Текст книги "Скиталец по морям судьбы"

Майкл Муркок
Скиталец по морям судьбы

Уважаемый читатель!

Об Элрике часто говорят как об антигерое, но я предпочитаю думать о нем все же как о герое. Когда я рос, мои любимые персонажи (Уильям, Тарзан, Морд Эм'ли, Зенит Альбинос, Джо Марч, сыщики агентства «Континенталь») казались мне борцами за свободу и самобытность, которые вынуждены полагаться на собственную систему ценностей и собственную сообразительность, но в определенные жизненные моменты готовые на серьезные, чтобы не сказать вынужденные, жертвы ради общественных интересов. Есть некий уровень, на котором герой становится довольно нелепой фигурой, и нередко это объясняется тем, что у него никогда не возникает сомнения в справедливости устройства общества, в котором он живет. Джон Уэйн всегда отдавал предпочтение старомодному патернализму, каким бы индивидуалистом он себя ни объявлял.

Позднее меня очень заинтересовали книги, где исследуются мифы, делающие героя привлекательным (например, «Лорд Джим»), и тогда я понял, что существует опять-таки некий уровень, на котором героизм может использоваться как пропагандистское оружие, имеющее целью, скажем, подвигнуть молодых женщин пожертвовать своим будущим в неравных браках или молодых мужчин – своими жизнями в несправедливых войнах.

«Отчужденный» герой или героиня нередко способны отойти в сторонку и сообразить, что же происходит на самом деле.

Литературные произведения, где они выступают как протагонисты, позволяют им (часто при ничтожных шансах на успех) совершать отчаянные поступки и идти на риск, на какой пошло бы большинство из нас, будь у нас их возможности или друзья. В реальной жизни такие возможности приобретаются лишь в результате групповых действий и всенародного голосования, но нам всем знакомы примеры локального героизма, мужества отдельных личностей в опасных обстоятельствах.

Я не вижу ничего плохого в героях, которые отражают лучшие наши представления о том, каким нужно быть и как поступать. Я все еще не стыжусь своей любви к моим героям, которые скептически относятся к власти и ее заявлениям.

Я начал писать истории об Элрике в середине 1950-х. Они развивались постепенно, и нередко это происходило в результате моей переписки с Джоном Которном, который присылал мне свои идеи в виде рисунков, и наконец в 1959 году меня попросили написать серию для журнала Теда Карнелла «Сайенс фэнтези».

Элрик был задуман как сознательное противопоставление существовавшим тогда тенденциям «мачо». Впервые он появился в «Грезящем городе», и лишь позднее я вернулся к нему и описал более ранние его приключения. В Элрике, как я уже отметил однажды, отразились черты той личности, какой я был, когда впервые писал о нем. Его конфликты и поиски имеют много общего с моими конфликтами и поисками (в известной мере и до сего дня).

Элрик был моим героем-первенцем, переросшим свое детство, и именно с ним я больше, чем с кем-либо другим, отождествляю себя. Хотя я и расставил его приключения в том порядке, в котором вы найдете их в этой книге, и внес незначительные исправления в текст, стилистических изменений книга, как какая-нибудь дворняжка, практически не претерпела и, пережив несколько литературных периодов, продолжает, я надеюсь, с изрядным удовольствием выполнять поставленную перед ней задачу.

Свою благодарность Энтони Скину (Мсье Зенит), Флетчеру Прэтту («Колодец единорога»), Джеймсу Бранчу Кейбелу («Юрген»), Лорду Дансени, Фрицу Лейберу, Полу Андерсону, а также «Замку Отранто», «Айвенго», «Мельмоту-скитальцу» и другим книгам и авторам я уже выражал. Первая книга Элрика появилась в 1963 году и была посвящена моей матери. Это издание я с большой благодарностью посвящаю Джону Дэйви, оказавшему мне огромную помощь.

Ваш Майкл Муркок

Скиталец по морям судьбы

Посвящается Биллу Батлеру, Майку и Тони, а также всем работникам издательства «Юникорн букс» в Уэльсе

Часть первая
Плавание в будущее

Казалось, что человек стоит в огромной пещере, своды и стены которой были сложены из неустойчивых сгустков темного света, время от времени пропускающих внутрь свет луны. Трудно было поверить, что эти стены – всего лишь тучи над горами и океаном, если бы лунные лучи не пронзали их, высвечивая штормовое море, омывавшее берег, на котором стояла одинокая фигура.

Вдали прогремел гром, сверкнула молния. Пошел дождь. Тучи ни мгновения не оставались на месте. Они вихрились, приобретая разные оттенки – от густо-черного до мертвенно-бледного; они напоминали плащи мужчин и женщин, танцующих какой-то гипнотический менуэт. Человек, стоявший на гальке мрачного берега, глядя на тучи, представлял себе гигантов, пляшущих под музыку далекого шторма, и чувствовал себя так, как может чувствовать человек, который неосторожно зашел в зал, где веселятся боги. Он перевел взгляд с туч на воду. Море казалось уставшим. Огромные волны с трудом наползали одна на другую и падали в изнеможении с тяжелым вздохом на твердые камни.

Человек поглубже натянул на голову капюшон. Он несколько раз оглянулся через облаченное в кожу плечо и подошел поближе к воде, так что буруны стали докатываться до носков его высоких черных сапог. Постарался заглянуть в пустоту, образованную скоплением туч, но ничего разглядеть не смог. Невозможно было сказать, что там, на другой стороне водного пространства, и как далеко оно простирается.

Он наклонил голову, прислушался, но не услышал ничего, кроме звуков небес и моря. Вздохнул. На мгновение его коснулся лунный луч, и на белом лице стали видны два малиновых глаза, полных страдания. Затем вернулась темнота. Человек снова оглянулся, явно опасаясь того, что луч света мог обнаружить его перед каким-то врагом. Стараясь не шуметь, он направился влево – к укрытию в скалах.

Элрик устал. Он по наивности предложил губернатору города Райфель в стране, называющейся Пикарайд, свои услуги в качестве наемника. За свою глупость он поплатился – его посадили в тюрьму как мелнибонийского шпиона (губернатору было совершенно очевидно, что никем другим Элрик быть не может), и ему лишь недавно удалось бежать оттуда с помощью взяток и небольшого колдовства.

Однако за ним почти сразу же снарядили погоню. Для этого использовали специально обученных собак, и сам губернатор возглавлял преследование даже за пределами Пикарайда – в необитаемых сланцевых долинах, называемых Мертвыми Холмами, где почти ничего не росло, да и не пыталось расти.

Альбинос поднялся по крутым склонам невысоких гор; склоны были из серого крошащегося сланца, отчего его восхождение можно было услышать за милю. Он уходил от своих преследователей по долинам, похожим на пустыню, по руслам рек, которые десятки лет не видели воды, по пещерам-туннелям, в которых не было даже сталактитов, по плато, на которых возвышались каменные курганы, возведенные исчезнувшим народом, – и наконец ему стало казаться, что он навсегда покинул знакомый ему мир, пересек границу потустороннего и оказался в тех мрачных местах, о которых читал в легендах его народа, где когда-то безрезультатно сражались между собой Закон и Хаос, оставив после себя опустошенные земли, на которых никогда больше не сможет возродиться жизнь.

В конце концов он загнал своего коня, и сердце животного разорвалось; Элрик оставил его труп и продолжил бегство пешком, направляясь к морю, к этому узкому берегу, и теперь он не мог ни идти вперед, ни вернуться назад, опасаясь, что враги подстерегут его.

Он много бы отдал сейчас за лодку. Скоро собаки обнаружат его след и выведут своих хозяев к берегу. Его пробрала дрожь. Уж лучше умереть здесь в одиночестве, быть убитым теми, кто даже не знает его имени. Он жалел только, что Симорил не будет знать, почему он не вернулся к концу года.

Пищи у него оставалось мало, подходили к концу и запасы снадобья, которое поддерживало в нем силы. Не возобновив в себе энергии, он не мог воспользоваться колдовством, с помощью которого можно было попытаться получить какое-нибудь плавучее средство, пересечь море и попасть, скажем, на остров Пурпурных городов, народ которого был меньше всех враждебен Мелнибонэ.

Прошли месяцы с тех пор, как он оставил свой двор, будущую королеву, посадил до своего возвращения на троне Йиркуна. Он полагал, что узнает больше о человеческой породе, населяющей Молодые королевства, если поживет среди них, – но они не принимали его, демонстрируя либо свою неприкрытую ненависть, либо настороженность, либо покорность. Нигде он не нашел никого, готового поверить, что мелнибониец (а они не знали, что он – император) по доброй воле решил связать свою судьбу с человеческими существами, которые когда-то были в рабстве у этой жестокой и древней расы.

И вот теперь, стоя у бушующего моря, чувствуя себя в западне и почти уже побежденным, Элрик знал, что он один во враждебной вселенной, без друзей и без цели – бесполезный больной анахронизм, глупец, низведенный на самое дно собственным комплексом неполноценности, своей полной неспособностью верить в правоту или несправедливость чего бы то ни было. Ему недоставало веры в собственную расу, в право властвовать, полученное им от рождения, в богов или людей, а самое главное – ему недоставало веры в себя самого.

Его шаг замедлился, ладонь легла на рукоять рунного меча. Буревестник, полуразумное создание неведомых сил, оставался теперь его единственным спутником, его единственным наперсником, и у Элрика вошло в болезненную привычку говорить с мечом, как другие говорят с конем или как заключенный может делиться мыслями с тараканом в камере.

– Ну так что, Буревестник, может быть, зайдем в море и покончим со всем этим? – Голос его звучал глухо, едва слышно. – Так мы по крайней мере получим удовольствие, введя в недоумение наших преследователей.

Он сделал нерешительное движение в сторону моря, но его усталому мозгу показалось, что меч запротестовал, зашевелился у него на бедре, потянул его назад. Альбинос усмехнулся.

– Ты существуешь, чтобы жить и забирать жизни. А я, судя по всему, существую, чтобы нести тем, кого я люблю и ненавижу, освобождение в смерти, – и в конце концов умереть. Иногда так мне и кажется. Печальная закономерность, если только это действительно закономерность. Но за этим должно стоять что-то большее…

Он повернулся спиной к морю и, подставив лицо легкому дождю, принялся вглядываться в чудовищные тучи, что клубились у него над головой. Прислушался к сложной, печальной музыке моря, обрушивающегося волнами на скалы и гальку и вновь откатывающегося назад. Дождь лишь немного освежил его. Он не спал две ночи совсем, а перед этим почти не спал еще несколько ночей. До того как загнать до смерти лошадь, он скакал почти неделю.

У основания влажного гранитного утеса, поднимавшегося футов на тридцать над его головой, он нашел выемку, в которой можно было спрятаться от порывов дождя и ветра. Завернувшись поплотнее в кожаный плащ, он протиснулся в эту нору и сразу же заснул. Пусть они его найдут, пока он спит. Он хотел умереть, не зная об этом.

Элрик шевельнулся, и в глаза ему ударил резкий серый свет. Он поднял голову, едва сдержав стон – шея у него затекла, – и открыл глаза. Моргнул. Настало утро. Может, даже уже был день, но солнца видно не было. Берег был покрыт холодным туманом. Сквозь туман на небе все еще были видны темные тучи, создававшие эффект огромной пещеры. Море слегка волновалось, продолжая плескаться и шипеть, набегая на берег, хотя и казалось гораздо спокойнее, чем накануне вечером. Звука бури больше не было слышно. Воздух сильно похолодал.

Элрик приподнялся, опираясь на меч, и внимательно прислушался – но ничто не говорило о приближении его врагов. Они, несомненно, прекратили поиски – возможно, после того как нашли его коня.

Элрик вытащил из поясной сумки ломоть копченого бекона и сосуд с желтоватой жидкостью. Глотнув из сосуда, он вставил на место пробку и, вернув сосуд в сумку, принялся жевать бекон. Он испытывал жажду. Он побрел вдоль берега и нашел лужицу с дождевой водой, почти не испорченной солью. Он напился, поглядывая вокруг. Туман был довольно густым, и Элрик знал: если он отойдет далеко от берега, то сразу же заблудится. Впрочем, имело ли это какое-то значение? Ему некуда было идти. Его преследователи поняли это. Без коня он не может вернуться в Пикарайд, самое восточное из Молодых королевств. Без лодки он не сможет выйти в море и попытаться вернуться на остров Пурпурных городов. Он не помнил ни одной карты, на которой было бы показано восточное море, и понятия не имел, далеко ли он ушел от Пикарайда. Император решил, что если хочет выжить, то должен идти на север – другой возможности у него нет. Он должен идти вдоль берега в надежде рано или поздно выйти к какому-нибудь порту или рыбацкой деревне, где он сможет немногими оставшимися у него вещами заплатить за плавание по морю. Но эта надежда была невелика, потому что еды и снадобья осталось у него от силы на день-два.

Он глубоко вздохнул, готовясь к пути, и тут же пожалел об этом: туман впился ему в горло и легкие тысячью булавочек. Закашлялся. Сплюнул на гальку.

И тут он услышал нечто иное, чем переменчивый шепоток моря. Это было мерное поскрипывание, словно звук шагающих ног, обутых в жесткую кожу. Его правая рука переместилась к левому бедру и мечу, висевшему там. Он поворачивался в разные стороны в поисках источника шума, но в тумане ничего нельзя было понять. Шум мог доноситься откуда угодно.

Элрик украдкой направился назад к своему убежищу и, встав спиной к утесу, чтобы никто не мог подобраться к нему сзади, стал ждать.

Скрип повторился, и к нему добавились другие звуки. Элрик услышал позвякивание, всплески, похоже – какой-то голос, шаги по дереву. И тут он понял, что либо у него начались галлюцинации – побочный эффект его снадобья, либо он слышал, как корабль приблизился к берегу и встал на якорь.

Элрик вздохнул с облегчением; у него возникло искушение посмеяться над собой – уж слишком быстро он решил, что этот берег необитаем. Он думал, что эти мрачные утесы тянутся на многие мили, возможно на сотни миль во всех направлениях. Вероятно, эта мысль была следствием усталости и мрачного настроения. Элрику пришло в голову, что он вполне мог открыть страну, не нанесенную на карту, но достаточно цивилизованную, где есть корабли и гавани для них.

Но альбинос не спешил покинуть свое укрытие. Напротив, он отошел за утес, вглядываясь в туман в направлении моря. Наконец он разглядел тень, которой не было там вчера. Черная угловатая тень, которая не могла быть ничем иным, как кораблем. Он заметил что-то похожее на корабельные канаты, услышал что-то напоминающее звуки голосов, поскрипывание снастей – спускались паруса на мачте.

Элрик прождал не меньше часа, ожидая, что команда сойдет на берег, иначе зачем они вообще входили в эту опасную бухту. Но на корабль опустилась тишина, словно вся команда улеглась спать.

Элрик осторожно вышел из-за утеса и пошел к кромке берега. Теперь очертания корабля вырисовывались яснее на фоне красноватого солнечного света за ним, слабого и водянистого, рассеянного туманом. Это был корабль средних размеров, весь сработанный из черного дерева. Его конструкция была замысловатой, незнакомой Элрику – высокие палубы на корме и носу и никаких следов весельных портов. Это было необычно для корабля – ни в Мелнибонэ, ни в Молодых королевствах таких не делали, – что вроде бы подтверждало его мысль: он столкнулся с цивилизацией, по какой-то причине отрезанной от остального мира, как Элвер или Неведомый Восток были отделены от остального мира огромными пространствами Вздыхающей пустыни и Плачущей пустоши.

Он не видел никакого движения на борту, не слышал звуков, какие предполагаешь услышать на корабле, даже когда большая часть команды отдыхает. Туман слегка рассеялся, и теперь больше солнечных лучей освещало корабль. Элрик увидел мощные штурвалы как на носовой, так и на кормовой палубах, стройную мачту, свернутый парус, сложную геометрическую резьбу перилец и ростра, огромный, искривленный нос, который создавал ощущение силы и мощи, и альбинос даже подумал, что перед ним военный, а не торговый корабль. Но с кем можно сражаться в этих водах?

Он, забыв об осторожности, сложил ладони чашечкой, поднес их ко рту и крикнул:

– Эй, на борту!

Элрику показалось, что в тишине, которая была ему ответом, присутствует какая-то нерешительность, словно люди на борту услышали его, но не знают – следует ли им отвечать.

– Эй, на борту!

На левой палубе появилась фигура, перевесилась через борт, глядя в его сторону. На незнакомце были доспехи, такие же темные и странные, как конструкция корабля. Шлем скрывал большую часть лица, но Элрик разглядел густую золотистую бороду и проницательные голубые глаза.

– Эй, на берегу, – сказал человек в доспехах. Его акцент был незнаком Элрику, тон его, как и вообще манеры, был небрежен. Элрику показалось, что человек улыбнулся. – Что тебе от нас надо?

– Помощи, – сказал Элрик. – Я попал в беду. Мой конь пал. Я заблудился.

– Заблудился? Ух ты! – Голос человека эхом разнесся в тумане. – Заблудился. И ты хочешь подняться на борт?

– Я могу заплатить, хотя и не очень много. Я могу предложить свои услуги в качестве платы, если вы доставите меня до ближайшего порта, куда направляетесь, или высадите где-нибудь вблизи Молодых королевств. Там я обзаведусь картой и смогу двигаться дальше самостоятельно…

– Ну что ж, – неторопливо сказал другой, – для воина всегда найдется работа.

– У меня есть меч, – сказал Элрик.

– Вижу. Хорошее боевое оружие.

– Так я могу подняться на борт?

– Сначала мы должны посоветоваться. Подожди немного…

– Конечно, – сказал Элрик.

Манеры этого человека привели Элрика в замешательство, но перспектива тепла и еды на борту воодушевила его. Он терпеливо ждал, и наконец рыжебородый воин снова появился на палубе.

– Как тебя зовут? – спросил воин.

– Я Элрик из Мелнибонэ.

Воин вроде бы сверялся со списком – его палец скользил по пергаментному свитку; наконец рыжебородый удовлетворенно кивнул и засунул список за пояс с огромной пряжкой.

– Ну что ж, – сказал он, – ожидание имело смысл. Я никак не мог поверить.

– И о чем же вы совещались и чего ждали?

– Тебя, – сказал воин, сбрасывая за борт веревочную лестницу, конец которой погрузился в воду. – Добро пожаловать на борт, Элрик из Мелнибонэ.

Элрика удивила небольшая глубина моря, и он не мог понять, как столь большой корабль смог подойти так близко к берегу. Войдя в море по грудь, альбинос ухватился за черную ступень лестницы. С большим трудом удалось ему вытащить свое тело из воды – ему мешали и покачивание корабля, и тяжесть рунного меча, но в конце концов он все-таки перевалился через борт и встал на палубу. Вода стекала с его одежды, он весь дрожал от холода.

Элрик огляделся. Сверкающий красноватый туман прилип к темным реям и такелажу, белый туман лежал на крыше и боковинах двух больших строений, расположенных перед мачтой и за ней, и этот туман не был похож на тот, что висел в воздухе за кораблем. Элрику даже показалось, что этот туман путешествует вместе с кораблем. Он улыбнулся про себя, объясняя свои странные ощущения тем, что он почти не спал и не ел. Когда корабль окажется в более солнечных водах, Элрик наверняка увидит, что это совершенно обыкновенное судно.

Светловолосый воин взял Элрика за руку. Ростом он не уступал альбиносу и имел плотное телосложение. Улыбнувшись под шлемом, он сказал:

– Идем вниз.

Они подошли к сооружению перед мачтой, и воин, открыв раздвижную дверь, отступил в сторону, пропуская Элрика вперед. Пригнувшись, альбинос вошел в теплое помещение. Здесь горела лампа красно-серого стекла, висевшая на четырех серебряных цепочках, прикрепленных к потолку. В свете лампы Элрик увидел несколько плотных фигур в доспехах самого разнообразного вида. Они сидели за квадратным прочным столом, вделанным в пол. Все лица повернулись к Элрику и вошедшему за ним воину, который сказал:

– Это он.

Один из присутствующих, сидевший в самом дальнем углу каюты, чье лицо невозможно было разглядеть в тени, кивнул:

– Да, это он.

– Вы знаете меня? – спросил Элрик, усаживаясь на край скамьи и снимая с себя промокший кожаный плащ. Ближайший к Элрику воин придвинул к нему металлическую кружку с горячим вином, и альбинос с благодарностью принял ее. Он начал пить небольшими глотками терпкую жидкость, удивляясь тому, как быстро она прогнала холод из его костей.

– В некотором смысле, – ответил сидевший в тени воин. Голос его звучал иронически и в то же время грустно, и Элрика это не обидело, потому что язвительность, казалось, в большей степени относилась к самому говорившему, чем к Элрику.

Светловолосый воин уселся напротив Элрика.

– Меня зовут Брут, – сказал он. – Я из Лашмара, где у моей семьи до сих пор есть земля, но я не заглядывал туда уже много лет.

– Значит, ты из Молодых королевств? – спросил Элрик.

– Да, когда-то был.

– Значит, ваш корабль не заходит в те края?

– Видимо, не заходит, – сказал Брут. – Я думаю, что сам-то я на борту не очень давно. Я искал Танелорн, но вместо него нашел этот корабль.

– Танелорн? – Элрик улыбнулся. – Сколько же народу, оказывается, ищет это мифическое место. Тебе не знаком человек по имени Ракхир, когда-то он был воином-жрецом в Фуме? У нас с ним было одно совместное приключение. Он оставил меня, а сам отправился на поиски Танелорна.

– Я его не знаю, – сказал Брут из Лашмара.

– А эти воды, – спросил Элрик, – они далеко от Молодых королевств?

– Очень далеко, – сказал сидевший в тени человек.

– Может быть, вы из Элвера? – спросил Элрик. – Или из какого другого места, расположенного в тех краях, что мы на западе называем Неведомым Востоком?

– Большинство наших земель и в самом деле вам неведомы, – сказал человек из тени и рассмеялся.

И опять Элрик не уловил в его смехе ничего оскорбительного для себя. И вся таинственность, на которую намекал этот человек, нимало не тревожила его. Солдаты удачи – а Элрик решил, что именно с такими людьми он и имеет дело, – радовались своим шуткам и намекам. Обычно больше их ничего и не объединяло, кроме готовности продать свое умение сражаться тому, кто хочет за это заплатить.

Снаружи раздался звук поднимаемого якоря, и качка усилилась. Потом Элрик услышал хлопки поднятого паруса. Он спрашивал себя, как они собираются выйти из бухты – на море стоял почти полный штиль. Он обратил внимание, что лица воинов, которые были видны ему, напряглись, когда корабль начал двигаться. Элрик переводил взгляд с одного мрачного, испуганного лица на другое и спрашивал себя – а не выглядит он сам точно так же?

– И куда же мы направляемся? – спросил он.

Брут пожал плечами.

– Я знаю одно: мы должны были зайти сюда, чтобы подобрать тебя, Элрик из Мелнибонэ.

– Вы знали, что я буду здесь?

Человек в тени шевельнулся и отхлебнул еще немного горячего вина из кувшина, стоявшего в углублении в центре стола.

– Ты последний, кто был нам нужен, – сказал он. – А я был взят на борт первым. Пока у меня не было поводов жалеть, что я отправился в это путешествие.

– А как тебя зовут? – Элрик решил, что хватит ему пребывать в таком невыгодном положении.

– Ах, уж эти имена. У меня их было немало. Больше всего мне нравится Эрекозе. Но еще, насколько мне известно, меня называли Урлик Скарсол, Джон Дейкер, Илиана из Гараторма. Что-то подсказывает мне, что я был и Элриком Женоубийцей…

– Женоубийцей? Не очень приятное прозвище. И кто же этот другой Элрик?

– На это я не могу дать полного ответа, – сказал Эрекозе. – Но я, кажется, разделяю это имя более чем с одним пассажиром на нашем корабле. Я, как и Брут, искал Танелорн, но оказался на этом корабле.

– У нас у всех это общее, – сказал еще один воин. Это был чернокожий человек, черты лица которого были странным образом искажены рассекавшим его лицо шрамом в виде перевернутой буквы V, начинавшимся на лбу, проходившим через обе глазницы и щеки и заканчивающимся на скулах. – Я был в земле, называемой Гхаджа-Ки, – неприятнейшее, заболоченное место, населенное странной и больной жизнью. Мне рассказывали про город, который находится там, и я решил, что это и есть Танелорн. Я ошибался. Населяют эту землю голубокожие двуполые люди, которые вознамерились избавить меня от пороков моего неправильного развития – исправить цвет моей кожи и лишить признаков пола. Этот шрам – их рук дело. Боль, которую я испытал во время этой операции, придала мне сил, и я смог вырваться и бежать голым в болота. Я брел по болотам много миль и наконец вышел к озеру, из которого вытекала широкая река. Над ней висели тучи насекомых, с жадностью набросившихся на меня. Но тут появился этот корабль, и я был более чем рад найти на нем убежище. Меня зовут Отто Блендкер, прежде книжник из Брунса, а теперь сделавшийся за свои грехи наемником.

– Брунс? Это где-то неподалеку от Элвера? – спросил Элрик. Он никогда прежде не слышал об этом месте в Молодых королевствах.

Чернокожий покачал головой.

– Элвер мне неизвестен.

– Значит, мир значительно больше, чем я себе представлял, – сказал Элрик.

– Вот уж точно, – отозвался Эрекозе. – А что ты ответишь, если я предложу тебе такую теорию: море, по которому мы плывем, находится в нескольких мирах.

– Я склонен тебе поверить, – улыбнулся Элрик. – Я изучал такие теории. Больше того, я побывал в других мирах.

– Я рад это слышать, – сказал Эрекозе. – Не все на нашем корабле готовы принять мою теорию.

– Я ее почти что принял, – сказал Отто Блендкер, – хотя она меня и ужасает.

– Согласен, – послышался снова голос Эрекозе. – Ужасает даже больше, чем ты можешь себе представить, друг Отто.

Элрик придвинулся к столу и отхлебнул еще вина. Его одежда немного подсохла, и физически он чувствовал себя гораздо лучше.

– Я рад, что этот туманный берег остался позади, – сказал Элрик.

– Берег-то остался, – сказал Брут. – Но вот туман – он всегда с нами. Туман словно следует за кораблем, или корабль, куда бы он ни плыл, сам создает этот туман. Мы очень редко видим землю, а когда все же видим – как сегодня, – то она такая тусклая, как отражение в блеклом погнутом щите.

– Мы плывем по потустороннему морю, – сказал другой воин, протягивая к кувшину руку в рукавице. Элрик передал ему кувшин. – В Хасгхане, откуда я родом, есть легенда о Заколдованном море. Если моряк оказывается в его водах, он никогда не вернется домой, он обречен на вечные скитания.

– Боюсь, что в твоей легенде есть доля правды, Терндрик из Хасгхана, – сказал Брут.

– А сколько всего воинов на борту? – спросил Элрик.

– Шестнадцать, если не считать Четверых, – сказал Эрекозе. – Всего двадцать. В команде человек десять, и потом есть еще капитан. Ты его, несомненно, скоро увидишь.

– Четверых? И кто же они?

Эрекозе рассмеялся.

– Мы с тобой – двое из Четверых. Двое других в передней каюте. А если хочешь узнать, почему нас называют Четверо, то спроси капитана, хотя, должен тебя предупредить, его ответы не всегда понятны.

Элрик вдруг почувствовал, что его качнуло.

– Этот корабль развивает неплохую скорость, – сказал он, – если учесть, что ветра почти нет.

– Отличная скорость, – согласился Эрекозе.

Он поднялся из своего угла – широкоплечий человек неопределенного возраста, явно немало повидавший в жизни. Он был красив и, несомненно, участвовал не в одной схватке, потому что руки и лицо у него сплошь были покрыты шрамами, хотя и не изуродованы. Его глаза, хотя и глубоко посаженные и темные и, казалось, не имеющие определенного цвета, были странно знакомы Элрику. Он чувствовал, что когда-то видел их во сне.

– Мы не встречались раньше? – спросил Элрик.

– Возможно… или еще встретимся. Какое это имеет значение? Наши предназначения одинаковы. У нас одна судьба. И возможно, у нас есть и еще кое-что общее.

– Еще? Я не понял первую часть твоего высказывания.

– Ну, это и к лучшему, – сказал Эрекозе, протискиваясь между своих товарищей, чтобы перебраться на другую сторону стола. Он положил свою удивительно мягкую руку на плечо Элрика. – Идем, мы должны встретиться с капитаном. Он изъявил желание увидеть тебя сразу же, как ты появишься.

Элрик кивнул и поднялся.

– Этот капитан – как его имя?

– Он не назвал нам ни одного, – сказал Эрекозе.

Они вдвоем вышли на палубу. Туман был густой и мертвенно-бледный, как и прежде, лунные лучи больше не пятнали его. Дальний конец палубы был почти не виден, и, хотя корабль двигался довольно быстро, ветра Элрик не почувствовал. Однако воздух был теплее, чем он ожидал. Альбинос последовал за Эрекозе вперед в каюту, находившуюся ниже той палубы, где располагался один из штурвалов-двойников, при котором находился высокий человек в одежде из стеганой оленьей кожи. Стоял он так недвижно, что напоминал статую. Рыжеволосый рулевой и глазом не повел, когда они проходили мимо, направляясь к входу в каюту, однако Элрик мельком увидел его лицо.

Дверь, казалось, была сработана из какого-то отшлифованного металла, который поблескивал, как выделанная шкура животного. Она была красновато-коричневой – и самой яркой из всего, что Элрик пока видел на корабле. Эрекозе легонько постучал в дверь.

– Капитан, – сказал он. – Элрик прибыл.

– Входите, – раздался голос, звучавший одновременно мелодично и как бы издалека.

Когда дверь открылась, наружу хлынул розоватый свет, который чуть не ослепил Элрика. Когда его глаза привыкли к освещению, он увидел очень высокого, одетого в светлое человека, который стоял на ярком ковре в середине каюты. Элрик услышал, как дверь закрылась, и понял, что Эрекозе остался на палубе.

– Ты пришел в себя, Элрик? – спросил капитан.

– Да – благодаря вашему вину.

В чертах лица капитана было не больше человеческого, чем в чертах Элрика. Они были тоньше и одновременно резче, чем черты мелнибонийцев, но в то же время имели какое-то сходство с ними – такой же овальный разрез глаз, такое же сужение лица к подбородку. Длинные волосы капитана ниспадали ему на плечи рыжевато-золотистыми волнами, а на лбу были подобраны обручем из голубого нефрита. Одет он был в светлую тунику и рейтузы, на ногах – серебряного цвета сандалии и серебряные ремешки до колен. Если бы не одежда, то он был бы точной копией рулевого, которого только что видел Элрик.

– Хочешь еще вина?

Капитан направился к сундуку в дальней стороне каюты около закрытого иллюминатора.

– Спасибо, – сказал Элрик.

Теперь он понял, почему глаза капитана не смотрели на него. Капитан был слеп. При том, что двигался он точно и ловко, было очевидно, что он ничего не видит. Он налил вина из серебряного кувшина и пошел в сторону Элрика, держа перед собой кубок. Элрик шагнул вперед и принял его.