Текст книги "День Благодарения"

– И знаете что? Лучше секса, чем во время этих последних месяцев нашего брака, я не имел за всю мою чертову жизнь. Вы только вообразите: трахать горяченькую девочку до опупения, все время зная, что она борется со своим оргазмом. Забористее не бывает.

Он налил себе еще виски, а вторую стопку придвинул мне:

– Давайте, Тон, выпейте свое лекарство, как пай-мальчик. Оно вам еще понадобится, прежде чем я покончу.

– С чем покончите?

– Да удовлетворять любопытство, которое убило кошку. Я хочу сказать: будем реальны. У нас у каждого есть свое. У меня воспоминания, у вас пистолет.

Я невольно заложил ногу за ногу, закрывая свой правый бок.

– Пистолет? О чем вы говорите?

– Ну, может, вы просто рады меня видеть.

Он снова засмеялся.

– Ну, во всяком случае, прежде чем мне пришлось убраться и обзавестись собственным жильем, у меня было с избытком времени перебрать нашу фотоколлекцию и забрать снимки, которые мне требовались. Люс была весь день на работе, а ребятишки в школе, и весь дом оставался в моем распоряжении. А вы правда уверены, что не хотите их посмотреть? Они не очень хорошо сохранились, те, негативы которых мне отыскать не удалось, но некоторое представление они вполне могут дать.

Он встал и бросил окурок сигары в печурку.

– Дайте-ка вспомнить, куда я их положил? Прежде тут был редкий кавардак, зато я точно знал, где что лежит. А некоторое время назад в маниакальный момент решил навести порядок. И теперь даже кроличьего дерьма найти не могу. Некоторые из ранних очень стоит посмотреть. Люс для экономии почти всю свою одежду шила сама, и, должен сказать, очень хорошо. Она умела одеться так, чтобы поразить, но не спровоцировать, понимаете? Когда шла куда-нибудь одна, то всегда одевалась оборонительно. Должна была, чтобы не привлекать нежелательного внимания на улицах. Но когда была со мной, то давала себе немножко воли, выходить без бюстгальтера, не стеснять их. А грудки у нее и после того, как она вскормила Клер, оставались задорными, не хуже, чем раньше. Фрэнк их поослабил, но тогда-то идти с ней по улице в обнимку было нечто – знать, что у всех мужиков вокруг встает от одного взгляда на нее. С вами так бывало?

Он поглядел на меня.

– Да что это с вами, Тон? Вы ничего не говорите. Или вы закомплексованы? Стереотип застегнутого на все пуговицы британца? Мы же тут с глазу на глаз, просто два мужика, и можем говорить свободно.

– Свое слово я скажу потом.

– Или его скажет за вас ваша игрушка. Вы, случайно, не намерены меня пристрелить, а?

– Не будьте смешны.

– Простите мой вопрос. Просто подвернулось на язык. Вы же знаете, как мы, неотесанные американцы, выбалтываем все, что в голову придет. О чем мы говорили? Что-то я теряю нить. Пора опять подкрепиться.

Он сел и отпил виски.

– А, да, снимки. И это еще не все. Правду сказать, я расстроился, что Люси меня вышвырнула. Точнее сказать, серьезно озлился. Ну и чтоб поквитаться, я решил некоторое время за ней приглядывать, наблюдать, что происходит. И вот откуда у меня записи ее и Скотта.

Он помолчал.

– Вы про Скотта знаете?

– Кажется, она упоминала это имя.

– И что же она сказала?

– Не помню.

– Извините, мне любопытно, как она это подала.

– Упомянула, что он был ее коллегой и что они вместе ездили в Японию по коммерческим делам.

– А она сказала вам, что между ними было все? Именно так она бы и сказала, бьюсь об заклад. «Было все». Любила солененькие старомодные выражения.

Он посмотрел на меня.

– Ха, не сказала? Ну, я ее не виню. Лично я думаю, что и вообще упомянуть про Скотта было чуточку неосторожно. Не пугай нового коня, вот что я посоветовал бы. Так совершенно очевидно, что она вам не рассказала о том, что происходило, когда они вернулись. Мне, конечно, она тоже не рассказала, но я все равно узнал, потому что я за ней наблюдал, как я уже говорил. И должен вам сказать, когда Скотт и Люс вернулись из этой коммерческой поездки в Токио, все между ними происходило еще с десяток раз, не меньше. Конечно, звучит глупо, но меня это вроде как шокировало. То есть я не ждал, что Люс будет хранить целомудрие, но почему-то не думал, что замена мне найдется так быстро. Хотя должен сказать, что выбор был очень недурной, если учесть, чего она искала. Этот Скотт был по-настоящему крепким парнем, из этих накачивающихся фанатиков. Ему нравилось, чтобы она ходила по его животу. Жаль, что я этого не мог. Под таким углом она выглядела очень даже.

– Откуда вам все это известно?

Он нахмурился на меня:

– Вы что – не слушаете? Я же сказал, что записал их. Ну, во всяком случае, частично. Но у меня имеются довольно длинные выдержки восьми их встреч. Видите ли, встречались они в мотеле. У Люс дома были ребятишки, у Скотта – жена. А так как у них не было причин полагать, что их подозревают, останавливались они всегда в одном и том же мотеле. Ну я ознакомился с обстановкой и выяснил, что в любом номере кровать стояла у левой стены. А уж тогда достаточно было отправиться туда следом за Люс, подглядеть, в какой номер она войдет, а затем снять соседний. «Сто седьмой свободен? Так я его возьму». Иногда удавалось, иногда – нет. Ну а тогда присосок с микрофоном на перегородку, и все развлечения у меня на пленке. Качество звука оставляет желать лучшего в сравнении с тем, которого я добился потом, но не такое уж и плохое. В любом случае они тишины не соблюдали. Сразу становилось ясно, что там происходило.

Он встал и покачнулся.

– Хотите послушать? Восемнадцатое марта, моя любимая запись. Сразу перед тем, как жена Скотта узнала, что происходит, и дерьмо полетело во все стороны. Интересно, что вы чувствуете – или только мне так кажется? – как Люс словно бы уже чего-то ждет. Она всегда этим отличалась, такими вот предчувствиями. Ну, так или не так, а в этой записи есть какая-то исступленность, которой нет в предыдущих записях, когда она просто жила моментом. Ну и много слов о том, какой виноватой она себя чувствует, как не хочет разрушать его брак и все прочее, но от этого сцены действия обретают особую пикантность, если это слово тут подходит. Честно говоря, именно эту запись я чаще всего снимаю с полки. И на вашем месте я бы начал именно с нее. Хотите послушать?

Он окинул кассеты мутным взглядом.

– Если, конечно, не предпочтете в роли звезды самого себя.

– Что, собственно, это значит?

Аллен снова плюхнулся в кресло.

– Ну, когда Скотт вышел из игры, я на время утратил интерес. Знаю, что были и другие. Имен не помню. Появлялись, исчезали. К тому времени это меня уже не очень трогало.

Он ухмыльнулся мне.

– Но вы-то оказались другим. Вы остались. Поступили как порядочный человек. Именно так, как мы от вас, ребят, и ждем. Люс, конечно, вообразила, что умерла и вознеслась на небеса. Мечта каждой юной девушки сбылась. Всех остальных интересовало только одно, но вы влюбились в нее. Вы даже женились на ней.

Он, фиглярничая, отдал честь по-английски, ладонью вперед.

– Отлично себя показали, ребята! Хотя, должен сказать, это смотря в чем. Во всяком случае, никакого сравнения с архивом Скотта. Боюсь, его записи, безусловно, занимают больше эфирного времени, чем ваши. Но сравнения – штука оскорбительная, и я уверен, вам в процессе все казалось замечательным. Ну а технически в сравнении с мотелем это было детской игрой. И много экономичнее, так как мне не надо было всякий раз платить за номер. Достаточно было установить «жучка» в спальне Люс, а я же навещал ребятишек каждую неделю, и затруднений тут не возникло. Я купил рекордер, включающийся от звука, и спрятал у задней стенки стенного шкафа. Я же знал, что она туда никогда не заглядывает. Черт, я тогда нашел там кое-что свое, пару ботинок, про которые совсем забыл.

Он взглянул на меня:

– Так как же, Тон? Хотите послушать, как между вами и вашей бывшей женой «бывало все»? Как я сказал, на мой взгляд, совсем не потрясает. Много болтовни, но где же сочность? Впрочем, в подобных вещах мои критерии очень высоки. Возможно, вам покажется иначе. И на минуту воскресит былое, э?

Он нахмурился.

– Не смотрите на меня таким тоном голоса, Тон. Черт, мы же практически родственники. Оба имели одну женщину. По-испански для этого есть какое-то специальное слово. Ну и мы братья под кожей[2]2
  Перефразировка хрестоматийной строчки из стихотворения Р. Киплинга «Женщины»: «Супруга полковника и Джуди О’Грейди – сестры под кожей своей». – Примеч. пер.


[Закрыть]. То есть под кожей Люс. Я только хочу сказать, что вам открыт полный доступ в мою личную Библиотеку Конгресса, если у вас появится такое желание. Разумеется, только для законных исследований.

Ноги у меня налились свинцом, но я вынудил себя встать. Я неуклюже вытащил пистолет, зацепив ствол за клапан кармана.

– А, я знал, что мистер Чехов меня не подведет, – негромко сказал Аллен.

Он допил свое виски и встал:

– Прежде чем ты меня продырявишь, Тон, разреши дать тебе на будущее два совета касательно моды. Никогда не носи коричневые ботинки с синим костюмом и не надевай легкий плащ, если собираешься скрыть оружие. Ну ладно, валяй, я готов.

– Я не собираюсь стрелять в вас.

Впервые в его глазах мелькнул гнев.

– Нет? Так на кой черт этот пистолет? И это дерьмо: «Вы можете умереть даже сегодня вечером»? Или ты только дразнишь и не даешь? Я рассчитывал, что ты меня пристрелишь. А то зачем бы, по-твоему, я так тебя доводил? Черт, я столько времени на тебя потратил, а ты теперь идешь на попятный?

Внезапно он повеселел.

– А что, если я добавлю полароиды?

– Что-что?

Свет вспыхнул очень ярко и сразу почти погас.

– Я как-то ночью нащелкал целую серию, когда она особенно расшалилась. Уговорил позировать в разных позах. Внушил ей, что это просто игра. Очень легко. Она понятия не имела, что вытворяет. На следующий день спросила про это – очень испуганно. Но я показал ей пустую камеру, сказал, что просто валял дурака. Всего я сделал снимков восемнадцать. Они где-то здесь. Интересуешься?

В тусклом свечении печки я увидел, как он смерил меня взглядом.

– Или предпочтешь видео?

– Видео?

– Ну, сначала это была восьмимиллиметровая пленка. Тогда видео еще не было. Но потом я перезаписал.

Он порылся в видеокассетах на полках.

– Мы тогда еще жили в Сан-Франциско. Знаешь, эти ранние утра, светлые, ясные и прохладные, такие бодрящие, когда все кажется возможным? Их уже не бывает, если тебе за тридцать, – пусть погода точно такая же. Мы всю ночь ловили кайф. Люс вообще-то наркотиками не баловалась, но я кое-чего подмешал в сок, который принес ей в то утро. Ночь была просто сумасшедшая. Мы были на вечеринке, вернее на парочке, а потом всей компанией поехали в Мейрин.

После я уже мало что помню, но когда мы с Люс наконец добрались домой, то были в полном обалдении, а свет был, ну, невероятный, и я вспомнил про камеру, которую занял у кого-то. Сначала я просто баловался, разбирался, как она работает, в полной отключке, понимаешь, и вдруг входит Люс и начинает танцевать под музыку, которую я включил. Только у нее были свои планы, ясно? А потому она начала медленный стриптиз, чтоб привлечь мое внимание. Ну, вроде я был занудой, который только и знает, что свои приборы, а ей требуется меня покорить. И покорила, не спорю, но прежде я успел много отснять. Меня немного смущал свет из окна у нее за спиной – того, которое всегда заедало от сырости, а ее хватало, когда с залива накатывал туман, но только не в это утро. И экспозиция, как оказалось, была почти идеальной.

Он улыбнулся.

– Ну, теперь ты меня убьешь? Или хочешь посмотреть на свою жену, когда она была еще милашкой? Ну, так как, Тон? Не держи меня в подвешенном состоянии.

Раздался оглушительный грохот, словно кто-то ударил по крыше трейлера огромным молотом.

– Что за черт? – охнул Аллен, и я не успел опомниться, как он был уже у входной двери. Я последовал за ним, сжимая пистолет. Ветер затих, оставив после себя нерушимую тишину.

– Вон он! – воскликнул я, указывая на треугольник белых огней в небе.

Аллен некоторое время провожал их взглядом.

– Наверное, военный, – сказал он наконец. – Зона пятьдесят первая прямо за теми холмами. База на озере Грум. Масса секретов, последние достижения техники. Надо полагать, пробил звуковой барьер. Мы здесь в десятках миль от гражданских маршрутов.

Огни удалились по широкой дуге и скрылись за грядой высоких холмов на западе. Аллен поежился:

– На…! Холодновато.

Он вернулся в трейлер. Я последовал за ним, все еще держа пистолет наготове. Аллен включил лампочку на полке.

– Работает от аккумулятора, – объяснил он. – На случай, когда ветер стихает.

Мы снова сели.

– И что дальше? – спросил он.

– Понятия не имею.

– Ладно. Вот мое предложение. Пистолет во сколько тебе обошелся?

– В две сотни.

– И ты думаешь лететь обратно? Ну, в самолет тебя пустят только после того, как запрут пистолетик в хитром плексигласовом ящичке, который обойдется дороже. Плюс, никак не думаю, что пистолет тебе нужен дома. Так как насчет такого? Я его куплю у тебя прямо сейчас за сто пятьдесят пять наличными?

Он кончил помешивать в печурке и бросил на меня быстрый взгляд:

– Пойду откопаю мой сберегательный вклад. Располагайся как дома. Выпей. Посмотри видео. Послушай кассету.

Он исчез в темной глубине трейлера. Послышались разные звуки, а затем – ослепительная вспышка.

– Улыбайтесь! Вас снимает «Откровенная камера»!

Я поднял пистолет. И новая вспышка в ответ.

– Люблю сделать пару-другую снимочков, когда меня кто-нибудь навещает, – пояснил Аллен. – Так сказать, на память. Не так уж часто выпадает случай.

Он положил камеру на стол вместе с помятой жестянкой из-под леденцов. Затем открыл жестянку, отсчитал восемь двадцаток и разложил их веером на столе, словно открывая свои карты.

– Видишь ли, правду сказать, я ведь так и не справился с тем, что Люс меня вышвырнула. Ну ладно, может, я не был образцовым мужем и отцом. Но, черт, где такие бывают? Она же вышла за меня на радость и на беду, и я считал, что мы так или иначе, а справимся, останемся вместе, как нормальные люди. Но она считала по-другому. У тебя найдется десятка?

Я поглядел на него в слабом желтом свете и поднял пистолет:

– Я застрелю вас сейчас.

– Нет, Тон, не застрелишь. Я это знаю, и ты это знаешь. Ну, это ведь как секс. Взгляд. Запашок в воздухе. В жизни есть некоторые правила, вроде того, что нельзя перестать ссать, раз начав. И ты меня сейчас не застрелишь. Мы оба это знаем.

Он устало вздохнул.

– Странно, как этот самолет вдруг пролетел над нами. Я не из тех психов, свихнутых на черных вертолетах ООН, о которых приходится читать, хотя тут в окрестностях два-три найдутся. Но не упомню, чтобы что-то подобное случалось прежде.

Продолжая говорить, он плавно протянул руку и забрал пистолет из моих пальцев. Сдвинул банкноты через стол, затем взял одну и сунул в карман.

– Ну ладно, если у тебя нет сдачи, то вот мое новое предложение. Скажем, сто сорок и в придачу одну из моих смонтированных записей. Чтоб тебе было что послушать на обратном пути.

Он толкнул кассету по столу к семи банкнотам.

– Тут недурные записи. Особенно рекомендую вторую сторону. Потрясающе! И не стесняйся, это только копия. Оригинал тут где-то.

Он взял пистолет.

– Таурус, э? Я про них слышал. Слывет надежным. Я давно подумывал обзавестись пистолетом. В этом штате иметь его почти обязательно. Плюс, ведь заранее не знаешь, когда тебе вдруг захочется покончить со всем этим, верно? У меня такое искушение возникало не раз. Но всегда мешает вопрос: а как? Ножи и бритвы для меня отпадают. Не выношу крови. Понимаю, что выгляжу слабаком, но что поделать!

Он улыбнулся своим воспоминаниям.

– Правду сказать, у нас с Люс в постели была только одна проблема: ей нравилось трахаться и во время месячных. Таблетки? У меня нет врача, а уж тем более щедрого на такие рецепты. Выхлопные газы в теории очень удобны, но на практике требуют больших предварительных хлопот. Подобрать шланг, чтобы он и плотно надевался на глушитель, и дотягивался до окна в дверце, и все прочее. Хочешь убить себя – отлично, но оказывается, что сначала надо переоборудовать подвал. Вот и думаешь: а, к черту, отложим до завтра.

Он одарил меня одной из своих фирменных сияющих улыбок.

– Ну а теперь у меня есть пистолет, и я могу устроить это сегодня же.

– Устроить что?

Наступило долгое молчание.

– Ты приехал сюда убить меня, но не убил, – наконец сказал Аллен. – Так что теперь мне придется убить тебя. Никакого желания у меня нет, понимаешь? Я ничего против тебя не имею, Тон. Наоборот, ты снял Люс с моей шеи и дал ей новый интерес в жизни. Без тебя она, глядишь, потратила бы больше времени на размышления, как это я умудряюсь сводить концы с концами, и, может быть, наняла бы адвоката проверить, на какие средства я живу. Но, спасибо тебе, она с головой ушла в любовные грезы юности. Ну, во всяком случае, в любовные грезы средних лет.

Он взмахнул пистолетом.

– Антон Чехов – кстати, один из моих любимых писателей – сказал, что если в первом действии на стене висит ружье, то в третьем действии оно должно выстрелить. Мы же не захотим разочаровать мистера Чехова, а потому этому крошке придется выстрелить, ведь так?

– Вам это с рук не сойдет. Полиция установит, что я прилетел сюда и взял напрокат машину. Им известно, что мы оба были женаты на Люси. И вы будете главным подозреваемым.

Даррил Боб Аллен улыбнулся:

– «Подозреваемым» – быть может. Но этим все и кончится. Пистолет ведь как-никак ваш. И я не наделаю всяких дурацких ошибок, например, не стану продавать машину из корысти. Нет, это будет идеальное преступление. Когда пистолет найдут рядом с твоим трупом в прокатной машине посреди пустыни далеко-далеко отсюда, им останется только признать, что ты выстрелил в себя сам. Самоубийство в момент временного аффекта. Только что трагически погибла жена. Субъект находился в состоянии шока, депрессии.

Он протянул руку, пистолет был нацелен прямо в мой лоб.

– Пора двигаться дальше, Тон. Перемены всегда болезненны, но только так мы растем. Десять. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Раз.

Он засмеялся и опустил руку.

– Лжеказнь, которой подвергли Достоевского. Тоже мой любимый писатель. Статья о нем в энциклопедии довольно-таки презрительная, но, думается, кое-чего и эти парни не знают. Во всяком случае, последствия шока пошли на пользу Федору Михайловичу. Кто знает, может, и ты напишешь шедевр, разбогатеешь. Можешь назвать его «Я любил Люси». Радость моя, я дома! Но, послушай, мне требуется чуточку кинодействия, договорились?

Я неудержимо разрыдался, весь дрожа.

– Да, кстати, о кино, – продолжал Аллен. – Есть еще кассета, которая может заинтересовать тебя даже еще больше. Оригинальная видео, не та, которую пришлось переснимать на другой формат. Потому что эту я снял позднее, в конце достопамятного периода, о котором уже говорил. Того, когда я спал с Люси еще месяцы после того, как она выдала мне речугу, которую позаимствовала из какого-то руководства, как дать под зад своему партнеру в браке. Ну, про то, как будет лучше для всех, если мы расстанемся.

Он снял с полки черную пластмассовую коробку и положил пистолет на ее место.

– Правду сказать, я этой лентой горжусь. Одна подготовка чего стоила! Знаешь контрольные камеры, которые устанавливают в магазинах и офисах? По-настоящему маленькие, в сигаретную пачку? Ну, так они были установлены в здании, где я начал работать сторожем, как уже упоминал. Ну, я знал, что здание будет закрыто с субботы накануне Дня Благодарения, а потому в предыдущий вечер я задержался, отсоединил одну и взял домой. Я еще, понимаешь, кое-как держался там, потому что работа-то у меня была, но чека я пока не получил и не мог внести задаток за квартиру. Люс предложила дать мне взаймы, но я сказал ей, что у мужчин есть своя гордость. А настаивать она не могла: как-никак, а это самый большой американский семейный праздник, и вообще.

В четверг она с ребятишками отправилась покупать индейку. Люс вообще-то ко Дню Благодарения относилась с прохладцей, но этот хотела встретить по-особому, так как собиралась сразу же после обеда сообщить Клер и Фрэнку, что их папочка больше с ними жить не будет. Пока их не было, я присобачил камеру к торшеру и поставил его в стенной шкаф с моей стороны. У нас было разделение «мое – твое», если ты понимаешь, о чем я. Может, и у вас с ней так было. В таких вещах Люс была очень консервативна. А потому, думается, твои штаны висели там же, где прежде мои.

Он выпил еще виски, размахивая коробкой, будто забыв, что держит ее.

– Потом я забрал видеоплейер из гостиной, подключил к удлинителю из моей мастерской в подвале, вставил в него чистую пленку и сдвинул мою одежду на плечиках так, чтобы замаскировать его, оставив щелочку для камеры. Ну, с этим полный порядок. Самым сложным было напоить Люс. Я знал, что стоит ей заложить за воротник, и я смогу добиться от нее чего угодно. Беда была в том, что и она это знала и в нынешнем нашем положении не стала бы рисковать, если я был рядом. Так что мне надо было как-нибудь исхитриться.

В конце концов я заглянул в видеопрокат и взял старый фильм «Белый груз» тысяча девятьсот сорок второго года. С Хеди Лемарр в роли Тондалейо. Один из ее любимых. На пути домой я купил большую бутылку колы и еще попкорн. Затем зашел в винный магазин и приобрел смирноффскую «Голубую этикетку». Дома я вылил примерно треть колы в раковину и долил бутылку водкой. Ребятишки остались ночевать у друзей, так что с ними проблем не возникало.

Видимо, аккумулятор садился, потому что лампа светила все тусклее. Я едва различал лицо Аллена.

– Ну, все сработало лучше некуда, как говорится. Я крепко посолил попкорн и все время подливал Люс коки, так что к концу фильма она уже сильно окосела. Я сказал, что налью ей ванну, а пока она ее принимала, включил видак и камеру, оставив дверь шкафа с моей стороны приоткрытой, насколько требовалось. Люс вернулась из ванной в халате и ночной рубашке. Для начала она попыталась отправить меня спать в комнату Фрэнка, а когда я начал ее раздевать, она для виду противилась, но неискренне, я-то знал.

Он положил коробку на стол и весело захохотал:

– Я купил пленку на полтора часа. Думал, что хватит, но знаешь что? Пленка исчерпалась раньше нас. Хочешь посмотреть?

Я не мог выговорить ни слова.

– Ну, твой черед, – продолжал Аллен.

Он лениво вздохнул:

– Скажи-ка, Тон, как это было для тебя?

– О чем вы?

– Как тебе нравилось трахать ее потрепанную дырку?

Наконец ко мне вернулся голос.

– Стало чудесно, едва потрепанный кусочек был пройден.

– Угу, это я уже слышал. Хотя и неплохо. Во всяком случае, чувство юмора у тебя есть. Это хорошо. Неудачник в нем нуждается. Победителям острить не требуется. Они же выиграли. Юмор – спасительная соломинка проигравшего. А ведь это ты и есть, Тон, взгляни правде в глаза. Проигравший неудачник.

– Если кто и проигравший, то только вы.

– Что же, наверное, в глазах так называемого общества я действительно проигравший неудачник, тут вопроса не встает. Но в этой маленькой области – ты один. И знаешь почему?

Я услышал, как он плеснул виски в стопку, а потом выпил его.

– Да потому, что я трахал ее, когда ей было двадцать. И уж тем более, когда ей было тридцать. Видел бы ты ее в тридцать! Люс как-то сказала мне, что ее устроит трехактная жизнь. Неловкая девочка-подросток, сногсшибательная женщина и милая старушка. Ну, выходит, что первые два достались мне, а тебе пришлось обойтись милой старушкой. И плюс знаешь что еще? Бен Франклин был прав насчет того, что старичье благодарно и все такое прочее, да только он не сказал, что и тут есть оборотная сторона. Ну, как когда имеешь дело с уродками. Ты когда-нибудь трахал уродок, Тон? Доходил до такой крайности? Да, конечно, они благодарны. Но заодно презирают тебя, совсем как милые старушки. За то, что не находишь покрасивее, помоложе. Не хочется им, чтоб их брал кто-то, кто трахает таких, как они.

Наступило долгое молчание.

– Пятнадцать лет, Тон. Сто восемьдесят месяцев. Больше пяти тысяч дней и ночей. Когда ей было двадцать и тридцать – тело, ради которого стоило умереть, и ненасытность. В первые годы мы занимались этим по четыре-пять раз на дню. И повсюду. На кухонном столе, под душем, на полу. А один раз – так и в туалете самолета. Даже, когда появились ребятишки, мы этим занимались по крайней мере один раз в день. А когда я уехал оттуда, был Скотт и по меньшей мере еще три мужика на стороне. И вот появляешься ты, знаменитый журналист и все прочее. Да еще и истинный английский джентльмен в придачу. Ну, Люс меньше всего была дурой. И умела распознать удачу. Пока мы были вместе, она о деньгах не думала. А думала только обо мне и своих малышах. И больше ничего значения не имело. Абсолютно ничего.

Я встал и ощупью нашел дверь. Снаружи ночь была жутковато беззвучной. Ветер стих, и вывеска, подвешенная на мачте, не горела.

– Тон? Вернись! Ты мне нужен, Тон! Не бросай меня здесь одного.

Я побрел вперед, споткнулся обо что-то и упал, больно оцарапав голень. Я более или менее различал фигуру Даррила Боба Аллена, обрамленную слабым светом, сочившимся из открытой двери трейлера. Я встал, пытаясь ориентироваться в темноте, а потом пошел назад к моей машине.