Текст книги "Затерянный мир"

Малкольм слушал, покачивая головой.

– Вы думаете, что я попросту трачу время, – не спросил, а скорее заключил Левайн.

– Да.

– Но представьте… только представьте… что необычные животные снова появятся в тех местах!

– Быть такого не может.

– А если может? – стоял на своем Левайн. – Разве вы не заинтересуетесь? И не поможете мне подготовить экспедицию?

Малкольм доел и отодвинул тарелку. Посмотрел на Левайна.

– Да, – наконец признал он. – Если эти твари снова появятся, я приду вам на помощь.

– Отлично! – возликовал Левайн. – Вот все, что я хотел услышать.

Когда они вышли под яркое солнце улицы Гваделупы, Малкольм и Сара направились к потрепанному седану Яна. Левайн запрыгнул в ярко-красный «Феррари», помахал рукой и рванул с места.

– Думаешь, такое может быть? – спросила Сара Хардинг. – Ну, что эти… животные снова появятся?

– Нет. Это исключено.

– Все обстоит именно так или ты просто надеешься?

Малкольм пожал плечами и забрался на водительское сиденье, осторожно протиснув раненую ногу под рулевое колесо. Хардинг села рядом. Он глянул на нее и повернул ключ в зажигании. Машина двинулась обратно к институту.

На следующий день Сара улетела в Африку. В течение следующих одиннадцати месяцев Левайн постоянно давал о себе знать, время от времени засыпая ее вопросами о лучших видеокамерах, об особенностях транспорта или надежных усыпляющих препаратах для крупных диких животных. Иногда ей звонил Док Торн, который строил машины. Обычно он взволнованно кричал в трубку.

От Малкольма долго ничего не было слышно, правда, на день рождения он таки прислал ей открытку. Поздравление опоздало на месяц. На обратной стороне открытки было нацарапано: «С днем рождения. Радуйся, что ты не со мной. Он меня с ума сведет».

Первая конфигурация

В консервативных районах, далеко от грани хаоса, индивидуальные элементы объединяются очень медленно и не могут служить образцом.

Ян Малкольм

Формы, отклонившиеся от нормы

Солнце стояло в зените. Вертолет летел низко над побережьем, держась черты, за которой буйные джунгли переходили в берег моря. Последние рыбацкие деревушки промелькнули внизу десять минут назад. Теперь под стрекочущей машиной раскинулись непроходимые джунгли Коста-Рики, мангровые болота и бесконечные мили горячих песков. Марти Гутиерес сидел позади пилота и наблюдал в окно, как проносится лента береговой линии. В этом районе даже не было дорог, по крайней мере Марти не видел ни одной.

Гутиерес был спокойным бородатым американцем тридцати шести лет от роду, биологом. Он прожил в Коста-Рике последние восемь лет. Сперва он приехал сюда изучать разновидность туканов, которые водятся в тропических лесах, но остался на должности консультанта при Reserva Biologica de Carara, национальном парке на севере страны. Он щелкнул переговорником и спросил у пилота:

– Долго еще?

– Минут пять, сеньор Гутиерес.

Марти повернулся и сообщил:

– Уже недолго осталось.

Но высокий мужчина, ссутулившийся на заднем сиденье вертолета, не ответил и даже не подал знак, что услышал замечание Гутиереса. Он сидел, подперев рукой подбородок, и хмурился, глядя в окно.

Ричард Левайн был одет в выгоревший на солнце рабочий костюм цвета хаки. Австралийскую шляпу с поникшими полями он сдвинул на лоб. На шее ученого болтался изрядно потертый полевой бинокль. Невзирая на затрапезное одеяние, Левайн был сосредоточен, как примерный школьник на уроке. Проницательные глаза за очками в стальной оправе внимательно и недоверчиво разглядывали пейзаж за окном.

– Что это за место?

– Рохас.

– Значит, мы залетели далеко на юг?

– Да. До границы с Панамой всего пятьдесят миль.

– Что-то дорог не видать, – сказал Левайн, не отводя глаз от окна. – Как же ее нашли?

– Двое туристов, – ответил Гутиерес. – Приплыли на лодке и поставили палатку на берегу.

– Когда?

– Вчера. Только глянули на нее и сразу дали деру.

Левайн кивнул. Он сидел, подогнув длинные ноги и положив подбородок на сплетенные пальцы, так что походил на богомола. Собственно, в начальной школе его так и дразнили – отчасти из-за внешности, отчасти потому, что Левайн был готов откусить голову всякому, кто не соглашался с его мнением.

– Ты уже бывал в Коста-Рике? – спросил Гутиерес.

– Нет, это первый раз, – ответил Левайн и раздраженно махнул рукой, словно досадуя, что его отвлекают по таким пустячным вопросам.

Гутиерес усмехнулся. За все эти годы Левайн не изменился ни на йоту. Он по-прежнему оставался блестящим ученым с невыносимым характером. Они вдвоем были в числе лучших студентов Йеля, пока Левайн не наплевал на аспирантуру и полевую работу. Он заявил, что его совершенно не волнуют сравнительные исследования, которые всегда нравились Гутиересу. И язвительно окрестил его работу как «собирание попугайского дерьма по всему миру».

А все потому, что Левайн – нетерпимый и талантливый парень – с головой погрузился в прошлое, в мир, которого больше не было. Он прославился фотографической памятью, самонадеянностью, острым языком и неприличным удовольствием, с которым любил указывать коллегам на их ошибки. Как заметил один из них, «Левайн никогда не забывает твои просчеты – и не дает забыть о них никому».

Прикладные исследователи терпеть не могли Левайна, и он платил им той же монетой. В глубине души он был страшно пунктуальным и дотошным, обожал сидеть в музеях, часами просматривая коллекции, проверяя особенности всех видов и восстанавливая скелеты ископаемых. Левайн ненавидел пыль, грязь и неудобства полевых работ. Будь его воля, он вовек не вылезал бы из музеев. Но так уж распорядилась судьба, что ему выпало жить в эпоху величайших открытий в палеонтологии. Количество известных видов динозавров было взято под сомнение, и примерно раз в месяц их ряды пополнялись новыми названиями. Потому слава и репутация Левайна заставили его путешествовать по всему миру. Он исследовал последние находки и выносил профессиональные суждения, обескураживая исследователей, которые рискнули вызвать к себе знаменитого эксперта.

– Откуда ты на этот раз? – поинтересовался Гутиерес.

– Из Монголии. Я был в Пылающих горах, в пустыне Гоби, три часа езды от Улан-Батора.

– Да? И что там?

– Джон Рокстон вел раскопки. Нашел фрагменты скелета и решил, что это новый вид велоцираптора. Пригласил меня посмотреть.

– И?

Левайн пожал плечами:

– Рокстон никогда не разбирался в анатомии. Он энтузиаст-любитель, но, если что-то и раскопает, мозгов оценить свою находку у него не хватит.

– Ты так ему и сказал?

– А что? Это же правда.

– А скелет?

– Это вообще не раптор, – фыркнул Левайн. – Плюсны неправильные, лобковая кость заходит в брюшину слишком глубоко, скелет слишком легкий. Вот такие дела. Не знаю, куда смотрел Рокстон. Скорее всего, он откопал подвид троодона, хотя я не стал бы утверждать это наверняка.

– Троодона? – переспросил Гутиерес.

– Небольшое плотоядное животное мелового периода, метра два в высоту. Вообще-то это обычный теропод[13]13
  Тероподы (от греч. звероногие) – один из подотрядов динозавров. Передвигались на мощных задних конечностях, благодаря чему бегали быстрее и видели дальше динозавров, передвигающихся на четырех лапах. Большинство тероподов были хищниками.


[Закрыть]. И ничего интересного Рокстон там не нашел. Разве что одна забавная штука. Там были остатки кожного покрова, его шкуры. Само по себе это не редкость. Больше десятка динозавров были найдены с довольно хорошо сохранившейся шкурой, в основном из гадрозавровых. Но эта – нечто особенное. Я сразу заметил, что эта шкура сильно отличается от остальных, ничего подобного мне раньше не встречалось…

– Сеньоры, – вмешался пилот, – впереди залив Хуана Фернандеса.

– Сперва сделай круг, – попросил Левайн.

Гутиерес выглянул в окно. Он снова напрягся, позабыв о разговоре. Внизу, насколько хватало глаз, расстилались джунгли. Вертолет облетел побережье кругом.

– Вот здесь, – молвил Гутиерес, показывая вниз.

Полуденное солнце озаряло пустынный полумесяц залива, весь в пенном прибое. Южнее, на песке, одиноко темнел странный предмет. С воздуха он казался скальным выступом или большой кучей песка. Это была бесформенная масса полутора метров в диаметре. Вокруг пестрело множество следов.

– Кто здесь был? – вздохнул Левайн.

– С утра прилетали ребята из Департамента общественного здоровья.

– Они что-то делали? Ну, трогали, ворошили тушу?

– Не знаю, – признался Гутиерес.

– Департамент общественного здоровья, – повторил Левайн, качая головой. – Что они понимают? Ты и близко не должен был подпускать их, Марти.

– Эй, – обиделся Гутиерес. – Это же не моя собственная страна. Я и так из кожи вон вылез – они хотели уничтожить тушу, так я еле упросил дождаться твоего приезда. И все равно долго ждать они не будут.

– Тогда начнем, – сказал Левайн и щелкнул переговорником. – Долго мы еще собираемся кружить? Время-то идет. Спускайтесь. Я хочу рассмотреть эту штуку.

Ричард Левайн поспешил к темной туше, бинокль раскачивался и бил его по груди. Даже отсюда чувствовался запах разложения. И уже сейчас Левайн мог сделать предварительные выводы. Туша лежала, наполовину зарывшись в песок, вокруг носились тучи насекомых. Кожа твари раздулась от распирающих ее изнутри газов, что затрудняло идентификацию.

Ученый остановился метрах в пяти от существа и вытащил камеру. Тут же к нему подбежал пилот вертолета и ударил по рукам.

– No permitido!

– Что?

– Прошу прощения, сеньор. Снимать запрещено.

– Какого черта? – разозлился Левайн. Он повернулся к Марти, который тяжело трусил к ним по песку. – Почему нельзя снимать? Это ведь важно…

– Не снимать, – повторил пилот и вырвал камеру из рук Левайна.

– Марти, это же идиотизм!

– Иди и осмотри его, – сказал Гутиерес, а сам заговорил с пилотом на испанском. Тот резко и злобно ответил и замахал руками.

Левайн с минуту наблюдал, а потом отвернулся. «Ну и черт с ними, – подумал он. – Они могут препираться целую вечность». Он побежал дальше, хватая воздух ртом. По мере приближения к туше вонь становилась невыносимой. Хотя животное было большим, Левайн не заметил поблизости ни одной птицы, крысы или других пожирателей падали, только мух. Мухи плотно облепили тушу, четко обрисовывая ее контур.

Даже сейчас было видно, что это было крупное животное – размером с лошадь или корову, пока газы не расперли его еще больше. Сухая шкура треснула на солнце и повисла клочьями, обнажив желтый подкожный жир.

Фу, ну и вонища! Левайн поморщился. Он заставил себя подойти поближе, полностью сосредоточившись на животном.

Хотя оно и было с корову, но отнюдь не являлось млекопитающим. Шкура была голой, без единого волоска. Первичный цвет кожи был зеленым, с более темными полосками. Кожный покров бугристый, и эти бугорки располагались рядами, напоминая кожу ящерицы. Плотность была разной, в зависимости от местонахождения, самая тонкая – внизу живота. На шее, плечах и задних лапах отчетливо виднелись кожные складки, как у ящерицы.

Но тело было огромным. Левайн решил, что вес животного около ста килограммов, то есть примерно двести тридцать фунтов. Нигде в мире ящерицы не достигали таких размеров, кроме комодских драконов в Индонезии. Varanus komodoensis были плотоядными варанами в девять футов[14]14
  Фут – единица измерения длины в английской системе мер. Современный фут равен 0,3048 метра.


[Закрыть] длиной, ели коз и свиней, а при случае баловали себя и человечиной. Но нигде в Новом Свете больше не водились вараны. Естественно, эта тварь была из класса Iguanidae. Игуаны встречались по всей Южной Америке, и морские игуаны могли вырастать до крупных размеров. И все-таки не настолько крупных.

Левайн медленно обошел тушу, подбираясь к ее морде. «Нет, – решил он, – это не ящерица». Тварь лежала на правом боку, почти наполовину зарывшись в песок, – череда бугорков, отмечающих позвоночник, выступала над песком всего на несколько сантиметров. Шея была подогнута, а голова спрятана под тушей, как утки прячут голову под крылом. Левайн увидел переднюю лапу, которая казалась маленькой и слабой. Задняя лапа была в песке. Левайн откопал бы ее и рассмотрел, но сперва ему хотелось снять всю тварь целиком, ничего не трогая.

И чем больше палеонтолог разглядывал тело, тем сильнее убеждался, что это должно быть запечатлено на пленке. Потому что одно было совершенно ясно – перед ним редкое, а может, и вовсе неизвестное науке животное. Левайн был одновременно взволнован и собран. Если это открытие настолько важно, насколько он предполагает, его тем более следует задокументировать.

Вдалеке Гутиерес ругался с пилотом, который упрямо вертел головой. «Вечно эти бюрократы банановых республик суются не в свое дело, – подумал Левайн. – Почему нельзя снимать? Кому это повредит? А как важно заснять изменения находки…»

Он услышал стрекот и увидел еще один вертолет, кружащийся над заливом. Его тень скользила по песку. Машина была ярко-белой, с какими-то красными буквами на борту. Поскольку он кружил со стороны солнца, Левайн не мог разглядеть, что там написано.

Он снова повернулся к туше и отметил, что задняя конечность намного больше и мускулистей передней. Вероятно, существо перемещалось на двух задних ногах. Конечно, многие ящерицы могли вставать на задние лапы, но не такие большие. На самом деле, чем внимательней Левайн приглядывался к туше, тем больше убеждался, что это не ящерица.

Он заторопился – время-то шло, а работы невпроворот. С каждым подобным образцом возникают два основных вопроса: что это за животное и почему оно сдохло?

Оглядывая бедро задней лапы, он заметил содранный эпидермис, вероятно, кожа лопнула под воздействием газов. Но, приглядевшись повнимательнее, Левайн обнаружил, что дело не в коже, а в ране, которая открыла красноватые мускулы и обнажила белую кость. Он перестал воспринимать запах и бледных личинок, которые копошились в ране, потому что понял…

– Извини, – сказал Гутиерес, подходя к другу. – Но пилот уперся рогом, и все.

Сам пилот обеспокоенно шел за Марти, не сводя глаз с пассажиров.

– Марти, – сказал Левайн, – мне действительно необходимо это заснять.

– Боюсь, что ничего не выйдет, – пожал плечами Гутиерес.

– Это очень важно, Марти.

– Прости, я старался.

Чуть поодаль сел второй вертолет, и из него посыпались люди в форме.

– Марти! Как ты думаешь, что это за животное?

– Ну, точно не скажу, – начал Гутиерес. – По общему виду я определил бы, что это неизвестный вид игуаны. Конечно, чрезвычайно крупный экземпляр, и, вероятно, он не относится к коренным обитателям Коста-Рики. Думаю, что это животное приплыло с Галапагос или с одного из…

– Нет, Марти, – перебил Левайн. – Это не игуана.

– Пока ты не сказал лишнего, – молвил Гутиерес, бросив взгляд на пилота, – должен заметить, что здесь находили несколько неизвестных разновидностей ящериц. Может, все дело в вырубке тропических лесов или еще в чем. Но стали появляться новые виды. Несколько лет назад я сам видел неопознанный вид…

– Марти, это никакая не ящерица!

– Быть не может, – возразил Гутиерес, подмигивая изо всех сил. – Естественно, ящерица.

– Нет!

– Тебя сбили с толку ее размеры, – предположил Гутиерес. – Собственно, в Коста-Рике встречаются отклонения от нормы…

– Марти, – холодно проронил Левайн, – меня ничто не может сбить с толку.

– Гм, я просто имел в виду…

– И я утверждаю, что это не ящерица.

– Прости, – покачал головой Гутиерес. – Не могу с этим согласиться.

Прибывшие люди сгрудились у вертолета и начали натягивать белые хирургические маски.

– Мне наплевать на твое согласие, – заметил Левайн и повернулся к туше. – Установить это просто, достаточно отрезать голову или одну из конечностей, например вот эту заднюю ногу, и…

Он запнулся и сделал шаг к туше, вглядываясь в бедро твари.

– Что там? – спросил Гутиерес.

– Дай мне нож.

– Зачем?

– Давай.

Гутиерес достал перочинный ножик и вложил рукоять в протянутую ладонь Левайна. Тот не отрываясь разглядывал животное.

– Думаю, что это тебя заинтересует.

– Что именно?

– Вдоль внутренней…

Неожиданно они услыхали крики и, подняв головы, обнаружили спешащих к ним людей. Они тащили что-то на плечах и громко вопили по-испански.

– Что они говорят? – нахмурился Левайн.

– Кричат, чтобы мы отошли, – вздохнул Гутиерес.

– Скажи, что мы заняты, – ответил Левайн и снова присел возле тела.

Но прибывшие продолжали вопить, и внезапно раздался странный рев. Левайн увидел, что в руках у них появились огнеметы, выбрасывающие яркие языки огня. Ученый бросился наперерез пришельцам, крича: «Нет!»

Но те не обратили на него ни малейшего внимания.

– Это бесценный… – начал кричать Левайн.

Но первый же человек с огнеметом схватил Левайна за руку и грубо отшвырнул прочь.

– Что вы делаете, черт возьми? – заревел Левайн, вскакивая на ноги. Но было уже поздно. Первые языки пламени лизнули тушу, кожа зверя почернела, а скопившийся в теле метан грохнул и запылал синим огнем. В небо повалил густой едкий дым.

– Останови их! Останови! – Левайн бросился к Гутиересу. – Скажи, чтобы они прекратили!

Но его друг неподвижно стоял на месте, глядя на обугливающуюся тушу. Шкура зверя лопнула, во все стороны брызнул жир, потом показались черные плоские ребра. Вероятно, из-за сокращения мышц и складок кожи все туловище повернулось, выпростав длинную шею, охваченную огнем. И в этом пламени Левайн увидел длинную морду, ряд острых хищных зубов и черные провалы глазниц. На миг ему показалось, что это средневековый огнедышащий дракон, взмывающий в небо в дыму и пламени.

Сан-Хосе

Левайн сидел в кафе аэропорта Сан-Хосе, потягивая пиво и ожидая обратного рейса в Штаты. Гутиерес сидел рядом и в основном помалкивал. Неловкая пауза тянулась уже несколько минут. Гутиерес глянул на рюкзак Левайна, лежащий у ног хозяина. Удобная конструкция из темно-зеленой непромокающей ткани с множеством карманов для разной электронной аппаратуры.

– Классный рюкзак, – заметил Гутиерес. – Где ты его достал? Похоже на работу Торна.

Левайн глотнул пиво и кивнул:

– Так и есть.

– Здорово. – Марти продолжал разглядывать амуницию. – Что это в верхнем кармашке, спутниковый телефон? А здесь радиотелефон? Да, все схвачено. Удобная штука. Наверное, влетела тебе в…

– Марти, – сдавленно молвил Левайн, – заткнись. Ты собираешься мне объяснить или нет?

– Что объяснить?

– Я хочу знать, что тут происходит.

– Ричард, мне очень жаль, если ты…

– Нет, – оборвал его Левайн. – Там, на берегу, лежал очень ценный экземпляр, Марти, и его сожгли. Я не могу понять, как ты допустил такое.

Гутиерес вздохнул. Оглянулся на туристов за другими столиками и тихо произнес:

– Только под большим секретом, ладно?

– Хорошо.

– У нас проблемы.

– Вижу.

– Здесь появляются, гм… формы, отклонившиеся от нормы… их находят на берегу очень часто. И так уже несколько лет.

– Отклонившиеся от нормы? – недоверчиво переспросил Левайн.

– Ну, это официальное название происходящего, – пояснил Гутиерес. – Никто в правительстве не хочет уточнять, что это значит на самом деле. Все началось пять лет назад. Эти особи были найдены в горах, неподалеку от фермы, на которой выращивали сою.

– Сою, – повторил Левайн.

Гутиерес кивнул.

– Вероятно, этих тварей привлекли бобы сои или другие растения. Выяснили, что им необходимы аминокислоты, например лизин[15]15
  Лизин – незаменимая аминокислота, входящая в состав практически любых белков, необходима для роста, восстановления тканей, производства антител, гормонов, ферментов. Лизин не может быть синтезирован в организме, поэтому должен поступать вместе с пищей.


[Закрыть]. Но никто ничего не знал наверняка. Может, им просто нравился вкус сои…

– Марти, мне плевать, что им нравилось, хоть пиво и креветки. Вопрос в другом: откуда взялись эти животные?

– Никто не знает, – ответил Гутиерес.

Левайн удержался от возражений.

– Что сталось с остальными?

– Их уничтожили. Насколько мне известно, несколько лет все было спокойно. И вот началось по новой. За последний год мы нашли четыре существа, включая и то, что ты сегодня видел.

– И что с ними сделали?

– Все… гм… ненормальные формы были сожжены. Да ты сам видел, как это происходит. С самого начала правительство приложило все силы, чтобы об этом никто не узнал. Несколько журналистов из Северной Америки начали говорить о том, что на острове Нублар творится что-то странное. Тогда Менендес пригласил группу журналистов прокатиться на этот остров, но их отвезли на другой. Никто не заметил подмены. Вот такие дела. Ну, правительство сильно озабочено секретностью.

– Почему?

– Они обеспокоены.

– Обеспокоены? Что же их беспокоит, хотел бы я знать…

Гутиерес поднял руку и пододвинулся поближе.

– Болезнь, Ричард.

– Болезнь?

– Да. Коста-Рика имеет одну из лучших в мире систем здравоохранения. Эпидемиологи обнаружили вспышку энцефалита по побережью.

– Энцефалит? И какой? Вирусный?

– Нет.

– Марти…

– Я же говорю тебе, Ричард, никто ничего не знает. Он не вирусный, потому что антитела не вырабатываются и концентрация белых клеток остается неизменной. И не бактериальный, поскольку такой культуры не существует в природе. Полная загадка. Эпидемиологи выяснили только то, что непонятная болезнь сразила фермеров, которые жили рядом с гнездовьем этих тварей. И это действительно энцефалит – сильные головные боли, потеря сознания, высокая температура, бред.

– Смертельные исходы?

– Болезнь сама сходит на нет через три недели. Но все равно правительство в панике. Сам знаешь, эта страна держится за счет туристов. Никто не желает поднимать вопрос о неизвестных болезнях.

– Значит, они считают, что энцефалит появился вместе с этими, гм… ненормальными формами?

Гутиерес пожал плечами:

– Ящерицы переносят множество вирусных инфекций. Вполне резонно, что эти твари и являются переносчиками.

– Но ты же сказал, что это не вирусный энцефалит.

– Какой бы ни был. Между ними и болезнью есть связь, это точно.

– Еще один повод узнать, откуда взялись эти существа. Наверняка уже искали…

– Искали? – рассмеялся Гутиерес. – Конечно, искали. Прочесали каждый квадратный сантиметр этой страны, и по многу раз. Были посланы десятки поисковых партий… некоторые возглавлял я сам. Проводили поиск с воздуха. Джунгли разбили на квадраты и облазили каждый из них. Облетели все острова, а эта та еще работенка, скажу я тебе. У западного побережья немало островов. Черт, обыскали даже те, которые считаются частными владениями…

– А что, такие есть? – спросил Левайн.

– Немного. Три или четыре. Вроде острова Нублар, он принадлежал американской фирме «ИнГен».

– Но ты сказал, что этот остров обыскали…

– Очень тщательно. Пусто.

– А остальные?

– Значит, так, – сказал Гутиерес и принялся загибать пальцы. – На востоке остров Таламанка; там расположился «Медклуб». Потом Сорна, на западе; владелец – немецкая горнодобывающая фирма. На севере – Моразан, он принадлежит богатой коста-риканской семье. И еще один остров, название которого я забыл.

– И что нашли исследователи?

– Ничего. Полный ноль. И решили, что животные появляются откуда-то из глубины джунглей, поэтому их логово до сих пор не могут найти.

– В таком случае пустой номер, – хмыкнул Левайн.

– Знаю, – согласился Гутиерес. – Тропические леса – хорошее место для того, чтобы надежно спрятаться. Можно пройти в трех метрах от крупного животного и не заметить его. И даже последние разработки аппаратов для дальнего поиска не помогут, слишком много слоев придется преодолеть: облака, кроны деревьев, флору нижнего уровня. Ничего нельзя поделать – в джунглях может скрываться все, что угодно. Так что правительство взволновано. И не только оно.

– Ну? – вскинулся Левайн.

– Эти существа заинтересовали многих.

– Насколько заинтересовали? – намеренно небрежно осведомился Левайн.

– После последней неудачи правительство разрешило одной команде ботаников из Беркли провести воздушную разведку в центре джунглей. Они шарили там целый месяц, пока к ним не предъявили претензии – то ли счет за перерасход бензина, то ли еще что. Но бюрократы из Сан-Хосе накатали жалобу в Беркли. А там ответили, что знать ничего не знают ни о какой команде биологов. Пока суд да дело, липовые биологи успели смыться из страны.

– И вы так и не узнали, кто это был на самом деле?

– Дохлый номер. Прошлой зимой двое шведских геологов забрались на дальние острова, чтобы взять пробы газа. Сказали, что это входит в их практику – изучение вулканической активности Центральной Америки. А там много вулканически активных островов, некоторые до сих пор дымят, так что вроде все было в порядке. Но оказалось, что эти «геологи» работали на американскую компанию «Биосин» и искали на этих островах… э-э… больших животных.

– Но при чем здесь биотехническая фирма? – удивился Левайн. – Полная бессмыслица.

– Для тебя и меня, – возразил Гутиерес. – Но у «Биосина» репутация хуже некуда. Их шеф по исследованиям – Льюис Доджсон.

– А, помню, – кивнул Левайн. – Пару лет назад он провел вакцинацию против бешенства в Чили. Сделал прививки фермерам, даже не предупредив, чем их колет.

– Да. А еще он генетически вывел картофель и завалил им супермаркеты, но никому не сказал, что это гибрид. Дети слегли с диареей, двое умерли в больнице. Компании пришлось нанять Джорджа Бейзелтона, чтобы упрочить свое положение.

– Такое ощущение, что Бейзелтона нанимают все кому не лень.

Гутиерес передернул плечами:

– У него имя, с ним советуются университетские профессора. К тому же Бейзелтон – профессор биологии. Он почистил фирме перышки, помогая Доджсону выбраться из неприятностей с законом. На Доджсона работает куча людей по всему миру. В основном воруют новейшие разработки других фирм. Говорят, что «Биосин» – единственная генетическая компания, в которой адвокатов больше, чем ученых.

– И что они потеряли в Коста-Рике?

– Не знаю, – сказал Гутиерес, – но само отношение к исследованиям очень переменилось, Ричард. Я сразу это заметил. В Коста-Рике одна из самых богатых экологических систем в мире. Полмиллиона видов на двенадцати четко выделяемых ареалах обитания. Пять процентов всех видов животных, существующих на планете. Много лет эта страна была центром биологических исследований, но теперь все по-другому. Прежде сюда приезжали лишь фанатично преданные науке ученые, которые изучали природу ради нее самой – ради макак-ревунов, гигантских ос или тропических растений. А теперь запахло деньгами, и ученые сменили вектор деятельности. Не то чтобы все они вдруг внезапно захотели разбогатеть. Но в сфере биологии любое открытие начало приобретать свою цену. Никто не знает, откуда берутся новые лекарства, поэтому фармакологические компании спонсируют любые виды исследований. Возможно, в птичьих яйцах содержится протеин, который отталкивает воду. Возможно, пауки производят пептид, который улучшает свертываемость крови. Возможно, из гладких листьев папоротника удастся извлечь универсальное обезболивающее. Такое случалось достаточно часто, чтобы подогреть интерес к исследованиям. Люди больше не изучают природу, они копаются в ней. Отсюда новый взгляд на вещи: все новое и неизвестное автоматически вызывает повышенный интерес, поскольку может оказаться ценным. Как тут не попытать счастья?

Гутиерес допил пиво.

– Мир переворачивается вверх тормашками. И многие хотят выяснить, что это за отклонившиеся от нормы виды животных и откуда они берутся.

Объявили посадку на самолет Левайна. Они поднялись из-за стола.

– Ты никому не расскажешь? – спросил Гутиерес. – Ну, о том, что сегодня видел?

– Честно говоря, я понятия не имею, что я видел, – ответил Левайн. – Это могло быть все, что угодно.

– Счастливого полета, Ричард, – усмехнулся Гутиерес.

– Пока, Марти.