Текст книги "Леди греха"

Глава 3

– Ее сослали на каторгу?

– Таков был приговор после того, как мы обратились в суд.

– Что ж, полагаю, это лучше, чем виселица, – заметил Натаниел.

Он всячески пытался очаровать миссис Стрикленд, чтобы она раскрылась перед ним. То, что эта дама присутствовала на встрече, организованной Шарлоттой, свидетельствовало о том, что она уже начала склоняться к какому-то решению. Впрочем, не исключал и другого: возможно, она пришла лишь для того, чтобы посмотреть на «танцующую собачку», как он в шутку себя называл.

Миссис Стрикленд считалась весьма влиятельной особой: во всяком случае, многие судьи прислушивались к ее мнению. Но пока что она лишь хмурилась и кивала время от времени, беседуя с Натаниелом. Шарлотта же искоса наблюдала за ними, однако в разговор не вмешивалась.

И вообще, она держалась с ним так, словно никогда и не появлялась у него в доме, словно между ними совершенно ничего не произошло.

То и дело поглядывая на Шарлотту, Натаниел мысленно улыбался; он уже несколько дней думал об этой женщине и постоянно задавал себе один и тот же вопрос: «А не положить ли конец ее притворству?»

– А если ее муж действительно представлял опасность, то ей следовало искать утешение в церкви, а не убивать его, – говорила миссис Стрикленд, абсолютно уверенная в собственной правоте. – Могла бы, в конце концов, обратиться в суд.

– Но она обеднела, а подобные обращения в суд стоят дорого, – возразил Натаниел. – Да и вряд ли это помогло бы ей. Угрозы мужа скорее всего не служили бы доказательством, так же как и его побои. К сожалению, многие судьи вмешиваются лишь тогда, когда насилие приводит к смерти женщины. Уверяю вас, с ее стороны это была самозащита. Когда ее арестовали, у нее на шее еще оставались синяки и царапины.

Но эти возражения вызвали у миссис Стрикленд только раздражение. Судя по всему, ее супруг отличался мягким и уступчивым характером, и она не могла поверить, что мужья могут избивать своих жен.

Мимо них прошла одна из женщин, и миссис Стрикленд тут же потупилась и тихо вздохнула. Пенелопа, старшая сестра Шарлотты, одним своим присутствием напоминала о том, что плохих мужей можно найти во всех слоях общества.

Заметив, что Натаниел наблюдает за ней, миссис Стрикленд в смущении пробормотала:

– Я кое-что слышала об этой женщине. Впрочем, все это, возможно, просто слухи.

Натаниел нахмурился и покачал головой:

– Вы ошибаетесь. Сожалею, но на сей раз слухи соответствуют действительности. – Он сказал это лишь потому, что сама Пенелопа рассказывала о том, что с ней произошло.

Но вовсе не желание помочь сестре побудило Пенелопу к подобной откровенности. Она поведала свою историю, пытаясь спасти жизнь мужчине, в результате в высшем обществе узнали самые отвратительные подробности об оскорблениях и жестоком обращении, которые она претерпевала от своего мужа, графа Гласбери.

Тут миссис Стрикленд извинилась и завела беседу с другим гостем. Натаниел же задумался о том, не заглянет ли она во вторую гостиную, где на столе лежали петиции, а рядом – письменные принадлежности. Впрочем, гораздо больше пользы принесли бы ее слова, сказанные супругу, то есть мистеру Стрикленду.

Он вновь взглянул на Шарлотту, беседовавшую с одной из женщин. Теперь, после того как Шарлотта произнесла перед гостями речь и зачитала петиции, встреча стала напоминать светский прием: все собравшиеся оживленно болтали, пили пунш, и казалось, никто уже не помнил о цели собрания.

Поднявшись на ноги, Натаниел направился в другую гостиную, где было относительно тихо. Приблизившись к столу, он внимательнее прочитал петиции. Их было две – одна для мужчин, другая для женщин. Хотя важен был голос любого человека, мужские голоса имели больший вес в парламенте.

– Мужчин подписалось больше, чем женщин, – послышался чей-то тихий голос.

Натаниел повернул голову и увидел стоявшего рядом темноволосого джентльмена.

– Да, верно. Многие мужчины предпочли бы более простой бракоразводный процесс. Леди Марденфорд и ее приверженцы поступили весьма благоразумно, ограничив первую петицию этим вопросом. Вероятно, они последовали вашему совету, не так ли, Хэмптон?

Джулиан Хэмптон едва заметно улыбнулся:

– Видите ли, я предположил, что мужчины могут проявить интерес к этому вопросу. Но некоторые из них приветствовали бы реформу законов о собственности, дабы обогатиться в браке.

Натаниел взглянул на подписи на листах.

– Похоже, вы не подписались.

– Я проявлю благоразумие и подпишусь на четвертой или на пятой странице, – ответил Хэмптон.

Этот джентльмен и впрямь был на редкость благоразумным человеком. Вместо того чтобы присоединиться к своей возлюбленной и участвовать в разговорах, он наблюдал за всем происходящим со стороны. Хэмптон и Пенелопа должны были пожениться через несколько месяцев, возможно, только поэтому он и согласился прийти на эту встречу.

Взглянув на имена подписавшихся, Хэмптон сказал:

– Но вас здесь тоже нет.

– Да, оплошность с моей стороны. – Натаниел обмакнул перо в чернильницу и, склонившись над столом, поставил свою подпись.

За спиной послышались шаги, и Натаниел, обернувшись, проговорил:

– Ах, это вы, Марденфорд… Пришли подписаться? – Он предложил вошедшему перо.

– На самом деле мне нужно поговорить с вами. – Марденфорд обращался только к Натаниелу; он даже не поздоровался с Хэмптоном, словно не видел его.

Хэмптон тут же извинился и. вышел из комнаты.

– Вы вели себя грубо, – заметил Натаниел. Длинное узкое лицо Марденфорда вытянулось еще больше, а губы сжались в тонкую линию.

– Ему не следовало здесь находиться. Он и графиня Они должны вести себя более скромно.

– Они смогут быть скромными и осторожными, только удалившись в монастырь. Всему миру известно, что они влюблены друг в друга и поженятся, Думаю, что осторожность им ни к чему. Приятно сознавать, что они не стыдятся своих чувств.

Марденфорд пожал плечами и. проговорил:

– Моя Беатрис ни за что не приняла бы их в своем доме.

Да, супруга барона поступила бы именно так. Беатрис была хорошенькой, любезной, но весьма ограниченной. И конечно же, она прекрасно подходила такому человеку, как нынешний барон Марденфорд. По мнению Натаниела, он был не только скучным, но и весьма ограниченным. Барон не отличался ни умом, ни яркой внешностью, ни манерами: в сущности, он вообще ничем не отличался. Его старший брат, покойный муж Шарлотты, был таким же, но только более приятным и дружелюбным. Когда Натаниел услышал, что Шарлотта Дюклерк выходит замуж за Филиппа, барона Марденфорда, он счел этот брак довольно странным. Филипп совершенно не походил на ее брата Леклера – тот приковывал к себе внимание, едва лишь входил в комнату. Ничего общего у него не было и с другим ее братом – Данте, который мог очаровать даже мраморную статую.

А может, все дело в привлекательности Филиппа, вернее, в отсутствии таковой? Вероятно, Шарлотта знала, какая головная боль ожидает женщин, выходящих замуж за очаровательных мотов, таких как, например, Данте. Что же касается ее старшего брата, виконта Леклера, то жить с таким волевым мужчиной весьма непросто для женщины.

Они с бароном приблизились к окну, и Натаниел, нахмурившись, проговорил:

– Если вы не желали приветствовать Хэмптона, то не следовало подходить к нам. Он мой друг, и я не потерплю, чтобы его при мне оскорбляли

– Мне хотелось поговорить с вами с глазу на глаз, – ответил Марденфорд. – Я слышал, вы должны выступить обвинителем на процессе против Финли. Признаюсь, эта новость принесла мне огромное облегчение.

– Меня попросил об этом отец, и я, как преданный сын, просто не мог отказать ему.

Барон взглянул на собеседника с некоторым беспокойством:

– Тем не менее я очень рад. Уверен, что ему не позволят распространять ложь и порочить доброе имя моей семьи.

– Это в какой-то степени зависит от его защитника, – заметил Натаниел.

– Я слышал, что у него не будет защитника.

– Полагаю, что не будет, – согласился Натаниел. – Думаю, ни один адвокат не выступит в его защиту.

Было совершенно очевидно, что друзья барона позаботились о том, чтобы Финли остался без защитника. Более того, они позаботились также и о том, чтобы единственный человек, который мог бы взяться за его защиту, выступил на стороне обвинения. Да-да, только поэтому отец и попросил его участвовать в процессе – теперь уже Натаниел нисколько в этом не сомневался.

– Похоже, вам не о чем беспокоиться, Марденфорд, – добавил он с усмешкой.

Барон тут же просветлел, и из груди его вырвался вздох.

– Что ж, пойду, пожалуй, к гостям, – продолжал Натаниел. – Кажется, ваша невестка ожидает моей помощи в ее деле. Думаю, мне придется поговорить еще с несколькими дамами.

Натаниел в раздражении вышел из комнаты. Он был согласен потакать прихотям Шарлотты, но было ужасно неприятно сознавать, что вскоре ему придется плясать под дудку Марденфорда.

* * *

Натаниел оставался в ее доме, Шарлотта чувствовала его присутствие. К тому же она не видела его среди тех, кто уже попрощался и направился к выходу.

Внезапно заметив его в дальнем углу гостиной, Шарлотта невольно отвела глаза: ей казалось, что он смотрит на нее как-то очень уж пристально. О, неужели он нисколько не смутился после того, что произошло между ними в его доме? Если так, то это просто несправедливо, ведь она испытывала неловкость каждый раз, когда смотрела на него.

Конечно, он мог и притворяться; возможно, он даже заявит, что совершенно ничего не помнит, так как слишком много выпил в тот день.

Что ж, не исключено, что так оно и было.

– Почему ты хмуришься, когда смотришь на него?

Голосок Бьянки вывел Шарлотту из задумчивости. Невестка, стоявшая с ней рядом, поглядывала на нее с некоторым упреком.

– Ах, не знаю… Просто я, наверное, отвлеклась, когда взглянула на него. Отвлеклась и забыла, о чем мы с тобой говорили.

Бьянка покосилась на Натаниела.

– Да, он любую способен привести в смущение

– И прекрасно знает об этом.

– Я понимаю, вы с ним не очень-то ладите, – продолжала невестка – Но тебе следует поприветливее смотреть на него – так, как смотрит твоя сестра. Ты ведь не можешь отрицать, что он оказал большую услугу и ей, и всей вашей семье.

Этого Шарлотта действительно не могла отрицать, однако ей ужасно не хотелось быть хоть чем-то обязанной Натаниелу Найтриджу, особенно сейчас.

А вчера она вдруг обнаружила, что Натаниел готов оказать ее близким еще одну услугу.

Несколько дней назад Шарлотта узнала, что Джеймсу предстоит свидетельствовать против Финли в суде. Эта новость сильно обеспокоила ее, так как она по собственному опыту знала, к чему мог привести шантаж и как чьи-то «откровения» могли очернить доброе имя человека. Само собой разумеется, что любые рассказы Финли были бы ложью, но даже ложные обвинения могли вызвать в обществе нежелательные разговоры. И вот теперь, узнав, что Найтридж выступит в суде в качестве обвинителя, Шарлотта почувствовала облегчение – она нисколько не сомневалась в том, что Натаниел сумеет защитить Джеймса и малыша Амброуза. Да, эта новость ужасно обрадовала ее и в то же время смутила; временами она даже жалела о том, что пригласила к себе Найтриджа.

– Он просто… раздражает меня, – пробормотала Шарлотта, украдкой взглянув на молодого адвоката, сидевшего в дальнем углу комнаты. Высокий, стройный, широкоплечий, он сразу бросался в глаза, и трудно было не залюбоваться этим красавцем. Чуть склонившись к Пенелопе, сидевшей с ним рядом, Натаниел о чем-то с ней беседовал и едва заметно улыбался время от времени.

Заметив, что Бьянка наблюдает за ней, Шарлотта снова нахмурилась, однако промолчала. Бьянка же тихо рассмеялась и проговорила:

– Видишь ли, дорогая, некоторые мужчины действительно способны раздражать. Например, мы с твоим братом не очень-то понравились друг другу при первой встрече.

– У вас с Леклером все было совсем иначе, – решительно заявила Шарлотта. – А мы с мистером Найтриджем давно уже недолюбливаем друг друга. – Она опять бросила взгляд в его сторону. – Он такой… такой ужасно…

Бьянка снова рассмеялась.

– То, что вы часто скрещиваете шпаги, доказывает лишь одно: он значит для тебя гораздо больше, чем остальные

Да, во много раз больше, чем кто-то еще. Но именно это и смущало. Смущало, раздражало и приводило в замешательство. Особенно же раздражало его проклятое высокомерие и чуть насмешливые нотки в голосе, когда они с ним о чем-нибудь спорили.

Но неужели Бьянка каким-то образом об этом догадалась? Нет-нет, не может быть. Ведь они с Натаниелом сегодня почти не разговаривали.

– Он для меня совершенно ничего не значит, – проговорила Шарлотта.

– Но все же он старался. Сегодня Найтридж многих очаровал ради тебя. Пойдем посмотрим на подписи под петициями. Мне очень хотелось сделать это пораньше, но я заставила себя дождаться окончания встречи.

Они с Бьянкой направились во вторую гостиную. Когда же проходили мимо Натаниела, Шарлотта, не удержавшись, снова взглянула на него. Она уже почти отвела взгляд, но тут Найтридж тоже посмотрел на нее – и по всему ее телу словно горячая волна прокатилась.

Охваченная волнением, Шарлотта поспешила за Бьянкой. Ей с огромным трудом удалось взять себя в руки, когда они приблизились к столу с петициями.

– Весьма впечатляюще, – изрекла Бьянка, взглянув на подписи под петициями. – Причем довольно много мужчин. Очень даже неплохое начало.

– Да, неплохое, – кивнула Шарлотта. – Теперь мы должны собрать подписи торговцев и коммерсантов. Когда погода улучшится, я специально для этого отправлюсь в ближайшие графства. София предложила устроить несколько встреч в Девоне, и там мы с ней…

Шарлотта внезапно умолкла: она вдруг явственно почувствовала, что в комнату вошел Натаниел. Да-да, именно почувствовала, потому что она не слышала его шагов.

– Наслаждаетесь свидетельством своего триумфа, милые леди?

Бьянка посмотрела на Натаниела с приветливой улыбкой. Шарлотта заставила себя улыбнуться, но ее улыбка очень походила на гримасу.

– И вашего триумфа тоже, – сказала Бьянка. Она взяла со стола вторую петицию и указала на несколько имен: – Я видела, как вы беседовали с этими дамами. Думаю, что именно ваши уговоры стоят за всеми этими подписями.

Натаниел решительно покачал головой:

– Нет-нет, миледи. Я уверен, что без леди Шарлотты у меня ничего бы не получилось. Именно ее речь тронула их сердца.

– Вы очень любезны, сэр. – Шарлотта взяла все листки и убрала их в ящик стола. Затем стала убирать ручки и чернильницы. Ей надо было чем-то заняться, чтобы скрыть охватившее ее волнение.

– Пожалуй, мне пора уходить, – сказала Бьянка. – Уверена, муж уже вызвал карету. – Она обняла Шарлотту и, поцеловав ее на прощание, тихо прошептала: – Ты ведешь себя просто ужасно, дорогая. Твое поведение граничит с неприличием. Неужели не понимаешь, что тебе следует быть с ним полюбезнее?

Слова невестки тотчас же привели Шарлотту в чувство. Конечно же, Бьянка была права: она действительно вела себя ужасно.

Тут Бьянка вышла из комнаты, и они с Найтриджем остались наедине. Собравшись с духом, Шарлотта посмотрела ему в лицо и тотчас же поняла: он прекрасно помнил их последнюю встречу, помнил все подробности – в том не было ни малейшего сомнения. Выходит, не так уж пьян он был в тот день, чтобы забыть обо всем произошедшем. Но как много он знал о ней? Знал ли о том, что именно с ней он был на вечеринке у Линдейла? Разговор с Линдейлом не развеял ее опасений, напротив, вызвал новые.

Решив проявить любезность, Шарлотта проговорила:

– Благодарю вас за то, что вы пришли, мистер Найтридж. Вы очень мне помогли.

– Миледи, я просто не мог отказать вам. Видите ли, ваша просьба показалась мне чрезвычайно убедительной. Я имею в виду форму, в которой она была высказана.

Его последние слова свидетельствовали о том, что он все помнил. И он даже не собирался притворяться, будто ничего не помнил. Не очень-то любезно с его стороны, мог бы по крайней мере сделать вид…

– Я слышала, вы согласились выступить обвинителем в деле Джона Финли, – сказала Шарлотта, решив, что лучше говорить о чем угодно, только не о той «форме», в которой была высказана ее просьба.

– Да, верно, согласился.

– По-моему, вы раньше никогда не выступали в этой роли, – продолжала Шарлотта.

– На сей раз я сделал исключение. Ведь должен же я как-то извиниться перед вами. Извиниться за свое поведение во время нашей предыдущей встречи.

Казалось, он говорил вполне искренне. Видимо, и впрямь испытывал неловкость и хотел как-то загладить свою вину. Это открытие окончательно обезоружило Шарлотту и еще больше ее смутило.

– Сэр, если мое постыдное бегство из вашего дома даст вам возможность проявить ваши таланты при защите Марденфорда, то я смогу пережить смущение по этому поводу.

– Мне хочется загладить вину перед вами не за ваш уход, а за то, что я оказался на редкость несообразительным. Только потом я понял: ваш визит был чрезвычайно любезным жестом. После суда прошел месяц, и не думаю, что хоть кто-то еще вспомнил, что значил для меня этот день. Для всех остальных Бинчли уже был покойником. Сожалею, что не оценил ваше сочувствие и так грубо обошелся с вами, когда вы пришли.

В ней вновь проснулось раздражение; было очевидно, что Найтридж вкладывал в свои слова какой-то особый смысл.

– Не хочу выглядеть неблагодарной, сэр, но думаю, что вы не за то извиняетесь. Было бы гораздо уместнее, если бы вы извинялись не за мои поступки, а за свои.

– Не могу с вами согласиться, миледи.

Снова посмотрев в лицо собеседнику, Шарлотта поняла, что он и на сей раз не кривил душой. Судорожно сглотнув, она прошептала:

– Мистер Найтридж, возможно, ваше… состояние тогда сбило вас с толку, поэтому вам трудно понять, что произошло на самом деле. Действительно, я посетила вас именно по упомянутому вами поводу, а вы принялись домогаться меня.

– Думаю, вы преувеличиваете.

– Преувеличиваю? Ничего подобного, сэр. И имейте в виду: моя репутация едва не пострадала из-за вашего поведения. Вы вели себя совершенно непростительным образом.

– А мне представлялась совсем иная картина.

– Мистер Найтридж, уж если мы заговорили об этом, позвольте напомнить вам…

– Благодарю, не стоит. Мои воспоминания удивительно свежи и живы. Я совершенно отчетливо помню женщину, которую обнимал. И ей это очень даже нравилось. Более того, она была весьма податлива.

Шарлотта едва не задохнулась от возмущения.

– Мистер Найтридж, как вы осмеливаетесь…

– Я помню, что в ответ вы поцеловали меня необыкновенно чувственно и страстно, – продолжал он, глядя ей прямо в глаза.

– Но сэр…

– Мне вспоминается также расшнурованный корсет и прекраснейшая грудь, которую я ласкал и целовал. И поверьте, миледи, только глупец мог бы сожалеть об этом. С моей стороны было бы лицемерием извиняться за эту часть визита. Полагаю, вы не должны требовать от меня такой лжи.

Шарлотта медлила с ответом. Она пыталась найти слова, чтобы выразить свое возмущение, но в голову ничего не приходило. Шокирующая откровенность Натаниела ужасно волновала и туманила рассудок; она чувствовала, как колени ее подгибаются, а между ног разливается приятное тепло.

Найтридж подошел поближе, и она подумала, что он собирается поцеловать ее прямо здесь, – а ведь за дверью еще оставались некоторые из Гостей. Конечно же, ей следовало отойти от него побыстрее, однако она не могла сделать ни шага.

Натаниел же улыбнулся и проговорил:

– Поверьте, я прекрасно помню все наши ласки и все поцелуи и не могу притворяться, что ничего этого не было. Я пытался, но обнаружил, что не способен поддерживать обман.

Шарлотта со вздохом закрыла глаза в ожидании поцелуя. Она ждала, когда теплые губы Найтриджа прижмутся к ее губам, а его сильные руки крепко обнимут ее.

Она ждала, что ее вновь охватит пламя страсти.

Однако ничего не происходило. Не было ни поцелуя, ни даже прикосновения. Снова вздохнув, она открыла глаза и увидела спину Натаниела, выходящего в главную гостиную.

Глава 4

В эту ночь Шарлотте никак не удавалось уснуть – ее одолевали мысли о Найтридже, одолевали воспоминания об их объятиях и поцелуях. То и дело вспоминалась полутемная гостиная Линдейла, едва освещаемая светом нескольких свечей. Возле окон играли музыканты, и было слышно, что в соседней комнате шла карточная игра. Картины же, висевшие на стенах, можно было рассмотреть тишь с трудом – как и гостей, расположившихся на диванах и в шезлонгах.

Почему-то казалось, что вся атмосфера этой гостиной требовала разговоров шепотом и поцелуев украдкой, однако собравшиеся говорили довольно громко и даже смеялись время от времени. И если бы не женщины в полумасках и не обнимавшиеся повсюду парочки, то вполне можно было бы подумать, что все происходящее – самый обычный званый вечер.

Именно эта обыденность и удивила ее. Она ожидала чего-то совершенно необычного – вроде тех вакханалий, что были изображены на полотнах, украшавших стены. Однако все гости выглядели вполне пристойно, хотя и казались выходцами из другого мира.

Некоторых мужчин Шарлотта узнала. Но она не знала, знали ли ее, и поэтому ужасно нервничала.

– Вы понимаете, что здесь вам не место? – послышался рядом чей-то голос.

Шарлотта замерла. Голос показался знакомым, и звучал он так, словно этот мужчина давал понять, что узнал ее.

Она обернулась и увидела… Аполлона, сидевшего в шезлонге. Перевязанная в поясе льняная белая туника чуть прикрывала его колени, золотистые волосы обрамляли лицо, а на ногах были бронзового цвета сандалии. Он сидел в одиночестве и не принимал участия в разговорах и увеселениях.

Натаниелу Найтриджу очень подходила роль бога света, и Шарлотта не могла оторвать от него глаз. Он же едва заметно улыбнулся и сказал:

– Садитесь сюда, пожалуйста, тогда никто не подойдет к вам – Натаниел указал на край своего шезлонга.

– Благодарю вас, – кивнула Шарлотта.

Она подошла поближе и осторожно присела на краешек подушки.

Натаниел молча прикрыл глаза; казалось, он слушал музыку. Через минуту-другую глаза его открылись, и он снова посмотрел на нее.

– Вы разочарованы? Может, вы ожидали увидеть здесь обнаженных мужчин, извивающихся на ковре, и обнаженных женщин, подающих закуски?

– Полагаю, что да, – прошептала Шарлотта.

Он окинул ее цепким взглядом, и на губах его вновь появилась улыбка.

– Вы пришли просто понаблюдать или развлечься?

– Ни то ни другое.

– Тогда зачем?

Действительно, зачем? Ответа не находилось. Хотя час назад все было абсолютно ясно.

– А может, вам не хотелось оставаться дома одной? – допытывался Найтридж.

Этот вопрос поставил ее в тупик. Шарлотта отвернулась и посмотрела на музыкантов. Краем глаза она видела, что Найтридж не сводит с нее глаз; он смотрел на нее так пристально, что ей сделалось не по себе, словно она сидела перед ним обнаженная.

Когда же она снова к нему повернулась, взгляд его потеплел и он тихо проговорил:

– Сегодня у нас с вами много общего. Полагаю, здесь не самое плохое место, если хочется спрятаться от себя самого. Звучит приятная музыка, и веселье других отгоняет неприятные мысли.

«А ведь он прав», – подумала Шарлотта. Она неплохо знала мистера Найтриджа. но сейчас перед ней был совершенно другой человек. Найтридж, которого она знала, никогда не отличался тонкостью чувств – во всяком случае. так ей всегда казалось.

И никогда, никогда не выглядел он таким… ранимым и беззащитным. Этот Аполлон, сидевший перед ней в полутемной гостиной, казался самым обыкновенным смертным.

А может, он недавно проиграл процесс? Да-да, наверное, в этом все дело. Ей вдруг вспомнилось, что мальчишка, продававший газеты, выкрикивал что-то подобное на Оксфорд-стрит в начале недели.

Вероятно, это и являлось причиной его странного поведения. Не исключено, что он проиграл впервые в жизни.

Собравшись с духом, Шарлотта прошептала:

– Вам не нужно прятаться от себя. Вы ведь не Господь Бог и вы сделали все, что смогли.

Натаниел молча нахмурился. Какое-то мгновение ей казалось, что он сейчас встанет и уйдет. Но вскоре его глаза потеплели – вероятно, он понял, что она искренне ему сочувствует, так что глупо было на нее сердиться.

Довольно долго они сидели молча, сидели, глядя друг другу в глаза. И Шарлотта чувствовала, как от взгляда мужчины, сидевшего рядом, у нее перехватывало дыхание. Казалось, их соединили какие-то удивительные узы, так что они всего лишь за несколько минут узнали друг о друге много нового. Это неожиданное единение очаровало и пленило Шарлотту, и она осознавала, что ей хочется чего-то большего.

«Да-да, вы правы, – говорила она мысленно. – Мне действительно не хотелось быть одной, и казалось, что я вот-вот сойду с ума от одиночества. Да, я знаю, что вы испытываете ужасную боль от своего поражения, и я прекрасно вас понимаю».

Внезапно он протянул ей руку, и она не раздумывая приняла ее. От его прикосновения все вокруг них словно исчезло. Исчезли и голоса, и музыка, и они остались наедине.

Натаниел привлек ее к себе и спросил:

– Вы боитесь?

Она отрицательно покачала головой, затем кивнула.

– Присядьте рядом со мной. Вам не надо ничего говорить. Мне не нужны слова, чтобы знать о вас все.

Однако слова все-таки произносились. Перед первым поцелуем он поинтересовался, замужем ли она и была ли влюблена.,

– Давно, – прошептала она. – Много лет назад я любила.

Он кивнул, словно сказанное ею подтверждало то, что он уже знал.

– Давно, – произнес Натаниел. – Слишком давно.

Страсть накатила жаркой волной, и она была продолжением соединившего их взгляда. Глубокому проникновению в души друг друга, казалось, не было конца, и оно вызывало инстинктивное доверие и делало каждое прикосновение священным. Ее обожгли чудесные ощущения, и скучная вуаль, окутывавшая ее повседневный мир, словно сгорела дотла.

Одно лишь воспоминание о той страсти больно сжало сердце. Шарлотта вытянула перед собой руки – и ощутила пустоту рядом на кровати. Пытаясь сохранить в памяти чудо, свершившееся тогда, она смежила веки и почувствовала, что ее глаза увлажнились. Ей хотелось, чтобы та ночь осталась в ее сознании необыкновенной и безупречной. Тогда этими воспоминаниями она сможет жить в будущем.

Но в сердце закрадывались вопросы, и она никак не могла от них отмахнуться. Шарлотта раз за разом отгоняла все сомнения, но они. упорно преследовали ее в неумолимом молчании ночи.

Она знала, что новая встреча поставит под угрозу очарование того свидания, и умудрялась избегать Натаниела целый месяц после вечера у Линдейла, Посетив же его на этой неделе, допустила ошибку, но она прекрасно знала, что испытывал Найтридж по мере приближения дня казни, и инстинктивно чувствовала, что этот день значил для него.

Ее сопереживание было эхом их близости. Помочь ему – это казалось гораздо важнее, чем собственная гордость и страхи, даже если он никогда не узнает истинной причины ее визита.

Когда она в тот день вошла к нему в гостиную вслед за Джейкобсом, Натаниел был очень раздосадован и встретил ее крайне неприветливо. «Что ж, так даже лучше», – решила Шарлотта. Ведь подобная встреча могла означать только одно: он не знал, с кем провел ту незабываемую ночь у Линдейла.

Впрочем, не исключено, что он пытался притворяться, и если дело обстояло именно так, то это совершенно все меняло,

Шарлотта не была уверена, что сможет вновь встретиться с ним лицом к лицу. Ее поведение на том вечере было шокирующим. Пагубным для нее. И все же ей казалось, что есть в мире один-единственный человек, который не осудит ее, – ночной любовник не увидит греха в ее поведении. Шарлотта вообразила, что мужчина, которого она обнимала, был так же далек от этого светского салона, как и она, однако сейчас ей пришлось признать что, возможно, лишь она испытала это волшебное чувство. Оно могло быть иллюзией, самообманом, к которому она прибегла, чтобы хоть как-то оправдать свое поведение.

Но если Найтридж знал, чье лицо скрывала маска в ту ночь у Линдейла? Что ж, если действительно знал, то это означало, что он не испытывал к ней никаких особых чувств. Возможно, решил, что она просто неразборчивая вдова, не ведающая стыда. Он мог вести себя так дерзко только потому, что предположил: ее визит вдень казни – всего лишь предлог для преследующей его распущенной женщины.

И если она не хочет рисковать, если не хочет узнать правду о той драгоценной для себя ночи, то ей лучше держаться от него подальше.

На рассвете следующего понедельника Натаниел вошел в тюрьму Ньюгейт. У входа уже собралась толпа любопытных, желавших получить пропуск, чтобы присутствовать на суде в Олд-Бейли.

Другие ждали, когда можно будет подать просьбу на посещение находящихся в тюрьме родных. В руках у женщин были корзинки с едой – они хотели хоть что-то добавить к скудному тюремному рациону. Некоторые казались взволнованными, но у большинства на лице застыло выражение безразличия, свидетельствовавшее о том, что они уже далеко не первый раз сюда приходят.

Натаниел вошел в холл и прошел мимо адвокатов, ожидавших появления обвиняемых, которых им предстояло защищать. Адвокаты приветствовали его как старого знакомого – члена их своеобразного братства.

Защита обвиняемых считалась в среде юристов не очень-то уважаемым занятием, и защитники, ожидавшие предстоящего суда, выглядели довольно скромно. Натаниел же, являвшийся сыном лорда, занимал среди них особое положение, и почти все эти люди завидовали ему, так как понимали, что он мог обойти их всех и немедленно получить доступ в канцелярию начальника тюрьмы.

Переходя из коридора в коридор, Натаниел Найтридж следовал за охранником, изредка поглядывая по сторонам. Повсюду стояли люди, ожидавшие свидания с родственниками, но он почти не обращал на них внимания. Когда они проходили мимо одной из женских камер, сидевшие там проститутки заговорили с ним вкрадчиво, но он, поморщившись, отвернулся и тотчас же услышал грубый смех и отборную брань в свой адрес. А в переполненной мужской камере в самом разгаре был боксерский поединок, и оттуда доносились громкие вопли зрителей.

Натаниел так и не смог привыкнуть к тюрьме: ему по-прежнему были отвратительны ее запахи. А раздававшиеся здесь звуки казались необыкновенно печальными и удручающими. И даже в смехе заключенных звучали нотки отчаяния; смех же этот очень напоминал вой диких зверей.

Финли поместили в крохотную камеру на самом верху тюрьмы, и это явно указывало на то, что его считали весьма опасным преступником. Он находился в одной из камер, где содержались осужденные на смерть, и был закован в кандалы и прикован к стене. Заключенный лежал на грязной соломе, одежда была вся в пятнах, а длинные темные волосы свисали засаленными прядями на лицо и короткую бородку. Услышав, как открывается дверь, он повернулся и посмотрел на входящего.