Текст книги "Леди греха"

Глава 2

Шарлотта мысленно отчитывала себя за глупость. Действительно, она поступила сегодня на редкость глупо. Зачем она приехала сюда? Ах, как опрометчиво, как безрассудно!

Сейчас она находилась в маленькой кухне, где слуга, совершенно невозмутимый, застегивал на ней платье, – Найтридж в спешке неправильно застегнул крючки.

Ах, как все это унизительно! Так унизительно, что ей хотелось… поколотить кого-нибудь своим зонтом.

Разумеется, она прекрасно понимала Натаниела. Он, должно быть, очень переживал из-за казни того молодого человека, и она искренне ему сочувствовала – именно поэтому и пришла к нему. Пришла, чтобы хоть как-то его поддержать.

Но она ведь не знала, что все закончится так ужасно… Да-да, она не предполагала, что Натаниел поцелует ее, и, конечно же, не ожидала от себя такой реакции, не знала, что сразу же капитулирует.

Вспомнив о своей несдержанности, Шарлотта густо покраснела. Ах, почему же она отвечала на поцелуи Найтриджа? Что заставляло ее так вести себя?

Тут Джейкобс наконец-то закончил с платьем, и Шарлотта приняла из его рук мантилью. Лицо слуги оставалось непроницаемым, когда он провожал ее к двери, выходящей в сад. Шарлотта подозревала, что была не первой, кому он показывал этот путь. Женщинам с дурной репутацией.

Увы, сегодня она вела себя именно так – как дама с сомнительной репутацией. Следовательно, именно так она и должна покидать этот дом. Через кухонную дверь!

Шарлотта быстро прошла по дорожке, ведущей к выходу на Виго-стрит. Она надеялась, что никто из знакомых ее здесь не увидит, и все же решила, что никогда больше не наденет эту мантилью и эту шляпку – на всякий случай.

Добравшись до своей кареты, Шарлотта приказала побыстрее отвезти ее домой. Когда экипаж тронулся с места, она со вздохом откинулась на спинку сиденья – ей вдруг представилось, к чему мог привести скандальный эпизод, если бы граф застал ее у сына.

Плохо, что она растаяла, как наивная девица, когда он поцеловал ее. И еще хуже, что она, полураздетая, оказалась у него на коленях. А потом, когда граф Норристон едва не застал ее в таком виде, ей пришлось в спешке одеться и тайком выскочить из дома – о, как это унизительно!..

Но все же самое ужасное и пугающее – это устремленный на нее взгляд Натаниела.

И его уверенность в себе.

А также то, что он сказал, когда они обнимались на софе.

«Мне не нужны слова, чтобы узнать о вас все».

Шарлотта надеялась, что ошибается, но боялась, что это именно так.

Найтридж слишком много знал о ней.

И скорее всего он понял, что именно она была женщиной на той самой вечеринке – женщиной в полумаске, украшенной драгоценностями.

– Ты ужасно выглядишь. – Граф Норристон строго посмотрел на Натаниела – так смотрел он на своих сыновей и много лет назад, когда они еще были детьми. Но если в те времена граф частенько заставлял себя хмуриться, то сейчас было абсолютно ясно: он действительно недоволен младшим сыном, в высшей степени недоволен. Впрочем. Натаниела это не очень-то заботило: он давно уже оставил попытки заслужить одобрение отца.

– О Господи, а что это у тебя на шее? Любовный укус? Черт возьми, застегни воротник! И вообще, тебе следует проявлять хоть какое-то благоразумие. Неужели ты этого не понимаешь?

Натаниел молча пожал плечами – и вдруг улыбнулся, вспомнив о женщине, только что покинувшей его дом. Неужели он ошибся? Или Шарлотта – действительно та самая незнакомка в полумаске?

Граф опустился в обтянутое зеленым шелком кресло. Заметив графинчик с остатками бренди, проворчал:

– Уже пил?

– Да, и немало. Потому что никак не мог не пить. Поверьте, любой другой день будет лучше, чем сегодняшний

– А разбитое окно – вероятно, следствие твоего состояния?

Натаниел снова пожал плечами:

– Просто вышел из себя, вот и все.

– Все еще хандришь из-за Бинчли, а? – Граф немного смягчился. – Возьми себя в руки. Он был виновен, и суд не оправдал его, несмотря на твое актерство. Закон не игра, и тебе это хорошо известно.

Натаниел вздохнул и отвернулся, пытаясь побороть душивший его гнев. Он прекрасно знал: графу Норристону ужасно не нравилось, что его младший сын был адвокатом. Немного успокоившись, он снова вспомнил о Шарлотте. Удалось ли ей благополучно покинуть его дом? Да, скорее всего, удалось. Маловероятно, что ее видели, когда она выходила от него. Но все же…

– Что это за запах? – Граф поморщился.

Натаниел молча повернулся к отцу.

– Это духи? Сегодня здесь была женщина, не так ли?

– Мои женщины – повсюду. А это – запах благовоний, которые я жег ночью, – довольно убедительно солгал Натаниел; этот талант он обрел еще в юности, что очень облегчало его взаимоотношения с отцом.

– Благовония? Католические глупости!

– Эти благовония из Калькутты.

– Тогда языческие!..

– Но мне нравятся глупости, даже языческие. А теперь скажите, зачем вы приехали.

Было совершенно ясно: граф пожаловал вовсе не для того, чтобы составить сыну компанию или выразить сочувствие в связи с неудачей при защите Бинчли. Более того, он не признал бы вины Натаниела, даже если бы считал Бинчли невиновным. Лишь леди Марденфорд сумела понять, каким адом стал для него сегодняшний день. Эта женщина проявила необычайную отзывчивость, а ведь они не были друзьями. Теперь, когда он почти протрезвел, ему стало понятно, какое благородство она проявила и какое мужество ей потребовалось для того, чтобы приехать к нему. А он приставал к ней, точно к шлюхе, он унизил ее. К тому же она едва не стала жертвой скандала.

Конечно, Шарлотта не очень-то противилась, когда он принялся ее целовать, но это ровным счетом ничего не значило. Его поведение нельзя оправдать.

Что же касается загадочной богини в полумаске… Не мог же он сказать леди Марденфорд, что, лаская ее, он думал о другой женщине.

Но почему же ему казалось, что Шарлотта – та самая незнакомка? Он вспоминал ощущения, пережитые недавно на софе. Вспоминал ее глаза, грудь… Теперь, когда в голове у него прояснилось, поведение обеих женщин казалось ему довольно странным, во всяком случае, не совсем обычным. И конечно же, все это требовало тщательного обдумывания.

Но подумает он позже. И принесет леди Марденфорд необходимые извинения. А сейчас надо поговорить с отцом, чтобы наконец-то выяснить…

– У меня к тебе дело. Точнее, два дела. – Граф словно прочитал мысли сына. – На днях я беседовал с Коллингсвортом.

– И что сказал добрейший баронет?

– Он контролирует очень неплохой приход около Шрюсбери. Если захочешь, приход станет твоим.

– А этот приход – в дополнение к его дочери, не так ли?

– Само собой разумеется.

– Это была бы весьма выгодная сделка для вас с Коллингсвортом. Он выдаст дочь замуж за члена графской семьи, а вы получите его содействие в капиталовложениях, которые собираетесь сделать в Уэльсе. Но я не понимаю, какая от этого будет польза мне и его дочери.

Граф тяжело вздохнул.

– Я полагал, ты прекрасно все понимаешь. Тебе пора жениться, а приданое очень даже неплохое.

– Я сам буду решать, когда мне жениться. К тому же дочь баронета влюблена в другого мужчину, и это всем известно.

– Девичьи фантазии. Она переступит через…

– Я не намерен сейчас жениться, – перебил Натаниел. – Передайте Коллингсворту, что я не смогу принять его предложение. Ни за что на свете не смогу, даже если его дочь действительно хорошая партия. Стать священником – это было бы святотатством с моей стороны

– Но у тебя для этого подходящее образование.

– Я не принял духовный сан, поскольку у меня нет для этого ни темперамента, ни убеждений.

Граф усмехнулся:

– Твой темперамент – только для зала суда, верно? Полагаю, что выступления в суде – почти то же, что театральная сцена. В каком-то смысле ты актер.

Натаниел предпочел не спорить на эту тему: он прекрасно знал, что думает о его деятельности отец, и ему не хотелось затевать очередную ссору.

– Я был бы очень благодарен вам, отец, если бы вы оставили попытки искать для меня подобные средства существования. Теперь вам должно быть ясно, что я никогда не пойду на это.

– Ты мог бы стать епископом, черт тебя побери! Когда-нибудь ты мог бы заседать в палате лордов, если бы поступил так, как я тебе советую.

– Сделайте епископом одного из моих братьев. Эдвард и Найджел, наверное, не отказались бы.

– Они лишены твоих талантов. Чтобы продвинуться в церковной иерархии, нужна голова, а также известная доля хитрости. – В устах графа это звучало как комплимент – впервые за долгие годы.

Несколько обескураженный словами отца, Натаниел направил разговор в другое русло.

– А второе дело?.. Вы ведь сказали, что у вас ко мне два дела.

– О. это тебе больше понравится. Кое-кто собирается попросить тебя, чтобы ты выступил на стороне обвинения в судебном разбирательстве.

Натаниел даже рассердился, услышав такое. Как же плохо отец его знает… Неужели он действительно мог думать, что его сын будет доволен таким предложением?

– Возможно, вы этого не замечали, но я никогда не выступал на стороне обвинения.

– Что ж, вот тебе шанс улучшить свое положение. Сыграй свою роль достойно – и ты получишь должность судьи.

– Вы не поняли меня. Об этом меня просили и раньше, но я отказывался.

Граф, казалось, не понял слов сына.

– Но сейчас ты не можешь отказаться. Ты нужен. Это дело Финли. Знаешь ведь о нем, верно? Так вот, все говорят, что в данном случае ты самый подходящий адвокат.

Натаниел с сомнением покачал головой. Разумеется, он прекрасно знал, кто такой Джон Финли. Этот человек был одним из королей в лондонских воровских притонах, и далеко не каждый адвокат взялся бы его защищать. Но выступать на стороне обвинения… Почему отец решил, что именно он, Натаниел, – «самый подходящий адвокат»?

– Видите ли, отец, этот человек – вор и убийца, и любой может выступить в качестве обвинителя, если имеется достаточно улик.

– Он также шантажист. Именно так его и поймали – когда он отправился получать деньги. Но дело очень… деликатное, и нельзя позволить этому Финли лгать в суде из мести и запятнать репутацию благородного человека, который будет против него свидетельствовать.

– Судья позаботится, чтобы такого не случилось.

– На это нельзя рассчитывать. Если судья допустит защитника, а ты и тебе подобные сделали это почти неизбежным, Финли может появиться с адвокатом вроде тебя, и тот прибегнет к всевозможным уловкам, чтобы запутать дело.

«Адвокатом вроде тебя». Натаниел должен был признать, что отец прав. Если бы он считал Финли невиновным и защищал его, то не колеблясь использовал бы смущение обвинителей в свою пользу.

– А кто будет свидетельствовать против Финли?

– Марденфорд.

– Вот как?..

Натаниел оживился. Барон Марденфорд был шурином Шарлотты. Он унаследовал титул шесть лет назад, после смерти ее мужа.

Граф сокрушенно покачал головой:

– Дело действительно очень деликатное. Подозреваю, что скоро о нем узнает весь Лондон. Какой позор! Ты ведь знаешь, как разносятся сплетни. Этот Финли потребовал от Марденфорда деньги, заявив, что иначе разгласит его семейные тайны. Но никаких тайн не существует, и Марденфорд обратился в полицию и помог устроить ловушку для негодяя. Но ты ведь понимаешь, что на суде Финли может сочинить любую историю… – Граф снова покачал головой. – Чертовски смело со стороны Марденфорда начать все это… Честно сказать, он удивил меня. Не подозревал, что он способен на такое. Значит, ты согласен заняться этим делом?

Натаниел медлил с ответом. Репутация барона его не очень-то интересовала, но если Финли сумеет опровергнуть обвинение Марденфорда, то это запятнает всех его родственников, в том числе и Шарлотту. А ведь после сегодняшнего происшествия он ее должник, так как одних лишь извинений было бы явно недостаточно.

– А что известно об этом Финли?

Граф пожал плечами:

– Лично мне не так уж много. Похоже, он вербует мальчишек. Полиция говорит, что у него, так сказать, целая семья. Он обучает их мелкому воровству и тому подобному. Но за этим человеком, конечно же, числятся и убийства. Наш долг – избавить от него Лондон.

Поднявшись на ноги, Натаниел в задумчивости прошелся по комнате. Теперь он почти не сомневался: Гарри Бинчли обучался именно у такого человека, как Финли. Возможно, у самого Финли. Его научили воровать с детства, и к пятнадцати годам его жизненная тропа уже была проложена.

Именно эта тропа привела его сегодня на виселицу.

Это был тот редкий случай, когда Натаниел согласился с отцом. Конечно же, от таких людей, как Финли, следовало избавляться.

Повернувшись к отцу, он сказал:

– Закончим разговор завтра, когда я окончательно протрезвею. Но могу сразу заявить: скорее всего, я соглашусь выступить в качестве обвинителя.

– Ты сегодня очень печален, Джеймс, – отметила Шарлотта. – И слишком уж задумчивый. Надеюсь, то, что ты привел ко мне Амброуза, не доставило тебе особых неудобств.

– Нет-нет, не беспокойся. Просто я сейчас подумал о письме, которое пришло сегодня, перед тем как мы отправились к тебе. Мне всегда приятно проводить время с тобой и с сыном. Эти часы доставляют мне необыкновенную радость.

Ее шурин сидел в кресле у камина в библиотеке. На коленях у него лежала раскрытая книга, но Шарлотта заметила, что он не перевернул ни одной страницы.

Сама же Шарлотта сидела на полу, на ковре; они с Амброузом строили домик из кубиков. Однако занимала ее вовсе не игра, а совсем иное: она вспоминала события, связанные с ее сегодняшним визитом к мистеру Найтриджу. Ей следовало о многом подумать и, возможно, принять важные решения.

Светловолосый малыш вдруг разрушил домик и весело рассмеялся. Шарлотта тоже засмеялась.

– Вы с ним прекрасно ладите. – Марденфорд улыбнулся. – И ты очень добра к нему. Я благодарю Бога за то, что ты подарила ему свою любовь после смерти моей Беатрис.

– А я благодарна тебе за то, что ты привозишь ко мне малыша. Я действительно очень его полюбила.

Амброуз принялся возводить из кубиков башню, а Шарлотта ему помогала. Амброуз был совсем маленьким, когда два года назад умерла его мать, и Шарлотта все больше привязывалась к малышу. Роль приемной матери дала ей возможность пережить необыкновенные чувства, которых она была лишена в годы брака. Из-за слабого здоровья ее мужа все считали, что вовсе не она виновата в том, что у них нет детей. Шарлотта тоже так думала, однако в глубине души опасалась, что дело вовсе не в здоровье Филиппа, а в ней самой. И все же она возражала бы против повторного брака. Полюбив Амброуза, Шарлотта поняла, что не обязательно заводить собственного ребенка – этот светловолосый малыш заменил ей сына.

Показав мальчику, как строить стену вокруг их башни, Шарлотта повернулась к его отцу.

– Малышу постоянно нужна любовь, – проговорила она вполголоса.

Ее шурин улыбнулся:

– У него очень ласковая няня.

– Ты знаешь, что я имею в виду, Джеймс.

– Я знаю, Шарлотта, мне нужно жениться во второй раз – ради мальчика. Когда-нибудь я так и поступлю. Однако сейчас я не в силах об этом думать. Полагаю, ты меня понимаешь.

Шарлотта молча кивнула: она прекрасно все понимала.

У Джеймса и Беатрис был хороший брак, и они вполне подходили друг другу. Конечно, у них не было пламенной страсти, но, возможно, так даже лучше. В конце концов, между нею и Филиппом тоже не было страсти, но после его смерти ей очень не хватало мужа.

Шарлотта сочувственно улыбнулась шурину. Ей хотелось кое-что объяснить ему. Она собиралась сказать, что понимает его тоску, потому что испытывает то же самое. Но следовало предупредить его о том, что так может продолжаться бесконечно долго – как это случилось с ней, – если он не возьмет себя в руки и не изменит что-то в своей жизни. Да, можно было прожить долгие годы, а потом в один прекрасный день понять: жизнь прошла мимо.

– Ты получала какие-нибудь известия из Леклер-Парка? – неожиданно спросил Джеймс.

Шарлотта кивнула:

– Да, получала. Флер пишет, что очень волнуется, но морально готова к грядущему событию. А Данте присылает письма, из которых ничего нельзя понять. Ребенок появится скоро, и они тут же пошлют за мной. – Брат Шарлотты отвез жену, ожидавшую рождения их первенца, в родовое поместье в Суссексе. Сама же Шарлотта с нетерпением ждала этого события – ведь появится еще один ребенок, которого она будет любить.

– На твое приглашение приходят ответы? – спросил Джеймс.

Шарлотта поняла, что шурин пытается проявить интерес к ее делам, хотя его мысли были заняты совсем иным. Вопрос же этот вернул ее к сегодняшнему событию. Она действительно получила одно сообщение до приезда Джеймса и Амброуза. Натаниел Найтридж прислал записку, в которой сообщал, что готов посетить собрание, которое она устраивала. Но ей было неловко говорить сейчас об этом.

– Да, ответы приходят, – кивнула Шарлотта. – Но в основном вполне предсказуемые отказы. Отказы приходят даже от тех, кто обычно принимает приглашение.

– Не надейся, что гостей будет много, – сказал Джеймс.

– Я и не надеюсь. Но если мои усилия положат начало обсуждению, то это уже само по себе будет победой. В парламенте узнают, что людей волнуют подобные вопросы. За первым шагом последует второй, потом третий. В конце концов закон будет принят – я нисколько в этом не сомневаюсь.

Джеймс промолчал. Он не разделял взгляды Шарлотты, хотя и согласился доставить ее петиции в парламент.

Разумеется, это следовало бы сделать ее брату Верджилу, виконту Леклеру. Однако его сестра была замешана в недавнем скандале, связанном с ее замужеством, поэтому все согласились, что будет лучше, если это сделает кто-то другой.

Амброуз почти завершил строительство и потянулся за последним кубиком, но нечаянно задел башню локотком, и все сооружение рассыпалось. Личико малыша приобрело несчастное выражение, предвещавшее слезы.

Шарлотта взяла ребенка на руки и прижала к груди. Заметив, что Джеймс наблюдает за ней с грустью в глазах, она поняла: он представлял себе женщину, которая вместо нее могла бы играть с его сыном, возможно, на этом самом ковре, в этой самой комнате.

В конце концов, этот дом принадлежал ему. Когда Джеймс унаследовал титул после смерти брата, он не потребовал, чтобы она покинула этот дом, так что Шарлотта могла остаться там, где жила, будучи замужем. Этот широкий жест свидетельствовал об отзывчивости и деликатности – качествах, редко встречающихся у мужчин.

Малыш наконец успокоился и уснул на руках у Шарлотты; Она улыбнулась и осторожно погладила его по головке. Любовь к этому ребенку была первой искоркой, которая привела к пожару, вернувшему ей энергию и живость.

Они поговорили еще несколько минут, после чего Джеймс, взяв у Шарлотты ребенка, покинул библиотеку. К этому моменту она уже приняла решение. Прежде чем снова встретиться с Натаниелом Найтриджем, ей необходимо было выяснить, как много он о ней знал.

– Я очень ценю ваше общество, граф, – проговорила Шарлотта, когда на следующий день они шли по Белгрейв-сквер. – У меня не было возможности поздравить вас лично по случаю вашей свадьбы, поэтому я отправила вам записку.

Граф Линдейл улыбнулся и поддел носком башмака небольшой камешек. Ветер ерошил его густые волосы: шляпу он держал в руке.

– Нам нужно было поторопиться, вы ведь понимаете? Однако я нисколько не жалею о том, что мы поженились. Уж лучше раньше, чем позже, во всяком случае, в таких ситуациях. Но если бы у меня был выбор, то я сбежал бы в тот день, когда она приняла мое предложение.

Шарлотта рассмеялась:

– Вот так сдаются даже самые стойкие. Приятно видеть, что и вас покорила любовь. Если причина спешки вполне заурядная, тогда еще раз примите мои поздравления, – добавила она.

Ее собеседник сиял от удовольствия, и это было совершенно в духе Юана Маклейна, графа Линдейла: его действительно не волновали слухи, которые неизбежно возникнут в связи с его скоропалительной женитьбой. Впрочем, слухи и пересуды возникли бы в любом случае, так как Линдейл давно уже приобрел скандальную репутацию. Его холостяцкие вечеринки еще долго будут вспоминать в свете. В одной из его гостиных висели качели, а стены украшала редкая коллекция эротического искусства. Для многих он по-прежнему оставался лордом-грешником, и его внезапная женитьба на женщине, не отличавшейся ни богатством, ни громким именем, казалась очередной выходкой беспечного весельчака.

Шарлотта наконец завела разговор, ради которого и встретилась с графом. Они были старыми друзьями, и она надеялась, что сумеет узнать все, что ей требовалось.

– Полагаю, с вашими вечерами покончено. Я имею в виду ваши… особенные вечера, – добавила Шарлотта с лукавой улыбкой.

– Да, конечно, – кивнул граф. – Теперь все мои оргии будут очень интимными, с одним или двумя списками гостей.

Шарлотта снова рассмеялась.

– Я слышала, что последняя вечеринка была весьма впечатляющей. В римском духе, как шептались в обществе.

– Это и впрямь был весьма достойный заключительный аккорд, хотя я не задумывал ничего особенного. По правде сказать, я устал от подобных развлечений. Возможно, просто постарел, – добавил граф с ухмылкой.

– Признаюсь, мне всегда было ужасно любопытно… – продолжала Шарлотта. – Мне всегда хотелось узнать, что же представляют собой ваши вечеринки и что там происходит.

– Тогда вам следовало посетить одну из них. Вы всегда получали приглашения, но упускали свой шанс. А теперь для меня все изменилось, и таких вечеринок больше не будет.

Шарлотта немного помолчала, потом вновь заговорила:

– Рассказывают, что на ваших вечеринках благородные леди иногда появлялись в масках. Это правда?

– Да, правда, такое часто случалось.

– А маска – это надежно? Неужели никак нельзя узнать, кто скрывается под ней? Вас, например, всегда можно было обмануть?

Граф бросил на молодую женщину лукавый взгляд:

– Не уверен, что это пристойный разговор, миледи. И еще раз хочу напомнить, что ваш интерес к моим вечеринкам несколько запоздал. Что же касается масок… Видите ли, освещение было очень слабым, так что едва ли кто-нибудь мог узнать даму, пожелавшую воспользоваться маской.

– Неужели такого ни разу не случалось? – допытывалась Шарлотта.

– Если женщина молчала, то не случалось. – Граф весело рассмеялся. – Как-то раз была одна знатная леди, которая говорила шепотом. Однако весьма характерный громкий смех выдавал ее. Разумеется, все делали вид, что не узнают ее.

Шарлотта понимала, что женщину можно узнать по голосу. Когда она посетила прощальную вечеринку, она почти не разговаривала, а на вопросы отвечала тихим шепотом.

«Мне не нужны слова, чтобы узнать о вас все».

– Ах как интересно! Значит, мужчина мог быть очень… близок с женщиной, но при этом не знал, кто она такая? Выходит, они могли встретиться на следующий день, и он не догадался бы об их прежней… встрече?

– Совершенно верно. Поскольку же горело всего несколько свечей, другие тоже оставались в неведении. Да-да, мужчина никогда ничего не узнает, если, конечно… – Линдейл внимательно посмотрел на спутницу.

– Если что?..

– Если только они вновь не будут близки.

– Если вновь не будут?.. – пробормотала Шарлотта.

– Да, конечно. Если же такое случится еще раз, то он, вероятно, обнаружит какое-то сходство и что-то заподозрит.

О Господи!

Линдейл пригладил волосы и, надев шляпу, спросил:

– Но почему вы расспрашиваете меня об этом? – Он в очередной раз улыбнулся. – Вы вытащили меня на прогулку в холодный зимний день и задаете… довольно странные вопросы. Может, у вас есть подруга, которая посетила мою вечеринку, а теперь опасается за свою репутацию?

Шарлотта почувствовала, что краснеет.

– В общем, да, вы правы. Только, пожалуйста, не расспрашивайте дальше. Она очень расстроена. Это совсем не похоже на нее. Подруга просто проявила любопытство, о чем сейчас горько сожалеет. Она рассказала все мне, и я обещала разузнать, насколько это опасно. Конечно, я могла бы расспросить брата, но его сейчас нет в Лондоне, он увез Флер в свое поместье, в Леклер-Парк.

– Не бойтесь, миледи. Можете рассчитывать на мою тактичность.

На самом деле все было совсем не так: Линдейл славился именно отсутствием такта и непременно рассказывал то, о чем следовало молчать. А Натаниел Найтридж являлся его близким другом.

– Итак, сэр, обещайте, что не расскажете никому о нашем разговоре. – Шарлотта многозначительно посмотрела на собеседника.

Граф остановился, и она тоже остановилась. Какое-то время они молча смотрели друг другу в лицо. Наконец он проговорил:

– Я не отличаюсь особой проницательностью, леди Марденфорд, но мне очень интересно, существует ли на самом деле эта ваша подруга. Может быть, вы сами…

– Какая нелепость! – воскликнула Шарлотта. – К тому же в ту неделю меня вообще не было в Лондоне, и вы, наверное, об этом помните.

– Да, вы сообщили, что уезжаете. Но вы ведь могли и передумать, верно?

Линдейл смотрел на нее все так же пристально, смотрел в ожидании ответа. Шарлотта попыталась изобразить негодование, но вдруг почувствовала, что снова заливается краской.

Граф усмехнулся и сказал:

– Вижу ваше смущение, миледи, и полагаю, что я прав. Да, я почти уверен, что вы были на моей прощальной вечеринке.

– Ваши измышления совершенно необоснованны, и я не намерена выслушивать ваши скандальные заявления, граф.

Линдейл отвел глаза; казалось, он о чем-то задумался. Потом он вдруг снова уставился на собеседницу и с удивлением воскликнул:

– Господи, теперь я понял! Вы были с Найтриджем. не так ли? Ах, миледи, вы тогда действительно расшалились… А он узнал? Догадался?

Шарлотта готова была сквозь землю провалиться. Она начала что-то говорить, пытаясь опровергнуть слова графа, но он взмахом руки остановил ее.

– Не отчаивайтесь, миледи. Я буду нем как могила. Признаюсь, такого я от вас не ожидал. Но поверьте, я вас не осуждаю. Более того, мне хочется поздравить вас.

– Поздравить?! Вы невыносимы, Маклейн!

– А вы более интересная женщина, чем я предполагав леди Марденфорд. – Граф весело рассмеялся.

Шарлотта легонько ударила его зонтиком по плечу н. резко развернувшись, поспешила к своей карете.