Текст книги "Короли старшей школы"

Глава 3

Рэйвен

Обещана Коллинзу.

Какого черта?

Типа брак по договоренности?

На дворе что, гребаный каменный век?

Непривычное молчание парней вызывает у меня беспокойство, но я не позволяю Ролланду увидеть это: я делаю шаг вперед, оглядывая кабинет, в который никогда не заходила.

Тут есть все, чего можно ожидать от личного пространства богатого человека, исходя из стереотипов из фильмов и журналов.

Бурбон в углу, книги от пола до потолка, которые, вероятно, ни разу не были прочитаны, но кто-то тратит время на то, чтобы смахивать с них пыль, так что кажется, что они тут не просто для украшения. Везде вишневое дерево и кожа, глобус в золотой оправе на краю стола и коробка сигар на другом.

Я могла бы сейчас закатить глаза, это так неоригинально. Красиво и дорого, но неоригинально.

Я падаю на пуфик, скрещиваю ноги и поднимаю руки, как бы говоря: изложите мне все, но никто не произносит ни слова. Они стоят как вкопанные.

– Итак, мы вернулись к секретам, не так ли? – спрашиваю я, выгибая бровь.

Ролланд садится.

– Это дела Брейшо…

Я начинаю смеяться, обрывая его, и глаза Ролланда сужаются. Делаю то же самое.

– В таком случае почему бы тебе не объяснить это мне очень медленно, Ролланд, чтобы я могла все усвоить.

– Только потому, что ты…

– Прекрати, – рявкает Ройс. Он делает шаг к нему. – Ты не можешь оскорблять ее, чтобы сейчас сохранить лицо. Ты облажался. Признай это. Она не виновата в том, кто ее мать.

Складка на лбу Ролланда становится глубже, и он наклоняется вперед, поэтому я делаю то же самое.

– Рэйвен, – начинает он. – Ты пришла, чтобы узнать о той части своей жизни, о которой ты не имела понятия, но ты еще не знаешь всего. Прямо сейчас мы требуем, чтобы ты сделала то, о чем тебя просят, пока мы решаем некоторые вещи.

– Например, заставить меня согласиться удрать с корабля?

Его голова слегка наклоняется в сторону, вена на шее, очень похожая на вену на шее Мэддока, пульсирует на загорелой коже, когда он пытается понять, о чем я думаю.

– Ты хочешь казаться авторитетным, но я не из тех, кто слушает, так что ты только меня раздражаешь. Не то чтобы тебя это волновало, но я думаю, что ты лживый кусок дерьма, Ролланд. Возможно, ты не видишь меня насквозь, но я вижу насквозь тебя, и очевидно, что ты говоришь только половину правды, а не всю. – Я уловила только конец разговора, но по выражению их лиц могу сказать, что все очень серьезно. – Тем не менее уверена, что есть еще что-то и ты не выдашь это до тех пор, пока тебе не придется это сделать, когда будет выгодно тебе. – Я вскакиваю на ноги и пристально смотрю на него сверху вниз. – Так поступают дерьмовые лидеры, позволяя своим людям оказаться застигнутыми врасплох. Снова.

Их взгляды устремлены на меня, но я игнорирую парней, которые ничего мне не рассказали.

Впрочем, это нормально. Я не сержусь на них за это, я верю, что у их молчания есть причина. И это не значит, что я сама не разберусь, даже если для этого мне придется быть подлой сукой.

– И ты думаешь, что ты достаточно сильна, чтобы полностью раскрывать информацию? – Ролланд бросает мне вызов.

– Ты думаешь, они слишком слабы, чтобы справиться с этим? – тут же отвечаю я. – Или, может быть, твой страх – от неизвестности. Может быть, то, что ты знаешь, встряхнет твой мир больше, чем ты готов допустить.

– Не думай, что знаешь обо мне все.

– Не думай, что я позволю тебе что-то решать за меня, – выплевываю я в ответ. – Коллинз Грейвен может идти на хрен, но ты, придурок, осторожней, или пойдешь туда же.

С этими словами я поворачиваюсь и выхожу.

И будь я проклята, если они мне не позволят это сделать.

Мэддок

Черт!

Ройс бросается к двери, но Кэптен встает перед ним и останавливает его.

Ройс резко поворачивается ко мне, разводя руками:

– Ты действительно не собираешься идти за ней? Что, если она уйдет прямо сейчас, черт возьми?

– Она не все слышала.

Он невесело усмехается.

– Нет, не все, кроме того факта, что она – будущая миссис, блядь, Грейвен! О, и мы, прикинь, кое-что от нее скрываем!

– Это единственный способ.

– Я, черт возьми, знаю, чувак! Но это не значит, что она не бросит нас из-за этого! Мы сказали: больше никаких секретов, никаких сольных движений. Это дерьмо? Это то, что заставляет ее оставаться Рэйвен.

Паника в его глазах вызывает спазм у меня в груди. Ее уход не только уничтожит меня, он коснется нас всех.

Я подхожу к нему и удерживаю его взгляд своим, руками крепко сжимаю его плечи.

– Ройс. Она не бросит нас снова, не сейчас, без веской причины и фактов. В последний раз она тоже чуть не потеряла нас. Она не будет рисковать снова, не будучи абсолютно уверенной.

– Она даже не рассердится на нас, – ошеломленно шепчет Кэп. – Она не такая.

Его взгляд перемещается на отца, и я тоже смотрю на него.

Стыд заливает его лицо, черты напрягаются, когда он таращится на Ройса, понимая, какое страдание это ему причиняет. Затем он смотрит на Кэпа и выдерживает его взгляд, и могу поклясться, что в следующую секунду его глаза наполняются сожалением.

Что это было?

Наконец его взгляд возвращается ко мне.

– Я не заключал никакого контракта, – тихо говорит он. – Я заключал сделки только юнцом, доказывая свою состоятельность. Все это устроил дед Рэйвен. У него был только один сын, который женился на наркоманке-золотоискательнице, и у них родилась Равина. Они оба умерли от наркотиков, и Равина осталась на его попечении.

Он позвонил Донли, положил Равину перед ним и предложил своему боссу взять ее. Донли хотел этого только в том случае, если она будет влюблена, он хотел дружественного брака – настоящего брака, а не напоказ – между семьями, поэтому он добавил пункт, что Равина, сама по себе и без принуждения, будет согласна. Это был его способ удостовериться, что это не будет шагом против его людей.

– Его мальчики и наши дети, включая Равину, начали ходить на одни и те же вечеринки и мероприятия. Им разрешалось посещать школьные мероприятия Брей. Все начали заводить друзей со всеми, и в городе все было хорошо. Мир между нами.

Это объясняет фотографию в ежегоднике.

Но подождите минутку…

– Предложил своему боссу, – повторяю я, делая шаг вперед. – Ты хочешь сказать, что Феликс Грейвен не был сыном Донли, что Коллинз не Грейвен по крови?

Отец кивает.

– Феликс Грейвен вовсе не был Грейвеном, он был посредником между семьями.

– Посторонним.

– Он выбрал их? – спрашивает Ройс.

– В конце концов да, но я верю, что просто потому, что она влюбилась в него. Ему в тот момент нужно было просто принять это предложение. Как я уже сказал, он был кочевником, оставался вне обычаев обеих семей, но процветал в нашем городе. С Грейвеном он был бы главным. Его решение было мгновенным.

– Почему нам не сказали об этом дерьме? – сердито кричит Ройс.

– В конце концов, это не имеет значения. Он был Грейвен, его сын Грейвен, точно так же как вы трое – Брейшо. Мы живем с этим именем, имя – то, кто мы есть.

– Что случилось с Равиной и ее браком, разве она этого не хотела? – Кэп возвращает нас в нужное русло.

– О, Равина хотела этого брака, – усмехается отец. – Она хотела, чтобы ей прислуживали, осыпали ее подарками и возносили ее за красоту. Она не получала этого дома, у нее был неограниченный доход, но она была невидима для своего дедушки, и нашей любви к ней, моей и обоих ваших отцов, – он кивает в сторону моих братьев, – ей было недостаточно. Она не верила в наши чувства, думала, что нам безразлична, потому что мы были вынуждены так думать, мы были людьми Брейшо, но это было далеко от истины. Но она этого не понимала.

Феликс Грейвен, однако, отчаянно хотел заполучить ее, и он давал ей знать об этом на каждом шагу. Он был на несколько лет старше, поэтому использовал это, чтобы завоевать ее расположение. Я сказал, что он без колебаний принял предложение, как только завоевал ее сердце, и он так и поступил, даже бросил свою беременную невесту, чтобы быть с ней, не раздумывая.

– Мать Коллинза?

– Да. Он, не колеблясь, принял решение, был готов бросить своего нерожденного сына, если это означало, что он женится на Равине.

– Он был одержим ею. – Ройс хмурится.

– Он был влюблен в нее. – Глаза отца затуманиваются воспоминаниями. – Она была такой же очаровательной, как сейчас ее дочь. Люди падали к ее ногам лишь от ее улыбки. Но дело было не только в ее красоте. Она была доброй, всепрощающей. Хорошей. Не тронутой жадностью. – Он бросает на меня быстрый взгляд. – Не тронутой мужчиной.

Девственница Брейшо.

Он продолжает:

– Когда-то у Равины была невинная душа, в этом смысле она сильно отличалась от своей дочери. Рэйвен родилась искушенной, но Равина, она такой стала.

– Ты должен знать, что Рэйвен не девственница.

Он кивает.

– Коллинз хочет ее, несмотря ни на что.

– Это его решение? Это не то, что им было обещано.

– Дело в том, что Донли, похоже, на этот раз не вмешивается.

– Так что случилось? – раздраженно спрашивает Ройс, возвращаясь к истории. – Равина передумала в последнюю минуту?

С глубоким вздохом он говорит:

– Свадьба была запланирована на ее восемнадцатый день рождения. За время, предшествовавшее этому, Равина много времени проводила с семьей Грейвенов, чувствовала, что сильно любит Феликса, но, как я уже упоминал, он был немного старше, так что их графики не совпадали. У него был бизнес Грейвенов, у нее – школа. Феликсу так не хотелось оставлять ее одну, что он попросил кого-нибудь составить ей компанию. В его жизни был только один человек, которому он доверял свою нетронутую невесту, студент, как и она. – Его глаза бегают между нашими. – Ученик средней школы Брейшо.

– Кто?

Он встает, засовывая руки в карманы, когда встречается с нами взглядом.

– Его брат.

Рэйвен

Я нажимаю маленькую кнопку на ключах Кэпа, чтобы открыть его внедорожник, и, тихо выскальзывая через парадную дверь, направляюсь к нему. Роюсь на заднем сиденье, но не нахожу чертову визитку Перкинса, которую взяла из лимузина, только второй пустой конверт, идентичный тому, который был оставлен для меня.

Вот как они узнали, Донли пришел и к ним.

Мудак.

Я на цыпочках возвращаюсь в дом, поднимаюсь по лестнице и иду прямо в комнату Кэпа.

Роюсь в карманах грязных джинсов, но там ничего нет. Потом открываю его прикроватный ящик и вижу ее торчащий из его дневника краешек.

Я замираю.

Кэп много пишет в дневнике.

Может быть, там я найду ответы на свои вопросы?

Я тянусь к нему, но в ту секунду, когда кончиками пальцев касаюсь прохладной кожаной обложки, меня пронзает чувство вины.

Они не пускают людей в этот дом, потому что не могут доверять их намерениям. Это их безопасное место, поэтому дневник лежит прямо тут, где его может обнаружить любой желающий.

Я не могу разрушить их единственное безопасное место.

Я спешу в свою комнату и только там останавливаюсь подумать.

Зачем Кэптену хранить эту карточку?

Он должен знать, что я оставила ее там, его братья поделились бы своими доводами в пользу того, чтобы сохранить ее, если бы она принадлежала им.

Может быть, он хотел спросить меня об этом?

Одно дело, если бы она болталась в кармане его грязных брюк, если бы он поднял ее, чтобы потом выбросить или что-то в этом роде, но он спрятал ее в ящике прикроватной тумбочки и воткнул между страниц, на которых записаны, может быть, его самые глубокие мысли… или самые грязные желания, кто знает. И все же. Почему?

В последнее время он так взвинчен, и Перкинс был одной из причин этому. Черт возьми, он избил его только вчера!

Кэп что-то знает, и я собираюсь выяснить, что именно.

Глава 4

Мэддок

Когда я поднимаюсь наверх, вижу ее в постели, но она не спит. Рэйвен рисует круги фонариком на потолке и даже не смотрит в мою сторону, когда я вхожу.

Как только я запираю дверь, фонарик щелкает, и внезапно становится совсем темно.

Я мгновенно хмурюсь: она задернула шторы.

Ее глубокие вдохи и выдохи выдают ее, она делает все возможное, чтобы контролировать свой страх темноты.

Я снимаю обувь, сбрасываю джинсы и рубашку и забираюсь в постель к ней.

Я тянусь к ее фонарику, она отдает его, но говорит:

– Не включай.

– Почему нет?

– Потому что мне не хочется смотреть на твое лицо, когда ты мне лжешь.

Ах, черт.

Я просовываю руку под подушку и притягиваю ее к себе.

– Как насчет того, чтобы я тогда ничего не говорил, чтобы не пришлось лгать?

Она усмехается.

– Чувак, нет даже намека на неуверенность, как будто ты точно знаешь, что держать меня в темноте вот так будет лучше.

– Так и есть.

– Для кого, здоровяк?

Я молчу и слышу ее смех с ноткой горечи.

Она мотает головой на подушке:

– Разве мы уже не поняли, что скрывать что-то друг от друга – худший из вариантов?

Несколько минут мы не произносим ни слова, погруженные в свои мысли.

– Знаешь, что я поняла о страхе? – спрашивает наконец она, но не ждет ответа. – Он сдерживает нас, отнимает у нас силу. У тебя, здоровяк, никогда не было причин лгать мне, а теперь есть.

Я хмуро смотрю в темную комнату:

– И какова эта причина?

– Ты боишься, – просто говорит она, и мои мышцы напрягаются рядом с ней. Она вырывает фонарик у меня из рук и бросает его на пол. – И если есть что-то достаточно большое, чтобы напугать тебя… тогда это должно касаться меня.

Она поднимает взгляд, и теперь, когда мои глаза привыкли к темноте, я могу разглядеть очертания ее лица, заметить беспокойство, которое я почувствовал нутром, как только вошел в комнату.

– Я говорила тебе, – шепчет она, ее пальцы поднимаются, чтобы коснуться моих губ. – Я предупреждала тебя. Любовь? Она делает тебя слабым.

Я качаю головой, переворачиваюсь и забираюсь на нее сверху.

Ее ноги раздвигаются, и я устраиваюсь между ними. Я подношу свои губы к ее губам, провожу ладонью по ее бедрам, она приподнимает колено и упирается мне в грудную клетку.

– Ты все неправильно поняла, детка. Любовь к тебе не делает меня слабым. Она делает меня неудержимым. – Я прижимаюсь к ней бедрами, и ее руки обнимают меня, кончики пальцев скользят по моим лопаткам, когда она прижимает меня ближе. – Ничто и никто не сможет встать между мной и тобой. – Я провожу носом по ее подбородку. – Никто.

– Тот факт, что ты сказал именно эти слова, говорит о том, что кто-то все же попытается. – Она хватает меня за подбородок, возвращая мои глаза к своим. – Скажи мне, что делать.

– Отдавай мне все, что у тебя есть, всегда, – шепчу я, напирая, и ее голова вдавливается в подушку. – Сначала думай обо мне. Сначала приди ко мне. Приходи только ко мне. Сможешь это сделать?

На ее лице отражается беспокойство, но она шепчет:

– Да.

Я освобождаюсь от своих боксеров и отодвигаю ее стринги в сторону, кладя головку члена прямо напротив ее разгоряченной киски. Я толкаю кончик внутрь, и ее ноги подтягиваются, обвиваясь вокруг меня.

Ее ногти впиваются мне в спину, когда я вхожу в нее и делаю медленные, короткие толчки.

– Мэддок?

– Да? – Я опускаю голову рядом с ней, мои губы на ее плече.

– А что, если этого недостаточно?

– Того, что ты даешь, никогда не будет достаточно, Рэйвен. Я всегда буду хотеть большего. – Я слышу свой стон, когда она начинает двигать бедрами мне навстречу, умоляя меня сделать то, что, как она знает, могу только я. – Люби меня, детка, и вместе нас будет не остановить.

Из нее вырывается стон, и она толкает меня в грудь.

Я позволяю ей перевернуть меня и забраться сверху, но она не хочет так, она хочет почувствовать меня всего.

– Сядь, – требует она, удерживая меня внутри себя, но двигая ногами сзади.

Я делаю, как говорит моя малышка, и она скользит еще глубже вниз по моему члену, заставляя мои бедра сжиматься. Мои руки летят к ее заднице, толкая ее к себе, сжимая, раздвигая.

Ее голова откидывается назад, и мой рот опускается к ее горлу, когда она снимает рубашку и бросает ее куда-то назад.

Положив руки мне на плечи, она начинает скакать верхом, ее спина изгибается, ее движения совершенны.

Я наклоняюсь вперед, скольжу зубами по ее соскам, и она стонет, ее киска подергивается подо мной, и я рычу, больше не в силах себя контролировать.

Я держу ее на себе, приподнимаясь так, чтобы мои ноги были на полу, и сажусь с прямой спиной на кровати.

Она хрипло смеется, поднимая голову, одной рукой скользит вверх и обнимает мою шею сзади.

– Парень, я не из тех, кто слишком надолго готов отказаться от власти.

Я поднимаю ее маленькое тело, двигая ее так, как хочу, и ее ноги обвиваются вокруг меня, ее длинные черные волосы падают вокруг нее, грудь к груди, рот ко рту.

– Ты такая сексуальная, детка. Такая красивая.

Она ахает, когда я попадаю в то место, которое она любит, хватает меня крепче, ее губы прижимаются к моим.

Она смотрит мне в глаза.

– И такая твоя, – стонет она, ее язык быстро скользит между моими губами.

Я рычу, просовывая руку между ее ягодиц, надавливая средним пальцем и притягивая ее еще ближе.

Это был не вопрос, и да, это то, что я уже знаю – она моя, – но слышать, как она говорит это прямо сейчас, после нескольких гребаных дней, которые у нас были… Я готов кончить прямо сейчас.

– И все такое.

Я ускоряюсь, и она подтягивает ноги назад, чтобы встать на колени. Вот так, когда мои ноги на полу, а ее колени рядом со мной, наш секс становится диким, жестким и таким нужным для нас обоих, отчаянно желающих кончить, но сдерживающихся, еще не готовых отпустить.

Жесткие, влажные шлепки слышны по всей комнате, возможно, даже в коридоре, но мне наплевать.

Ее стоны становятся громче, мои стоны становятся глубже, и наконец ее зубы впиваются в мою нижнюю губу, и она начинает дрожать рядом со мной.

Я переворачиваю ее на спину, подтаскиваю ее киску к краю кровати и врезаюсь в нее, заставляя оргазм ударять сильнее, и ее ноги прижимаются к моим, крепко сжимаются, но я снова их развожу, и ее рука движется между ног.

Я позволяю ей ласкать себя, но только для того, чтобы я мог наблюдать, как я жестко кончаю в нее. Мои руки на ее бедрах, скорее всего, оставят синяки, но она не будет жаловаться.

Она хочет всего меня, как и я требую всю ее.

Она тянется ко мне, когда я наконец перестаю дрожать, поэтому я выхожу, забираюсь обратно на кровать и подтягиваю ее на подушках к себе.

Когда наше дыхание замедляется, она начинает водить пальцем по моей татуировке.

Я знаю, что ей любопытно, зачем я ее набил и что означают четыре переплетенные веревки, но ей придется спросить. И она спросит.

Я обнимаю ее, и она выдыхает.

Через несколько минут ее рука перестает двигаться, дыхание выравнивается, и я знаю, что она заснула в моих объятиях, где ей и место.

Вот тогда-то ко мне и приходят мысли, которых у меня не должно быть и которым я никогда бы не поддался, те, от которых меня мутит.

Те, о которых предупреждал нас отец.

Это было бы так чертовски просто.

Один звонок – это все, что потребуется… чтобы разрушить мир моего брата и спасти мой.

Меня гложет чувство вины, не давая мне спать всю ночь.

Глава 5

Рэйвен

– Она не девственница, – слова доктора, который уложил меня в лимузине Донли Грейвена, вертелись у меня в голове с момента неожиданных признаний Ролланда.

Моя мать была родом отсюда.

Черт, не только отсюда, она была Брейшо.

До того, как Ролланд поговорил с парнями, он на что-то намекнул, и теперь я вижу в этом смысл. Он сказал, что, если я хочу кого-то винить, стоит винить свою мать в том, что она не смогла удержать ноги вместе до первой брачной ночи. Так что я могу только предположить, что когда-то она стояла там, где я сейчас.

Конечно, в истинном стиле Равины она что-то испортила по пути.

Знала ли она, что Грейвен в конце концов придет и будет задавать мне вопросы?

Почему, черт возьми, ее это должно волновать?

Я дуюсь ни на что.

Ничего вообще тут не имеет смысла!

Моя мама была Брейшо, но сбежала. Грейвен накачал меня наркотиками, тыкал и пихал – буквально, – а затем просто отпустил, как будто дерьмо, которое он сделал, было нормальным, как будто он был неприкосновенным и мог позволить себе делать со мной все, что хочет.

Он не такой и не может.

– Привет.

Я оборачиваюсь на слова Кэптена, вырываясь из своих мыслей.

Он выглядит дерьмово, взволнованно.

– Что случилось?

– Вы с Мэддоком говорили прошлой ночью? – спрашивает он.

Я кладу толстовку на кровать и, нахмурившись, оборачиваюсь.

– Нет, Кэп. Он не решил вдруг предать ваше доверие, посвятив меня в то, о чем мне не сообщили.

Его взгляд опускается, и я мгновенно чувствую себя дерьмово.

С тяжелым вздохом говорю:

– Прости, я так раздражена, потому что встала сегодня очень рано, у меня все еще туман в голове, и я уже несколько дней не ела свой кленовый батончик, и вообще могу съесть слона, – шучу я.

Его губы приподнимаются, и он медленно поднимает взгляд снова на меня.

Так много печали…

Кэп высовывает голову в коридор, а затем проходит через всю комнату, осторожно закрыв за собой дверь, и мой пульс учащается.

– Кэп.

– Ты видела карточку в моем ящике.

Ах, черт.

Разве я не положила ее на место?

Я киваю.

– Ты хочешь знать, почему я сохранил ее?

Я падаю на свой матрас, качая головой.

– Ну же, капитан. Это же игра, в которой мы оба хороши. Ты знаешь, что хочу, но мне нужно, чтобы ты добровольно поделился информацией. Ты должен хотеть сказать. – Я пожимаю плечами.

Он вздыхает и подходит, и садится на корточки передо мной, так что наши глаза оказываются на одном уровне.

– Ты бы спросила Мэддока.

– Эх, он мне нравится, когда злится. – Я смеюсь, и Кэп смеется вместе со мной. – Нет, но правда. Я бы спросила Мэддока, потому что ему это нравится. Он хочет, чтобы я подтолкнула его, что я и делаю. Тебя, Кэп, я не могу спросить, потому что, хотя я и хотела бы, чтобы ты со мной поделился, ты еще не готов к этому, и я уверена, что у тебя есть на то причина. Ты умный, разум компании. Я доверяю тебе.

– Ты не должна, – мгновенно выпаливает он, и я отстраняюсь. – Рэйвен, не позволяй мне разрушать твою жизнь.

Я отодвигаюсь от него еще дальше.

– О чем ты говоришь?

Страдальческое выражение появляется на его лице, и он проводит по нему руками, но избавиться от него не получается.

– Я очень стараюсь не предавать всех, кто мне близок, но прошло всего несколько часов с тех пор, как я узнал, как исправить то, что сломано в моем мире, и я уже теряю контроль. Я чувствую, что могу сорваться в любой момент, – признается он, стыдом и ненавистью к себе пропитано каждое его слово.

Дерьмо. Что, черт возьми, происходит? Что, черт возьми, я должна сказать?

Я делаю с ним то же, что и с Мэддоком, только другими словами.

– Скажи мне, что тебе от меня нужно, Кэп.

– Отойди подальше. Не принимай ничего за последнее слово, просто борись. – Шаги на лестнице заставляют нас обоих коротко взглянуть в сторону двери, а затем снова друг на друга. – Мы были рождены для Брейшо, но ты, Рэйвен, и есть Брейшо. Используй эту силу, даже если в конце концов придется выступить против нас.

– Я… – Какого черта? – Нет.

– Рэйвен, – хрипит он, немного отступая. – Пожалуйста.

– Этого не будет, – не сдаюсь я. – Если грядет что-то настолько серьезное, что-то, что по-настоящему обернет меня против вас, против любого из вас, я не буду в этом участвовать. Я не смогу.

– Сможешь.

– Нет. – Я стою, хмуро глядя на него сверху вниз. – Я не могу. Физически. Я никогда в жизни не заботилась о другом человеке, Кэптен. Я даже толком не знаю как, но я этому учусь у вас, и последнее, что бы я сделала, – это повернулась спиной к тем людям, которые что-то для меня значат. Если выбор стоит – я или один из вас – это вы, ребята. Всегда. Вот как это работает.

– Рэйвен…

– Перестань. Вы ведете себя так, будто у вас троих разные взгляды. Я знаю, что ты сделал бы для меня, и ты должен принять то, что я сделала бы для тебя. Я люблю тебя, Кэптен. Я люблю Ройса. И Мэддока… – У меня внезапно пересыхает в горле, слова проникают мне прямо в душу.

Отказываясь больше быть похороненными внутри, они впервые лезут наружу.

Я люблю его. Очень.

Я сглатываю, выкладывая ему всю правду:

– Я бы сдалась в одно мгновение, если бы это означало, что вы, ребята, останетесь крепко стоять.

Он вскакивает на ноги, сердитый взгляд на его лице застает меня врасплох.

– В этом и суть, Рэйвен, – рычит он, голубые глаза затуманены явным недосыпом. – Мы не можем быть сильными без тебя, больше нет. Ты падаешь или уходишь, поворачиваешься к нам спиной, мы отстаем на несколько секунд. Мы, черт возьми, расколемся, Рэйвен. Перестань думать, что ты стоишь меньше, чем мы. Ты часть нас.

– Итак… похоже, что один за другим мы все падаем. – Я пожимаю плечами в растерянности, когда даже не знаю, чего это стоит или о чем, черт возьми, он говорит. – Кто тогда останется стоять, Кэп?

Его лицо мгновенно вытягивается, как будто он только что осознал исход той реальности, которая разыгрывается в его сознании.

– Черт.

Он поворачивается к двери, останавливаясь, чтобы посмотреть на меня через плечо.

– Если бы я сказал тебе оставить все как есть, держаться подальше от Перкинса и Грейвенов…

– Я бы сказала что-то вроде поцелуй меня в задницу.

Он издает тихий смешок, заставляя меня ухмыльнуться.

Прежде чем он успевает взяться за ручку, она поворачивается и открывается, за ней оказываются Ройс с Мэддоком.

Мэддок мгновенно хмурится, чувствуя напряжение, Ройс же читает его в наших лицах.

Ройс поворачивается к Кэпу, в его взгляде обвинение, в то время как Мэддок не сводит глаз с меня.

– Что происходит? – спрашивает он.

– Так. Секретничаем, – не могу сдержаться, чтобы язвительно ответить.

Я не хочу, чтобы они чувствовали себя дерьмово или чтобы они выложили все начистоту, скорее я знаю, что, если на данном этапе наших отношений им приходится что-то скрывать от меня, это должно быть что-то действительно дерьмовое. Признаюсь, от этой мысли меня немного подташнивает.

Ройс выдыхает, пристально глядя на своего брата, он взбешен. Приходит осознание, затем он смотрит на меня.

– Он хочет, чтобы ты сражалась с нами, не так ли?

Я смотрю на Мэддока, который переводит взгляд на Кэптена.

– Кэп? – рявкает он.

Глаза Кэптена на мгновение закрываются. Потом он коротко смотрит на меня и снова поворачивается к своим братьям.

– Прошлой ночью она была, и мы это знаем. В истории не хватает гребаных деталей, и, если моя интуиция верна, их много. Посмотри правде в глаза, брат, все, что ей нужно сделать, – это спросить определенных людей, и они будут умирать от желания рассказать ей о том, что мы знаем. Мы не можем не быть готовы к тому, что она выяснит все раньше нас, и если она это сделает… – Он замолкает, глядя на меня несчастными глазами, потом протягивает руку, хватает меня за ладонь и сжимает. – Тогда нам нужно, чтобы она с этим справилась.

Я встречаюсь с ним глазами, волнение пробивается внутрь.

Они стоят здесь, разговаривают так, будто меня нет рядом, беспокойство, гнев и неуверенность написаны у них в глазах.

Мой разум лихорадочно работает.

Эти мальчики хотят защитить себя, и из всех вне этой комнаты – их отец не в счет – только один человек, как я знаю, мог бы вызвать у них подобную реакцию.

Мой взгляд устремляется на Кэпа, и я сжимаю зубы. Он сказал, его мир.

Зоуи.

Морщины на лбу Кэпа становятся более заметными, его хватка становится чуть крепче, и я понимаю, что он понял.

Резкий выдох Мэддока и прошептанное Ройсом – черт – говорят мне, что они тоже поняли.

– Она в опасности? – спрашиваю я, гнев вибрирует в каждой косточке моего тела. – Скажи мне.

Кэп качает головой, мгновение колеблется, но затем говорит:

– Скажи это, Кэптен. Просто скажи мне, что она в безопасности.

– Она в безопасности, я клянусь.

То, как звучат его слова, заставляет меня нахмуриться сильнее.

– Но ей что-то угрожает?

Его глаза опускаются, не в силах встретиться с моими, его тон уверенный и ровный, когда он говорит:

– Ей никогда ничего не будет угрожать, Рэйвен. Никогда.

Я киваю, напряжение в моем теле немного спадает, но оно только усиливается, когда Ройс добавляет:

– В этом-то и проблема.

Мои глаза скользят к нему.

– В смысле?

– Мы не можем допустить, чтобы она подвергалась опасности, мы должны защитить ее.

– Как и следует.

– Любой ценой, – хрипит Ройс, переводя взгляд на Мэддока.

Я смотрю на него.

Чистый гнев прожигает его лицо, обостряя и без того острые углы, ожесточая и без того суровые глаза.

Сила солдата в теле короля.

Глаза Мэддока впиваются в мои.

Какова цена?