Текст книги "Огонь подобный солнцу"

Майкл Бонд
Огонь, подобный солнцу

Глава 1

Река с грохотом обрушилась на висячий бамбуковый мостик и, больно ударив по ногам, швырнула его на поручни. Дождь с ревом бил в лицо, заливая глаза и рот; ветер неистово трепал мост, веревочные поручни врезались в пальцы. Скользя босыми ногами по настилу, он стряхнул воду с лица и продвинулся чуть-чуть вперед. Он видел, как впереди мостик прыгал и отчаянно метался над черными, пенящимися волнами; его дальний конец, поднимаясь, устремлялся к вырубленной в скале тропе. Кружась в водовороте, проплыло дерево. Корни, словно когтями, вцепились ему в ногу. С грохотом упал в реку отколовшийся кусок скалы. Уж не повернуть ли назад? Он оглянулся; мостик резко дернулся.

Сквозь завесу хлеставшего дождя он увидел, как оставшиеся там, на тропе, беспомощно наблюдали за ним: Алекс и Пол подползли к краю скалы и пытались удержать трос мостика, Стил и Элиот сжались под блестевшими от дождя пончо, десяток полуголых непальцев-носильщиков сидели на корточках рядом с поклажей, Гоутин застыл чуть в стороне от других.

Мостик накренился, и он еще сильнее вцепился в него руками. Оглянувшись снова, он увидел ползущего к нему Алекса и, стараясь удержать равновесие, махнул ему, чтобы тот полз назад; но вдруг мостик перевернулся, вздыбившаяся река рванула его вниз, пальцы скользнули по бамбуковым бревнышкам; от ледяной воды заломило уши и кости, он судорожно пытался ухватиться за болтавшийся рядом конец троса, когда очередной порыв ветра оторвал его от моста.

«Еще не конец. Онемевшие пальцы скользят. Еще нет. Трос. На конце должен быть узел. Господи, рука. Да отпусти же. Еще немного. Боже, какая боль! Я не должен умереть. Рука скользит». Мостик дернулся вверх, и он пробкой вылетел из ледяного потока. «Господи, воздух. Как хорошо вздохнуть! Теперь подтянуться и перехватиться повыше. И держаться – держаться во что бы то ни стало».

«Руки ничего не чувствуют, нестерпимая боль. Не сдамся. Можно ухватиться вон там. Чуть ближе. Ну отпусти, пожалуйста. Еще не все. Господи, помоги, спаси меня. Кажется, ухватился. Теперь другой рукой, пальцами за деревяшку, теперь зубами, руку наверх, за мост. Подтянуться». С невероятным усилием он лег грудью на мостик, задыхаясь и жадно глотая воздух.

Сквозь грохот дождя и завывание ветра Пол что-то говорил ему прямо в ухо, однако он не слышал слов, а лишь чувствовал, что Пол рядом. Пол поволок его за руки по мостику к дальней стене каньона, потом вверх на узенькую тропку.

Казалось, дождь слегка поутих. Он прислонился спиной к скале, свесив ноги над обрывом, ничего не соображая, видя только змеиный водоворот гонимого ветром дождя над взбаламученной рекой. «Я умер. Это уже что-то другое. Да нет. Пол вернул меня. Любимый брат мой. Пол».

Ветер стих, и отчетливее послышался рев реки. Он осмотрел ссадины на руках и груди, попытался глубоко вздохнуть, но боль пронизала тело.

– Не ожидал такого, – выдавил он.

– Надо было вернуться, – голос Пола был хриплым.

– Испугался я страшно. – Он смотрел на реку, которая, как черная бездушная пантера, играла мускулами. – Она схватила меня.

– Кали Гандаки, – Пол плюнул в реку, – мать Ганга. Ты что, сумасшедший, Коэн? Стила хочешь переплюнуть?

Его собственный голос, казалось, доносился издалека, был больше похож на голос мальчика или старика.

– Почему она не забрала меня?

Положив руку ему на плечо. Пол поднялся.

– Потому что ты ей не нужен.

– В какой-то момент мне стало наплевать – я почти сдался. Но что-то удержало меня.

– Тело любит жизнь, вставай. – Пол протянул руку. – Я знаю, тебе больно. Пошли, это пройдет.

Коэн поднялся, чувствуя под пальцами босых ног край обрыва. Повернувшись, он улыбнулся, глядя на мужественные черты лица Пола, его воинственно очерченный нос, высокие черные скулы, классическую форму его головы на крепкой мускулистой шее.

– Надо было охладить Стила.

– У меня было желание его убить.

– Он, должно быть, чувствует это, – Коэн оторвал взгляд от реки.

– Все-таки он прилично платит! Склонившись над обрывом. Пол размял икры.

– Это-то и держит нас в Непале.

– Нам надо быть потверже.

– Его ничем не проймешь. Это же безумие – бросаться вверх по реке в Чан-Шань. А мы пляшем под его дудку, – Пол выковыривал грязь между пальцами ноги.

– После Катманду он точно сбесился: как ночь, так он пытается выжать еще хоть несколько метров пути, затюкал непальцев, которые волокут по 80 фунтов, а сам идет налегке.

– Только со своими дурацкими камерами.

– Видишь ли, он живет в своем мире и в мире таких же, как он. Ведь когда смотришь виды Непала, перенесенные на пленку, заправленную в идиотскую коробочку, и ешь при этом мороженое, видишь не настоящий Непал, а призрачный.

– Кстати, знаешь, когда я в последний раз ел мороженое?

– Два года назад, как и я.

– Я ни капельки не скучал как по нему, так и по тому миру, – усмехнулся Коэн, – просто мы, наверное, не любим работать на кого бы то ни было.

– Дело не в работе.

Пальцем ноги Пол столкнул камень с обрыва. Неистово вращаясь, тот загремел вниз по скале и упал в реку, вспенив воду вокруг.

– Мерзкие типы этот Стил и Элиот. Тоска.

– Может, нам стоит их пожалеть? Мы не ведем их в Нирвану, а только до Мустанга и обратно. Потом они повезут свой целлулоидный Непал назад в Штаты.

Узкая полоска света на отвесных стенах каньона стала ярче; дождь теперь уже мягко моросил по серой несущейся реке. Наклонившись, Коэн стал стирать грязь с голых рук и ног промокшей майкой и обрывками джинсов, достал из кармана очки, попытался протереть их майкой и снова положил обратно. Он глубоко вздохнул, пытаясь улыбкой скрыть боль, вскарабкался футов на сто вверх по тропке и остановился там, где она, расширяясь, поворачивала и ползла вверх по скалистой стене.

Грохочущие свинцовые тучи рвались о края каньона; солнечный свет копьем вонзился в реку, окрасив ее в золотистый цвет, черные валуны заблестели. «Я все еще здесь. Как и ты. Кали. Как будто ничего и не изменилось». Он улыбнулся, глядя вниз на реку. «Каждый раз я испытываю разные чувства, но никогда ничего не меняется».

Он вернулся помочь Полу держать трос, потому что Алекс уже сполз с противоположного конца моста и подтягивался к его провисшей середине. Ветер и дождь уже стихли, Алекс без труда закончил переход, вскарабкался к ним на тропку, стряхнул капли дождя с волос и встал.

– Черт побери, ты еще жив? Просто не верится.

– Да я… – улыбнулся Коэн.

– Понятно. – Алекс сгреб его за плечи, как ребенка. – Не надо оправдываться, ничего не надо. – Легонько оттолкнув его к скале, Алекс шагнул вперед. – Пошли.

Коэн почувствовал, что краснеет.

– А они?

– Да наплевать на них, – прорвало Алекса. – Никогда так больше не делай, не попадайся на его удочку. Вот дерьмо!

Коэн попытался было оправдаться:

– Послушай, это моя жизнь, я знаю, что…

– Черта с два твоя! Мы тоже здесь завязаны, мы тоже взялись за то, чтобы довести этого подонка до Мустанга и обратно, он нам платит так же, как и тебе, и нам бы пришлось с недельку искать тебя, утопленника, в этой поганой, холодной речке – так что не надо говорить, что это только твоя жизнь! – Он мрачно взглянул на тот берег. – Мы подождем их в Баглине. И если Стил захочет, чтобы мы вели его дальше, пусть не погоняет!

Коэн улыбнулся, глядя на слипшиеся от грязи волосы на ногах Алекса.

– Может, подождем их здесь? А сегодня вечером отправим их прямо в Баглин?

Пол бросил ковырять болячки на руках.

– Это дешевый номер. Кому это надо? Коэн устало смотрел на мутный поток.

– Да, это не совсем то, что мы ожидали. Стил и Элиот оказались даже дерьмовее, чем мы думали. Почему задниц оказывается больше, чем людей на земле? Ведь должно же быть по одной на каждого.

– Они чего-то боятся, – усмехнулся Алекс. – Их что-то подстегивает.

– Страх? Потрясающие картинки.

– Ну так что, оставляем их?

– А деньги? – Коэн кивнул в ту сторону, где Стил неуверенно ступал на успокоившийся мост. – Что мы будем делать в Непале без денег? А в следующем году? Мача Пукчаре и все прочее?

– И все-таки я не понимаю, – сказал Алекс, – почему они нам столько платят за дорогу в Мустанг?

– Ему, видать, здорово досталось от тех, кого он сначала нанял, расходы и все остальное. И вот, когда у него ничего не получилось, он направился к нам, или, как он говорит, посольство его к нам направило. И вот мы здесь. Сопровождаем это дерьмо в Мустанг. – Коэн сделал вид, будто его вырвало.

– Разве мы можем отказаться от таких денег? Стил добрался до них. Дрожа, он шустро вскарабкался на тропку и прижался спиной к скале.

– Ты должен был подождать, Сэм. Я не понял – я думал…

– Пока ты думаешь, команда проиграет, – Коэн сплюнул в реку, – так говорил мой старый университетский тренер.

Алекс поднял камень и начал тереть его руками, как бы шлифуя.

– Ничего ты не думал, Стил. Потому что ты ничтожество, а ничтожества не думают. Но если ты еще хоть раз попробуешь давить на нас, я сброшу тебя в реку.

Клем Стил посмотрел на Коэна.

– Наверное, было жутко – этот дождь, ветер… Почему ты не вернулся?

– Мы тут раздумываем, Клем, работать ли нам на тебя дальше.

Стил пожал плечами и махнул Элиоту, который все еще был на том берегу реки.

– Как хотите. Но вы, наверное, понимаете, что, если мы остановимся здесь сейчас, я ничего не смогу вам заплатить.

– Клем, – вмешался Пол, – к чему пороть всю эту горячку?

Он посмотрел на каждого из них по очереди. «Как паук, – подумал Коэн, – в паутину которого попали три мухи». Стил улыбнулся.

– Вы знаете, что мы должны добраться до Чан-Шаня, пока вода в реке не поднялась. Значит, еще один переход в Баглине. А потом – просто приятное путешествие: все время под горку.

– Гоутин говорит, что мост в Чан-Шане снесло, – сказал Коэн, – нам придется переходить вброд у Баглина.

Стил потер ладони, начал было вставать, но, глянув вниз, опять сел.

– Я знаю, что вы, ребята, давно застряли здесь в Непале, а жизнь все идет. Вот я и приехал сюда, чтобы написать парочку рассказов о путешествиях, например, в Мустанг. Это же почти на границе с Тибетом, а там никто не бывал. Гималаи всегда казались чем-то далеким и таинственным для американцев, да и вообще для всех, кто живет на Западе. А где тайна, там деньги. И немалые. И, согласитесь, я плачу вам более чем достаточно.

– Да, – буркнул Алекс, – а в Мустанге ЦРУ готовит тибетских партизан. Где тайна, там опасность. Стил оскалился в улыбке.

– Ты же американец, ты же воевал во Вьетнаме, бывший профессиональный футболист, альпинист и боишься какой-то опасности?

У Алекса начали раздуваться ноздри. Коэн положил ему руку на плечо. «Неужели я допущу, чтобы все сейчас рухнуло? Ну уж нет. Черт побери, мне нужны деньги».

– Давайте все это обсудим сегодня вечером, – улыбнулся он, – в Чан-Шане.

Стил улыбнулся ему в ответ.

– Сегодня утром ты говорил, что мы до темноты будем в Кагбени. Зачем же останавливаться в Чан-Шане? – Осторожно прижавшись спиной к скале, он похлопал Коэна по плечу. – Подумай сам, а?

– Да, Клем, конечно, – Коэн смотрел, как непальцы брели по мосту. «Тело думает, Стил, а не голова. Я не ты и никогда не смог бы стать таким, как ты. Тело вольно, оно быстро делает выбор, боится смерти и увечий, но это происходит в какой-то конкретный момент. Оно не боится последствий». Он расправил грудь, покрытую синяками. «Тогда зачем же я это делаю, когда что-то предостерегает меня? Слишком долго мы вместе, Стил, и эти твои замашки белого человека передаются, как зараза».

Когда носильщики, Гоутин и Элиот перешли реку, Коэн быстро повел их вверх по крутой, извилистой тропке туда, где полоска света расширялась над стенами каньона. Они выбрались наверх, на солнечный свет. Отсюда открывался вид на зеленые холмы, террасами поднимающиеся на север к рыжеватым высокогорным пастбищам яков, расположенным у подножия покрытой ледяными прожилками стены Гималаев.

В полдень они спустились к разбросанным окрестностям Баглина. Прорывающееся между стенами каньона солнце искрило лужи в мощеных двориках, от навоза и сырой соломы шел пар. Предупредительно закукарекал петух, и к ним устремились дети. Они глядели на путешественников своими темными глазами, в которых трудно было что-либо прочесть. Незаметно подошел Гоутин.

– Даджу, – сказал Коэн, – брат, вода в реке поднимается.

– Стил хочет переходить?

Коэн посмотрел через реку на хаотично разбросанные хижины Чан-Шаня.

– Ты переходил здесь вброд?

– Да, но не во время весеннего половодья. Здесь когда-то был мост.

– О чем это он? – вмешался в разговор Стил.

– О том, что перейти реку вброд скорее всего невозможно.

Стил переступил с ноги на ногу, чавкая в грязи подошвами.

– Это ведь последний трудный переход до Тшеле, верно? Давайте попробуем. Пока не поздно.

– Носильщики устали, – сказал Коэн, – хотят есть.

Стил не мигая, смотрел своими голубыми глазами.

– Боишься? – с веселой ехидцей спросил он.

– Конечно, – хмыкнул Коэн, – кто-то может утонуть, например, носильщик с грузом.

– Вода поднимается, Сэм. Ты что, хочешь, чтобы мы здесь с неделю проторчали.

– В Непале, – сказал Алекс, – ты зависишь от обстоятельств. Не пытайся их изменить.

– Это буддийская чушь, – бросил через плечо Стил, тяжело ступая вниз по тропинке, ведущей к песчаной отмели у самого берега.

– Если мы решили идти, то надо торопиться, – сказал Гоутин.

– Что он говорит? – Элиот дернул Коэна за локоть. Коэн перевел, наблюдая за тем, как освещаемая солнцем дымка рассеивалась на фоне теперь уже затененных хижин Чан-Шаня у подножия противоположной стены каньона. Он спустился вниз по тропинке и по мокрой хрустящей гальке вошел в реку. Ноги тут же онемели, галька перекатывалась под пальцами. «Опять Стил давит на меня, ставит перед выбором. Почему? Он меня ненавидит? Потому что я свободен, а он повязан? Чем? Боже, какая холодная вода. Если переходить, лучше поспешить».

Пол потряс его за плечо и, наклонившись к нему, что-то кричал, Коэн разобрал только «слишком глубоко».

Слева от них, вниз по течению, река поворачивала на восток.

– Она перенесет нас! – крикнул Коэн. Пол улыбнулся, его тело под промокшей синей майкой казалось стальным, кожа от холода и воды стала угольного цвета. Он нырнул, и течение потащило его вниз по реке. Его голова как бы скользила по темной поверхности, руки мелькали, унося его к противоположной стене каньона.

Когда Пол добрался до того берега. Коэн вернулся к отмели, чтобы взять из груза моток нейлонового шнура и три витка желтого альпинистского троса. Он связал их и повесил моток себе на плечо, а затем, отыскав на мели обломок дерева, вновь полез в воду.

Пол вернулся вверх по течению и зашел в реку по грудь. Коэн обвязал обломок дерева нейлоновым шнуром и, держа моток в левой руке, бросил деревяшку на середину реки. Шнур понесло вниз; Пол, поймав его, стал тянуть на себя, а Коэн постепенно его отпускал. Выбравшись на противоположный берег. Пол привязал шнур к дереву. Коэн вновь выбрался на мель и натянул шнур, тоже привязав его к дереву.

Первым, перебирая руками по веревке, реку перешел Алекс, за ним – Стил и Элиот. Сделав из своих повязок петли и накинув их на плечи, один за другим переправились носильщики. Коэн отвязал веревку и, обвязав ею себя под мышками, вошел в воду. Дойдя до глубины, он нырнул. Алекс и Пол потянули его на другой берег.

В Чан-Шане царило уныние. Женщины молчаливо жались в дверях. Желтые собаки, горбатые, как гиены, бродили по каменистым улочкам. Тибетские лошади, запряженные в караван, сгрудившись и понурив в изнеможении головы с рыжими веревками вместо уздечек, стояли под мертвой смоковницей на деревенской площади; жилистые темнокожие мужчины с черными косичками и длинными саблями осматривали сбрую и копыта.

Стил и Элиот стояли в сторонке и разговаривали с двумя тибетцами из каравана.

– Сэм! – крикнул Стил, махнув рукой.

Коэн наклонился посмотреть, как один из тибетцев подтягивал подпругу на животе лошади. Она была мокрой и белой от пота.

– Ката джанахунча? – спросил он тибетца. – Куда вы идете?

Тибетец глянул на него из-под лошади.

– Мустанг.

– Сэм! – еще раз крикнул Стил.

– Что везете? – спросил Коэн тибетца.

– Еду нашим людям. – Тибетец встал, лошадь боком коснулась Коэна. – А тебе что за дело, белый человек?

– Я любознательный. – Коэн подошел к Стилу и Элиоту, стоявшим с двумя тибетцами. – Что это вы вдруг подружились с аборигенами?

– Эти двое немного знают английский, – он показал на двух крепких низкорослых мужчин, стоявших рядом. – Они уже переправлялись здесь. – Легонько толкнув Коэна плечом, он понизил голос. – Они говорят, там на пути могут быть грабители, приглашают идти вместе с ними.

– На Кали Гандаки нет грабителей, – усмехнулся Коэн.

– Они узнали об этом в Татопани. Думаю, было бы неплохо пойти с ними.

– А я так не думаю. Нам придется тащиться, подстраиваясь под них.

– Они же верхом.

Коэн вернулся к тому тибетцу, который стоял ближе и метал из ладони в рот тыквенные семечки.

– Кто вам сказал о грабителях? – спросил он на непали.

Тот улыбнулся. Шелуха от семечек налипла на мелких желтоватых зубах. Волосы пучками свисали с его небритого угловатого подбородка.

– Гурхи говорят, много бандитов на Кали на тропе Муктинат.

– А вы куда идете? Тибетец сплюнул в сторону.

– Мустанг, – произнес он. Коэн покачал головой.

– В каждой деревне будут проблемы с едой: нас слишком много.

– Это же великолепный материал для съемок. Мы для этого и приехали.

– Ты сказал нам, что хочешь попасть в Мустанг. Где-то достал разрешение; не знаю как, но достал. Мы договаривались только о том, чтобы проводить тебя туда и обратно.

– Сэм, у меня аппаратуры на тысячи долларов. Если с этими тибетцами нам будет безопаснее, надо соглашаться.

Коэн отошел и стал смотреть, как сквозь смоковницы искрилась река. «Какой же мерзавец этот Стил! Как и многие американцы, он считается только со своими желаниями. А мне-то что волноваться? Зачем я с ним спорю?» Он повернулся.

– Послушай, эти тибетцы везут оружие. Они только говорят, что направляются в Мустанг, а на самом деле – это цепочка ЦРУ в Тибет.

– Про это я уже слышал и узнавал в посольстве. Ерунда.

– Сколько ты в Непале, Стил?

– С месяц.

– А я карабкаюсь по Гималаям уже два года, как и Алекс с Полом. Да, ты мне за это платишь, но я не хочу связываться с контрабандистами и потерять визу.

– Грабители не нападают ни на торговцев оружием, ни на торговцев солью, кем эти парни, скорее всего, и являются. Ну же, Сэм, – Стил по-дружески шлепнул Коэна по плечу, – сделай одолжение. Мне здесь и так нелегко, я полностью завишу от вас, ребята. Разве я не заслужил хоть немного доверия? – Он улыбнулся. – Поговори, пожалуйста, с Алексом и Полом. А то эти парни скоро уходят.

– Носильщикам нужно поесть.

– Для этого не потребуется много времени. Пол пожал плечами, когда Коэн спросил, хотят ли они идти с тибетцами.

– Я могу пойти и с пенсильванским оркестром, – сказал он.

Алекс же просто улыбнулся, кивнув в сторону тибетцев:

– Это все равно, что путешествовать с самой старушкой Кали.

– Да что они сделают? Сопрут твой швейцарский нож? – рассмеялся Пол.

– "Левис", старик! Стащат их прямо с твоей задницы.

– Кстати, – продолжал Пол, – ты помнишь того Габриэля из Шамони, который отправился с итальянцами в Даулагириш? Он предложил одному из тибетских партизан махнуть джинсы на китайские часы. Недель через шесть тот вернулся из Тибета с часами, которые все еще болтались на гниющей руке китайского солдата.

– Какая мерзость! Ну и что, Габриэль оставил себе часы?

– Думаю, да. Правда, ему пришлось повозиться, чтобы соскоблить кожу.

Алекса передернуло.

– Сплошное убийство. Чего они хотят этим добиться?

– А им плевать. Китайцы разбомбили их дома, поубивали детей, разрушили храмы. Далай-ламу прогнали. Что бы ты делал на их месте?

Носильщики доели свой рис, сидя на корточках рядом с поклажей. Сдвинув повязки до самых бровей, они поднялись и сгрудились вокруг Гоутина в конце деревни. Один из двух тибетцев, разговаривавших со Стилом, подошел к Коэну с Алексом.

– Идем? – показав на тропку, спросил он по-английски.

Коэн ответил на непали:

– Там нет никаких бандитов. Тибетец поднял брови.

– Гуркхи говорят… – Он пожал плечами и перешел на непали. – Вместе нам будет спокойнее, – поднял глаза, услышав скрип ботинок Стила.

– Какого черта вы ждете?

– Остынь, Стил, – Алекс ухмыльнулся, – а то мозги опухнут.

– Мы успеем в Кагбени еще до темноты.

– Сядь на вертолет, если так торопишься.

Стил добродушно потрепал Коэна по плечу.

– Давай поднатужимся.

– Ну что, Алекс, – спросил Коэн, – ты хочешь с ними?

Алекс поскреб недельную щетину на подбородке, положил руку Коэну на плечо и отвел его в сторону.

– Послушай, ты становишься занудой, Сэм. Что нам за дело до этих тибетцев? Если они так уж нужны Стилу, то ради Бога! – Он облизнул губу. – Ты понимаешь, что мы уже месяца три не были в Таиланде? Пятипалая Мэри мне слегка поднадоела, а после этого путешествия у нас будет достаточно денег, чтобы трахаться в Бангкоке до конца муссонов. Думай о бабах, и мы прорвемся.

Коэн слегка отстранил руку Алекса.

– У меня дурное предчувствие. Не могу объяснить.

– Ты хочешь плюнуть на Стила и вернуться в Катманду?

– Мы должны сделать то, на что согласились.

Алекс пожал плечами.

– Значит, мы не обращаем внимания на Стила с Элиотом, наслаждаемся горами еще пять недель и возвращаемся в Катманду богатенькими. – Нагнувшись, он стал подбирать голыши, потом встал и запустил их один за другим в реку. – Тебе не нравится Стил, потому что он напоминает тебе о Штатах.

– Кто его знает? – Коэн сжал плечо Алекса и вернулся к Стилу. – Пол и Гоутин пойдут впереди. Ты и Элиот – с тибетцами. Мы с Алексом – сзади.

Пол с Гоутином повели десятерых носильщиков из Чан-Шаия вверх по крутой тропке, Стил и Элиот шли позади с тибетцами и лошадьми. Алекс с Коэном ждали, лежа на краю скалистого обрыва. Алекс вытащил из-под майки кожаную сумку, достал из нее маленькую, изогнутую трубку и полиэтиленовый пакетик. Большим пальцем он затолкал в трубку щепотку ганджи и зажег ее восковой спичкой, которую затем щелчком бросил вниз. Коэн смотрел, как спичка, уменьшаясь, затрепыхалась, как перышко на ветру, и исчезла в несущейся Кали Гандаки. Алекс глубоко вдохнул и передал трубку.

– Помнишь, когда мы в последний раз были в Бангкоке, я встретил ту девицу у Великого Храма в нашу с тобой последнюю ночь?

– Я помню не одну, – хихикнул Коэн.

– Темноволосую, с золотистой грудью?

– Они все были темноволосыми и с золотистой грудью.

– Той ночью мы с ней трахнулись семь раз. – Алекс затянулся еще раз и подождал. – Я бы не прочь жениться на ней.

– Она уже приняла твое предложение?

– У меня было много женщин, Сэм, мы оба с тобой не чувствовали себя в этом отношении обделенными, но эта первая, которая показалась мне безупречной. Тебе знакомо слово «неповторимая»? Как оно бессмысленно!

– Это из-за рекламы; из-за нее слова теряют смысл.

– Так вот, она неповторима в изначальном смысле этого слова тем, что она заставила меня почувствовать. И дело не в том, как она трахалась, а в умиротворении, которое я обрел в себе, в мире. Я провел с ней шестнадцать часов. Ее глаза! Как она смотрела на меня – без боязни и смущения, – как она держала себя… – Алекс потряс головой. – У нее глубокое чувство собственного достоинства: не самомнение, а самоуважение, которого я еще не встречал. После всего, что я испытал, стоит ли возвращаться домой, чтобы жениться на американке? Я хочу жить и быть частью всего мира. Боже, я постоянно думаю о ней, пока иду. Последний раз мне было очень больно, и она сделала все одними губами.

– Ты просто что-то вбил себе в голову. Знаешь, со сколькими парнями она перетрахалась?

– С тысячей, наверное. А скольких девиц мы перетрахали в старое доброе время? Мне все равно. Нас ничего не разделяло. В ту ночь было так, как будто мы знали друг друга лет сорок. Даже если она никогда не полюбит меня, ее честь будет выше любви многих.

Коэн затянулся трубкой, они сидели рядом, и его плечо упиралось в плечо Алекса.

– Придется прогнать тебя с гор, – выдохнул он. – Я боюсь за коз. – Он потрепал его за шею и передал трубку. – Так ты почувствовал, как качнулась земля?

– С ней-то? Мы были в лодке, я не разобрал. А вот лодку мы здорово раскачали… – Алекс зажег потухшую трубку. – А ты не подумываешь жениться, обзавестись детьми?

– С меня хватит. В мире слишком много красивых женщин, чтобы жить с какой-нибудь одной.

Встав по ветру, Алекс помочился с обрыва.

– Чушь.

– Она умерла три года назад, Алекс. Для меня это прошедший этап.

– Может быть, ты и прав. – Алекс забрался на тропку. – Но тебе же не хватает заботы?

– Если бы я был женат, мне бы не хватало гор. – Коэн бросил последний взгляд на Чан-Шань. – С деньгами, которые мы заработаем на Стиле, мы сможем трахаться в Бангкоке до самой смерти, и еще на похороны останется.

Алекс протянул руку и постучал костяшками пальцев по голове Коэна.

– Чтобы не сглазить.

– Знаешь, когда я падал с того моста, – сказал Коэн, – я в какой-то момент почувствовал, что мне все равно – жить или умереть.

– Я и говорю, тебе чего-то не хватает. Как и мне. Ноль эмоций – вот что. Полу хорошо: у него есть Ким. Они любят друг друга, и она сейчас ждет его в Катманду. А у нас с тобой никого.

Алекс убрал трубку.

– С тех пор как я побывал во Вьетнаме, я все никак не вернусь оттуда. Сюда я как бы только заглядываю. А иногда и заглядывать не хочется. Ненавижу человекоживотных.

– Не мучай себя так. – Он обнял Алекса на ходу. – Расскажи-ка мне лучше о той женщине в Бангкоке. Может, я тоже захочу с ней потрахаться.

– Она и не притронется к тебе, Коэн.

– Знаешь, мне приходит мысль вернуться в Париж. Если я смог жить здесь, то смогу жить где угодно. Это ведь мой дом. – Коэн сорвал травинку и принялся ее жевать. – Ты действительно хочешь на ней жениться?

– Я хочу, чтобы она была рядом. Хочу видеть ее лицо каждое утро, хочу, чтобы у нас были дети. Хочу чувствовать ее тело, обнимать его.

– Может, и мне этого не хватает.

– Ты же знаешь, время лечит любые раны.

– Тебе лучше знать.

– В хвосте плохо плестись из-за того, что приходится месить ногами конское дерьмо.

– Я вырос в Монтане и точно знаю, что дерьма всегда больше на подъеме. Это один из семи неизменных законов Вселенной.

– Немудрено с такой тяжестью. Как во Вьетнаме.

– А что там?

– В основном М-16. Несколько гранатометов, значит, и гранаты где-то здесь, на какой-нибудь лошаденке. Под тряпкой не разберешь.

– Проклятое ЦРУ! Неужели им не надоело воевать?

– Война – выгодное дело. Самое выгодное. Тебе известен один из самых плохо хранимых секретов о Вьетнаме? Мы же влезли туда, чтобы защитить ЦРУ, одно из звеньев их наркобизнеса в Золотом Треугольнике.

– Нет, я этому не верю.

– Спроси любого парня, работавшего в «Эр Америка» – грузовом транспорте ЦРУ – в шестидесятых, и он расскажет тебе о тоннах героина, которые они ежемесячно вывозили из Лаоса, Камбоджи и Южного Вьетнама, – черт, да мы целые лодки этого дерьма сплавляли иногда с речной охраной по Меконгу. ЦРУ грузило все это на самолеты и отправляло в Штаты, чтобы там были подобрее и посговорчивее, а миллиарды вырученных долларов шли на уговоры Конгресса и генералов, когда те чему-то противились. – Алекс спихнул с тропинки камень. – Когда мы убрались из Вьетнама, ЦРУ потеряло один из своих основных финансовых источников, малыш.

– У тебя мания подозрительности, Алекс.

– Если и да, то она основывается на том, что я видел и знаю. – Алекс замедлил шаг, чтобы посмотреть вперед, туда, где тропинка сужалась, и начал забираться на скалу. – Здесь опасно, могут быть обвалы из-за дождя, да еще эти тяжело нагруженные лошади… После этого я полностью охладел к Штатам…

– После чего?

– После того как понял, что наше общество зиждется на войне, что мы не можем существовать ни экономически, ни психологически, если у нас нет объекта для ненависти.

– С этой целью мы изобрели коммунистов. Те, против кого я воевал во Вьетнаме, даже и не слыхали про коммунизм. Они просто защищали свою родину от агрессоров, как поступал бы на их месте любой американец.

– До них мы ненавидели немцев и япошек, еще раньше – испанцев, мексиканцев, а еще раньше – англичан. – Коэн остановился, чтобы вытащить колючку из ноги. – Когда-нибудь мы подружимся с русскими и возненавидим итальянцев и голландцев или самоанцев и мадагаскарцев.

– Брось это. Ненависть порождает еще большую ненависть, так же как и одна война – другую. Мы же здесь, в этих волшебных горах, а не в Штатах. Забудь о мерзавцах из Пентагона и о налогоплательщиках, что их кормят, и наслаждайся тем, что видишь.

– Я вижу, что у нас авария.

Коэн побежал вперед, увидев, что одна из лошадей, поскользнувшись на краю тропки, упала на колени, ее передняя и задняя ноги свешивались со скалы. Те, что были привязаны впереди и сзади нее, попятились от неожиданного рывка веревок. Лошадь дернулась и, в ужасе заржав, полетела в Кали. Две шедших сзади и одна из передних лошадей стали сползать с тропки вслед за ней. Увидев, что четвертая лошадь тоже соскользнула с края, один из тибетцев рванулся вперед и резким взмахом сабли отсек остальных.

Коэн и Алекс бросились с тропки к обрыву и прыгнули в реку. Какой-то тибетец упал вместе с лошадью, он кричал и махал руками, а река уносила его прочь, яростно кружа.

Коэн по отмели побежал к лошади, лежащей со сломанным хребтом поверх груза. Он дернул за повод, пытаясь вытащить ее голову из воды. С вытаращенными глазами и раздувающимися ноздрями лошадь судорожно дергала передними ногами. Обшивка груза лопнула, и сквозь струю воды он увидел черный блеск винтовок.

– Сэм! – крик Алекса был едва слышен сквозь рев Кали. Коэн увернулся от удара копыта и встал на колени, пытаясь взгромоздить голову лошади себе на плечо, босые ноги скользили по дну. – Сэм! – яростно размахивая руками, кричал Алекс. Он потряс головой, показывая на лошадь. Двое тибетцев осторожно спускались со скалы; остальные бежали вниз по тропке туда, где спрыгнули в воду Коэн и Алекс. Алекс опять позвал его. Коэн отпустил лошадь и, с трудом преодолевая течение реки, по колено в воде пошел вверх, туда, где возле лошади с перебитыми ногами стоял Алекс.

– Смотри-ка!

Нагнувшись, Коэн увидел какой-то серый металлический предмет менее трех футов в длину, похожий на насос или компрессор цилиндрической формы. Он лежал на отмели там, где лопнула обшивка груза. Алекс ползал в воде, пытаясь ощупать его сбоку и снизу.

– Что это? – крикнул Коэн.

– Бомба!

– О Господи! Сматывайся же оттуда! – Схватив Алекса за руку, он толкнул его к берегу.

Тот вырвался, упал в воду, затем встал и, подбежав к бомбе, опустился рядом с ней на колени.