Текст книги "Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера"

Глава пятнадцатая
Картина

Кристофер Фокс умел сопереживать. Хотя список его врагов был весьма длинным – настоящий список, который он держал за подкладкой дублета, – почти в каждом человеке лорд находил качество, достойное уважения или хотя бы жалости. Эта неприятная склонность к пониманию и сочувствию часто отравляла радость победы. Выдающимся исключением являлся король Маранона. Лорд Фокс не сомневался, что единственный смысл существования Винсента Пендергаста – служить для Кристофера объектом жгучей ненависти.

Винс Отвратительный – как называл его Кристофер в безопасности собственных мыслей – воплощал все самое ужасное в мире, собранное под одной мерзкой оболочкой. Он был низким, что непростительно для монарха, и уродливым, что непростительно для любого. Как и другие Пендергасты, обладал огромным крючковатым носом. Глубоко посаженные глаза прятались под широченным костяным выступом, на который можно было положить кусочек мела. Между королевскими зубами были щели – не только между передними, как у прочих нормальных чудовищ, но между всеми.

Почему Винс Отвратительный не отрастил бороду, чтобы скрыть испещренную оспинами кожу, оставалось загадкой, разве что с отращиванием бороды он справлялся не лучше, чем с управлением государством. Пальцы его величества были жирными и короткими, словно колбаски в тонких растянутых оболочках. Единственное отличие заключалось в том, что Кристофер никогда не видел столь волосатых колбасок. Если бы Винс Отвратительный пожелал надеть на себя бочку, бондарю пришлось бы расширить ее. Но худшим в короле была его привычка плеваться при полном отсутствии умения. Лицо Винсента всегда было влажным от слюны, на подбородке часто висела мокрота. Его внутренние качества полностью соответствовали внешним.

– Крисси? – произнес король, заметив Фокса во дворе. – Я не ожидал встретить тебя в Далгате.

– Ваше величество. – Кристофер с улыбкой поклонился, представляя, как стреляет прямо в жирное, мокрое рыло под короной. Кристофер спрятал арбалет – так Нокс назвал огромный самострел – за гардеробом в своей комнате. Оружие было размером с контрабас и не помещалось под кровать. За гардероб оно тоже не помещалось. Части арбалета – которые Нокс назвал плечами – торчали с обеих сторон. Фокс накинул на них простыню, отчего оружие стало напоминать привидение с раскинутыми руками.

На следующее утро после отправки двух воров в Манзант Кристофер заметил, что западная башня лишилась плюща. Садовник счистил его по приказу графини тем вечером, когда Фокс и Пейн находились в лощине Брекен. Либо Ниса обладала даром предвидения, либо воры предупредили ее. Лорд представить не мог зачем, но это не имело значения.

Кристофер попросил Нокса найти тяжелый самострел и надеялся, что план с дальним выстрелом сработает. Увидев арбалет со стальными плечами, воротом и ясеневыми стрелами толщиной четверть дюйма, он решил, что такое оружие ничто не остановит. Огромный болт, убивший Шервуда, воткнулся ему в спину, вышел через грудь и улетел в океан. Осталось лишь прицелиться в Нису Далгат так, чтобы ни она сама, ни кто-либо другой не увидели, как убийца произведет выстрел.

Вслед за королем Винсентом и его свитой Кристофер вошел в парадный зал. Монарх оставил значительную часть своих спутников – которых с учетом солдат набралось больше, чем слуг во всем замке леди Далгат – в крошечном палаточном городке за дорогой к конюшням. Кристофер огорчился, увидев, что его друг сэр Гилберт не приехал. Его величество сопровождали сэр Датан и сэр Якоб, а также епископ Парнелл и обычный набор челяди, чтобы подавать королю чашу, поправлять воротничок и целовать огромную задницу.

Леди Далгат ждала вместе со всеми своими слугами, облачившимися в лучшие бело-синие наряды. Белый и синий были цветами дома Далгат, но краска индиго стоила дорого. Тем не менее, каждый надел что-то синее. Судомойки, доярки, поломойки и помощники конюхов повязали на шею светло-голубые платки. Садовники, дровосеки и повара щеголяли синими поясами, а горничные и портнихи накинули на плечи синие шарфы. Квалифицированные слуги – писец, портной и казначей – надели синие жилеты. Мажордом Уэллс, управлявший всем хозяйством, был в галстуке и длинном синем камзоле. Прислуга выглядела замечательно – прямые спины, аккуратно убранные волосы, чистые лица, глаза смотрят в пол. Сама графиня была великолепна в темно-синем платье, цвет которого сочетался с сапфировым ожерельем.

Прекрасна. Само совершенство. Как жаль, что она отказалась стать моей женой. Ужасное расточительство – пронзать эту грудь толстым арбалетным болтом.

С привычным непревзойденным изяществом графиня сделала реверанс, склонив голову. Король взял ее за руку и поцеловал тыльную сторону ладони. Кристофер знал, что у королевского прыща на уме. Отец мертв. Ухажеров нет. Королева – дома в Мегане. А ночи на побережье холодные, даже летом.

Он буквально читал мысли Винса Омерзительного: В конце концов, я король, и недурен собой! Она не сможет отказать мне.

Старого гриба ждет ночка разочарований. Если бы Ниса лично не сказала Кристоферу о растущем интересе к Шервуду, он бы решил, что она фригидна. Но она не назвала имени Шервуда. И художник очень удивился. Почему? Ему бы следовало испытывать гордость или хотя бы чувство вины. Неужели есть кто-то другой?

– Я скорблю о вашем отце, Ниса, – заявило слюнявое чудище без капли искренности. Король по-прежнему держал графиню за руку, грубо стискивая ладонь. – Я бы приехал на похороны, однако королевские обязанности редко позволяют мне поступать так, как хочется.

Надо же, подумал Кристофер, а ведь в то время ты был на Весенних скачках в Суонвике. На которых твоя лошадь опять пришла первой.

– Уверяю вас, что не собираюсь ничего здесь менять. Дом Далгат всегда превосходно управлял этой землей. Будет преступлением прервать это после стольких веков, – сказал король, косясь на епископа. – У нас получится провести церемонию завтра? Тогда я от вас отстану, и вы сможете вернуться к своим делам.

А его королевское величество отправится на охоту. Если, конечно, кучку пьяниц, ломящихся через лес, пока отряд солдат сгоняет животных на бойню, можно назвать охотой.

– Да, ваше величество, – ответила Ниса. – Получится. Возможно, по дороге вы обратили внимание на украшения. Я решила, что мы проведем церемонию во дворе.

– А если начнется дождь? – спросил Винсент.

Несколько слуг улыбнулись.

– Вряд ли, сир.

– Почему?

– Потому что… это будет неприятно.

Кристофер перестал слушать их разговор, но вновь насторожился, когда король спросил:

– А где Шервуд Стоу?

– Мы не знаем, ваше величество. Никто не видел его со вчерашнего дня, – объяснила леди Далгат.

– Он уехал?

– Нет, сир… по крайней мере, я так не думаю. Его вещи остались здесь.

Винсент потер влажный подбородок:

– Я хотел, чтобы он нарисовал мою дочь, Евангелину, то есть ее портрет. Пока она еще молода и красива, пока не стала напоминать свою мать. Я беседовал со Стоу, когда он проезжал через Меган по пути сюда, но это было несколько месяцев назад.

– Два месяца и три дня, сир, – вставил Перкинс Фоллинуэлл, королевский слуга. Его имя было очень забавным, и за ним явно крылась некая история, но Перкинс, длинноносый синегубый болван, отказывался ею делиться.

– Верно, верно, два месяца. Сколько времени нужно на портрет? Ведь для этого он сюда приехал?

– Да, сир, – ответила Ниса. – Его нанял мой отец, но мистер Стоу еще не закончил работу.

– Мошенник не торопится, однако я слышал, он лучший. А для малютки Елины я хочу только самое лучшее. Говорите, не видели его несколько дней?

– Один день, сир, – поправил Перкинс Фоллинуэлл.

Винсент хлопнул его по спине.

– Он хранитель королевского кошелька. Можете представить? – Король рассмеялся – клокочущий, надрывный звук напоминал крик больного инфлюэнцей гуся. Винсент откашлялся и сплюнул на пол, чудом не попав Фоллинуэллу на ногу. Длинная тягучая нитка слюны повисла на королевском подбородке, мерцая у всех на виду, однако монарх ничего не заметил. – Хороша ли картина?

– Я… – Ниса прикусила губу. – Вообще-то я ее не видела.

– Не видели? Даже одним глазком?

Король посмотрел на Уэллса, потом на горничную. Оба покачали головой.

– Шервуд очень трепетно относится к неоконченным работам. – Ниса улыбнулась, пытаясь оправдать свое неведение.

– Но за два месяца…

Ниса сцепила пальцы:

– Полагаю, он собирается сделать сюрприз. А я не хочу лишать его этого удовольствия.

– Все это очень мило, но я желаю понять, стоит ли этот человек ожидания или лучше нанять кого-либо другого. Прошло два месяца, наверное, картина почти готова. Вряд ли художник-портретист станет возражать, если король Маранона взглянет на его работу. Где она?

– В его комнате. Я велю принести ее в кабинет. – Она кивнула Риссе Лин, и та торопливо убежала. – Сюда, пожалуйста. Позвольте вас проводить.

Епископ Парнелл направился за ними, но король вскинул руку.

– Ваше преосвященство, вы нам не требуетесь. Уверен, вам есть чем заняться. Например, выпить чаю с пастором Пейном. Это не займет много времени, и вскоре я к вам присоединюсь.

Леди Далгат повела Винсента по коридору в небольшую комнатку напротив лестницы. Кристофер проследил, как они уходят, затем последовал за ними. Работа Шервуда его не интересовала, но у него вызвало подозрения желание Винсента пообщаться с Нисой наедине.

Кристофер подождал за дверью, пока Рисса Лин принесет в кабинет большой закрытый холст. Опустился на одно колено, возясь с пряжкой на туфле. Выйдя в коридор, служанка сделала реверанс и поспешила прочь.

– Как давно здесь находится Кристофер Фокс? – спросил король намного тише, чем прежде.

– С похорон.

Его величество сплюнул. Кристофер узнал звук. Перед его мысленным взором возникла живая отвратительная картинка, и он поморщился.

– Я обязан предупредить вас, что он желает стать следующим графом Далгат. Если Фокс проявлял к вам интерес, полагаю, это связано скорее со стремлением получить ваши земли, нежели сердце.

– Я ценю вашу заботу, ваше величество.

– Как я уже говорил, я не собираюсь менять то, что так хорошо работает, – продолжил Винсент. – Маранон всегда был богатым, процветающим королевством, но Далгат – что вишенка на торте. По пути сюда я видел возделанные поля с полными жизни и соков растениями. На ваших дорогах нет выбоин, за домами хорошо следят. Люди сыты, улыбаются и смеются. Это приятное зрелище, и потому я без всяких колебаний продлеваю владение Далгатов. Вам следует знать, что у меня нет никаких сомнений, хотя многие советовали мне поступить иначе. А теперь давайте посмотрим на картину.

– Я полагала, вы просто хотите поговорить наедине. Нам действительно не стоит…

– Вздор. Уверен, ничего не случится. Даже если она не закончена, я смогу оценить мастерство этого парня. Я намерен заказать ему портрет своей Евангелины.

– Я постою здесь, – произнесла леди Далгат.

– Не хотите взглянуть?

– Нет, сир, спасибо. Это будет… грубо.

– Ну как хотите. Ладно, итак… вот она… Мар всемогущий! Это… это… нет, это совершенно неправильно. Теперь я понимаю, почему он не хотел вам показывать ее, Ниса. Это возмутительно. Оскорбительно. Совершенно… поверить не могу… Проклятие! Наверное, это какая-то шутка, причем неудачная. Нет, вряд ли он будет рисовать мою дочь. Ни в коем случае! И на вашем месте я бы не стал платить за это… это… прошу меня извинить.

Винс Отвратительный с перекошенным лицом выбежал в коридор и миновал Кристофера, словно пустое место. Ниса Далгат осталась в кабинете.

– Где парадный зал? – спросил король у Уэллса.

– Сюда, ваше величество, – ответил мажордом.

– И принесите мне выпить! – рявкнул Винсент.

– Разумеется, ваше величество. Сию минуту, сир.

Кристофер задержался перед кабинетом, изучая открытую дверь. Несколько минут спустя, когда леди Далгат так и не появилась, он заглянул внутрь. Ниса стояла перед мольбертом, смотрела на картину и плакала. За все время, проведенное им в Далгате, Кристофер ни разу не видел, чтобы она проявляла какие-то эмоции.

– С вами все в порядке? – спросил он.

Леди Далгат не ответила. Прижав ладонь ко рту, она выбежала из кабинета. Ошеломленный Кристофер проводил ее взглядом. Ниса больше напоминала многочисленные замковые статуи, чем его обитателей. Но картина вызвала у нее слезы.

Насколько она ужасна? Кристофер прислушался к затихающим шагам леди Далгат, подкрался к мольберту и поднял ткань. Сначала он не понял, на что смотрит. Это определенно было лицо – на него глядели глаза, удивительно, непостижимо ясные. Но это лицо принадлежало не Нисе. Существо было лысым, с высокими, заостренными скулами. Глаза завораживали, однако едва ли являлись самой потрясающей чертой этого создания. Уши! Заостренные уши! Лицо на портрете принадлежало не человеку – оно принадлежало эльфу. Но таких эльфов Кристофер никогда не видел.

Все эльфы, которых он встречал, были покрыты грязью и выглядели раздавленными и униженными. Их не допускали в приличное общество и во многие города, а если и терпели, то в худших кварталах. Эльфы-мужчины были крайне ленивы, а женщины бросали свое потомство. Но и те, и другие непрерывно попрошайничали. Вытянув перепачканные руки, они бормотали что-то нечленораздельное, однако их намерения не вызывали сомнений.

Шервуд изобразил одно из этих мерзких созданий в платье леди Далгат. Но самым возмутительным была не раса твари, а выражение ее лица. Глаза смотрели прямо на Кристофера, большие и ясные. Она ничего не выпрашивала, и в ней не было ни капли стыда. Казалось, будто женщина-эльф на портрете считает себя высшим существом. Кристофер видел это в ее заносчивом взгляде, в прямых плечах и едва уловимой улыбке, предполагавшей, что она знает нечто, неведомое ему. Эта эльфийка смеялась над ним, смотрела с холста нарисованными глазами и считала его недостойным.

Кристофер схватил холст. Он не мог сосредоточиться под этим взглядом – презрительным, уничижительным, оскорбительным, ставящим под сомнение само его право на существование. Он швырнул портрет в стену и разбил раму. Дернул, пытаясь разорвать холст пополам, но тот оказался крепким. Тогда Кристофер бросил его на пол и потянулся за кинжалом.

Я вырежу эти мерзкие глаза из твоего…

– Лорд Фокс?

Обернувшись, он увидел горничную леди Далгат. Ее звали Рисса Лин, и она стояла в дверном проеме в простеньком белом платье с бледно-голубым шарфом. Глаза были широко открыты, рот напоминал букву «О». Кристофер замер с обнаженным кинжалом, а потом быстро спрятал его. Поняв, что девушка одна, спросил:

– Чего тебе нужно?

Рисса Лин замялась. С опаской выглянула в коридор и быстро приблизилась к Фоксу. Не отрывая глаз от изуродованной картины, произнесла:

– Она убила Шервуда Стоу.

Сердце Кристофера по-прежнему колотилось как бешеное, он хватал ртом воздух.

– О чем ты болтаешь, девчонка?

– Я прочитала записку, которую леди Далгат отправила мистеру Стоу прямо перед тем, как он пропал. Ее светлость умоляла его встретиться с ней на скалах над морем. Я сказала ему, кто она. Пыталась остановить его. Мистер Стоу мертв. – Рисса Лин показала на портрет. – Эта тварь убила его. Убила, потому что он понял, кто она на самом деле.

– И кто же?

– Демон. Тот самый, которым была одержима Мэдди Олдкорн. Бедная леди Ниса погибла, но так и не получила достойных похорон. А теперь чудовище разгуливает в ее теле. Мистер Стоу понял это. И нарисовал. Не так ли, милорд? Прошлой ночью я пошла к нему в комнату, чтобы попытаться убедить его насчет демона. Его там не было, но была картина, и я посмотрела ее. Мистер Стоу увидел чудовище внутри леди Далгат, и оно его убило. Он не вернулся с той встречи.

Девчонка сошла с ума, ее глаза были полны отчаяния, она прижимала руки к груди, стиснув ладони так сильно, что побелели кончики пальцев.

– Вы должны что-то сделать, милорд. Здесь король. Он может это остановить. Если вы расскажете ему, что я…

– Кристофер! – раздался голос епископа. – Фокс!

– Прошу меня извинить. – И он вышел из кабинета.

Держись, Кристофер. Всего один день – даже не день, а несколько часов. Всего несколько часов.

Глава шестнадцатая
Дорога на юг

Мир вновь покачнулся, и последовал громкий, болезненный удар. Адриан открыл глаза. Его щека, прижатая к грубому вибрирующему дереву, пульсировала вместе с головой. Солнечный свет, яркий и резкий, проникал в зарешеченное окошко и жег глаза. Запястья болели и были связаны – нет, скованы – за его спиной. Он попробовал сглотнуть. Да, язык, горло и рот пересохли, но главной проблемой оказался широкий железный ошейник. Металлическая цепь, соединявшая ошейник с наручниками, впивалась в спину.

Он лежал в закрытом фургоне. Три зарешеченных окошка – два маленьких по бокам и одно большое в задней двери – позволяли понять, что они едут по широкой дороге через плоскую, открытую местность. Еще один рывок – и боль вспыхнула в правом боку. Вывернутые руки не способствовали приятным ощущениям. После очередного болезненного удара, заставившего Адриана стиснуть зубы, он сел – непростая задача, с учетом его состояния.

Судя по проникавшим сквозь решетку лучам, солнце либо садилось, либо только взошло. Адриан находился не один. Напротив него сидел Ройс, подняв колени и опустив голову, тоже скованный.

– Я думал, ты не очнешься, – сказал Ройс.

– Сколько я так пролежал?

Напарник пожал плечами:

– Наверное, дня полтора.

У Адриана отвисла челюсть.

– Ты серьезно? Не может быть. В прошлый раз я отключился всего на несколько часов. И в этот раз выпил меньше.

Ройс снова пожал плечами. Адриан провел пересохшим языком по зубам:

– Это объясняет привкус во рту. Больше никогда ничего не буду пить.

Снаружи ехали трое мужчин – по одному с каждой стороны и еще один сзади. На них была такая же черная форма, как на тех, что вломились в комнату в «Колдуэллском доме». Солнце находилось с левой стороны; если был вечер, значит, они ехали на юг; если утро – на север.

– Что случилось? – спросил Адриан.

– Они подсыпали наркотик в чашки на полке перед нашим приходом.

– Это я сам понял. Я имею в виду, потом.

– Ты отключился, и к нам пожаловали непрошеные гости. Они вели себя грубо. Поверить не могу, что ты выпил.

– Я не ожидал, что в Далгате будет полно алхимиков.

– Достаточно одной.

– Одной?

– Шпат, – горько сказал Ройс.

– Думаешь, к этому причастна Скарлетт?

– То же место. Тот же наркотик. Удачное отсутствие свидетелей. Не нужно быть гением, чтобы догадаться. – Ройс кивнул. – Она работает на Фокса и Пейна.

– Ты серьезно?

Ройс вскинул голову и закатил глаза:

– Дай угадаю. Ты в нее влюбился.

– Нет! – громко возразил Адриан, и боль в голове усилилась. Фургон и неровная дорога сами по себе обеспечивали достаточно страданий. – Она мне нравится, вот и все. Кажется милой и доброй и защищает своих друзей. – Он посмотрел на ехавшего сзади мужчину. – Ты так считаешь? То есть… не могу поверить, что я сильно ошибся в человеке.

– Ты вообще не славишься умением судить о людях, но не огорчайся. Эта женщина – профессионал. Большинство девиц из «Алмаза» – специалисты по манипулированию и соблазнению. Это их лучшее оружие.

Адриан расстроился. Не потому, что увлекся Скарлетт, а просто ему было неприятно думать, будто она способна на такое. Скарлетт действительно ему понравилась. Хуже того, он ей поверил. Проглотил ее историю о бегстве из Колноры и лучшей жизни в лощине. В такие вещи поверить нетрудно. Он хотел, чтобы это было правдой, по-прежнему хотел.

– Есть мысли, где мы находимся?

– На Старой соляной дороге.

– Старой? – Адриан приподнял подбородок. Бок снова пронзила боль, и он стиснул зубы. Увидел горы, невысокую зеленую гряду, отделявшую Далгат от Большого Маранона. – Мы уже не в Далгате. Это та самая дорога, у которой ты помедлил на пути туда. Та, что вела на юг.

Значит, сейчас вторая половина дня, ближе к вечеру.

Адриан вновь посмотрел на ехавшего за фургоном человека. Тот снял шлем и откинул назад кольчужный койф.

– Куда мы едем?

– В Манзант.

Название было смутно знакомым. В неприятном смысле.

– Соляная шахта на скалистом выступе Маранона, – уточнил Ройс. – А также тюрьма… в некотором роде. Тебе там не понравится.

Соляная шахта-тюрьма?

– Ты можешь открыть ее? – Адриан звякнул цепью, соединявшей его запястья.

– Нет.

Ройс опустил голову, словно та была очень тяжелой. Его капюшон висел сзади, как и плащ, мятый и рваный, но волосы скрывали лицо.

– Серьезно? – спросил Адриан.

Ройс с усилием поднял голову и хмуро посмотрел на него:

– У меня скованы руки, как и у тебя. Я не могу дотянуться до инструментов.

– Может, я сумею.

Адриан перевалился на колени, звякнув цепями о дерево, и охнул, когда в боку снова вспыхнула резкая боль.

– Не поможет, – сообщил Ройс, вновь опуская голову.

– Почему?

– У меня сломана правая рука. И средний палец на левой. Кроме того, сомневаюсь, что они пропустили инструменты, когда обыскивали нас.

– О. – Адриан вздохнул и откинулся назад. Медленно, готовясь к новой вспышке боли.

– А что у тебя? – спросил Ройс.

– Трещина в ребре, полагаю.

– И все?

Адриан кивнул:

– Похоже на то.

Ройс поднял голову и внимательно изучил лицо Адриана:

– Ты выглядишь ужасно.

– Правда? – Тот подвигал челюстью и пошевелил щеками в поисках синяков. – Лицо даже не болит.

Ройс покачал головой:

– Я имею в виду, в целом. Прежде мне не доводилось просто сидеть и разглядывать тебя.

Адриан нахмурился. Вернулся в сидячее положение и уперся головой в стену.

– Почему твое чувство юмора просыпается всякий раз, когда нам грозит смерть?

Ройс пожал плечами:

– Надо полагать, потому, что в такие моменты жизнь кажется наиболее абсурдной.

– Мы ведь скоро умрем, верно? Я не хочу питать ложных надежд.

– Если повезет, – ответил Ройс, на сей раз серьезно. – Манзант – место, где люди просто исчезают. Длинная, узкая, глубокая шахта. Гномы построили ее много веков назад, кошмарную тюрьму, каких еще не было. Заключенные добывают соль в темноте и обменивают на пищу и свежую воду. Ни инструментов, ни защиты – ты либо приносишь соль, либо умираешь во время работы. Со временем это высаливает из человека саму душу. По крайней мере, так я слышал.

– Что ж, тебе повезло. Из камня вина не выдавишь.

Адриан дернул кандалы. Теперь он вспомнил название Манзант. О нем говорила Скарлетт. Ей удалось выскользнуть из цепей, но, возможно, это была ложь, как и все прочее.

– Если нас везут в тюрьму, то в чем мы виноваты? Мы не сделали ничего дурного.

– Чтобы попасть в Манзант, необязательно совершать что-то дурное. Как я уже говорил, это не только тюрьма, но и шахта. Амброузу Муру, надзирателю, плевать, откуда привозят рабочих. Его устраивают преступники, однако за рабов он тоже готов платить приличные деньги.

– Но мы не рабы!

– Теперь рабы.

Адриан оглядел фургон и не увидел ничего, кроме гнилой соломы и лишних цепей, покрытых ржавчиной. Они вносили свою лепту в громкое звяканье на каждом ухабе.

– У тебя остался Альверстоун?

Ройс покачал головой.

– Рабовладельцы Манзанта превосходно справляются со своей работой. Они еще не закончили. Когда приедем в тюрьму, нас разденут догола. И обреют.

– Хватит болтать. Испортишь все сюрпризы.

Колесо подскочило на очередном крупном бугре, и оба пленника застонали. Фургон остановился.

– Что дальше? Мы на месте?

Ройс выглянул в боковое окошко, склонив голову и прислушиваясь.

– Вода. – Он помолчал. – Наверное, ручей Меркатор. Они поят лошадей. Мы дальше к югу, чем я думал.

Адриан услышал смех. Два человека разговаривали, но голоса были слишком далекими и приглушенными, чтобы разобрать слова.

– Сколько до Манзанта? – спросил он.

– От Меркатора до тюрьмы менее десяти миль, но по извилистой горной дороге в фургоне… – Ройс посмотрел на небо. – Полагаю, прибудем завтра.

– То есть у нас есть целая ночь, чтобы придумать, как сбежать.

Ройс с жалостью усмехнулся:

– Мне нравится твой образ мыслей: ты считаешь, что рано или поздно все образуется. Как там выразилась Шпат? Это так… мило.

Нахмурившись, Адриан попытался ощупать замок на запястьях, но его пальцы онемели от наручников.

– Аркадиус не ошибся насчет тебя, – произнес Ройс. – Такое впечатление, будто ты не различаешь цветов. Только в твоем случае это не цвета, а реальность. Твоя проблема в том, что ты ждешь от людей слишком многого.

– Из нас двоих слеп не я, – возразил Адриан. – Поверь, я наблюдал, как низко может пасть человек. Но я также видел героические, даже нелепые проявления доброты. И ты тоже видел, однако предпочитаешь их игнорировать. Вот это и есть слепота, друг мой.

Ройс медленно покачал головой и зашипел – это был снисходительный смешок, фирменный знак Ройса Мельборна.

– Вода течет вниз, – сказал он. – Кошки едят мышей. Летом бывают заморозки, а зимой – оттепели, но это исключение, а не правило. На самом деле, исключение столь редкое, что не стоит даже о нем говорить. Ты не понимаешь – или предпочитаешь игнорировать – одну простую вещь: людей интересуют только они сами. Они не станут рисковать деньгами, а тем более жизнью ради кого-то другого. Человек сунет голову в петлю ради другого лишь в том случае, если чужая жизнь важна для его собственного благополучия, и даже тогда… – Ройс усмехнулся. – Большинством людей движет страх. Отважные поступки в основном являются следствием глупости либо импульсивного порыва. Имей будущий герой возможность поразмыслить, осознать и обдумать потенциальные опасности, он бы тут же струсил.

– Но я не струсил, – заявил Адриан. – И поэтому ты жив.

Ройс улыбнулся, словно ждал этих слов:

– Ты прав. И знаешь что? Это тревожило меня на протяжении трех лет, но в конце концов я раскрыл эту загадку.

Что-то с силой ударилось о стенку фургону.

– Вы двое еще живы? – раздался хриплый голос. В окне над головой Ройса возникло ухмыляющееся лицо.

– Полный порядок. Сидят себе, словно выдался удачный денек. Отдыхайте, парни. Скоро мы тронемся в путь, и уже завтра вы будете дома. Наслаждайтесь солнышком. Больше вы его не увидите.

Человек расхохотался и ушел, продолжая посмеиваться.

– Симпатичный мужик, – заметил Ройс. – Наверняка он нам поможет.

– Очень смешно. Так до чего ты додумался? – спросил Адриан.

– Я понял, что единственной причиной, по которой ты вернулся, вместо того чтобы спуститься с башни и сбежать, было твое желание умереть.

Глаза Адриана расширились.

– И, надо полагать, оно никуда не делось. Вернувшись из Калиса, лишившись иллюзий и цели, ты осознал, что в жизни нет смысла. Ты не можешь жить в мире, где люди существуют за счет других. Скорее умрешь, сражаясь, чем смиришься с истиной, которая заключается в следующем: жизнь – пытка, а люди – злобные животные, готовые идти по головам, лишь бы вскарабкаться наверх.

– Ладно, – кивнул Адриан. – Похоже, меня ты разоблачил, но как насчет…

– Гвен? Видимо, это та самая оттепель посреди зимы. Я не знаю.

– Нет, не Гвен. Я хотел спросить, как насчет тебя?

– Меня?

– Когда мы впервые попали в Медфорд, ты рисковал ради меня жизнью. Более того, ты умолял на улице ради меня. Почему?

– Ну хорошо. – Ройс кивнул. – Можешь добавить в список еще одно условие. Поступки, противоречащие собственным интересам человека, являются следствием глупости, импульсивного порыва либо бреда.

Адриан рассмеялся:

– Отличную крепость ты выстроил, хотя, боюсь, не слишком уютную!

– А облако, на котором живешь ты, развеется в Манзанте. Люди не помогают другим, если не рассчитывают извлечь из этого выгоду, а поскольку мы никому не нужны, никто нам не поможет.

Сквозь вертикальные прутья решетки заднего окна Адриан заметил на дороге повозку. Она ехала в их сторону.

* * *

Адриан не верил своим глазам. Он посмотрел на Ройса: тот уставился в окно с отвисшей челюстью, недоуменно нахмурив брови.

– Что она здесь делает?

Скарлетт Додж правила открытой телегой, в которую были впряжены две разномастные лошади. Скарлетт сменила лоскутное платье на свободную рубашку и мужские штаны и убрала огненную шевелюру под широкополую соломенную шляпу. Адриан надеялся, что она не пытается выдать себя за мужчину: несмотря на мужской наряд, Скарлетт по-прежнему выглядела женщиной. Подъехав, она остановила телегу слева от дороги, рядом с фургоном. В телеге стояли шесть бочонков: четыре с надписью «ПИВО» и два – «ЭЛЬ».

– Привет-привет! – крикнул один из мужчин в черной форме.

– Привет, – откликнулась Скарлетт тихо, робко и настороженно.

Адриан и Ройс сместились к левому окну.

– Как тебя зовут? – спросил кто-то, скрытый краем окна.

– Я только хочу напоить лошадей. И сразу поеду…

– Я спрашивал не про лошадей. Я спросил твое имя, крошка. Как тебя зовут?

– Рубин.

Скарлетт стояла сбоку, и Адриан не мог видеть ее лица. Только телегу, бочонки и крупы лошадей.

– Она достаточно умна, чтобы не называть свое настоящее имя, – заметил Ройс.

– Она хочет нам помочь, – произнес Адриан.

– В одиночку? Против шести работорговцев Манзанта?

Адриан выглянул в заднее окно, высматривая людей. Дорога, прямая и ровная, была пуста. Ройс покачал головой:

– Это из-за нее мы здесь оказались.

– Почему ты одета как мальчик, Рубин? – спросил один из работорговцев.

– Это вещи брата. В них проще работать.

– Куда ты везешь столько пива и эля?

Работорговец подошел к телеге и толкнул сначала один бочонок, затем другой.

– Полные.

– Они… старые. Испортились. Стали мерзкие на вкус. Я везу их в Манзант, чтобы продать. Стражники рады любому пойлу.

Адриан прислонился к стенке фургона. Она лжет – но почему? Фокс мог прислать ее убедиться, что они надежно заперты.

Тебе известно значение слова «тщательно»?

Адриан понимал, что это возможно, даже вероятно, но сердце отказывалось верить.

Она хочет помочь, решил он. Наверное, пыталась привести других, но они отказались. Она упрямая и вздорная, а потому поехала за нами в одиночку.

– Тебе повезло, малышка. Мы из Манзанта. Можешь отдать их нам.

– Я не собиралась их отдавать. Я продаю, могу продать и вам. Все шесть бочонков обойдутся вам… в пять желтых тенентов или двенадцать с профилем короля Винсента.

– А я-то думал, это подарок.

– Значит, ты ошибся.

Двое мужчин сняли бочонок с телеги и унесли.

– Не трогайте!

– Мы только попробуем, дорогуша.

– Прекратите!

– Похоже, парни, у нас сегодня праздник.

– Клянусь Маром! У нас есть пиво, эль и красотка для развлечений.

– А ты не хотел ехать!

– Да. Я бы сам себя поколотил от досады.

– Прямо здесь и заночуем, верно? Нет смысла тащиться дальше. Я прав?

– Конечно. Эй, Оуэн, разведи-ка костер!

– Пока вы будете пить и развлекаться? Иди в задницу.

– Я сказала, прекратите! – Голос Скарлетт стал пронзительным. Она была напугана.

Лошадям это не понравилась. Они принялись переступать с ноги на ногу, звеня упряжью и раскачивая телегу. Адриан рванул цепи, и те впились в его израненную плоть. Он прижался лицом к решетке, но телега загораживала обзор.