Текст книги "Семь взглядов на Олдувайское Ущелье"

Майк Резник
Семь взглядов на Олдувайское Ущелье

Прошлой ночью создания приходили снова.

Едва луна скользнула за облака, как из травы до нас донеслись первые шорохи. Затем наступило мгновение абсолютной тишины, словно они знали, что мы прислушиваемся, но вот наконец послышались знакомые уханья и пронзительные крики, и существа, приблизившись к нам на расстояние пятидесяти метров, приняли агрессивные позы.

Они меня страшно интересовали, так как никогда не показывались на глаза при свете дня, но при этом не проявляли никаких свойств, характерных для настоящих ночных животных. Глаза их не были слишком большими, уши не могли двигаться независимо, да и поступь этих созданий была довольно тяжелой.

Большинство других членов моего отряда они просто-напросто пугали, и поскольку я был единственным, в ком эти существа вызывали любопытство, я должен был впитать одного из них и изучить.

По правде говоря я думаю, что моя способность впитывать пугает моих компаньонов даже больше, чем странные создания, хотя причин для этого нет.

По меркам моей расы я относительно молод, но несмотря на это я на много тысячелетий старше любого из остальных членов отряда. Вот и представьте себя на их месте: вы были бы твердо уверены в том, что в моем возрасте любая особенность характера по определению должна быть направлена на выживание.

В любом случае, это беспокоило моих компаньонов. Точнее, это казалось им таинственным – так же, как и моя память. Мне же, разумеется, их память казалась крайне неэффективной. Представляете: выучить все, что ты можешь узнать в одной единственной жизни, причем начинать, в момент рождения, совершенно невежественным! Гораздо лучше отделиться от вашего родителя, уже имея в мозгу его знание, как знание моего родителя пришло к нему, а затем и ко мне.

Но, в конце концов, именно поэтому мы здесь: не для сравнения подобий, но затем, чтобы изучать различия. И никогда еще нигде не было расы, такой непохожей на остальные, как Человек. Он вымер всего через семнадцать тысячелетий после того, как отсюда, со своей родной планеты, гордо шагнул в Галактику, но за этот краткий промежуток времени он вписал в галактическую историю множество страниц, которые останутся в ней навсегда. Он объявил звезды своей собственностью, колонизировал миллион миров, железной волей правил огромной империей. В пору расцвета Человек не знал пощады, и не попросил о ней во время своего упадка и окончательного падения. Даже теперь, спустя почти сорок восемь столетий после гибели Человека, его великие свершения и не менее грандиозные неудачи поистине поражают воображение.

Это и есть та причина, по которой мы сейчас на Земле, в той самой точке, где, как принято считать, находится истинное место рождения Человека.

Это скалистое ущелье, в котором он впервые пересек эволюционный барьер, новыми глазами увидел звезды и поклялся, что когда-нибудь они будут принадлежать ему.

Нашим лидером является Беллидор, старший из Краганов. Мудрый, всегда спокойный Беллидор с оранжевой, покрытой золотистой шерстью кожей. Он – специалист по изучению поведения мыслящих существ, и умело гасит наши споры еще до того, как мы сообразим, что они начинаются.

Еще есть Близнецы Звездная Пыль, сверкающие серебром существа, которые откликаются на имена и заканчивают мысли друг друга. Они принимали участие в семнадцати археологических раскопках, но даже они были удивлены, когда Беллидор выбрал их для участия в этой, самой почетной из всех возможных, миссии. Они ведут себя как супруги, однако не проявляют никаких половых признаков. И, подобно всем остальным, Близнецы отказываются иметь физический контакт со мной, так что у меня нет возможности удовлетворить свое любопытство.

Еще в нашем отряде присутствует Морити, который ест грязь, как будто это какой-нибудь деликатес, ни с кем не разговаривает и спит вверх ногами, свисая с ветки ближайшего дерева. По каким-то причинам странные создания всегда оставляют его в покое. Возможно, они считают его мертвым, а может, просто знают, что он спит и разбудить его могут только солнечные лучи. В любом случае, без Морити мы бы пропали, так как только чувствительные усики, торчащие у него изо рта, могут извлекать из грунта древние артефакты, которые мы с такой тщательностью разыскиваем.

Всего с нами еще четыре вида: один Историк, один Экзобиолог, один Оценщик и один Мистик. ( По крайней мере я предполагаю, что она Мистик, так как не могу обнаружить никаких признаков ее приближения, однако это может быть и п причине моей собственной близорукости. В конце концов, то, что делаю я, кажется моим компаньонам магией, а в действительности это является строгой наукой.) И, наконец, я сам. У меня нет имени, так как мой народ не пользуется именами. На время экспедиции для общения с другими членами отряда я выбрал прозвище Тот-Кто-Смотрит. В этом имени кроются сразу две неточности: я – не тот, так как у моей расы нет деления по половому признаку, и я не смотрю, а являюсь Чувствователем Четвертого Уровня. Но во время путешествия я понял, что для моих компаньонов понятие чувство означает совсем не то, что для меня, и из уважения к ним выбрал не совсем точное имя.

Изо дня в день мы работаем, проверяя различные пласты. Мы обнаружили много признаков, которые указывают на то, что эту область раньше населяли живые существа, что когда-то давно здесь произошел настоящий взрыв в образовании различных жизненных форм, из которых сейчас остались лишь единицы. Сейчас тут обитают пара-тройка видов насекомых и птиц, несколько мелких грызунов и, конечно, создания, что посещают наш лагерь по ночам.

Наша коллекция пополняется медленно. Мне доставляет удовольствие наблюдать за своими компаньонами, выполняющими различные задания, так как они для меня во многом столь же загадочны, сколь для них – мои методы.

Например, нашему Экзобиологу нужно всего лишь провести усиком по объекту, чтобы сказать, был ли он когда-то живой материей. Историк, окруженный своим оборудованием, может с точностью до десятилетия назвать дату происхождения любого предмета, углеродного или нет. Даже Морити прекрасен и изумителен, когда он мягко извлекает артефакты из пласта, в котором они так долго пролежали.

И я радуюсь тому, что был выбран для участия в этой миссии.

***

Мы здесь находимся уже два лунных цикла, и работа продвигается медленно. Нижние слои были полностью исследованы много эпох назад (я проникся таким интересом к культуре Человека, что чуть не употребил слово разграблены вместо исследованы, настолько злит меня отсутствие артефактов), а в верхних по неизвестным пока причинам почти ничего нет.

Большинство из нас результатами раскопок удовлетворены, и Беллидор находится в неплохом настроении. Он говорит, что пять найденных нами совершенно целых артефактов можно считать безоговорочным успехом.

Все остальные без устали работали с момента нашего прибытия сюда. И вот теперь мне настало время выполнить свою, особую задачу. Я очень возбужден. Я знаю, что мои открытия не станут более важными, чем находки остальных, но когда мы сложим все вместе, то сможем наконец понять, что же все-таки сделало Человека тем, чем он стал.

***

– Ты… – спросил первый из Близнецов Звездная Пыль.

– готов? – закончил второй.

Я ответил, что готов. В этот момент я действительно был весь внимание.

– Можем ли мы…

– посмотреть? – спросили они.

– Если вы не находите это неприятным, – ответил я.

– Мы…

– ученые, – сказали они. – Немного найдется такого…

– что мы не сможем воспринять…

– объективно.

Я направился к столу, на котором лежал артефакт. Он представлял собой камень, или по крайней мере я воспринимал его как камень своими внешними органами чувств. Предмет был треугольным, и на его краях были видны следы обработки.

– Сколько ему лет? – спросил я.

– Три миллиона…

– пятьсот шестьдесят одна тысяча…

– восемьсот двадцать лет, – ответили Близнецы Звездная Пыль.

– Ясно, – сказал я.

– Это…

– самая древняя…

– из наших находок.

Готовясь, я долго и пристально смотрел на предмет. Затем я медленно, аккуратно, изменил структуру своего тела и позволил ему окутать камень, поглотить этот артефакт и впитать его историю. Слившись с камнем, я почувствовал восхитительное тепло. Мои внешние органы чувств были отключены, и я вдруг испытал необычайное волнение в предчувствии открытия. Я стал с камнем единым целым, но тем уголком сознания, что оставался в стороне, я вдруг заметил неясный зловещий свет только что поднявшейся над горизонтом луны.

***

Энкатаи проснулась сразу после рассвета и уставилась на находящуюся высоко в небе луну. В течение последних недель она все так же выглядела чересчур большой для того, чтобы висеть в небе, казалось, она в любой момент может рухнуть на землю. Кошмарный сон был таким реальным, что Энкатаи даже попыталась представить себе успокаивающую картину разбросанных по серебряному небу ее мира пяти маленьких лун, совсем не таящих угрозы. Но ей лишь на мгновение удалось удержать видение в своем воображении, а затем оно исчезло, уступив место реальности нависающего над ней гигантского спутника.

К Энкатаи подошел ее приятель.

– Опять сон? – спросил он.

– Тот же, что и в прошлый раз, – с неохотой ответила она. – Луна видна даже днем, а мы только начали спускаться…

Он посмотрел на подругу с симпатией и предложил еду. Она с благодарностью приняла ее и стала рассматривать степь.

– Еще два дня, – вздохнула она, – и мы сможем покинуть это ужасное место.

– Этот мир не так ужасен, – возразил Бокату. – У него немало хороших сторон.

– Мы теряем здесь время, – ответила она. – Он не подходит для колонизации.

– Да, не подходит, – согласился он. – В здешней почве не смогут созреть наши урожаи, к тому же возникнут проблемы с водой. Но мы многому научились, и это поможет нам выбрать подходящий мир.

– Почти все это мы узнали в первую неделю нашего пребывания здесь, – сказала Энкатаи. – Все остальное время можно считать потерянным.

– Корабль должен исследовать и другие миры. Они не могли предположить, что мы сможем провести все анализы так быстро.

Холодный утренний воздух заставил ее вздрогнуть.

– Я ненавижу это место.

– Когда-нибудь оно станет замечательным миром, – сказал Бокату. – Нужно только дождаться эволюции коричневых обезьян.

В этот момент неподалеку от них появился громадный бабуин, не менее 350 фунтов весом, мускулистый, с лохматой грудью и дерзкими любопытными глазами.

Даже на четвереньках он представлял собой весьма внушительную фигуру, в добрых два раза превосходя размерами больших пятнистых кошек.

– Мы не можем использовать этот мир, – продолжил Бокату, – но когда-нибудь его потомки завоюют эту планету.

– Они кажутся такими мирными, – заметила Энкатаи.

– Они на самом деле мирные, – согласился Бокату, бросая бабуину кусочек пищи. Обезьяна ринулась вперед и схватила подачку. Понюхала ее, казалось, размышляя, стоит ли пробовать на вкус, но наконец, после минутного колебания, положила еду в рот. – Но они покорят эту планету. Гигантские травоядные слишком много времени тратят на еду, а хищники большую часть времени спят. Нет, я ставлю на коричневых обезьян. Они – сильные и умные животные. У них уже развиты большие пальцы, они испытывают сильное чувство общности, и даже большая кошка дважды подумает, прежде чем напасть на кого-то из них. У этих животных фактически нет природных врагов. – Бокату кивнул головой, соглашаясь с самим собой. – Да, когда придет время, именно они будут править этим миром.

– Нет врагов? – спросила Энкатаи.

– Ну, я думаю, время от времени кто-то из них становится жертвой больших кошек, но даже эти кошки не нападают, когда они вместе. – Он посмотрел на бабуина. – Этот парень достаточно силен чтобы справиться с любой кошкой – кроме, может быть, самой здоровенной.

– Тогда что ты думаешь о том, что мы нашли на дне ущелья? – упорствовала она.

– Размеры обезьян сказываются на их ловкости. Естественно, некоторые из них случайно падают с обрывов и гибнут.

– Случайно? – повторила она. – Я нашла семь черепов, и все были разбиты, как от сильного удара.

– Сила удара при падении, – пожал плечами Бокату. – Ты же не думаешь, что перед тем, как их убить, гигантские кошки выпустили им мозги?

– Не думаю, что это сделали кошки, – возразила она.

– Тогда кто же?

– Маленькие бесхвостые обезьянки, которые живут в ущелье.

Бокату не отказал себе в удовольствии снисходительно улыбнуться:

– А ты присматривалась к ним? – спросил он. – Они ведь раза в четыре меньше коричневых обезьян.

– Да, я наблюдала за ними, – ответила Энкатаи. – И у них тоже развиты большие пальцы.

– Одних пальцев недостаточно, – сказал Бокату.

– Они живут «в тени» коричневых обезьян, и они все еще существуют. – произнесла она. – Этого достаточно.

– Коричневые обезьяны питаются фруктами и листвой. Почему их должны беспокоить бесхвостые обезьянки?

– Большие обезьяны не просто беспокоятся о маленьких, – сказала Энкатаи. – Они их избегают. Вряд ли это похоже на будущих хозяев мира.

Бокату покачал головой.

– По всему выходит, что бесхвостые обезьянки находятся в эволюционном тупике. Они слишком малы, чтобы охотиться, и слишком велики, чтобы питаться тем, что они могут отыскать в ущелье. И слишком слабы, чтобы спорить с коричневыми обезьянами за лучшую территорию. Я считаю, что они просто являются более ранним и примитивным видом, удел которого – скорое вымирание.

– Возможно, – сказала Энкатаи.

– Ты не согласна?

– Если еще кое-что…

– Что же?

Энкатаи пожала плечами:

– Я не знаю. Они меня тревожат. В их глазах есть что-то такое… Мне кажется, это какая-то недоброжелательность.

– У тебя разыгралось воображение, – сказал Бокату.

– Возможно, – снова ответила Энкатаи.

– Мне нужно составить сегодняшний отчет, – произнес Бокату. – Но завтра я тебе все докажу.

***

На следующее утро Бокату проснулся с рассветом. Пока Энкатаи совершала свои молитвы, он приготовил ей завтрак. Затем, когда она ела, сделал завтрак себе.

– А теперь, – заявил он, – мы спустимся в ущелье и поймаем одну из бесхвостых обезьян.

– Зачем?

– Чтобы доказать тебе, как легко это сделать. Я возьму ее с собой в качестве домашнего животного. Или мы принесем ее в жертву нашей лаборатории и побольше узнаем об ее жизненных процессах.

– Я не хочу домашних животных, и нам не разрешено никого убивать.

– Как скажешь, – сказал Бокату. – Тогда мы ее отпустим.

– Зачем же тогда ее ловить?

– Чтобы показать тебе, что они не разумны. Если они настолько умны, как ты думаешь, мы не сможем поймать ни одной, – он помог ей встать. – Начнем.

– Это глупо, – протестовала она. – После полудня прибудет корабль.

Почему бы нам не подождать его?

– Мы вернемся вовремя, – уверенно ответил он. – Ну сколько это может занять?

Она посмотрела в ясное голубое небо, словно пытаясь заставить корабль появиться прямо сейчас. Луна, огромная белая луна по прежнему висела в небе низко над горизонтом. Наконец, Энкатаи повернулась к своему товарищу.

– Ладно, я пойду с тобой, но только если ты пообещаешь мне, что будешь просто наблюдать за ними, и не станешь пытаться поймать одну.

– Значит, ты согласна, что я прав?

– То, что я скажу, ситуации не изменит. Я надеюсь, что ты прав, потому что бесхвостые обезьяны пугают меня. Но я не знаю наверняка, прав ты или нет – и ты тоже не знаешь.

Бокату долго и пристально смотрел на нее.

– Согласен, – сказал он наконец.

– Ты согласен с тем, что не знаешь этого наверняка?

– Я согласен не пытаться их ловить, – сказал он. – Пошли.

Они добрались до края ущелья и стали спускаться по крутой насыпи, держась конечностями за деревья и другие растения. Внезапно до них донесся громкий пронзительный крик.

– Что это? – спросил Бокату.

– Они нас заметили, – ответила Энкатаи.

– Почему ты так думаешь?

– Этот крик я каждый раз слышала во сне – и луна всегда бывала такой же, как сейчас.

– Странно, – Бокату задумался. – Я много раз слышал такие крики раньше, но сейчас он намного громче, чем обычно.

– Может быть, их просто больше.

– Или, возможно, они напуганы, – сказал он и быстро огляделся. – А вот и причина, – продолжил Бокату, указывая. – У нас появилась компания.

Она подняла глаза и увидела огромного бабуина, превосходившего размерами всех, которых она видела прежде. Бабуин был примерно в пятидесяти футах и направлялся к ним. Когда их глаза встретились, обезьяна зарычала и отвела взгляд, перестав приближаться, но и не сделав попытки отойти.

Они продолжали спускаться, и во время привалов рядом, в привычных пятидесяти футах от них, каждый раз оказывался бабуин.

– Разве похоже на то, что он тебя боится? – спросил Бокату. – Если бы эти хилые маленькие создания могли причинить ему вред, разве он пошел бы за нами в ущелье?

– Граница между смелостью и глупостью тонка, а еще тоньше граница между уверенностью и самоуверенностью, – ответила Энкатаи.

– Если он здесь погибнет, это произойдет так же, как и с другими, – сказал Бокату. – Он оступится, упадет и разобьется насмерть.

– А ты не находишь необычным, что они все так упали и разбились? – спросила она мягко.

– У них сломаны все кости, – ответил он. – Не понимаю, почему ты говоришь только о головах.

– Потому, что при различных несчастных случаях не должно быть одинаковых повреждений.

– У тебя слишком разыгралось воображение, – сказал Бокату. Он указал на маленькую лохматую фигурку, которая пристально наблюдала за ними. – Неужели вот этот кажется тебе способным убить нашего приятеля?

Бабуин посмотрел вниз, в ущелье, и зарычал. Бесхвостая обезьяна продолжала смотреть вверх, не проявляя ни страха, ни даже простого интереса.

Наконец, она исчезла в густом кустарнике.

– Видишь? – самодовольно сказал Бокату. – Она увидела коричневую обезьяну и сбежала подальше.

– Мне она не показалась испуганной, – заметила Энкатаи.

– Тем более это заставляет сомневаться в ее разумности.

Через несколько минут они добрались до места, где находились бесхвостые обезьяны. Они сделали паузу, чтобы восстановить силы, и продолжили спуск ко дну ущелья.

– Никого, – объявил Бокату, оглядываясь вокруг. – Я думаю, тот, которого мы видели, – часовой, и теперь все племя во многих милях от нас.

– Посмотри на нашего приятеля.

Бабуин тоже добрался до дна ущелья и теперь напряженно нюхал воздух.

– Он ведь еще не пересек эволюционный барьер, – рассмеявшись, сказал Бокату. – А ты думала, он станет искать хищников с помощью приборов?

– Нет, – сказала Энкатаи, глядя на бабуина. – Но если здесь нет опасности, он должен расслабиться. Однако он не кажется расслабленным.

– Может, именно по этой причине он прожил достаточно долго, чтобы так вымахать. – ответил Бокату, не придавая значения ее словам. Он огляделся. – Где они тут находят пищу?

– Не знаю.

– Возможно, нам следует поймать одного из них для анализа. Содержание его желудка может нам рассказать о многом.

– Ты обещал.

– Но это было бы так просто, – настаивал он. – Все, что нам нужно сделать – это установить ловушку с фруктами или орехами в качестве приманки.

Внезапно бабуин зарычал. Бокату и Энкатаи повернулись, чтобы определить источник его недовольства. Там ничего не было, но бабуин приходил во все большее и большее бешенство. Наконец, он развернулся и бросился вверх, из ущелья.

– Хотел бы я знать, что все это значит, – задумчиво произнес Бокату.

– Думаю, нам лучше уйти.

– Корабль вернется только через полдня.

– Мне здесь неуютно. Наш путь сюда был очень похож на тот, в моем сне.

– На тебя плохо действуют солнечные лучи. Мы отдохнем в пещере.

Энкатаи с неохотой позволила ему увести себя в маленькую пещеру, располагавшуюся в стене ущелья. Внезапно она остановилась, почувствовав, что больше не может сделать ни шагу.

– Что случилось?

– Эта пещера была в моем сне, – сказала она. – Не надо туда идти.

– Ты должна научиться не позволять снам управлять твоей жизнью, – ответил Бокату. Он принюхался. – Какой-то странный запах.

– Пойдем обратно! Нам тут ничего не нужно.

Он просунул голову в пещеру.

– Новый мир, новые запахи…

– Пожалуйста, Бокату!

– Дай мне только посмотреть, что источает этот запах, – сказал он, светя в пещеру фонариком. Луч выхватил из темноты огромную кучу тел, многие из которых были наполовину съедены, почти все – на разных стадиях разложения.

– Что это такое? – подступая ближе, спросил он.

– Коричневые обезьяны, – ответила Энкатаи, даже не взглянув. – И у каждой разбита голова.

– Это тоже было в твоем сне? – спросил Бокату, внезапно начав нервничать.

Она кивнула.

– Мы должны уйти отсюда немедленно!

Он направился к выходу из пещеры.

– По-моему, это место вполне безопасно, – заявил он.

– В моих снах оно никогда не бывало безопасным, – с возрастающим беспокойством сказала она.

Они выбрались из пещеры и прошли около пятидесяти ярдов, когда оказались около места, в котором ущелье делало изгиб. Миновав его, они лицом к лицу столкнулись с бесхвостой обезьяной.

– Похоже, один их них все-таки остался, – сказал Бокату. – сейчас я его прогоню.

Он подобрал с земли камень и бросил его в обезьяну, которая быстро пригнулась, но не сдвинулась с места.

Энкатаи настойчиво потянула его за плечо.

– Не один, а больше, – сказала она.

Бокату поднял глаза. Почти прямо у него над головой на дереве сидели еще две бесхвостые обезьяны. Шагнув в сторону, он увидел еще четверых, которые неуклюже направлялись к ним из кустов. Еще один появился из пещеры, а трое свалились с ближайших деревьев.

– Что у них в руках? – нервничая, спросил он.

– Ты бы назвал это бедренными костями травоядных, – сказала Энкатаи, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. – А они сказали бы, что это оружие.

Безволосые обезьяны расположились полукругом и начали медленно приближаться.

– Но они же такие маленькие! – воскликнул Бокату, отступая до тех пор, пока не уперся в скалу, после чего он замер, не в силах сделать больше ни шагу.

– Ты дурак, – сказала Энкатаи. Она чувствовала себя беспомощной, попав в ловушку из своего сна. – Это и есть раса, которая будет управлять этой планетой. Посмотри в их глаза!

Бокату посмотрел, и увидел там ужас, такой ужас, которого он никогда не встречал в глазах разумного существа или животного. Ему едва хватило времени на короткую молитву, в которой он призывал различные бедствия на голову этой расы. Он молился о том, чтобы эти несчастья случились до того, как ужасная раса сможет достигнуть звезд. А потом одна из бесхвостых обезьян швырнула ему в голову ровный, отполированный треугольный камень. Это его ошеломило и, падая на землю, Бокату успел заметить, как по нему и Энкатаи начали ритмично колотить дубинки.

Сверху наблюдал бабуин. Когда резня завершилась, он развернулся и побежал в просторную саванну, где он будет в безопасности от маленьких бесхвостых обезьян. По крайней мере, какое-то время.

***

– Оружие, – открытие заставило меня задуматься. – Это было оружием!

Я был совершенно один. Где-то во время Чувствования Близнецы Звездная Пыль решили, что это одна из немногих на свете вещей, которые им по-настоящему не нравятся, и вернулись к себе.

Я подождал, пока вызванное открытием возбуждение не спало настолько, что я смог контролировать свою физическую структуру. Затем я снова принял форму, в которой появлялся перед своими компаньонами, и доложил о своем открытии Беллидору.

– Значит, они были агрессивны, – сказал он. – Что ж, это не удивительно. Откуда еще могло взяться такое стремление завоевать звезды!

– Удивляет другое – то, что нет никаких упоминаний о посещениях этого места в древности другими расами, – сказал Историк.

– Это был отряд исследователей, и земля не представляла для них ценности, – ответил я. – Несомненно, они высаживались на многих планетах.

Если такие записи вообще где-нибудь есть, они, скорее всего, находятся в их архивах, и утверждают, что Земля не представляет никакой ценности для колонизации.

– Но неужели они не задумались, что случилось с их отрядом? – спросил Беллидор.

– В окрестностях этого места наверняка водилось множество больших хищников, – сказал я. – Наверное, они решили, что отряд стал их жертвой. Тем более, если они обследовали все вокруг и ничего не нашли.

– Интересно, – сказал Беллидор. – Более слабый вид сумел захватить первенство.

– Я думаю, это легко объяснить, – ответил Историк. – Они были не столь быстры, как те, на кого охотились, и при этом не могли сравниться силой с хищниками. Таким образом, чтобы избежать вымирания, им оставалось только одно – изобрести оружие.

– Все эти тысячелетия, что Человек правил Галактикой, он определенно демонстрировал хитрость, которая свойственна только хищникам, – заметил Беллидор.

– Нельзя перестать быть агрессивным только потому, что ты изобрел оружие, – сказал Историк. – Наоборот, это может только добавить агрессивности.

– Мне нужно об этом подумать, – заметно сомневаясь, сказал Беллидор.

– Возможно, я слишком упростил цепочку своих мыслей, – ответил Историк.

– Однако когда я представлю свои находки Академии, у меня будет длинное и очень строгое доказательство своей правоты.

– А что скажешь ты, Тот-Кто-Смотрит? – спросил Беллидор. – Ты можешь добавить что-нибудь к тому, что уже сказал нам?

– Нелегко думать о куске камня как о предшественнике акустической винтовки или молекулярного оружия, – задумчиво произнес я. – Но мне кажется, что именно так все и обстоит.

– Чрезвычайно интересный вид, – заключил Беллидор.

***

Чувствование высасывает энергию, как ни что другое, истощая и тело, и разум. Лишь через четыре часа ко мне вернулись силы. Морити, который уже сделал свою дневную работу, висел вверх тормашками на ветке ближайшего дерева, и полностью ушел в свой обычный вечерний транс. Близнецы Звездная Пыль после моей работы с камнем вообще не показывались на глаза.

Остальные занимались своими делами, и я решил, что наступило время провести сеанс Чувствования со следующим предметом, которому, по словам Историка, было примерно двадцать три тысячи лет.

Артефакт представлял собой звено металлической цепи, все покрытое пятнами и ржавчиной. Перед тем, как слиться с ним в единое целое, я заметил то место, где оно было безнадежно сломано.

***

Его звали Мтепва, и ему казалось, что этот металлический обруч он носил на шее с самого дня своего рождения. Однако он знал, что это не могло быть правдой, потому что смутно помнил, как играл в детстве со своими братьями и сестрами, как охотился на антилоп куду и бонго на покрытых деревьями горных склонах.

Но чем сильнее он концентрировался на этих воспоминаниях, тем более смутными и неясными становились они, и Мтепва понимал, что все эти события происходили очень и очень давно. Иногда он пытался вспомнить название своего племени, но оно давно растворилось в тумане прошедших лет, так же как и имена его родителей, братьев и сестер.

Сейчас Мтепва испытывал жалость к самому себе. Такое случалось иногда, но всякий раз, вспомнив, в каком положении находятся его товарищи, он начинал чувствовать себя лучше. Ведь в то время, как их забрали на корабли и отправили на край света, где они проведут остаток своей жизни рабами арабов и европейцев, он, Мтепва, был привилегированным слугой своего господина, Шарифа Абдуллы, и это его положение было довольно прочным.

Это был восьмой по счету – или девятый? – караван. Они должны были встретиться с вождями племен и обменять соль и патроны на самых слабых женщин и воинов этих племен, чтобы затем продать их в рабство. А после совершения сделки они пустятся в обратный путь вдоль берега огромного озера, и дальше – через сухую плоскую саванну. Они обойдут гору, такую старую, что ее вершина стала совсем белой, как белеет голова очень старого человека, и в конце концов выйдут к берегу океана, где в гавани скопились небольшие одномачтовые корабли арабов. Там они продадут свою добычу, и Шариф Абдулла купит себе еще одну жену, а половину денег отдаст своему дряхлому престарелому отцу, после чего они вновь отправятся вглубь страны в поисках очередной партии «черного золота».

Абдулла был хорошим хозяином. Он редко бывал пьян, а если такое случалось, Абдулла не забывал при первом же удобном случае покаяться перед Аллахом. Он никогда не бил Мтепву слишком сильно, и всегда хорошо кормил. Он даже пытался научить Мтепву читать, правда, единственной книгой, которая оказалась у него с собой, был Коран.

Мтепва потратил немало долгих часов, оттачивая при помощи Корана свое умение читать, и как-то раз сделал интересное открытие: оказывается, Коран запрещает одному последователю Истинной Веры держать в рабстве другого.

Именно в тот момент Мтепва решил принять Ислам. Он стал почти непрерывно расспрашивать Шарифа Абдуллу о его религии и постарался сделать так, чтобы старик почаще видел его час за часом сидящим у костра и читающим Коран.

От этого Шариф Абдулла пришел в такой восторг, что однажды во время ужина по-дружески пригласил Мтепву в свою палатку, где до глубокой ночи объяснял ему тонкости учения Корана. А поскольку Мтепва имел перед собой определенную цель, Шариф Абдулла был просто изумлен его энтузиазмом.

Ночь за ночью, в часы, когда вокруг лагеря в сердце Серенгети бродили львы, учитель и ученик вместе читали Коран. И в конце концов настал день, когда Шариф Абдулла больше не мог сомневаться в том, что Мтепва на самом деле является истинным последователем Ислама. В тот раз они устроили стоянку поблизости от Олдувайского ущелья. В этот же день Шариф Абдулла велел своему кузнецу снять с Мтепвы ошейник, а затем Мтепва самолично разломал цепь, после чего все ее звенья, одно за другим, побросал вниз, в ущелье.

Теперь Мтепва был свободным человеком, однако на свете существовали только две вещи, в которых он разбирался: Коран и торговля рабами. Так что, когда он оглянулся вокруг в поисках «точки приложения усилий», оказалось вполне естественным, что он решил заняться тем же, чем и Шариф Абдулла. Он стал молодым партнером старого торговца рабами. А после того, как они вместе совершили два похода вглубь страны, Мтепва решил, что теперь он в состоянии заниматься делом самостоятельно.

Для этого ему требовались тренированные люди – воины, кузнецы, повара, следопыты – и перспектива собирать отряд, начиная «с нуля», выглядела поистине устрашающей. Поэтому Мтепва, который был далеко не так крепок в своей вере, как его наставник, просто пробрался однажды ночью в жилище Шарифа Абдуллы и перерезал старику горло.

А на следующий день он во главе своего собственного каравана отправился вглубь материка.

О том, что значит быть рабом, Мтепва знал хорошо – как из своего личного опыта, так и из наблюдений. И он пользовался этим знанием. Он понимал, что на рынке за здоровых рабов дадут лучшую цену, поэтому обращался со своими пленниками хорошо, а кормил их даже лучше, чем делали это Шариф Абдулла и большинство других работорговцев. С другой стороны, он знал, какие именно из пленников наиболее опасны, и понимал, что гораздо лучше будет убить их в назидание остальным, чем позволить подняться мятежу.