Текст книги "Соломенные люди"

Изображение детей в кадре приблизилось. Волосы одного были коротко подстрижены, у другого чуть длиннее. Лица нельзя было отличить друг от друга.

Камера снова отодвинулась. Мать отпустила руку одного из детей – с более длинными волосами и в желтом свитере, с маленьким зеленым ранцем на спине – и присела рядом с другим.

– Скажи «до свидания», – попросила она. Ребенок в синем свитере неуверенно посмотрел на нее непонимающим взглядом. – Скажи «до свидания», Уорд.

Двое детей посмотрели друг на друга. Потом ребенок с короткими волосами, тот, который был мной, снова обернулся к матери, ища поддержки. Она взяла мою руку и подняла ее.

– Скажи «до свидания».

Она помахала моей рукой, затем взяла меня на руки и встала. Второй ребенок посмотрел на мать и с улыбкой протянул руки, чтобы его тоже подняли. Я не мог с точностью сказать, мальчик это или девочка.

Мать зашагала по улице – размеренно, не спеша, но не оглядываясь назад. Камера оставалась направленной на второго ребенка все время, пока отец спускался следом за матерью с холма, где того так и оставили.

Ребенок молча стоял на вершине холма, все больше отдаляясь от камеры. Он даже ни разу не заплакал – по крайней мере до тех пор, пока не оказался настолько далеко, чтобы уже ничего нельзя было услышать.

Затем камера свернула за угол, и ребенок исчез.

Изображение вновь сменилось помехами, и на этот раз ничего больше не последовало. Через минуту лента сама остановилась, а я продолжал сидеть, тупо таращась на собственное отражение в экране.

Нашарив пульт, я перемотал ленту назад и, поставив ее на паузу, уставился на застывшую картинку брошенного на холме ребенка, прижав руки ко рту.

Глава 7

Люк открылся, и сверху заструился тусклый свет.

– Привет, дорогая, – сказал незнакомец. – Я вернулся.

Сара не видела его лица, но, судя по звуку голоса, он, похоже, сидел на полу за ее головой.

– Привет, – ответила она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более ровно.

Ей хотелось отползти от него, пусть хотя бы на дюйм, но она не могла сделать даже этого. Она изо всех сил старалась сохранять спокойствие, делая вид, будто происходящее ее совершенно не волнует.

– Как вы сегодня себя чувствуете? Все так же с головой не в порядке?

Мужчина негромко рассмеялся:

– Тебе все равно меня не разозлить.

– А кто собирается вас злить?

– Тогда зачем говоришь такое?

– Мои мама и папа будут очень волноваться. Я боюсь. Так что могу вести себя и не совсем вежливо.

– Понимаю.

Он замолчал. Сара ждала, когда он заговорит снова.

Минут через пять она увидела руку, тянущуюся к ее лицу. В руке был стакан с водой. Без всякого предупреждения мужчина медленно наклонил его. Она вовремя успела открыть рот и выпила столько, сколько смогла. Рука снова исчезла.

– Это все? – спросила она, ощущая во рту странное чувство чистоты и влаги.

У воды был такой вкус, какой, как она всегда полагала, должен был быть у вина, судя по тому, какое значение придавали ему взрослые, перекатывая его во рту, словно это было лучшее, что они когда-либо пробовали. На самом деле, по ее собственному опыту, вкус вина казался ей каким-то неправильным.

– А чего ты еще ожидала?

– Если вы хотите, чтобы я осталась жива, то должны дать мне не только воды.

– С чего ты взяла, что я хочу оставить тебя в живых?

– Потому что иначе вы убили бы меня на месте и посадили где-нибудь голую, чтобы смотреть на меня и дрочить.

– Так нехорошо говорить.

– Я уже вам сказала. Мне тут не очень приятно, а вы – псих, так что говорю, что хочу.

– Я не псих, Сара.

– Не псих? А как вы себя назовете? Не такой, как все?

Он снова рассмеялся:

– О да, конечно.

– Не такой, как все, – как тот гребаный Тед Банди?[12]12
  Тед Банди – американский серийный убийца, специализировавшийся на убийствах молодых женщин в 1970-е гг. Казнен на электрическом стуле.


[Закрыть]

– Тед Банди – идиот, – ответил незнакомец уже без какой-либо иронии. – Выдающийся придурок и обманщик.

– Ладно, – сказала она, пытаясь его умиротворить, хотя ей лично казалось, что он не только псих, но и строит из себя шишку на ровном месте. – Извините. Мне он тоже не особо нравится. Вы намного лучше. Так вы дадите мне поесть или как?

– Может быть, позже.

– Великолепно. Буду ждать. Только нарежьте помельче, чтобы я смогла поймать ртом.

– Спокойной ночи, Сара.

Она услышала, как он встал, и от ее притворного спокойствия не осталось и следа. План не сработал. Вообще. Он понял, что она испугалась.

– Пожалуйста, не закрывайте снова крышку. Я все равно не могу двигаться.

– Боюсь, придется, – ответил мужчина.

– Пожалуйста…

Люк закрылся, и Сара снова оказалась в темноте.

Послышались его удаляющиеся шаги, тихо закрылась дверь, и опять наступила тишина.

Сара лихорадочно облизала губы, стараясь собрать все остатки жидкости. Сейчас, когда первый шок прошел, она поняла, что у воды не такой вкус, к какому она привыкла. Похоже, вода была из другого источника, значит она оказалась далеко от дома. Примерно как когда ездила на каникулы. По крайней мере, нечто подобное было ей знакомо. И чем больше она сумеет узнать, тем лучше.

Потом она сообразила, что, возможно, это минеральная вода из бутылки, и в этом случае вкус ее ничего не значил. Это просто мог быть другой сорт. Не важно. Так или иначе, было о чем подумать, и чем больше мыслей придет в голову, тем лучше. Например, о том, что, когда она упомянула своих родителей, незнакомец не стал снова рассказывать, как он их убил. Пленив ее, он весьма подробно рассказал о том, что он с ними сделал. Возможно, это тоже что-то значило. Оставалась надежда, что они живы, а он рассказывал все это лишь затем, чтобы ее напугать.

А может быть, и нет. Сара лежала в темноте, сжав кулаки, и изо всех сил пыталась не закричать.

Часть вторая

Не многие могут быть счастливы, не испытывая ненависти к другому человеку, нации, вероисповеданию…

Бертран Рассел

Глава 8

Самолет приземлился в Лос-Анджелесе в 22:05. Весь багаж Нины состоял из дамской сумочки и папки, а Зандт мог нести все свое имущество в одной руке. Их ждала машина – не сверкающий лимузин, а обычное такси, которое Нина заказала из самолета, чтобы высадить Зандта в Санта-Монике, а самой поехать домой.

Огни рекламы, сияющие в темноте, едва видимые лица, шум кипящей жизни – обычный вечер в городе, сердце которого никогда не оказывается в точности в том же месте, где находитесь вы. Оно всегда где-то за углом, или чуть дальше по улице, или по другую сторону от громадных зданий, в каком-нибудь новом клубе, слава которого пройдет еще до того, как вы вообще о нем услышите. То тут, то там попадаются дешевые гостиницы, пыльные винные лавки, распродажи автомобилей сомнительного происхождения. Толпы невзрачных людей на углах, не ожидающих ничего хорошего в этом мире каменных джунглей и контор, которые поглощают бесчисленные никчемные жизни, так и не удостоившись упоминания в индексе NASDAQ. Постепенно эту картину сменяет жилая застройка, а затем район Венеция. Со стороны Венеция выглядит так, словно пытается выкарабкаться на достойный уровень жизни. Некоторые дома очень дорогие, несмотря на то что выстроены в отвратительном безликом стиле. Время от времени встречаются потрепанные красочные плакаты пятидесятых годов, напоминающие о временах одноразовых фотовспышек и холодного очарования. Большинство из них давно сорваны, и их сменили грубые объявления, отпечатанные стандартным шрифтом «Гельветика», который не рассчитан на то, чтобы поднимать настроение, обещать приключения или радовать душу. Он предназначен для того, чтобы сообщать о падении прибылей, о том, что копировальный аппарат нуждается в ремонте, а заодно и о том, что вы уволены.

Наконец, Санта-Моника. Дома намного красивее, конторские здания меньше, есть где купить японскую еду или «Лондон таймс». Море и пристань, когда-то ярко-коричневая, но те времена давно прошли. Дальше – Пасифик-Палисэйдс, оживленная Оушен-авеню, затем первый ряд отелей и ресторанов. Откуда-то возникает ощущение, что этот пригород был когда-то самостоятельным городом. Возможно, это море создает впечатление, что городок появился здесь не просто так. Местами до сих пор продолжает казаться, что он так и не вписался полностью в свое окружение. Здесь полно магазинов и кафе, мест, где стоит побывать, есть где погулять и сделать покупки. Здесь можно жить и радоваться жизни, как до недавнего времени жила семья Беккер. Это не настоящий город, но в Лос-Анджелесе столь мало настоящего, а те места, которые настоящие, – не из тех, где хотелось бы жить. Настоящие места – для вооруженных пистолетами и страдающих похмельем. Настоящих мест стоит избегать. Лос-Анджелес искренне полагает, что он полон магии, и иногда даже на самом деле возникает подобное ощущение, но в большинстве случаев это всего лишь ловкий трюк. Оказавшись в одном месте, можно поверить, что однажды станешь кинозвездой, а оказавшись в другом, можно точно так же поверить в свою скорую смерть. Ты прекрасно понимаешь, что все это обман, но все равно хочется верить. Можно купить карты, на которых показано, где живут звезды, но не где следует оказаться, чтобы стать одной из них. Все, что ты можешь, – ходить вдоль высоких заборов, надеясь, что счастье однажды само тебя найдет. Лос-Анджелес – город, который принял Судьбу близко к сердцу, купил ей множество выпивки и записал ее телефонный номер после того, как долгими вечерами делал ей глазки; но назвать ее суровой хозяйкой – значит дать ей весьма сомнительные преимущества. Судьба скорее похожа на мечтающую о карьере кинозвезды девицу, подсевшую на кокаин, которая кое-как выступает перед публикой раз в неделю, просто на тот случай, если ее заметит какая-нибудь важная персона. Судьбу далеко не всегда заботят твои интересы. Судьбе на них просто наплевать.

– Ты рад, что вернулся? – спросила Нина.

Зандт улыбнулся.

Он вышел из такси у «Фонтана», покрытой выцветшей желтой штукатуркой десятиэтажной башни на Оушен-авеню, стоящей между двумя ее пересечениями с дорогами, ведшими к морю из Уилшира и Санта-Моники. Из-за стиля, в котором было выстроено здание, оно казалось чуть более изящным, чем на самом деле. Изначально в нем располагались дорогие апартаменты, затем оно какое-то время прослужило в качестве отеля, прежде чем его снова не стали сдавать в краткосрочную аренду. Вокруг пруда позади здания размещается большая и довольно-таки нецелесообразная зона отдыха, которая редко используется: несмотря на экзотические цветы, деревья и стоящие в их тени кресла, слишком очевидно, что здесь чего-то не хватает.

Место это было знакомо Зандту по делу об убийстве, которое он расследовал в 1993 году, – второстепенный европейский актер и молодая проститутка, чья ролевая игра вышла из-под контроля. Актер, естественно, скрылся. Зандт не мог вспомнить, в каком именно номере это произошло – явно не в его апартаментах, просторных и хорошо обставленных, откуда открывался отличный вид на море. Бросив сумку в гостиной, он окинул взглядом маленькую кухню. Пустые шкафы, почти нет пыли. Он не был голоден и обнаружил, что с трудом представляет себя готовящим какую-либо еду. В «Фонтане» не было ни бара, ни ресторана, ни горничных. Он не был конечным пунктом его назначения, и именно потому Зандт и выбрал его местом своего временного пребывания. А кроме того – в силу его расположения.

Выйдя из апартаментов, он спустился на лифте вниз и немного постоял перед зданием. Нина уехала, они договорились встретиться на следующее утро. Она уже звонила в отделение ФБР в Уэствуде из самолета, а до этого – из Пимонты, но, видимо, ей хотя бы иногда необходимо было появляться там лично. Однако что-то заставило его на мгновение задержаться, глядя на припаркованные вдоль улицы машины. Он вовсе не удивился бы, если бы Нина объехала вокруг квартала, а затем вернулась, чтобы посмотреть, что он делает, – просто из свойственного ей любопытства.

Через пять минут он дошел до угла, свернул на Аризона-авеню и, пройдя еще пару кварталов, оказался на Третьем бульваре. Именно на Аризона-авеню Майкл Беккер высадил свою дочь в тот вечер, когда она пропала без вести.

Свернув налево, он пошел по западной стороне бульвара, направляясь к тому месту, где в последний раз видели Сару Беккер. Было около одиннадцати вечера, намного позже времени похищения девочки. Практически все магазины были закрыты. Уличные исполнители и музыканты давно уже собрали инструменты и ушли, даже тот, что изображал Фрэнка Синатру, оставаясь обычно дольше всех. Впрочем, это не имело значения. В отсутствие похитителя и его жертвы обстоятельства происшедшего невозможно было воспроизвести.

Зандт вполглаза разглядывал шедших по улице. Убийцы часто возвращаются, особенно те, для кого убийство – нечто большее, чем легкие деньги, и которые снова приходят на место преступления, чтобы воспроизвести его в памяти. Никого особенного он увидеть не ожидал, но все же продолжал наблюдать. Проходя мимо боковой улицы, которую упоминала в своем рассказе Нина, той самой, где видели припаркованную в неразрешенном месте машину, он остановился и некоторое время смотрел вдаль – не пытаясь что-либо разглядеть, просто стоял и смотрел.

– Ждете кого-нибудь?

Зандт обернулся. Перед ним стоял парнишка, стройный и симпатичный, самое большее лет восемнадцати.

– Нет, – ответил он.

Парень улыбнулся:

– Уверены? Думаю, ждете. Интересно, не меня ли?

– Нет, – повторил Зандт. – Но кто-то обязательно будет ждать. Не сегодня, не здесь, но где-нибудь и когда-нибудь – обязательно.

Улыбка исчезла.

– Вы коп?

– Нет. Просто говорю тебе, как это бывает. Так что поищи себе место для свидания, где посветлее.

Он зашел в «Старбакс», взял себе кофе и, снова выйдя на улицу, сел на скамейку, с которой похитили Сару. Парень ушел.

Можно было бы подумать, что подобное событие вызовет хоть какой-то резонанс. На самом деле это не так. Человеческий разум устроен так, чтобы узнавать лица, пространство же он осознает куда в меньшей степени. С внешностью все просто: чем больше людей, знающих тебя в лицо, тем более ты знаменит. Нам незачем искать этому подтверждения. Ты не чужой, а скорее часть нашей огромной семьи: сильных братьев и симпатичных сестер, добрых родителей – фальшивых родственников, которые помогают нам забыть о том, что наши социальные группы сократились практически до нуля. Что же касается мест – вопрос в том, сценой для каких событий это место являлось. Но когда это уже почти забылось, когда ты сидишь здесь достаточно долго – ты вообще перестаешь что-либо чувствовать. Ты возвращаешься на это место и видишь его таким, каким оно было до того, как здесь что-то произошло, еще до событий той ночи. Примерно как если бы ты вернулся назад, в прошлое, чтобы подержать в руках нож, еще только вынутый из ящика кухонного стола, а не покрытый липкой кровью; когда все то, что он мог совершить, было лишь возможностью.

После того как скамейка перестала отличаться от любого другого места, Зандт посидел на ней еще какое-то время.

В прежние времена, будучи детективом, Зандту приходилось иметь дело с немалым количеством серийных убийц. Как правило, подобными делами занимается ФБР. У них есть лаборатория исследования поведения в Квантико, есть свои процедуры профилирования, есть свои Джоди Фостер и Дэвиды Духовны[13]13
  Имеется в виду роль агента ФБР в фильме «Молчание ягнят», которую сыграла Джоди Фостер, и роль агента Малдера из «Секретных материалов» в исполнении Дэвида Духовны.


[Закрыть], в костюмах и с аккуратными прическами. Как и убийцы, фэбээровцы в чем-то, похоже, отличаются от обычных людей. Но за восемь лет Зандт, простой смертный, полицейский из убойного отдела, оказался втянут в расследование нескольких убийств, которые, как выяснилось впоследствии, дело рук тех, кого можно было назвать серийными убийцами. Двоих из них поймали, и в обоих случаях значительную роль сыграл Зандт. Он обладал особым чутьем, и это ценили. Первый раз дело касалось человека из Венис-Бич, убившего четырех пожилых женщин, и участие Зандта было чисто случайным. Расследованием второго дела он занимался с самого начала вместе с ФБР, и именно тогда он и познакомился с Ниной Бейнэм.

В течение лета 1995 года в разных частях города были обнаружены полузакопанные останки четырех чернокожих мальчиков. Метод, которым были расчленены трупы, и тот факт, что рядом с каждой жертвой оставлена видеокассета, не вызывал сомнений в том, что убийства совершал один и тот же человек. Все жертвы были похищены из районов трущоб, а трое были уже знакомы с наркотиками и уличной проституцией. На первые две смерти почти никто не обратил внимания, восприняв их как периодически происходящий естественный отбор среди отбросов общества. Лишь после того, как убийства повторились снова, случайные слухи начали складываться в конкретную историю. Оставленные рядом с телами видеокассеты содержали от часа до двух грубо отредактированной записи на видеокамеру, свидетельствовавшей, насколько неприятными были последние дни жизни жертв. На обложке каждой видеокассеты были фотография мальчика, его имя и надпись: «Кинопроба».

Газеты окрестили убийцу «агент по кастингу», что, по общему мнению, звучало весьма забавно, если, конечно, не считать мнения родителей. Но несмотря на то, что их горе являлось неопровержимым свидетельством реальности событий, лежащих в основе этого спектакля, на это никто не обращал внимания, за исключением случаев, когда требовалось подогреть интерес публики. Родственники погибших были лишь зрителями, не актерами – а ведь больше всего мы любим именно актеров, тех, кого знаем по газетам и телевидению. Нам нужна личность. Звезда.

Зандт расследовал убийство первого мальчика, а после второго к делу подключилось ФБР. Нина была молодым, но уже опытным агентом, раскрывшим долгое запутанное дело в Техасе и Луизиане за год до этого. Совместными усилиями – благодаря сочетанию упорства и интуиции Зандта, анализу расположения мест захоронения тел, проведенному Ниной, и обнаруженному ею же факту регистрации видеокамеры – убийца был найден. Это оказался белый мужчина тридцати одного года от роду, работавший дизайнером-графиком на периферии музыкальной видеоиндустрии, в прошлом исполнитель детских эпизодических ролей в давно забытых фильмах. После ряда проведенных Зандтом допросов он сознался в преступлениях, поделившись дополнительными сведениями и сообщив о местонахождении своих талисманов – кистей правой руки каждой жертвы, засунутых в банки из-под растворимого кофе. В итоге он привел полицию к телам двух более ранних жертв, на которых отрабатывал технику убийства. Вину за свое поведение он возложил на то, что над ним якобы издевались в детстве, – заявление, вполне удовлетворяющее вкусам публики. Истинность его оказалось невозможно установить, а вся история закончилась тем, что убийце перерезал горло заточенной ложкой сокамерник, пока тот ожидал суда.

Пищевая цепочка заканчивается жертвами с обоих концов – даже насильникам и убийцам нужен кто-то, кого они могли бы презирать, а детоубийцы прекрасно подходят на эту роль. В конце концов история «агента по кастингу» стала бессмертной и бесконечной, попав на страницы одной имевшей умеренный успех книги и бесчисленных веб-сайтов. Полная ошибок программа для редактирования видео под названием «Кастинг-агент» короткое время пользовалась популярностью, так же как и магазин в Атланте, который предлагал покрытую ярко-красными пятнами кровать под названием «Кушетка для кастинга».

Расследование продолжалось тринадцать недель, последние восемь из которых Джон и Нина спали друг с другом. Все закончилось вскоре после задержания подозреваемого. Инициатором их близких отношений была Нина, она же перестала их поощрять, и они в итоге прекратились. Зандт никогда не рассказывал об этом своей жене, с которой они жили в мире и согласии, несмотря на некоторую холодность друг к другу. Ему не хотелось терять ни ее, ни дочь, и он даже испытал некоторое облегчение, когда все завершилось.

Они с Ниной время от времени встречались за ланчем в течение последующих пяти лет, пока Зандт занимался обычными делами, связанными с гангстерскими разборками, семейными междоусобицами и телами неизвестных, найденными в переулках и изрешеченными пулями. Некоторые из этих дел удавалось раскрыть, некоторые – нет; такова жизнь. Нина расследовала получившее громкий резонанс в прессе двойное убийство в Йеллоустоуне, ряд исчезновений людей на севере штата и еще одно в Орегоне, все они так и остались нераскрытыми. В реальном мире, вне круга смертей и преступлений, вотчины сотрудников органов правопорядка, дела шли как обычно. Босния взорвалась; у президента возникли проблемы из-за сигар; люди познали радости электронной почты и «Фрэйзера»[14]14
  «Фрэйзер» – американский комедийный телесериал (1993–2004).


[Закрыть], игровых приставок и Шерил Кроу[15]15
  Шерил Кроу (р. 1963) – американская певица, многократная обладательница премии «Грэмми».


[Закрыть].

Затем, 12 декабря 1999 года, в Лос-Анджелесе пропала без вести девочка-подросток. Джози Феррис, шестнадцати лет, отмечала день рождения подруги в «Хард-рок-кафе» на Беверли-бульваре. В 21:45, попрощавшись с друзьями возле ресторана, она отправилась одна в сторону отеля «Ма мезон», собираясь поймать рядом с ним такси. Беверли-бульвар – не боковая улочка и не переулок. Это широкая и оживленная улица, и в тот вечер как на площадке перед отелем, так и в торговом центре напротив было полно народу. Тем не менее где-то на этом отрезке длиной в триста ярдов она исчезла.

О том, что Джози не вернулась домой, в полицию сообщили в 0:50. Получив ответ, который, по мнению родителей, свидетельствовал о недостаточной расторопности полицейских, они явились в участок сами, чтобы заполнить соответствующие бумаги. Мистер и миссис Феррис умели убеждать других, и полиция вскоре начала относиться к случившемуся более серьезно, по крайней мере пока родители были рядом. К несчастью, это мало что изменило. Их дочь больше никто никогда не видел живой.

Два дня спустя на крыльце их дома кто-то оставил свитер. Спереди было вышито имя Джози, как потом оказалось – собственными волосами девочки. Свитер подарила ей на шестнадцатилетие лучшая подруга, вышив на рукаве «Друзья навеки». Так оно и было, просто вечность оказалась чересчур короткой. Требования денег вместе со свитером не прислали. Теперь уже полиция действительно отнеслась к ситуации всерьез. Была собрана оперативная группа, действия которой координировал местный представитель ФБР Чарльз Монро. Новость о свитере в конце концов попала в прессу, но без лишних подробностей. Месяц спустя никакого прогресса в поисках пропавшей девочки добиться так и не удалось.

В январе и начале марта 2000 года пропали еще две девочки. Элиза Лебланк и Аннетта Маттисон не вернулись соответственно из кино и от подруги. Обе в незначительных деталях напоминали Джози Феррис – примерно того же возраста (пятнадцать и шестнадцать лет) и с длинными волосами. Лебланки и Маттисоны были достаточно состоятельны, а их дочери обладали привлекательной внешностью и интеллектом выше среднего. Вряд ли этого было достаточно, чтобы предполагать прямую связь между тремя исчезновениями, учитывая, что они произошли в далеко отстоящих друг от друга частях города.

Однако затем появились еще два свитера. Их точно так же доставили прямо к домам родителей средь бела дня, и точно так же на груди были вышиты имена девочек их собственными волосами. И ничего больше. Серьезность ситуации вынудила ФБР сохранить второе и третье исчезновения в тайне. Большинство серийных убийц старались скрыть факт совершенных ими похищений. Выбор в качестве жертв девочек, чье отсутствие будет замечено сразу же, и дальнейшее подчеркивание случившегося путем доставки «посылок» свидетельствовали о том, что приходится иметь дело с необычной личностью. С тем, кто очень хочет обратить на себя внимание, здесь и сейчас.

Ему не дали это сделать.

Через неделю после исчезновения Аннетты Маттисон в Гриффит-парке группой приехавших на пикник отдыхающих было найдено тело девушки, в одежде. Несмотря на то что оно было лишено волос, сильно обожжено и повреждено местной живностью, его быстро опознали по пломбам в зубах и ювелирному украшению. Это была Элиза Лебланк. По оценкам экспертов, она была мертва примерно половину времени, прошедшего с похищения, хотя в то место, где ее нашли, труп перенесли лишь недавно. На голове были обнаружены многочисленные мелкие травмы, нанесенные при жизни, но ни одна из них не могла привести к смерти. Хотя тело немедленно отправили в федеральную лабораторию в Вашингтоне, никаких физических следов убийцы ни на останках, ни на одежде обнаружить не удалось. Местная полиция вместе со следственной группой ФБР из Сакраменто обыскала оставшуюся часть парка, но не смогла найти тел ни Джози Феррис, ни Аннетты Маттисон, целиком или по частям.

Запрет на публикации в прессе был снят. Обращение к возможным свидетелям не дало ничего, кроме обычных в таких случаях мистификаций, бреду сумасшедших и прочей дезинформации. Родители требовали от своих дочерей-подростков, чтобы те передвигались только группами.

Тело Джози нашли десять дней спустя в кустах на обочине дороги в Лорел-Каньоне, в таком же состоянии, что и тело юной Лебланк. В отличие от предыдущей жертвы, на теле имелись признаки сексуального насилия.

К тому времени у убийцы появилось прозвище. В прессе его назвали «мальчик на посылках». Прозвище это неофициально предложил специальный агент Монро, который считал, что, если принизить статус преступника, употребив слово «мальчик», можно добиться неких преимуществ для следствия. Якобы тот, кто сумел похитить трех умных и практичных девочек с оживленных улиц, убить их и выкинуть тела в общественных местах, при этом будучи незамеченным и не оставив ни единого следа, не вынесет подобной насмешки – и, обидевшись до глубины души, совершит роковую для себя ошибку.

Нина была с этим не согласна. По этой, а также по другим причинам она обсуждала подробности дела с Зандтом, несмотря на то что официально он в расследовании не участвовал. Они уже неплохо поработали ранее над делом «агента по кастингу», и ей хотелось знать, что он по этому поводу думает.

Зандт высказал свои соображения, но без особого энтузиазма. Нина занималась расследованием столь напряженно и усердно, что сравниться с ней в этом он не мог, да и не очень хотел. Его супружеская жизнь вновь вошла в прежнюю колею, дочь выросла, превратившись из ребенка в девушку, что лишь сильнее объединило их семью. У нее были волосы матери, густые, темно-каштановые, но глаза отца, карие, с зелеными крапинками. Она чересчур громко включала музыку, в комнате у нее постоянно был беспорядок, она слишком долгое время проводила в Сети, и от нее то и дело пахло сигаретным дымом. Бывали и споры, и скандалы. Но она ходила вместе с матерью за покупками, несмотря на то что это казалось ей ужасно скучным, поскольку знала, что Дженнифер нравится ее общество. Она с готовностью выслушивала все обращенные к ней речи отца, подавляя подступающую зевоту. Родители не знали, что она несколько раз курила травку, пробовала кокаин, а однажды украла пару довольно дорогих сережек. Знай они об этом, они запретили бы ей выходить из дома до второго пришествия, но во всем остальном не слишком за нее волновались, считая ее поведение вполне в пределах допустимого для данного места и времени.

Так или иначе, Зандт просто стал немного старше, и ему не хотелось думать о темных сторонах этого мира больше необходимого. Он занимался своей работой, а потом возвращался домой и жил собственной жизнью. После двух расследований дел серийных убийц он потерял интерес к копанию у них в мозгах – этим он уже был сыт по горло, до тошноты.

Заглянув за блестящую ширму их мнимой славы, Зандт понял, что серийные убийцы вовсе не таковы, какими их изображают в фильмах, – отнюдь не вызывающие восхищение гении, лоснящиеся от переполняющего их зла и несущие в мир свое кровавое искусство. Куда больше они напоминали алкоголиков или людей со слегка съехавшей крышей. С ними невозможно было разговаривать или найти смысл в их поступках, они отгораживали себя от всего мира стеной собственных взглядов, недоступных тем, кто жил по другую ее сторону. Некоторые из них были монстрами, другие ничем не выделяющимися личностями – если не считать их склонности к убийству других и разрушению жизни тех, кто их любил. Джеффри Дамер вначале прилагал все усилия, чтобы не поддаться стремлениям, которые, как он знал, лежат вне пределов нормальных человеческих желаний. Ему это не удалось. Он не просил снисхождения, когда его поймали, не играл в игры с полицией, лишь признал свою вину и выразил сожаление по поводу содеянного. С учетом того, что он был психопатом-убийцей, он вел себя настолько хорошо, насколько мог. Однако ничто не могло изменить тот факт, что он лишил жизни по крайней мере шестнадцать молодых людей, при обстоятельствах слишком чудовищных для того, чтобы в это можно было поверить.

Другие убийцы купались в лучах своей страшной славы, выторговывая себе рекламу или привилегии путем манипуляций прессой и полицией, играя на горе людей, которых лишили самого дорогого. Они наслаждались тем, что совершили, зачитываясь газетными репортажами о судах над собой, искренне радуясь тому, что наконец добились того общественного внимания, которого, как они всегда считали, заслуживали. Это вовсе не означало, что они были чем-то хуже, они просто были другими. Тед Банди. «Агент по кастингу». Джон Уэйн Гейси. Филип Гомес. «Йоркширский потрошитель». Андрей Чикатило[16]16
  Здесь перечисляются имена и прозвища знаменитых серийных убийц современности.


[Закрыть]. Некоторые лучше выглядели внешне, другие лучше знали свое дело; некоторые отличались высоким интеллектом, другие находились на грани душевной болезни или даже демонстративно изображали из себя ненормальных.

Некоторые ничем не отличались от обычных людей, в других же можно было бы распознать психа даже в толпе на оживленной улице. Никто из них не был каким-то особенным и не являлся воплощением зла, разве что в переносном смысле. Все они просто были людьми, испытывавшими непреодолимое желание лишать жизни других, сдабривая сексуальное удовлетворение пытками и унижениями. Они не были демонами. Они были просто мужчинами – и изредка даже женщинами, – которые совершали неприемлемые, с точки зрения общества, поступки, повинуясь навязчивой идее.

Их нельзя было разделить на носителей добра и зла, это был целый мир, населенный в том числе и теми, кто проверяет запоры на дверях десять раз за ночь или не может успокоиться, пока кухня не будет вымыта после каждого приема пищи. Серийные убийцы сами по себе не вызывали ужаса. Ужас заключался в осознании того, что можно быть человеком, лишенным чувств, свойственных остальным.

Зандту знакомы были факторы, способствовавшие появлению серийных убийц. Жестокая и властолюбивая мать, чересчур злой или слишком слабовольный отец. Ранний и постыдный сексуальный опыт, в особенности с родителями, братьями-сестрами и животными. Просто сам факт рождения в Америке, бывшем Советском Союзе или Германии, странах, где процент серийных убийц по отношению к прочему населению весьма высок. Мертвое тело, увиденное в том возрасте, когда формируется личность. Травмы головы или отравление в детстве тяжелым металлом – химическим веществом, а не музыкой. Некое событие, из-за которого пробуждаются изначально имеющиеся склонности. Ни одно из них не является ни необходимым, ни достаточным условием, это лишь часть синдрома, удобряющего почву, на которой иногда прорастает тошнотворный цветок – озабоченная, нервная и жестокая личность, которая не может жить, как все. Тень на наших улицах. Призрак.