец от клавиши и с ненавистью посмотрела на Новак.

– Мы поняли насчет координат, – продолжила норвежка. – Это непосредственно связано с расстоянием между первой и второй пластиной и подчиняется математической функции, которую мы потом обсудим. Проблема в том, что нет особой установки с длиной Планка.¹².

Дрю изумленно посмотрел на нее.

– Что именно Вы имеете в виду?

– Имею в виду, что некоторые ваши пресловутые параметры влияют на координаты направления, но только если они установлены на точном значении и согласно комбинациям, четко определенным, – триумфальным тоном заявила Новак. – До сегодняшнего утра направление было зафиксировано на кабинете профессор Брайс только потому, что соответствие дистанции между пластиной А и железным листом на этаже выше не изменялось подходящей комбинацией параметров. Когда вы создали новую и маленькую вспомогательную пластину, эксперимент проходил тем же образом, но при меньшей дистанции между пластинами уменьшилось расстояние направления обмена. Мы создали примерную функцию, которая в состоянии объяснить это поведение. К счастью всех, в ваших экспериментах вы еще не обнаружили критические комбинации. Есть три параметра, K9, K14 и R11, которые, по нашему мнению, составляют триаду смещения. Триада смещает пункт B из позиции, связанной с расстоянием между пластиной А и пластиной А2 и скорректированной функцией, которую я только что упомянула, в произвольную позицию в пространстве. И когда я говорю «произвольная», я имею в виду «повсюду».

Камаранда и Шульц энергично закивали.

– Вы хотите сказать… – пробормотал Дрю.

– Я хочу сказать, уважаемый профессор Дрю, что изменяя должным образом триаду, мы можем устанавливать пункт B в какую-либо известную позицию пространства, – закончила Новак с горящими глазами и воодушевленным выражением.

Дрю стал лиловым. Он затаил дыхание во время объяснения ученой, и теперь ему не хватало воздуха.

Маррон покрылся холодным потом, когда понял сказанное, а Кобаяши с Маоко удовлетворенно усмехнулись. Кто знает, почему.

– Длина Планка входит в уравнение смещения, определяя дискретные позиции для пункта B, – объяснил Шульц. – Это значит, что, например, мы можем поместить пункт B на поверхность Юпитера с координатами на широте 30 градусов на север и долготе 125 градусов на восток, но ни метра вперед, назад, вверх или вниз. Более близкое альтернативное направление могло бы быть в ста километрах. Я только привел пример, позаботьтесь об этом лучше, потому что реальные цифры мы еще должны получить, а также необходимо экспериментировать с триадой.

– Следовательно… – попытался взять слово Дрю.

– Следовательно, – перебил его Камаранда, – если машина, которую вы только что собрали лишь ненамного отличается по конструкции или регулировке, дистанция будет смещена так, как мы того ожидаем. Вместо зоны, которая сейчас повреждена чашей воды, пункт B будет в другом месте, и величина смещения будет пропорциональна длине Планка, согласно функции, которую мы получили.

– Машина идентичная! – воскликнула Маоко с ненавистью, но Кобаяши положил ей руку на плечо, чтобы успокоить ее.

– Сетки ионизации находятся на расстоянии 437 микрон gap¹³, – сказал японец. – Микрометр, используемый для установки gap, имеет разрешение в 1 микрон, следовательно, значение точно может быть в диапазоне между 436,5 и 437,4 микрон¹⁴. Предположим, что gap равен 436,9 микрон. Где будет пункт B?

Новак, Камаранда и Шульц подошли к доске, стерли необходимую часть и написали функцию на основе реальных данных. Уравнение было сложным и требовало нескольких минут, потом Шульц записал на листок результат, и они втроем вернулись к остальной группе.

– Если предположить, что мы не затрагиваем триаду, – заявил немец, – то оставив те же параметры, пункт B оказался бы приблизительно на расстоянии 18,6 метров от банки с водой. Мы еще не можем точно установить направление смещения, следовательно, стоит иметь в виду сферу, радиусом 18,6 метров, центр которой располагается там, где стояла банка с водой. То есть, новый пункт B окажется в любой точке на поверхности этой сферы.

Дрю посмотрел за окно.

Теперь уже было темно. По улочкам университетского городка около лаборатории ходило мало людей. На верхних этажах, вероятно, уже вообще никого не было, впрочем, как и в близлежащих окрестностях. Поверхность воображаемой сферы проходила также под землей, однако. Могли ли там проходить газовые трубы? Дрю полагал, что нет. Удручающее чувство беспомощности, смешанное со смирением, овладело им. Ему казалось, что внутри у него застрял осколок, который мешает дышать. Он подошел к двери, открыл ее и вышел на вечерний воздух своего Манчестера. Он глубоко вздохнул несколько раз, а другие наблюдали за ним.