Текст книги "Я не толстая"

6

Я – тайная поклонница твоя,

Я мучаюсь, любовь свою тая.

От всех других и от самой себя,

Но если б знал ты, как люблю тебя!

Я знаю, ты другою увлечен,

Я знаю, что в другую ты влюблен,

Но если б знал ты, как люблю тебя,

Как тайной страстью я гублю себя!

«Тайная поклонница». Исполняет Хизер Уэллс. Авторы песни О' Брайен/Хенке. Из альбома «Сахарная лихорадка». «Картрайт рекордс»

Джордан забарабанил в дверь, но я решила не обращать на него внимания.

В доме было прохладно и слегка попахивало тонером из ксерокса, который стоит в кабинете Купа. Я стала подниматься по лестнице, думая, что нужно выпустить погулять Люси. Я о ней упоминала? Это моя собака. Но тут я посмотрела вниз и увидела, что стеклянные балконные двери на заднюю террасу открыты.

Вместо того чтобы подняться, я прошла по коридору, оклеенному обоями в черную и белую полоску – по-видимому, в семидесятые геи были помешаны на таких обоях, – и нашла на задней террасе хозяина дома. Он расположился в шезлонге с бутылкой пива в руке, у его ног сидела моя собака, а рядом с шезлонгом стоял миниатюрный кулер.[5]5
  Кулер (ведро) – приспособление для охлаждения напитков.


[Закрыть]

Он слушал по радио джаз – он всегда слушает эту станцию, когда бывает дома. Купер – единственный член семейства Картрайтов, которому не нравятся визги «Гладкой дорожки» и Тани Трейс. Он отдает предпочтение более нежной музыке Куолмана-Хокинса и Сары Вон.

– Он уже ушел? – поинтересовался Купер, увидев, что я остановилась в дверях.

– Еще нет, но скоро уйдет. – И тут меня осенило: – А ты что же, прячешься здесь?

– Угадала. – Купер открыл кулер, достал бутылку пива и протянул мне. – Возьми, думаю, тебе не мешает выпить.

Я с благодарностью взяла холодную бутылку и села на мягкую подушку кресла из гнутых металлических прутьев. Люси тут же вскочила и подбежала ко мне. Я погладила ее.

Вот за это я и люблю собак – они всегда очень рады тебя видеть. Ну, и к тому же они полезны для здоровья. Когда человек гладит собаку или кошку, у него снижается давление. Это доказанный факт, я читала об этом статью в журнале «Пипл».

Конечно, домашние животные не единственное, что помогает снизить давление. Еще очень помогает, когда сидишь в каком-нибудь спокойном месте. Например, терраса дедушки Купера и садик внизу как раз подходит. Между прочим, это две самые сокровенные тайны Манхэттена. Зелень листвы в окружении высоких каменных стен – это крошечный оазис, вырезанный из бывшего заднего двора восемнадцатого века, где находились стойла для лошадей. В саду есть даже маленький фонтан, и Купер его включил. Гладя Люси, я чувствовала, как мое сердце возвращается к нормальному ритму.

Я думала о том, что после испытательного срока я, наконец, смогу записаться в колледж и выберу медицину. Конечно, будет нелегко совместить учебу с работой на полную ставку, не говоря уже о бухгалтерии, которую я веду для Купера, но я как-нибудь выкручусь.

А потом, позже, может быть, получу стипендию для учебы на медицинском факультете. А когда закону учебу, стану брать с собой на обходы Люси, и она будет успокаивать моих пациентов. Я смогу полностью излечивать болезни сердца, просто давая пациентам погладить мою собаку! Я стану знаменитой! Как Мария Кюри. Только я не буду носить на шее уран и не умру от лучевой болезни.

Я не стала рассказывать о моем плане Куперу. Мне почему-то казалось, что он не оценит его многочисленные положительные стороны. Хотя у Купера довольно широкие взгляды. Артур Картрайт, дед Купера, разозленный тем, как все остальные члены семьи отреагировали на его признание в гомосексуальных наклонностях, завещал большую часть своего немалого состояния на исследования по борьбе со СПИДом. Всю свою коллекцию живописи он распорядился продать с аукциона Сотбис и передать вырученные средства благотворительной организации, которая заботится о бездомных и больных СПИДом, а почти всю недвижимость завещал своей альма матер – Нью-Йорк-колледжу.

Всю, кроме любимого розового особняка, который достался Куперу вместе с миллионом баксов, потому что Купер оказался единственным членом семьи, который, услышав про Джорджа, нового бойфренда своего деда, сказал: «Лишь бы ты был счастлив, дед».

Не скажу, что Джордан и другие Картрайты уж очень расстраивались из-за завещания Артура. В семейной копилке Картрайтов все равно осталось много денег, на всех хватит.

Но в любом случае, это не добавило популярности среди членов клана Картрайтов Куперу, который и так уже успел стать «паршивой овцой», потому что его выгнали из множества школ, и он выбрал не местечко в «Гладкой дорожке», а колледж.

По правде говоря, это его не особенно волновало. Я еще не встречала человека, который бы до такой степени, как Купер Картрайт, довольствовался своим собственным обществом. Он даже внешне не походит на остальных членов семьи. Купер темноволосый, а все остальные – блондины. Однако что у него есть от Картрайтов, так это их фирменная привлекательность и голубые, как лед, глаза.

Но его сходство с Джорданом глазами и ограничивается. Они оба высокие, атлетически сложенные, но если мускулатура Джордана – результат многочасовых занятий в личном тренажерном зале с персональным тренером, то Купер развивал свои мускулы, играя раунд за раундом один против одного на общественной баскетбольной площадке, а еще (хотя сам Купер ни за что в этом не признается) бегая на своих двоих по делам очередного клиента. Я-то знаю правду, потому что сама занимаюсь счетами его клиентов и вижу чеки. Невозможно добраться от стоянки такси (поездка стоимостью 6 долларов, закончена в 5.01 утра) до северной билетной кассы (билет до Стэмфорда, время отправления 5.07), если не бежать.

Как вы понимаете, из-за всего этого я без памяти влюбилась в Купера.

Но я знаю, что это безнадежно. Купер обращается со мной по-дружески непринужденно, как и положено вести себя с подружкой младшего брата, кем мне, похоже, и суждено в его глазах оставаться. Ведь если сравнить меня с женщинами, с которыми Купер обычно встречается (а это роскошные женщины и все сплошь профессора чего-нибудь – или микрохирургии, или литературы эпохи Ренессанса), то я все равно что ванильный пудинг. А кому нужен ванильный пудинг, если он может получить крем-брюле?

Я собираюсь влюбиться в кого-нибудь другого, как только получится. Клянусь. А пока почему бы не получить удовольствие от его общества, что в этом плохого?

Отпивая из бутылки, Купер смотрел на верхушки домов, которые нас окружали… и одним из которых был, между прочим, Фишер-холл. С заднего двора Артура Картрайта были видны этажи Фишер-холла с двенадцатого по двадцатый, включая президентский пентхаус и вентиляционные отверстия лифтовых шахт.

– Ну, – сказал Купер, – это было ужасно?

Он имел в виду вовсе не мою встречу с Джорданом – я поняла это, потому что Купер кивнул в сторону нашего кампуса. Я не удивилась, что он знает про смерть девушки. Ему был слышен вой сирен. Я не удивлюсь, если у него даже где-нибудь припрятан полицейский сканер.

– Да, хорошего мало, – сказала я, отпивая из бутылки и свободной рукой почесывая за остроконечными ушами Люси. Люси – дворняжка, я взяла ее из приюта для бездомных животных вскоре после того, как сбежала моя мать. Уверена, Сара бы сказала, что я взяла Люси в качестве суррогатного члена семьи, поскольку все члены моей настоящей семьи меня бросили. Но это не так. Просто раньше я все время была в разъездах и не могла завести домашнее животное. Люси выглядит как помесь колли с лисой, у нее смеющаяся мордочка, перед которой я не смогла устоять, хотя Джордан хотел завести породистую собаку, возможно, коккер-спаниеля. Когда я привела домой бродяжку вместо леди, он был не в восторге. Но это не страшно, потому что Люси он все равно не нравился, и она очень скоро проявила свое недовольство, сжевав его замшевые брюки.

Как ни странно, с Купером у нее никаких проблем нет. Наверное, дело отчасти в том, что Купер никогда не швырял в нее «Ю Эс Уикли» за то, что она изгрызла диск Мэтьюс Бэнд. У Купера и дисков-то таких нет, он поклонник Уинтона Марсалиса.

– Кто-нибудь знает, как это произошло? – полюбопытствовал Купер.

– Нет. А если кто и знает, то не спешит поделиться информацией.

– Ну, это естественно, – Купер еще раз глотнул из бутылки, – они же почти дети. Наверняка боятся навлечь на себя неприятности.

– Да, конечно, – кивнула я. – Я только не понимаю, как они… как они могли оставить ее там? Она пролежала несколько часов, выходит, они ее просто бросили.

– Кто ее бросил?

– Не знаю. Те, с кем она была.

– Откуда ты знаешь, что она была не одна?

– Никто не занимается лифт-серфингом в одиночку. Весь смысл этого занятия в том, чтобы похвалиться перед другими своей ловкостью. Компания ребят через технический люк в потолке забирается на крышу лифта, и они на спор прыгают с одного лифта на другой, соседний, который поднимается или опускается рядом. А если никто ни с кем не соревнуется, в этом вообще нет смысла.

Куперу легко объяснять, потому что он хороший слушатель. Он никогда не перебивает и всегда кажется искренне заинтересованным тем, что ему рассказывают. Это еще одна черта, которая отличает его от других членов семейства Картрайтов. А еще, думаю, это качество очень помогает ему в работе. Можно узнать очень многое, если позволить другим разговаривать между собой и просто внимательно слушать. Во всяком случае, так было написано в одной журнальной статье, которую я когда-то читала.

– Этим делом в одиночку не занимаются, – повторила я. – Разве что…

– Что «разве что»?

– Разве что она вовсе не занималась лифт-серфингом. – Я наконец произнесла вслух мысль, которая не давала мне покоя весь день. – Понимаешь, девушки обычно этим не занимаются. Не прыгают по крышам лифтов. Во всяком случае, я никогда о таком не слышала. Это развлечение пьяных парней.

– Итак… – Купер подался вперед. – Если девушка не развлекалась прыжками с лифта на лифт, то как она упала на дно шахты? Может, двери открылись, но кабина не пришла на этаж, и девушка шагнула, не глядя?

– Так не бывает. Если кабина не придет, двери не откроются. А если даже и откроются, какой дурак шагнет, не посмотрев, куда шагает?

Тут Купер сказал:

– Возможно, ее кто-то столкнул.

В особняке было тихо, сюда не доносился гул транспорта с Шестой авеню, не было слышно, как бездомные звенят бутылками, роясь в мусорных контейнерах на Уэверли-плейс. Но я все равно засомневалась, правильно ли расслышала слова Купера.

– Столкнул? – переспросила я.

– Об этом ты и сама думала, разве нет? – Голубые глаза Купера не выдавали его чувств. Вот почему он такой хороший частный детектив. И вот почему я продолжаю надеяться, что между нами еще сложатся романтические отношения – по крайней мере, в его взгляде я никогда не улавливала ничего, что давало бы мне повод убедиться в обратном. – Возможно, она вовсе не поскользнулась, ее столкнули.

Суть в том, что ИМЕННО ОБ ЭТОМ я и думала.

Но это звучит слишком дико, чтобы произносить вслух.

– И не пытайся возражать, – сказал Купер. – Я знаю, что ты думала именно об этом, у тебя все на лице написано.

Какое облегчение выплеснуть все наружу!

– Куп, девушки не прыгают с лифтов, они просто не занимаются лифт-серфингом. Во всяком случае, не здесь и не в нашем колледже. Тем более эта девушка, Элизабет, была ботаником!

Теперь пришел черед Купера недоуменно заморгать.

– Не понял.

– Ну, она была из тех, кто всегда поступает так, как положено. Такие не прыгают с лифтов. И даже если предположить, что она все-таки занималась лифт-серфингом, то получается, что друзья ее там ОСТАВИЛИ. Как ты думаешь, кто так поступит с подругой?

Купер пожал плечами.

– Дети, что с них взять.

– Они не дети, – возразила я. – Им уже по восемнадцать.

Купер снова пожал плечами:

– По моим понятиям восемнадцать лет – это все равно дети. Но допустим, ты права, и она была, гм, ботаником. У кого были причины столкнуть ее в шахту лифта?

– В личном деле Элизабет только одна запись: ее мать звонила в колледж и просила, чтобы дочери разрешали принимать в своей комнате только девочек.

– Почему? У нее был склонный к насилию дружок, и мать хотела, чтобы он числился персоной нон-грата?

Мы передавали охране общежития предупреждение о ПНГ – персоне нон-грата, – когда кто-то из жильцов, родителей или сотрудников резиденции просил, чтобы конкретного человека не пропускали в здание. Поскольку для прохода в здание нужно предъявить студенческий билет, водительское удостоверение или паспорт, охрана легко могла не пускать в здание человека, включенного в список ПНГ. Как-то раз, в первую неделю моей работы, студенты, работающие на ресепшен, включили в список ПНГ меня. В шутку, как они сказали.

Уверена, с Джастин они никогда так не шутили.

И сомневаюсь, что Купер так внимательно слушал мое ворчание по поводу сумасшедшей работенки в Фишер-холле, чтобы запомнить, что такое ПНГ.

– Нет, – сказала я, немного покраснев. – Дружок не упоминался.

– Это еще не значит, что его нет. Студенты ведь должны регистрировать гостей? Кто-нибудь проверял, не приходил ли в последнюю ночь в гости к Элизабет парень, может быть, тот, о существовании которого ее мать и не знала?

Я замотала головой, не сводя взгляда с задней стены Фишер-холла, которая в лучах заходящего солнца, казалось, светилась алым светом.

– Она жила в комнате еще с одной девушкой, – пояснила я. – Не оставит же она у себя в комнате парня на ночь, когда на соседней кровати спит другая девушка.

– Потому что «ботаники» так не делают?

Мне стало немного неловко.

– Ну да.

Купер пожал плечами.

– Ее соседка по комнате могла провести ночь в другом месте, с кем-то еще.

Об этом я как-то не подумала.

– Ладно, я проверю список посетителей. Это, в любом случае, не помешает.

– Ты хочешь сказать, – уточнил Купер, – что посоветуешь полицейским посмотреть список?

– Полицейским? – удивилась я. – Ты думаешь, этим делом всерьез займется полиция?

– Вероятно. Если у них возникнут такие же сомнения, какие возникли у тебя: насчет того, что «ботаники» не прыгают с крыш лифтов.

Я состроила гримасу. В это время в дверь позвонили, и мы услышали голос Джордана:

– Хизер! Хизер, открой дверь!

Купер даже головы не повернул.

– Его преданность тебе очень трогательна, – заметил он.

– Я тут вообще ни при чем, – возразила я. – Он пытается подпортить настроение тебе. Думаю, добивается, чтобы ты разозлился и выкинул меня. Джордан не успокоится, пока я не буду жить в каком-нибудь картонном ящике посреди Хьюстон-стрит.

– Ну да, очень похоже, что между вами все кончено, – с оттенком иронии заметил Купер.

– Дело не в этом. Я ему даже не нравлюсь, просто он хочет меня наказать за то, что я от него ушла.

– Ага, за то, что тебе хватило духу сделать по-своему! Это как раз то, на что он сам не способен.

– Верно подмечено.

Купер обычно немногословен, но когда говорит, он всегда выражается очень точно. Едва он узнал, что я наткнулась на Джордана с Таней, он позвонил мне на мобильный и сказал: если я ищу место, где поселиться, то верхний этаж его дома – в моем распоряжении. Я объяснила, что по милости матери осталась без денег, тогда Купер сказал, что в качестве платы за жилье я буду выставлять счета его клиентам и вести учет расходов, чеки на которые пока что валяются где попало. И ему хорошо – не придется платить бухгалтеру по 175 долларов в час за эту самую работу.

Вот так. Я убралась из пентхауса на Пятой авеню, где мы жили с Джорданом, и переехала в дом Купера. Проведя здесь всего одну ночь, я уже чувствовала себя так, будто мы с Люси обитали в этом доме всегда.

Конечно, работу легкой не назовешь. Купер говорил, что, по его прикидкам, она должна занимать часов десять в неделю, но у меня получались все двадцать. На то, чтобы разгрести гору мелких клочков бумаги и разобраться в разных записях, нацарапанных на помятых квитанциях, а то и на спичечных коробках, у меня обычно уходило все воскресенье и еще несколько вечеров в будни.

Но все равно, когда речь идет о плате за квартиру, то двадцать часов в неделю – это пустяки. Как-никак, я занимаю целый этаж в доме в Гринвич-Виллидж, а такое жилье по рыночной цене запросто может стоить тысячи три в месяц.

И я знаю, почему Купер так поступил. Вовсе не потому, что в глубине души питает страсть к бывшим поп-звездам двенадцатого размера. Его поступок не имеет ко мне лично никакого отношения. Купером двигало другое. Поселив меня у себя, он страшно разозлил этим свое семейство и особенно младшего брата. Купер обожает дразнить Джордана, а Джордан, в свою очередь, ненавидит Купера. По его словам, за то, что Купер – незрелый и безответственный.

Но я думаю, дело в другом. Джордан завидует Куперу: когда родители, пытаясь заставить Купера подчиниться и жить по правилам семьи (то есть присоединиться к «Гладкой дорожке»), перестали помогать ему деньгами, Купер не испугался бедности, более того, нашел собственный путь в жизни без помощи «Картрайт рекордс». Я всегда подозревала, что Джордан тоже хотел бы иметь в себе силы послать родителей подальше, как это сделал Купер.

– Ну, – сказал Купер (как звуковой фон слышался крик Джордана: «Ну хватит, открывайте, я знаю, что вы там!»), – приятно, конечно, сидеть тут и слушать, как Джордан беснуется под дверью, но мне нужно работать.

Он поставил бутылку и встал. Я понимала, что не стоит так на него таращиться, но ничего не могла с собой поделать. В наступающих сумерках Купер казался особенно загорелым. Причем я точно знала, что это не искусственный загар, как у его брата. Купер приобрел свой загар, часами просиживая за каким-нибудь кустами с телефотообъективом, направленным на дверь мотеля. Впрочем, Купер никогда не рассказывает мне подробности своего рабочего дня.

– Ты работаешь? – удивилась я. – В субботу вечером? Что же ты собираешься делать?

Купер хмыкнул. Это у нас с ним такая игра: я пытаюсь заставить его проболтаться о деле, над которым он сейчас работает, а он не поддается на мои уловки. Купер очень серьезно подходит к вопросам конфиденциальности.

А еще он считает, что его дела слишком щекотливые, чтобы посвящать в них бывшую подружку младшего брата. Мне кажется, Купер всегда будет видеть во мне пятнадцатилетнюю девчонку с конским хвостиком, объявляющую со сцены в торговом центре, что у нее сахарная лихорадка.

– Ловкий ход, – сказал Купер. – А ты чем собираешься заняться?

Я задумалась. Магда сегодня работает за кассой кафетерия в две смены и после работы пойдет прямиком домой, чтобы смыть с волос запах кухни. Можно было бы позвонить Пэтти – это моя подруга, она работала у нас на подтанцовках, одна из немногих подруг, которая у меня осталась с тех времен, когда я работала в музыкальном бизнесе. Но она теперь замужем, у нее маленький ребенок и нет времени встречаться с незамужними подругами.

Скорее всего, я проведу этот вечер так же, как большинство других – или займусь бухгалтерией Купера, или буду болтаться по комнате с гитарой, карандашом и листком нотной бумаги, пытаясь сочинить песню, от которой меня бы не тошнило, как тошнило от песен из альбома «Сахарная лихорадка».

– Ничего, – небрежно сказала я.

– Ладно, только не засиживайся допоздна за своим ничегонеделанием, – усмехнулся Купер. – Если Джордан будет все еще под дверью, когда я буду уходить, я позвоню в полицию и попрошу, чтобы его «бумер» отбуксировали.

Я улыбнулась, тронутая его сочувствием. Когда у меня наконец будет диплом врача, то первым делом я приглашу Купера на свидание. Как знать, может, он даже не откажется, ведь он любит высокообразованных женщин.

– Спасибо, – сказала я.

– Не за что.

Купер зашел в дом. Мы с Люси остались одни в тишине наступающего вечера. После ухода Купера я еще некоторое время посидела, допивая пиво и глядя на Фишер-холл. Со стороны здание казалось таким домашним, таким мирным, трудно поверить, что сегодня в нем произошла трагедия.

Когда на город опустился вечер, я поднялась к себе, и меня вдруг осенило, что в предупреждении Купера «не засиживайся допоздна за своим ничегонеделанием», прозвучала доля иронии. Может, он знает, чем я занимаюсь каждый вечер? Неужели ему внизу слышно мою гитару?

Не может быть.

Но тогда почему он так странно произнес «ничегонеделанием»?

Этого я не могла понять.

Хотя, с другой стороны, если уж начистоту, мужчины всегда были для меня загадкой.

Я взяла гитару и постаралась играть потише. Не хотелось, чтобы мои последние сочинения кто-нибудь услышал, даже Куп. Я помню, как его отец высмеял меня, когда я сыграла ему одну вещь. Это было незадолго до того, как мы с Джорданом расстались.

«Рокерский бред рассерженной девчонки», – вот как назвал мои песни Грант Картрайт.

– Пусть лучше песни пишут профессионалы, – добавил он, – а тебе стоит заниматься тем, что у тебя лучше всего получается – петь баллады. Между прочим, ты не прибавила в весе?

Когда-нибудь я еще покажу Гранту Картрайту, как на самом деле выглядит «рассерженная девчонка».

Умываясь перед сном, я выглянула в окно и снова посмотрела на Фишер-холл. Он сиял огнями на фоне ночного неба. Мне были видны крошечные движущиеся фигурки студентов, из нескольких окон приглушенно долетали звуки музыки.

В этом здании сегодня умер человек, но для всех остальных жизнь продолжается. Девушки прихорашиваются перед зеркалами, готовясь пойти на свидания, а ребята в ожидании девушек дымят сигаретами.

Через вентиляционные отверстия в боковой стене время от времени можно было видеть свет – это лифты поднимались и опускались в шахтах. Я снова невольно задумалась о том, что произошло. Что заставило девушку это сделать?

Или кто?