Текст книги "Реальность на продажу"

– Я ведь так любила отца, – вдруг призналась Карен.

Слезы ей удавалось сдерживать, но голос звучал хрипло и сдавленно, словно она пыталась подавить рвущиеся наружу чувства. Горечь или гнев. Или и то и другое.

– Он для меня был всем. Каждый вечер я не могла дождаться, когда он придет домой, какие игры мы с ним только не придумывали! Даже когда мне было уже двенадцать, я старалась не отходить от него ни на шаг. Помню, однажды он взял меня на прием в свой офис. Я им так гордилась! И он гордился мною. Просто не могла поверить, когда он нас оставил. Как он мог меня бросить, Марк? Как он только смог?

На секунду она остановила на мне страдающий ищущий взгляд. Ищущий что-то, чего я ей дать был не в силах. Карен быстро отвела глаза, уставившись в свою тарелку. Лицо ее окаменело, она молча сидела, медленно покачиваясь взад-вперед. Казалось, вот-вот из ее горла вырвется жуткий дикий вопль, а вместе с ним и глубоко спрятанные внутри боль и ярость. Нечто подобное я уже наблюдал и раньше, когда ее бросил тот тип, – картина, надо сказать, пугающая.

Еще девчонкой, после того, как отец ушел от ее матери, Карен побывала у множества психиатров. Не знаю, что они там у нее нашли и насколько смогли ей помочь. Сама Карен подробностей не рассказывала, а я расспрашивать не решался. Потом, когда тот тип с ней порвал, она оказалась на грани нервного срыва. Я считал, что ей просто необходимо кому-то выговориться, и так ей прямо и сказал. В конечном итоге получилось, что этим кем-то стал я, и со временем Карен удалось прийти в себя. Втайне я этим немало гордился, однако теперь начал сомневаться, что одних задушевных бесед со мной было достаточно. Недавняя встреча с бывшим возлюбленным и сегодняшний разговор о ее отце, похоже, вернули нас к тому, с чего мы начинали.

Я молча сидел, моля Бога, чтобы Карен сумела взять себя в руки. Минут через пять она стала успокаиваться.

– Извини, – вскинула она на меня глаза.

– Все нормально? – осторожно спросил я.

– Да.

Ужин мы закончили в тягостном молчании, расплатились и поехали домой.

* * *

Я сделал глоток шампанского из высокого бокала и откинулся на спинку кресла. Между облаками далеко внизу мелькнули огни Шеффилда. Несмотря на то что день выдался промозглым и холодным, душу мне грел по-настоящему крупный выигрыш.

Этим утром я заехал за Грегом к нему на квартиру в Кенсингтоне на Черч-стрит. На ипподром Грег попал впервые, и ему не терпелось понять, что же я мог там найти интересного. Добрались мы туда как раз к обеду, за которым я и познакомил его с программой скачек. Все мое внимание было приковано к третьему заезду и участвовавшему в нем шестилетнему жеребцу по кличке Баскерс Бой. В марте я уже видел, как он бежал в «Фонтуэлл-парк». Тогда он пришел четвертым, отстав от победителя всего на четыре корпуса. Это было его первое выступление после длительного отсутствия на дорожке, и жокей жеребца явно щадил, у финишного столба он был таким свеженьким, будто и не проскакал только что более двух миль.

Сегодня я связывал с ним большие надежды. Во-первых, он ведь происходил от жеребца по кличке Дип Ран, которому в свое время на мягкой дорожке не было равных, во-вторых, сегодня им управлял новый жокей, некто А. П. Маккой, уже успевший, несмотря на свою молодость, выиграть несколько скачек. Поэтому, потолкавшись в толпе букмекеров, я отыскал среди них двоих, принимавших ставки из расчета восемь к одному, и рискнул двумя сотнями фунтов. Грег всеми силами попытался склонить к таким же условиям букмекера, предлагавшего семь к одному, но тот оказался несговорчивым, и Грег решил ставок вообще не делать, как он заявил, «из принципа».

Дистанция заезда составляла две с половиной мили, и первые полторы из них Баскерс Бой преодолел с удивительной легкостью. Когда же до финиша оставалось всего три четверти мили, жеребец на полном скаку неожиданно свернул с дорожки, наездник дернулся, взмахнул руками и соскользнул на правый бок лошади. Сердце у меня чуть не остановилось... Однако жокей сумел вскарабкаться в седло, выправить жеребца, и они благополучно пришли к финишному столбу, оставив далеко позади остальных.

Ипподром я покидал, с наслаждением ощущая, как тугая пачка банкнот оттопыривает задний карман брюк. А Грег был вне себя от злости. Мой крупный выигрыш побудил его бездумно рассовать букмекерам около двух сотен фунтов, однако ему не повезло. Грег стал на двести фунтов беднее.

– Господи, какой же, на хрен, это спорт, чистый грабеж и только! – кипятился он. – Нет, сюда я больше ни ногой! Никогда и ни за что!

Но я-то знал, что на ипподром он обязательно еще придет. Несмотря на убытки, скачки его увлекли, к тому же мой пример убедил Грега, что выигрыш здесь вполне возможен. И теперь он будет возвращаться и возвращаться сюда до тех пор, пока не выиграет сам.

К скачкам я пристрастился еще со школьной скамьи. Отец одного из моих приятелей был тренером, и он не только научил меня разбираться в тайнах программ заездов, но и заразил своей страстью к скаковым лошадям. Мне полюбилось играть на скачках, хотя больших ставок я не делал. Я понимал, что другие располагают куда большей информацией и потому получают куда больше денег. По сравнению с ними шансов на удачу у таких, как я, было немного. Однако я стремился к выигрышу, анализировал программы заездов, на протяжении всего сезона следил за результатами выступлений нескольких приглянувшихся мне лошадей, изучал их родословные, показатели на различных дистанциях, сопоставлял множество прочих факторов, которые каким-то загадочным образом обусловливают победу той или иной лошади. Окупались такие усилия крайне редко, однако когда это случалось, я был по-настоящему счастлив.

Тот факт, что Карен обычно ставила на жокеев, носящих самые яркие цвета, и часто при этом выигрывала, я высокомерно списывал на затянувшееся везение, которое обычно сопутствует новичкам.

Стюардесса протянула мне голубой пластиковый подносик и кивком указала на мой пустой бокал.

– Желаете еще шампанского, сэр?

– Да, пожалуйста, – согласился я. А почему бы и нет, сегодня я его заслужил.

Мысли мои вновь вернулись к Ричарду и к тому, что мне предстояло услышать по прибытии в Шотландию. Я был абсолютно уверен, что он попросит меня придумать какой-нибудь способ выпутаться из финансовых затруднений. Мне очень хотелось надеяться, что предложение клиента «Вагнер – Филлипс» все еще остается в силе. В теперешней ситуации мое решение вложить не только свои деньги в «Фэрсистемс», но и позволить сделать это Карен стало представляться ошибочным. С другой стороны, если бы мы тогда не выручили Ричарда наличностью, «Фэрсистемс» уже потерпела бы крах, а вместе с ней такая же участь постигла бы и все достижения и мечты брата.

Самое худшее во всем этом было то, что происходящее с компанией начало отражаться на моем отношении к Ричарду. Несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте, мы всегда были с ним очень близки, всегда доверяли и помогали друг другу.

Теперь я чувствовал, что не могу полностью положиться на Ричарда, и это ощущение было весьма неприятным.

* * *

Самолет приземлился с небольшим опозданием, в половине десятого вечера. Ричард меня не встречал. Я побродил по залу ожидания, заглянул в кафе, бар и магазины. Его нигде не было. Тогда я позвонил ему домой, там никто не ответил. Должно быть, застрял в дороге.

В десять я начал беспокоиться. В четверть одиннадцатого в голову мне стали приходить разные мысли. Может, он попал в аварию? Или забыл о нашей встрече и задержался на заводе? В том, что субботним вечером он пропадает на работе, для него нет ничего необычного. Я позвонил на завод в Гленротс. В конце концов трубку сняла какая-то женщина, которая была уверена, что Ричард должен быть у себя дома в Керкхейвене. Она также сообщила, что он предупредил, что в воскресенье, возможно, заскочит на завод немного поработать.

Торчать в аэропорту больше не имело смысла. На мое счастье, одно из агентств проката автомобилей было еще открыто, я арендовал «форд» и отправился в сорокапятимильное путешествие в Керкхейвен. Из-за усталости поездка показалась мне невероятно долгой. Путь мой лежал к северу от моста Форт к Файфу, затем на восток к Ист-Ньюк, как называют вдающийся в Северное море полуостров, где рассеяны прелестные рыбацкие деревушки. Одна из них и есть Керкхейвен. Туда я добрался только к полуночи.

Я осторожно рулил по крутым узким улочкам, сейчас абсолютно безлюдным, если не считать трех-четырех пьянчуг, которые, спотыкаясь и пошатываясь, возвращались домой. Подъехав к причалу, разглядел в конце мола приземистый маяк, резко очерченный черный силуэт на более светлом фоне сероватого неба и моря. В самом устье речушки Инч, впадающей в море в окрестностях Керкхейвена, на невысоком утесе виднелся Инч-Лодж, дом моего брата. Одной стороной он выходил на море, на другом берегу, напротив, высилась пресвитерианская церковь. К стене дома прилепился небольшой лодочный сарай, который Ричард переоборудовал в мастерскую, где он с паяльником в руках проводил иной раз ночи напролет.

Я остановил машину у сарая и вышел. После долгого сидения за рулем ночной холодный и солоноватый воздух приятно бодрил. Дом стоял темный и безмолвный. Я нажал на кнопку звонка. Никакого ответа. Нажал еще несколько раз, подергал дверную ручку. Дверь была заперта. Я стал мерзнуть. Огляделся по сторонам. Набережная словно вымерла, лишь в домах на склонах холма кое-где светились редкие огоньки. В ночной тьме тихо ворчал морской прибой. Где-то на берегу раздался взрыв пьяного смеха, и тут же вновь наступила полная тишина. Я посмотрел на дом, неясно желтеющий в свете полумесяца. Тревога охватила меня уже по-настоящему. Похоже, брат по дороге в аэропорт действительно попал в аварию. Надо только точно удостовериться, что его здесь нет. Я обошел дом и направился к сараю. Ага! Дверь в мастерскую открыта, но внутри темно.

Когда я подошел поближе к двери, понял, что ошибся. В мастерской мерцал неяркий голубоватый свет. Наверное, брат просто выключил верхнее освещение.

– Ричард! – позвал я, но он не откликнулся, тогда я распахнул дверь пошире и заглянул в сарай. – Рича...

Глава 5

Он лежал на полу мастерской с раскроенной головой.

Не знаю, как долго я не мог отвести глаз от этой страшной картины. Секунду? Десять? Верхняя часть черепа представляла собой жуткое красно-серое месиво, из которого торчали белые зазубрины раздробленных костей. Рот приоткрыт, в неярких голубых бликах монитора поблескивают передние зубы.

Шампанское и ужин, которыми меня потчевали в самолете, горьким комом поднялись к горлу, я бросился к двери. Согнулся над утоптанной дорожкой, задыхаясь в рвотных спазмах и пытаясь глотнуть воздуха... Наконец сумел распрямиться, хотел было вернуться в сарай, к брату, но не нашел в себе сил.

Я с трудом перевел дыхание и на ватных ногах заковылял к набережной. Остановился у первого попавшегося дома и нажал кнопку звонка. Потом принялся колотить в массивную створку увесистым дверным молотком, и барабанил до тех пор, пока не раздался хриплый голос, в котором слышались страх и раздражение:

– Ну кто там еще? Что надо?

– Это брат Ричарда Фэрфакса. Вашего соседа из Инч-Лодж. Его убили. Нужно вызвать полицию.

Дверь распахнулась, на пороге в распахнутом халате появился невысокий, но коренастый старичок с абсолютно лысой головой и внушительным брюшком, нависающим над пижамными штанами. Приладить себе вставную челюсть старичок впопыхах забыл. Он окинул меня подозрительным взглядом, потом пригласил в дом:

– Заходи, сынок. Телефон у нас вон там.

Я набрал 999 и терпеливо ответил на все вопросы диспетчера Службы спасения. Обернувшись, увидел, что к старичку присоединилась его супруга, тоже без зубов.

– Ох, на вас прямо лица нет! Присядьте-ка, я принесу вам чайку, – сочувственно прошамкала она.

Я устроился за кухонным столом.

– Какой там чаек! Вот что ему сейчас нужно! – авторитетно заявил ее муж, и через секунду передо мной стоял стакан, до половины наполненный золотистой жидкостью.

Я отхлебнул, горло и истерзанный желудок обожгло, словно кипятком. Поморщившись, я осушил стакан до дна.

Через некоторое время в дверь позвонили, и в кухню вошел полисмен. Тщедушный коротышка с сержантскими нашивками, тоненькие холеные усики, пронзительные темные глазки.

– Марк Фэрфакс? – едва взглянув на меня, произнес он негромким, но уверенным голосом. – Сержант Кокрин. Вы заявили, что ваш брат убит.

– Да.

– Где это случилось?

– Хотите, чтобы я вам показал?

Кокрин кивнул. Мы вышли на улицу, где нас поджидали четверо полицейских. Я повел их вокруг дома к сараю, но сам даже близко подходить не стал. Через несколько секунд Кокрин вышел из мастерской, даже в темноте было заметно, как он побледнел. На усиках собрались капельки пота.

– Весьма сожалею, мистер Фэрфакс. Какой ужас! Давайте вернемся к Макаллистерам.

Он крепко взял меня под руку, и мы тронулись к соседнему дому. Старичок уже переоделся в рубашку и брюки от выходного костюма, его супруга хлопотала на кухне. Вставные челюсти у обоих были на месте. Они усадили нас за кухонный стол, и сержант задал мне несколько обычных в таких случаях вопросов. Откуда я приехал, когда и где обнаружил тело, не попадался ли мне кто-нибудь на глаза около дома Ричарда, трогал ли я что-либо в мастерской брата. Затем сообщил, что мне придется дождаться прибытия сотрудников отдела уголовного розыска.

Миссис Макаллистер суетилась вокруг меня, угощая чаем и успевая время от времени высунуть голову за дверь, чтобы посудачить с соседками о чрезвычайном происшествии. Мистер Макаллистер щедрыми дозами принимал целебное снадобье, которым до этого пытался привести меня в чувство. Я же к виски больше не притронулся, хотел хоть как-то разобраться с теснившимися в голове мыслями.

Ричард мертв.

Я не мог в это поверить. Казалось, что поздней ночью смотрю в темной комнате какой-то телефильм ужасов... Внезапно я осознал, что за столом напротив меня сидит какой-то тип. Мятый коричневый костюм скверного пошива, коричневый в желтую полоску галстук. Длинные тусклые волосы, пышные усы, которые не мешало бы подровнять. Обильные складки жира, свисающие через воротничок рубашки на грудь. Нос картошкой, украшенный хитросплетением фиолетовых прожилок.

– Ну что ж, мистер Фэрфакс, – обратился он ко мне. – Побеседуем?

И принялся задавать те же самые вопросы, что и сержант Кокрин. Я, кажется, ему отвечал. Единственное, правда, что помню из нашего разговора, так это затейливый фиолетовый узор у него на носу.

– Вам есть где переночевать? – поинтересовался он наконец.

– Нет. То есть пока не знаю. Собирался остановиться у Ричарда.

– К сожалению, туда нельзя. Нам надо осмотреть дом сверху донизу. Сержант Кокрин договорился с «Робберс-Армс», он вас проводит.

Номер для меня нашелся. Я плотно затворил за собой дверь. Гостиница стояла на холме прямо над Инч-Лодж, я видел его из окна своего номера – желтоватые стены, залитые светом установленных вокруг прожекторов. На набережной скопилось множество машин, на некоторых еще нетерпеливо посверкивали синие мигалки.

Охватившее меня оцепенение начало отступать. Оставшись один и глядя на дом Ричарда, я почувствовал закипающие на глазах слезы, горло сдавило рыдание. Я бросился на узкую кровать. Кто-то осторожно постучал в дверь, распахнул ее и тут же тихонько притворил.

Какое-то время я проплакал, громко всхлипывая, как ребенок, но постепенно успокоился. Встал, разделся, почистил зубы и забрался в постель. Однако заснуть не сумел. Не мог даже закрыть глаза – стоило лишь сомкнуть веки, как я вновь видел Ричарда, распростертого на полу в мастерской.

Промучившись час или два, я поднялся и принялся расхаживать по номеру, время от времени поглядывая на Инч-Лодж. Там все стихло. По двору бродили лишь несколько человек, многочисленные зеваки разошлись по домам досматривать свои сны.

Разрозненные обрывки мыслей проносились в голове, сталкиваясь и взрываясь невыносимой болью. Я метался по тесному номеру, закипая яростью от того, что все больше и больше запутывался в творившейся у меня в голове неразберихе. Уставший мозг начал сдавать, однако тело никак не находило покоя, только что пережитый шок продолжал бешено вбрасывать адреналин в каждую его клеточку. В конце концов я подошел к окну, несколько раз вдохнул полной грудью влажный морской воздух и вновь улегся в постель. Прошла, кажется, вечность, чернота в окне сменилась сероватым сумраком. Я встал, натянул на себя одежду и вышел из гостиницы.

Первые лучи еще низкого солнца легли туманным, как всегда на севере, светом на кремовые, желтоватые и белые дома Керкхейвена. Я спустился узкими улочками мимо масонской церкви и ярко разукрашенных лавок, ожидающих летнего нашествия туристов. Мой «форд» все еще стоял у дома Ричарда. Ветерок трепал ленты полицейского ограждения вокруг места происшествия. Его охраняли также два констебля.

– Доброе утро! – поздоровался я с одним из них.

– Доброе утро, сэр! – откликнулся он и отвел глаза – полицейский, судя по всему, знал, кто я такой, и не хотел начинать воскресное утро встречей с бедой и горем.

Я смотрел на дом, вспоминая мои прежние посещения. Он стоял в самом устье речушки. Цоколь обложен черными валунами отлив обнажил буроватую полоску песка. Слегка перекосившиеся дверные и оконные рамы выкрашены синей краской. Ричард купил этот дом несколько лет назад на оставленные ему мамой в наследство деньги. Тихое место, где брат любил оставаться наедине со своими мыслями, где ему в голову приходили самые блестящие его идеи.

Я побрел прочь от дома вдоль по набережной, мимо лавчонок, где торговали печеным картофелем и жареной рыбой с чипсами. Деревушка, казалось, вымерла, В гавани покачивалось несколько рыбацких лодок, но вокруг в столь ранний час не было ни души. Я направился к маяку в конце мола, уставившему око своего прожектора в Северное море. Пробравшись между бесчисленными корзинами для омаров, толстенными канатами и останками дряхлого автомобиля, я остановился у ворчливо бормотавшего движком красного судна для промысла устриц, заякоренного в двадцати ярдах от входа в гавань. Серые волны играли бликами восходящего солнца. Вдали виднелись пологие склоны холмов Ист-Лотиана[8]8
  Графство в Шотландии.


[Закрыть], перед ними высились два утеса, один серый, второй белый как мел.

Я решил возвращаться в Керкхейвен, деревушку, являвшую собой группку неброского вида домов, тесно прилепившихся друг к другу по склону холма. Вскоре приглушенный шум моря превратился в умиротворяющий, убаюкивающий фон, на котором редкие пронзительные вскрики чаек звучали особенно резко. Время от времени до меня доносился натужный рев изношенного двигателя видавшего виды автомобиля, сражающегося с крутыми подъемами на извилистых улочках. Над крышами домов гордо взмывали высокие башни трех церквей, недаром же деревушку звали Керкхейвеном[9]9
  Керкхейвен в буквальном переводе с шотландского означает «Прибежище церквей».


[Закрыть]. По левую сторону от гавани Инч пробивала себе путь сквозь скалы и песок между домом Ричарда и церковным кладбищем на противоположном берегу, усеянном бледно-желтыми нарциссами.

Вот здесь я его и похороню. Близ его любимой мастерской, среди тишины и покоя крохотной шотландской деревушки.

Я зажмурился от навернувшихся слез – и в то же мгновение вновь увидел тело Ричарда, распростертое на полу сарая. Я открыл глаза. Неужели мне никогда не избавиться от этих видений?

Он лежал, откинув левую руку, к потолку беспомощно тянулись обрубки двух пальцев. Его искалеченная рука стала своего рода тотемом нашей дружбы, нашей веры друг в друга.

Мне было шесть, Ричарду одиннадцать. Отец возился в саду, решил разбить клумбу. Я вскарабкался на груду камней высотой в пять футов, и они посыпались. Ричард, бросившись мне на помощь, успел каким-то чудом выдернуть меня, но сам поскользнулся. Камни обрушились на его руку. С тем, что осталось от пальцев, в больнице сделать ничего не смогли.

Он спас мне жизнь. Мог ли я уберечь его от смерти?

Скорбь нередко сопровождается еще и двумя другими сильными эмоциями – ощущениями гнева и вины. Этим утром я чувствовал себя глубоко виноватым перед братом.

Все думал о «Фэрсистемс». Компания оказалась на переднем рубеже самой захватывающей в мире новой технологии. Она обошла куда более крупные и щедро финансируемые фирмы. Вместе с дюжиной других гениев Ричард сделал виртуальную реальность действительно реальной. Я досадовал на него из-за финансовых промахов, но так ли важны были они на самом деле?

Я вспомнил нашу с ним последнюю встречу за ужином в моем доме. Расстались мы весьма холодно. Я не могу точно воспроизвести свои слова при прощании, однако не забыл, каким раздраженным тоном их произнес. Господи, как же я сейчас жалел об этом!

К тому же еще только позавчера у меня была возможность приехать и поговорить с ним, помочь брату, который столько раз выручал меня в прошлом, а я ее отверг! Если бы я тогда собрался к нему, был бы он сейчас жив? Я бросил его в беде, никогда себе этого не прощу. Я был в долгу перед Ричардом, можно сказать, в неоплатном. Я просто обязан позаботиться обо всем, что после него осталось, о доме, о его имуществе. И, конечно, о «Фэрсистемс».

Я начал замерзать. Повернулся и побрел назад к «Робберс-Армс». Проходя тесноватым вестибюлем гостиницы, услышал чей-то голос.

– Доброе утро! – Согнувшись под низкой притолокой, в дверях стоял высокий, но неимоверно худой человек – аккуратно подстриженная седая бородка, пиджак, строгий галстук. – Как спалось?

– Не очень, – нехотя буркнул я.

– Давайте-ка накормлю вас завтраком, – окинув меня взглядом, предложил он.

Идея что-нибудь перекусить мне неожиданно очень понравилась. Я молча кивнул.

– Присядьте пока вон там. Сейчас приготовлю.

Я устроился в небольшой столовой, и спустя некоторое время по ней поплыл дразнящий аромат шипящего на сковороде бекона.

Через десять минут он поставил передо мной чашку чая и огромную тарелку с яичницей, поджаренной с сосисками, беконом, помидорами, – в общем, все как положено.

– Вот, налегайте. – Радушно улыбнувшись, он оставил меня одного.

Я оценил его деликатность и, предоставленный сам себе, в мгновение ока очистил тарелку. Прогулка на свежем воздухе и плотный завтрак меня здорово взбодрили. Однако голова после бессонной ночи оставалась тяжелой. Я поднялся к себе в номер и сел к телефону.

Только восемь часов воскресного утра, но Дафни Чилкот говорила так, будто бодрствовала уже давным-давно. Возможно, так оно и было. Мать Карен принадлежала к тому типу женщин, которые убеждены, что срезать розы необходимо до рассвета.

– Доброе утро, Дафни. Это Марк. Можно Карен, пожалуйста?

До нее не сразу дошло, кто ее побеспокоил в столь ранний час.

– Ах, Марк! – спохватилась она наконец. – Как поживаешь? Немного рановато, как по-твоему? Карен еще спит. Может, перезвонишь попозже?

Она, конечно, хотела сказать совсем другое: «Какого черта ты названиваешь спозаранку?» Однако произнести подобные слова вслух была не способна.

– Нет, Дафни, мне необходимо поговорить с ней прямо сейчас. Это очень важно.

– Что ж, ладно.

Через минуту я услышал сонный голос Карен:

– Что случилось, Марк?

– Ричард мертв.

– Не может быть! Что произошло?

– Его убили. Вчера ночью. У него в доме.

– О Боже! – после долгого молчания выдохнула Карен. – Как?

Я вдруг вздрогнул, как в ознобе, осознав, что этим утром помощи от Карен мне никакой не будет, она сама нуждается в поддержке. Значит, я не единственный, кто будет оплакивать Ричарда. Рассказал ей все, что знал сам о том, как погиб брат. Она расплакалась. Я слышал, как за четыреста миль от меня Карен горько всхлипывает и по-детски шмыгает носом.

– Карен, Карен, не надо, успокойся, – беспомощно забормотал я.

Она попыталась ответить, но не смогла, плач перешел в неудержимое рыдание.

Неожиданно в трубке раздался резкий скрипучий голос ее мамаши.

– Не знаю, что ты там наговорил Карен, но она просто не в себе. Так что всего хорошего. – Дафни раздраженно бросила трубку.

Старая карга! Черт с ней, позвоню Карен позднее, когда она немного успокоится. Следующий звонок будет куда тягостнее. Я набрал номер. Послушал протяжные гудки, наконец мне ответили.

– Франсис Фэрфакс слушает.

Голос был незнакомый. Говорила женщина, причем совсем молодая. Я похолодел. Это она, та самая, что разбила нашу семью.

– Доктора Фэрфакса, пожалуйста.

– Можно узнать, кто его спрашивает?

– Сын.

– А, Ричард. Голос у вас сегодня какой-то странный, – удивилась она.

– Это не Ричард, – угрюмо поправил ее я, и в трубке наступило молчание, видимо, она пошла звать отца.

– Марк? – Услышав отца, я вздрогнул.

Голос вроде его и в то же время чужой, в нем появились хриплые нотки, голос человека, которому скоро стукнет шестьдесят.

– Алло! Это Марк?

– Да, папа. Это я, Марк.

– Как поживаешь? Рад тебя слышать. – Судя по его тону, звонок действительно был ему приятен.

– У меня плохие новости, отец.

– Да? – Воодушевление в его голосе сменилось тревогой и страхом.

Мне надо было сказать ему так много, однако сейчас я должен быть краток.

– Ричард умер, – выдавил я.

– Боже мой, не может быть! – воскликнул он после долгой паузы. – А что... Что с ним случилось?

– Убит... Его убили, папа.

– Господи! Когда?

– Прошлой ночью.

– Как?

– Ему разбили голову. Я нашел его в сарае. Он... – Перед глазами у меня мелькнуло страшное видение – раскроенный череп Ричарда в голубоватом мерцании монитора, горло перехватило, я торопливо сделал несколько глубоких вдохов и добавил: – Подумал, что должен тебе сообщить.

– Да, спасибо, что позвонил. – Голос отца прозвучал так, словно он сразу постарел лет на десять.

Я хотел бы разделить с ним его горе, но сейчас это было просто невозможно. Для одного телефонного звонка слишком много.

– Тут надо кое-что уладить, – с трудом продолжал я. – Похороны, завещание, ну и тому подобное, сам понимаешь. Дом. «Фэрсистемс». Его вещи.

– Да.

– Я этим займусь.

– Нет, я сам все устрою!

– Ох, папа, пожалуйста! Все хлопоты беру на себя. Я ведь уже здесь, в Керкхейвене.

– Я тоже приеду.

– Нет! – почти выкрикнул я, такого бы я просто не вынес. – Послушай, я тут разберусь со всеми делами, а ты приедешь прямо на похороны. Тогда обо всем и поговорим.

– Ладно, Марк, – помолчав, согласился он. – Пусть будет по-твоему, если ты так настаиваешь.

– Вот и хорошо, значит, договорились. До свидания.

– До свидания.

Я положил трубку и сидел, не сводя глаз с телефона. Был рад, что Ричард помирился с отцом. Я-то с ним не разговаривал уже десять лет. Что бы он чувствовал, если бы это я умер? Или, если уж на то пошло, что бы я чувствовал, если бы умер он?

Скверные мысли приходят в голову. Ничего удивительного, в конце концов, речь идет об убийстве. Какой-то подонок хладнокровно убил моего брата! Я знал, что большинство убийц попадает в руки правосудия, и молил Бога, чтобы этого поймали обязательно.

Раздался стук в дверь. Вчерашний сержант. Выглядел он крайне усталым, но форма на нем была отглажена безупречно.

– Мистер Фэрфакс! Не пройдете ли, сэр, со мной в участок? Там разговаривать намного удобнее, чем здесь.

На самом деле полицейский участок в Керкхейвене – это несколько тесных клетушек, где царит невообразимая толкотня. Беспрерывно подъезжают машины, на пятачке автостоянки постоянно толпятся полицейские. Некоторые в форме, многие в штатском.

Меня провели в крошечный кабинет, где уже находился обладатель запоминающегося носа, только сегодня вид у него был еще более помятый, чем вчера. Там же в кресле начальника за небольшим рабочим столом громоздился лысый верзила в безукоризненном твидовом костюме, который сидел на нем так же ладно, как мундир на сержанте Кокрине.

– Доброе утро, мистер Фэрфакс. – Оба они поднялись при моем появлении. – Я старший следователь Доналдсон. Полагаю, вы уже знакомы с инспектором Керром? Присаживайтесь.

Встречаться-то мы с инспектором встречались, только вот имени его я не запомнил, напрочь вылетело из головы. Мы расселись, Керр неловко примостился на краешке неудобного жесткого стула.

– Я веду следствие по делу об убийстве вашего брата, – продолжал верзила с явственным шотландским акцентом. – Прежде всего позвольте выразить вам свое сочувствие в связи с гибелью брата.

Я молча кивнул. Понимал, что в течение ближайших нескольких дней мне предстоит принимать множество подобных неуклюже-вычурных выражений соболезнования. Выговаривать эти слова так же трудно, как и выслушивать.

– Хотел бы для начала задать вам несколько вопросов, – продолжал он.

– За последние двенадцать часов я уже дважды отвечал на одни и те же вопросы, – желчно заметил я.

Доналдсон предостерегающим жестом поднял руку.

– Знаю, знаю, сынок, но у нас возникло еще несколько. Мы должны найти того, кто это сделал. В прошлом году у нас в Файфе произошло девять убийств, и все были раскрыты. И убийство вашего брата не станет исключением. Но нам нужна ваша помощь.

– Да, конечно. Извините меня. – Я осознал, что он прав. – Сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам поймать преступника.

– Вот и хорошо. Просто ответьте на несколько несложных вопросов. Доктор установил, что смерть вашего брата наступила около полудня в субботу, плюс – минус пара часов. Где вы были в это время?

– Что вы хотите этим сказать? – вскинулся я. – Уж не думаете ли вы, что это я убил Ричарда?

Доналдсон недовольно поморщился, Керр подался ко мне всем телом.

– Конечно, нет, сынок, – мягко произнес Керр хриплым от усталости голосом. – Однако большинство убийств совершается знакомыми потерпевших. Поэтому нам нужно проверить всех, кто знал вашего брата, чтобы отсеять тех, что не вызывают подозрений. Вот мы и решили начать с вас. Наш босс всегда очень тщательно изучает окружение потерпевших, правильно я говорю, сэр?

– Совершенно верно, – внушительно прокашлялся Доналдсон. – Итак, где вы были в указанное время?

– Часов до одиннадцати у себя дома, в Лондоне. Потом на скачках в Эскоте.

– Одни там были или с компанией?

Я назвал им Грега и продиктовал номер его телефона, Керр торопливо записывал. Предъявил им также корешок посадочного талона на восьмичасовой рейс из Хитроу в Эдинбург.

– Не знаете ли вы кого-нибудь, кто мог бы испытывать вражду к вашему брату, затаить на него злобу? Подумайте хорошенько, – предложил Доналдсон.

Думал я уже об этом, думал.

– Нет, не знаю. Ричард был не из тех, кто наживает себе врагов. – Голос у меня дрогнул, глаза защипало; я перевел дыхание. – Нет, никого не знаю.

– А не было ли у вашего брата причин для беспокойства, может, неприятности какие, а? – выждав, пока я не возьму себя в руки, продолжал Доналдсон.

– Были, – признался я. – К слову сказать, из-за них-то я сюда и прилетел.